Взгляд кролика

Глава 22 КРУГИ НА ВОДЕ

Тэцудзо не пришел в школу. Он еще ни разу не пропускал занятий, поэтому Котани-сэнсей забеспокоилась. Во время перемены она подошла к Адачи и, как бы между прочим, сказала ему об этом.

— А у меня сегодня Мисаэ не пришла, — задумчиво ответил Адачи.

Кэйко из класса Орихаши тоже не пришла на занятия. Тогда учителя решили проверить все классы, в которых учились заводские дети.

Завуч не знал, что и думать. И срочно отправился к директору.

Через некоторое время директор вызвал к себе Адачи.

— Послушай, Адачи, похоже, что сегодня нет никого из заводских детей.

— Похоже, что так.

— Как тебе кажется, есть вероятность, что это забастовка?

Адачи-сэнсей пожал плечами. Он и сам толком не понимал, что происходит. Трудно было представить себе, что заводские родители не пустили детей на занятия, не сообщив об этом в школу. По крайней мере, они могли хотя бы связаться с самим Адачи или с другими учителями, которым доверяют. Все это было очень странно.

— В любом случае, я бы хотел попросить тебя сейчас же отправиться на завод и выяснить обстановку.

Завуч тоже вызвался пойти поговорить с заводскими родителями, но директор не поддержал эту инициативу:

— Пусть Адачи один идет, так будет лучше, — сказал он завучу.

Прошло уже довольно много времени, а Адачи-сэнсей все не возвращался. Директор нервничал и хмуро ходил взад-вперед по своему кабинету.

Как только закончился урок, Котани-сэнсей и Орихаши-сэнсей поспешили в учительскую. Но никаких новостей так и не было. С расстроенными лицами они вернулись в классы.

Ота-сэнсей сказал:

— У моих детей сейчас урок рисования с другим учителем, так что я ближайший час буду в учительской. Если узнаю что-то новое, сразу вам сообщу. Не волнуйтесь. Идите себе спокойно на урок.

Ближе к обеду наконец-то появился Адачи.

— Ну что там, докладывай, — нетерпеливо сказал директор.

— Плохи дела, — последовал лаконичный ответ.

Адачи явно был не в духе.

— Вчера, — продолжил он, — на заводе было собрание по поводу переезда на новое место. Из муниципалитета с объяснениями прислали двух каких-то сосунков. Короче, если говорить по делу, то работников рассердили два момента. Во-первых, то, что решение о переносе завода было принято неожиданно и без всякого обсуждения с работниками. К тому же оказалось, что штатным служащим все очень подробно объяснили уже месяц назад на собрании в муниципалитете. А контрактников, вообще ничего не объясняя, просто поставили перед фактом. И во-вторых, когда отец Токудзи задал вопрос про школу, ему сказали, что дети будут ходить в школу по месту жительства. То есть, грубо говоря, ему ответили, что всех детей переведут в другую школу. Тогда отец Исао сказал, что на третьем насыпном участке, куда переносят завод, дороги толком не достроены и очень интенсивное движение грузового транспорта и что это, на его взгляд, небезопасно для детей. И знаете, что эти двое из муниципалитета ему ответили?

— Ну так что же? — директор от нетерпения подался всем телом вперед.

Адачи еще больше помрачнел и сказал:

— "В наши дни даже собаки умеют не попадать под машины". Как вам это нравится, а? "В наше время даже собаки умеют не попадать под машины". Это их слова.

— Ну как можно сказать такую глупость?! — расстроился директор.

После этого завуч, Адачи и директор разговаривали еще целый час.

Все это произошло в среду — в тот день, когда у Котани-сэнсей после обеда не было уроков. Вдвоем с Орихаши, класс которого занимался сейчас с другим учителем, они отправились на завод.

Дети, как всегда, собрались на "базе". Они играли в школу — тут и там валялись ручки, карандаши и прочие канцелярские принадлежности.

Завидев любимых учителей, все с радостными криками кинулись им навстречу.

— С утра Адачи приходил.

— Мы знаем, — сказал Орихаши-сэнсей.

— Какие молодцы, вы тут учитесь, что ли? — спросила Котани-сэнсей

— Я, Джун и Шигеко — учителя, — похвастался Исао.

— Сэнсей, а Джун нас резиновым шлангом бьет, если мы ответа не знаем. Он один раз даже Тэцудзо стукнул, — пожаловалась Мисаэ.

— А меня целых три раза, — жалобно сказал Кодзи.

— Сэнсей, это потому, что они иначе ничего не запоминают, — виновато сказал Джун. Было видно, что больше всего ему сейчас хочется оказаться где-нибудь в другом месте.

Котани-сэнсей представила себе Тэцудзо, который никак не может сосчитать, сколько будет пять плюс восемь, и не смогла удержаться от смеха. Интересно, какое у него было лицо, когда Джун стукнул его шлангом?

— А с забастовкой, между прочим, это вы здорово придумали! — сказал Орихаши-сэнсей.

— Чего тут здорового-то? — возмутился Исао. — Во-первых, приходится учить мелких. Во-вторых, времени свободного — куча, а заняться нечем. Скукотища. Вообще ничего хорошего от этой забастовки. Я, например, хочу в школу.

— Ну да, конечно, ты прав. Извини. Сказал, не подумав, — извинился Орихаши-сэнсей.

— Я даже с родителями поругался. Говорю им: "Это нечестно — не давать нам ходить в школу". Почему это, интересно, мы должны дома сидеть из-за ихних дел?

Орихаши-сэнсей представил себе на секундочку, что заводские дети все как один решили не слушаться родителей, и внутренне содрогнулся.

— Но нам тоже неохота, чтобы нас сослали, как в старину преступников на остров.

"Неплохая метафора, — подумала Котани-сэнсей. — И правда, переезд на насыпной участок — это как ссылка на какой-то остров".

— К тому же нам без вас будет грустно, мы будем скучать… - расстроенно сказал Джун.

— Во-во. Поэтому мы тут изо всех сил стараемся, а вы…

— Ну, я неправ. Простите же меня, — сказал Орихаши-сэнсей, который, хоть и был крупным мужчиной, но сейчас вдруг почувствовал себя маленьким-маленьким.

Как только они вернулись с завода, Орихаши отправился к директору.

— У меня есть предложение, — сказал он. — Пока продолжается забастовка, преподавать заводским детям прямо на заводе. Это будет преступлением с нашей стороны — безучастно, не вмешиваясь, смотреть на то, что сейчас происходит. Мы же учителя, в конце концов.

— Орихаши, я тебя прекрасно понимаю. Ты молодой, идейный. Только вот насчет "безучастно" и "не вмешиваясь" — тут ты неправ. Я тоже пытаюсь доступными мне способами решить эту проблему. Но все не так просто, как, возможно, тебе кажется, — сказал директор.

— Извините, наверное, я не совсем правильно выразился. Но мое предложение о "выездных" уроках остается в силе. Что вы о нем думаете?

— Ну… — директор замолчал и погрузился в раздумья.

В три часа дня директор собрал в своем кабинете старших учителей из каждой параллели и классных руководителей тех классов, в которых учились заводские.

— Сейчас мы будем обсуждать предложение коллеги Орихаши о "выездных" уроках на заводе, — сказал он.

В конце концов решили, что если кто-то хочет добровольно заниматься с детьми, то в частном порядке он может это делать, но заставлять людей работать сверхурочно никуда не годится. Орихаши был ужасно недоволен.

Вот и получилось, что в тот день с "выездными" уроками на завод отправились всего четыре учителя. Нетрудно догадаться, что это были Ота, Орихаши, Адачи и Котани-сэнсей.

Котани-сэнсей вспомнила, как в один из самых первых ее визитов на завод Широ с гримасой на лице сказал: "Школьные преподы смеются над нами, говорят, что от нас воняет, что мы придурки. Мы для них и не люди вовсе". Она в очередной раз убедилась, что, как это ни печально, но мальчик был абсолютно прав.

"В нашей школе хороших преподов раз, два — и обчелся: Адачи, Орихаши и Ота. Вот и все". Эти дети были на редкость проницательными.

По иронии судьбы на третий день забастовки в городской газете под заголовком "Шестилетний энтомолог заткнул взрослых за пояс. За один день от мушиного кошмара санэпидемстанции не осталось и следа" появилась статья про Тэцудзо. Были там и фотографии мальчика: на одной он заглядывал в банку с мухами, на другой — записывал результаты опыта в таблицу.

Корреспондент описывал случай на колбасном заводе и подробно рассказывал о первокласснике Тэцудзо и его исследованиях. "Сейчас, — говорилось в статье, — Тэцудзо пытается найти ответ на вопрос, есть ли у мух цветовые предпочтения".

В этом же номере газеты в разделе "Общественная жизнь" была опубликована еще одна статья. Крупный заголовок гласил: "Простите, но мы против! Дети протестуют против решения о переносе мусоросжигательного завода и не ходят в школу".

Вряд ли хоть кому-нибудь из посторонних читателей могло прийти в голову, что между этими двумя статьями существует какая-то связь.

Зато директор школы, прочитав их, схватился за голову. Мало того, что он и его школа попали на газетные страницы, так им еще и посвящена не одна, а целых две публикации в одной и той же газете. Такой афронт случился с ним первый раз в жизни!

Адачи-сэнсей радостно стукнул себя по коленкам. Само собой, он был рад статье про Тэцудзо, но и статья про забастовку тоже его порадовала. Ведь чем больше людей знает о происходящем, тем больше шансов привлечь общественность на свою сторону.

Котани-сэнсей долго вглядывалась в фотографии

Тэцудзо. Самые разные мысли теснились у нее в голове, сменяя одна другую.

Заводские дети читали газету все вместе, но при этом каждый тянул ее на себя, так что казалось, она вот-вот порвется. Решили, что для маленьких Тэцудзо и Мисаэ вслух будет читать Исао. Джуну доверили объяснять малышам непонятные слова.

— Тэццун, тут же про тебя написано. Ну, улыбнись хотя бы, чё ты там возишься?

— М-м… — Тэцудзо, смешно выставив попу, старательно писал иероглифы и, казалось, совсем не слушал.

— Ну ты и бука, Тэццун, — разочарованно сказал Широ.

После того как в газете появилась статья про забастовку, на завод приехал важный муниципальный чиновник. Школу представляли директор, завуч и четыре учителя, которые как раз закончили заниматься с заводскими детьми.

— Прежде всего, мне бы хотелось поблагодарить вас за ваш тяжелый и очень важный для города труд, — сказал чиновник и низко поклонился. Работники завода тоже поприветствовали его, кто кивком, кто легким поклоном.

— Во-вторых, позвольте мне принести вам извинения за все те неудобства и неприятности, которые мы доставили вам своей неудовлетворительной работой. Мои подчиненные, которые побывали здесь несколько дней назад, уже сообщили мне о том, что вы выразили недовольство принятым муниципальными властями решением. И я прекрасно понимаю, что вы абсолютно правы. В свое оправдание могу сказать лишь одно — мы так долго не сообщали вам об этом решении, потому что не хотели причинять вам лишнее беспокойство. Это единственная причина. И, конечно же, ни о какой дискриминации по сравнению со штатным коллективом завода не может быть и речи. Я надеюсь, что в этом вопросе мы достигли ясности. Теперь позвольте перейти к вопросу о школе для детей. Полагаю, всем вам известно, что существует так называемая система "школ по месту жительства", когда школа, в которую будет ходить ребенок, определяется в зависимости от места проживания семьи. К сожалению, здесь мы ничем не можем вам помочь, потому что от нас ничего не зависит. Эти решения принимаются на уровне министерства образования. Ваши опасения насчет небезопасной ситуации на дорогах более чем естественны, именно поэтому мы связались со всеми ответственными организациями и попросили сделать все возможное, чтобы как можно скорее решить эту проблему. Мы в муниципалитете приложим все усилия, чтобы переезд завода на новое место прошел без осложнений, наиболее комфортным для всех образом. Мы надеемся на вашу поддержку! — чиновник снова поклонился.

— Это вы только сейчас такие вежливые, мягко стелете — послышался недовольный голос Адачи.

Папа Токудзи возмущенно спросил, как могут работники муниципалитета так неуважительно относиться к людям. Начальник отдела шепнул что-то сидевшему рядом с ним мужчине. Тот поднялся с места.

— Я первый раз слышу об этом прискорбном происшествии. Я приношу вам свои искренние извинения и прошу простить молодого и неопытного работника, который по глупости сболтнул что-то лишнее.

— Ах, вот как? — сказал папа Токудзи. — Значит, он сболтнул что-то лишнее? То есть, получается, что он сказал то, что есть на самом деле, но чего просто не стоило говорить? Так, что ли?!

— Нет-нет, что вы, я вовсе не это имел в виду…

— Позвольте, а у вас у самого есть сын?

— Да, есть.

— И что вы бы сделали, если бы вам сказали что-нибудь в таком роде?

— Я бы разозлился, точно так же, как и вы.

— Но все дело в том, что вам бы никто никогда ничего такого не сказал. То, что разозлит любого, говорят только таким, как мы. А таким, как вы, власть имущим, никто и словечка плохого не скажет. Это и называется дискриминация!

— Уважаемый, можно, я тоже скажу? — поднял руку дедушка Баку. — На самом-то деле, прежде чем запретить детям ходить в школу, мы думали сами устроить забастовку. В наши дни, как известно, уже почти никто такой грязной работой не занимается. Так что, если бы мы устроили забастовку, то всем бы в округе пришлось несладко. Вы понимаете, о чем я, уважаемый? Поэтому я сказал своим товарищам: не совершайте такую же ошибку, как и многие другие. Не делайте так, чтобы всем вокруг пришлось страдать. Как бы ни было обидно, нельзя бросать нашу работу. Это и есть настоящий протест, настоящее сопротивление. Но любому терпению может прийти конец, не забывайте об этом, уважаемый. У рабочих есть право на забастовку. Тут вот Адачи-сэнсей сказал, что вы сейчас мягко стелете. И я с ним полностью согласен. Мне кажется, что по большому счету вам вообще нет до нас никакого дела.

Дедушка Баку посмотрел важному чиновнику в глаза и неспешно продолжил:

— Вот эту газету вы видели, уважаемый? Знаю, видели. Шестилетний энтомолог, про которого там написано, — это мой внук. Он, когда в школу пошел, знаете какой был? Вообще как неживой. Бревно, а не ребенок. Он не умел ни говорить, ни писать. Ни разу в жизни не взял в руки книгу или тетрадку. И ладно, если бы он действительно был бревном, по крайней мере, никому никаких убытков. Так ведь он, если что ему не нравилось, сразу наскакивал на обидчика и вцеплялся в него мертвой хваткой. Зубами вцеплялся, понимаете, уважаемый? А теперь взгляните вон туда. Видите эту красивую, нежную девушку? Это учительница моего внука. Он ее и кусал, и царапал. Она плакала, чуть не каждый день. Но при этом не испугалась, не отступилась и вырастила из моего дикого внука того самого шестилетнего энтомолога, про которого теперь пишут в газетах. И вот это восхитительное чудо, и другие подобные ему чудеса вы душите, убиваете, изничтожаете своими пустыми словами и заранее принятыми и утвержденными решениями. Мы этого не хотим и не можем допустить!

У Котани-сэнсей внутри все похолодело. Голос у дедушки был спокойным, но слова били наотмашь.

— У меня нет никого, кроме внука. У него — никого, кроме меня. Жизнь тех, кто работает на заводе, далеко не подарок. Такую — никому не пожелаешь. Но мы не просим сострадания. Мы обычные люди, которым необходимы обычные вещи, ничего особенного. И мы просто хотим, чтобы нас выслушали, как выслушивают всех остальных.

В этот момент к начальнику отдела подвели какого-то молодого человека. Тот подтолкнул юношу вперед.

— Шираи-кун, ты должен извиниться за те слова, которые ты позволил себе сказать в адрес этих людей несколько дней назад, — с наигранной строгостью, как в театре, сказал начальник отдела.

— Пожалуйста, простите меня. Я был неправ, — с готовностью произнес молодой человек.

Это изрядно смахивало на заранее отрепетированную сцену.

Дедушка Баку с сожалением покачал головой.

— Похоже, вы так ничего и не поняли, — грустно сказал он.