Прошло почти 25 лет с того времени, когда я заканчивал заключительную, третью часть этой книги, выполняя просьбу академика Н. Н. Семенова, председателя комиссии Академии наук СССР, созданной специально для того, чтобы решить вопрос о публикации этой работы. Особую инициативу в создании такой комиссии проявил Б. Л. Астауров. Комиссия рекомендовала книгу для издания, но поскольку в 1966 году официально считалось, что эпоха Лысенко в советской биологии уже закончилась и научная истина восторжествовала, автору предложили написать оптимистическое заключение. К истории «взлета» Лысенко следовало добавить и его «падение». Однако мой вариант «падения» Лысенко и его «учения» не был признан достаточно оптимистичным. Особенно неприемлемым было в нем то, что явление лысенкоизма рассматривалось как один из симптомов общей болезни всего общества. Среди факторов, способствующих «подъему» Лысенко, были указаны и такие, которые не исчезли и в 1966 году. Это прежде всего цензура и относительная изоляция советской науки. Не исчезли и попытки политического вмешательства в научные исследования. В последующие годы чисто партийный контроль науки в СССР даже усилился, став особенно жестким в области присуждения ученых степеней, выдвижения ученых на руководящие должности, участия их в международных конференциях, при создании новых научных центров и лабораторий. Реальная интеграция советской науки с мировой также не произошла. Лояльность ученых по отношению к тем или иным научным догмам, теориям или авторитетам уже не имела большого значения, но политическая лояльность оставалась незыблемым требованием — науку должны были творить лишь политически благонадежные кадры.
Сельское хозяйство страны также не обрело необходимого ему разнообразия и свободы выбора. Оно управлялось не на основе ясных принципов агрономической науки и сельскохозяйственной экономики, а методами директивного политического руководства. Крестьяне, создающие своим трудом главный продовольственный базис общества, продолжали оставаться его самой низшей социальной группой, лишенной каких-либо реальных прав и свобод. Это и привело к тому, что даже через 27 лет, после того, как Лысенко был разоблачен, расцвет сельского хозяйства не только не наступил, но даже и не наметился. Страна все в большей и в большей степени становилась зависимой от импорта продовольствия, а колхозы и совхозы не могли собирать и то, что было выращено на полях, без массовых ежегодных мобилизаций миллионов горожан и военных.
Но если идеи Н. И. Вавилова не воплотились пока еще в жизнь в его собственной стране, они все же не пропали для мирового земледелия. Они лежат в основе так называемой «Зеленой Революции» — введения в практику новых генетически планируемых высокопродуктивных засухоустойчивых и иммунных сортов пшеницы, риса, сорго и других культур, выведенных из мировых коллекций растений, мирового генофонда. Эта «Зеленая Революция», осуществленная в течение 20 лет (1946–1966), более чем удвоила мировое производство зерна и радикально снизила угрозу голода прежде всего в Азии и в Южной Америке. Именно этой революции Мексика, Южная Америка, Индия, Пакистан, Индонезия, Китай и многие другие страны обязаны своим сравнительно благополучным продовольственным положением, несмотря на удвоение своего населения.
«Зеленая Революция» началась в Мексике, где группа генетиков и селекционеров из 17 стран, возглавлявшаяся американским селекционером и генетиком Норманом Борлогом, собрав мировую коллекцию злаковых культур, часть которой была получена из СССР, начала в 1946–1947 годах планомерное накопление определенных качеств, путем введения в гибриды специфических генетических комплексов. В течение 15 лет они смогли создать более урожайные, устойчивые и неполегаемые сорта, которые обладали также и большим коэффициентом использования вносимых в почву удобрений. Поскольку не существует Нобелевских премий по сельскому хозяйству и поскольку теоретические идеи этих усилий были разработаны еще Николаем Вавиловым, Нобелевский комитет присудил Норману Борлогу в 1970 году Нобелевскую премию мира, а не премию за достижения в науке. Эта премия подчеркивала, что борьба с голодом — это прежде всего борьба за мир между народами. В настоящее время генетика растений и животных делает еще один радикальный шаг в сторону прогресса, создавая гибриды не только путем скрещивания, но и путем биотехнологии, включая нужные гены непосредственно в хромосомы яйцеклетки, укорачивая этим сроки получения нужных свойств. Будущее селекции связывается с этой новой техникой, и для ее реализации знание мирового генофонда растений особенно важно.
Сейчас в последнем десятилетии XX века рассказанные в этой книге события и судьбы все более м более уходят в историю. Живя с 1973 года в Великобритании, я смог оценить события этой истории не только с позиций советского ученого, тогда, в 60-х годах, еще сравнительно молодого и полного надежд, но и позиций западной, а точнее мировой науки. Я могу сказать вполне определенно, что главные герои книги действительно вошли в мировую историю — Николай Вавилов, «как сделавший величайший индивидуальный вклад в изучение популяций культурных растений, в теорию гибридизации растений, систематику и эволюцию» (цитируется по Британской Энциклопедии), Трофим Лысенко, «как самый знаменитый псевдоученый XX века, ставший диктатором биологии в коммунистическом мире в период Сталина и Хрущева» (там же).
В заключение я хочу выразить надежду, что эта книга, хоть она и опубликована с 25-летним опозданием, поможет тем целям, которые ставили перед собой Николай Вавилов и его соратники.
Лондон-Москва, 1991 г.