Взаимный обман

4

Дрожащими пальцами она повернула ключ. Дверь протяжно заскрипела, и Эглантайн незаметной мышкой скользнула в дом. Передвигаясь, словно лунатик, она вошла в гостиную и тяжело повалилась на диван.

— Боже мой! — полушепотом простонала Эглантайн. — Что же я наделала?

Ей повезло, что возле ресторана стояло несколько свободных такси, благодаря чему Эглантайн удалось быстро исчезнуть.

Ника Кайла у дверей ресторана не было, однако Эглантайн, несмотря на это, едва не свернула шею, высовываясь из окна, пока такси, мчавшее ее прочь, не выехало на соседнюю улицу.

Впрочем, даже в такси она не чувствовала себя в полной безопасности. Частичное успокоение пришло, лишь когда Эглантайн буквально ввалилась в холл своего домика и тщательно закрыла дверь на все замки.

Не надо было даже соглашаться, думала она, стягивая с себя плащ. Посидела бы один день дома, ничего страшного не произошло бы… Потому что мужчины вроде Ника Кайла способны серьезно изменить жизнь женщины. Особенно если женщина и сама не прочь… Боже, сокрушалась Эглантайн, все идет совсем не так, как мы с Мьюриел наметили…

Мысленно она вернулась на десять дней назад, когда весь этот кошмар еще только начинался.

В комнату, потрясая охапкой растрепанных газет, вихрем ворвалась сводная сестра Эглантайн Мьюриел и возбужденно выкрикнула:

— Нет, ты только послушай!

Эглантайн нехотя подняла голову и со вздохом отозвалась:

— Я же работаю. Не могла подождать?

— Неужели ты не в состоянии уделить мне хотя бы пять минут? — обиделась сестра. — В конце концов, сейчас, может, решается моя судьба!

Эглантайн сочувственно улыбнулась, однако осведомилась довольно ехидно:

— Как, опять? А я-то думала, твоя судьба давным-давно связана с Тибалтом…

— Тибалта я вообще больше видеть не желаю! Зачем тратить время на человека, который даже не думает на мне жениться?!

Мьюриел драматично всплеснула руками и с размаху плюхнулась в кресло.

— Вы встречаетесь всего месяц, а ты уже требуешь, чтобы он делал предложение! — осуждающе заметила Эглантайн.

— Да он просто боится серьезных отношений! Поразмыслив хорошенько, я решила: хватит думать сердцем, а не головой. Теперь буду выбирать себе мужа не по любви, а по расчету. Вот! — Она торжествующе потрясла газетами.

Эглантайн нахмурилась.

— При чем здесь «Ньюс ин Миррор»? Что-то не понимаю…

— Здесь есть колонка частных объявлений, называется «Ищу тебя». Представь, оказывается, уйма народу пишет туда письма, надеясь, как и я, отыскать свою половинку!

— А также группка извращенцев в поисках сомнительных развлечений! — подхватила Эглантайн. — Мьюриел, ты что, серьезно?

— Серьезнее не бывает! Пойми, дорогая, так можно всю жизнь прокуковать в одиночестве. С предками житья совсем нет, а я хочу быть сама по себе, вот… как ты! — Мьюриел окинула завистливым взором уютный кабинет сестры. — Ты даже не представляешь, как тебе повезло, что бабушка Гонтлет завещала тебе свой дом!

— Почему же, представляю, — тихо отозвалась Эглантайн. — Только я предпочла бы, чтобы бабушка не умерла, а жила в своем доме сама и я гостила у нее время от времени. Мы с ней очень дружили. — Она вздохнула и пристально посмотрела на сестру. — Скажи, ты ведь не для того стремишься замуж, чтобы только быть подальше от родителей?

— Ну конечно же нет! Мне просто уже пора, вот и все. Знаешь, Тина, я чувствую: пришло мое время. Я просыпаюсь по ночам и плачу от одиночества под тиканье моих биологических часов…

Эглантайн не смогла сдержать улыбки. И в самом деле, смешно слышать разглагольствования о потерянной молодости от двадцатидвухлетней девушки! Впрочем, иногда Эглантайн казалось, что их с Мьюриел разделяют не три года, а три десятка лет.

— Лучше пусть тикают биологические часы, чем часовая бомба, — с усмешкой заметила она.

— Ладно тебе язвить, слушай сюда! — скомандовала Мьюриел, разворачивая газету. — «Материально обеспеченный, любящий повеселиться молодой человек с ч.ю. ищет девушку, обладающую таким же легким характером…» На бомбу не похоже, правда ведь? — Мьюриел озадаченно свела к переносице аккуратные бровки. — А что означает «ч.ю.»?

— Чувство юмора, — разъяснила Эглантайн. — Обычно это значит, что в жизни автор письма самый настоящий зануда. А «любящий повеселиться» звучит совсем уж по-детски, как будто этот парень находит забавным стрелять из рогатки хлебными шариками…

— Ну ты даешь! — выдохнула сестра. — Ладно, а как тебе этот? «Уставший от одиночества ньюйоркец желает познакомиться с девушкой для серьезных отношений и, возможно, брака». — На лице Мьюриел появилось мечтательное выражение. — Не правда ли, Тина, он просто прелесть?..

— По-моему, тебе все равно, что я об этом думаю, — трезво рассудила Эглантайн, вероломно вторгаясь в грезы младшей сестры. — «Уставший от одиночества»? Следует понимать это так, что он устал давать подобные объявления?

— Какая же ты злая!

— Хочешь совет? Позвони Тибалту. Скажи, что не собираешься выходить замуж в течение этой недели, даже в течение месяца, даже до конца этого года! Дай ему время как следует к тебе присмотреться, взвесить все «за» и «против». И, если все будет идти своим чередом, я уверена, через некоторое время он сам захочет сделать тебе предложение.

— Да я скорее умру! — отрезала Мьюриел. — Ты что же, предлагаешь брать его измором?

— Нет, лучше пройтись по рукам всяких неудачников, которые строчат идиотские объявления о знакомстве! Неизвестно еще, на кого нарвешься…

— Да ладно тебе драматизировать! — перебила ее сестра. — Я-то знаю, как работает эта система. Просто не надо давать сразу свой адрес, а встречу лучше всего назначить в каком-нибудь людном месте, вот и все дела! — Она усмехнулась. — Впрочем, ты права насчет этого «любящего повеселиться» дегенерата. Пожалуй, стоит попробовать «уставшего от одиночества»!

— Дорогая, пойми, это опасно…

Мьюриел отмахнулась.

— Однако сотни людей находят свою половину через такие вот объявления! Для этого и существуют колонки типа «Ищу тебя». Кроме того, мне интересен сам процесс: двое абсолютно незнакомых людей сталкиваются в бурном житейском море и… Начинается красивый роман. Ты же сама пишешь об этом в своих книгах! Неужели с тобой никогда такого не случалось?

Эглантайн рассмеялась.

— Нет, такого никогда. Я вообще не читаю подобные объявления.

— И все равно ты меня не переубедишь! — Мьюриел упруго вскочила на ноги. — Я напишу ему ответ и займусь этим прямо сейчас! Могу поспорить, он будет получать мешки писем. Должно быть, ему напишет весь Нью-Йорк! Знаешь, милая сестренка, в чем твоя главная проблема? — уже от дверей спросила Мьюриел. — Ты так давно встречаешься с этим скучным Чарлзом, что стала законченной занудой, совсем как он. Мой тебе добрый совет, Тина: прекрати писать о любви, вырвись из плена собственных заблуждений и предрассудков и найди свое счастье! Бери от жизни все, пока еще не слишком поздно!

Высказавшись, Мьюриел повернулась и ушла, с треском захлопнув за собой дверь.

Ошеломленная ее монологом Эглантайн вдруг поймала себя на том, что сидит с открытым ртом, и поспешила взять себя в руки.

Она, конечно, догадывалась, что Чарлз с трудом переваривает общество Мьюриел и последняя платит Чарлзу той же монетой. Однако до этого дня ей ни разу не приходилось выслушивать от младшей сестры столь нелицеприятные замечания в адрес своего жениха.

Теперь, когда Мьюриел вдруг вздумалось пожить отдельно от родителей, Чарлз почти не появлялся у Эглантайн, объясняя это тем, что в обществе ее сестры чувствует себя как под дулом пистолета.

— Я не смогу спать спокойно, зная, что эта особа находится в соседней комнате, — объяснил Чарлз, прозрачно намекая, что их совместная жизнь целиком и полностью зависит от местонахождения Мьюриел.

— Неужели мы будем так сильно шуметь? — недоумевала Эглантайн.

Чарлз недовольно фыркнул.

— Я не то имел в виду. Она еще слишком молода и очень впечатлительна. Мы должны подавать ей правильный пример.

— Но, Чарлз, уверяю тебя, она лучше нас с тобой знает, откуда берутся дети. Ей уже не надо рассказывать о пестиках и тычинках, она сама может дать нам пару советов.

Но Чарлз продолжал стоять на своем.

— У нас впереди целая жизнь. О себе подумать успеем, — сказал он и небрежно поцеловал Эглантайн в лоб, давая понять, что тема исчерпана.

Ощущая непонятное беспокойство, Эглантайн встала из-за стола и подошла к окну. В саду перед домом зацветали яблони, их ветви с трогательно белыми бутонами в обрамлении зеленой листвы плавно раскачивал из стороны в сторону легкий весенний ветерок.

Бабушка Эглантайн, Эвадна Гонтлет, посадила этот сад своими руками. Между плодовыми деревьями она разбила клумбы с крокусами и нарциссами, потому что знала: в самом начале весны, когда еще чернеет голая земля, эти пионеры первоцвета будут радовать глаз своими нежными цветами. В разгар лета в саду расцветали розы и лаванда, по стенам дома карабкался сиреневый вьюнок, отвоевывая пространство у дикого винограда.

Эглантайн любила этот райский уголок. Через пять лет после смерти ее матери отец Эглантайн встретил Юнис — вдову, которая воспитывала дочь от первого брака, — и Юнис стала его женой. Симпатичная, веселая и простая в общении, она поселилась в доме Никсонов, и Эглантайн восприняла переезд Юнис как нечто само собой разумеющееся. Эглантайн радовалась за отца, который вновь обрел свое счастье, однако в обществе сводной сестренки чувствовала себя немного скованно. Мьюриел была капризна, как все настоящие красавицы, и постоянно требовала к себе внимания.

Неожиданно Эглантайн пригляделась к своему отражению в оконном стекле, критично осмотрела собранные в гладкий пучок волосы тусклого пепельного цвета, карие глаза на бледном лице, светло-серый простенький свитер и прямую серую юбку.

— Серое лицо, серая одежда, серые мысли и серая жизнь, — сказала она задумчиво. — Возможно, Мьюриел, ты права…

Уезжая в кругосветное путешествие, Юнис попросила Эглантайн присмотреть за дочерью.

— Не позволяй ей делать глупости, — сказала она перед отъездом.

— Постараюсь, — тяжело вздохнув, пообещала Эглантайн.

Но что она могла сделать? Эглантайн была писательницей, а не нянькой и уж тем более не сторожевой собакой. С детства любившая классическую литературу и досыта начитавшаяся исторических романов Эглантайн как-то незаметно занялась написанием собственных, взяв в качестве псевдонима девичье имя матери — Албина Гонтлет. Предложив первую книгу небольшому, но крепко стоящему на ногах издательству, она подписала контракт, по которому обязалась продать ему права на публикацию и трех последующих своих романов.

Мечта Эглантайн стать педагогом улетучилась в момент, стоило ей только увидеть, как раскупаются вышедшие из-под ее пера произведения. Она работала с упоением и вскоре поняла, что сочинительство и есть ее настоящее призвание. Не считая желания завести семью и детей, Эглантайн не кривя душой могла сказать, что совершенно счастлива. Но в отличие от Мьюриел она никуда не спешила. Не спешил, похоже, и Чарлз, несмотря на то что неоднократно многозначительно намекал Эглантайн на «один прекрасный день», когда она наконец сможет надеть подвенечное платье.

Они познакомились два с лишним года назад на вечеринке у общего друга, и Чарлз сразу же пригласил Эглантайн на обед. Он был высок и светловолос, красив лицом и производил впечатление человека крайне независимого. Жил Чарлз в отдельной квартире, располагающейся, правда, в доме, который принадлежал его родителям, и работал бухгалтером в крупном банке. По утрам Чарлз непременно совершал получасовую пробежку, раз в неделю посещал плавательный бассейн в закрытом клубе, играл в регби, а иногда позволял себе даже большой теннис. Словом, вел размеренный образ жизни, частью которого постепенно становилась и Эглантайн.

Как бы то ни было, все по-разному проявляют свои чувства, размышляла Эглантайн, приглядываясь к своему отражению. Для Мьюриел любовь — это порыв, страсть, костер эмоций. Для меня — стабильность, возможность опереться на чье-то плечо, уверенность в завтрашнем дне. Несмотря на все, что сказала Мьюриел, моя жизнь — в надежных руках. У меня есть Чарлз, нам хорошо вместе, я счастлива…

Эглантайн поняла, что не сможет сейчас работать, ей захотелось поговорить с сестрой. Однако в комнате Мьюриел ее глазам предстали лишь скомканные тетрадные листки, разбросанные по всему полу. Эглантайн подняла один комочек и, расправив на ладони, принялась читать вслух:

— Дорогой ньюйоркец! Я тоже одинока и хочу познакомиться с человеком, способным понять меня, как не понимает никто. Может, именно ты сделаешь мою жизнь сказкой…

Далее шло несколько яростно перечеркнутых предложений, после чего листок был, видимо, скомкан и отброшен в сторону.

Эглантайн тяжело вздохнула и спустилась в кухню. Оставалось надеяться, что «дорогой ньюйоркец» не заметит этого отчаянного крика души в ворохе писем, которые ему придется разбирать все свободное время.

На кухне Эглантайн сразу заметила оставленные младшей сестрой следы приготовления кофе в виде липких коричневатых лужиц на столике и грязной кофеварки. Среди этой помойки Эглантайн увидела клочок салфетки, на которой было торопливо нацарапано: «Я у Эмили».

Поджав губы, она принялась за уборку. Эмили, бывшая одноклассница Мьюриел, была девицей легкомысленной и влюбчивой, так что Мьюриел, по мнению Эглантайн, ни одного толкового совета получить от подруги не могла.