Выстрел из прошлого

Глава 12

— По-моему, кофе явно становится лучше, — одобрительно кивнула Тесс, потягивая маленькими глотками кофе. Они с Джекки ждали начала заседания Общества защиты прав приемных детей. — Когда поднимаются цены, как только люди привыкают к мысли, что им приходится платить два, три доллара за ту же самую вещь, за которую раньше платили один, как их требования тут же возрастают. И вот теперь там, где раньше можно было получить разве что какую-нибудь пережаренную или недоваренную дрянь, все из кожи вон лезут, лишь бы подать что-нибудь повкуснее. Даже в таких местах, где кофе бесплатный. Вот как здесь, например.

Джекки ничего не ответила — только молча скрестила руки на груди и спрятала длинные ноги под стул, на котором сидела.

— Да вот взять опять хотя бы тот же кофе, — продолжала рассуждать Тесс в надежде, что ей в конце концов удастся вытащить Джекки из той норы, куда она упорно старалась забиться. — Как-то раз прочитала в газете, что растворимый кофе обычно предпочитают пожилые люди. Когда их спросили — почему, ответ по большей части был один и тот же, дескать, с кофе в зернах слишком долго возиться: сначала молоть его, потом варить и все такое. Захочешь выпить еще чашечку — и начинай все сначала. И как вам это нравится? Слишком долго, видите ли! Можно подумать, у них дел полон рот! И вот поди ж ты — им неохота потратить десять минут ради того, чтобы выпить по-настоящему хороший кофе!

Джекки вдруг согнулась чуть ли не вдвое, и Тесс на полуслове прервала монолог, озадаченно глядя на нее. Вид у ее «напарницы» был такой, словно у нее неожиданно схватило живот. Тесс грешным делом подумала даже, уже не потому ли Джекки попросила составить ей компанию, что ей было страшно идти сюда одной? Наверняка решила, что присутствие Тесс придаст ей мужества и не позволит попросту позорно сбежать. Впрочем, если уж честно, то у нее самой тоже поджилки тряслись. Да и неудивительно — Колумбийский экуменический центр выглядел на редкость внушительно. Это место было настоящим храмом всех религий сразу. Впрочем, в Колумбии это с самого начала было своего рода культом, и здание, где размещался центр, до сих пор сохранило своеобразную атмосферу какой-то болезненной чувствительности.

— Надеюсь, они тут не собираются попросить нас встать в круг и взяться за руки? — прошептала Тесс, обращаясь к Джекки. — Или спеть хором какие-нибудь христианские гимны? Или псалмы? Лично я против. Мне они всегда страшно напоминают народные песни, только очень занудные.

— Может, хватит молоть вздор? — вспылила Джекки. — В конце концов, это всего-навсего приемная. Мы же не на службу сюда явились! — Все это было сказано резким и раздраженным тоном, но Тесс нисколько не обиделась. Скорее, была даже рада, что Джекки выбралась-таки из своей скорлупы.

Украдкой бросив взгляд на скорчившуюся на стуле «напарницу», Тесс решила, что та здорово смахивает на лебедя, сделанного каким-нибудь любителем оригами. Джекки едва ли не завязалась узлом, крепко обхватив себя двумя руками, словно надеялась, что, став как можно меньше ростом, просто растворится в воздухе и исчезнет, наконец, из этого ужасного места. Увы, с ее эффектной внешностью просто глупо было рассчитывать стать невидимкой. Джекки не принадлежала к числу тех женщин, которых можно не заметить. Да вот взять хотя бы то, как она была одета, — простые темно-синие слаксы и свитер в тон, в ее собственных глазах, возможно, были самыми что ни на есть простецкими, но в этой комнате они сразу притягивали взгляд, как бриллиант чистейшей воды среди дешевых стекляшек. А может, все дело было в ее яркой, вызывающей красоте. Тесс вдруг почему-то решила, что Джекки наверняка занимается йогой.

Ну и, конечно, основная причина крылась в том, что она была темнокожей. Единственная цветная женщина в комнате, где собрались одни белые, Джекки выделялась на их фоне как белая ворона.

Неожиданно в комнате появилась женщина с рыжеватыми, сильно тронутыми сединой волосами и быстрым, решительным шагом двинулась к возвышению в передней части комнаты. Взобравшись туда, она повернула к себе микрофон, покашляла в него, пощелкала по нему ногтем — словом, сделала все, что положено делать в таких случаях, после чего отключила его совсем.

— Надеюсь, сегодня мне эта штука не понадобится, — заявила она звонким, отчетливым голосом, который, словно набатный колокол, достиг самых дальних концов комнаты.

Большинство собравшихся рассмеялись. Тесс присоединилась к ним, краем глаза заметив, что лицо у Джекки приобрело нетерпеливое выражение.

— Меня зовут Адель Сирола. Я представляю тут Общество по защите прав приемных детей. Мы, так сказать, группа поддержки в самом что ни на есть прямом смысле этого изрядно затасканного слова. Мы помогаем тем, кого в свое время усыновили, отыскать своих биологических родителей. Кроме этого, действуя на федеральном и государственном уровне, мы пытаемся добиться более широкого доступа к записям и документам об усыновлении, а также выделения дополнительных средств для проведения изысканий в службах, занимающихся записями актов гражданского состояния. В прошлом месяце, как всегда в мае, мы провели в Вашингтоне марш под девизом «Я хочу знать, кто я есть на самом деле». — На лице ее появилась улыбка, исполненная одновременно горечи и христианского смирения. — И пресса опять не обратила на нас ни малейшего внимания, впрочем, тоже как всегда. В последние годы мы постоянно чувствуем некоторую недоработку в плане, скажем так, работы с общественностью.

Вверх взмыла чья-то рука.

— Моя подруга умоляла меня, чтобы я ни в коем случае не вздумала сегодня приходить сюда. Она говорит, вы на самом деле просто какая-то шайка радикалов, требующих, чтобы усыновление было вообще запрещено.

Адель тяжело вздохнула:

— Это результат известного всем нам дела малышки Джессики, малыша Ричарда и некоторых других нестандартных случаев, когда настоящая мать, одумавшись, делает попытку вернуть своего ребенка, прежде чем постановление об усыновлении войдет в силу. Тогда какая-нибудь лазейка в законе — скажем, ее же собственная ложь касательно возможного отцовства — дает ей долгожданную возможность вернуть ребенка назад. Естественно, газетчики страшно рады подобным случаям. Окружив всех участников этой сцены плотной стеной, они главным образом стараются «запечатлеть момент, когда кричащего, испуганного ребенка вырывают из рук приемных родителей и отдают людям, которых он до этого никогда в жизни не видел». Как драматично, верно? Средства массовой информации поднимают жуткий вой, все в восторге, но дело в том, что это совсем не то, чем мы занимаемся.

Увлекшись, Адель широким шагом расхаживала по импровизированной сцене. Видимо, разговор пошел «не по сценарию», но ее это скорее воодушевило. Теперь она вся пылала благородным негодованием.

— Ей-богу, у меня скулы сводит от злости, когда кто-то говорит мне, что я, дескать, не могу себе этого представить просто потому, что мне никогда не доводилось испытывать ничего подобного. Честно говоря, я всегда считала себя достаточно чутким человеком. Но штука в том, что люди, родившиеся в нормальной семье, действительно просто не в состоянии понять, каково это — знать, что тебя усыновили. Они не могут представить себе, что такое иметь чудесных, любящих отца с матерью и тем не менее каждый день до рези в глазах смотреть в зеркало, мучительно пытаясь представить себе своих родителей, тех самых, давших тебе жизнь. Почему они отказались от тебя? Что заставило их сделать это? Какие они? Что ты унаследовал от них? Даже если оставить в покое гены и то, что нам в последние годы стало известно о законах наследственности, разве не интересно узнать, кто они, твои биологические родители?

Откуда-то слева опять раздался робкий голос:

— В агентстве, через которое меня усыновили, на все мои расспросы ответили, что я, конечно, имею полное право получить информацию, но только чисто медицинского характера. Но если они, дескать, не смогут гарантировать своим клиентам полную конфиденциальность, тогда вся система усыновления пойдет прахом.

— Позвольте, я попробую угадать. Могу поспорить, вы были усыновлены через одну из католических организаций, — сказала Адель.

Кое-кто в толпе собравшихся понимающе рассмеялся — видимо, речь шла о хорошо знакомых вещах. «В каждом сообществе свой собственный, непонятный другим язык, свои шутки и истории», — вспомнила Тесс.

— Да, мне тоже хорошо знаком этот аргумент, — продолжала Адель. — Только он немножко устарел, вы не находите? Я хочу сказать, он ведет свое начало с тех времен, когда в обществе бытовало устойчивое мнение: дескать, все «отказные» дети, родившиеся в результате греховной страсти, несут в себе следы пороков их родителей и уже поэтому не имеют права знать, кому они обязаны своим появлением на свет, — иначе, мол, откроется столько постыдных тайн, что наше общество содрогнется от ужаса. Но на дворе у нас двадцать первый век — во всяком случае, так было с утра, — и в наши дни для незамужней женщины нежелательная беременность не что иное, как досадное недоразумение. К тому же все чаще и чаще бывает наоборот, когда для незамужней женщины беременность становится новым толчком в карьере. Между Ингрид Бергман и Мадонной всего-навсего одно поколение. И когда в качестве аргумента вам говорят: «Это стыдно!» — не бойтесь ответить: «Вовсе нет. Мне не стыдно — стыдно должно быть вам!»

Джекки вертела в ухе сережку, то расстегивая ее, то снова застегивая с резким щелчком, и так без конца.

— А вас в свое время тоже усыновили? — спросила женщина слева.

Адель улыбнулась:

— Признаюсь вам по секрету — я мать троих детей. Все они в настоящее время уже работают в Американском национальном институте здоровья. И мне все чаще стало приходить в голову, что у меня, похоже, стало слишком уж много свободного времени.

Тесс обратила внимание, что при этом замечании многие женщины рассмеялись. Мужчины же продолжали хранить молчание, только у некоторых лица стали смущенными.

— Конечно, и меня в свое время тоже усыновили, — продолжала Адель. — Я прожила с этим всю жизнь. А вот искать свою родную мать я начала, когда мне перевалило за тридцать, и я уже сама была матерью. Между прочим, в этом нет ничего необычного — материнство настолько круто меняет всю вашу жизнь, что вы начинаете видеть все под совсем другим углом. В конце концов мне удалось отыскать ее — в Нью-Йорке, в какой-то жалкой богадельне, где она умирала от воспаления легких. Фактически всю свою жизнь моя мать прожила на улице — вот и все, что мне удалось о ней узнать. Неделю спустя ее не стало. Признаюсь вам честно — единственное, о чем я жалею и чего безумно стыжусь, так это того, что не начала искать ее раньше. Тогда у меня в запасе было бы полгода… год… пять лет, которые мы могли бы провести вместе. А так судьба подарила нам всего неделю. Но это все-таки лучше, чем ничего, верно?

— Почему бы вам не рассказать нам, Адель, как вы ее нашли? — Тесс сразу насторожилась — вопрос прозвучал так, словно его отрепетировали заранее.

— Спасибо, Терри. Терри у нас новенькая, так что я с самого начала ожидала, что она спросит об этом. — Благодаря ее манере держаться — так непринужденно, по-дружески и в то же время с изумительной уверенностью в себе — в Адель угадывался талантливый профессионал. Языком она владела отменно. Тесс нисколько не сомневалась, что Адель способна убедить кого угодно и в чем угодно. Да вот, полюбуйтесь, не прошло и нескольких минут, и вся эта толпа готова есть у нее из рук! Похоже, она из тех людей, кто может запросто всучить крем для загара эфиопу, а эскимосу — холодильник.

— Я сделала это так же, как сделаете и вы, когда решите отыскать своих родителей. Надо начать с того, что вам известно — с агентства, через которое вас в свое время усыновили. Поднимите свою медицинскую карту, любые документы медицинского характера — не исключено, что в них найдется что-то, что наведет вас на след. К счастью, в наши дни усыновленные имеют на это право — благодаря таким обществам, как наше. Настаивайте, требуйте, угрожайте, старайтесь их разжалобить. Не стесняйтесь, пусть все идет в ход. Может, всплывет какое-то имя. Или штат. Вы сами удивитесь, как много можно узнать, если захочешь.

Тесс, невольно вспомнившая, сколько трудов ей стоило отыскать имена и фамилии четырех подростков, о которых она почти ничего не знала, наконец, не выдержала:

— Между прочим, это не так просто, как вы говорите. На самом деле все совсем по-другому.

Большинство собравшихся обернулись, недовольно покосившись на незнакомку, осмелившуюся поставить под сомнение слова их кумира. Но сама Адель только пожала плечами.

— А разве я говорила, что будет легко? Конечно, это трудно. Но в этом нам поможет вот такая брошюрка на двадцати двух листах… — ловким движением она непонятно откуда выхватила нечто вроде проспекта в обложке персикового цвета и с черной пластмассовой пружинкой, — которую вы можете приобрести прямо сейчас за смешную цену, практически бесплатно. Также мы имеем возможность вести поиски в Интернете, у нас тесные контакты с другими группами по всей стране, что может помочь тем из вас, кто приехал сюда из других штатов. Итак, если все, что я сейчас вам рассказала, вызовет в душе у вас добрые чувства и побудит пожертвовать какую-то сумму — не важно, большую или маленькую — на наше святое дело, я буду рада. Мэрилендское отделение общества защиты прав приемных детей — некоммерческая организация. Естественно, все пожертвования вычитаются из общей суммы налогов. А теперь… есть еще вопросы?

Несколько рук сразу взметнулись вверх.

— Я имею в виду вопросы общего характера, не касающиеся конкретно вашего случая, — торопливо добавила Адель. — Тогда предлагаю устроить небольшой перерыв, выпить по чашечке кофе и попробовать нашу чудесную выпечку. Наши консультанты охотно подскажут вам, с чего начать поиски. В зале их несколько человек, так что вы сможете спокойно и без помех обсудить с ними, как приступить к розыскам. Можете также пообщаться с другими членами нашего общества. Из беседы с ними вы сможете понять, готовы ли вы к тому, чтобы искать своих настоящих родителей. Но вы сегодня пришли к нам — а это уже первый шаг.

Джекки не двинулась с места. Тесс подошла к столу, снова наполнила чашки кофе и положила в салфетку пригоршню печенья. Глаза у нее разбежались — чего тут только не было! Французские пирожные и деревенские коврижки с корицей, лулу, шоколадное печенье и печенье с миндалем. «То-то, по-моему, мы уже больше не в Балтиморе!»

Джекки отказалась и от кофе, и от печенья. Собравшиеся разбились на небольшие группки, и зал наполнился ровным жужжанием голосов, но у Джекки, судя по выражению лица, не было никакого желания выбраться из своего угла и приступить к делу. Слегка ссутулившись, она зябко обхватила себя руками, словно ей вдруг стало холодно.

Адель, вынырнув из толпы, подошла к ним и плюхнулась на свободный стул возле Джекки. Блузка у нее наполовину вылезла из юбки, в углу рта прилипли крошки от печенья. В руках она держала стаканчик с кофе и за отсутствием ложки помешивала его шариковой ручкой. Сказать по правде, что-то в этой женщине импонировало Тесс. А непринужденность, с которой Адель сунула в стаканчик дешевенькую пластмассовую ручку, только укрепило это чувство.

— Ну, как вы тут? Чувствуете себя немного не в своей тарелке?

— Нет! — вскинулась Джекки. — Просто… скорее всего, дело в том, что я слишком сильно выделяюсь на общем фоне.

— Потому что вы цветная? — Судя по выражению ее лица, Адель явно была шокирована. Похоже, ни в Центре межрелигиозных связей, ни вообще в Колумбии просто было не принято даже упоминать о существовании такого фактора, как расовые отношения. Любой намек на его существование считался верхом неприличия.

— Вы тут все время говорили о том, как разыскать своих родителей. Но у меня другие проблемы — мне не нужно искать свою мать. Я сама… сама когда-то была матерью.

Адель сочувственно взяла Джекки за руку. От удивления Тесс едва не свалилась со стула — чтобы Джекки позволила такое совершенно незнакомой женщине! Скорее уж можно было ожидать, что она строптиво оттолкнет руку Адели или вырвет свою. Но Джекки не сделала ни того, ни другого. Опустив глаза, она застыла, словно завороженная мягким, успокаивающим голосом Адель. Тихий и мелодичный, как журчание лесного ручья, он проливался словно бальзам на душу. И хотя сейчас она говорила гораздо тише, но в голосе ее чувствовалась та же жизнерадостная веселость, которая с самого начала завоевала ей симпатию Тесс.

— Вы, наверное, тогда были совсем молоденькой, да? Сколько вам было тогда? Шестнадцать? Семнадцать?

— Восемнадцать, — не выдержала Тесс, заметив, что Джекки упорно молчит. — Сейчас ей тридцать один.

— Что ж, вы правы. К нам сюда ходят не столько матери, сколько дети. А уж матери вашего возраста вообще никогда. Но вы все равно молодец, что пришли. Правильно сделали. С каждым днем след остывает все больше. Где вы рожали — тут, в Мериленде?

Джекки, закусив губу, молча кивнула.

— А поточнее?

— Тут, в городе. В Балтиморе.

— С каким агентством вы имели дело — с частным или государственным? Или с какой религиозной общиной?

— Это было частное агентство. У них была крохотная контора на Саратога-стрит.

— Название помните? — Тон, которым разговаривала Адель, с каждой минутой становился все ласковее, словно перед ней был не человек, а затравленный, раненый зверек, которого она старалась выманить из норы, куда тот с перепуга забился.

— Какой-то там Выбор.

— Ясно — какой-то там Выбор с офисом на Саратога-стрит. Наверное, вам кажется, что это ничтожно мало, но вы увидите, что это не так. Сначала я позвоню Джеффу, и вы сами убедитесь, сколько можно узнать, даже имея на руках так мало информации. — Сейчас она говорила, обращаясь к Тесс, словно взяв Джекки под свое крыло. — Джефф — настоящий специалист по Балтимору. Лично я лучше знаю Вашингтон и его пригороды.

Она подошла к худощавому мужчине с тонким лицом и выразительными карими глазами. Если бы Тесс сейчас интересовали подобные вещи, она могла бы даже назвать его интересным, но беда в том, что как раз сейчас это ее нисколько не интересовало. Адель и Джефф отделились от группы, заговорив о чем-то вполголоса. Похоже, оба были сильно взволнованы. Тесс навострила уши. Ей послышалось, как кто-то из них приглушенно воскликнул: «Боже милостивый!» — и голоса снова понизились до едва слышного шепота. Через пару минут оба повернулись и подошли к тому месту, где сидели Тесс с Джекки. По их лицам Тесс сразу догадалась, что дело оказалось вовсе не таким легким, как уверяла их Адель.

— У меня для вас и плохие, и хорошие новости, — начал Джефф. — Да, конечно, я знаю это агентство: «Планирование семьи — ваш выбор». Они часто давали свою рекламу в различных еженедельниках, предлагали самый широкий спектр услуг — от новейших методов контрацепции до абортов. Финансировались одной достаточно радикальной группой, которая выступает против абортов. Занимались они и усыновлением, но в основном их задача — припугнув несчастных женщин, отговорить их от аборта, и тут они не гнушались ничем, вплоть до дезинформации. В конце концов их прикрыли. Случилось это лет пять назад.

— И что все это значит для меня лично? — встрепенулась Джекки. Столкнувшись лицом к лицу с проблемой, она была просто не в состоянии и дальше оставаться не у дел. Тесс усмехнулась — теперь перед ней вновь была решительная, деловая женщина, которую препятствия на ее пути не пугали, а скорее подстегивали, побуждая к решительным действиям.

— Это значит, что дальше вы можете действовать так, как мы обычно советуем в подобных случаях — вернуться в агентство и попытаться найти какие-то концы, — вмешалась Адель. — Но поскольку у них отобрали лицензию, стало быть, сейчас уже практически невозможно отыскать людей, которые работали там в те годы. То же самое относится и документам. Конечно, это печально, но еще не конец.

Тесс незаметно протянула руку и незаметно ткнула пальцем Джекки в бок. Ногти она обычно стригла довольно коротко, но толчок вышел достаточно сильным. «Вспомни, это ведь как раз то, для чего ты меня наняла, — означал он. — Я нашла тебя, я смогу найти и тех, кого практически невозможно найти».

— И с чего же мне начать? — не обратив на нее ни малейшего внимания, спросила Джекки. — Если с агентства начать нельзя, то что же тогда делать?

— Покопайтесь в собственных воспоминаниях, — посоветовал Джефф. — Чаще всего агентства практически ничего не сообщают матерям — считается, что так лучше для них же. Известны случаи, когда они выбрасывали или уничтожали документы, содержащие информацию, которую им по правилам вообще не положено иметь. Помню еще случай, когда один из наших клиентов узнал имя своей родной матери из какого-то больничного бланка, который ему прислали по ошибке.

— Они сказали, что моего ребенка взяла к себе семья какого-то врача, — с надеждой в голосе прошептала Джекки.

— Проклятье! — вполголоса выругалась Адель. — Мне очень жаль, дорогая, но они почти всем так говорят. Это стало чуть ли не привычкой.

Лицо у Джекки вдруг сморщилось, словно она вот-вот заплачет. Тесс покрепче ткнула ее пальцем в бок, таким нетрадиционным способом давая понять, что отчаиваться слишком рано. Тем более, когда рядом человек, которому она платит.

— Это агентство… — начала Тесс, решив, что пришло время вмешаться и ей. — Вы не помните, когда у них отобрали лицензию, это было громкое дело? Или все было проделано шито-крыто?

— Простите, а кто вы ей? — поинтересовалась Адель. Это было сказано без малейшего недоброжелательства, словно речь шла об обычном любопытстве, но Тесс поморщилась. Уж не решила ли эта Адель, что они с Джекки любовники?

— Подруга, — поспешно ответила Джекки, прежде чем Тесс успела придумать, что сказать.

«Что ж, прикрытие не хуже любого другого», — развеселилась Тесс.

— Так… парочка статей в газетах да сообщение в сводке новостей, ничего особенного, — ответил Джефф. — Мне кажется, у меня в конторе сохранились кое-какие материалы об этом агентстве. Но там нет никаких имен, во всяком случае, насколько я помню. Владельцы исчезли, словно растворились в воздухе, вместе со всеми документами, естественно, имена клиентов остались в тайне — все, как и должно быть.

— Кажется, я помню — это ведь случилось в Аннаполисе! Знаете, я готова побиться об заклад, что все прошло совсем не так тихо и гладко, как вы говорите. Наверняка были сделаны какие-то попытки… предприняты определенные шаги, чтобы все это не повторилось снова. Скорее всего, кого-то даже допрашивали: ну, скажем, одного из напуганных клиентов, например. А если удалось отыскать одного или двух недовольных служащих, пожелавших дать показания, то и их тоже.

Джефф посмотрел на Тесс так, словно она сошла с ума:

— Да, все тогда случилось примерно так, как вы говорите. Но дело не было предано огласке, и вердикт по этому делу не вышел за стены комиссии. Между прочим, а откуда вам это известно?

— Потому что если политик не в состоянии поднять шум по поводу чьей-то личной трагедии и устроить из всего этого грандиозный спектакль, то грош ему цена, — отрезала Тесс. Она повернулась к Джекки. — Наверняка сохранился и сам вердикт, и показания тех, кого допрашивали по этому делу, и их имена. И не важно, что сам вердикт не попал в газеты, — такие документы не выбрасывают. Завтра у нас будет список свидетелей. А там будет видно, с кого из них начать.

— Не обольщайтесь, заниматься подобным делом — все равно что копаться в мусорном контейнере, — предупредила Адель. — Это не тот случай, когда, отыскав что-то, можно сразу праздновать победу. Своими поисками вы наверняка растревожите самое настоящее осиное гнездо. А если в этом деле завязаны большие шишки, то оно может оказаться опасным. Знаете, как кегли — никогда не знаешь, в какую сторону они упадут. Так что вам было бы куда безопаснее действовать через нас.

Джекки решительно полезла в сумочку, вытащила оттуда чековую книжку и ручку — «Мон Блан», естественно! — и выписала чек на 250 долларов.

— Спасибо за помощь, — кивнула она. — А насчет шишек… знаете, о них пока волноваться рано. Вот повалятся, тогда и посмотрим. А пока…

В глазах Адели вспыхнула надежда.

— А пока напишете мне расписку, чтобы я могла вычесть эти деньги из суммы налогов, — хладнокровно напомнила Джекки.