Выстрел из прошлого

Глава 13

Во вторник утром, около девяти, Тесс съехала с автострады и свернула на узкую проселочную дорогу, ведущую на север. Полчаса, которые потребовались для того, чтобы добраться до школы Пенфилд, пролетели незаметно. И все благодаря чьему-то голосу, вещавшему по радио о новой глобальной государственной программе, согласно которой в каждую новую машину вживлялся компьютерный чип, и после этого ее можно было отыскать где угодно и когда угодно. Тесс невольно задумалась, как эта идея сработает на практике. Куда подеваются старые машины? И если правительство решит отобрать машину у нее, Тесс, то что оно сделает с ее бедной старушкой «тойотой»?

А пока она оставила радио болтать и дальше, решив, что на данный момент и это сойдет. Какофония несущихся из приемника голосов развлекала ее, заменяя собеседника, и получалось даже неплохо. К несчастью, передача о компьютерах очень скоро закончилась, ее сменила другая, в которой ярые консерваторы и вежливые либералы сошлись грудь с грудью, снова и снова повторяя все те же осточертевшие доводы. Тесс покрутила настройку, стараясь отыскать что-нибудь еще.

Теперь какой-то позвонивший в студию желал узнать, действительно ли эти недавно появившиеся крохотные диски, или «летающие тарелки», являются частью государственной программы слежения. «Конечно, а то как же!» — уверил его ведущий и с жаром начал объяснять, как именно, по его мнению, подобные штуки позволяют тем, кто сидит в Белом доме, совать свой нос в ваши дела, а потом на полном серьезе принялся убеждать своего собеседника, что даже в его собственной квартире наверняка полным-полно «жучков». Все это звучало настолько захватывающе, что Тесс, увлекшись, едва не проскочила нужный поворот.

Она все еще не привыкла к мысли, что работает на двух клиентов сразу. Чем-то это напоминало ей балансирование на проволоке. Джекки объявила, что прямо с утра пораньше отправится в Аннаполис, поэтому Тесс пообещала Билу заняться поисками Саламона Хоукинса. Чтобы договориться о встрече, она еще с вечера позвонила в Пенфилд и поведала директору заранее состряпанную историю, благоразумно воздержавшись от слишком уж откровенной лжи. Тесс заявила, что, будучи выпускницей Вашингтонского колледжа (чистейшая правда!), она искренне заинтересована в том, чтобы привлечь в колледж как можно больше одаренных студентов (собственно говоря, в этом заинтересован любой колледж, беда только в том, что сама Тесс не имела к этому ни малейшего отношения), и вот совсем недавно ей стало известно о весьма способном юноше по имени Саламон Хоукинс, к тому же получившем награду конкурса за лучшее публичное выступление (абсолютная правда). Директор поначалу мялся и отнекивался, потом все-таки нехотя согласился позволить ей встретиться с Саламоном этим утром, во время учебного дня.

Простенький деревянный указатель «Школа Пенфилд» оказался настолько незаметным, что она проскочила мимо него и, чертыхнувшись, принялась искать, где развернуться. Насколько ей удалось выяснить, школа Пенфилд была основана еще в 1888 году. Вначале это была обычная церковная школа для самых бедных детей, в основном сирот. Строго говоря, учитывая ее историю, Саламон Хоукинс соответствовал духу заведения куда больше, чем многие из тех, кто учился тут сейчас.

Директор, Роберт Фрили, встретил Тесс в холле. «Привет, мистер Чипс!» Высокий и худой, как жердь, с преждевременной сединой, в твидовом костюме, он как будто появился прямехонько из агентства «Сентрал Кастинг». Конечно, за городом даже в июне по утрам намного прохладнее. И все-таки не настолько же холодно, чтобы облачаться в толстый твидовый пиджак. Да еще с кожаными заплатками на локтях.

— Вас ждут в библиотеке, — пробормотал он и повел ее за собой.

Они оказались в коридоре, на первый взгляд мало чем отличавшемся от любых других школьных коридоров, которых она повидала немало. Но только на первый взгляд, потому что если присмотреться повнимательнее, то сразу бросалось в глаза, насколько Пенфилд богаче, чем та же школа Гвиннс-Фоллз. Не говоря уже о пресловутой Академии Бэннекера. Вроде бы крохотные, едва заметные детали, однако они говорили сами за себя. Так, например, громадная доска, где вывешивали фотографии чемпионов школы по лакроссу и футболу, была из тяжелого дуба, а сами фотографии, судя по всему, протирали от пыли чуть ли не каждый день. Мебель казалась не новой, но выглядела так солидно, словно ее доставили сюда прямиком из какого-нибудь элитного клуба, например, Ассоциации ветеранов авиации. В здании было прохладно, но не из-за обилия кондиционеров, просто толстый камень стен хорошо удерживал свежий ночной воздух. Только царившие внутри здания запахи были типичными для любой школы. Да и неудивительно — ведь школьный мел и дезодорант для мальчиков везде пахнут одинаково.

Саламон Хоукинс, уткнувшись в какую-то книгу, устроился в самом конце длинного библиотечного стола. Напротив каждого стула стояли одинаковые лампы с зелеными абажурами, хотя яркое солнце, пробивавшееся внутрь библиотеки сквозь деревянные жалюзи на окнах, делали их абсолютно лишними. Напротив юноши за тем же столом сидел какой-то мужчина в легком летнем пиджаке. Преподаватель? Может, библиотекарь?

Лет тридцати пяти или чуть больше, с мягкими чертами лица… Тесс внезапно подумала, что он ей кого-то смутно напоминает.

— Не буду вам мешать, — проговорил директор.

Тесс почему-то показалось, что он немного нервничает. Возможно, сидевший за столом мужчина на самом деле не библиотекарь, а член попечительского совета или просто важная шишка, предположила она.

— Мисс Монаган? — Мужчина поднялся ей навстречу. А Саламон Хоукинс даже не оторвал головы от книги, как будто и не заметил появления Тесс. — Позвольте представиться — Чейз Пирсон.

Тесс машинально протянула ему руку, только потом уже заметив, что сам он этого не сделал.

— Ах, ну да, конечно. Вы ведь один из сотрудников нынешнего губернатора, верно? Глава комиссии по правам несовершеннолетних, правильно? — «И уже подумываете, небось, о кресле вице-губернатора, а может, и о чем-то получше — это уж как фишка ляжет». Во всяком случае, если верить тому, что рассказывает дядюшка Дональд, семейство Пирсонов принадлежало к сливкам общества, у них было все — связи, положение, голубая кровь. Его имя, Чейз, по всей видимости, должно было напоминать о его родстве с тем, кто подписал Декларацию независимости от лица жителей Мериленда — правда, весьма отдаленном родстве.

— Я — уполномоченный представитель комиссии по правам детей и подростков, — немного напыщенно объявил он. «М-да, — с насмешкой подумала Тесс, — какой удар по самолюбию, да еще при таких политических амбициях! Чтобы кто-то не узнал его в лицо… да еще не помнил на память, как правильно звучит его титул». — Ранее по специальному заданию губернатора я возглавлял комитет по расследованию случаев насилия над подростками. Люди часто путают их. Но сегодня я здесь в качестве попечителя школы Пенфилд. Считайте меня как бы опекуном Саламона Хоукинса.

Юноша между тем продолжал читать, как будто их вообще тут не было. Видимо, он обладал завидным умением отключаться, с некоторой завистью и уважением подумала Тесс, так что весь остальной мир попросту переставал для него существовать. Подобная целеустремленность была настоящим талантом. Скорее всего, именно она, а не только умение выступать публично открыли ему дорогу сюда, в школу Пенфилд.

— Скажите, директор говорил вам о той заинтересованности, которую Вашингтонский колледж проявил к вашему подопечному? Я имею в виду Саламона.

— Зовите меня Сэл, — поправил тот, не отрывая глаз от книги. — Просто Сэл.

Чейз Пирсон улыбнулся. И Тесс моментально заметила еще одну деталь, изрядно подпортившую в целом безупречный облик возможного кандидата, — его зубы, редкие и неровные, пожелтели от никотина, а у самых десен кое-где виднелся коричневый налет. «М-да, — разочарованно подумала она. — Для вице-губернатора еще сойдет. Но не больше».

— Директор передал мне только то, что вы ему сказали, — проговорил Пирсон. — Однако, когда я вчера позвонил в Честертайн, никто из представителей Вашингтонского колледжа не смог мне объяснить, о чем, собственно, идет речь. Ни один из них ни разу не слышал о Саламоне Хоукинсе.

Вот дерьмо! Ведь знала же, что нужно назначать встречу сразу же после первого звонка, и вот поди ж ты, такой прокол! Вот уж не повезло! А ей-то казалось, она все продумала.

— Программа поиска подходящих кандидатов разрабатывается в Алумни. В колледже не обязательно должны об этом знать.

— Не думаю, — заявил Пирсон. Положив на стол листок бумаги, он поднял на нее глаза. — Тереза Эстер Монаган, двадцать девять лет. Живет в Феллз-Пойнте, на Бонд-стрит, в доме, принадлежащем ее тетке, Кэтрин Хелен Монаган. Имеет «тойоту» двенадцатилетней давности, в прошлом году не проходила техосмотр, и два штрафа за парковку в неположенном месте. Один — здесь, в Балтиморе, другой — в Таусоне. Прежде работала в газете «Стар». В настоящее время имеет лицензию частного детектива, представляет агентство «Кейес Инвестигейшнс». Владеет «смит-и-вессоном» 38-го калибра, на который есть официальное разрешение.

Тесс часто раньше гадала, как выглядит ее досье, которое наверняка где-то существует. Теперь ее любопытство было полностью удовлетворено. Скорее всего, Пирсон задействовал имевшиеся в его распоряжении государственные источники информации, в противном случае он вряд ли бы управился так быстро. Прикинув, сколько времени потребовалось бы Дори, чтобы выяснить то же самое, Тесс покачала головой. Да, надо отдать Пирсону должное — он отлично справился с этим делом. Для любителя, конечно.

Пирсон легким щелчком подтолкнул листок бумаги к Саламону, который за все это время так и не поднял глаза от книги.

— Между прочим, в Вашингтонском колледже были рады узнать ваш новый адрес, поскольку уже несколько лет назад потеряли с вами связь. Так что можете не сомневаться, очень скоро вас засыплют просьбами оказать вашей альма-матер финансовую поддержку. Впрочем, почему-то у меня сложилось впечатление, что вряд ли у вас найдутся свободные средства — даже для любимого колледжа.

— Если Вашингтонский колледж рассчитывал со временем получить от меня какие-нибудь деньги, то им нужно было запретить мне специализироваться в английском, — отрезала Тесс. — Ладно, ваша взяла. Сознаюсь, я вас обманула. Вернее, не во всем, но… Я представляю интересы одного человека, имеющего непосредственное отношение к тому давнему происшествию, когда несколько лет назад трагически погиб один из приятелей Сэла, Донни Мур. Мой клиент, попросивший не называть его имени, хотел бы сделать что-нибудь для Сэла и всех остальных ребят, ставших свидетелями убийства мальчика.

— Стало быть, ваш клиент — Лютер Бил.

Перед глазами Тесс внезапно появилась взломанная дверь в ее офис, и она будто снова услышала, как та хлопает на ветру. Но ей как-то трудно было представить, чтобы такая важная шишка, как Чейз Пирсон, мог снизойти до вульгарного взлома. Для человека его положения это было бы явно чересчур. Может быть, полиция до сих пор «приглядывает» за Билом? Или еще кто-то из доброхотов школы Пенфилд работает в банковской системе и имеет возможность получить информацию о тех чеках, которые она отослала в банк? На одном из них стояла подпись Била. Ничего удивительного — выпускники Пенфилда в Балтиморе были на вес золота.

— Ни в одной базе данных этой информации нет. Вы просто не можете знать точно, интересы кого я представляю, — отрезала Тесс и с некоторым интересом стала ждать, что он на этот ответит.

— Чьи, — поправил Саламон, в первый раз за все время взглянув на нее. Довольно симпатичный юноша, вернее, становится симпатичным, когда улыбается. Глубоко посаженные глаза и резкие черты лица подчеркивала короткая стрижка. Вернее, это и стрижкой-то трудно было назвать, потому что волосы у него на голове были острижены настолько коротко, что, вероятно, даже не нуждались в расческе. — Чьи интересы. А не интересы кого.

— Послушай, есть человек, который хотел бы помочь тебе оплатить учебу в колледже или дать денег, чтобы ты мог съездить в Европу… да не важно, на что. Что тут такого и из-за чего весь этот шум?! Какое, вообще, имеет значение, кто именно меня нанял?

Тесс говорила, обращаясь к Сэлу, но парень, словно забыв о ее существовании, а может, и намеренно игнорируя ее, молча уткнулся в книгу. Видимо, кроме правил грамматики, его мало что волновало. Ах да — еще он настаивал, чтобы его имя произносили именно так, как ему нравится.

— Сэл — круглый отличник по всем предметам. Его с распростертыми объятиями возьмут в любой колледж, притом без всякой оплаты, — сказал Пирсон. — Так что он не нуждается ни в чьих деньгах, чтобы учиться дальше. И в особенности, если эти деньги запятнаны кровью, — с нажимом добавил он.

— Забавно — мне казалось, что раньше вы всегда ратовали за то, чтобы жертвы непременно получали компенсацию. И вот когда речь зашла именно о компенсации, вы первый заявляете, что в ней никто не нуждается.

— Возможно, Лютер Бил убил одного Донни, но он был на волосок от того, чтобы прикончить каждого из детей, кто был свидетелем той страшной трагедии на Батчерз-Хилз. Я требую, чтобы он держался подальше от Сэла. И мне нет дела до того, что он твердит о своем глубоком раскаянии. Тигр не может перекраситься.

— Леопард не может перекраситься, — поправил Сэл.

— Не перебивай, Сэл, — отмахнулся Пирсон.

— Просто тут именно так, — упрямо возразил Сэл. — В том рассказе, который я сейчас читаю. — Он перевернул страницу, и в глаза Тесс бросилась красочная картинка — крокодил, сжавший свои страшные челюсти на хоботе слона. «Киплинг, „Книга джунглей“, — догадалась она, — сказка о том, как нос слона превратился в хобот». Кстати, неплохой наглядный урок для самой Тесс — учитывая ее непомерное любопытство. «Но почему выпускник элитной школы, круглый отличник, читает совершенно детскую книжку?» — недоумевала она.

— Неужели вы считаете, что Сэл ни в чем не нуждается? Даже если он поступит в колледж и получит стипендию, разве ему помешают лишние деньги? Возможно, ему нужна машина… или новый компьютер? Мой клиент был бы рад ему помочь.

При упоминании о машине Сэл навострил уши и бросил на Пирсона быстрый, умоляющий взгляд, словно спрашивая: «А что в этом плохого?» Пирсон упрямо покачал головой.

— Вам хорошо говорить, — недовольно проворчал Сэл. — У вас-то самого небось «порше».

— Школа Пенфилд — частная собственность. Сэл останется тут на все лето, у него дополнительные занятия по математике и химии с биологией. Я бы попросил вас — в качестве личного одолжения — больше не приезжать сюда и не пытаться увидеться с ним. Если же вы не выполните мою просьбу, я не остановлюсь перед тем, чтобы обратиться к властям, и добьюсь, чтобы вам официально запретили это делать.

— Вы намерены получить официальное постановление суда, согласно которому мне будет запрещено даже приближаться к нему? Не смешите меня. И что вы им скажете? Что я наброшусь на него, повалю его на землю и стану силой совать ему деньги в карманы?

— Сэл — мой подопечный, я несу за него ответственность, — чопорно заявил Пирсон. — Вы не первая, кто злонамеренно старается вытащить на свет божий его прошлое. Когда Била два месяца назад выпустили из тюрьмы, на нас посыпались телефонные звонки. Какие-то идиоты с телевидения совсем сошли с ума — решили устроить целый спектакль этакого примирения. Мерзость какая! Они тоже предлагали нам деньги — как и вы. Так вот, вам я скажу то же самое, что и им, — я сделаю все, чтобы жизнь Сэла была безоблачной. И не позволю, чтобы она была омрачена постоянным напоминанием о то, что произошло пять лет назад.

Тесс обвела взглядом роскошно обставленную библиотеку, где книжные шкафы ломились под тяжестью книг, бросила взгляд на Сэла Хоукинса, отметив темно-синий пиджак, брюки цвета хаки и голубую рубашку — точно такую, как носили в Оксфорде. И перед глазами ее вновь встало лицо Трежера, перепачканное дармовым лимонным пирожком. Ей показалось, что он вновь разглядывает ее, укрывшись в заброшенном доме, словно зверек в своей норе.

— Похоже, Сэл — единственный из всей их прошлой компании, кто неплохо устроился? А что же вы не приняли в Пенфилд близнецов Титеров? Или Элдона? — насмешливо поинтересовалась Тесс. — Почему вы взяли под свое крылышко именно Сэла?

— Я тут, потому что умный, — заявил Сэл, с шумом захлопнув книгу. — Остальные — просто шайка полоумных недоносков. А у меня оказалось достаточно мозгов для того, чтобы учиться даже в такой гребаной школе, как Пенфилд. Вы уж меня извините, мисс, но у меня теперь новая жизнь. И я не стану тратить время на все это дерьмо, пока не получу стипендию в колледже.

Прихватив с собой Киплинга, он вышел, даже не попрощавшись.

— Убедились? — Пирсон выразительно кивнул в сторону двери. — Любое упоминание о Лютере Биле выводит его из себя. Такие травмы на всю жизнь, знаете ли. А теперь, пожалуйста, уходите. И не пытайтесь пробраться сюда еще раз, иначе я добьюсь того, что вас арестуют.

Только забравшись в машину и отъехав уже довольно далеко от Аннаполиса, Тесс сообразила, что нужно было на это ответить. «Нет, это не упоминание о Лютере Биле так расстроило Сэла. И бедняга Донни Мур тут ни при чем. Сэл явно не может слышать, когда говорят о Дестини и Трежере. И об Элдоне тоже. Все дело в них».

Но, как это часто бывает, было уже слишком поздно.

Лето понемногу вступило в свои права. У судейских уже начались летние отпуска, но жизнь в Аннаполисе кипела по-прежнему. Город наводнили туристы, хлопотливо шнырявшие по улицам, словно муравьи. Поставив машину на платную стоянку, — хотя это и означало, что ей потом придется раскошелиться, — Тесс направилась вверх по холму к зданию Сената.

В бытность свою репортером, она так никогда и не выбралась побывать хотя бы на одном из его заседаний, но примерно представляла себе ту процедуру, после которой законопроект становится законом — иначе говоря, знала то, что знает каждый. Помнится, Джефф из Общества защиты прав приемных детей сказал, что ей нужен сенатский законопроект 319, предложенный сенатором от округа Кэрролл. Раньше этот район считался провинцией, теперь же стал частью Балтимора. Именно он касался прекращения срока действия лицензии, выданной агентству «Планирование семьи — ваш выбор». Тесс несколько удивилась, с чего это кому-то из «глубинки» вздумалось внести на рассмотрение подобный законопроект, тем более сенатору, известному своей многолетней войной за запрещение абортов. Следовало искать подоплеку этого дела. Если файлы комитета ничем ей не помогут, что ж — она всегда сможет обратиться в офис сенатора, попросить посмотреть, что у них осталось по этому делу. Правда, вполне возможно, что в глазах сенатора внесение поправок в закон не такое уж важное дело. Во всяком случае, насколько ей помнится, за минувшие пять лет он ни разу не делал попыток протащить его вновь.

Тесс вошла внутрь пустого и гулкого здания Сената и по широкой лестнице взобралась на третий этаж. При виде ее на лице секретарши отразилась тайная радость. Похоже, она здорово соскучилась в одиночестве и ничего не имела против того, чтобы хоть немного поболтать.

— А что вы хотите найти? — полюбопытствовала она.

— Да вот, пытаюсь отыскать хоть кого-то, кто проходил свидетелем по этому делу. Может, они помогут мне напасть на след агентства, из-за которого и заварилась вся эта каша.

Через несколько минут секретарша вручила ей папку.

Тесс вытащила из папки листок с подписями, который по правилам заполнялся перед каждым слушанием. Любой, кто вызывался для дачи показаний, должен был сначала поставить на нем свою подпись. В списке было всего пять фамилий: сам сенатор, кто-то из Департамента людских ресурсов — государственного учреждения, через которое проходили все случаи усыновления, — некие мистер и миссис Джон Уилсон, супружеская чета из Балтимора, и еще какая-то женщина, Уилл Мотт.

— Это все? — спросила Тесс.

— Если в папке больше ничего нет, тогда все. Знаете, я тут больше десяти лет и на память, в общем, не жалуюсь, а вот этого дела не помню, хоть убей. Что — что-то серьезное, да?

— Да нет, в общем-то. Но мне нужно отыскать людей, которые проходили по нему свидетелями. Просто хотелось бы знать, что они говорили тогда. И какое они вообще имели отношение ко всему этому делу.

Секретарша пожала плечами:

— Ну, на этот случай всегда есть пленки.

— Пленки?

— Аудиокассеты. Каждое слушание в Сенате записывается на пленку. Если вы знаете дату и точное время, можно пойти в читальный зал, попросить пленки, взять наушники — и пожалуйста, слушайте себе на здоровье. Ох и скучища! Знаете, как старые радиопостановки, только скучнее. Ну, вы меня понимаете.

— А прямо сейчас можно?

— Да ради бога! Если вам так хочется, идите и слушайте. Вот уж, право, не понимаю, как в такой чудесный день кому-то охота сидеть в душном зале и слушать записи сенатского слушания! За каким чертом вам это надо? Послушайте доброго совета — прогуляйтесь до пристани, а еще лучше — посидите в одном из рыбных ресторанчиков. Я знаю там одно место, где подают таких крабов — пальчики оближешь! А если у вас туго с деньгами, так сходите в кафе «Нормандия» — там тоже очень неплохо кормят. Морской окунь у них — просто объедение!

Тесс, постаравшись не показать, что при одной только мысли о крабах или окуне ее начинает мутить, поблагодарила добрую самаритянку и, распрощавшись, отправилась в читальный зал.

И хотя ей очень хотелось покончить со всем этим поскорее, Тесс заставила себя прослушать всю запись. Занудное предисловие сенатора, со всеми отступлениями и необходимыми в таких случаях формальностями, протесты представителей агентства, вставшего в позу оскорбленной невинности — нет-нет, они ничего не имели против самого законопроекта, просто стремились подчеркнуть, что если «Планирование семьи — ваш выбор» и допустило какие-то огрехи, то они тут совершенно ни при чем.

Само слушание, как это часто бывает в подобных случаях, оказалось чисто формальным. Упор в основном делался на то, что такого рода службы, как правило, стараются не указывать в рекламе, какова же их позиция на самом деле — иначе говоря, включены ли в список их услуг еще и аборты. Сенатор, посвятивший всю свою жизнь борьбе с этим злом, похоже, на этот раз ратовал за применение исключительно превентивных мер, предлагая малоэффективный законопроект. То, что имел в виду он, не позволило бы правительству подвергать строгой проверке работу других агентств, вздумавших последовать примеру злополучного «Планирование семьи — ваш выбор» и использовавших метод «мышеловки», состоявший в том, что несчастных женщин заманивали туда обещанием аборта, а потом беззастенчиво использовали любые средства, дабы отговорить их от этого. (К примеру, одну из этих женщин убедили, что аборт чуть ли не вполовину уменьшит вероятность того, что у нее когда-либо в будущем будут дети, при этом вдвое увеличит риск появления раковой опухоли.)

Далее шли показания многочисленных свидетелей. Тесс, слушая их, едва не заснула. Но вдруг что-то произошло… какая-то перемена. Тесс показалось, что даже голоса свидетелей зазвучали по-другому. Встрепенувшись, она перемотала пленку назад и стала слушать снова.

Свидетельские показания давали Уилсоны — супружеская чета, которые связались с агентством «Планирование семьи», чтобы усыновить ребенка, а потом отказались от их услуг, когда один из служащих агентства принялся соблазнять их значительной скидкой в том случае, если они согласятся усыновить ребенка смешанной крови, к тому же неполноценного физически.

— Она торговалась как на дешевой распродаже, верно, Майк? — обратилась женщина к мужу. — Звучало это примерно так: «Возьмите этого малыша — и мы скинем тысячу долларов, идет? Нет? Ну, тогда две тысячи. А если он будет физически здоров, просто смешанной крови, тогда?»

И снова Тесс, остановив запись, перемотала пленку назад и принялась слушать снова. Да, точно, женщина назвала мужа «Майк». Учитывая, что в списке свидетелей супружеская чета фигурировала как «мистер и миссис Джон Уилсон», это было несколько странно. Если эта свидетельница нигде не указывала свой адрес, отыскать ее будет довольно сложно, подумала Тесс.

Уилла Мотт, согласно ее же собственным показаниям, проработала в агентстве почти десять лет, а в настоящее время заведовала дневным детским садиком в Вестминстере, иначе говоря, в том же самом округе, который представлял сам сенатор. Ура! — возликовала Тесс, записав в блокнот ее имя. Если женщина никуда не переехала за это время, найти ее будет не так уж сложно — учитывая ее довольно редкое имя. Голос у нее был тонкий и какой-то нервный, неуверенный, как раз под стать ее вычурному имени — Уилла. Словно до сих пор опасаясь чего-то, она рассказывала о тактике запугивания, которую применяли ее бывшие наниматели, не забыв упомянуть, что именно это и заставило ее в конце концов обратиться со всей этой историей на местное телевидение. Уилла добавила, что по роду своей деятельности она присутствовала при всех разговорах с клиентами и имела доступ ко всем файлам.

— Почему же вы ждали так долго, прежде чем решились, наконец, обнародовать то, что там происходит? — спросил ее один из членов сенатской комиссии.

Уилла с перепугу принялась заикаться:

— Видите ли, сама я не признаю аборты — это п-против моих религиозных п-принципов. И поэтому поначалу я считала, что делаю благое дело, стараясь отговорить этих несчастных женщин, убедить их не брать грех на душу. Но со временем у меня открылись глаза. Я начала понимать, что в результате обманутые женщины просто пойдут куда-нибудь в другое место. Мне кажется, это… это не по-христиански… ну, то, что они делали. Подумав немного, я поговорила с одной из клиенток, и мы вместе позвонили на телевидение. Мне не пришлось рассказывать обо всех этих мерзостях перед камерой — по моей просьбе запись велась в темноте. И потом они еще использовали такой аппарат… не знаю, как он называется, но из-за него ваш голос звучит очень забавно, никогда и не скажешь, что это твой. Но еще до того, как передача вышла в эфир, хозяева агентства, где я работала, внезапно закрыли офис и куда-то скрылись. В один прекрасный день я пришла на работу, а на двери висит замок.

Вопрос ей задала женщина — тоже член сенатской комиссии.

— А эти усыновления, которыми они занимались в агентстве, — это делалось легально или в обход закона?

— О боже милостивый, конечно же легально! Если бы они занимались только этим, не пытаясь запугивать несчастных женщин, которые приходили к нам со своей бедой, я была бы счастлива работать у них. Но они считали, что делают правильное дело. Понимаете, они сами вроде как в это верили.

На этом допрос свидетелей закончился. Тесс убедилась в этом, услышав записанные на пленки дебаты по поводу совершенно другого законопроекта — что-то насчет государственных законов относительно частых случаев усыновления. Сунув пленку в сумку, она вышла на Лойерс-Малл, сквер в самом центре Ратушной площади, и заморгала, когда яркое солнце ударило ей прямо в глаза. Толпы туристов окружили статую Тергуда Маршалла. Азартно щелкая фотоаппаратами, они позировали возле бронзовой копии статуи Правосудия перед Верховным судом с таким видом, будто это было изображение президента или одного из спортивных кумиров в полный рост.

Статуя Маршалла появилась тут совсем недавно — словно в противовес статуе Роджера Тэни, не менее знаменитого уроженца Мэриленда, также стоявшей перед зданием Верховного суда, и как бы в противовес тому возмущению, которое она вызывала. Собственно говоря, единственное, благодаря чему злополучный судья Тэни вошел в историю, был знаменитый закон о рабстве Дреда Скотта, после чего Гражданская война в стране стала неизбежной. Ничего удивительного, что в девятнадцатом веке те, чьим девизом было: «Прошлое умерло и должно быть похоронено», потребовали, чтобы статую Тэни вышвырнули с площади — как будто историю можно исправить простым росчерком пера. К счастью, правительство штата в редком для него приступе государственной мудрости нашло поистине соломоново решение, поставив напротив статую Тергуда Маршалла в качестве своего рода противовеса. Как ни странно, компромисс оказался на редкость удачным — чего, если честно, никто не ожидал. И вот сейчас Маршалл, окруженный толпой туристов, величаво стоял в самом центре площади, в то время как Тэни, обиженно нахохлившись, одинокий и всеми покинутый, скорбно взирал на него с вершины холма по другую сторону площади.

Усевшись в машину, Тесс включила радио и принялась вертеть ручку настройки, пока не наткнулась на какую-то передачу, где мужской голос взволнованно рассказывала о методах, которыми средства массовой информации пытались скрыть разразившийся в Вашингтоне скандал. Речь, естественно, шла о вполне «либеральном» сговоре средств массовой информации — довод, который всегда вызывал усмешку на губах Тесс. По ее мнению, таких убежденных консерваторов, какими были журналисты, надо было еще поискать.

В передачу вклинился голос комментатора из сводки дорожных новостей, предупреждающий о гигантской пробке в районе к западу от ее офиса. Из-за сильного пожара в квартале одноквартирных домов улицы Файетт и Прэтт были закрыты для проезда, водителям предлагалось добираться в объезд. Тесс прикинула, что ей придется сделать небольшой крюк на восток, въехав в город через туннель Форт МакГенри, хотя она терпеть не могла туннелей — пожалуй, ничуть не меньше, чем платные парковки, испытывая в них чувство клаустрофобии, — но тут уж ничего не поделаешь. Тесс поежилась — страшнее всего было думать обо всей этой многотонной массе воды, бьющейся о стены туннеля и готовой в любой момент раздавить его всмятку, словно спичечный коробок. А тот миг, когда радио вдруг перестает работать и ты остаешься один на один со своими страхами и начинаешь мечтать о том, чтобы услышать человеческий голос — пусть это будет даже бестолковая болтовня о каком-то дурацком заговоре прессы… при одной только мысли об этом волосы у Тесс вставали дыбом!

Может быть, прежде чем въехать в туннель, позвонить на радио, в одно из этих бесчисленных ток-шоу, которые в наши дни плодятся, словно грибы после дождя, поделиться с ними своими мыслями по поводу двух бронзовых символов правосудия, стоящих на площади перед зданием Верховного суда? Большинство этих ток-шоу до такой степени жаждут подобных звонков, что готовы даже платить за них звонкой монетой. Беда только в том, что ей совершенно не хочется услышать на том конце провода чей-то самодовольный баритон — вроде того, что только что вещал по радио. Тесс вдруг поймала себя на том, что мысленно разговаривает с Джекки, рассказывает ей о тех двух статуях на площади, заранее прикидывает про себя, о чем они могли бы поболтать, когда отправятся в Вестминстер на поиски Уиллы Мотт. Впрочем, такая уж у нее была привычка. Часто она даже старалась запомнить «про запас» какие-то смешные истории, чтобы потом повеселить ими кого-то из близких ей людей, чаще всего Тайнера и Китти.

Вот только Джекки никак не относилась к этой категории. Какая она ей подруга — просто клиентка, напомнила себе Тесс. Как только Тесс отыщет ее дочь, Джекки тут же забудет о ней навсегда.