Я - Даго Повелитель

Трижды Петронас падал перед Даго на колени и умолял:

- О, Даго Повелитель и Господин, дай мне название, ибо важно лишь то, что было названо. Знаю я, что несчастье способно отобрать у человека волю. Но ты ведь не обычный человек, а только повелитель. Дай мне название, и буду я твоей волей и твоим указанием.

Только Даго Господин молчал и глядел на стоящего на коленях у его ног Петиронаса так, словно бы вообще не видел его.

Только лишь в четвертый раз он неожиданно вышел из своей задумчивости и, положив ладонь на голову стоящего на коленях Петронаса, произнес:

- Не желаю я видеть людей. Желаю быть сам, ибо это единственное лекарство для моей болезни.

- Так следует ли мне, повелитель, готовить войну со Сватоплуком?

- Я ведь уже сказал: не должно быть ни войны, ни мира, - гневно ответил Пестователь.

- Тогда дай мне название, повелитель. Без названия я никто.

Задумался вновь Даго Пестователь, а потом заявил:

- Исполняй волю мою, вот твое название.

И ушел, чтобы снова кружить по опустевшим помещениям двора, а Петронас долго еще стоял на коленях, где повелитель оставил его.

Тем временем, в Гнездо пришло известие, что Лестек, первородный сын Пестователя, во главе тридцати воинов, выступил из Познании, чтобы предстать перед Пестователем и получить от него разрешение на поиски Зоэ.

Выехал навстречу ему Петронас во главе пяти сотен воинов и преградил Лестеку дорогу.

- Нельзя ехать тебе, господин, в Гнездо, - сообщил Петронас. – Даго Господин и Повелитель не желает никого видеть, не желает ни от кого ничего слышать, не желает ничьей помощи.

- Кто ты такой, что смеешь говорить мне это таким образом? – с презрением к македонцу спросил Лестек.

Красиво и гордо выглядел он на вороном жеребце, в золоченых доспехах, в шлеме, украшенном павлиньими перьями, и в белом плаще, заколотом на правом плече брошью, блестящей от драгоценных камней. Но еще более достойно выглядел Петронас, поскольку он был крупнее телом и выше Лестека. Шлема на его голове не было, ветер развевал длинные белые волосы, а его позолоченный панцирь был сделан будто из рыбьей чешуи.

- Я, Великий Вождь Даго Господина. Еще он назвал меня Тем, Кто Выражает Его Волю.

- И какова же его воля?

- Он не желает тебя видеть, господин... – склонил перед ним голову Петронас; одновременно он дал знак своим воинам, и вна весеннем солнце внезапно блеснуло пять сотен мечей.

Чем были три десятка воинов Лестека по отношению к пятистам всадникам Петронаса. Перепугался Лестек, поскольку по натуре своей был он трусоват, что сейчас македонец прикажет ударить. Потому он молча развернулся и уехал в Познанию.

После того пришла весть, что Дабуг Авданец во главе трех сотен воинов прибывает в Гнездо, чтобы поклониться Даго Повелителю и предложить ему свою помощь в том, чтобы отомстить Сватоплуку. Ему заступил дорогу Петронас во главе всей младшей дружины, насчитывающей тогда полторы тысячи хорошо вооруженных всадников.

Усмехнулся Дабуг Авданец Петронасу, поскольку уже знал, как отправили назад Лестека.

- Хочу я поклониться Пестователю, - сказал Дабуг, - чтобы получить согласие на завоевание Земли Шлёнжан. Ничто не будет столь больным для Сватоплука, как потеря тех земель.

И ответил ему Петронас:

- Пестователь назвал меня Тем, Который Выражает Его Волю. И вот что я отвечу тебе: Даго Господин не желает со Сватоплуком ни войны, ни мира. Так что поступай так, как приказывает тебе разум.

- Мне хотелось бы услышать это из уст самого Пестователя.

- Так не случится. Уйди с миром, Авданец, - жестко заявил Петронас.

И отбыл изпод Гнезда Авданец, и не только лишь потому, что его отряд был слабее воинов Петронаса. У него имелись свои большие планы, так что не хотел он ввязываться во внутренние стычки, чтобы не погубить собственных оружных.

Таким же образом Петронас отправил из-под Гнезда внебрачного сына Пестователя, Вшехслава, а потом и Семовита из Крушвицы. Те отбыли в мире, поскольку, говоря по правде, никто из них не желал подчиниться своему отцу, Даго Господину и Повелителю. Под стены Гнезда они прибыли, чтобы предложить свою помощь в войне со Сватоплуком, но возвращались довольными, что теперь не нужно будет рисковать ради него жизнью.

Только ничего нельзя скрыть от любопытства людей. И хотя лишь одни только согды имели доступ ко двору, где по пустым комнатам и коридорам кружил мрачный и молчаливый Даго Пестователь, какие-то известия проникли и в посады. Начали перешептываться, поначалу очень тихо, а потом и все громче, что после утраты Зоэ заболел Даго Пестователь болезнью, называемую Отсутствием Воли, и что всю свою власть переложил он в руки Петронаса. А еще через какое-то время кто-то громко высказался, что отозвалась в Даго Повелителе кровь карликов. Петронас приказал повесить этого человека на третьем посаде, только это еще больше укрепило людей во мнении, что повешенный сказал правду. Никакая ведь власть не карает столь жестоко людей, которые высказывают глупости, а только тех, кто высказывает правду. И чем чаще Петронас вешал кого-нибудь в посадах, тем больше говорилось, будто бы в Даго Господине и Повелителе отозвалась кровь карликов. Только теперь об этом перешептывались в большей тайне.

Вот только известие, что Даго Господин заболел Отсутствием Воли, особенно народ не обеспокоило. Ибо человек, болеющий этой хворью, не мог вести войны. Так что его болезнь означала мир, и простой народ был счастлив.

Ибо сказано было в Книге Громов и Молний, что "народ чрезвычайно чтит повелителя, который за всяческую нанесенную ему обиду платит местью, мечом и кровью народной. Но любит народ лишь того властителя, который способен сдержать свой гнев и желание мести, ибо это обеспечивает людям жизнь, размножение и обогащение".

Потому-то полюбил народ Пестователя как Дающего Мир, понимал его боль и желание одиночества, поскольку не нужно было отправляться в бой и проливать кровь, чтобы успокоить жажду мести у властителя. Полюбили воины из младшей дружины и человека по имени Петронас, поскольку часто повторял он, что со Сватоплуком не будет ни войны, ни мира. Ибо, одно дело было гордо красоваться на коне и собирать дань, а другое дело – идти в бой, что могло кончиться смертью или неволей. А когда Петронас рассказал воинам, как много столетий назад по причине одной женщины по имени Елена целых десять лет греки вели между собой войну, пока не погибли все понапрасну – и вновь прибыл Авданец под стены Гнезда, чтобы получить от Пестователя разрешение на захват Земли Шлёнжан – тысячи свободных и наполовину свободных кметей, градодержцев и воевод встало у него на пути. "Не желаем мы гибнуть из-за одной женщины!", - кричали Авданцу люди, вооруженные топорами, вилами, дубинами и кистенями. Ведь война угрожала новыми податями, тем, что сильных мужчин заберут как щитников. Она же грозила тем, что лошадей и волов заберут для подвод, война означала плач и страдания женщин и детей.

- Разве не видите вы, что Пестователь сделался карликом! – вскричал Авданец толпе, перегородившей ему дорогу к Гнезду.

- Да пускай себе будет карликом! – кричали в ответ люди. – Уходи прочь ты, считающий себя великаном. Не желаем мы войны по причине одной-единственной женщины. Иди, сражайся и побеждай, а за все это твой народ заплатит собственными жизнями. Волю Пестователя сейчас выражает Петронас. Он же провозглашает, что нет мира со Сватоплуком и нет с ним же войны.

И возлюбил народ Пестователя за его Отсутствие Воли. А против Пестователя роптали только те, которые связывали с войной надежды на грабеж и трофеи.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

МИР ИЛИ ВОЙНА

Двадцать лет было Лестеку, градодержцу Познании, законному сыну Пестователя и Гедании, которого считали преемником повелителя Державы полян. Красоту и характер унаследовал он по матери – был он высоким, худым, с желтоватой кожей, скрытным и мстительным, жаждущим власти и владения больше, чем имеется у других. Воспитанный слепой женой Спицимира, долгое время он позволял, чтобы от его имени Познанией правил сын наставницы, Наленч, который был старше его на пять лет. Но впоследствии, когда исполнилось ему девятнадцать лет, по совету своей приемной матери и без каких-либо протестов Наленча взял он полноту власти в граде на себя. Лестек сделал Наленча командующим всех своих войск и главным советником. Если и была какая-то крошка способности любить кого-то и дарить доверием, это была слепая попечительница и ее сын, Наленч, которого Лестек раз за разом одарял все новыми и новыми деревнями. Никому более он не доверял, и многое указывало на то, что людей он ненавидел или презирал их. В особенности же ненавидел он своих сводных братьев, таких похожих на отца, красивых и рослых мужчин с белымиволосами – Вшехслава Палуку, Семовита, а потом Авданца, прозываемого Абданком, который неожиданно появился со двора Арнульфа и чуть ли не под самой Познанией, в Любине, начал возводить крепость.

Наленч женился очень рано, у него было три жены и шестеро детей; Лестек женщин сторонился и, подобно воей матери, Гедании, отличался склонностью к суровым обычаям. Но про град, данный ему отцом – он заботился. За годы правления Наленча Познания сделалась крупнее, более населенной, укрепленной даже лучше, чем Гнездо. Новые высокие валы на каменных основаниях были возведены не только вокруг головного града, но были укреплены валы и посадов, соединенных с крепостью на острове. Дружина Лестека не могла сравниться числом воинов с так называемой младшей дружиной Пестователя, но – как оценивали некоторые – она была лучше вооружена, ездила на лучших лошадях.

Несмотря на склонность к суровым обычаям, Лестек любил окружать себя роскошью, обожал лесть, особенно такую, в которой он оказывался более сильным, чем его сводные братья и даже, чем отец, Даго Пестователь. Никогда он не отдалялся от Познании больше, чем на пару дней дороги; умел читать и писать только склавинские руны, поэтому, если кто желал довести его до белого каления, то рассказывал, что бастард Семовит из Крушвицы бывал в Византионе, а второй бастард, Авданец, познал целый свет и владеет четырьмя языками, в том числе – языком тевтонцев и латынью. По этим же причинам Лестек никогда не встретился с Семовитом, чтобы не показаться неучем, а при сообщениях о возрастающем могуществе Авданца – с ума сходил от зависти. Зато он дважды встречался с Вшехславом Палукой. Как ему нашептывали на ухо – Жнин, в котором правил Палука – был не столь укрепленным градом, как Познания. У Вшехслава было меньше обученных всадников, не бывал он и в широком мире. Лестек любил слушать, когда ему рассказывали, что у Палуки, вроде как, едят с глиняных мисок, в то время как он сам ел и угощал гостей с серебряных тарелок. С большой охотой прислушивался он и к тем, которые называли Палуку дурным здоровилой.

Он считал себя наследником Пестователя, единственным законным "пястовичем" – как его называли, и именно так изложила ему слепая воспитательница. Его наследию никто не угрожал. Тем не менее, он беспокоился, слыша о возрастающем могуществе Авданца, который женился на Аске, дочери князя Кизо, повелителя Вроцлавии, получив громадные богатства в виде приданого. Затем Лестеку рассказывали, как Авданец сложил дань Пестователю и был одарен милостью отца. Еще позже ему сообщили, что под самым его боком Авданец строит крепость в Любине. Вскоре вПознанию пришла весть, что Авданец захватил твердыню Шлёнжан в Миличе, где он вырезал семейство Стоймира и посадил в Милич своих воинов, обеспечивая себе контроль за переходом через Бездну и через Барыч.

Тогда-то побелевший от ярости Лестек вызвал к себе Наленча и приказал ему собрать под Познанией всех воинов.

- Нарушил Авданец мирный договор со Шлёнжанами. Поступил вопреки воле моего отца, Даго Пестователя, который оставил Милич семье Стоймира. Я накажу его за это, поскольку, как сын Пестователя, обладаю я правом карать самоволие богачей.

Пал ему в ноги Наленч и откровенно сообщил:

- У него воинов в три раза больше. Что случится, если он нас победит? Тебя убьет, а Познанию заберет себе. Пошли, господин, гонца к Пестователю и попроси у него помощи в наказании Авданца.

Послушал юный Лестек Наленча. Но от Пестователя пришло сообщение, что дело Милича никак сына не касается. Стоймир выдал дочерей замуж за дядьев Авданца и подстерегал Дабуга, когда тот возвращался от Арнульфа. Так что Стоймира следовало наказать.

Словно маленький ребенок плакал Лестек на коленях слепой наставницы от злости и ненависти. Он отозвал приказ собирать воинов, чтобы выступить против Авданца. Он боялся, что проиграет битву, и не только лишь потому, что у Авданца силы были в три раза больше. Бывая в широком свете, Дабуг узнал различные способы войны, у него имелась сотня тяжеловооруженных баварцев и вся армия князя Кизо; а еще – о чем Лестеку сказали только лишь сейчас – он был христианином. Так что за ним стоял могучий епископ Вичинг, главный священник Великой Моравы, а так же тевтонцы из Каринтии.

- Он хочет победить тебя, убить и сделаться единственным наследником Пестователя, - поясняла воспитательница, гладя волосы Лестека и осушая слезы его ненависти.

И вот однажды весной появился в Познании посланец от Авданца, старый рыцарь по имени Здзех, которого наставница и Наленч помнили еще со времен их пребывания в Гнезде. Он не желал, чтобы его принимали в парадном зале двора в Познании. При этом заявил, что хочет видеться только с Лестеком. Но тот, однако, опасался такого разговора – Здзех был человеком бывалым, ездил с Карломаном в Италию за императорской короной, четыре года пребывал с Авданцем у Арнульфа. Так что, кто знает, что могло бы получиться из подобной беседы. Потому Лестек предложил, чтобы при разговоре присутствовали его наставница и ее сын, Наленч.

- У моего господина, Дабуга Авданца, - сообщил им Здзех, - имеется в Гнезде приятель, который принес ему нехорошие вести о твоем отце, Даго Пестователе. Рассказывает он, что со времени утраты девки по имени Зоэ, Даго Господин заболел Отсутствием Воли, а Гнездом правит Петронас из Македонии.

-Это правда, - кивнул Лестек, делая вид, будто бы, как и Авданец, он прекрасно ознакомлен с положением дел в Гнезде. Впрочем, правдой было, что когда он прибыл к Гнезду, чтобы помочь Пестователю в поисках Зоэ, этот Петронас попросту прогнал его домой.

- Мой господин, Дабуг Авданец, - продолжал Здзех, - в тебе, господин по имени Лестек, признает единственного преемника нашей державы. Четверых великанов породил Даго Господин: Палуку, Авданца, Семовита и тебя, господин по имени Лестек. Но среди этих великанов ты самый великий и могущественный, и на твоей стороне закон, позволяющий управлять иными братьями. Потому Дабуг Авданец, озабоченный тем, что нет уже у Пестователя своей воли, обращается к тебе, господин, с вопросом: согласен ли ты, чтобы он принес тебе свою присягу и отдался в твое пестование. Мало того, он желает уговорить Палуку, а еще и Семовита, чтобы и те дали тебе присягу, тем самым спасая единство нашей державы.

- Знаешь ли ты, что за подобные слова тебя ожидает смерть? – произнес перепуганный Лестек.

- Я уже стар и смерти не боюсь. Мой господин, Дабуг Авданец, не уговаривает тебя стать Пестователем и властителем Гнезда. Но, раз у Даго Пестователя нет уже собственной воли, что остается его сыновьям, как отдаться в пестование величайшего из них, то есть в твое пестование, господин? Мой повелитель, Дабуг Авданец, не подговаривает тебя отобрать власть у собственного отца, но он имеет в виду лишь то, чтобы не македонец Петронас, но ты, господин, стал судьей среди своих братьев-великанов. Ты не станешь по этой причине Пестователем, но юдексом, то есть судьей своих братьев. Такие царят законы в свете, к примеру, в Византионе, равно как и среди франков, что, когда повелитель серьезно болеет или чувствует недомогание, один из его сыновей становится тем, кого остальные братья слушают, от него получая милости и разрешения, он же разрешает их споры. Нельзя ведь допустить до того, чтобы какой-то чужой македонец управлял от имени Пестователя и отдавал приказания его сыновьям. Титул юдекса и корона, которую ты получишь от своих братьев, ни в коей степени не уменьшают прав твоего отца. Державой полян и далее владеет Даго Пестователь, а на время его болезни ты, господин, станешь тем, кого станут слушать, и у кого должны будут просить совета твои братья и наиболее влиятельные люди этой страны.

- А согласны ли с таким Палука и Семовит? – спросил исполненный тревоги Лестек, поскольку возвышения опасался, хотя и сильно того желал.

- Дабуг Авданец выслал посланца к Палуке и получил его согласие. В том числе и Семовит из Крушвицы выразил желание, чтобы стал ты юдексом, а он мог дать тебе присягу, что означает: он согласен стать твоим вассалом.

- А что желает Дабуг Авданец взамен за то, что наденет на голову Лестека корону юдекса? – хитро спросил Наленч, подозревая, что в предложении Авданца кроется какая-то опасность.

Поклонился ему старый Здзех и сознался:

- Обратился Дабуг Авданец к Даго Пестователю с просьбой дать разрешение на завоевание Земли Шлёнжан. Но Даго Пестователь болеет Отсутствием Воли, и не сказал на это ни "да", ни "нет".

- Захват Земли Шлёнжан грозит войной со Сватоплуком, - перепугался Лестек.

- Нет, господин. Дабуг Авданец является вассалом короля тевтонцев, Арнульфа, а еще у него имеется позволение епископа Великой Моравы, Вичинга. Не будет войны со Сватоплуком, поскольку господин мой, Дабуг Авданец, начнет платить дань Сватоплуку, причем, больше, чем та, которую сейчас выплачивают жупаны Шлёнжан. В свою очередь, как считает мой господин, тебе ничего не грозит за захват Земли Любушан вплоть до самой Вядуи. Пестователь дал тебе во владение Познанию, но вот земель поскупился.

Тут отозвалась слепая наставница:

- Как я слышу, твой господин, Дабуг Авданец, является вассалом Пестователя, а еще - вассалом короля тевтонцев, Арнульфа, теперь же желает сделаться вассалом Лестека. Достойно ли иметь столько повелителей над собой?

- Таковы обычаи, госпожа, - ответил ей с презрением Здзех.

- Прав он. Таковы теперь обычаи на свете, - кивнул Лестек, так как не желал раскрыть свое неведение и отсутствие знакомства с обычаями на свете.

Только не освоился он легко с мыслью о столь неожиданном возвышении над могущественным Авданцем, над тщеславным Семовитом и над красивым здоровяком Палукой. Он решил обдумать предложение и сказал:

- Завтра получишь от меня ответ.

Здзеху предоставили самую красивую комнату во дворе Лестека, изысканную еду и вино, а еще молодую девку, чтобы та согрела его старые члены.

А еще тем же вечером в палаты слепой наставницы, которая его воспитала, пришел Лестек, чтобы посоветоваться с ней.

- Что следует мне делать, матушка? – голос у него ломался. – Не попаду ли я под гнев отца, если стану судьей своих братьев?

И слепая наставница усмирила его беспокойства.

- Ты же не протягиваешь руку за отцовской властью. Это твои братья жаждут, чтобы ты стал их судьей и разрешил их дела. Я воспитала из тебя великана, и все это видят. Тебе поклонится могучий Авданец, Семовит, а так же и Палука. Кто же тогда станет отрицать, что именно тебе дано править над Державой Полян, раз твои сводные братья признали тебя самым мудрым и самым могущественным?

- А если отец разгневается на меня за то, что без его воли избрали они меня юдексом? – спрашивал все еще не успокоившийся Лестек.

- Но как же должен он выразить свою волю, раз нет у него воли? – объявила наставница. - Неужели ты столь сильно боишься его? Говорят, что в нем отозвалась кровь карликов.

- Не говори так, умоляю, - упал перед женщиной на колени Лестек. – Даже если когда нет воли у Пестователя, имя его страшно.

- А я хочу, чтобы твое имя было столь же страшным, как имя Даго Пестователя. Авданец желает сделать тебя юдексом, ибо ты дашь согласие на захват Земли Шлёнжан. Но подумай и о себе. Разве не должен ты, с помощью Палуки, захватить страну Вольных Людей до самой реки Вядуи? Чем ты докажешь, что являешься достойным преемником Пестователя, если не станешь вести войн, какие он сам вел в молодости?

И когда она эт говорила, вся предыдущая жизнь встала перед невидящими ее глазами. Когда вышла она замуж за Спицимиру, никогда недумала о власти. Самое большее, притягивала ее власть любви, которую имела она над мужем. Но со временем – разве не пожелала она, чтобы все чаще Спицимир и слуги рассказывали ей, какая она красивая, какое восхищение пробуждает, когда едет на коне рядом со своим мужем? Сколько раз уговаривала она Спицимира устроить прогулки верхом в околицах Гнезда, поскольку, проезжая посады, чуткие ее уши слышали наполненные восхищением слова людей, мимо которых они проезжали. От слуг знала она, что Спицимир является карающей десницей Даго Пестователя, и что побаивается его даже всесильный канцлер Херим. На самом же деле, это она управляла державой и отдавала приговоры, поскольку Спицимир советовался с ней по каждому серьезному делу. Разве не возвысили ее, давая на воспитание Лестека, будущего преемника Пестователя? И она сделала все возможное, чтобы тот полюбил ее словно настоящую мать; она же полюбила его как сына, а, возможно, даже еще сильнее. "Не вижу никого, но все видят меня", - так она думала и, со временем, так чувствовала. В особенности, с того момента, когда, зная о ее тайном могуществе, сотни обычных, да и лучших людей, приходили к ней, целовали край ее платья и умоляли замолвить словечко у Спицимира, Херима или даже Пестователя. И убедилась она, что имеется в ней некая громадная сила, поскольку эти могущественные люди слушали ее и делали то, чего она у них просила. Разве не случился такой день, когда через слуг сообщила она Пестователю, что желает с ним переговорить, и тот незамедлительно появился у нее в комнате и выслушалто, что собиралась она ему сказать? Разве не пришел момент, когда с маленьким Лестеком на коленях не уселась она на троне ядом с Пестователем, словно его жена и владычица? Не видела она перед собой никого, но слышала шорох дыхания людей, лязг оружия, высказанные слова, даже те, которыми перешептывались между собой. "Какая же она красивая, - говорили люди. – Какая добрая и милостивая". И разве плохо то, что если даже судьба у человека чего-то и отберет, к примеру – зрение, та же судьба чего-нибудь и дает взамен, допустим, власть над тысячами людей и дел.

Но тут прибыла сюда Любуша, и никогда уже воспитательница не уселась на троне рядом с Пестователем, но поселилась с Лестеком в боковом крыле тесного двора в Гнезде. У нее еще оставалось немного власти; еще то один, то другой искал у нее совета и заступничества у Спицимира или Херима Только это уже не было таким, как раньше: она словно бы грелась у гаснущего огня. А когда Спицимир умер, попросила она у Пестователя дать согласие на свой и Лестека выезд в Познанию.

В соответствии с ее указаниями, Нленч сделал изПознании град крупнее и могущественнее Гнезда,двор был красивее и богаче. Вновь могла она заседать с Лестеком в парадном зале, выслушивая просьбы и советы, восхищения над своей милостью и красотой, хотя говорили, что волосы ее поседели. Крайне внимательно слушали ее Наленч и Лестек. Это она была истинной владычицей Познании. Вот только Познания не стала Гнездом, а Лестек не заменил Пестователя. Она радовалась тому, что Любуша рожает одних девочек, ибо, хотя ведомо было ей о том, что Пестователь купался в похлебке долголетия, был он, тем не менее, смертным, и каждый день мог принести Лестеку власть над Державой полян. От Спицимира было ей известно, что такое шпионы и доносчики, как следует их выслушивать и вознаграждать. Так что знакомо ей было всякое, даже самое малое событие из жизни двора в Гнезде. Услышала она о Петронасе и прекрасной Зоэ, об удивительной страсти, охватившей Пестователя к юной сестре Петронаса, а так же о возвращении Дабуга Авданца и его расправе над дядьями. Сама она не очень-то понимала, что означает страсть к мужчине. Она позволяла Спицимиру входить в себя столько раз, сколько он желал, но никогда в жизни не возбудило в ней это страсти. Только лишь через множество лет, уже в Познании, окруженная служанками, постоянно прислуживавшей ей как слепой, когда ее мыли и купали, познала она наслаждение от одной из невольниц с далекого юга. С того времени случалось ей призывать на ночь какую-нибудь девушку и приучала ту давать наслаждение другой женщине. Никогда о том не узнал ни Лестек, ни Наленч, поскольку было очевидным, что слепая женщина даже в ложе требует заботы и опеки женщины видящей. Впрочем, даже эта страсть не была у наставницы столь сильной, чтобы ее можно было заметить.

Когда Лестеку исполнилось пятнадцать лет и, как это бывало с младенчества, иногда он спал в ее ложе, почувствовала она его торчащий пруток. Тогда вызвала она свою служанку и приказала той удовлетворить юношеское желание Лестека. Служанкой той была старая и вонючая Морислава. Она чуть ли не изнасиловала юного Лестека, а тот познал такое отвращение, что с тех пор еще сильнее утвердился в своих суровых обычаях. Впоследствии Лестек плакал от стыда и унижения, а она, наставница, утешала парня, что когда-нибудь тот встретит девушку, пахучую, что цветок, для которой он и должен экономить свое семя. Обязанностью приемной иатери было защитить его отзлыми чарами девок, поэтому, сколько раз он не приходил кнее в ложе, чтобы пожаловаться на свои хлопоты, ласковая ладонь слепой вызывала успокоение его желаний, объясняя, что так поступает всякая приемная мать, для которой важна судьба сына. Он же никого не спрашивал, так ли бывает в действительности, и ему это казалось даже верным и прекрасным, что наставница защищает его от похоти грязных девиц. Так она обрела над Лестеком двойную власть. Но только лишь теперь появилась оказия этой властью воспользоваться. Наставница знала, что Лестек чрезвычайно подозрителен, но и трусоватый, а вместе с тем его травит жажда власти настолько могучей, что даже в голове могло закрутиться от высот, на которые хотелось ему забраться. Потому-то она и посоветовала ему принять титул юдекса.

- А вдруг Авданец готовит какую-то ловушку? Он желает рассорить меня с отцом, вызвать его гнев? Даго Повелитель и Пестователь легко вытаскивает Тирфинг из ножен, - размышлял Лестек.

- Но не против своего же законного преемника, - успокаивала его воспитательница. – Что может грозить за то, что ты встретишься своими братьями? Разве плохо то, что ты желаешь любить своих братьев? Впрочем, договорись с ними о встрече где-нибудь подальше от града, в полях, где вы расставите шатры и станете охотиться, пировать, забавляться, глядя на бои воинов.

- Авданец желает войны, мать, - шепнул Лестек. – Он решил захватить Землю Шлёнжан, меня же уговаривает отправиться с Палукой до Вядуи. Все разрешил нам Даго Пестователь, запрещая лишь войну.

- А что такое повелитель без войн? – спросила наставница.

И вот, мучимый страхом и сомнениями, выбрасывая из себя всяческую ревность к славе отца, ходил Лестек туда-сюда возле ложи слепой наставницы. В конце концов, по ее просьбе, отправился он в свои покои, где слуги уложили его спать. Утром же, теперь один на один с Здзехом, чтобы подчеркнуть свою независимость от матушки или Наленча, согласился он с тем, чтобы принять оммаж от братьев на большой поляне между Любином и Познанией. Он же сообщил Здзеху, что пригласит на это торжество красивых женщин, музыкантов и борцов, там же пройдут охоты и пиры. О предложенной Авданцем войне – не упомнил ни словом.

Тем временем, как Лестек в Познании, так и в далекой Крушвице благородную госпожу Арне еженощно мучили такие же сомнения, а не вызовет ли она гнев Пестователя, если уговорит Семовита, чтобы тот отправился в Познанию и дал присягу Лестеку, позволив дать тому титул юдекса. Ну а причин для беспокойства у Арне было больше, чем у кого-либо другого.

Арне ненавидела Пестователя за то, что когда-то тот отобрал у нее Семовита и отослал его с Херимом в Византион, прося помощи у Василия, будучи готовым отдать за эту помощь своего сына в залог. Но через год отсутствия появился умирающий Херим, а с ним и Семовит, поскольку император Василий не проявил особой заинтересованности неприятностями Пестователя. Он прислал ему всего лишь сотню согдов, а еще Петронаса с Зоэ.

Семовит прибыл из Византиона совершенно изменившимся. Да, он оставался тем же самым молодым человеком, которым покинул Крушвицу, но вместе с тем – кем-то другим. Он сделался более взрослым и самостоятельным, что было понятно, раз в течение года пребывал при дворе императора ромеев. Хуже было другое: ранее говорливый и очень открытый в отношении Арне, он сделался скрытным и молчаливым. Потому Арне еще сильнее ненавидела Пестователя, так как ей показалось, что тот специально отделил ее от Семовита, которого она любила словно сына.

Давным-давно уже прошли те времена, когда Арне управляла домами терпимости в Крушвице и даже в Гнезде, черпая из этого громадные доходы. А потом Пестователь приказал ей заботиться о Семовите, взятом у какого-то обычного колесника. Тогда Арне продала свои заведения одной из дочек Херима, сделавшись богатой, благородной и высокопоставленной госпожой Арне. Титул опекуна Семовита носил назначенный Пестователем рыцарь по имени Ратислав, отлично владеющий мечом и иным оружием. Но Ратислав обучал парня только лишь военному искусству, истинной же повелительницей мыслей и чувств Семовита сделалась Арне.

Пестователь помнил, кто помог ему возвратить трон в Гнезде после поражения, нанесенного Зификой. Когда он женился на Любуше, дал Арне власть в граде Крушвица и окрестных землях, хотя и объявил, что сам град, окрестные земли и титул воеводы он дарит Семовиту. За время ее правления Крушвица укрепилась и обогатилась. Арне за время своей бурной молодости, а потом занимаясь домами разврата, познакомилась с многими людьми и многими делами. Наблюдая за Пестователем и общаясь с ним, усвоила он кое-что и из его тайного искусства правления людьми. Потому-то она хорошо управляла в Крушвице; в соответствии с договоренностью, она выплачивала Пестователю все налоги и заботилась о Семовите.

Угасла ее красота, в светлых волосах появились прядки седины, в уголках губ и глаз стали ветвиться морщинки. Давно уже перестала она быть наложницей Пестователя, у которого теперь имелись молодые невольницы с юга. Не взяла она себе мужа, удовлетворяясь любовниками. Управляя домами терпимости, познала она мужчин, их слабости и глупости, что приводило к тому, что все мужчины – за исключением Пестователя и Семовита – казались ей худшими и слабыми типами, которых на истинный путь могла наставить только мудрая женщина. Она даже сделалась любовницей Ратислава, чтобы чрез него иметь полное влияние на воспитание Семовита, но потом, когда считала, что Семовит останется в Византионе в качестве заложника и ручательства послушания Пестователя, без каких-либо угрызений совести приказала Ратислава отравить, объявив всем, будто бы тот скончался от неведомой хвори.

Неожиданно оказалось, что Семовит вернулся целым и здоровым, хотя и изменившимся. Во время его отсутствия, когда Арне думала, что ее воспитанник в Византионе останется, она возненавидела Пестователя. Ей казалось, что Семовит, этот рослый и красивый юноша с белыми волосами, унаследованными от отца, является ее созданием, ее творением, ее плодом. Лестека – уродливого и трусливого – она презирала. Палука казался ей глупым здоровилой. О Дабуге Авданце она думала, что тот никогда не возвратится в родные земли, поскольку этого не позволят его дядья. Кто же в таком случае был достоин унаследовать трон в Гнезде? Разве не ее Семовит, которым она занималась с седьмого года жизни, так что тот вырос великолепным мужчиной?

И ей было больно то, что парень возвратился замкнутым в себе и скрытным. Другим, чем был раньше. Решила она выведать егш тайну и как-то раз сказала ему:

- Если мы наложим новые подати на кметей, на лестков и градодержцев, у тебя будет полторы тысячи воинов.

Но Арне не заметила на красивом лице парня ни крошечки радости. Он сухо заметил:

- Да, Арне, так и нужно сделать. Воевода без воинов все равно что женщина без красоты. Обо всем решает сила. Так что делай нас могущественными, но меня оставь в покое, поскольку меня мучает страшное чувство.

- Какое? – осторожно спросила Арне.

- Полюбил я девушку по имени Зоэ. Сейчас она находится при дворе Даго Пестователя. Знаю я, что еще полюбил ее мой отец, и он сделает все, чтобы та стала его женой. Уважь, Арне, мою боль, ибо никто не способен победить Пестователя. И станет Зоэ принадлежать ему, а не мне.

- Что это за женщина?

- Император Василий дал Пестователю для его личной охраны сотню согдов, а их командиром назначил юного воина по имени Петронас. Зоэ – это, как раз, его сестра. Петронас забрал ее в наши края, поскольку оба они сироты.

- Ты познакомился с ней во время возвращения домой и влюбился, - догадалась Арне.

- Именно так. В Византионе я учился говорить и писать по-гречески, но она и Петронас хорошо владеют нашим языком. Я часто разговаривал с Зоэ. Она не только красива, но и умна.

- Находясь среди франков, слышала я, что нигде на свете так хорошо нельзя познать искусство интриг и заговоров, как именно при ромейском дворе. Кем же на самом деле является этот Петронас и эта Зоэ, если в юном возрасте обрели они знание нашего языка?

- Сами они из Македонии, - с нетерпением пояснял Семовит. – Там проживает множество склавинов. Константин и Мефодий, которые приезжали с миссией в Великую Мораву, тоже были родом из Македонии, и потому обучали новой вере на языке склавинов. Петронас, вроде как, храбрый воин. Кого бы должен назначить император в качестве командира согдов, не знающих нашего языка, как не такого, кто мог бы договориться и с ними, и с нами?

- Откуда тебе ведомо, что Даго Пестователь возжелал эту Зоэ, раз ты был у него так недолго?

- Арне! – взорвался парень. – Видел я несколько раз, как он на нее глядел. Губы его дрожали от желания, ноздри трепетали, словно у жеребца, увидевшего кобылу. Даже умирающий Херим сделался ему безразличен. Именно потому, так как не мог я на все это глядеть, и покинул я Гнездо.

- Я уверена, что этим ты оскорбил Даго Пестователя, а ведь тебе должна быть важна его любовь и милость. Твои братья считают тебя найденышем, ибо, и вправду, кто знал, что Пестователь когда-то соединился когда-то и зачал тебя в хате обычного колесника. Ты забыл о том, что у Пестователя имеется жена, Любуша, она же женщина новой веры, не позволяющей, чтобы у мужчины было несколько жен. Не отважится Даго взять себе новую супругу, чтобы не раздразнить этим князя Сватоплука. Самое большее, сделает он из Зоэ наложницу и успокоит свою похоть. Я же прекрасно его знаю, Семовит. Его страсть продолжается недолго. Как-нибудь мы выкупим ее у него. А впрочем, может быть он и сам пожелает отдать ее тебе, ведь многих близких людей он одарил своими наложницами.

- Ничего ты не понимаешь, Арне, - вспыхнул Семовит еще большим гневом. – Ты не знаешь ни ее саму, ни Петронаса. И она, и он признают веру в распятого бога. Похоже, Петронас из весьма старинного рода, и он пользовался великой милостью у императора ромеев. Он слишком горд для того, чтобы позволить сделать Зоэ всего лишь наложницей, а не супругой властителя.

- Пестователь не станет считаться с ним.

- Тут ты ошибаешься. Он командует его личной охраной, а это означает, что имеет к нему доступ в любое мгновение и может предательски убить его. Ибо не обижают человека, который находится при тебе затем, чтобы защищать тебя от врагов. Потому знаю я, что Зоэ станет его законной женой. Пестователь знает искусство правления людьми и найдет способ избавиться от Любуши.

Арне прервала эту беседу, поскольку до нее дошло, что всякий ее вопрос про Зоэ парень воспринимает, словно бы ему бередили болезненную рану. Женщина подумала, что в будущем, наверняка, он сам пожелает вернуться к этому делу, теперь же было бы лучше оставить его наедине с его болью.

Арне сочувствовала Семовиту, хотя и не столь сильно, как того он мог от нее ожидать. Она не знала Зоэ и не желала с ней познакомиться. Для Арне эта Зоэ была самой обыкновенной девицей. Семовит же, если когда-то должен был наследовать Пестователю, должен был жениться на дочери могущественного князя, а то и короля, чтобы в приданое взять многочисленную армию, которая могла бы помочь ему избавиться от братьев по пути к трону в Гнезде. Женщина пришла к выводу, что Семовит влюбился впервые в жизни; и знала она, что от одной любви способна излечить другая любовь. Она даже облегченно вздохнула, что наконец-то узнала причину скрытости и молчаливости Семовита. То, что он так сильно переживал свое поражение в любви, ее не беспокоило, так как она судила, будто бы ей известны способы смягчить его боль.

С тех пор стала она внимательно разглядываться среди молоденьких девиц на посаде Крушвицы, посещать шатры купцов, торгующих невольниками, объезжала окрестные городки и веси в поисках самых красивых девок. И нашла таких целых три. Одна была невольницей с юга, две – из недалекой вески. Арне обучила их, как следует любить мужчину, и сделала так, что те начали служить Семовиту, пребывать в его ближайшем окружении.

Как долго двадцатилетний мужчина с внешностью великана и силой дикого кабана может жить в отчаянии, думая о девушке, оставшейся далеко и являющейся для него недостижимой? Возможно, он и продолжал любить Зоэ, но настырно навязывающиеся ему три девки, в конце концов, пробудили в нем мужское желание. Овладел они всеми тремя поочередно, а потом держал при себе, раз за разом устраивая пиры, развлекаясь, охотясь. Только лишь то беспокоило Арне, что Семовит мало интересовался вопросами власти, много пил, и весьма часто, без сознания, его, будто деревянную колоду, затаскивали к нему в комнаты. Та странная болезнь, прозванная Жаждой Деяний, которой он когда-то заболел, теперь минула без следа. Арне задумывалась над тем, а будет ли он когда-нибудь способен встать в бой за наследство Пестователя.

Тем временем в Крушвицу поступили известия о смерти Спицимира и о том, что Даго Пестователь сделал Петронаса не только командиром личной охраны, но и всего Гнезда, и даже, как говорили, намеревался сделать его воеводой и одним из головных командующих всей своей армии. С изумлением рассказывали и то, как Дабуг Авданец возвратился от короля Арнульфа и кроваво расправился с дядьями, а женившись на Аске, дочери властителя Вроцлавии, стал самым из могущественных предводителей всей земли. Даго Пестователь же, вместо того, чтобы разгневаться, взял его голову под свой плащ.

Тем временем пришло известие об исчезновении Любуши, потом – о ее смерти. Теперь уже ничто не мешало Пестователю жениться на Зоэ. Семовит пил все сильнее, чаще устраивал пиры, все больше новых девок должна была подсовывать ему Арне.

Впоследствии пришло странное сообщение: из Гнезда похитили Зоэ и, несмотря на неустанные поиски, никто ее не нашел. Никто не знал и то, кто это устроил, и гдее ее искать. Предполагали, что, скорее всего, ее похитили, и что она погибла от рук посланников князя Сватоплука, который не желал допустить до нового брака Даго Пестователя, а еще пожелал отомстить тому же Пестователю за смерть Любуши и показать, как далеко достигают его руки и его власть.

О чудо, совершенно не так, как Арне ожидала, воспринял Семовит сообщение о похищении Зоэ. Это событие его коснулось, похоже, совершенно слабо. Ведь прошел всего лишь год с тех пор, как он видел Зоэ в последний раз. В течение многих месяцев, осознавая свою беспомощность, он отталкивал ее образ от себя, погружаясь в разнообразных утехах; у него было множество девок, с которыми он занимался любовью, а сам выпивал, развлекался, охотился. Таким вот образом и случилось то, чего хотела достичь Арне: образ Зоэ стерся из памяти Семовита.

- Нет мне до нее никакого дела, - сообщил он Арне, когда та вызвала его к себе, чтобы сообщить о похищении Зоэ. – Не для меня была она предназначена, так что пускай кто-то другой отчаивается после ее потери. А я утратил ее уже давным-давно.

Топнула со злостью Арне ногой, поскольку такие слова рушили ее планы.

- Езжай к Пестователю и обещай ему помочь в поисках Зоэ. Найдешь ее живой, ее останки или всего лишь след по ней. Тогда он полюбит тебя, проявит милость и внимание, станешь самым любимым его сыном, который не подвел в трудную минуту.

- А зачем мне это? – пожал Семовит плечами. – У меня имеется мой град Крушвица, ты сама, девки, мед, большая армия и леса для охоты. Те, что похитили Зоэ, давно ее уже, наверное, убили, я же никого выводить из Нави не умею.

И вот тут Арне взорвалась таким гневом, которого Семовит никогда у нее не видел.

- Дурак ты, Семовит! – кричала женщина на него. – Ты скатился в пьянку, успокаиваешь свои желания платными девками. Подумал ли ты хотя бы на миг о своем будущем? Гляди, вот вернулся в страну Дабуг Авданец, победил своих дядьев, женился на Аске и получил огромные богатства. Говорят, что армия его сильнее младшей дружины Пестователя, дружин Лестека и Палуки. Очень скоро он протянет руку, чтобы захватить власть в Гнезде. Езжай к Пестователю, Семовит, помоги в поисках Зоэ, а он за это полюбит тебя и сделает своим преемником.

Арне убедила Семовита, и тот, во главе крупного отряда, отправился в Гнездо. Но перекрыл ему дорогу Петронас и, презрев его помощью, повернул Семовита назад, в Крушвицу. Беспомощный и понимающий собственную слабость Семовит вновь погрузился в пьянстве и разврате. И вот тут прибыл в Крушвицу посланец от Авданца и, сообщив Семовиту и Арне про болезнь, прозванную Отсутствием Воли, которой стал страдать Пестователь, предложил Семовиту встретиться под Познанией с ним, Лестеком и Палукой, еще он попросил помощи Семовита в том, чтобы сделать Лестека юдексом, то есть судьей над сыновьями Пестователя. После долгих размышлений Семовит согласился на это, поскольку сказала ему Арне:

- У тебя нет выбора, Семовит. Презрел твоей помощью Даго Пестователь и силами Петронаса отогнал тебя назад. Отсутствием Воли болеет Даго Пестователь. Так вот, если желаешь сохранить за собой Крушвицу, стань вассалом Лестека. Я ведь знаю, что делает мужчину из юноши, а из мужчины делает властителя. Таких сил две: женщина и война. Юдексом делает Лестека Авданец, поскольку желает его согласия на завоевание Земли Шлёнжан. А вот что получишь ты, если согласишься сделать Лестека юдексом? Даго Пестователь желает мира, поскольку болеет Отсутствием Воли. Ты же попросишь Лестека, чтобы он позволил тебе начать войну с князем Ватаем за Грады Червенские¹ . Годами его дед грабил древние могилы скифов и добыл громадные количества золота. Это золото сделает тебя самым могущественным из твоих братьев. Ты сделаешься богаче Лестека, Палуки и даже Авданца. У тебя будет самая сильная армия, и вот тогда-то ты, а не Лестек станешь наследником Даго Пестователя в Гнезде...

Много удивительнейших легенд ходило по свету про род князя Ватая, нынешнего властителя Градов Червенских. Рассказывали, что дед его был когда-то одним из обычных могильных грабителей; поскольку в степях над рекой Донапр древние скифы, народ богатый, имели обычай насыпать высокие курганы, в которых хоронили своих умерших царей и княгинь. Могильные камеры в этих курганах были такими огромными, словно парадные залы, и сверху донизу были заполнены они золотыми предметами. Даже останки царей и княгинь привыкли скифы осыпать золотыми листьями. Кто попадал в такую могильную камеру, становился побогаче многих тогдашних королей.

После скифов степи над Донапром населили склавины. И как-то раз кто-то открыл тайну странных холмов, высящихся в равнинных степях. Таким-то образом на этой земле начали шастать могильные грабители, а среди них страшный забияка Ватай. Это он, как рассказывают, докопался до скифской могильной камеры и в один миг сделался богачом. Тогда-то он собрал крупную банду и, благодаря ней, прогнал или перебил других грабителей могил.

Сколько курганов, прозванных золотыми, ограбил Ватай – этого никто не знает. Потому что все награбленные сокровища он спрятал, а их тайну передал только лишь своему сыну, то есть, ныне правящему князю Ватаю. Благодаря этому золоту, сын грабителя могил смог стать повелителем Червенских Градов, располагавшихся в развилке рек Хучвы и Буцка.

А еще следует знать, что имелась у Градов Червенских огромная тайна, которая делала их богатыми. Источником богатства Ватаев был удивительный червячок, что рождался в тамошних сторонах. Благодаря тому самому червю, собираемому местным населением в градах между Хучвой и Буцком, народ мог окрашивать ткани в багряный цвет, по причине чего те становились чрезвычайно ценными, поскольку в те времена цвет багрянца или пурпура был цветом властителей. Так что тянулись в Червенские грады сотни купцов, готовых приобрести пурпурные ткани, а вместе с ними такие, которые через Грады Червенские могли безопасно проводить свои караваны повозок с запада на восток, в основном, в град по имени Киев. Так что Ватай имел большие доходы как от продажи багряных тканей, так и от пошлин, которые он собирал с купцов. На болотистых землях между Хучвой и Буцком любую возвышенность использовали для возведения градов, соединенных дорогами, выложенными древесиной; грады эти было легко оборонять и сторожить. А самой большой крепостью стала Червень, находящаяся неподалеку впадения Хучвы в Буцк. Именно там, в сытости и богатстве правил князь Ватай, о котором говорили то, что он не только знает тайну места, где предок его спрятал золото, награбленное из скифских курганов, но еще и то, что он охвачен жаждой постоянного умножения этого сокровища. Потому-то не был он человеком, склонным к войнам и содержанию могучей армии и расширению своего владычества; радовало его не власть, но золото. Да ему и не нужно было иметь сильной армии, поскольку Грады Червенские сами по себе были защищенными, потому что находились они на болотах, соединяли их узкие дороги, которые легко было оборонять перед захватчиками. Впрочем, опекой за Градами Червенскими побеспокоилась Великая Морава еще в те времена, когда ею владел князь Ростислав. Ватаю было выгоднее платить дань Великой Мораве, чем самому содержать крупную армию воинов. Это войска Великой Моравы должны были с тех пор защищать Грады Червенские как перед наездов печингов-печенегов, так и впоследствии перед нарождавшимся государством русов.

Но откуда о делах повелителя Градов Червенских столь тщательно знала благородная госпожа Арне? Почему именно в эту сторону пожелала она направить Семовита, веря, что, может быть, именно благодаря этому откроет он себе дорогу к трону в Гнезде?

Впервые про укрытое сокровище князя Ватая Арне услышала от самого Пестователя в те времена, когда была ему весьма близкой. Неоднократнодоверялся ей Даго Господин, что мечтает ударить на лендзян и на Грады Червенские, чтобы захватить сокровища Ватая. Сокровища эти нужны были Пестователю, чтобы дать их Арпаду, королю мардов, взамен за объявление войны Великой Мораве. Только не исполнил своих намерений Даго Господин, ибо более важной оказалась война с эстами и Крылатыми Людьми, а так же желание разбить державу висулян. Потом женился он на Любуше и завел тесные связи со Сватоплуком, перестал ему угрожать Карак и висуляне, сам же он завоевал Сандомирскую Землю. Дальше он продвинуться уже не мог, поскольку Ватай был вассалом Сватоплука и платил ему дань. Перестали интересовать Пестователя и лендзяне, поскольку их край не был ни людным, ни богатым. Повелитель лендзян, князь Лях, правда, присягнул ему и заключил вечный мир, и, хотя дани Пестователю не платил, в мирном договоре обязался дать полянам военную помощь в тот момент, если кто-нибудь чужой, например, эсты, нападет на Мазовию или продвинется вглубь державы полян. Но самым важным был тот факт, что после смерти Зифики и женитьбы на Любуше, объединившей заново Гнезненское Государство, подчинив себе богачей и лучших людей, пожелал Пестователь много лет мира, чтобы молодая держава окрепла и сделалась богатой.

Но вот теперь все изменилось. Даго Господин заболел отсутствием воли; Дабуг Авданец пожелал сделать Лестека судьей над сыновьями Пестователя, получив взамен разрешение на завоевание Земли Шлёнжан. Так почему бы и Семовиту, если приходилось ему согласиться на то, чтобы Лестек сделался юдексом, не воспользоваться моментом и попросить у Лестека согласия на завоевание державы Ватая.

Мысль о завоевании Градов Червенских не пришла в голову Арне вот так сразу, вместе с известием, что Авданец желает сделать Лестека юдексом. Парой десятков дней ранее по дороге в Гнездо, к Пестователю, остановился ненадолго в Крушвице самый старший сын Ватая по имени Мына. Этот Мына поначалу поселился у властителя лендзян, Ляха, а потом – понимая, насколько Лях слаб – отправился за помощью к Пестователю и в Гнездо, заезжая по дороге в Крушвицу.

Мыне было уже тридцать лет, и, вроде как, потребовал он отца передать ему власть над Градами. Случилась между отцом и сыном резкая свара. Мына – как говорили – вроде бы даже обнажил оружие против отца и вызвал в Червени бунт своих сторонников. Но старый Ватай оказался сильнее, бунтовщиков вырезал в корень, и только лишь Мыне и нескольким оружным воинам удалось добраться до властителя Ляха.

Были еще и другие вести. Ходили сплетни, будто бы Мына влюбил в себя новую молодую жену Ватая, та выдала ему место, в котором были скрыты сокровища скифов, чтобы Мына мог захватить их и, благодаря подкупу, захватить власть во всех землях Ватая. Потому-то Ватай и выгнал его, а молодой жене отрубить голову.

И как раз эта сплетня склонила Арне устроить Мыне прием в Крушвице, который был достоин самодеятельного повелителя. Она пригласила Мыну к себе, поскольку хотела предложить ему свою руку и военную помощь в уничтожении его отца. Таким вот образом задумала она открыть себе и Семовиту дорогу к сокровищу.

Мына был красавцем мужчиной с волосами цвета воронова крыла и пронзительным взглядом карих глаз. Он привлекал Арне своей мужской красотой, но прежде всего, привлекало ее приключение, которое должно было возникнуть из факта ее супружества с Мыной, и прав, которые бы оба имели бы на трон в Червени. Ибо, несмотря на прошедшие годы, в Арне все еще жила той самой авнтюристки, которая очутилась при дворе князя Хока, а потом с графом Фулько, переодевшись в рыцаря, двинулась через весь край полян на помощь княжне Хельгунде. Занимаясь домами разврата, Арне собрала достаточно денег, чтобы снабдить отряд воинов для себя и Мыны, еще она намеревалась заключить перемирие с повелителем лендзян, князем Ляхом, и затем, объединив усилия, попробовать организовать поход на Червенские Грады. В эту же авантюру она намеревалась втянуть и Семовита.

Вот только Мына, принятый Арне и Семовитом чрезвычайно торжественным пиром, сделал вид, что не понял планов Арне, касающихся супружества. И это вовсе не потому, что Арне была на несколько лет его старше, поскольку дела здесь шли не постели, но о походе против Ватая. Мына попросту не ориентировался, каковы денежные средства Арне, и действительно ли она способна на то, чтобы выставить достаточно крупный отряд вооруженных воинов. Мына был уверен, что, раз сам он желает отправиться к Пестователю, маня того золотым сокровищем Ватая, не должен он без согласия Даго Господина связывать себя браком с Арне, ведь, может, Пестователь даст ему свою дочь в жены, а вместе с ней предложит ему все свои силы, то есть – старшую дружину.

И ошибся. Когда он прибыл в Гнездо, оказалось, что Даго Пестователь вообще не желает его принимать и выслушивать, поскольку до сих пор страдает от утраты Зоэ. Македонец Петронас отнесся к прибывшему со всем уважением, выделил целое крыло двора под размещение, но ничего более. "Пестователь – человек мира, а не войны", - объяснял Петронас княжичу Мыне и так и не устроил его встречи с Даго Господином.

Арне быстро стало известно о холодном приеме, который устроили Мыне в Гнезде. А поскольку в то же самое время в Крушвице появился посланник от Авданца и предложил Семовиту принять участие во встрече четырех сыновей Пестователя, с тем, чтобы сделать Лестека юдексом, в ней вновь ожил замысел предложить супружество Мыне. Только на сей раз она предлагала не только свою руку и снабженную на ее средства армию, но и всех воинов Семовита. Ведь только при одном условии Семовит мог согласиться на то, чтобы поставить Лестека юдексом: получение от Лестека разрешения на поход против Ватая и на захват Градов Червенских. "Сделаюсь я повелительницей Червени и сокровища скифов, - размышляла Арне. – А потом Семовит убьёт Мыну и таким образом сделается богатейшим из всех сыновей Пестователя".

Только во всех ее планах одно было неясным и беспокойным: Даго Господин и Пестователь. Ибо помнила Арне судьбу Зифики, которая вопреки воле Пестователя пожелала поиметь слишком большую власть для Кира. Потому-то она, Арне, не повторит ошибку Зифики. Она не начнет действовать, не даст разрешения Семовиту на встречу с братьями и на то, чтобы Лестек стал юдексом до тех пор, пока собственными глазами не убедится, каким человеком стал Даго Господин.

Ибо удивительна или даже ошеломляюща природа женщины. Когда-то Арне любила Пестователя любовью настолько огромной, что отдавалась ему, словно богу. Когда он забрал ее Семовита и отослал в Византион – столь же сильно возненавидела его. Но Семовит, однако, вернулся, а время показало, что человек он слабый, с большей охотой предающийся пьянству и разврату, чем мыслям о расширении собственной власти.

Арне помнила Пестователя как человека необыкновенного. Даже при одном воспоминании о том, каким образом занимался он с нею любовью, испытывала она возбуждение. Быть может, именно по этой причине она до сих пор не могла поверить, что так неожиданно заболел он Отсутствием Воли, он, величайший из всех великанов. Потому с недоверием отнеслась она к замыслу встречи четырех сыновей Пестователя под Познанией и предложению Лестеку короны юдекса. Об этих своих мыслях она ничего не говорила Семовиту, вот только ее постоянно точило подозрение: "А ну-ка, если Пестователь только лишь изображает Отсутствие Воли? А вдруг это всего лишь испытание для его сыновей?". Она посоветовала Семовиту отправиться под Познанию на встречу с братьями и отдаться в пестование Лестека, но вместе с тем решила не терять времени на бесплодные размышления, а действительна ли болезнь Даго. Она знала Пестователя как человека, который, прежде всего, любил власть и знал искусство правления людьми. В своей женской самонадеянности она не допускала к себе мысли, будто бы тот мог полюбить какую-либо женщину гораздо сильнее, чем ее, Арне, в давние годы. Так что не верила она в его сумасшедшую любовь к Зоэ, подозревая лишь очередную притворную игру со стороны Пестователя. Не знала она Книги Громов и Молний. Она предполагала, будто бы Пестователь заглянул в какую-то секретную главу этой книги и теперь использует содержащиеся там советы; совершенно неожиданно заболев Отсутствием Воли, желает он проверить, кто настроен к нему дружески, а кто сделался врагом.

Как-то раз сообщила она Семовиту:

- Позволь мне поехать в Гнездо и встретиться с Пестователем до того, как ты отправишься на встречу с братьями и дашь присягу Лестеку. Ибо удивительно мне, что и Авданец, и Лестек желают завоеваний, а ведь Пестователь гласит мир. Быть может, появится он неожиданно на месте вашей встречи и обнажит против вас свой Тирфинг. Я обязана увидеть Пестователя собственными глазами. Тогда, возможно, я и рассоветую встречаться с Авданцем, Палукой и Лестеком. Кто знает, а вдруг, отказав Лестеку в короне юдекса, не станешь ли ты самым любимым из его сыновей.

Семовит верил Арне, поэтому согласился на ее поездку в Гнездо. Тем более, что, как та ему обещала, там же встретится и с Мыной и снова предложит тому супружество, а потом войну с Ватаем. Семовит изо всех сил желал принять участие в этой войне, июо подтачивала его мысль, что он хуже братьев, которые затем встречаются под Познанией и для того предлагают Лестеку корону юдекса, чтобы получить от того позволение на завоевание соседствующих земель. Он соглашался с Арне в том, что сокровища скифов могли бы в будущем сделать его самым могущественным из сыновей Пестователя. Но только лишь от Лестека, как от юдекса, мог получить он согласие на войну против Ватая, который был вассалом Сватоплука. Ибо поход на Грады Червенские мог стать заревом большой войны.

…Рассказывают, что в средине месяца, называемого Кветнем, отправилась Арне, чтобы встретиться с Пестователем в Гнезде. Оделась она при этом так же, как тогда, когда находилась рядом с графом Фулько. Она желала, чтобы воспоминания смягчили сердце Пестователя, чтобы стал он более податливым к ее прелестям. На мягкий кафтан надела она позолоченный панцирь, на голову надела шлем с павлиньими перьями. На боку ее висел короткий легкий меч, ноги ее покрывали шерстяные штаны и высокие сапоги из красной вавилонской кожи. Под ней был прекрасный четырехлетний жеребец каштановой масти, драгоценное седло, инкрустированное золотом и серебром. На коне была накидка из толстой и плотной парчи, которую с трудом могла пробить стрела из лука. На жеребце был серебреный нагрудник, узда и поводья блестели от драгоценных камней. Своим богатством Арне желала убедить Пестователя, что в его стране живется великолепн, никто здесь не нищенствует, все только обогащаются, а Семовит замечательно правит Крушвицей, раз она может себе позволить столь дорогую конскую упряжь.

Так же богато выглядела и ее свита из трех десятков вернейших воинов, которых народ называл благородными господами. Каждый из них владел в окрестностях Крушвицы по нескольку весей, а то и собственный городок, земли вокруг него, десятки наполовину вольных или невольных кметей, а поскольку здешняя земля была плодородной, могли они себе позволить снаряжение, которого не постыдился бы рыцарь даже короля тевтонцев. На головах рыцари Арне носили куполообразные шлемы из посеребренного листового металла, под ними были прекрасно выделанные кольчуги, защищающие от наконечников стрел не только грудь и спину, но и шею с горлом. У всех у них имелись луки, украшенные оковками из серебра и золота, драгоценные колчаны для стрел, легкие продолговатые щиты, покрытые кожей; мечи покороче, местной работы, или подлиннее, приобретенные у купцов с берегов Рейна. Каждый из воинов носил копье с двумя острыми выступами и флажком с вышитым знаком орла, в знак того, что воины – как раньше – принадлежат к защитникам народа. Из замечательные, крупные лошади, покупаемые, в основном, у Госпожи Клодавы, которая привозила огромных жеребцов от самих ободритов, тоже имели богатые покрытия, хотя и не столь богатые, как у жеребца благородной Арне. У многих воинов имелись посеребренные или позолоченные шпоры. Белые плащи, сколотые на правом плече золотой фибулой, дополняли их внешний вид.

За отрядом катились четыре телеги с едой и питьем для людей, а почти полтора десятка слуг, вооруженных дубинами, кистенями и копьями, стерегло это добро.

Поляне, подобно тому, как и почто что все склавины, женщин не уважали. Женским делом было прясть пряжу, рожать и воспитывать детей, заниматься домом. Но если попадалась женщина, которая, как Госпожа Клодава, могла взять меч и кнут в руку, умела хозяйствовать и держать слуг в ежовых рукавицах – вот такая женщина возбуждала уважение с восхищением, а то и страх. Про благородную Арне ходило много различных рассказов. Были такие воины, которые помнили время, когда она вместе с графом Фулько вступила в их земли. Родом она была из дальних стран, сюда прибыла в панцире и с мечом в руке – как мужчина. Через несколько лет по приказу Пестователя она управляла в Крушвице от имени малолетнего Семовита, карала сурово, хотя и вознаграждала преданных ей людей. Это она разрешила некоторым из давних лестков сделаться судьями вольных и невольных кметей, заботилась о том, чтобы подати не слишком давили их. И если у кого-то из таковых случалось несчастье, она из собственных средств платила за них сборщикам налогов Пестователя. Нравилось людям, что заботилась она о военной силе Семовита, благодаря чему, военная мощ в Крушвице была сильнее, чем у Повалы из Ленчиц и даже у Лебедя из Серадзи.

Многие из богачей желали взять ее в жены, но она всегда отказывала – и это тоже всем нравилось, поскольку никого она не выделяла и никому не позволяла возвыситься над другими. В конце концов, она отдала Семовиту власть над Крушвицей, но было ведомо, что через нее можно устроить множество дел, поскольку она до сих пор оказывала громадное влияние на Семовита. В последнее время ходили слухи, будто бы Арне мечтает о войне с соседними народами, потому что посылала к ним шпионов, добывала сведения про броды через реки, про вооружение, про способности воинских предводителей. Именно в ее честь кто-то сложил странную, дикую песнь, и вот теперь, едучи по узкой дороге через пущу, какой-то воин на самом конце отряда осмелился ее запеть.

У Арне было много мужчин,

ни одного из них не выбрала она себе в мужья,

потому что Арне любит войну,

любит тех мужчин, что сражаются,

она желает крови и добычи – мудрая госпожа из Крушвицы.

Арне слышала песню и усмехалась. Кмети желали мира, но вот воины из Крушвицы жаждали войны. И точно так же было в Гнезде, в Познании, на Мазовии, в Гече и в Честраме, в Ленчице и Серадзи. Много лет мира обеспечил Пестователь, женившись на Любуше. Благодаря своему труду и трудолюбию, люди богатели. Простой народ любил мир, но воины хотели войны. На войне можно было погибнуть. Война означала боль и страдания. Но война могла неожиданно принести богатство – добычу и славу. И Арне думала, что даст этим людям войну, о которой они мечтали, по согласию Пестователя или без его согласия. Семовит не будет хуже Авданца, Лестека или Палуки, своими деяниями докажет, что является истинным великаном из крови давних спалов, о которых так часто рассказывал Даго Пестователь.

ГЛАВА ПЯТАЯ

ЧАРЫ

Арне не застала Пестователя в Гнезде. Он, вроде как, вновь выехал с Петронасом на поиски Зоэ – а вот куда он отправился и когда вернется, было неизвестно. В граде управляли смуглые, вооруженные белыми пиками согды; они стерегли трое ворот у трех посадов, а так же главный вход в крепость. Их же можно было видеть на надвратных башнях, на валах. Когда они увидали приближавшийся отряд Арне: три десятка тяжеловооруженных воинов, нагруженные телеги и слуг, то мгновенно закрыли ворота, ведущие на первый посад. На валах встали воины с натянутыми тетивами луков и наложенными стрелами. Эти согды не могли не видеть, что приближающиеся воины – это поляне, так как были у них копья с вышитыми на флажках белыми птицами. Но они никому не верили.

Арне приказала затрубить в коровьи рога песнь приветствия и мира. Понадобилось какое-то время, чтобы у ворот появился Великий Канцлер, Ярота, узнал госпожу из Крушвицы и позволил, чтобы она сама и трое ее воинов въехали в Гнездо. Это недоверие сердило Арне, но вместе с тем она должна была признать, что Гнездо абсолютно безопасно, хотя его повелитель и господин пребывает где-то далеко. Она решила, что столь же безопасным сделает она и град Крушвицу, и для этой цели обучит специально оплачиваемую группу воинов.

Ярота был противоположностью своего старшего брата, Микоры. Различались они не только внешностью, но и характерами. Толстый Микора не обладал способностями к ведению канцелярии и вместо того, чтобы заседать над восковыми табличками, предпочитал миску хорошей еды и кувшин сытного меда. Только лишь из памяти о Хериме сделал его Пестователь Великим Канцлером. Впрочем, в это время Пестователь лично интересовался делами государства, потому желал иметь в качестве Великого Канцлера человека никакого, серенького, не имеющего собственного мнения и воли. А когда один разок проявил ее по делу Любуши – потерял жизнь. Младший его брат, Ярота, при казни присутствовал и ни единым словом не встал на его защиту.

Высокий, худой Ярота унаследовал от отца множество его талантов. Он знал франкский и ромейский языки, замечательно вычерчивал руны на восковых табличках, обладал замечательной памятью и удивительной способностью, необходимой всякому, кто живет при дворе – умением молчать и делать вид, что не видит и не слышит того, чего видеть и слышать не следует. Довольнобыстро он сориентировался, что, используя безволие Пестователя после утраты Зоэ, Петронас стремится к полноте власти в Гнезде, а может – и во всей державе полян. Петронас командовал абсолютно послушными ему согдами; одного его слова хватило бы, чтобы Яроту убили бы из-за угла. Потому-то он поклялся никогда не противопоставлять себя Петронасу, не делать ничего без его воли и без его совета. Лицо Яроты походило на маску, он никогда не улыбался, никогда не проявлял гнева. Но каждый, кто с ним сталкивался и представлял ему свое дело, выносил впечатление, будто бы Ярота слушает его с необычайным вниманием, и что он сделает все возможное, чтобы устроить его самым надлежащим образом.

Когда Арне сообщила ему, что желает встретиться с Пестователем, Ярота долго молчал, ни на миг не меняя выражение своего лица. В конце концов, он произнес тихим голосом человека, привыкшего к тому, чтобы его слушали и доверяли ему:

- Это будет весьма трудно, госпожа. Ибо никто не знает, когда пожелает вернуться в Гнездо наш Дающий Справедливость Господин.

Арне неприятно поразило то, что он не сказал "Пестователь", а "Дающий Справедливость Господин". Выходит, подтверждались слухи, будто бы Петронас ввел в Гнезде ромейский обычай не называть повелителя по имени, но отзываться о нем изысканными титулами.

Ярота должен был знать про Арне, что она одна из богатейших женщин в державе, что она окружена особой милостью Пестователя, поскольку когда-то она дала ему возможность вернуться к власти. Она же сама, прекрасно это осознавая, начала резкое наступление на Яроту:

- Раз никто не знает, когда вернется Даго Пестователь, с кем тогда могу я говорить о его делах?

И снова длительное время молчал Ярота, потом ответил, точно так же тихо:

- Со мной, госпожа, можешь говорить.

- С тобой? – насмешливым тоном спросила Арне. – Я хочу говорить только с Пестователем. Только с ним желаю я говорить о его делах.

Ярота не оскорбился, во всяком случае, Арне не заметила на его лице румянца гнева или неприязненного искривления губ. После недолгого молчания она услышала:

- Если я, госпожа, кажусь тебе никем, то сообщу тебе, что вскоре в Гнездо прибудет Петронас, командующий приближенной охраной. Быть может, он скажет тебе что-нибудь больше о нашем повелителе. – Ярота посчитал разговор законченным. Он низко поклонился и прибавил: - Ты, госпожа, получишь удобную комнату для себя, а еще помещение для твоих ближайших слуг. Остальная же часть твоего отряда должна ночевать на посаде, где сдают помещения на время.

И Ярота ушел, Арне же поняла, что больше не услышит от него ни единого слова. Так что она приняла предоставленные Яротой гостевые комнаты, решив ожидать прибытия Петронаса. На следующий день в компании трех своих воинов отправилась она на третий посад, где стояло много купеческих палаток и шатров. Она хотела приобрести себе какое-нибудь украшение, потому один из воинов нес ее тяжелый кошель, наполненный франкскими монетами.

Гнездо – по сравнению с Крушвицей – показалось ей нищим и тесным. Не так должен выглядеть укрепленный град, в котором проживает повелитель. Да, здесь мог жить Пепельноволосый, но не кто-то такой, как Пестователь. Только на перешейке между тремя озерами не было где расстраивать град и крепость. Озера ограничивали расширение града. Повсюду бросалась в глаза обременяющая теснота. Арне задумалась над тем, а не подбросить ли Пестователю мысль перебраться вПознанию, где на острове Варты была возведена крепость, а сам град, защищенный валом и частоколом, мог расширяться по берегу. В Познании Пестователь мог бы уделить больше внимания начинаниям Лестека и его слепой наставницы, несколько ограничивая их жажду власти.

В купеческих палатках и складах она разыскивала шелк. Этот товар в Крушвице был редкостью, поскольку, по причине высокой цены он не находил покупателей в небольших градах. Из расположенной на краю света Страны Серов много месяцев должны были купеческие караваны с шелком переходить высокие горы, пустыни и безлюдные степи, при постоянной угрозе нападения грабителей, хотя неписанный закон гласил, что купцов следует охранять, поскольку они нужны каждому. Но модники и модницы желали носить шелковую одежду; пожелала такую же для себя и Арне. Только франкскиеденары, которые взяла она с собой, никак ей не пригодились. Купцы требовали самых дорогих денег – нумизматов, солидов, кусочков поломанных золотоых украшений.

Арне заметила, что чуть ли не бесценок можно купить ценные фибулы и броши, украшенные цепи, седла и шпоры, и даже красивых невольниц с юга. А наибольшие цены купцы требовали за оружие: мечи, щиты-тарчи, мастерски плетеные кольчуги, шлемы, луки, наконечники для копий, а так же за боевые топоры. Неужели купцы были первыми из тех, кто получил сейретные сведения, что сыновья Пестователя жаждут войн и захватов, хотя сам Даго Пестователь провозгласил вечный мир? Походив по торгу, Арне выяснила, что она единственный человек, желающий приобрести шелк. На торге крутились, прежде всего, мужчины, разыскивающие длинных или коротких мечей и торгующихся за них с купцами.

Среди купеческих палаток нашел ее высокий согд с белой пикой и на ломаном склавинском языке, который успел немного выучить, сообщил ей, что во дворе ее ожидает Петронас, который этим утром, после ночной езды, вернулся в Гнездо. Арне польстило, что Петронас сразу же после поездки желает проявить к ней уважение и провести с ней беседу.

ПетронасаАрне встретила впервые в жизни. Его внешность ошеломила ее до такой степени, что поначалу она не могла выдавить из себя ни единого слова.

Перед ней был как будто бы второй Семовит. Тот же самый рост, те же сильные плечи, то же самое светлое лицо и белые волосы. И удивительная похожесть черт лица.

Одежда на нем была в пыли, белый плащ в грязи, на лице была заметна усталость.

- Госпожа, - низко поклонился он ей, - едва я прибыл, сразу же пожелал говорить с тобой, ибо я знаю, что ты как мать для Семовита, а мой господин столь многим тебе обязан.

Разговаривали они в комнате, которой не было, в отличие от комнаты Яроты, ни единой подушки, вся мебель была изготовлена из оструганных досок. На стенах висело оружие: копья, мечи, щиты. Ложе покрывала шкура белого медведя.

Арне уселась на твердый стул. Петронас остался стоять, но потом начал неспешно прохаживаться от стены к стене.

- Я хочу видеться с Пестователем, - заявила Арне.

- Это трудно, госпожа. Он разыскивает мою сестру, Зоэ, которую похитили плохие люди.

Арне солгала:

- Мы напали на след похитителей.

- Да? – удивленно переспросил Петронас, затем уселся в темном углу. Женщина уже не могла видеть его лица.

- Взятый на пытки воришка признался, что принимал участие в похищении какой-то женщины. Всей группой они повезли через Мазовию, чтобы обмануть погоню. Они решили укрыть ее в Стране Ватая.

- А ты толком понимаешь, о чем говоришь, госпожа?

- Да.

В этой стране похищают многих красивых женщин. Откуда тебе известно, что этот воришка говори о моей сестре? Ибо Зоэ похитили не воришки, а люди могущественные.

- Вор описал похищенную. Именно так Зоэ и выглядит.

- Этот человек сейчас при тебе?

- Нет, он умер под пытками.

- Это плохо, госпожа. Ибо не убивают курицу, которая способна снести золотое яйцо.

Арне разозлило то, что этот молокосос из далекого Византиона поучает ее, что ни говори, еще недавно владычицу Крушвицы.

- Не должна я говорить тебе, господин, всего, что знаю сама и в чем признался вор. Я имею право встретиться с Пестователе и все сообщить ему.

- Это правда, госпожа. Только он далеко.

- Насколько далеко?

- Стаяниями это не измерить. Самое главное, что он далек своими мыслями.

- Не понимаю я таких слов. Здесь, господин, не говорят изысканным и странным языком. Но ты обязан знать, что сделаешь плохо, отгораживая меня от Пестователя.

Долгое время длилось молчание. Арне не видела лица Петронаса, так что не знала, что он чувствует, каковы его мысли. О людях, воспитанных в Византионе, кружило множество удивительных рассказов. Вроде как, одно выражали их лица, совершенно иное говорили их уста, а делали они совершенно третье. Но в одном Арне была уверена с момента начала этой беседы: это был не простой человек, но некто, кто очень сильно походил на юного Пестователя.

Наконец он отозвался. Говорил он очень тихо:

- Ведомо мне, госпожа, что Семовит желает вступить в Страну Ватая. Нам уже грозит война со Шлёнжанами, поскольку в любой миг ее начнет Дабуг Авданец. Довольно скоро, как ходят слухи, Лестек и Палука выступят на запад, что означает войну с народом Волков. То есть, пойдут стычки на юге и на западе, а ты еще предлагаешь войну на востоке?

- Речь идет о твоей сестре, Зоэ.

- Что такое судьба одной женщины по отношению к судьбам державы, - пренебрежительно ответил Петронас.

- Пестователь может поставить крест на военных намерениях Авданца и Лестека.

- А если он этого не пожелает? – спросил молодой человек. – Это Сватоплук из мести за смерть Любуши похитил мою сестру. Быть может, путь их бегства ведет в самый Край Ватая, потому мы и не смогли перехватить бандитов. Но разве имеет ли это какое-то значение? Опеку над Шлёнжанами и над Ватаем обеспечивает Сватоплук. Любой необдуманный шаг может привести нас к войне с противником, который сильнее нас в два, а то и в три раза. Знай, госпожа, что Пестователь никогда не начнет войны с Великой Моравой, поскольку у него нет на это достаточно воинов, ни средств, ни приятелей. – А через мгновение прибавил: - Другое дело – его вассалы. Эти могут творить различные глупости до тех пор, пока не будут за них осуждены, если они проиграют битву или понесут полное поражение. Тогда на их шеи падет меч Пестователя. Неужто ты желаешь, чтобы когда-нибудь меч этот отрубил голову Семовиту?

- Странно говоришь ты, господин. Угрожаешь...

- Я устрою твою встречу с Пестователем. Только не говори о следах которые ведут до самого княжества Ватая. Потому что не известна тебе сила, которой владеют Грады Червенские. И нельзя будет добыть без помощи войск Мазовии, Ольта Повалы из Ленчиц, а так же Ченстоха. Здесь, в Гнезде, находится сын Ватая, Мына, и от него мне известно, чем грозит война с Ватаем. Так что не ожидай, госпожа, что Даго Господин даст тебе позволение на войну, ибо, как всем это известно, он желает мира.

Арне поняла, что этот человек не позволит себя обмануть. Он прозрел все ее замыслы, но не выявил этого.

- Ты допускаешь до себя мысль о самоволии Семовита? – осторожно спросила она.

- Я думаю о твоем самоволии, госпожа. И сообщу я тебе, что сказано в Книге Громов и Молний: "пускай не знает левая рука, что творит рука правая". Делай тогда, что пожелаешь, но знай, что когда-нибудь я прибуду в Крушвицу, чтобы снять с плеч голову Семовита. Или же... – тут он заколебался и замолчал. Арне ожидала, но он прервал свою речь. Тогда уже прибавила она:

- Или я отдам Пестователю золото Градов Червенских.

- Так, госпожа...

- Да кто же ты такой?! – воскликнула Арне, пораженная силой слов этого человека.

- Имя мне – Петронас. Я стал градодержцем Гнезда и верховным вождем войска Пестователя. Что еще желаешь ты услышать, госпожа? Я устал. Всю ночь скакал, мне надлежит сон и отдых. И все же, я беседую с тобой, благородная госпожа. И скажу тебе еще вот что: у каждого повелителя имеются свои вассалы. Он не всегда знает, что они делают. Но потом приходит время наказания или награды. Ты и вправду настаиваешь на встрече с Пестователем?

- Да.

- Зачем? Моего слова тебе должно хватить.

- Я хочу услышать его от него. Я люблю его, и он меня любит.

- Прошлое уже минуло. Он тебя выслушает, но ответа ты не получишь. А тогда уже я, Петронас, из милости своего господина сделаю так, чтобы твои уста были запечатаны. Когда ты возвратишься от Пестователя, тебе придется поклясться в том, что ты его не видела и с ним не разговаривала. Ты согласишься на такое?

- Да, - ответила на это женщина.

Всю ночь не сомкнула она глаз, находясь на грани полусна-полуяви. Перед глазами ее воображения все время стоял Петронас, который одновременно был Семовитом, когда же она представляла Семовита, тот обращался к ней голосом Петронаса. Арне мучила загадка этого юноши, женской интуицией чувствовала она, что это не простой обитатель двора вроде Яроты, но некто необычный, выдающийся и хитроумный, а возможно – даже очень мудрый. Ей не хотелось верить в то, что дал он ей понять: все те "бунты" и встречи Авданца, Лестека и Палуки, планируемые ими войны – происходили, похоже, по воле Пестователя или же, кто знает, быть может, и по воле этого вот Петронаса. В том числе и Семовит мог действовать самостоятельно, подчинять себе грады Мазовии, Повал и Лебедей, Ченстоха и весь Край Лендзян, если добудет золото Градов Червенских. Петронас открыл ей старую правду, что судят не победителей, но тех, кто понесет поражение.

А что же со Сватоплуком и егог могуществом? Разве не выдал ей Петронас, что Пестователь покарает своих сыновей, если те уж слишком сильно станут наступать на Сватоплука. Покарает их так, словно собак, которые неосторожно выскочили за ограду поместья и покусали соседа.

На западе, откуда Арне была родом, много говорили про ромеев, про их удивительнейшую способность устраивать интриги, вычерчивать далеко идущие планы. Это нен могло быть случаем, что человек, выросший при дворе ромеев, именно Пестователем был назначен градодержцем Гнезда, его личным охранником и главным вождем воинов. И не было, наверняка, случаем, что была похищена Зоэ, сестра Петронаса и будущая жена Пестователя. Сидя в Крушвице и занимаясь опекой над Семовитом, Арне не понимала, что совсем рядом с ней, в ее стране, столкнулись какие-то невидимые силы, поскольку сейчас она воспринимала это именно так.

Какая роль была предназначена Авданцу, а какая – Лестеку, который должен получить титул юдекса? Какую роль назначили Семовиту – если с Семовитом вообще считались в этой секретной игре. И что, собственно, было в этой игре ставкой? Держава, власть в державе, любовь Пестователя, золото?

В полдень один из согдов сообщил ей, что она будет обедать с Петронасом. Арне считала, что пойдет в парадный зал, где будут песни, игры, пляски – разве не была она одной из наилучших женщин этой земли? Тем временем, согд провел ее в комнаты Петронаса, где был поставлен стол, и где, помимо хозяина, уже сидел Мына, сын князя Ватая.

На стол выставили каплунов и бараньи седла, много меда и пива.

- Из Византиона я ехал сюда с Семовитом, - неожиданно сообщил Петронас, поднимая посеребренный кубок с медом. – Много чему научился он у ромеев. А еще он полюбил мою сестру, Зоэ, и потому желает отомстить Сватоплуку.

Перепугалась Арне из-за того, что она считала своей величайшей тайной, для Петронаса столь очевидно. Она перестала есть, стиснула губы.

- Только любовь к женщине – это ничто, поскольку величайшей любовью должно быть стремление к власти, - прибавил Петронас.

- Я тоже так считаю, господин, - рьяно согласилась с ним Арне.

- Когда мы садились на судна в дороге сюда, он догадался, что Зоэ была предназначена для кого-то другого. Я разделяю его боль. Только Зоэ исчезла. Ее судьба неизвестна. Радость это для него или отчаяние?

- Отчаяние, господин.

- Я, Петронас, никогда не забуду добра ни тебе, благородная госпожа Арне, ни Семовиту. Быть может, придет такой день, когда тот, кто приказал ее похитить, заплатит за это жесточайшей смертью.

- Да, пускай издыхает в ужаснейших муках, - согласилась с ним Арне.

- Твои слова, госпожа, свидетельствуют, что ты все еще любишь Пестователя. И вот узнав твою доброту и благородство, хотел бы я тебе, а посредством тебя – и Семовиту, отдать в опеку человека, которому пришлось спасаться бегством от жестокости собственного отца.

Голос его был пропитан сладостью. Но Арне почувствовала страх. Поняла она, что этот человек обладает некоей странной властью, возможно, даже данной ему Пестователем. Дошло до нее и то, что, похоже, слишком долго жила она в далекой Крушвице и сделалась похожей на здешних женщин: глупых, болтливых и сующих всюду свой нос.

- Я хочу видеться с Пестователем, - заявила она.

- А не станешь жалеть об этом?

- Почему бы я стала жалеть о свидании с человеком, которого любила и помогала получить назад трон, когда Зифика желала отобрать у него жизнь?

Выражение на лице Петронаса внезапно изменилось. Вместо предыдущей сладости женщина услышала резкий тон, лицо гневно стянулось.

- А тебе не было жалко, госпожа, что ее детей убили? – Эти слова прозвучали, чтовно лязг металлических тарелок.

- Разве важно то, что я чувствовала тогда? Это же столько лет прошло, - с печалью в голосе произнесла Арне. Она не знала, что тем самым спасает свою жизнь.

- Ты и вправду судишь, госпожа, будто бы женщина должна умереть, рожая великана?

- Так считает Пестователь.

- А ты, благородная госпожа?

Арне рассмеялась. Неожиданно мед ударилей в голову.

- Если я тебе скажу, что думаю так же, как Пестователь, проведешь меня к нему. Если же отвечу иначе, Пестователя не увижу. Скажи-ка лучше, что ты сам об этом думаешь?

Петронас ответил после долгого молчания:

- Ты все еще красивая женщина, благородная госпожа Арне. Кто знает, не должен ли Пестователь подумать о муже для тебя. Ты тоже не родила ему великана…

За поясом Арне носила короткий меч. Она вытащила его и вонзила в столешницу.

- Слишком много ты себе позволяешь, Петронас. Я желаю его видеть, понял?

Тот свесил свои руки под столом, усмехнулся:

- Успокойся. Сегодня ночью ты увидишь Пестователя. Но помни при этом, что управлять страной, это не то же самое, что управлять домом разврата. Благородная Арне обязана иметь мужа, который даст ей право на большую власть и поддержит Семовита. Разве слепая наставница лучше, мудрее, благороднее тебя?

Арне ненавидела эту слепую кошку за то, что в давние годы Пестователь сажал ее рядом с собой с малышом Лестеком на коленях. Но и не могла позволить, чтобы этот ромейский приблуда – какой бы тайной властью он не обладал – играл ее чувствами.

Глядя ему прямо в глаза, такие же голубые, как у Семовита, Арне спокойно ответила:

- У меня будет о чем говорить с Пестователем. Про наставницу, про мое замужество, которое ты предлагаешь, о непослушании Авданца и Лестека, о будущем Семовита.

Петронас рассмеялся. Затем сделал глоток меда, и вновь его охватил смех, настолько сильный, что мужчина чуть не подавился. Он схватился из-за стола и, смеясь, выплюнул мед в льняную тряпку.

- Не означает ли твой смех, что я не увижу Пестователя? – обеспокоилась женщина.

- Да нет же, госпожа, - отвечал тот, все еще кашляя. – Ты увидишь его. Этой же ночью.

А когда уже успокоил дыхание и снова уселся за столом, продолжая есть и пить, признал:

- Пестователь приказал мне никого к себе не допускать, в особенности, близких ему людей. Для тебя, госпожа, я нарушу его указание. И не потому, что дарю тебя каким-то особым почтением или желаю взамен увидеть выражения благодарности. После встречи с Пестователем ты поймешь много дел, о которых сейчас я говорить не могу и не хочу. Но впоследствии, если правду говорят о твоей мудрости, ты сама обратишься ко мне за помощью и советом.

Эти слова показались Арне разумными, хотя она и не верила, будто бы Пестователь не желал видеть ее, Арне. Только этот вот ромейский прислужник мог ее к Пестователю и не допустить. Следовало оценить эту его милость и показать это.

- Выпьем, мой господин, - предложила она, поднося к губам кубок с медом.

А потом, когда они разговаривали о делах, казалось бы, мелких, она внимательно пригляделась к молчащему до сих пор Мыне. А не его ли имел в виду Петронас, упоминая о супружестве Арне.

Да. Мыну она желала. Он был красив какой-то странной, дикой красотой. Было ему не больше трех десятков лет, но заботы уже перепахали ему лицо, равно как и многочисленные шрамы, наверняка полученные во множестве стычек. У него были черные волосы, длинные черные усы и обширная борода, но кожа очень светлая. В каждом движении его ладоней, плеч, а прежде всего, в том молчании, которое он хранил, чувствовалось величие, нечто такое, которое было свойственно богатым, высоко урожденным людям. И Арне возжелала Мыну.

- Быть может, господин, ты и прав в том, что мне следует выйти замуж, - гортанно засмеялась она, что всегда у Арне было признаком телесного желания.

- Это хорошо, госпожа, - ответил Петронас. – И для князя Мыны тоже хорошо.

- А ты, Петронас, почему не берешь себе жену? – осмелилась спросить Арне.

- Я жажду одной лишь власти, - ответил тот и приказал двум воинам-согдам, чтобы те провели Арне в предоставленную ей комнату. Когда они это сделали, он вернулся к Мыне и долго беседовал с ним, попивая вино.

Арне же, наевшаяся и упившаяся медом, легла на ложе и сама успокаивала свою телесную жажду, чему научилась еще в детстве, после чего сразу же заснула. Когда же три воина-согда без стука вошли в ее комнату, и один осторожно коснулся ее плеча, женщина проснулась и увидела, что уже наступил вечер.

- Выступаем в дорогу, благородная госпожа, - на ломаном языке склавинов сказал один из согдов. – Твой конь уже оседлан.

Арне схватилась с ложа, протерла заспанные глаза и выбежала на внутренний двор. Там ей подали коня и, в сопровождении полутора десятков согдов она тут же покинула посад Гнезда. Еще до того, как сделалось совсем темно, их нагнал Петронас и еще десяток его воинов.

Зажгли факелы, и почти три десятка всадников двинулось по дороге, петляющей среди возделанных полей и весок по направлению Познании. Только лишь через какое-то время свернули они в пущу, на очень узкую тропу, по которой рядом могла ехать только лишь пара всадников. Тут же рядом появился Петронас, и Арне поняла, что он желает переговорить с ней в четыре глаза.

На всю жизнь запомнила она эту поездку. Почти три десятка лошадей топало копытами на узкой тропе, факелы согдов сыпали искрами, неожиданно отбрасывая свет на серебристый панцирь Петронаса и его шлем с павлиньими перьями.

- Знаешь ли ты, госпожа, что на свете самое ценное? – спросил Петронас.

- Золото. Так знай тогда, что князь Ватай, повелитель градов, которые называют Червенскими, владеет золотом, найденным в курганах над Донапром.

- А не сказал ли тебе об этом твой гость по имени Мына?

- Да. Он видел те сокровища, касался их, любовался ими. Об этом сокровище мечтат императоры ромеев. Умерших скифских вождей хоронили в могилах, давая им лошадей из золота, невольниц из золота и золотые повозки. Все это правда. Об этом золоте видят сны тевтонские епископы, а прежде всего – епископ Вичинг у князя Сватоплука.

- А разве самому Сватоплуку сложно добыть эти сокровища? Ведь Ватай это его вассал и слуга.

- Ватай утверждает, будто бы сокровища скифов – это все сказка. Он выплачивает дань Сватоплуку, но про сокровища говорит, как о сказке.

- А вдруг это правда?

- Правду узнает лишь тот, кто свяжется с родом Ватая.

- И это мне предстоит сделать? – догадалась Арне.

- Подумай над этим, госпожа. Возможно, только тебе одной изгнанный сын Ватая выдаст тайну сокровища скифов.

- Понимаю тебя, господин. Только вот зачем нам сокровища скифов? – притворилась Арне наивной.

- Это огромные богатства. Тот, кто положит их к ногам Арпада, короля мардов, сможет привести к тому, что марды ударят в спину Сватоплука. И тогда исполнится предсказание, что мы станем владеть от Сарматского Моря по Карпатос.

- И что со всего этого буду иметь я, старая женщина?

- Пестователь не назначил своего преемника. Но знай то, что им станет только тот, кто уничтожит Сватоплука и позволит отомстить за похищение Зоэ. Женщина не стоит того, чтобы ради нее строить или рушить державы, даже если бы у нее и была кожа, мягкая словно бархат и пахнущая будто лаванда. Но иногда она бывает малым камешком, вызывающим лавину каменных глыб, давящих все на своем пути.

Сказав это, Петронас придержал своего коня и оказался в арьергарде. Арне же ехала ошеломленная величием планов Петронаса, убаюканная мыслями, что, может быть, когда-нибудь она наденет княжескую корону Ватая, а Семовит сделается преемником Пестователя.

Вскоре, несмотря на окружавшую их темноту, Арне узнала округу. Они приближались к подножию Вороньей Горы. Так выходит тут, в этих краях следовало ожидать встречи с Пестователем?

У самого подножия Вороньей Горы новь к Арне подъехал Петронас. В руке он держал брызгающийся искрами факел.

- Дальше мы пойдем одни: ты, госпожа, и я.

Арне не стала возражать. Похоже, она поддалась чарам этого человека, так сильно похожего на Семовита. Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности, у нее даже не промелькнуло мысли, что, поехав с ней на Воронью Гору, он мог бы ее убить, а потом обвинить в ее смерти упырей и стриг, что проживали здесь. Никогда она не была боязливой. Не боялась она мужчин, поскольку знакома была с искусством отдаваться без протестов или борьбы. Е ошеломляло лишь видение дел, показанных ей Петронасом: Сватоплукпобежден, а Семовит объявлен преемником Пестователя.

Подкованные кони громко били копытами по каменистой дороге, ведущей на Воронью Гору. Петронас не отзывался ни единым словом, Арне тоже молчала, поскольку все ее внимание поглощали отзвуки из расстилающегося вдоль дороги леса. Потому что, если чего она и боялась, то невероятных созданий, которые заполняли лес, в особенности, ночью и как раз здесь.

На вершине холма трое согдов, которых Арне узнала по белым плащам, заступило им дорогу. Но тут же они заметили Петронаса и сразу же открыли им путь. Так они въехали на самую вершину и здесь соскочили с лошадей, их у них тут же приняло двое слуг. На Вороньей Горе они увидали костер, горящий у основания уродливого дерева Макоши. На деревянном троне возле него сидел только лишь Даго Пестователь в своем белом плаще и с непокрытой головой, опирающейся на ладони, с локтем на колене. Вся его фигура, а в особенности – слегка свешенная голова, выражала такую печаль, что у Арне стиснуло горло.

Всю территорию вокруг костра окружало с два десятка согдов, каждый с факелом в руке, неподвижный, словно бы вырезанный из дерева. Несмотря на их факелы и огонь костра – вокруг царила темнота, и только лишь через какое-то время Арне заметила где-то сбоку кучку странно одетых людей. То были ворожеи и жерцы, собранные сюда, похоже, из самых дальних околиц, а может быть – и даже дальних краев, поскольку некоторые из них носили остроконечные шапки магов. Они все время суетились, меняли позицию, ежились, ложились на земле, потому что, время от времени, свистел кнут, и кто-то из охранявших их воинов лупил этих людей куда попало.

Петронас подошел к кучке ворожеев и обнажил меч. Этот жест понять было несложно. Если те не начнут свои чары, на землю упадет чья-нибудь отрубленная голова.

Раздался звук пищалок и рокот маленьких барабанов, а из кучки ворожеев выбежало несколько человек, переодетых в медвежьи шкуры, поскольку медведь, который засыпал зимой и весной просыпался к жизни, был знаком вечного возрождения, вечной жизни. Лица ворожеев и жерцов закрывали плетеные маски, разрисованные различными магическими знаками или изображениями всяких чудищ. Они неуклюже скакали вокруг костра и Пестователя, перемещая вес тела с ноги на ногу. При этом они выли странную песню, но Арне не понимала слов.

Она подошла к Пестователю и опустилась на одно колено.

- О, Даго Господин и Пестователь. Это я, Арне. Прибыла, чтобы сообщить тебе, что ты не один в своей печали, Семовит ищет похитителей Зоэ.

На лице мужчины не дрогнул ни единый мускул, не затрепетала века. Женщина поняла, что он ее не услышал, не осознал ее присутствия. Возле костра он сидел будто мертвый.

Вонючая и растрепанная женщина подала Арне кружку с напитком. Вторая, точно такая же грязная и вонючая, подсунула такую же кружку к устам Пестователя. Только теперь тот пошевелился, взял кружку из ее рук, выпил до дна, после чего сосуд выпал из его рук и покатился к костру. Обе женщины с визгом ужаса сбежали в темноту, к клубящейся куче жерцов.

- Выпей, госпожа, - услышала Арне мягкий и спокойный голос Петронаса.

Она послушала. Питье было горьким, но приятно обжигающим горло и желудок. В пении переодетых в медведей пляшущих жерцов она начала различать слова:

- Придите, прилетите, появитесь Пёнки и Хмурники, Облачники и Вомпеже, Навки и Мамуны. Вас призывает Пестователь.

Кто-то из ворожеев ныл:

- Чего желаешь, Велес?

Ему ответила толпа:

- Тишины в лесу.

- Чего жаждешь, Живе?

- Смерти ягненка, что живет.

- Чего требуешь, Перун?

- Того, что в землю рухнет.

- Чего хочешь, Свароже?

- Чтоб тревога у вас была на роже…

- Чего желаешь, Трояне?

- Жизни ягненка, пане.

- А ты чего хочешь, Ригелю?

- Целой бочки хмеля.

- А чего Мокоша желает?

- Чтобы радостью быть без края.

- Чего хочешь ты, Семя?

- Чтобы кровь пропитала землю.

- Ты что хочешь, Хорса?

- Горсточку проса…

- Чего желаешь, Стрыбоже?

- Того, чем владеет боже.

- Ты чего хочешь, Бельбала?

- Жить хочу в давней славе.

Какой-то жерца в ярко размалеванной плетенке, называемой шкрабуля, поднес к костру дергающегося ягненка. Другой жерца подсунул миску, после чего первый перерезал животному горло, кровь его начала стекать в миску. Третий начал сыпать в нее муку, после чего стал зачерпывать получившуюся смесь и бросать ее в костер перед Пестователем.

Арне почувствовала вонь горелого, к горлу подступила желчь. Но вместе с тем, после выпитой кружки того странного напитка, она почувствовала себя легкой, а образ происходящего наполнился странной резкостью.

На миг ей показалось, будто бы языки пламени костра складываются в женскую фигуру. Подвижную, словно сам огонь, зато совершенно реальную.

- Зоэ! – вскрикнул Пестователь. – Ты где?

Зашипела смесь муки и крови, бросаемая в пламя. Огонь на мгновение притух, потом кто-то подбросил хворост, и вновь женская фигура начала танцевать над костром.

Две грязные женщины в рваной одежде во второй раз подали Пестователю и Арне по кружке странного питья. Арне свое выпила быстро, Пестователь сочил медленно. – Крови! – воскликнул он неожиданно и очень громко.

Арне приблизилась к нему. И хотя с какого-то времени она ненавидела Даго за то, что он отобрал у нее Семовита, теперь она вновь любила его. И теперь целовала его ноги в кожаной обуви. Только глаза Пестователя оставались неподвижными, уставленными в огонь. Казалось, что никакой звук, слово, присутствие кого-либо до него не доходит.

- Семовит, господин мой, разыскивает твою Зоэ, - говорила Арне. – Он отыщет ее для тебя, даже если бы для этого ему пришлось бы завоевать половину мира. Погляди на меня, мой господин. Неужели ты не помнишь свою Арне?

Тот не слышал.

Пара ворожеев с медвежьими башками на головах приблизились к Арне и Пестователю. Ей и ему они подали небольшой жбан с медом.

- Пей, - шепнул один из них, и Арне бессознательно исполнила приказание.

Три других ворожея, закутанных в шкуры громадных оленей, принесли корзины, наполненные сушеными травами, и стали целыми горстями бросать их в огонь. Через мгновение во все стороны разошелся удивительно приторный запах, все более высокие языки пламени сформировали женскую фигуру: гибкую и летучую, каким бывает огонь.

- Зоэ, - прошептал Пестователь.

Он встал со своего трона и захотел подойти к костру. Только видение уже исчезло.

Тогда он тяжело свалился на свой "трон" и вновь подпер подбородок ладонью.

- Обращаюсь к Волосалу, Спыже и Ниже, к Белому и Черному, к твоему и моему, к тому, что будет завтра, и что было вчера, к Хыже и к крови, которую дадим тебе – покажись! – умолял ворожей в шапке из лисьих голов.

Второй, в таком же одеянии, фыркал словно разозленный кот, бормоча:

Полаш азон озиномас бано тудон донас гехамель цлон рплай берео не пантарас тай.

Жерца в лохматой волчьей шкуре, крутясь вокруг своей оси, выл:

На потрылу! На фуку! На выбратнэ!

Арне видела, как зарезали второго яненка, его кровь постепенно заливала костер, громко шипя и распространяя ужасный смрад.

- Господин мой, Пестователь, - умоляющим тоном произнесла Арне.

Тот ее не слышал. Не видел.

И вновь ворожеи высыпали горсть зелья в костер. Но миг показался высокий язык пламени, походящий на танцующую женщину.

Пестователь вновь поднялся с трона. Ворожеи придержали его, в противном случае он упал бы лицом в жар. Огонь погас, Арне же охватила странная немочь. Она почувствовала, что теряет сознание, так странно подействовал тот глоток меда, полученного от ворожеев.

На ее глазах на поляну вывели крупного быка и молодую корову. Его вели три ворожея в масках,двле других придерживало корову. Бык понюхал анальное отверстие коровы, после чего багровый длинный член быка углубился в ее влагалище, и самка застонала под весом покрывавшего ее самца.

А потом какой-то оборванный жерца привел обнаженную девицу. Та послушно улеглась возле костра и раздвинула ноги. Тот же самый жерца продемонстрировал всем свой огромный торчащий елдак, затем улегся на девушку и начал сучить задом. Но, похоже, делал он это слишком долго, потому что воин-согд пронзил его белой пикой. Умирающего и девку вынесли за предели светового круга, Арне же почувствовала, что вся дрожит. Потому что самым паршивым для нее было то, что внимательно следя за Пестователем, она понимала, что тот ничего вкруг себя не видит. Между ним и окружающими его людьми как бы существовала стена. Пестователь сидел у костра словно мертвый. Даже зрачки его, казалось, не реагировали, когда языки пламени делались сильнее или гасли.

И снова два воина начали обкладывать бичами толпу жерцов и ворожеев. Раздался плач и вопли. Другие воины разогнали танцующих у огня. Резко замолчали пищалки и барабанчики.

Из группки жерцов вышел человек в длинном черном одеянии, расшитом странными белыми знаками. Он подошел к Пестователю и подал ему небольшой кмешек.

- Полижи его, господин. Он дарит успокоение, - сказал он.

Петронас оттолкнул этого ворожея. Тот свалился неподалеку о костра. Тогда Петронас приблизился к Пестователю и будто ребенка поднял его на руки, унося куда-то в темноту.

Арне потеряла сознание. Разбудила ее прохлада весеннего утра. Над ней стоял Петронас.

- Пришло время отъезда, госпожа. Твой конь уже оседлан.

- Я хочу поговорить с Пестователем...

- Он сейчас спит. Я исполнил твое желание, госпожа. Ты видела Пестователя и изложила ему свои дела, равно как и дела Семовита. Я допустил тебя, госпожа, к величайшей тайне, которой является отчаяние повелителя. Если расскажешь о нем кому-либо – погибнешь. Кто не чтит печали властителя, пускай исчезнет.

- А видели ли Лестек, Авданец и Палука отчаяние Пестователя?

- Одна лишь ты, госпожа, получила доступ к тайне.

- Это означает, что Пестователя уже нет?

Петронас отшатнулся:

- Ошибаешься. Я слежу за его судьбой. Не хотелось мне вести тебя к Пестователю, но ты настояла. Все, что ты желала получить от Пестователя, я тебе уже изложил. Разве что сказанные мною слова пропали понапрасну. Пестователь жив и победит. Это и передай народу.

Он подал женщине кожаную баклагу с крепким пивом. Та осушила его, поскольку испытывала страшную жажду.

- Будь мне послушна, госпожа, и станешь владычицей, которая овладеет сокровищами скифов и позволит мардам ударить на Сваоплука.

- Кто ты такой?! – воскликнула женщина.

- Я исполняю приказы Пестователя.

- Он молчит.

- Я понимаю его молчание. В нем кроются слова и приказы. Благодаря мне и, возможно, тебе, он станет повелителем от Сарматского моря до гор Карпатос.

Возвратившись в Гнездо, благородная Арне и сын князя Ватая по имени Мына поженились, и состоялся свадебный пир, устроенный для них Петронасом. В качестве свадебного подарка Петронас вручил Арне и Мыне три таблички, покрытые воском и содержащие приказы Желиславу в Плоцке, Ольту Повале в Ленчице и Лебедю Рыжему в Серадзи, чтобы те отдали своих воинов под власть князя Мыны в его борьбе за власть в Градах Червенских.

- А если они не послушают этих приказов? – спросила Арне.

Тогда Петронас приказал Яроте подать себе четвертую табличку, на которой собственноручно написал стилусом, что разрешает Арне отрубить им головы. Громадьевласти, данной ей Петронасом, поразило Арне.

- Пестователь, как говорят, жаждет мира. Разве не поступаем мы вопреки его воле? – спросила она у Петронаса.

Но тот лишь тихо рассмеялся:

- Он жаждет крови, благородная госпожа Арне. Пускай истечет кровью земля врагов Пестователя, которые похитили у него Зоэ. Но най, однако, что это не Даго Господин и Пестователь желает войны с князем Ватаем, а только ты, госпожа, Семовит и князь Мына. Если понесешь поражение, тогда на твою шею падет мой меч, поскольку со Сватоплуком Пестователь заключил вечный мир.

- Когда я должна буду выступить на Ватая?

- Не знаю. Оцени собственную мощь и собери все возможные силы. Это может случиться завтра или через год, а то и через пару лет.

- Знаешь ли ты, Петронас, что Лестек должен получить корону юдекса? Он сделается наивысшим судьей среди своих братьев.

Петронас пожал плечами.

- Меч в одинаковой степени рубит голову, даже если она и коронована, - ответил он. – Позволь, госпожа, чтобы все шло своим путем. Ты видела Пестователя. Могу ли я сделать иначе, чем я уже делаю?

Мына с Арне выехали из Гнезда рано утром в прекрасный солнечный день. Листья на деревьях в пуще еще не успели раскрыться, потому там, где росли буки, грабы и дубы, вся пуща казалась просвеченной солнечными лучами. Можно было видеть лесную подшивку, а так же поляны, покрытые голубыми пролесками, пурпурными хохлатками, белыми и желтыми анемонами. Цветы осыпали кроны деревьев – прекрасно выглядели цветущие ольхи, тополя, вязы и вербы.

Когда ехали они мимо боров, покрытых грязноватой зеленью сосен и елей, в глаза бросались белые стволы берез, растущих то тут, то там и покрытых зелеными листочками. Время от времени желтый мотылек планировал над едущими воинами, присаживался на остриях их копий, на куполообразных шлемах, даже на рукавицах, держащих поводья. И, несмотря на топот конских копыт на лесной дороге, слышали они песни дроздов м ветвях деревьев, пересвистывание синиц; из низко расположенных фрагментов девственного леса доносилось до них грозное хрюканье свиноматок, уже выкармливающих поросят. Глубоко вдыхали они в грудь весенний воздух, пропитанный запахом истлевших листьев, трухлявой древесины и грибницы. Всех охватило удивительнейшее чувство счастья, и, наверное, потому все завели песнь про Арне, которая вела их в мир – за добычей, за бабами, за богатством.

Эта песнь звучала так:

Благородная госпожа Арне видела Пестователя.

Сказал он ей: либо сама погибай, либо Ватая побеждай.

Дал ей он ей в мужья князя Мыну.

А придет время – мы пойдем за золотом скифов.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ЮДЕКС

И случилось так, что в начале месяца, прозываемого Травень, поскольку во время это трава на лугах начинала расти все буйней, на огромной лесной поляне в пуще между Любином и Познанией собрались отборные отряды четырех сыновей Пестователя: Лестека из Познании, Авданца из Геча, Палуки из Жнина и Семовита из Крушвицы. Рассказывают, что, сколько мир стоит, никогда до сих пор эта дикая пуща не видела столько замечательно разодетых воинов, которые привезли с собой на телегах десятки бочек с пивом и сытным медом. Огромную поляну заполнили сотни шатров и шалашей для простых воинов, ну а для господ жердники поставили четыре больших шатра из белого полотна величиной с дом или даже дворище. Самый же большой шатер принадлежал Лестеку, законному сыну Пестователя, рожденному Геданией, княжной Витландии. Ну а сборище такого количества воинов и братьев назвали – Встречей Четверых Братьев, ибо каждый, кто был рожден из семени Пестователя, и чья мать умерла во время родов – был великаном из рода славных спалов.

Множество лет мира и безопасности обеспечил народу и богачам их повелитель, Даго Пестователь. Невольные или наполовину вольные кмети спокойнособирали плоды земли, налоги не угнетали народ слишком сильно. Потому-то богатой землей сделался Край Полян, а поскольку над устьем реки Висулы тоже правил Пестователь – формально там управлял сын Клодавы – плоды труда продавали с огромной выгодой и за множество прекрасных товаров. Золото и серебро, драгоценные камни получали поляне от народов севера за свой скот, за овес, коноплю, рожь и пшеницу. Богатели, прежде всего, уважаемые и богатые люди, но и для народа много чего оставалось с господского стола. Воинственные норманны неустанно дрались с франками, и свои корабли посылали в самое море, называемое Интеррегнум. Но для своих походов им было нужно сушеное мясо и корм для лошадей. У франков они захватывали громадную добычу, большая часть из которой потом попадала в Витляндию, с которой норманны вели оживленную торговлю.

А ведь не только через Витляндию поляне торговали и с западом, и с востоком. Многочисленные купеческие караваны шли черезПознанию и Гнездо к эстам и курам, в купеческие города русов. Крупный торговый тракт вел с запада через Вроцлавию и Каракув до самого Киева. И хотя Вроцлавия с Каракувом полянам не принадлежали, но в годы мира, поляне со своими товарами бывали и там, покупая за них вещи даже от таких далеких народов, как серы. И стоит знать, что сами они тоже обучились различным ремеслам и могли производить различные вещи, столь же красивые, а то и красивее, чем вещи с запада или востока. Вокруг градов находились веси, в которых жили и работали кузнецы, производящие замечательные мечи, острия для копий, металлические части для упряжи, а еще лемеха для пахоты. Многие веси были знамениты производством красивого и тонкого льняного полотна, удобной обуви, драгоценных седел, замечательно украшенных глиняных горшков. По чужестранным образцам и по своим собственным золотые украшения производили злотники-ювелиры, потому не было чем-то необычным встретить у полян женщину или девицу с золотыми серьгами-заушницами. Золотыми височными кольцами или с бесценной диадемой на голове. Богато ходили и состоятельные мужчины – зимой они кутались в меха диких животных, поскольку таких хватало в обширных пущах, летом дже они одевали легки одежды из мягкого сукна, у них имелись красиво вышитые рубахи, шляпы из заячьего фетра. Золотые или серебряные цепи украшали им грудь, на бедрах были застегнуты драгоценные пояса. О богатстве полян по всему свету рассказывали купцы, восхищенные их склонностью к поддержанию чистоты, их культурным обращением и гостеприимством.

Правдой остается, что они не возводили каменных домов, как это делали народы запада и в Византионе. Каменным зданиям – холодным и сырым, которые к тому же сложно было обогреть – они предпочитали обширные дворища из дерева. Деревянно-земные валы возводили они вокруг собственных градов, и такой способ обороны был столь же действенным как стены из камня. Таких валов могли они насыпать по нескольку вокруг дворища своего вождя или богача; говорили, что грады их похожи на павлиньи перья, поскольку валы те как будто бы сходились у малейшего глазка, делая его невозможным для добычи. Поляне не строили каменных замков не потому, что не умели подобных сделать, но потому что их предками были лендицы и гопелляны, а у этих племен с камнем было туго; впрочем, деревянные дворища они считали более теплыми и более легкими для отстройки, если были уничтожены огнем или неприятелем.

Так что не следует удивляться тому, что на свою встречу четыре сына Пестователя прибыли в роскоши и богатстве. С собой они привели отборные отряды, чтобы каждый мог похвастаться перед другими достатком. Многие их воины носили посеребренные панцири, золотые шпоры, пояса, инкрустированные драгоценными камнями. Бесценными казались их мечи и кольчуги, шлемы на головах, тарчи, называемые "щитами". Говорят, что если бы в это время на этой лесной поляне появился король тевтонцев или западных франков, он остановился бы в изумлении – столь громадным богатством и столь большой способностью к бою отличались воины сыновей Пестователя. Впрочем, и они сами казались вне всякого выражения великолепными.

Слепая наставница, которая прибыла вместе с Лестеком, видеть их, понятно, не могла, правда, для нее Лестек и так был самым замечательным и красивым. Но вот собравшиеся на поляне воины видели нечто иное. Авданец, Палука и Семовит были похожи друг на друга как три капли воды – высокие, широкоплечие, с длинными, практически белыми волосами красивыми лицами. Один Лестек по сравнению с ними казался кем-то чужим, рожденным из семени иного отца. От своей матери, Гедании, он унаследовал высокую и худощавую фигуру, но в плечах был узким, грудная клетка его была впалой. Желтоватая кожа и крючковатый нос не прибавляли ему красоты, равно как и постоянно бегающие серые глаза, посаженные в глубоких глазницах. Говорили, что каждый из его братьев сильнее и богаче его, рожденного в законном ложе, от матери княжны; трое остальных сводных братьев постановили по подсказке Авданца сделать его юдексом, то есть судьей среди братьев. И наиболее мудрые богачи догадывались, почему так случилось. Слабым и непостоянным был характер Лестека, а сыновья Пестователя желали войны и добычи, желали они расширить свое владычество, завоевывая соседние народы и племена. А раз Пестователь – как о том ходили слухи – заболел Отсутствием Воли, так кто мог бы дать им согласие на начало приготавливаемых ими войн, как не слабый и непостоянный Лестек из Познании?

И приходило ли в голову Лестека, а почему это братья именно его выбрали в качестве юдекса? Ведь достаточно ему было глянуть на Палуку, Авданца или Семовита, чтобы понять, что никак он не заслуживает такого отличия. Те были истинными великанами, а он по сравнению с ними казался карликом. Только жажда власти ослепляет человека столь же сильно, как истинная слепота. "Возможно, и не обладаю я столь великанской, как у них, фигурой, - размышлял о себе Лестек. – Зато они знают, что у меня имеется мудрость, которой им не хватает, и величие, которое я унаследовал вместе с кровью матери". Еще Лестеку казалось, что его братья дарят его любовью. Не знал он Книги Громов и Молний, которая учила, что "никто не любит властителя, один лишь властитель любит самого себя".