Взять своё

9

По длинным извилистым ходам древних тоннелей города быстро ковылял хранитель. Несмотря на темноту запутанных коридоров, в некоторые части которых десятилетиями не заглядывала ни одна душа, старый гном с легкостью нырял то в одно то в другое черное зево хода на часто встречающихся разветвлениях. Ведь он, гном — хранитель одного из древних коленей своего рода, ведущих летопись Великой книге памяти, вот уже около сотни лет был здесь полновластным хозяином, вдоль и поперек исходивших в заулки этого рукотворного лабиринта.

— … Зло вернулось, — бессвязно бормотал он, широко раскрытыми и невидящими глазами уставившись прямо в темноту. — Зло, которое нельзя называть по имени…

Его потрясенный шепот то терялся за очередным поворотом, то, наоборот, на прямой линии прямого коридора обгонял своего хозяина.

— Зло ходит среди нас, приняв личину одного из нас, — выводил гном дрожащим дребезжащим голосом. — Боги, а если я ошибаюсь… Я должен скорее добраться до Великой книги. Посланник не мог соврать. Не мог! Но тогда…, — на какое-то мгновение он резко остановился, словно наткнулся на невидимую стену; однако почти сразу же вновь перешел на быстрый спотыкающийся шаг. — Надо проверить знаки, которые должны возвестить о Его приходе… Надо спешить…

Вот он на одном из разветвлений, где несведущий путник бы замер в недоумении, он не раздумывая нырнул в левый ход… И уже через полсотни шагов остановился перед невысокой дверью, потемневшие от времени доски которых почти сливались с чернотой шершавых каменных стен подземелья.

Хранитель резко толкнул дверь и оказался в своей каморке, в самом углу которой, почти под потолком притулилась закопченная масляная лампа.

— …, — он опять забыл задуть ее, когда получил известие о прибытие посланники с чрезвычайным известием. — Милостивые боги…, — рука его быстро нарисовала в воздухе охранительную руну, а губу привычно зашептали слова благодарности. — Где же это? Плохо видно.

Масло в светильнике едва прикрывало дно и поэтому тусклый свет с трудом освещал и огромный каменный стол с древней книгой и саму скорчившеюся рядом с ней фигуру хранителя. Тот почти лежал на полуметровых листах пергамента, медленно водя крючковатым пальцем по неровным строчкам рун.

— Где же это место? — он время от времени перелистывал очередной лист и снова подслеповатыми глазами пытался разобрать написанное одним из своих предков. — А… Кажется вот! Здесь описываются времена до Великой войны, когда подгорный народ обретался в варварстве и невежестве…, — хранитель с кряхтение оторвался от книги и, сняв с крючка светильник, снова приник к пожелтевшему пергаменту. — Вот!.. И древнее зло пришло на нашу землю, приняв облик одного из наших старейшин…, — старческий голос в миг избавился от неуверенности, зазвенев пророческой жуткой мощью. — Содрогались от пролитой крови небеса, посылая на землю огонь и воду… Зарыдали Боги от жалости к своим детям… Вот, вот! И побегут во все стороны животные и полетят птицы; и страх нападет на всякую живую душу под солнцем; и… рассыпятся в прах древние скалы.

Проговорив это хранитель оторвался от книги и медленно сел в свое кресло. С застывшим выражением мистического ужаса на лице он закрыл глаза.

— Точно так, точно так. Все случилось именно так, как написано в Великой книге… Боги, это пришествие? Ледяной Владыка среди нас?

Несколько десятков всадников с развивающимся над ними черно-красным бунчуком Шамора неторопливо пересекали неубранное поле.

— Парни из второй турии болтали, что ночью у ворот бродягу остановили, а у того мешочек с каким-то порошком, — чернявый легионер с нелепо смотрящими узкими усиками рассказывал очередную байку. — А тот начал им сказки рассказывать. Лекарство, мол, это от живота! Карга, говорит, старая дала ему этот порошок. И от живота и от других болезней помогает, — легионеры окружили рассказчика полукругом, почти не пришпоривая лошадей; за время патруля эту историю они еще не слышали. — А парни-то, что? — он сделал таинственное лицо, старательно выдерживая паузу. — Они, не будь олухами, сначала хорошенько помяли его ножнами по спине. А потом еще и сапогами добавили, чтобы по сговорчивее был. Тот сразу все вспомнил! И про порошок, и про каргу эту старую, и про болезни срамные…

Всадники тут же взорвались хохотом.

— А потом посыпали этим порошком кусок мяса и бросили его псу у таверны, — продолжал чернявый дальше. — Так сдох он! Весь пеной, кровью изошел и сдох. Комтур тут же взял этого бродягу под «белы ручки», пока его не прибили, и к сотнику.

От улыбок и смеха не осталось и следа. У всех были на слуху случаи, когда бессмертные травились целыми туриями, выпив воды из колодца или попробовав копченные окорока в брошенных селах.

— А после смены парни, стоявшие у ворот, получили по паре золотых, — легионер тут же многозначительно потер пальцами. — Говорят, что еще тысячник добавит…

После его слов повисло многозначительное молчание. Два золотых были очень неплохой прибавкой к жалованию бессмертного.

— Что это там такое? — один из всадников привстал на стременах, уставившись куда-то вдаль. — Похоже, оборванец какой-то… Черт!

Однако, первым все же среагировал чернявый легионер, с хеканьем рванув с места в карьер. Уже после опомнились и остальные, перед глазами которых замаячили реальные золотые монеты.

— Не убивать! Не убивать! — непрерывно орал комтур откуда-то из середины кавалькады; ему-то виделись отнюдь не жалкие несколько золотых, а милость самого командующего. — …

Вот первый налетел на бродягу, пиная его сапогом в лицо. Двое других, лихо соскочив с коней, бросились к распластавшемуся на мерзлой земле человеку. Не обращая на его разбитое в кровь лицо, легионеры быстро обыскали оборванное тряпье бедолаги.

— Господин! — комтур уже осаживал своего жеребца, когда раздался раздосадованный голос чернявого легионера. — Мы ошиблись, господин… Под его плащом доспехи. Это, кажется, наш, — еще мгновение и комтур оказывается на земле и, расталкивая столпившихся подходит ближе. — Вот, смотрите! Видите?!

Из-под вывернутого грязного плаща, слежавшиеся клока которого торчали тот тут то там, показался тусклый цвет рифленого металла. Но чернявый показал на другое — на стилизованный знак мифического зеря, который был символом бессмертных.

— Значит, это свой, — пробормотал комтур, приседая рядом со стонущим телом. — Принеси-ка мою флягу. Надо омыть ему лицо, — из принесенной фляжки бессмертный, несколько раз плеснув на свои руки разбавленным вином, осторожно стер с лица бродяги кровь. — Проклятье! Демоновы ляжки! Квин… — Лежавший мужчина слабо дернулся, услышав произнесенное имя. — Что с тобой…

Это был точно сотник Квин из тысячи Чагарэ! Но, Боги, что с ним произошло? Из какой демонической задницы он только вылез, если так выглядет? У лежавшего была землистого цвета кожа, местами промороженная до черноты. Провалившиеся глазницы, окаймленные темными кругами, делали лицо похожим на череп.

— Сотник! Сотник Квин, очнись! — он прислонил фляжку к обкусанным губам шаморца. — Ты у своих! Ты дошел. Сотник! Ты слышишь меня? Сотник, очнись? Что с тобой случилось? Где остальные?

Покрытые инеем веки шаморца дрогнули. Глаза открылись. Темный зрачок, окруженный со всех сторон красным цветом, замер. Он не дергался, не бегал. Это была неподвижная точка.

— Господин! Вы слышите меня? — рука сотника, подобно движениям слепых, осторожно коснулась наклонившегося комтура; темно-серые пальцы медленно прошлись по складкам плаща и задержались на фигурной фибуле. — Вы у своих…, — ощупав застежку, пальцы спустились на металл нагрудника и двинулись вверх. — …, — у выгравированного знака, такого же как и у него, пальцы остановились. — …

— Кто ты, солдат? — наконец, еле слышно прошептал Квин, незряче уставившись куда-то над головой комтура. — Назови свое имя и звание!

— Я Торес, господин. Комтур третьей сотни…, — легионер осторожно подложил под голову сотника свернутый плащ. — По велению Победоносного, да хранят его Боги, назначен комендантом Соленой Пади. Сегодня, вот, вышел с патрулем прогуляться по окрестностям…, — добавил он. — …

— Торес… Торес…, — Квин вновь закрыл глаза; после длительной дороги через промороженные, утопающие в белоснежном снегу, леса, он все равно ничего не видел. — А… Я помню тебя… Это твои разнесли ту таверну на границе…, — рука сотника тяжело упала на землю. — Слушай меня внимательно! Слово и дело.

Чернявый легионер, что грел уши рядом, чуть не подскочил на месте при этих словах. Он, как и другие услышавшие это, тут же отошли по-дальше. Никому не хотелось отвечать на вопросы пользующихся дурной славой палачей султана.

— Слово и дело, — вновь произнес Квин, но уже чуть громче. — Сразу же после этого разговора, ты должен не теряя времени отправиться в ставку Атакующей орды и передать сказанное мною…, — голос его затих, а из горла раздалось лишь сиплое хрипение. — Тысячи Чагарэ больше нет. Остатки легионеров закрепились в одном из покинутых селений… Без продовольствия и почти без оружия…

С каждым новым сказанным словом глаза комтура раскрывались все шире и шире. В какой-то момент, он вообще решил, что от голода и холода у сотника просто поехала крыша и он не в себе. Как какой-то захудалый клан (он как-то слышал о клане Черного топора) мог отбиться от такого количества войск? Как?

— … От посланных Кровольдом гномов почти никого не осталось… Ты слышишь, Торес? — рука Квина вновь взлетела в воздух и вцепилась в плечо комтура. — Грозные гномы в один миг превратились в стадо испуганных свиней, пускающих слюни и верещавших от ужаса… Я видел странные вещи, — дыхание Квина стало прерывистым; зрачки открытых глаза начали резко дергаться из стороны в сторону. — Камни, который со страшным грохотом разрывались на тысячи и тысячи мелких осколков… Падавшую со стен зловонную серо-желтую жижу, которая заживо пожирала человека… Я видел, как грохотала земля…, — он почти шептал, отчего комтуру пришлось наклонить к о рту шаморца. — Как громадные скалы приходили в движение и превращались в кучи разломанных камней…

… Мороз. Довольно сильный. Каждый шаг по едва заметенному снегом полю сопровождался хрустом замерзшей соломы. Хруст…, хруст…, хруст. Постукивая себя по озябшими руками в толстых рукавицах, Колин сделал еще несколько шагов вперед. Отсюда, с невысокого пригорка открывался прекрасный вид на гигантское поле, которому вскоре предстояло стать ареной столкновения двух армий, двух систем — мощной и уже давно сложившейся восточной деспотии с огромными ресурсами, эдакого Голиафа, и крошечного Давида, нового технократического государства.

Поле с неубранной пшеницей — обломанными налившимися зерном колосками, вытоптанными дорожками — производило гнетущее впечатление, которое еще больше усиливалось осознанием грядущего сражения.

— Прет, ирод, — прошептал Колин, вглядываясь в морозную даль. — Как немец под Москвой, — у него, не знавшего толком своего деда-ветерана и ничего не слышавшего о его славном боевом пути, эта фраза вырвалась сама собой; просто открывавшаяся перед ним картина и сама гнетущая обстановка живо напомнила ему соответствующие картины из многочисленных советских военных фильмов. — Падла, как на параде!

Действительно, стройные коробки легионеров надвигались на него идеально ровными шеренгами, создавая впечатление движения чего-то огромного и чуждого человеческой природе с его расхлябанностью и бесшабашностью. Сотни и сотни ровных щитов застыли непреодолимой стеной в левой руке каждого легионера. Впереди них, на несколько метров вперед, неуловимо колыхались полуметровые острия сверкающих в лучах зимнего солнца пик. Над каждым из солдат развивался длинный конский хвост, торчавший из натертых до блеска шлемов.

— Это, что они вообще нас ни во что не ставят?! — ухмыльнулся гном, многозначительно почесав макушку перевязанной головы. — Эй, братцы! — повернулся он назад. — А ну-ка, дайте один залп, да прочистите им уши и мозги заодно!

Стоявшие позади него пара низкорослых, даже по меркам своей расы, гномов тут же с радостным гоготаньем помчались к расчетам своих орудий — возвышавшимся над их головами многометровыми требуше. Возле каждого из этих поражавших своей первозданной мощью орудий в предвкушении уже толпилось по десятку их подчиненных, здоровенных, широкоплечих гномов — заряжающих. Именно таких, отъевшихся и раскачанных на тренировках гномов в свое время и отобрал Колин, переведя из штурмовиков в расчеты своих новых дальнобойных орудий.

Собственно и сейчас эти «кабаны», демонстрируя сноровку и немалый опыт быстро пригнули к земле метательное плечо орудия и, зафиксировав его, положили внутрь веревочной корзины небольшой, литров на десять, бочонок.

— Ну, боги войны, готовы? Запальные фитили? — заорал Колин, с нескрываемым наслаждением глядя на слаженные действия расчетов. — Молодцы! — с сияющими рожами, выглядывавшими из под черных матовых шлемов, гномы уставились на него в ответ. — Огонь, бисовы дети! Огонь! Дайте им огня!

Одновременно раздался рев подтверждающих команд командиров и со стуком молотов по запорным клинам, десятки бочонков с неприятным содержимым и шипящими на ветру хвостиками — бикфордовыми шнурами отправились в сторону наступавшего противника.

— А теперь еще разок! — Колин даже не стал провожать взглядом взлетевшие снаряды; на этом поле они уже десятки раз простреляли все что можно было и чего нельзя было. — Шустрее, шустрее!

Расчеты мигом облепили свои орудия. Одни с яростью крутили ручки ворота, другие тащили бочонки с какими-то надписями на боках; третьи подталкивали противовес…

— Огонь! — вскоре вновь раздался вопль Колина. — Огонь!

И среди стройных шеренг вышагивавших по замершей земле легионеров начали один за другим взрываться бочонки с порохом. С резкими хлопками в воздух поднимались густые клубы белого дыма, мерзлой земли, мелких кусочков металла, окровавленных частей тел. Дикие крики боли и ужаса раздавались то одном то в другом месте.

Очередная порция снарядов принесла испуганно поднимавших к небу щиты легионерам новую напасть. Касание бочонками земли уже не сопровождалось громкими взрывами. Нет! Был какой-то хруст, треск! В стороны, на прыснувших в стороны солдат, ураганных дождем полетели какие-то вонючие желтые капли! С шипением ядовитых гадюк химически активные вещества вступали в реакцию с водой и буквально заживо пожирали легионеров — неудачников.

— А-а-а-а-а! — с верещанием они пытались снять с себя доспехи. — А-а-а-а-а! — на землю летели мечи и щиты вместе с бесформенными ошметками плоти, в которые превращались их руки. — А-а-а-а-а!

Однако, товарищи вопящих от боли или уткнувшихся в землю легионеров переступали через них и шли дальше. И пусть они испуганно поглядывали в небо, и вздрагивали от резкого шума, и их ряды и шеренги были не столь стройны как раньше! Но они все еще продолжали идти вперед!

Бессмертные в очередной раз своей кровью и своими жизнями подтверждали свое гордое имя! Легион вновь сомкнул щиты и выставил пики вперед, оставаясь все еще грозной и мощной силой…

— А я собственно и не надеялся…, — недовольно скривился Колин при виде малой результативности стрельбы. — Хотя… Братцы, давай-ка чуть позже еще одну серию! Короче, до рубежа в пятьдесят шагов палить как можно быстрее и по всему фронту, — командиры расчетов с готовностью мотнули головами и Колин удовлетворенно повернулся к другим. — А, вы чего встали как вкопанные?

В стороне от первых требуше стояла другая группа гномов, которая всем своим видом отличалась и от расчетов орудий, и от штурмовиков Тимбольда. На них не было доспехов, всего этого массивного и тяжелого железа, сковывавшего свободы движения и обзор. Гномы были одеты в теплые ватные штаны, пухлые телогрейки и… мягкие шапки с ушами похожими на зайчьи. Из оружия у каждого из них был лишь длинный черный кинжал на поясе.

— Что, замерзли? — оглядел Колин своих орлов, которые должны были повести в бой еще один сюрприз для шаморцев. — Тогда заводи свои коробочки и за мной! Раздавим эту гниль! Пусть знают как связываться с подгорным народом!

И он, натянув на голову шапку ушанку или танко-шлем, чего уж греха таить, ринулся к стоявшей недалеко высокой повозке с узкими бойницами в боку и спереди. Привычно взлетев по специальной боковой лестнице на крышу, Колин скользнул в люк и оказался в тесноте второго этажа. Здесь, между ящиками с гранатами и парой арбалетов, он устроился по ближе к передним бойница и громко закричал:

— Там внизу, готовы?! — не менее громкий рев десятка гномов с первого этажа был ему ответом. — Отлично! Тогда, поехали!

Гномы уперлись ногами в землю и руками в толстые ручки, приделанные к стенам, заставляя повозку-танк тронуться с места. Вскоре высокая повозка на здоровенных широких железных колесах, как и ее собраться чуть дальше, довольно шустро побежала с холма вниз.

— Куда так гоним? — вновь подал голос Колин, из-за набравшей скорость повозки его несколько раз хорошенько приложило о деревянный борт. — Свалите к черту нас всех! Сбавь обороты! — одновременно он вытащил в люк руку с ярким желтым флагом, которым сразу же начал сильно размахивать. — Вот так! И эти черти пусть притормозят, а то переборщим.

Когда до первой шеренги бессмертных осталось с полсотни шагов, Колин скомандовал:

— Первые продолжаем катить, вторые готовь пики! — часть гномов быстро, выполняя уже сотни раз отработанные движения, вытащили со стен прикрепленные там пики с широкими листовидными лезвиями и приготовились тыкать ими в бойницы. — Приготовиться! — сам же он уже разок успел пальнуть из арбалета. — Готовимся! Давай! — заорал он, одновременно выкидывая через верхний люк один из кувшинов. — Дави их! Коли!

Первая из их диковинных повозок, и так внушавшая удивление и страх, отсутствием лошадей, с хрустом врезалась в строй. Тех легионеров, кто просто не успел уйти в сторону, подавило железом колес и зубьями выступающего бампера. Свою лепту в эту сумятицу внесли и резкие удары пик, что словно жало пчелы разило замешкавшихся бессмертных из бойниц.

Это была настоящее месиво! Тесный строй, в котором наступал легион, сыграл с ним злую шутку! Раньше, всегда и везде именно ощущение плеча товарища придавало построению бессмертных силу и мощь удара, но сейчас все изменилось… Сгрудившиеся в тесном строю легионеры не успевали уворачиваться от летящих пик и зубьев, тут же падая на землю окровавленными обрубками. То слева то справа раздавались громкие хлопки взрывов и к первым телам добавлялись вторые и третьи, пораженные осколками самодельных гранат.

Не отставали и танки соседей, вырвавшиеся вперед. С раздававшимся стой стороны гиканьем, огромные повозки давили легионеров не хуже гнилых овощей у фруктов.

Колин радостно завопил, но из его рта раздался лишь хрип. К своему ужасу он почувствовал, что губы не слушаются его. Он не мог вымолвить ни слова. Его руки и ноги также оказались, словно скованные железными оковами.

— Как мечется, как мечется, бедняжка, — раздался где-то рядом с ним нежный и знакомый девичий голос. — Совсем худо ему. А ведь он и от лихорадки не оправился, а тут такое… Бредить ведь начал. Кричал, как бешеный, — дальше голос перешел на шепот. — Какого-то бога войны все звал! Кричал, «дайте им жару, боги войны»! Что это за бог такой, папа? А кто такие танки? Демоны? Колин ведь еще добавлял, «танкам открыть огонь!». Аж жуть, как кричал… Это он так с богами разговаривал? Да, не слышит он ничего. Что ты папа? Это же мой Колин, наш владыка! Ты что? Что ты такое говоришь? Как он может быть богом? — в голосе Амины, а это точно был ее голос, отчетливо послышались нотки удивления, густо замешанного на испуге. — И что? Скала раскололась на две части, а стена превратилась в руины? Но у него же был какой-то порошок… Разве он слабенький? Правда? И такое мог сделать только один из подгорных братьев? Папа… Как же так? Значит, место Колина занял кто-то из Великих? А если это вернувшийся из тьмы Ледяной Владыка? Ты ведь слышал что говорят другие? А если это не один из подгорных богов? Что тогда? Ведь Ледяной Владыка…

Он с трудом поднял голову и еле слышно застонал от пронзившей его боли. «Черт… Это что был сон? Бляха муха! Какие-то танки, повозки, взрывы… И во сне воюю. Охренеть!».

Вцепившись в край лежанки, он медленно поднялся и сел. «А что это еще за голоса? — вдалеке кто-то разговаривал; не все слова ему были понятны, но там явно говорили о нем. — Обо мне ведь разговаривают. Точно! — он на несколько мгновений застыл, вслушиваясь в разговор. — Хрень какая-то. Боги, Ледяной Владыка… Видать, что-то случилось… Мать его! У нас же война! — доходит вдруг до него. — Да, что это такое?! Очнешься, война! Отрубишься, и тут режут и взрывают друг друга!».

Тут Колин уже застонал не сдерживаясь. И, пожалуй, недоумения в этом стоне было гораздо больше, чем жалобы на боль.

— Отец, я что-то слышу, — где-то в темноте загорелся яркий огонек и зашуршали шаги. — Он очнулся, — женский голос звучал с тревогой; это точно была Амина. — … Ты со мной? Я одна боюсь.

Огонек становился все ярче и ярче, пока, наконец, не превратился в большой теплый шарик света вокруг масляной лампы. Держала ее в руках, действительно, его Амина. Вот только выражение ее лица ему определенно не понравилось! На нем отчетливо был виден испытываемый ей страх…

— Колин? — голос ее дрожал, но, видит Бог, он не понимал почему. — Это ты?

«Это ты? Что за дурацкий вопрос? — Колин собрал свои разбредающиеся мысли в одну точку. — И чего ее так трясет? Опять здесь какое-то дерьмо!».

— Ты чего? Не видишь, что-ли, — пробурчал он, слезая с лежанки. — Вроде целый. Ничего не оторвало… Ха-ха-ха, — руками он несколько раз прошелся по груди, животу, проверяя все ли у него на месте. — Угораздило же меня выронить эту чертову гранату, — он снова посмотрел на Амину, уставившуюся на него, как кролик на питона. — Ну, рассказывай, чего там снаружи?

Она продолжала молчать, ни как на него не реагируя.

— Нас разбили? Шаморцы в городе? — теряя терпение, снова и снова задавал вопросы он. — Нет? — та молча то качала головой, то кивала; и было совершенно непонятно, что она хотела этим сказать. — Мы что-ли их разбили? Черт! — потеряв терпение, прикрикнул он на съежившуюся девушку. — Да, скажи ты хоть слово!

Однако тут из темноту, до которой не доставал свет лампы, вышла плотная фигура. Это был Тимбол, его правая рука, командующий их секретным оружием — тяжеловооруженной, в полном смысле этого слова, пехотой.

— Я отвечу на все вопросы, Владыка, — едва свет осветил монументальную фигуру отца Амины, как он без всяких колебаний опустился на колено. — …

«Бог мой! И это Тимбол?! Это старый добрый Тимбол, во взгляде которого постоянно читалось сомнение в моих сила?». От удивления Колин чуть язык не проглотил. «Где этот уверенный голос, в котором не было ни капли сомнения? А поклон?! Да, его все время коробило от него! Всякий раз, казалось, что это не он кланяется, а ему кланяются… Нет… Здесь определенно что-то случилось… Надо во всем этом разобраться!».

— Давай, — он спрыгнул на каменный пол и взял из рук Амину лампу. — Показывай и рассказывай, а то у меня от всего этого голова пухнет… Да, сон еще какой-то дурной снился. Все кругом взрывается, грохочет, стреляете.

При этих, казалось, ничего не значащих словах, Тимбол вздрогнул. Его плотная фигура, это ожившая каменная статуя, вдруг словно съежилась в размерах, став какой-то сгорбленной и жалкой… Откуда, тогда Тимуру было знать, что его слова про сон, самый обыкновенный сон, произведут такой эффект? Он просто даже предположить не мог, что гномы крайне редко видят сны, а тем более их запоминают. А способность видеть во сне какие-то связные сюжеты, вообще, считалась чуть ли не божественной способностью. Именно через сон, говорили старейшины, Подгорные Боги разговаривают со своими детьми… Словом, сказанное Колином про увиденный им сон, чуть совсем не лишило Тимбола языка.

— И, давай выйдем, на свежий воздух. А то душно мне что-то, — Колин уже махнул рукой, перестав обращать на все эти странности; сейчас он просто хотел вдохнуть глоток свежего морозного воздуха, ну а потом узнать все новости. — И ты молчишь, смотрю.

Тимбола, все же прорвало, и случилось это ближе к выходу из подземного города.

— Мы выстояли, Владыка, — с гордостью начал он, ведь это была и его заслуга. — Нога ни одного из этих ублюдков не ступила на священную землю клана. Но разве могло быть иначе?

Скептически хмыкнув в ответ на эту тираду, Колин с силой толкнул тяжелый створки дверей. Массивные деревянный створки, густо оббитые черным металлом, нехотя распахнулись, бросая в лицо выходящих гномов морозный воздух и тучу мелкого жесткого снега.

— У нас тут зима…, — отплевываясь от осыпавшего его снега, проговорил Тимур и сразу же издал удивленный вопль. — Мать моя… Что это такое?

Прямо на него смотрел СНЕГ! Вот именно так — снег с большой буквы «С»! Там где еще недавно был широкий проход на площадь «стоял» плотный серо-белой снег примерно в метровой высоты. В снегу были вырублены аккуратные ступеньки, ведущие наверх, к свету и морозу…

— Нормально девки пляшут, — Колин, не оборачиваясь на Тимбола, полез по ступенькам вверх и вдруг на последней из низ покачнулся, чуть не свалившись назад. — Б-ть! Да что же это такое?! Я, что неделю что-ли валялся?

Внутренней площади столь лелеемой им крепости просто не было! Этого пространства, защищенного высокими скалами и толстенной стены больше не существовало! Перед ним расстилалось широкое, бесконечное снежное поле, в которое с боков чуть вгрызалась остатки двух каменных пиков — скал. Это были самые настоящие обгрызки высотой чуть более десятка — полтора метров с косо обрубленными вершинами. От сторожевой стены с башнями, которой он так гордился, вообще остались лишь верхушки, едва присыпанные снегом. Землетрясение, а потом и мощная лавина с гор, превратили толстенную стену в едва выглядывавшую из под снега кучу камней.

— Это я так что-ли? — он вновь вспомнил эту случайно упавшую гранату, про взрыв. — Из-за этого чертового взрыва лавина? — растерянно бормотал он, повернувшись к Тимболу и маячившей за его спиной Амине. — Из — за меня?

Мысль о том, что это именно взрыв его гранаты, спровоцировал лавину, прочно засела в его голове. Ему начало казаться, что именно так все и было.

— Вот это я дал гвоздя…, — продолжал бормотать он. — Это получается я одной гранатой накрыл чуть ли не всех, кто пришел по наши души?!

Он уже в восхищении повторял это вновь и вновь, не замечая какими глазами на него смотрели и Тимбол и его дочь. Для них эти его вырвавшиеся слова были самым настоящим признанием его силы — его, действительно, божественной силы!

— Стоп! Стоп! — вдруг остановился он и, повернувшись к Тимболу, схватил его за плащ. — А люди? — сплюнул он, оговорившись. — Черт, гномы? — до него только сейчас дошло, что лавина должна была накрыть всех, без разбору: и правых и виноватых. — Потери какие, потери?

Тот после непродолжительного молчания ответил.

— Мы потеряли почти три руки наших братьев… Дружину подгорных богов пополнили славные воины, — с горечью проговорил гном. — Больше всего их легло на стенах, при последнем штурме. Они все там. Мы даже откопать их не можем, — Тимбол медленно пошел вперед, к выглядывавшим из снега остатками стены, увлекая за собой главу клана. — А что ни могли сделать? Горные мастера, подмастерье, сборщики грибов… Я так и не смог сделать из них настоящих воинов, — при этих словах плечи его опустились, а спина неуловимо сгорбилась словно под давящей тяжестью. — Я узнал гномов, что принимали участие в штурме. Большая часть их была из клана Сломанной Секиры…, — не чувствуя понимающей реакции Колина, Тимбол со злобой пояснил. — Это клан воинов! Не мастеров, не кухарей, не добытчиков руды, а мастеров! Там на гнома уже с младых ногтей напяливают железный нагрудник и вручают боевой молот.

«Значит, около тридцати, а скорее всего ближе к сорока…, — размышлял Тимур. — Это ближе к половине всех наших сил, если не считать неопытный молодняк, а только зрелых гномов и людей… Хреново. Теперь еще стены не стало, да и часть скал, что своей высотой тоже защищали долину, почти не стало…, — он взглядом прошелся по огрызкам скал, казавшимся разбитой челюстью какого-то мифического чудовища. — Короче, мы стоим со спущенными штанами! Бл-ть! А если взять еще женщин и дет… Вот же черт! Про них-то совсем забыл!».

— Где женщины и дети? — предчувствуя самое страшное, выпалил Колин. — Что с ними?

Перебитый Тимбол, резко остановился.

— Слава Богам, с ними все в порядке. Они укрылись в дальних штольнях. Едва закончился первый штурм, уже было все ясно — шансов выстоять почти не было. И я направил их всех в город… Владыка, — тут он опустился на колено, в снег, и склонил голову. — Пусть сейчас не время и не место, но я должен сказать…, — он поднял голову и посмотрел на Колина; в его пристальном взгляде было все — и дикая надежда на что-то, и благодарность, и даже немного страха. — Я долго… слишком долго живу на этом свете, и уже давно не верю в древние легенды и сказания стариков. И всегда думал, что все это выдумки выживших из ума стариков… Но я, старый дурак, глубоко ошибался! — без всякого сомнения (Тимур мог бы поклясться чем угодно) Тимбол верил в то, о чем говорил. — Мой владыка, ты спас клан, мою дочь, меня. Своими собственными глазами я видел, насколько ты могущественен! Ты поднимал в воздух целые скалы и словно боевым молотом бил ими по врагам. По твоей воле стонала земля, покрываясь трещинами.

До окаменевшего от неожиданности Тимура не сразу дошло, о чем это тут с таким жаром распалялся отец Амины. Он, конечно, не был слепым и видел, какими глазами на него время от времени на него смотрели в клане. Да и что греха таить, иногда приходилось специально играть на публику, заставляя фокусами поверить в невозможное! Например, его трюк с опусканием ладони в расплавленный металл, запуск горящих «китайских» фонариков или выдача наркотической травки за средство от страха и.д. Однако, сейчас все было совершенно иначе! Это был другой «уровень игры», ставки в которой резко изменились! Здесь уже не было детской возни в песочнице! Отношение Тимбола, его слова говорили о совершенно ином уровне ответственности перед собой, перед кланом и, собственно, всем миром…

— Я был слеп, Владыка, — расширившимися от удивления глазами, Тимур следил, как на колени встала и Амина, только что услышавшая слова своего отца. — Как сопливый младенец, не видел, что ты… вновь пришел в наш мир, Владыка.

«Похоже, у старика качественно крыша поехала, — слегка растерялся Тимур от откровений Тимбола. — И чем дальше, тем сильнее и сильнее… Черт, надо срочно разузнать про этого Ледяного мэна как можно больше! И до взрыва ведь гномы на стене что-то кричали про Ледяного Владыку… А вдруг это какой-нибудь урод?! Как говориться, не Гэндальф, а Саурон!? Черт! А какая, собственно, разница!? У меня что есть какой-то выбор?». На какое-то время Тимур будто бы выпал из этого времени и места, глубоко погрузившись в свои размышления… «Есть выбор?! Я ведь опять проснулся без штанов! Четверть клана отправили в землю, точнее под снег. Стены больше нет. Заходи, кто хочет и бери что хочешь! А, собственно, и брать-то скоро нечего будет! Если кто-то из мастеров погиб, то хрен мы сможем быстро наладить плавку металла и производство нормального вооружения. Короче, ни мечей и доспехов, ни гранат! Все, здравствую, задница!».

Глубоко задумавшись, Колин отвернулся от стоявших на коленях и медленно побрел в сторону остатков одной из башен. Он брел как сомнамбула, неуклюже, не разбирая дороги и ни на что не реагируя… Увидевшие это, и Тимбол и Амина, решили, что он вновь разговаривает с богами.

«Какой у меня, собственно, остается выбор? Бл-ть! Остается «надеть маску, и стать… этим самым… Ледяным, мать его, Владыкой. Ха-ха, как в том фильме…, — тот он встал как вкопанный, пытаясь не упустить ускользающую мысль. — Фильм, фильм… Как там он назывался? Волшебник, волшебник… Там еще… этот снимался из Человека-Паука. Черт, Гарри Осборн, этот чудик на летающей доске! А фильм назывался, кажется, «Волшебник из страны Оз» или нет. Хотя, там вроде было что-то про великого и ужасного… Да, черт с ним, с названием! Главное сюжет!».

Следующие несколько часов уцелевшие «топоры», пытавшиеся докопаться до своих близких, стали свидетелями очень странного, а отчасти страшного поведения своего главы… Главы клана нарезал ломанные кривые по твердому насту, лавирую между остатки стены и башен. Он что-то бормотал, время от времени выкрикивая незнакомые гномам слова. Иногда с силой пинал куски лежавшего льда и потом долго следил, как тот скользит… И от каждого такого движения или непонятного возгласа гномы и люди вздрагивали и начинали шептать слова молитв. Детей же, решивших, что это такая игра, с силой хватали и долго рассказывали про Ледяного Владыку.

«Он ведь там оказался точно в таком же положении! Точно в таком! — лихорадочно вспоминал Тимур, вышагивая по снегу; в движении ему просто думалось гораздо лучше. — У него, как и у меня, была горстка солдат, отличные мастера-ремесленники и куча, мать его, фокусов. С другой же стороны, можно было получить такое, что и не унесешь!».

Он чувствовал, что, кажется, нащупал хоть какой-то более или менее удачный выход из этого дерьма. И пусть он был целиком выстроен на зыбком фундаменте, но, по крайней мере, одеваемая им личина Ледяного Владыки давал хоть какие-то шансы на выживание.

«Тема, тема, тема! — давай выход чувствам, Тимур с силой пнул подвернувшийся кусок льда. — Короче, надо срочно откопать все, что можно про Ледяного перца! Все, до самой последней запятой! Я должен знать, откуда он вылез, что делал и куда потом залез… Потом… Так… Мои и так уже в ауте от этого чела. Значит, надо идти дальше! Короче, нужно грамотно и широко попиариться…».

Можно ли было сказать, что эти его размышления на бегу, второпях, привели к появлению чего-то значительного и надежного?! К выработке последовательно плана действий?! К тщательной проработке деталей нового образа? К формированию ясного образа фокусов и техник, которыми он попытается пустить всем пыль в глаза? Вряд ли… Просто, это было не тем местом и не тем временем. Однако, нельзя отрицать другое. Именно в те утренние часы в мир Тории пришел Ледяной Владыка, Ужас для одним и Надежда для других!