Взгляд кролика

Глава 23 ТЭЦУДЗО НЕ ВИНОВАТ

Котани-сэнсей стирала все с доски после второго урока, когда к ней подошла Мичико.

— Котани-сэнсей, а почему Тэцудзо-тян теперь не ходит в школу? — спросила девочка.

Котани-сэнсей давно ждала этого вопроса, и вот дождалась. Пока она обдумывала ответ, к ним подошел Кацуичи.

— Тэцудзо-тян объявил забастовку, правда, сэнсей?

— А что такое забастовка?

— Забастовка — это когда не работают и не учатся.

— А почему не учатся?

— Не хотят, чтобы их отправили в другую школу. Правда, сэнсей?

Похоже, родители Кацуичи успели много чего ему рассказать.

— А почему их хотят отправить в другую школу?

К этому моменту вокруг них уже собралось человек десять учеников.

— Если Тэцудзо-тян не сделал ничего плохого, зачем его отправлять в другую школу?

— Дорогие мои, все очень непросто, но я постараюсь объяснить. Дело в том, что завод, на котором живет сейчас Тэцудзо-тян, переезжает. А когда кто-нибудь переезжает в другое место, то его переводят в другую школу, поблизости от его нового дома. Только вот люди, которые работают на заводе, не хотят переезжать. Но их заставляют, потому что так удобно другим людям, которые работают в муниципалитете. То есть городские начальники решают за заводских рабочих, где им жить. А это очень нехорошо. Так быть не должно.

По лицам детей трудно было определить, поняли они слова учительницы или нет.

— Когда на школу сыпется пепел — это тоже нехорошо, — сказала Мичико.

— Это правда.

— Не понимаю, — Мичико покачала головой. — А почему нельзя, чтобы завод переехал, а Тэцудзо-тян остался? Пусть живет там, где мы живем. Мой папа всегда ездит на работу на электричке.

"Все ты верно говоришь, девочка, — подумала Котани-сэнсей. — Интересно, почему такая элементарная вещь, которую даже первоклассники понимают, не приходит в голову работникам муниципалитета?"

— К тому же Тэцудзо-тян теперь такой молодец! — сказал Такеши. Котани-сэнсей даже не заметила, как он к ним подошел. — Моя мама говорит, что сделать такое хорошее дело, чтобы о тебе написали в газете, очень трудно. Она мне говорит, ты тоже давай, сделай что-нибудь хорошее, чтобы о тебе в газете написали.

Котани-сэнсей засмеялась.

— Если о тебе пишут в газете, это еще не значит, что ты сделал что-то хорошее. Но, конечно, очень грустно, что Тэцудзо-тян не может ходить в школу, хотя он не сделал ничего плохого. Это очень неприятно.

— Теперь и Минако нет, и Тэцудзо нет. Сэнсей, вам, наверное, грустно без них, — тихо сказал Джунъичи.

События развивались стремительно. Из комитета по образованию прислали специальную комиссию. Вмешался также Союз учителей. Родительская ассоциация устраивала теперь совещания чуть ли не ежедневно. Тем не менее беспокойство Котани-сэнсей не утихало, а, наоборот, росло с каждым днем. Разумеется, хорошо, когда люди проявляют интерес и пытаются вникнуть в ситуацию, но у учительницы не было уверенности, что хоть кто-нибудь из них действительно понимает, как чувствуют себя сейчас работники завода и их дети.

В школе провели экстренный педсовет.

Большинство учителей сочувствовало заводским детям, однако почти все считали, что забастовка — это уже слишком. Нехорошо втягивать во взрослые дела детей. Представители родительской ассоциации тоже придерживались этого мнения.

У Котани-сэнсей руки опускались, когда она видела этих учителей и этих родителей, которые палец о палец не ударят, чтобы помочь, а туда же — сидят и рассуждают, что хорошо, а что плохо.

Она вспоминала слова, сказанные на собрании дедушкой Баку: "Мы думали сами устроить забастовку. Но если бы мы устроили тут забастовку, всем вокруг пришлось бы несладко. Поэтому я сказал своим товарищам: не совершайте такую же ошибку, как многие другие. Не делайте так, чтобы всем вокруг пришлось страдать. Как бы ни было обидно, нельзя бросать нашу работу. Это и есть настоящий протест, настоящее сопротивление".

"Я хочу быть как дедушка Баку", — подумала Котани-сэнсей.

После педсовета Котани-сэнсей подошла к Адачи.

— Адачи-сэнсей, давайте раздавать листовки на станции. Мне кажется, наших "выездных" уроков недостаточно. Надо сделать для детей что-то еще, а то я чувствую себя какой-то бессердечной злодейкой.

Адачи-сэнсей согласился. К этому времени он и сам уже отчаялся добиться хоть какой-нибудь помощи от учителей. Сколько он ни выступал на собраниях, расшевелить их не удавалось.

Текст для листовки Адачи написал вместе с работниками завода.

К четырем "сочувствующим учителям" прибавился еще один. Ёко Эгава, молодая учительница рисования, сказала, что она тоже хочет помогать раздавать листовки. Узнав об этом, Котани-сэнсей приободрилась. "Значит, не все еще потеряно", — подумала она.

На следующий день пятеро активистов приехали в школу на полчаса раньше, чем обычно. Котани-сэнсей заранее поговорила со своими учениками и объяснила, что в ближайшие дни не сможет проверять их дневники.

— Не волнуйтесь, сэнсей. Мы все равно будем писать. А когда Тэцудзо-тян вернется в школу, вы сможете все сразу проверить.

Учителя и заводские рабочие поделились на группы и начали раздавать листовки на железнодорожной станции и автобусных остановках.

Котани-сэнсей работала в паре с Эгава-сэнсей. Было видно, что молодой учительнице немного не по себе. Она никогда раньше ничего такого не делала и поэтому стеснялась.

Примерно через пять минут после того, как они начали работать, неожиданно прибежали Джун, Мисаэ и Тэцудзо — запыхавшиеся, с раскрасневшимися лицами.

— Мы тоже хотим листовки раздавать, сэнсей.

Джун рассказал, что они у себя на "базе" посовещались и решили, что надо обязательно помочь распространить листовки.

Котани-сэнсей не знала, что делать. С одной стороны, она не видела ничего страшного в том, чтобы дети раздавали листовки. С другой — рабочих уже и так все кому не лень обвиняли в использовании детей в качестве стратегического оружия.

Пока Котани-сэнсей размышляла, Джун сказал:

— Это же в любом случае нас касается!

Котани-сэнсей наконец решилась. Она протянула Джуну пачку листовок.

Пришла электричка, и на станции сразу стало многолюдно. Люди шли потоком.

— Ничего себе! — присвистнул Джун. — Только успевай поворачиваться.

— Дяденька, вот. Прочитайте! — поначалу Мисаэ раздавала листовки, всовывая их в руки поочередно каждому пассажиру. Но скоро она освоила гораздо более эффективный метод: сопровождая свой жест коротким "Вот!", она просто прижимала листовки, одну за другой, к животам проходящих мимо людей, так что они машинально подхватывали бумажный лист — чтоб не упал, — и спешили дальше уже с листовкой в руках.

— Фу ты! Совсем забыл! — вдруг воскликнул Джун. — Тэццун, иди-ка сюда.

Мальчик развязал веревку и достал из мешка два куска картона, скрепленные резинкой. Это был костюм человека-сэндвича. Тэцудзо надел его через голову и превратился в мальчика-сэндвич.

Неумелым почерком на картонках было написано: "Я известный энтомолог, доктор мушиных наук. Я хочу продолжить свое исследование! Помогите!"

— Так. Это чья идея?

— Моя, — гордо сказал Джун.

— Ну, это уже слишком. Тэцудзо-тян, сними это сейчас же!

— Это еще почему, сэнсей? Мы же живем в эпоху рекламных технологий!

— Нет, Джун-тян, на этот раз ты плохо придумал. Вот ты говоришь, что это твоя идея, но на самом-то деле ты просто пытаешься подражать взрослым, ведь так?

— Ну, наверное, так, — нехотя признал Джун. Котани-сэнсей помогла Тэцудзо снять картонки.

— Ой, дяденька "ваш покорный слуга"! — послышался голос Мисаэ. — Дяденька! Ау!

Толкая самодельную тележку, бородач приближался к железнодорожному переезду с другой стороны железной дороги. Похоже, он услышал, что Мисаэ его зовет: остановился, приветственно помахал рукой и двинулся в их сторону.

— Кто это? — с удивлением спросила Эгава-сэнсей.

— Боюсь, я не смогу этого объяснить, — извиняющимся тоном сказала Котани-сэнсей.

— Итак, чем вы изволите заниматься сегодня? — спросил бородач, оглядев всю компанию.

"И почему, интересно, каждый раз я его встречаю в каких-то диковинных обстоятельствах?" — смущенно подумала Котани-сэнсей. Но тем не менее не преминула поблагодарить бородача.

— Спасибо, в тот раз вы нам очень помогли.

— Дяденька, у нас забастовка!

— Забастовка?! — бородач удивленно посмотрел на Мисаэ. — Значит вы, барышня, не посещаете школьные занятия?

— Ну да, бастую!

— А ваши наставники, что же, бастуют вместе с вами?

Котани-сэнсей не нашлась, что ответить. От этого бородача не знаешь, чего ожидать.

— Джун-тян, расскажи, пожалуйста, в чем дело.

Джун принялся рассказывать.

Бородач с интересом слушал. Потом прочел листовку и сказал:

— Ну что ж, все понятно. Доверьтесь мне! — и он ударил себя в грудь.

"Что он учудит на этот раз?" — в ужасе подумала Котани-сэнсей.

И тут бородач звучно запел застольный гимн клана Курода из Фукуоки. Он не только пел, но и еще и подтанцовывал.

Эгава-сэнсей густо покраснела.

Вокруг бородача начали собираться люди. Они с любопытством смотрели, как он танцует. Джун, Мисаэ и Тэцудзо, воспользовавшись моментом, бойко раздавали прибывающим зрителям листовки.

На этот раз ребята вполне обошлись бы и без помощи странного бородача, но им было приятно, что он хочет им помочь. Только бедные молоденькие учительницы не знали, куда им деваться со стыда.

В тот же день, около трех часов дня, произошло еще одно событие. Тэцудзо сидел дома и рисовал в тетради глиняную фигурку, которую принесла ему Котани-сэнсей.

Вдруг его окликнули:

— Тэцудзо-тян!

Тэцудзо обернулся и увидел в дверях Такеши, Кацуичи, Бундзи и еще трех-четырех человек из своего класса.

Он растерялся. Кроме заводских к нему никогда никто не приходил. Он совсем не знал, что делать в этой ситуации.

— Тэцудзо-тян, можно войти? — спросил Такеши.

— Угу, — сказал Тэцудзо.

— Тэцудзо-тян, извини, что я тогда взял без спросу твоих мух.

— Угу, — сказал Тэцудзо, явно прощая Бундзи.

— Тэцудзо-тян, возвращайся скорее в школу. Мы волнуемся и скучаем!

— Угу.

— Это тебе Мичико-тян просила передать, — сказал Такеши и протянул Тэцудзо носовой платок, на котором был нарисован большой овод. Тэцудзо растерянно уставился на платок

— Тэцудзо-тян, как ты здорово мух рисуешь! — восхищенно сказал Кацуичи. Он, как в музее, ходил туда-сюда по комнате, разглядывая развешанные по стенам рисунки Тэцудзо. — Ну надо же! Классно!

— Слушай, а это что — тоже муха? Как она называется? — вдруг спросил он, останавливаясь возле рисунка, на котором было изображено какое-то странное насекомое.

— Самка горбатки.

— Смотри-ка, у нее крыльев нету.

— Нету крыльев, — сказал Тэцудзо. Первый раз с начала учебного года он заговорил с одноклассниками.

Самое странное, что никто из ребят не удивился. И Кацуичи, и Такеши, и Бундзи — все восприняли это как должное. Вот если бы тут была Котани-сэнсей, она бы, скорее всего, заплакала от радости и удивления. И, наверное, принялась бы размышлять о том, какие же все-таки загадочные создания эти дети.

Потом все играли в мавари сёги и в кучу-малу.

Когда дедушка Баку вернулся с работы, то не сразу вошел в дом. Некоторое время он стоял у двери, глядя на то, как весело играет с другими ребятами его внук. Потом тихо вытер набежавшую слезу.