Взлеты и падения великих держав. Экономические изменения и военные конфликты в формировании мировых центров власти с 1500 по 2000 г.

ЭПИЛОГ

Логично было бы завершить обзор пятисотлетней истории взлетов и падений великих держав в рамках мировой политико-экономической системы серьезным разбором теоретической и методологической составляющих, в котором автор мог бы рассмотреть получившие широкое распространение теории «цикла гегемонистской войны»^{1259}, «глобальных войн, государственного долга и длительного цикла»^{1260}, «размера и продолжительности существования империй»^{1261}, а также другие попытки^{1262} политологов найти общее объяснение происходившего и, как правило, сформулировать возможные будущие последствия. Однако данная книга не является политологическим трудом, хотя, безусловно, специалисты этой области, занимающиеся изучением природы войн и изменений мирового порядка, найдут в ней множество полезных фактов и объяснений.

В этом разделе вы также не найдете какого-либо резюме, описывающего нынешнюю ситуацию, так как это противоречило бы одному из главных принципов книги, согласно которому система мирового порядка находится в состоянии постоянных изменений, вызванных не только действиями отдельных государственных деятелей и быстрой сменой политических и военных событий, но и глобальной трансформацией основ мирового могущества, которые обнаруживаются со временем.

Тем не менее, прежде чем поставить точку в этом исследовании, следует выделить ряд общих наблюдений. На протяжении всей книги утверждалось, что при рассмотрении системы мирового порядка в целом такие понятия, как «богатство» и «могущество», «экономический и военный потенциал», всегда имеют относительный характер — и это следует учитывать. Соответственно в любом государстве будут постоянно наблюдаться какие-то изменения, поэтому ни о каком постоянном мировом балансе сил не может быть и речи. Анархический и соревновательный характер отношений между странами-конкурентами определил историю международных отношений за прошедшие пять веков как историю войн — или как минимум подготовки к войне — что в любом случае требовало значительных ресурсов, которые могли бы использоваться в иных государственных или негосударственных целях. Независимо от уровня экономического и научно-технического развития из века в век продолжалось обсуждение такого важного вопроса, как определение доли национального богатства, которую можно потратить на военные цели. Обсуждался и наилучший способ повышения уровня процветания государства не только из-за отдельных преимуществ, которые дает увеличение благосостояния, но и из-за осознания того факта, что экономический рост, производительность, стабильное финансовое положение повлияет на будущее великой державы при возникновении очередного международного конфликта. Действительно, результаты всех значительных затяжных войн между великими державами, рассмотренные здесь, показывают, что большую роль в исходе конфликта играет уровень развития производственно-экономических сил как во время самого противостояния, так и в периоды между войнами, когда различие в темпах роста делает одни великие державы сильнее, а другие слабее. В значительной степени исход больших коалиционных войн в период с 1500 по 1945 год подтверждает изменения на экономическом уровне, происходившие на протяжении длительного времени. Новый передел территорий, которым заканчивалась очередная война, таким образом, отражает перераспределение власти в рамках мирового порядка. Наступление мира, однако, не приводит к прекращению процесса постоянных изменений, и вследствие разницы в темпах экономического развития одни великие державы продолжают превосходить другие.

Нельзя с определенностью сказать, является ли причиной войн «взлет» и «падение» отдельных держав в нашем мире стихийно устанавливаемого порядка. В большинстве исторических трудов понятия «война» и «система великих держав» неразрывны. Маккиндер, один из отцов-основателей неомеркантилизма и геополитики как науки, считал, что «большие войны, вошедшие в историю… являются результатом, прямым или косвенным, неравного развития государств»^{1263}. Но не изменилось ли все с 1945 года? Возможно, что на самом деле именно появление ядерного оружия, способного превратить любой конфликт во взаимное уничтожение, наконец избавило мир от привычки при каждом изменении баланса сил среди великих держав развязывать войну. В итоге противостояние происходит опосредованно, в виде небольших, локальных «суррогатных» войн. Вместе с тем взаимная готовность применения ядерного оружия может гарантировать, что возможные будущие конфликты между великими державами останутся в рамках конвенционального противостояния, но даже в этом случае, учитывая современный уровень вооружений, они принесут очень много жертв.

Очевидно, что на такого рода вопросы никто не сможет дать четкого ответа. Тем же, кто полагает, что люди сегодня не настолько глупы, чтобы развязать очередную разрушительную и дорогостоящую войну между великими державами, возможно, следует напомнить, что именно так многие и рассуждали на протяжении большей части XIX века, а в 1910 году даже вышел известный труд Нормана Анджела «Великая иллюзия» (The Great Illusion), в которой говорилось о чудовищных экономических последствиях современной войны как для победителей, так и для побежденных, — в то время как генеральные штабы ведущих европейских стран втайне от всех дорабатывали свои военные планы.

Независимо от того, насколько велика вероятность развязывания войны между ведущими государствами с применением ядерного или конвенционального оружия, ясно одно, что процесс изменения баланса сил идет и будет еще активнее, чем раньше. Более того, это происходит на двух параллельных, но взаимосвязанных уровнях — экономически эффективного производства и стратегических сил и средств. И пока тенденции последних двух десятилетий остаются неизменными (да и почему бы им меняться?), модель мировой политики на сегодняшний день выглядит примерно так.

Во-первых, основная доля общего мирового производства и военных расходов не будет концентрироваться в руках пяти крупнейших государств, как сейчас, а распределится между большим числом стран; но это будет происходить постепенно, и в ближайшем будущем Вряд ли можно ожидать расширения существующей «пентархии», представленной Соединенными Штатами, СССР, Китаем, Японией и ЕЭС.

Во-вторых, в этой пятерке уже начался процесс перераспределения долей в мировом производстве от СССР и США, а также ЕЭС в пользу Японии и Китая. И это делается не из экономического расчета для более сбалансированной ситуации в пятерке, поскольку Соединенные Штаты и ЕЭС сохраняют практически те же лидерские позиции как в плане производства, так и в плане внешней торговли (хотя прежде существенную прибыль они получали за счет своей военной составляющей), СССР и Япония, находящиеся примерно в равных весовых категориях (хотя экономика Японии растет быстрее), обладают лишь примерно 2/3 от производительной мощности первых двух участников пятерки, в свою очередь КНР, несмотря на еще значительное отставание от остальных, демонстрирует самые большие темпы роста.

В-третьих, с военной точки зрения мир до сих пор остается биполярным, поскольку только США и СССР обладают таким количеством стратегического вооружения, которого достаточно для полного уничтожения противника. Тем не менее устоявшаяся многолетняя биполярность может со временем исчезнуть как на уровне ядерного вооружения (либо оно станет трудно применимым, либо Китай, Франция и Великобритания значительно расширят свои ядерные арсеналы), так и на уровне конвенционального вооружения — благодаря активному наращиванию Китаем своей мощи, а также благодаря созданию мощной совместной группировки западногерманских, французских, а возможно, британских и итальянских вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, при условии что указанные страны действительно будут заинтересованы в эффективном военно-техническом сотрудничестве друг с другом. Однако по внутриполитическим причинам вряд ли этого можно ожидать в ближайшем будущем; но самый факт возможности такого сценария создает определенную неуверенность в долговечности существования биполярного мира как минимум на неядерном уровне. В свою очередь, вряд ли сегодня кто-то уличит Японию в том, что она хочет стать мощным военным государством; вместе с тем все, кто знаком с моделью «войны и изменений в мировой политике», не удивятся, если в один прекрасный день новое политическое руководство в официальном Токио решит трансформировать свой экономический потенциал в военный.

Если бы Япония действительно решила играть более активную военную роль в международных делах, то причиной этого, скорее всего, стала бы ее неспособность защищать свои интересы, действуя лишь как «торговое государство»^{1264}, и, укрепив свою военную мощь, Страна восходящего солнца могла бы попытаться в значительной степени усилить свое международное влияние, чего ей было бы не достичь невоенным путем. Но история конкуренции на международной политической арене последних пяти столетий показывает, что одной лишь военной силы мало. Государство может таким' образом защитить себя или осадить конкурентов лишь на короткий срок (чего для большинства политических лидеров и поддерживающей их общественности вполне достаточно). Но если в результате страна выйдет за свои географические и стратегические границы, даже не говоря о каких-то имперских масштабах, то она будет обречена тратить значительную долю своих доходов на обеспечение «защиты» и, следовательно, вынуждена сократить сумму «инвестиций в производство», в результате чего она столкнется с замедлением темпов роста объемов производства, а в долгосрочной перспективе ей будет трудно сохранить потребительский спрос со стороны ее граждан и свое положение на мировой арене^{1265}. В частности, это уже происходит с СССР, США и Великобританией. И следует отметить, что, в свою очередь, Китай и ФРГ изо всех сил стремятся избежать чрезмерных военных расходов, подозревая, что это может негативно сказаться на их темпах роста экономики в долгосрочной перспективе.

Таким образом, мы вновь возвращаемся к головоломке, над разрешением которой бьются стратеги, экономисты и политические лидеры с давних времен. Право называться великой державой подразумевает способность защитить себя от посягательств любого другого государства-нации^{1266}, а значит, требует наличия развитой экономической базы. По словам Листа, «война или сама возможность войны делают формирование мощной производственной базы непременным условием права называться одной из ведущих стран мира»^{1267}. И все же, включаясь в войну или принимая решение о перенаправлении значительной части своих «производительных сил» на создание «непродуктивного» вбенного вооружения, государство рискует разрушить свою национальную экономическую базу, особенно если оно нацелено на долгосрочное инвестирование доходов в рост экономики.

Это подтверждают и классики политэкономии. Последователи Адама Смита призывали к сохранению максимально низких расходов на оборону. В свою очередь, симпатизировавшие идеям «Национальной экономики» Листа настаивали, чтобы у государства было как можно больше инструментов влияния. Всем им, честно говоря, следовало бы признать, что в действительности это вопрос выбора, но трудного выбора^{1268}. Безусловно, в идеальной ситуации «прибыль» и «могущество» должны были бы идти рука об руку. Однако слишком часто государственные деятели сталкивались с дилеммой: обрести ли надежную военную защиту от реальной или мнимой угрозы, которая со временем ляжет тяжелым бременем на экономику, или тратить на оборону минимум средств, подвергая риску защиту собственных интересов от периодических посягательств со стороны других государств^{1269}.

Поэтому нынешние ведущие мировые державы вынуждены искать решение двойной проблемы, над которой бились их предшественники: во-первых, с неравномерными темпами экономического роста, в результате чего одни становятся богаче (и, как правило, сильнее) остальных, а во-вторых, с конкурентным и порой враждебным внешним миром, заставляющим выбирать между оперативной военной и долгосрочной экономической безопасностью. И здесь нет универсального общего правила для предпочтения того или иного пути. Если государство отказалось от обеспечения соответствующего уровня собственной военной безопасности, то оно не сможет адекватно противостоять своему сопернику, решившему воспользоваться своим преимуществом; если же оно слишком много тратит на вооружение или, что бывает чаще, на покрытие растущих расходов по военным обязательствам, принятым ранее, то оно может просто не рассчитать свои силы и возможности. Не облегчил ситуацию и «закон возрастающей стоимости войны»^{1270}. Если обратиться к популярному примеру, ВВС США к 2020 году фактически будут не в состоянии закупить даже один самолет из-за постоянно растущей стоимости современного вооружения, и это является тревожной тенденцией как для правительств государств, так и для налогоплательщиков.

В итоге каждой из сегодняшних ведущих держав — США, СССР, Китаю, Японии и (возможно) ЕЭС — придется разрешать для себя многовековую дилемму взлета и падения на фоне нестабильных темпов роста, технологических инноваций, изменений на мировой арене, растущей стоимости вооружений, а также колебаний в балансе сил. И все это не под силу контролировать ни отдельному государству, ни тем более одному человеку. Перефразируя известное высказывание Бисмарка, все великие державы плывут в «потоке времени», который они не могут «ни создать, ни взять под контроль», но в котором они могут «держаться, используя свои навыки и опыт»^{1271}. Итог такого «путешествия» в значительной степени зависит от мудрости правительств в Вашингтоне, Москве, Токио, Пекине и в нескольких европейских центрах. Данная книга является попыткой спрогнозировать возможные варианты развития для каждого из рассмотренных здесь государств и всей системы великих держав в целом. Но все же успех плавания по «течению времени» во многом зависит от их собственных «знаний, навыков и опыта».