С утра в городе обещали смог, но небо было пронзительно синим. Чувствовалось, что осень уже близко. Хотя метеорологи и ошиблись в прогнозе, сегодня не нашлось ни одного человека, который бы пожаловался на их ошибку.
В такой погожий день детям трудно усидеть на месте. Хочется бегать, прыгать и кричать.
В 1 "г" урок музыки. Первоклассники учатся правильно отбивать ритм. Из класса доносится голос Котани-сэнсей:
— Не торопитесь. Не надо торопиться. Если у кого-то не получается — ничего страшного. Просто почувствуйте ритм. Головой, руками, животом — всем телом.
После летних каникул Котани-сэнсей стала гораздо терпеливее относиться к своим ученикам. Похоже, что активный отдых пошел ей на пользу.
— Нет-нет-нет. Так не годится. Не надо ни за кем повторять. Когда подстраиваешься под других, обязательно сбиваешься с ритма. Если не получается, просто качайте в такт головой. Вот так. Хорошо? Еще раз с самого начала. Там-та-та там-та-та там-та-та там…
Звонкий перестук кастаньет наполнил классную комнату. Всем стало весело — и учительнице, и ученикам.
В этот момент дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель просунулась патлатая голова Адачи.
— Неужели так сложно постучать? — громко и сердито спросила Котани-сэнсей.
— Неужели так сложно постучать? — повторили за ней несколько детских голосов.
Эта шалость всех ужасно насмешила. А когда Адачи вместо извинения состроил уморительную рожу, тут уж весь класс захохотал.
Адачи что-то сказал Котани-сэнсей на ухо, она перестала смеяться и нахмурилась.
— Ну, потом обсудим! — сказал Адачи.
— Хорошо, — кивнула Котани-сэнсей.
На пороге Адачи остановился и очень похоже на Котани-сэнсей произнес:
— Если у кого-то не получается — ничего страшного. Просто почувствуйте ритм.
Котани-сэнсей покраснела как помидор.
Адачи вышел. Вслед ему неслись детские голоса:
— Приходите еще!
— Обязательно приходите!
"И почему они его так любят?" — с досадой подумала Котани-сэнсей.
— Ну все, теперь нам никто не мешает, — сказала она, — так что за дело!
В классе снова зазвучали кастаньеты. Тэцудзо сидел за партой с кастаньетами в руках но, как всегда, ничего не делал.
— Тэцудзо-тян, хочешь, я тебе помогу? Давай вместе попробуем.
Котани-сэнсей подошла к мальчику сзади и, полуобняв, взяла его руки в свои.
— Ну, давай. Там-та-та там-та-та там-та-та там. Там-та-та там…
Тэцудзо покорно начал отбивать ритм вместе со всеми.
— Молодец. А теперь давай без меня.
Котани-сэнсей встала перед классом и начала дирижировать.
Но Тэцудзо, как она и опасалась, даже не думал стучать кастаньетами.
Учительница тихонько вздохнула. Когда несколько мгновений назад она стояла за спиной у Тэцудзо, она почувствовала неприятный запах немытых волос. "Тэцудзо-тян, от тебя плохо пахнет", — чуть было не сказала Котани-сэнсей, но сдержалась. Нельзя при всем классе говорить такие вещи ребенку, у которого нет родителей.
"Значит, после школы придется зайти к Тэцудзо домой", — решила она про себя.
Но до этого ей надо было сделать еще одно дело.
В четыре часа они вместе с Адачи вышли из школы и направились к дому Кими Харукава, которая училась в классе у Адачи. Младший брат Кими, Сатоши Харукава, был учеником Котани-сэнсей.
Мать Кими и Сатоши уже во второй раз ушла из дома, и, по словам Адачи, особой надежды на ее скорое возвращение не было.
Харукава-старший несколько раз приходил советоваться с учителем насчет своих оставшихся без матери детей, и в целом Адачи казалось, что семья более-менее справляется с нелегкой ситуацией.
Но сегодня в школу позвонил кто-то из родителей и сказал, что Кими за деньги дает уроки соседским детям, а это было в школе строго запрещено.
Поначалу Адачи не поверил, но ведь в жизни всякое бывает, поэтому он решил все же сходить к Кими и узнать наверняка, что происходит.
Район возле школы считался бедным, но на самом деле там жили очень разные люди, в том числе и довольно обеспеченные. Некоторые из них стремились подчеркнуть свое превосходство над остальными. Это неизбежно становилось причиной множества неприятных происшествий, но хуже всего, по мнению Адачи, было то, что примеру взрослых могли последовать дети.
Дом Кими и Сатоши стоял неподалеку от маленькой торговой площади. Здесь было полно лавок, и над каждой висела своя вывеска. "Лапша-удон", "Пивная", "Яки-нику", "Пицца-окономияки" и еще много-много других.
Адачи свернул в один из проулков и, откинув рукой короткую плотную занавеску — лавочники в Японии часто вешают такие на входе в свое заведение, — зашел внутрь магазинчика с вывеской "Тайкояки". В этом магазине продавались круглые жареные пирожки со сладкой начинкой, которые очень любила Кими, и Адачи решил купить несколько пирожков. Не идти же в гости с пустыми руками.
Пока хозяин выбирал пирожки побольше да повкуснее, а затем упаковывал их в бумажный пакет, Адачи стоял рядом с ним и вел дружескую беседу.
"А ведь в школе он почти ни с кем не разговаривает, — подумала Котани-сэнсей. — Зато, как только из школы выйдет, так давай болтать. Все-таки очень странный человек".
"Дом высокой культуры быта "Фиалка" — квартиры на съём" — гласила деревянная табличка на стене того дома, где жила Кими. Свет в коридоре не горел.
— Пафосное названьице, ничего не скажешь. — Адачи удивленно уставился на табличку.
Котани-сэнсей хихикнула.
Кими Харукава была очень веселой и непосредственной девочкой. Адачи едва успел переступить порог квартиры, как она радостно кинулась к нему, а через мгновение уже вскарабкалась ему на плечи. Котани-сэнсей с изумлением взирала на происходящее: сидя у учителя на плечах, девочка звонко шлепала его по лбу и приговаривала: "Лысый, лысый, конопатый".
— Это еще почему лысый? И при чем здесь конопатый? Если будешь так разговаривать с учителем, он тебя не угостит тайкояки, — строго сказал Адачи.
Аргумент подействовал, и Кими быстренько слезла с учительских плеч. Но уже через секунду она повисла у Адачи на шее и зашептала ему на ухо:
— А Котани-сэнсей ваша девушка, что ли?
— Конечно. Только ты в школе никому не рассказывай. Это секрет, — пошутил Адачи.
— С вас три тайкояки, и никто-никто об этом не узнает, — подхватила шутку Кими, которая действительно была очень веселой девочкой.
— Ты лучше скажи мне, где сейчас твой братец?
— Он с ребятами во дворе играет. Позвать его, да?
Адачи взглянул на Котани-сэнсей. Та беззвучно, чтобы Кими не услышала, одними губами ответила: "Не надо".
— Не надо, — сказал Адачи и выдал девочке пирожок. Кими сразу же принялась его есть.
Немного помолчав, Адачи как ни в чем не бывало спросил:
— Ты, значит, с соседскими ребятами занимаешься? Уроки им делать помогаешь, так, что ли?
— Угу, — сказала Кими, глядя в пол.
— Рисованию их учишь, — продолжал Адачи.
Тут Кими подняла на учителя глаза, и Котани-сэнсей поразил ее серьезный, как у взрослого человека, взгляд.
— Рисование — это хорошо. Ну и чему ты их последний раз учила? — Адачи говорил спокойно, не спеша. Ему явно не хотелось расстраивать девочку.
— Мы делали декалькоманию[3]. Помните, вы нам в классе еще объясняли?
— Кими, так ты молодец. Ты вообще уже можешь стать учительницей. — С этими словами Адачи достал из пакета пирожок-тайкояки и начал его есть. Он и Котани-сэнсей предложил, но она отказалась.
— Ну и кто же твои ученики?
— Мацу, Шиге-тян и Котоэ-тян.
— И сколько они платят? — как ни в чем не бывало спросил Адачи. Кими вздрогнула.
— Двадцать иен.
— Каждый, что ли?
— Угу.
— Понятно.
Адачи замолчал, глядя куда-то вдаль. Потом спросил:
— А папа твой как поживает-то?
— Да он вчера только домой вернулся. До этого три дня где-то ходил.
— А почему ты в школе никому не сказала, а? — по голосу было слышно, что Адачи немного рассердился.
Кими, опустив голову, ничего не ответила.
— Папа сколько денег оставил, когда уходил?
— Пятьсот иен.
— А Котоэ-тян тебе двадцать иен когда заплатила? В тот же день?
Кими кивнула, не поднимая головы, и у Котани-сэнсей защемило сердце.
— Кими-тян, — как можно ласковее сказала она.
Девочка перестала есть свой пирожок и просто держала его в руке.
— Слушай, Кими.
Девочка по-прежнему не поднимала глаз.
— Давай ты больше не будешь брать денег со своих учеников, — спокойно, но решительно сказал Адачи.
— Угу, — Кими кивнула.
"Бедный ребенок, и за что ей такое? Это вместо материнской-то ласки…" — подумала Котани-сэнсей, и у нее на глаза навернулись слезы.
Они вышли из дома Кими. Уже на выходе Адачи выглядел крайне недовольным, но когда они оказались на большой и оживленной улице, он сделался уж совсем мрачным.
— Слушай, может, выпьем? — вдруг обратился он к Котани-сэнсей. И тут же, не дожидаясь ее ответа, зашел в первую попавшуюся пивную.
Котани-сэнсей растерялась. Во-первых, она еще собиралась зайти к Тэцудзо. Во-вторых, ей совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь из родителей или учителей увидел ее вместе с Адачи в пивной в двух шагах от школы.
С другой стороны, Котани-сэнсей надо было еще много чего спросить у Адачи, и к тому же она не любила расставаться, не попрощавшись, поэтому после некоторых сомнений она все-таки зашла в пивную вслед за ним.
Стакан, стоявший пред Адачи, был уже наполовину пуст. Котани-сэнсей села рядом с учителем, но он, казалось, этого не заметил. Допил порцию и заказал еще одну. Было видно, что он мучительно о чем-то думает.
— А что, Кими всегда была такой веселой? С самого начала?
— Не всегда, — буркнул Адачи в ответ. Настроение у него окончательно испортилось, и теперь Котани-сэнсей боялась с ним заговаривать. От недавнего "лысого-конопатого" добряка и весельчака не осталось и следа.
Внезапно Адачи словно опомнился.
— А ты здесь? Ты уж извини, — сказал он.
"Все-таки он ужасно странный", — в который раз подумала Котани-сэнсей, с трудом сдерживаясь, чтобы не засмеяться.
Вслух же она сказала:
— Меня удивило, как вы с Кими разговаривали. Она ведь почти без слов вас поняла. Поняла, что неправа. Извинилась…
— Ты что, правда так думаешь? резко оборвал ее Адачи. — Ты действительно думаешь, что она неправа? — Он осушил второй стакан и, поставив его перед собой, продолжил:
— Тебе, милая, да и мне уже, наверное, тоже, трудно это понять. Но давай попытаемся на секундочку представить, как девчонка радовалась в тот момент, когда получила эти шестьдесят иен. Сама подумай, сегодня, если бы папка ее домой не вернулся, им с братом уже жрать было бы нечего. В такой ситуации шестьдесят иен, пусть даже заработанные "неправильным" способом, это же спасение, понимаешь ты?
Чем пьяней становился Адачи, тем меньше его речь походила на речь учителя.
— Если бы Кими говорила с нами на нашем языке, то знаешь, что бы она нам сказала? "Что плохого, — сказала бы она, — в том, что я даю уроки, не халтурю, между прочим, и получаю за это всего ничего — шестьдесят иен. Что в этом плохого?!" И что бы ты ей на это ответила, а?
Адачи, хоть и опьянел, но говорил тихо. Голоса не повышал.
— Кими больше не будет давать уроки. Но не потому, что поняла свою неправоту, а потому, что ее попросил об этом любимый учитель. Может, самый близкий для нее на свете человек. У нее просто не было выбора, понимаешь? Вот что она на самом деле чувствовала!
Котани-сэнсей сидела и неотрывно смотрела на Адачи.