Я - богиня ни свет, ни твоя

Глава одиннадцатая. Крестная семья

- Как это нет? – послышался голос Бога Тьмы. Он подошел поближе, прищурился. – Ищи! Это приказ!

- Я ищу, но ее нигде нет! – перепуганным голосом произнесло зеркало. – Я все обыскало в этом мире, но ее нет!

- Не может такого быть, - шепотом произнес Темный Бог, скребя когтями раму. – Еще раз!

- Щекотно! – взмолилось зеркало, а в нем мелькали тысячи лиц. – Нет… Ее нет. Как сквозь землю провалилась!

Внезапно зеркало погасло, а фея посмотрела на меня.

- На моем месте могла быть любая, - сглотнула я, теребя сухой цветочек на полу. – Ему все равно, кто богиня. Самое обидное то, что это не женская истерика. Это правда, с которой я не хочу мириться. Эти испытания могла пройти любая девушка. И прошла бы, если бы пришла не ради золота, мести, потешить тщеславие и самолюбие. Я пришла туда потому что, что-то меня в нем зацепило… Так бы я никогда не согласилась на этот унизительный отбор!

По моим щекам катились слезы, а я обнимала колени, чувствуя, что не могу не плакать.

- Ну что ж, - величественно произнесла фея, как тут же послышался звонкий детский голосок: «Мама! А я фебя нафла! Уля!».

Я видела, как рядом с феей появляется девочка лет пяти в красивом платье и с … рогами, на которых болтался венок. У девочки были знакомые крылья, а я не решалась спросить, где их раздают, и кто последний в очереди.

- Сента! – фея тут же поменялась в лице. От ее величественности мало что осталось. – Ты что здесь делаешь! И что с твоими крыльями? Где те розовые?

- Я наныл! Как у Пафы! – скакала вокруг феи маленькая фея. Венок с съехал ей на ухо, а она вцепилась в маму. – Дай палофку! Позязя! Дай палофку!

- Не дам, - выдохнула фея, глядя на меня слегка смущенным взглядом. – Вот научишься выговаривать все буквы, тогда получишь палочку. Папа не может каждые пять минут восстанавливать дворец! Сента, иди, потирань мышей. Что-то они совсем расслабились…

- Мыфки не хофят ша мной иглать, - надулась младшая фея. – Я их шпеленала пофти всех. И ф больниську иглала! Они олали, фто фотят умелеть. Но я им умелеть не дала! Я их купала по оселеди! В фонтане!

О чем она? Каких мышек она купала по очереди в фонтане? Я едва разбирала слова, но девочка такой милой и непосредственной, что я даже невольной улыбнулась сквозь слезы.

- Мама, а пофему они меня боятся? – шмыгнула носом фея, поправляя венок. – Я же их плосто купала… Потом вытилала листиками… И колмила цветофками! Тли мыфки съели, а офтальные не хотели. Плифлось их фнова пеленать…

Глаза малышки налились слезками, а носик захлюпал.

- Дай палофку, - жалобным голоском произнесла Сента, протягивая ладошку. – У меня мыфки голодные…

- Так, - строго произнесла фея, глядя на меня извиняющимся взглядом. – Палочку я тебе не дам. Мамина палочка – не игрушка! Я – не папа! Со мной наныл не срабатывает!

- А посему здесь так темно? – осмотрелась Сента, и тут же заметила меня. – Ой, а ты кто?

Она подбежала ко мне, рассматривая меня. Глаза у малышки были голубыми, а меня все еще смущали черные крылья за спиной.

- Сента, иди домой! – строго произнесла мама, пока малышка поднимала с пола мертвые цветы. – Сенточка, я прошу тебя. Иди к папе.

- А я все папе лассказу! – шмыгнула носом девочка, а цветок в ее руке расцвел. – Я тебя помню. Я тебе лозоцьку подалила! Класивую! Церную! Пока мама не видела!

- Папе ни слова! – произнесла фея, беря малышку за руку. Мне тут же вручили еще одну розу, которую я приняла. – Я кому сказала. Папе ничего не говорить. Мама сама разберется. Давай, иди обратно!

- Без блатика не пойду! – топнула ногой малышка. – Мы зе за блатиком плифли?

- Сента, не вредничай! Иди к папе! – произнесла фея, открывая светящуюся дверь и заталкивая ребенка. Свет погас, а она обернулась ко мне.

- Простите, а почему у нее рога? – спросила я, глядя на фею, которая тяжко выдохнула.

- Это в истинную сущность папы, - устало произнесла фея, опасливо осматриваясь по сторонам. Она присела рядом со мной, пока я рассматривала подаренный мне цветок.

- Мама! А можно я их есе лаз искупаю! Только в плуду? – послышался голосок. – Не вылывайся! Инасе будеф куфать пефочек…

- Можно, - как-то радостно отозвалась мама. – Можешь купать их в пруду. Так, на чем мы остановились?

- Мам! У меня пять мыфей уплыло! Я их палофькой поймала… - слышался детский голосок с такой тревогой, что я начинала волноваться за мышей.

- Ничего страшного, милая, - улыбнулась фея, снова пытаясь вернуть нить разговора. – Я тебя прекрасно понимаю. Но не стоит делать таких выводов сразу, ведь …

- Мам! А фто делать ефли мыфки плафют? Я их баюкаю, а они плафют, - слышался расстроенный голос Сенты. – И пофему они больфе не хотят петь мне пефенку…

- Странно, - пожала плечами мама, а от меня не ускользнула тень нехорошей улыбки. – А мне они часто пели. Но ты пробуй, пробуй…

Фея вздохнула, глядя на меня грустным взглядом.

- Папа разбаловал, - пожала плечами она. - Мама воспитывает, а папа балует. Замкнутый круг. Папин Наныл и мамин Заябублик.

Внезапно послышался жесткий мужской голос: «Малефисента!». Фея схватилась за сердце, тихо оседая по колонне. «Папочка!!!», - раздался радостный крик.

- Пост сдал, пост принял, - выдохнула фея, а от ее былой надменности и величия мало что осталось. – Папа пришел. Теперь можно со всем спокойно разобраться.

- А папа кто? – как-то не очень вежливо спросила я, растирая опухшее от слез лицо.

- Эм… Предположительно древний бог, - послышался голос феи. – Но что-то мне подсказывает, что демона мы тоже исключать не будем!

- А… - как-то невпопад протянула я, пока фея колдовала волшебное зеркало. Пока в нем сгущалась тьма, я обнимала колени.

- Ты ушла, чтобы убедиться в том, что ему нужна именно ты, а не любая, кто пройдет испытания? – послышался голос феи, пока зеркало настраивалось, а я расстраивалась еще сильнее. – Ты рискнула всем, чтобы узнать, любит он тебя или нет?

Отвечать я не стала, перебирая лепестки подаренного мне цветка. Мне казалось, что это очевидно.

- Ты прошла столько испытаний, пережила столько приключений, чтобы узнать одну единственную истину? – немного удивилась фея, пока я угрюмо ковыряла цветок. Догадываюсь, что она сейчас скажет.

- Молодец, - послышался ее голос, а она обняла меня, прижав к себе. – Горжусь. В свое время я и не такое провернула ради одного чудовища.

- Расколдовывали чудовище? – спросила я, что-то смутно припоминая. – Чтобы стал принцем? Я что-то припоминаю… Там еще цветочек был… Кажется….

- Расколдовывали прекрасного принца, чтобы получить чудовище! – заметила фея, а изображение в зеркале дернулось и стабилизировалось.

Я подняла глаза и обомлела. На коленях возле зеркала стоял растрепанный Бог Тьмы. Его когтистые руки впивались в раму, а зеркало орало, что ему больно и щекотно!

- Ищи! – шептал он. – Ищи где хочешь… Среди мертвых, среди живых… Только ищи…

- Может, если она в другом мире, то можно попросить отца? – робко спросило зеркало, а Бог Тьмы поднял голову, с ужасом осматриваясь по сторонам. – Я просто предложил!

- Я просто хотел найти такую же, как мама… Идеальную, красивую, умную… - сидел возле зеркала Бог Тьмы, а растрепанные волосы облепили лицо. Он лениво повернул голову, а в его взгляде было столько отчаяния. – И чтобы она полюбила во мне и чудовище. Принца любить просто. Проще некуда. Он весь – сплошное мужское достоинство…

- Да-а-а, - уныло вздохнуло зеркало. – За сплошное мужское достоинство полюбить легко… А вот у чудовища достоинства нет. Мужского. Потому что он – не принц!

- Значит, хочет такую же, как мама? – прищурилась фея, вставая и с места и подходя к зеркалу. – Хорошо! Светлячок, посиди здесь! Сейчас я с ним разберусь. А то у нас тут и гордость, и предубеждение!

Она исчезла, а я смотрела, как по залу в сторону зеркала и Бога Тьмы идет красавица фея. Темный Бог тут же увидел ее, а через мгновенье от следов отчаяния ничего не осталось. Он был идеально причесан, спокоен и холоден. Зеркало погасло, пробежав волною искорок.

- Мама? – спросил он абсолютно спокойно, словно только что не сидел на полу в обнимку с зеркалом. – Ты меня нашла?

Мама?!! Я когда-нибудь перестану удивляться? Где внутри меня есть такая «удивилка», которую нужно нажать, и больше не удивляться никогда?

- Да, мой мышонок, - улыбнулась фея, подойдя поближе. – Я вижу, что у тебя все в порядке.

- Конечно, - холодно заметил Летучий Мыш, глядя на мать. – У меня все в полном порядке. Папа сказал: «Завоюй свой мир, и живи отдельно!». Вот я и завоевал. Папа может мною гордиться!

- Он всегда тобой гордился, - произнесла мама, глядя на сына, который вымахал на три головы выше нее. – Я слышала, то у тебя девушка появилась? То есть мои крестницы тебе не нравились?

- Нет никакой девушки, - спокойно и величественно ответил «Мышонок». – Ни одна девушка не сможет стать такой, как ты. Так что папе повезло. Ладно, мам. Была, но ничего серьезного.

- Это очень хорошо, что ничего серьезного, - тут же закивала мама. – Я, кажется, видела ее. Она говорила что-то про тебя, про то, что хотела бы вернуться в свой мир. А потом сказала, что знает способ!

Бог Тьмы смотрел на мать, застыв, словно статуя.

- Вот я и говорю. Хорошо, что ничего серьезного! Насколько я поняла, это – твоя очередная богинька. Так что если вдруг решит вернуться в свой мир, то умрет, как ей и полагается, -улыбнулась мать. – Ничего, мы найдем другую. Идеальную. Мама лично устроит отбор, и будет искать тебе твою идеальную девушку!

Глаза Бога Тьмы расширялись, а она смотрел куда-то в видимую ему точку, безотрывно и молча.

- Хотя, зачем отбор! У меня есть замечательная крестница! – потерла руки фея, а потом взмахнула волшебной палочкой. В зале вспыхнули огни. – Она просто идеальна! Добра, умна, скромна, готовит, стирает, убирает, красавица! Мама уже все решила!

Рядом с феей появилась девушка изумительной красоты. Она молча стояла и вежливо улыбалась, скромно опустив глаза. Белоснежное платье рассыпалось искрами, а я вцепилась в колонну, понимая, что такого поворота не ожидала. То есть, у феи уже был запасной вариант? В груди что-то заныло, к горлу подполз липкий, предательский, горький и склизкий комок соплей и слез.

- Я рада, что у тебя не сложилось с той богинькой, - авторитетно произнесла мама, снова показывая на красавицу. – Поэтому привела тебе самую лучшую крестницу. Она справиться с ролью богини света. – Ты только посмотри на нее! Думаю начнем с малого! Я вас тут оставлю, вы поговорите, погуляете. Ты ей мир покажешь, обязательно. Папа уже одобрил!

- Она умерла? – наконец подал голос Бог Тьмы, сохраняя спокойствие.

- А чем тебе эта не нравится? – спокойно пожала плечами мама, а я смотрела на идеальное лицо красавицы, которая вежливо улыбнулась. – Да забудь ты ее. Ушла, так ушла. Нечего так переживать!

- Я хочу в этом убедиться, - дернулся Бог Тьмы, а мое сердце вздрогнуло. Неужели он так спокойно воспринял эту новость?

- Она умерла, сынок. Поверь маме на слово, - равнодушно пожала плечами фея. – Увы… Если бы я знала, что, наверное, попыталась ее бы остановить… Но я же не думала, что у вас все так серьёзно!

- Очень жаль, - спокойно произнес Бог Тьмы. – Мама, извини, но меня зовут люди. Им опять от меня что-то нужно. Я же бог?

Он усмехнулся, оттолкнулся от пола, расправляя черные крылья и исчез во тьме купола.

- Ваше Величество, - произнесла красавица и умница мужским голосом. – У меня урок… До конца урока еще полчаса, а я им оставил на растерзание три тыквы! Там все в тыкве!

- Все, можешь идти! – улыбнулась королева фей, глядя на то, как красавица превращается в красавца с розовыми крыльями. – Я еще помню, как впервые нацепили на тебя женское платье!

Фея исчезла, тут же очутившись за моей спиной.

- Как я и говорила, - вздохнула я, глядя на свое потрепанное расставанием платье. – Ничто его не пронимает!

Зеркало скользнуло во тьму, освещая фигуру, стоявшую в темноте.

Бог Тьмы смотрел на свою руку с когтями, словно сжимая что-то невидимое, а потом поднял лицо. В покрасневших глазах стояли слезы.

- Я отпустил… - едва слышно прошептал он, прерывисто дыша. – А она… Она умерла… Умер мой маленький светлячок… Глупый маленький гордый светлячок…

Бог Тьмы опустился на колени, пытаясь обнять что-то невидимое. Его черные крылья расползлись по полу, а он обнимал что-то невидимое, задыхаясь в абсолютной темноте.

- Зачем я ее отпустил? – слышался тихий рыдающий шепот. Я впервые видела, как мужчина плачет. И тем более впервые видела, как плачет бог…

- Маленькая моя, - едва слышно прошептал он, баюкая что-то маленькое и невидимое. – Почему ты ушла? Вот что мне нужно было сделать, чтобы тебя удержать? Посадить в клетку? Если бы надо было бы, посадил…

Хрипловатые вздохи прерывались шмыганьем моего носа, а я понимала, что меня действительно любят. Просто кто-то слишком гордый, чтобы признаться в этом. Весь в папу. Мне вообще один раз только в любви признались. И то без слов. Женщина, которая требует каждый день признания в любви, не любит ни себя, ни его. Мужчины просто устроены немного по-другому. Когда-то я променяла сопливого принца на суровое чудовище. И ни дня не пожалела.

- Кто-нибудь, - задохнулся Бог Тьмы, а я смотрела на него, сквозь пелену слез. – Верните мне ее… Такую, какая есть… Я больше ничего не попрошу… Только верните ее…

- Ты просто его не знаешь, - улыбнулась фея, пока я растирала слезы. Мне безумно хотелось его обнять, броситься к нему на шею, вцепиться и не отпускать… Если бы не фея, я бы никогда не узнала о том, что тьма умеет плакать и страдать…

- Можно к нему, - взмолилась я, а фея тут же обняла меня, как родную. – Я не могу смотреть, как он страдает… Пустите… Перенесите… Я не знаю как, но я прошу вас…

Она толкнула меня, а я неожиданно для себя очутилась в полной темноте. Может, раньше я бы и испугалась, но сейчас шла, слыша сердцем каждый свой неуверенный шаг. Глаза привыкли к мраку, а бросилась вдоль колонн, понимая, что он где-то рядом… Я люблю его… Люблю… Противное, мерзкое, отвратительное, гордое и сейчас слегка сопливое чудовище.

- Светлячок, - слышалось отчаянный тихий вой. – Мой маленький светлячок…

Я застыла в нерешительности, спрятавшись за колонной. Сердце умоляло меня подойти к нему, но я почему-то боялась.

- Я бы не отпустил тебя… - задыхалась тьма, будучи уверенным, что ее никто не видит.

Или я выдохнула громко, или пошевелилась, но Бог Тьмы застыл.

- Кто здесь? – в его голосе прозвучала сталь. Он встал, глядя величественно и спокойно. – Я спрашиваю! Кто здесь?

После такого хотелось спрятаться за колонну и не вылезать. Это был тот самый мужчина, который считал, что слезы и слабость – это преступление. А свидетелей преступления нужно кончать на месте.

Он сделал несколько шагов, а я притихла мышкой, сползая по колонне. Что-то мне боязно после этого подходить к нему, если честно.

- Я задал вопрос, - в голосе звенела сталь. Никогда бы не поверила, что только что он рыдал, как мальчишка. – Отвечай.

Осторожно, мысленно сжимаясь, я выглянула из-за колонны, в любой момент готовясь дать стрекача. Тактика проверенная, осечек не давала!

Я сделала шаг, видя суровое лицо.

- Я знал, что ты вернешься, - абсолютно спокойно произнес Бог Тьмы, глядя мне в глаза. О том, что он только что переживал не лучший момент своей жизни, напоминали перья на полу.

И вот как теперь? Я надеялась, что меня тут же обнимут, зацелуют, прижмут и больше не отпустят, а тут такое!

- Могу уйти, - обиделась я. Не надо цветов и оркестров, и ящик на красной ковровой дорожке. – Ладно, мне не рады, я пойду.

Я демонстративно развернулась, понимая, что одно дело видеть, как он тихо помирает воробышком в уголочке в зеркале, а другое дело явиться пред светлые очи, чтобы услышать лениво брошенное: «Я знал, что ты вернешься!».

В тот момент, когда я уже делала вид, что ухожу, послышался такой гром, что внутри что-то нервно сжалось. Я бросилась к колонне. На мгновенье показалось, что сейчас все завалится. Раскат грома раздался так близко, сотрясая стены, пол и колонну, которая прямо под пальцами дала трещину.

- Паша, - послышался страшный голос, пока я мысленно благословляла судьбу, что меня зовут Женя. Стоп! Паша? Какой Паша?

Из молнии, которая разрасталась, ослепительной вспышкой, проносясь по всему залу вылетел страшный конь, на мгновение застыв в прыжке, а потом с грохотом приземлившись на черные плиты храма. На коне сидело то, от чего хотелось бежать и оглянуться только лет через пять!

В серой дымке, в страшных доспехах, похожих на спрессованные черепушки, в драном плаще восседал рыцарь в шлеме, от которого смерть тихо спряталась бы в кустах, в надежде, что она «не Паша» и на Пашу вообще не похожа!

- Папа! Папофька! – послышался знакомый голосочек, а я увидела, как на могучей руке восседает Сента, хлюпая носом и телепая ногами в маленьких туфельках. В ее руках была волшебная палочка, которой она интенсивно трясла.

- Оберон! – послышался голос феи, которая появилась из-ниоткуда.

- Мама! Фмотли! У меня палофька! – радовалась Сента, гордо восседая на этом чудовищем в доспехах, которое я бы законсервировала до лучших времен.

- Оберон, - фея уперла руки в боки, глядя на чудовище. Видимо, это их папа. – Ты зачем дал ей палочку?

- Папа не виноват! Я наныл! – шмыгнула носом малявочка, повиснув на папиных доспехах. – Мама, я ему не говолила! Он шам догадалфя!

- Это чужой мир. Мне его не жалко, - произнесло чудовище, скидывая шлем. Ничего себе! Я смотрела на красавца с длинными алыми волосами, прижимающего к себе маленькую девочку. Если это – чудовище, то боюсь представить принца… Он молча слез с коня, направляясь к Богу Тьмы. Следом бросилась крестная фея, повиснув сразу на двоих.

- Я хочу поговорить с сыном, - отрезало чудовище. Нет, ну ради того чудовища можно было отлавливать принцев по одному и расколдовывать в надежде на результат.

Я решила отойти подальше от дружной семьи, знакомство с которой заставляло меня слегка вздрагивать и настораживаться. А не спешит ли сюда какая-нибудь кровожадная бабушка, неся пирожки с печенью, собственного изымания?

- Нисево ты не умеесь! – послышался голосок, а меня схватили за руку. – Муфин соблажнять не умеефь!

Я смотрела на малявочку, которая оттаскивала меня за колонну.

- Лашкаживаю! Шоблажнять муфин нужно так! – Сента посмотрела на меня пристально, и тут же ее лицо стало таким жалобным-жалобным. – Муфина шлазу штанет гелоем, ешли лядом ешть наныл!

Она махнула волшебной палочкой и снесла половину колонны.

- Пусть сами разбираются, - послышался голос чудовища. – Сента! Быстро сюда!

- Папа! – Сента тут же сделала самое жалобное лицо. – Папоська, не лугай…

И тут случилось чудо, от которого я до сих пор не могу отойти. Чудовище тут же изменилось, начиная объяснять, что ничего страшного, что главное, что она цела…

Через мгновенье довольный наныл вместе с мамой оказались в железной хватке чудовища. Малявочка взмахнула палочкой и…. Они исчезли. Храм зашатался, а я испуганно дернулась в сторону, от падающей колонны. Ничего себе! Я бежала, содрогаясь от того, как с грохотом складываются стены! Когда мне говорили про половину дворца, случайно, не это имели в виду?

На подол платья упал огромный кусок потолка, прижав его, а я с ужасом металась, пытаясь его оторвать. Меня дернули, и все прекратилось. Я стояла и всхлипывала, прижимаясь к чужой груди и видя, как меня укрывают крыльями.

- Не бойся, - послышался голос, а меня гладили. – Все хорошо…

- Вот почему ты такой вредный? – я ударила кулачками в его грудь, понимая, что сейчас задушу его! – Это тебе за то, что ты такой вредны!

Он смеялся, пока я негодовала.

- Это тебе за то, что ты такой гордый! – я снова ударила кулачком в его грудь.

Бог Тьмы со смехом смотрел на мои попытки победить тьму. Если где-то и есть древнее пророчество про битву света и тьмы, добра и зла, то я честно пытаюсь его осуществить!

- А это тебе за то, что ты – Паша! – возмущенно нахохлилась я, ударив его еще раз. Кто возлагал на меня надежды в этой непримиримой борьбе, путь положат их на кого-нибудь другого.

- Тише, мой светлячок, тише, - слышался голос, а грохот прекратился. – Все хорошо…

Я подняла на него лицо, вспоминая советы «юной соблазнительницы». По щеке стекла слеза, которую тут же осушили поцелуем. Что? Наныл работает? То есть, если бы я знала об этом раньше, я бы сразу наныл себе на трупы тех, кто разрушал мои храмы?

- Больше никогда не уходи, - шептали мне, с нежностью прижавшись щекой к моей макушке, пока я чувствовала подступающий комок поэтических слез и прозаических соплей. – Слышишь? Никогда… Я… действительно переживал за тебя… И не знал, как переживу то, что тебя больше нет… Ты меня слышишь, светлячок?

Я чувствовала, как меня убаюкивает, а я сонно прижалась к его груди, ощущая нежное поглаживание по обнаженной спине. Так! А где мое платье? Меня вырвали, а платье осталось?

- Без паники, - прошептали мне, нежно потершись носом о мой нос. – Оно тебе еще не скоро пригодиться… Помнится, кто-то обещал мне показать фрикасе…

Я осмотрелась по сторонам. Правда, кто бы это мог быть?

- Давай попробуем угадать, что это? – послышался шепот, а меня дернуло вверх. Мы опустились в знакомой спальне знакомого храма, а меня уложили на кровать, спускаясь коварными поцелуями все ниже и ниже…

- Это фрикасе? – послышался шепот, после того, как я стала понимать, откуда такой ажиотаж вокруг моего мужика. Мои пальцы сминали ткань, а я крыло скользило по моему вздрагивающему животу.

- Нет, - прошептала я, тяжело дыша и все еще пытаясь прийти в себя. Просто так мужчин вряд ли называют богом разврата!

Я чувствовала, как его язык скользнул по моему запястью, отдаваясь сладкими мурашками.

- Нет, - на всякий случай прошептала я, понимая, что меня поднимают вверх. Мои руки легли на обнаженные плечи, а от взмаха крыльев перехватило дыхание. Поцелуй, от которого кружилась голова, заставлял умирать каждое мгновенье, а я не понимала, как вообще это можно делать в воздухе.

- Т-т-тоже… нет, - едва слышно прошептала я, содрогаясь всем телом и прижимаясь к его груди. – Угадывай дальше…