Выброшенный ребенок

Когда наконец наступил вечер и пастух со стадом возвратился в деревню, Мария и Иоганн стояли у забора в ожидании своих двух коров. Пастух был уже около дома старосты Петерса; там он задержался, что-то рассказывая, и это обеспокоило Иоганна.

— Пойду-ка я сам приведу коров. Что-то он тянет и именно сегодня.

Мария тоже не могла успокоиться и, облокотясь на забор, посмотрела в другой конец деревни.

— Вот уже идет Маргарита Гардер. Я зайду в дом, а когда ты приведешь коров, выйду и подою Белянку.

— Нет, оставайся в доме, сегодня я сам смогу подоить. Будь около Гардер.

Иоганн перепрыгнул через забор и пошел встречать коров, а Мария зашла в дом.

Вскоре пришла Маргарита Гардер. Мария принесла ребенка и передала его кормилице.

— Ах ты, маленький мой, снова проголодался? — сказала Маргарита, беря его на руки. Сев на стул, она продолжала: — Мария, что случилось с твоим Иоганном? Когда я подошла к вашим воротам, он перепрыгнул через забор и пошел в другой конец деревни.

— Ах, он так волнуется; в восемь часов должен состояться сельский сход, а пастух снова принес много новостей из степи, которые нужно рассказать всем жителям деревни. Вы же знаете его: если он что-то знает, то думает, что вся деревня должна это узнать.

— Да, это правда, со старым Мартыном случаются на пастбище такие жуткие истории, что просто смешно! Позавчера вечером он был у нас и рассказал, как двухгодовалый бык хотел его забодать, но поскольку он не из трусливых, то своим кнутом так врезал этому быку, что тот два часа лежал без сознания,— и Гардер при этих словах засмеялась.

— Да,- согласилась Мария,— подобные истории он рассказывает людям на улице, когда гонит скот, и пока дойдет до нашего конца деревни, уже темно.

— Ну,- заметила Маргарита,— сегодня вечером на сельском сходе будут говорить и об этом. Ему скажут, что если он не может вовремя пригонять скот, то наймут другого пастуха.

— Наверно, нужно нагреть побольше воды? — спросила Мария, заметив, как Маргарита посмотрела в сторону печи.

— Да, я думаю, пусть она еще немножко нагреется, и тогда я основательно искупаю этого малыша.

Мария встала и принесла воды. Затем сказала:

— Я пойду подою Белянку, так как она признает только женские руки; если Иоганн начнет доить ее, она не дастся,— Она взяла ведро и вышла.

Когда она вошла в сарай, Иоганн как раз сел около Белянки и начал ее доить. Но как только Белянка заметила Марию, она замычала и начала бить копытом. Ударом ноги она опрокинула ведро, Иоганн от неожиданности отпрянул назад и упал на спину, так что молоко пролилось прямо на него.

— Белянка! — в ужасе воскликнула Мария,- Что с тобой?

Она подскочила к корове, погладила ее, и та успокоилась. Иоганн встал и, с гневом глядя на корову, начал ей выговаривать:

— Негодница! На кого я теперь похож? Да чтобы я еще когда-нибудь стал тебя доить!

Он сердито повернулся и вышел из сарая. Белянка спокойно стояла, пока нежные и ловкие руки Марии доили ее. Когда дойка закончилась, Мария направилась к дому; навстречу ей вышла Маргарита.

— Ну вот, я покормила и искупала малыша. Теперь он лежит и сопит. Я пойду домой и поговорю с мужем. Пусть он скажет на сходе, что мы возьмем ребенка.

Маргарита Гардер ушла, и Мария зашла в дом. В половине восьмого она сказала Иоганну:

— Иоганн, пора идти; некоторые уже пошли.

Сказав, что поест после возвращения, Иоганн вышел на улицу. Дукель Гардер тоже как раз вышел со двора, и они оба отправились к Петерсу, так как сельский сход всегда проходил у старосты.

— Интересно, чем все это кончится,- обратился Дерксен к Гардеру после того, как они молча прошли некоторое расстояние.

— Ну, моя жена хочет, чтобы, когда встанет вопрос о том, кто возьмет ребенка, я сказал, что возьмем его мы. Я вполне с этим согласен: ведь нельзя же выбрасывать ребенка, как щенка! — При этих словах они как раз повернули к Петерсу.

В доме старосты уже собрались многие жители деревни. Им было странно, что их собрали в этот вечер: ведь только два дня назад был сход. Когда Гардер и Дерксен зашли в дом и сели, Ганс Петерс, сельский староста, встал, подошел к столу и выкрутил фитиль в лампе. Большие часы как раз пробили восемь. Когда замер последний удар, Петерс сказал:

— Друзья и соседи, для вас, конечно, неожиданно то, что я снова созвал вас, тогда как лишь позавчера вечером мы были вместе. Дело в том, что случилось то, что бывает не каждый день и о чем необходимо хорошенько порассуждать. Речь идет о найденном ребенке. Возможно, вы уже знаете, а может быть и нет, что жена Иоганна Дерксена нашла ребенка, мальчика, и притом весьма странным образом.

Собравшиеся стали переговариваться. Прозвучал вопрос:

— Что, у Иоганна Дерксена нашли ребенка?

— Нет,- возразил Петерс,— не у Дерксена, а жена Дерксена нашла...- Он посмотрел на собравшихся,— Дерксен здесь? — спросил он.

— Да, он здесь сидит,— ответил Гардер и встал, чтобы показать старосте, где он, так как при слабом свете лампы было плохо видно.

— Ну, Дерксен, расскажи эту историю подробней, как ты ее знаешь,- предложил Петерс.

Дерксен робко поднялся, еще раз внимательно осмотрел рукава куртки — не осталось ли на них незамеченных им капель молока, и подробно рассказал, что случилось утром.

— Моя жена не может обеспечить ребенку нужное питание, и поэтому мы не знаем, что нам делать.

Последовала короткая пауза. Затем Петерс обратился к собравшимся:

— Теперь все вы услышали эту историю. Вопрос такой: кто хочет взять ребенка и ухаживать за ним?

Некоторое время в помещении слышался приглушенный шум голосов. Наконец Петерс снова спросил:

— Ну, кто встанет и скажет, что возьмет ребенка?

Откуда-то сзади раздался голос:

— Если жена Дерксена подобрала ребенка, почему она не хочет оставить его у себя?

Видно было, что старосте такие речи не понравились. Он опять нервно подкрутил фитиль и взволнованно пояснил:

— Неужели вам не понятно, что жена Дерксена не может оставить его у себя, так как ей нечем кормить его? На ржаном хлебе и ячменной каше он не будет жить — это ведь и слепому видно! Итак, скажите, что нам делать или кто хочет взять ребенка?

Все молчали. Гардер уже много думал о том, смогут ли они дать ребенку нужное питание. Наконец он встал и сказал:

— Как я вижу, никто из вас не хочет связываться с этим бедным созданием. Ну что же, придется нам взять его. Нашему Якову тоже всего десять дней от роду, и если он уделит немного от своего стола, глядишь, и другой выживет. Когда мы разойдемся, я зайду к Дерксенам и заберу ребенка.

Много еще было разговоров об этом деле. Люди высказывали свои предположения. Вдруг встал пастух — он тоже пришел — и начал снова рассказывать о своих приключениях. Но тут поднялся Иоганн Дерксен и сказал:

— Да, еще один вопрос: о нашей скотине. Скоро, наверное, дело дойдет до того, что в наш конец деревни скот будут пригонять в полночь.

— А что, случилось что-то особенное? Что ты имеешь в виду? - спросил староста.

Снова поднялся Гардер и пояснил:

— Сюда, на этот конец, скот приходит обычно вовремя, но пока пастух расскажет каждому жителю о своих приключениях, он добирается до нашего конца уже в темноте.

Пастух понял, что выдуманная им жуткая история в данный момент будет просто неуместна, и молча сел.

— Да, это так, у него всегда есть что рассказать,— согласился староста,- Но я думаю, теперь он этого делать не будет. Слышишь, Мартын? Ты теперь знаешь, чего требуют от тебя жители; ты иногда слишком долго стоишь на одном месте. Вот и сегодня вечером ты долго стоял здесь, у нас. Так что давай гони скот своевременно через деревню, и все будут довольны.

Пастух понял, что если он не пообещает в дальнейшем измениться, то останется без работы.

— Я буду стараться вовремя пригонять стадо.

— Вот и хорошо, только не забывай об этом,— предупредил его еще раз староста и, обратившись к собравшимся, сказал: — Ну, кажется, мы все обсудили. Значит, Гардер, вы берете ребенка и ухаживаете за ним, сколько сможете. На этом наш сход закончен.

Но разговорам не было конца. Иногда такие собрания продолжались до полуночи, и, похоже, сегодня будет именно так, поскольку один знал то, другой это, и все хотели рассказать, что они знают.

Однако Гардер и Дерксен не остались. Они встали и отправились домой. Немного погодя незаметно исчез и пастух, чтобы не наслушаться еще больше нелестных замечаний в свой адрес.