Глава 24 ТЯЖЕЛЫЕ ВРЕМЕНА

Забастовка длилась уже неделю. На восьмой день Котани-сэнсей побывала на двух собраниях. Первое — экстренное собрание ассоциации родителей и учителей школы Химэмацу — началось в два часа дня с выборов председателя.

Поприветствовав всех собравшихся, свежевыбранный председатель приступил непосредственно к делу:

— На повестке сегодняшнего собрания родительской ассоциации нашей школы стоит, как было объявлено ранее, только один вопрос. А именно, вопрос о переносе мусоросжигательного завода. В процессе заседания нам предстоит четко определить нашу позицию по данному вопросу. Уникальность сегодняшнего собрания в том, что мы выражаем свою позицию не только как родители, но и как жители данного района, и это может ощутимо повлиять на конечное решение, которое вынесет муниципалитет по данному вопросу. Сегодня здесь присутствуют представители всех заинтересованных сторон, и я надеюсь, что большинство остававшихся до сих пор невыясненными моментов прояснятся в процессе заседания. Позвольте мне начать с объявления. Согласно только что полученной информации перенос завода, в связи с осложнившимися обстоятельствами, откладывается на месяц.

По залу пробежал шумок.

Большинству присутствующих эта новость явно не понравилась.

Собрание началось. Один за другим начали выступать представители разных заинтересованных сторон. Муниципалитет и рабочие завода, так и не пришедшие ни к какому соглашению, стояли на противоположных позициях. Представители школы напирали в основном на то, что нужно как можно скорее решить все проблемы, которые не дают в полной мере обеспечить защиту прав детей на образование. Казалось, речь идет не о конкретных детях, а о каких-то гипотетических учениках. Это было невыносимо. Адачи и Котани-сэнсей сидели с расстроенными лицами.

Потом встала дама, назвавшаяся представительницей районного общественного движения за права граждан.

— Как сообщил нам господин председатель, — начала она, — перенос завода откладывается еще на месяц. Извините, но я не понимаю, что здесь вообще происходит?!

Послышались аплодисменты. Кто-то закричал: "Давайте отложим и эту отсрочку тоже! Откладывать, так откладывать!". Раздался дружный смех.

— Мы уже не первый и не второй день боремся за то, чтобы мусоросжигательный завод перенесли за пределы жилого района. Мы уже четыре года собираем подписи и подаем прошения.

— Вот именно! — послышались выкрики из зала.

Дама повернулась к представителям муниципалитета и повысила голос:

— Приезжайте, поживите здесь. В любом месте этого района. Стоит только повесить сушиться белье, и через пять минут оно уже все в копоти и в грязных пятнах. В домах, несмотря на жару, надо все время держать окна закрытыми, потому что пепел залетает в комнаты, и между прочим, даже в тарелки с едой. Это по вашей вине мы, добросовестные налогоплательщики, ведем такую невыносимую жизнь. И не надо делать вид, что вас это не касается! А теперь из-за каких-то осложнившихся обстоятельств вы откладываете все на целый месяц?! Хватит издеваться над нами!

Снова раздались аплодисменты.

— Кто, позвольте узнать, осложнил обстоятельства? Не вы ли сами? Почему из-за ваших обстоятельств мы снова должны страдать? Все, что говорите вы, и все, что говорят рабочие завода, — это полная чушь. Вы ведь сами этих рабочих нанимаете, правда? Значит, это ваши внутренние дела. И не надо нас, посторонних людей, в них вмешивать! Вам должно быть стыдно! Стыд-но!

На этот раз зал разразился овацией.

Представители муниципалитета сидели с кислыми лицами.

— Не надо обманывать нас и ссылаться на внезапно возникшие проблемы. Проблема только одна — мы, жители этого района, хотим, чтобы завод как можно скорее отсюда исчез. Вот и все. И больше никаких проблем. А ваши интриги нас не касаются.

— На этом, — сказал председатель, — выступления заинтересованных сторон завершены. Переходим к публичному обсуждению вопроса. Желающих высказаться попрошу поднять руку.

Одна из женщин, сидящих в зале, подняла руку.

— Я полностью поддерживаю позицию Сэко-сан, которая выступала здесь до меня. Невозможно представить себе более наглядный пример загрязнения окружающей среды и нанесения вреда обществу. В этой школе на кухне двойные окна: одно — стеклянное, чтобы в еду не падал пепел, другое — из металлической сетки, чтобы защититься от мух. Разумеется, поварихам тоже приходится нелегко, но с другой стороны у нас не остается выбора: проблеме питания детей в этой школе необходимо уделять гораздо больше внимания, чем в других школах. И мы, родители, больше не в силах мириться с таким положением вещей. Это несправедливо — заставлять большинство страдать из-за того, что с меньшинством обращаются как-то не так. Прежде всего нужно думать именно о большинстве.

После этой женщины выступили еще два-три человека, которые сказали примерно то же самое.

— Кто-нибудь хочет высказать другое мнение? — спросил председатель и выжидающе оглядел зал.

В одном из задних рядов поднялась рука. Это был отец Кацуичи:

— У меня есть несколько вопросов. Первый мой вопрос к рабочим с завода. Почему вы сами не бастуете, а заставляете бастовать своих детей? Они-то чем виноваты? И еще один вопрос к Сэко-сан. Если бы вашего ребенка переселили на насыпной участок и заставили бы ходить оттуда в школу, что бы вы сделали?

На первый вопрос вызвался ответить отец Токудзи.

— Я человек необразованный и красиво говорить не умею. Поэтому я просто скажу, что думаю. Вот тут одна из выступающих, кажется Сэко-сан, сказала, что мол, кончайте, вашими внутренними разборками осложнять жизнь другим людям. Ну, или что-то в этом роде. Так вот, она не права в том смысле, что мы как раз и не хотим осложнять жизнь другим людям и потому решили не бастовать. Между прочим, у рабочих есть полное право на забастовку, но мы крепимся из последних сил. Мы подумали, что если не пустим детей в школу, то от этого пострадают только наши дети, а не другие люди. Это во-первых. А во-вторых, знаете, есть такая пословица — если на тебя искры летят, сам от них и отмахивайся. При переезде на насыпной участок хуже всего придется детям, вот мы и решили — раз это касается в первую очередь их, пусть они попробуют сами постоять за себя. Мы хотим, чтобы они научились бороться за свои права.

Потом на вопрос отвечала Сэко-сан.

— Вот вы меня спросили, что бы я сделала, если бы моего ребенка переселили на насыпной участок и заставили бы ходить оттуда в школу. Я отвечу, что в таком случае я бы четко определила для себя, где кончается моя частная проблема и начинается проблема общественная. Свою частную проблему я уж как-нибудь решила бы своими собственными силами и, поверьте, не стала бы мутить воду и выдавать ее за проблему всего населения.

Отец Кацуичи снова попросил слова.

— Спасибо за убедительные ответы. Должен признаться, что слова представителя завода потрясли меня до глубины души. И присутствующим здесь мамочкам, которых в школьном образовании не заботит ничего, кроме оценок, хорошо бы как следует прислушаться к тому, что сказал этот человек. Мусор — это такая вещь, которую производит каждый из нас, каждая семья. Ну, так и разбирались бы с этим мусором сами, как говорится, сам кашу заварил, сам и расхлебывай. Однако всем понятно, что в условиях современного города это невозможно. Поэтому были придуманы специальные заводы, чтобы уничтожать мусор. Проблема в том, что люди потихоньку начинают забывать, что речь-то идет об их собственном мусоре. И тогда они превращаются в ужасных эгоистов. Мы так сильно хотим, чтобы мусоросжигательный завод перенесли, что совершенно не желаем замечать тех людей, которые действительно могут от этого пострадать. Навряд ли в этом зале найдется хоть один человек, который откровенно скажет, что, если у него самого все в порядке, то плевал он тогда на всех остальных. Таких среди нас нет. Но при этом, посмотрите, мы не желаем замечать тех, кто работает на заводе. Не желаем даже слышать об их проблемах. А все потому, что, как я уже сказал, мы забываем о том, откуда берется мусор. И это именно та причина, по которой я не могу согласиться с Сэко-сан. А не потому, что я на стороне муниципалитета, как некоторые из вас могли ошибочно подумать! — с нажимом сказал отец Кацуичи. Вид у него был очень серьезный.

— Молодец, мясник! Давай, покажи им! — послышались выкрики из зала.

И снова в задних рядах кто-то поднял руку. Котани-сэнсей даже привстала, чтобы разглядеть кто это. Слово взяла мама Джунъичи.

— Некоторые из тех, кто выступал тут до меня, говорили о том, что нельзя допускать, чтобы большинство страдало из-за меньшинства. Еще два-три месяца назад я думала точно так же. Мой сын учится в первом классе. У него хронический лимфаденит. Он никогда не любил шумные игры с другими детьми, чаще всего тихо занимался чем-нибудь в сторонке, сам по себе. Друзей у него почти не было. Но потом он вдруг изменился до неузнаваемости. Полагаю, причина, по которой он так сильно изменился, имеет самое прямое отношение к тому, что мы сейчас здесь обсуждаем. В один прекрасный день классная руководительница моего сына приняла в свой класс умственно отсталую девочку. Эта девочка была серьезно больна. Она не умела разговаривать и даже не могла толком отправлять, так сказать, естественные потребности. Понятно, что классная руководительница уделяла ей очень много времени. В результате у нее оставалось меньше времени на других детей, и родители, в том числе и я, начали волноваться, что это плохо повлияет на уровень подготовки детей, что они начнут хуже учиться. Мы не понимали, как можно ради одного ребенка приносить в жертву всех остальных детей в классе.

В какой-то момент все, кто думал так же, как и я, выразили классной руководительнице свое недовольство и потребовали, чтобы девочка ушла из класса. Но учительница отказалась выполнить наши требования. Помню, что тогда я страшно разозлилась и подумала, что в жизни не видела более упрямого человека. Но постепенно я стала замечать, что в моем сыне происходят перемены. Тот самый ребенок, который раньше ни на кого не обращал внимания, вдруг стал задумываться о других людях, сочувствовать им. Оказалось, что маленький ребенок, первоклассник не хуже взрослого может позаботиться о ближнем, хотя это совсем непросто. Не буду говорить о том, как тяжело было учительнице и детям, пока в их классе училась эта девочка. Но они достойно выдержали это испытание и заметно выросли — не в физическом, а в человеческом смысле. Стали глубже и умнее в плане человеческих отношений. И мы, родители, не должны об этом забывать.

Мы считали, что из-за одного ребенка страдают все остальные. Но мы ошибались. Те, кто сторонятся слабых и бессильных, избегают и презирают их, наносят вред прежде всего самим себе. Они перестают быть человечными. Мы должны осознать требования заводских рабочих как свои собственные. Мы должны видеть в борьбе, которую ведут заводские дети, свою собственную борьбу. Иначе мы перестанем быть людьми.

— Точно! Все верно! — послышался громкий голос. Это был Адачи-сэнсей. Послышались громкие аплодисменты.

После этого собрание продолжалось еще целый час. Желающих выступить было очень много. В конце концов были сформулированы две резолюции, которые в общих чертах выглядели так:

1) Мы, жители района, отказываемся подвергать наши жизни дальнейшей опасности и требуем скорейшей реализации плана по переносу мусоросжигательного завода.

2) Мы, жители района, настоятельно требуем перенести мусоросжигательный завод из жилых кварталов. В то же время мы полностью поддерживаем протестующих работников завода и готовы принять участие в их борьбе.

В самом конце председатель провел голосование. Три четверти участников проголосовали за первую резолюцию.

У Котани-сэнсей потемнело в глазах. Жизнь преподнесла ей еще один урок, в очередной раз показала, что понять поступки и поведение других людей не так-то просто.

С тяжелым сердцем она поехала домой.

Однако неприятности на этом не закончились. Можно даже сказать, что с одного тягостного собрания Котани-сэнсей попала на другое, столь же тягостное. Кроме мужа, который в кои-то веки вернулся домой пораньше, Котани-сэнсей поджидали ее и его родители. Дождавшись Котани-сэнсей, все сели ужинать.

За ужином разговор вертелся вокруг каких-то пустяков, но атмосфера за столом была какой-то напряженной. Но вот отец Котани-сэнсей отодвинул в сторону тарелку и сказал, обращаясь к Котани-сэнсей и ее мужу:

— В последнее время вы, кажется, не очень ладите между собой. Мы немного волнуемся из-за этого.

Котани-сэнсей подумала, что отец неправ и что дело не в том, ладят они с мужем или не ладят. Просто так получилось, что у них абсолютно разный подход к жизни. Но, разумеется, вслух она ничего не сказала.

— Наверное, в этом есть моя вина, — продолжал отец Котани-сэнсей. — Ведь твое устройство на работу в школу — моя идея. Я думал, что не годится запирать тебя в четырех стенах. Хотел, чтобы ты почувствовала настоящую жизнь. Наверное, это была ошибка.

"Нет, папа, ты все правильно сделал. Но ты ошибаешься в другом: когда думаешь, что общество в целом существует только лишь для блага одного-единственного человека", — мысленно возразила отцу Котани-сэнсей.

— Фуми-сан, мы слышали, что ты очень недовольна тем, что Кадзуо встречается по делам с разными людьми, — обратилась к ней свекровь.

— Ну что вы, мама, я всем довольна, — сказала Котани-сэнсей.

Она была недовольна только тем, что муж рассказывал про нее своим родителям невесть что. Странный все-таки он человек.


Муж действительно последнее время возвращался домой позже обычного. Он мог прийти в час или два ночи абсолютно пьяным. Но Котани-сэнсей ни разу не упрекнула его, ни разу не сказала, что ей это обидно или неприятно.

Однажды муж начал рассказывать ей детали очередной деловой встречи:

— Сегодня мы водили одного важного перца в кабаре. Напоили его как следует, раскрутили на инвестиции. Теперь дело должно сдвинуться с мертвой точки. Развлекать клиентов не так приятно, как кажется. Жизнь — штука жестокая.

Котани-сэнсей показалось, что она смотрит какой-то тупой телевизионный сериал.

— По-моему, ты не очень удачно употребил выражение "жизнь — штука жестокая". В таком контексте оно звучит странно. Вот ты говоришь, что развлекать клиентов не так уж приятно. Но судя по твоему виду, ты совсем неплохо провел время.

— Зачем ты мне хамишь? — сказал ей на это муж. — Ты вообще сама-то поняла, что сказала? И имей в виду, я на дух не выношу наглых женщин.

— Кадзуо встречается с разными людьми не ради себя. Он для семьи старается… — продолжала свекровь.

— Конечно. Я все понимаю, ответила Котани-сэнсей, а про себя подумала: "Поэтому, даже если я очень устала, я всегда встречаю его друзей улыбкой и стараюсь принять их как можно лучше".

— Фуми-сан, что тебе не нравится в Кадзуо? Что в нем не так? — очень серьезно спросила ее свекровь.

Котани-сэнсей не ответила.

"Я не могу ответить вам, — думала она. — А если и отвечу, вы все равно меня не поймете. Зачем зря делать больно вам и вашему сыну. Просто так получилось, что два человека с абсолютно разным мировоззрением вынуждены жить под одной крышей. И это очень непросто. Жаль, что я поняла это только сейчас".

Неприятный разговор все тянулся и тянулся, но Котани-сэнсей с достоинством выдержала эту пытку до самого конца.

Загрузка...