Я. Философия и психология свободы

Библия повествует: «Вначале сотворил Бог небо и землю…И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы. И был вечер, и было утро: день первый…И сотворил Бог человека по образу своему, по образу Божию сотворил его… И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро; день шестой». Что стоит за этим эстетическим удовлетворением Творца, на которое постоянно ссылается Библия? Создание мира показалось ему хорошей идеей?

У всякой игры по определению есть правила, ибо только в правилах она и может осуществляться, но любая игра безотносительна к цели. Цель игры – сама игра, и совершенно не важно, кто в ней победит. В игре, начатой Богом, роль правил исполняют законы природы. Известное выражение Эйнштейна «Бог не играет в кости» подразумевает, что Творец играет по раз и навсегда установленным правилам, не допускающим случайности. А еще Бог не отменяет их из прихоти или по чьей-нибудь просьбе (хотя верующие осаждают его просьбами). Звезды вспыхивают и сгорают, виды появляются и гибнут, род приходит и уходит. Организатор этой игры жмет на разные генетические клавиши, извлекая из своего арсенала причудливые аккорды, и эволюция звучит как прекрасная симфония. Все живое в мире – от вирусов до человека – состоит из них. Эти аккорды сами становятся инструментами, играя на свой лад, и жизнь превращается в какофонию. Каждая дудка дудит по-своему, каждая скрипка хочет быть ведущей, каждый барабан перебивает других. Неужто Богу этот чудовищный оркестр доставляет удовольствие?

У игры не только нет цели, в ней не предполагается и то, что принято называть нравственностью. Человек придумал моральные ценности, когда обнаружил, что в мире кроме него есть и другие существа. Для того, кто живет в абсолютной изоляции, нравственность не имеет смысла. Что может быть нравственным или безнравственным для Робинзона, живущего на необитаемом острове? В каком смысле он может быть честным или бесчестным, добрым или злым, сдержанным или бесстыдным. По отношению к кому? По отношению к себе нельзя быть добрым или злым. Лгать, красть, убивать, прелюбодействовать, завидовать, судиться и нарушать вообще все мыслимые заповеди можно только в обществе себе подобных. Человек придумал нравственность как нормы совместного проживания. В некотором смысле эти нормы есть и у животных. Любой зверь в стае безбоязненно показывает спину своим сородичам, не предполагая, что в нее тут же вцепятся чьи-то зубы. Именно так были написаны все заповеди в мире. Бог, играющий со Вселенной как с мячиком, тут ни при чем. Он лишь гарантирует, что мяч всегда будет падать вниз.

Каждый зверь и человек в стае себе подобных может рассчитывать на то, что ему не причинят страдания и не выведут из игры. Именно в этом – главный исток любой коллективной морали. Итак, мораль происходит из множественности живых существ. Но более того. Каждое живое существо изначально создано как страдающее и смертное. Если бы живое существо было бесчувственным и бессмертным, ему не понадобилась бы нравственность даже в коллективе. Убить его нельзя, а ложь и кража его нисколько не трогают. Во-первых, он не умеет страдать, во-вторых, он – бессмертен. И что на фоне вечности любая потеря? Но тогда зачем ему самому и любому такому же как он вообще лгать, красть, убивать и завидовать? В бесконечной жизни он успеет побыть всем: и нищим, у которого нет гроша, и царем, у которого гарем из золота. Нет причин быть нравственным или безнравственным тому, кто вечен и безмятежен. Итак, мораль рождается из неизбежности страдания и смерти.

Но Творец пребывает как раз в одиночестве. «Горе тем, кто придает Аллаху сотоварищей», - сказано в Коране. У Бога нет братьев, нет жены, нет детей, нет друзей, нет врагов, нет ничего кроме этой вселенской игры и этого ужасного оркестра. Следовательно, Богу не нужна коллективная мораль. К тому же он – вечен и безмятежен. А это окончательно исключает для Бога потребность в нравственности. Возможно, он даже не понимает, что такое – мораль. Быть может, Бог создал Вселенную именно для того, чтобы узнать, что такое страдание и смерть, добро и зло, которых нет в его сингулярности? Ведь нас не мучат угрызения совести, когда мы жертвуем в игре шахматную фигуру, мы не считаем себя жестокими, побивая карточного короля козырем. А когда мы смотрим драму на театральной сцене, мы хотим и даже жаждем, чтобы герои там страдали и умирали. Только глупый ханжа может возмутиться тем, что датский принц гибнет среди груды трупов. Только несмышленый ребенок может расплакаться от испуга при виде окровавленного Гамлета. Не плачь, дитя, это - игра!

Но мы-то живые, мы – не пешки и не актеры, мы – настоящие. С древних времен человек пытается найти объяснение несомненному наличию в мире зла, которое он познает чуть не с рождения, испытав впервые дискомфорт и боль. Библейский пророк Исайя возмущенно взывает к небесам: «Злодеи злодействуют, и праведники убиваются!». Дети рождаются калеками, а негодяи царствуют. И что ему должен ответить Бог? Не плачь, дитя, это – игра. Иов счел такую игру не справедливой и наорал на Бога за то, что тот лишил его имущества и семьи. Говорят, Бог ему все вернул, но скорее всего – это выдумки. Где это видано, чтобы пешки учили играть гроссмейстера? Однако благочестивый Исайя и не смеет роптать на Творца. А поскольку человеку нужен именно человечный Бог, все муки собственного бытия он начинает приписывать бесчеловечному сатане. Богу придали сотоварища! Человек вознамерился сделать Бога предметом своей игры, разлиновал черно-белое поле и выставил фигуры. С одной стороны – человечный Бог в окружении ангелов, с другой – бесчеловечный Люцифер с армией демонов. Предстоит битва добра и зла. Но в действительности, Бога здесь захотели столкнуть лбом с человеческой глупостью. И эта отвратительная ересь пошла гулять по свету. Зрители уже две тысячи лет в ожидании прогуливаются по фойе и закусывают в буфете, дожидаясь, когда прозвучит последний звонок. Но не будет этого занимательного зрелища, не получит человек такого театрального удовольствия. Забыли, чья это игра?

Ныне человечество переживает свой золотой век. И этот век, вероятно, окончится для него катастрофой, которой не понадобится ждать вселенского конца, ведь это уже игра самого человечества. Если она окончится тем самым Апокалипсисом, который привиделся апостолу Иоанну в изгнании на Патмосе, то человечество в этой битве будет стоять вовсе не на стороне добра. Бог сказал «Плодитесь и размножайтесь», не предполагая, что человечество так преуспеет в этом. А затем некий экономист по имени Дж. Кейнс добавил новую заповедь «Обогащайтесь и потребляйте». Потребление стимулирует производство, производство ведет к обогащению, обогащение поощряет потребление. И беличье колесо экономики вертится будто вечный двигатель. Ныне все современные мировые новости обслуживают именно эту заповедь, сообщая во всех биржевых сводках, насколько вырос или упал индекс потребления за истекший день. И если он падает, правительства бьют в колокола, а экономисты произносят страшное слово «рецессия». Государства накапливают многомиллиардные долги, обслуживая эту новую религию – кейнсианство.

Формула Кейнса:

«потребление – производство - обогащение»

выглядит идеальной, т.е. циклической и бесконечно возобновляемой. Однако этот экономист, то ли не предполагая, как и Бог, что люди так преуспеют в исполнении его заповеди, то ли по недомыслию, то ли нарочно, не добавил к своей формуле еще два компонента: «ресурсы» и «отходы», которые превращают его циклическую модель в линейную, а по утверждениям Мальтуса, фон Фёрстера и С. Капицы – даже в гиперболическую (есть и другие мнения). Может показаться, что точно так же осуществляется круговорот вещества в природе, где все подлежит утилизации и смерть одних обслуживает жизнь других. Но наша планета вовсе не опровергает законы термодинамики и не является вечным двигателем, поскольку не представляет собою абсолютно изолированную систему. Солнце является внешним источником энергии и двигателем всего прогресса на земле. Но у кейнсианства нет возобновляемого источника ресурсов, и поэтому его экономическая модель перестает быть возобновляемой и становится катастрофической.

Человечество затеяло игру в рост потребления, и в этой игре оно вышло за пределы собственной ниши, предназначенной ей биосферой или даже ноосферой (панпсихическим Сознанием). Гомеостатическая расплата за нарушение правил Божьей игры приходит автоматически. Как говорят ныне экологи, планета защищает себя от человека. И на чьей же стороне в этом Армагеддоне оказывается человечество? Похоже, на стороне Антихриста. Возможно, очень скоро силы, чье могущество намного превосходят амбиции человечества, сметут его с лица Земли.

Но ведь человек – тоже часть Вселенной. Зачем же Бог, как говорит персонаж Достоевского, так много дал человеку? Слишком много! Почему создал его таким порочным и неразумным? Если человек не то, что надо, – значит, во времена гоминид или даже динозавров были нажаты не те генетические клавиши. Кто нажимал на клавиши? Творец! Неужто Бог создал театр абсурда? Неужто он во всем виноват? Зачем нужна трагедия, в которой все умрут, включая актеров, режиссеров и зрителей?

Рожденное в солипсическом Синдроме брамы, каждое самосознание изначально воспринимает мир так, будто его история началась или, по крайней мере, стала иметь значение лишь вместе с его собственным рождением. В этом и проявляется тождество будды и Вселенной. Конечно, мы знаем, что до нас жили другие люди, оставив нам ту самую историю человечества из учебников, но эта история для нас остается за гранью нашей собственной реальности, единственно которую мы считаем важной. И потому фактическая история мало чем отличается в нашем восприятии от вымысла. Разве Юлий Цезарь более реален, чем король Лир, при том, что один из них – настоящий, а второй – литературный персонаж? Ровным счетом ничего не меняет для нас то, был ли Ахиллес реальным лицом или он – всего лишь выдумка Гомера. Прошлое становится абстракцией. Пройдет немного времени – и знаменитые злодеи 20 века, наводившие ужас на своих современников, станут для потомков тем же, что и голливудский Дракула. Для каждого самосознания действительное есть только то, что он считает для себя действительным. Именно поэтому этот дряхлый мир с каждым поколением вновь становится молодым и проживается так, будто в первый раз. И дети, не ведая прошлого, играют с жизнью заново, веря в благодать Творца.

П. Грюнвальд из нидерландского Центра математики и информатики подсчитал (уж не знаю, как), что за 162 тыс. лет на этой планете побывало около 107 млрд. человек, т.е. примерно таково по его мнению потомство Митохондриальной Евы, включая 7 млрд. ныне живущих. А поскольку каждую секунду нашего времени 1-2 человека на планете умирают и 2-3 рождаются, то за время просмотра читателем только этой статьи исторический счетчик человечества прибавит еще около тысячи единиц, и при этом несколько сотен отправятся в небытие. Даже 1000 человеческих индивидуальностей, собравшихся вместе, мы безразлично называем «толпой». Что же говорить про 107 млрд. судеб? Это число, наполненное людским содержимым, становится для нас совершенно бессмысленным. А ведь все эти люди были настоящие. Их жизнь, как и наша, состояла из потерь, разочарований и страданий.

Миллиарды из них за эти тысячелетия погибли мучительно: от когтей зверей, в огне пожаров, в наводнениях, в извержениях вулканов и землетрясениях. Миллиарды их были безжалостно убиты в бесконечных войнах человечества: зарезаны, растоптаны, расстреляны, взорваны на поле боя, распяты на крестах, сожжены на кострах и в крематориях, утоплены и обезглавлены, растерзаны и отравлены, замучены в пытках, доведены до смерти в древних копях и новейших концлагерях. И если заявление Плутарха, что только в войнах Юлия Цезаря погиб миллион человек, – это, вероятно, художественное преувеличение, то десятки миллионов мертвых в войнах Гитлера – это уже несомненный факт. Количество трупов в воинских подвигах человечества тоже растет гиперболически. Добавим сюда те миллиарды в истории человечества, которые долго умирали от эпидемий и болезней: чумы, холеры, малярии, туберкулеза, гриппа, рака, СПИДа…Горы страданий! Океаны боли! А еще алкоголь, наркотики, катастрофы, аварии, убийства, несчастные случаи, суициды... Люди мрут, и счастливцы те из них, кому смерть достается без мучений.

Сколько стонов, криков, хрипов и воплей! Вечная память погибшим? Какая память способна хранить в себе эти десятки и десятки миллиардов? А ведь есть еще животные, которых намного больше, чем людей, и участь их не лучше человеческой. Земля окутана пленкой живой плоти – биосферой, которая непрерывно на протяжении всего времени своего существования страдает и мучительно умирает, посылая проклятия тому, кто создал этот мир. Пытаясь осмыслить эту ужасную истину, чему отчаянно сопротивляется самосознание, начинаешь понимать, что наша голубая планета есть в действительности космический сгусток боли, которую не должно было бы вынести вселенское сердце Бога. Как он это терпит?

Некогда гностик Василид восклицал: «Все я готов признать, не могу лишь признать жестоким Божество!». А самый радикальный из гностиков, Маркион заявил: «Демиург – зол, и злы его творения». И вслед ему другие заключили: «Мир есть создание исступленного Бога, имя которого Ялдабаоф – Яхве – Дьявол». Вот до чего доводит непонимание смысла мироздания. Цель этой игры – создание новых, все более сложных в психофизическом смысле организмов, т.е. цель эволюции – созидание совершенного самосознания, которое по своим функциональным возможностям будет все ближе подходить к нуминозному Я. Выражаясь библейским языком, цель мироздания – сотворение ангелов. Немыслимо и еретично предполагать, что Бог (панпсихическое Сознание) ограничен в своих возможностях и вполне удовлетворен созданием человека как конечного продукта своих поисков. Ведь по сути человек, этот «венец творения», есть кентавр, существо половинчатое, меньшей или большей частью своей живущее в зоопсихологии. Как говорил Ницше: «Человек – это лишь переходная ступень от обезьяны к сверхчеловеку». И вполне возможно, что вирусы, которые терзают этого человека на его планете и от которых он более или менее успешно защищается, считая чуму, грипп, рак и СПИД наказанием божьим, есть поиск новых эволюционных решений в мутации кентавра к ангелу.

А это значит, что нам не найти конечной цели мироздания в самих себе. Мы – лишь часть процесса. Так, например, если мы строим дом, то сам процесс строительства мы не относим ко времени его существования. В нашем солипсическом и функциональном восприятии дом начнет свое бытие лишь после того, как станет тем, чем замышлялся. До той поры никакого дома нет. Иногда дома, если говорить о средневековых храмах, строились столетиями. И тогда от закладки первого камня до торжественного молебна, который становился официальной датой рождения храма, этот храм как бы не существовал. Он словно возникал в мгновение ока. Но с точки зрения камней, которые еще пару сотен лет были свалены на пустыре, их существование в качестве храма началось уже тогда, а в нем самом они лишь обрели свою конечную цель. Наше игнорирование их бытия, в котором их ломали и тесали, собирали и разбрасывали, есть акт нашего высокомерия по отношению к этим камням.

Если человечество – это часть процесса, промежуточное звено эволюции вируса в ангела, то человечество можно считать как бы не существующем, как те камни на пустыре. Торжественное открытие мироздания состоится позже. Тогда-то и откроется его функциональный смысл. А для нас есть лишь экзистенция процесса, переживаемая нами как жизнь, которой мы безуспешно пытаемся приписать некий собственный смысл, имманентную цель. Но Магистр Вселенной полон высокомерия по отношению к своим камням. Бог есть любовь? Бог есть игра!

Не плачь, дитя, это – игра. Не плачь, когда больно. Не плачь, когда теряешь близких. Не плачь, когда все ужасно и безнадежно. Не плачь, когда Вселенная оказывается губительной и бессмысленной. Все – игра. Вселенная – лишь песочница Бога. Он сам – дитя.

Личность, Реинкарнация и Вечность

О, благородная душа, близится время ухода твоего из этой Яви.

Тибетская Книга Мертвых

Доктрина реинкарнации (бессмертной души) происходит из человеческого страха перед смертью. Доктрина кармы (греха) происходит из человеческого страха перед жизнью. В конце концов, главным двигателем этих доктрин являются представления человека о справедливости, которую он ожидает найти, но не находит в окружающим мире. Праведники убиваются, а невинные дети рождаются калеками. И тогда нравственному чувству человека становится необходимым найти объяснение этому в потустороннем мире.

Знаменитая скорбь Соломона объясняется именно тем, что этот израильский царь был из саддукеев, которые не имели доктрины бессмертной души (Иосиф Флавий). И поэтому: «участь человека и участь скота – одна участь». Более позднее течение в иудаизме – фарисейство, подготовленное трудами многочисленных пророков, уже не страдало этим пессимизмом, поскольку выработало теорию греховности и Страшного Суда.

Конечно же, основатели фарисейства Шаммай и Гиллель не были оригинальны в своем учении. Историческими родоначальниками этой доктрины, очевидно, являются египтяне – просто потому, что они создали свою культуру раньше всех. А их грандиозные пирамиды – это каменные памятники бессмертной душе (равно как их мумии являются памятниками тленному телу). Можно предположить, что Моисей, дав евреям Яхве после их выхода из «египетского плена», не добавил этому богу милосердия из духа противоречия вражеской религии.

Напротив, с веками кабалистика, наследуя фарисейское учение, стала допускать даже гилгал - переселение душ в животных, что совершенно исключалось в фарисействе, поскольку там бессмертная душа считалась прерогативой человека, ведь в противном случае скорбная фраза саддукея Соломона про единую участь человека и скота обретала неожиданный смысл и новую жизнь. Поэтому в ортодоксальном иудаизме, а так же в вышедших из него христианстве и исламе, идея о реинкарнации не поощряется. На восклицание раннехристианского гностика Василида: «Все я готов признать, не могу лишь признать жестоким Божество!» - имеется простой ответ: Богу нет нужды проявлять свое милосердие бесконечное число раз. Горбатого могила (ад) исправит!

Индийская философия в целом не отрицает вечное «я» (джива или атман). В адвайта-веданте джива после достижения освобождения (мокши) теряет свою индивидуальную природу и растворяется в «океане» безличного Брахмана. Согласно вайшнавскому богословию, каждое живое существо имеет духовную форму – сварупу, которая является его вечной формой в духовном мире Вайкунтхе. В ведических писаниях тонкое тело, которое сопровождает душу в промежутке между смертью и следующим рождением, по закону кармы и под руководством Параматмы входит в тело, соответствующее складу души. «О учёная и терпимая душа, после странствий в водах и растениях личность попадает в утробу матери и рождается вновь и вновь», - сказано в Яджур-веде.

Особняком от всех этих учений стоит буддизм, который исповедует как будто даже нигилистический взгляд на «я» вообще. В буддизме реинкарнации в строгом смысле нет, так как отрицается сама душа (анатман), но при этом существует понятие анитья — протяжённость самосознания, которая образуется рекомбинациями дхарм и поэтому иллюзорна. У Плутарха есть рассказ о том, как Александр Македонский, будучи в Индии, пригласил к себе местных «гимнософистов» для ученой беседы, но остался недоволен их ответами. Тогда самый именитый из этих философов по имени Калан сказал ему: «Тот, кто задает мудреные вопросы, получает мудреные ответы». Иначе говоря, хорошо сформулированный ответ начинается с хорошо сформулированного вопроса. Чтобы принять или отвергнуть реинкарнацию, не исходя при этом из простой веры, необходимо прежде всего понять ее теоретическую базу.

Пусть поток самосознания (ПС) как процесс бытия во времени есть, по определению, потенциально бесконечное множество дхарм D, между которыми находятся кванты времени dt:

ПС = D + dt + D + dt + D +…

Одним из возможных проявлений этого потока может быть тот или иной ритм мозга. Каждая дхарма есть переживаемое самосознанием состояние неуловимого настоящего (мгновения). Такая дхарма – это вспышка самосознания, акт единства внутреннего мира (я) и внешнего мира (реальности) в мгновенном покое. Ее можно уподобить кадру кинопленки, в котором ничего не происходит. Время дхармы равно нулю. При этом самосознание и тождественная ему реальность движутся только в квантах времени. Жизнь каждого самосознания начинается с первой дхармы рождения Dp и кончается последней дхармой смерти Dc.

В современных нейрофизиологических представлениях остановка ПС есть смерть. В индуистских и буддистских понятиях застыть в одной дхарме и остановиться во времени, не перейдя через квант времени в следующую дхарму, – значит достичь вневременной нирваны. Именно на это направлена вся практика йоги и дзен. Но в данном случае для нас важно то, что смерть и нирвана есть синонимы, и мы больше не будем делать между ними какого-либо различия.

Душа – это любой начальный отрезок ПС:

Д = D + dt + D + dt +…+ D.

Таким образом, мы можем уточнить буддистское представление об анитьи: в каждый момент бытия, т.е. в каждом кванте времени самосознание имеет душу как законченный фрагмент ПС:

ПС = Д + dt +…

Но говорить о бессмертной душе в индуистском, христианском и всех остальных смыслах как о чем-то абсолютном невозможно. Иллюзорность души, о которой говорил Гаутама, заключается именно в том, что душа оказывается непрерывно прирастающей совокупностью дхарм. Душа ребенка есть часть души того человека, в которого этот ребенок вырос. Это непрерывное приращение дхарм к душе прекращается только в нирване. Отсюда выводится логически очевидная и совершенно парадоксальная мысль: бессмертную душу как нечто окончательное мы можем обрести только в смерти.

Фихте как-то заметил, что обращаясь к себе интроспективно, то есть к своей душе, мы производим удвоение своей личности. В рефлексии появляются два «я». Это – две дхармы, отделенные квантом времени:

..+ D + dt + D+..

Первая из них завершает нашу временную душу Д, а вторая оказывается следствием нашего непрерывного движения во времени, которая еще не попала в память. Удвоение «я», которое мы получаем в рефлексии, можно выразить двумя скобками так:

2Я = {{Д} + D} +…

Что есть мышление? В первую очередь мышление состоит из памяти. Чтобы решить любую логическую задачу, индивиду необходимо прежде всего загрузить в свою память исходные данные. Лишь потом становится возможным осмысление связей между этими данными. Чтобы быть разумным, нужно не только разумно мыслить, но и помнить последовательность происходящих событий.

А. Бергсон: «Пусть предмет остается тем же самым, а я смотрю на него с одной и той же стороны, под тем же углом, в один и тот же день: все равно то, что я вижу сейчас, будет отличаться от того, что я видел только что, хотя бы уже тем, что оно стало на мгновение старше. Здесь присутствует моя память, которая и толкает что-то из прошлого в настоящее. Мое состояние души, продвигаясь по дороге времени, постоянно набухает длительностью, которую оно подбирает: оно как бы лепит из самого себя снежный ком».

Именно память позволяет нам выполнять тот набор ментальных действий, которые определяют индивида: идентифицировать себя и других, видеть причинность этого мира и следовать ей благодаря логике. Мозг без памяти подобен пустому кинотеатру. Все работает: электричество подается, проектор крутится, на экране происходят какие-то события. Но в зале никого нет. Следить за историей, в которой разыгрываются драмы и комедии, просто некому. Нет наблюдателя, нет души как конечного отрезка ПС, отложенного в памяти П, которая всегда индивидуальна. Я помню свою жизнь (хоть и плохо), я не помню вашу жизнь. Мой мозг не хранит информацию о том, наблюдателем чего он не был.

Когда Фрейд говорит о бессознательном, он использует интуитивное представление о ПС. «Опыт показывает нам, что психический элемент, например представление, обыкновенно не бывает длительно сознательным. Наоборот, характерным является то, что состояние сознательности быстро проходит; представление в данный момент сознательное, в следующее мгновение перестает быть таковым, однако может вновь стать сознательным при известных, легко достижимых условиях. Каким оно было в промежуточный период - мы не знаем; можно сказать, что оно было скрытым, подразумевая под этим то, что оно в любой момент способно было стать сознательным. Если мы скажем, что оно было бессознательным, мы также дадим правильное описание». Бессознательное психоанализа – это дхармы ПС, которые ушли в прошлое и стали частью памяти.

Существует множество гипотез о природе памяти. Предполагается, что информация может храниться в виде электрической активности мозга, в нервных структурах, в форме модификации белков. Традиционно память делят на долгосрочную память (ДП), кратковременную память (КП) и сенсорную память.

Первичная информация, собранная со всех органов чувств в необработанном виде, поступает в сенсорную память. Большая часть ее остается для нас неосознанной и лишь некоторая часть этой информации передается в КП. Строго говоря, сенсорную память вообще не стоит считать памятью, а относить к физиологическим реакциям. Ведь, например, наши глаза на физическом уровне, как зеркала и объективы, должны принимать любые сигналы и видеть «все», что находится в поле зрения, но большая часть этих реакций тут же теряется. Мы смотрим и не видим. Более того, Природа (что бы не стояло за этим словом) специально ограничила наше сенсорное восприятие, благодаря которому зрение, обоняние и слух животных намного превосходят человеческое. Очевидно, это эволюционное притупление было достигнуто для того, чтобы оградить нашу память от информационного «шума». Поэтому в дальнейшем мы вообще не будем говорить об этой разновидности памяти.

Итак, мы делим память на долгосрочную (ДП) и кратковременную (КП). Известно, что обе эти памяти занимают разные области в нашем мозге. Очевидно, это связано с тем, что они организованы не одинаково. КП существует за счет временных нейронных связей, выраженных электрической активностью отдельных участков мозга. Ее емкость, по мнению Дж. Миллера, не превышает 7±2 дхармы Часть этой информации через гиппокамп передается от КП в ДП. И поэтому в основе ДП лежат более постоянные структуры нейронных цепей, которые связаны с химическими или структурными изменениями по всему мозгу.

Известно, что КП нам необходима для контроля текущих действий. А это значит, что КП хранит как дхармы, так и порядок их следования друг за другом (но, конечно же, не хранит кванты времени):

КП = … < D < D < D <…

Благодаря этому, мы, например, более или менее точно помним, как собирались на работу: причесывались, уронили расческу, поправили галстук, что-то сказали, затем одели пальто, проверили ключи в кармане т.д. Т.о. КП хранит последовательность событий за последний отрезок времени в течении нескольких секунд или минут (иногда говорят о 8 минутах). По крайней мере, вспомнить в деталях, что мы делали час назад, мы уже не способны. В этом случае мы переходим в область ДП. Есть основания предположить, что ДП архивирует дхармы уже не по порядку, как они попадали в КП, а по принципу ассоциаций или какому-то другому, отбрасывая при этом все несущественное. И поэтому какой-то запах может вдруг вызвать у нас воспоминания из далекого детства, при том что ничего другого в том дне и даже годе своего детства мы не помним.

Представим себе человека, который отправился за покупками на рынок. Допустим, что ему отказала ДП. Когда с нами такое происходит, мы останавливаемся и удивленно спрашиваем себе: «А куда я иду?», - и начинаем ворошить нашу память. Ответ, как правило, быстро находится. Вопрос прозвучит иначе, если этому человеку откажет КП. Остановившись посреди улицы, он недоуменно спросит себя: «А как я сюда попал?». Различие между ДП и КП заключается в том, что в первом случае человек забывает цель своих действий (болезнь Альцгеймера), а во втором – он забывает сами действия (синдром Корсакова).

Что же будет с человеком, утратившим обе памяти? По мнению Сеченова, человек без памяти подобен новорожденному. Он станет не только бесцельным человеком, который не способен следовать какой-либо задаче, он окажется существом, которое не понимает, где находится. И даже вопрос «А как я сюда попал?» не получит ответа, поскольку тут же будет забыт. Оставаясь функциональным, мозг может задавать этот вопрос себе бесконечно долго, но, не имея памяти, он будет лишь бессмысленно двигаться во времени, не имея возможности опознать свою временную душу как личность. Поток самосознания оказывается разумным при условии, что он имеет вид непрерывного приращения дхарм к памяти:

ПС = П + D +…

При психозе (деменции) и неврозе (психастении) первой, а, возможно, и единственной из строя выходит именно память. Чтобы стать безумным, необходимо и достаточно лишиться памяти. Все наше мышление – это диалог. Один говорит, другой слушает. И запоминает. Собственно, память, организуя совокупность дхарм как целое, и есть конечный отрезок растущей души. Можно предположить, что, например, паранойя есть игры памяти с ассоциациями. Идя по улице, вы встречаете косой взгляд случайного прохожего. Возможно, у него язва разболелась, и вам следует, если не упоминать здесь дефицит сострадания в обществе, просто проигнорировать этого хмурого человека. Но ваша память может ассоциировать этот взгляд с взглядом злодея в фильме, который вы смотрели вчера перед сном. Идя таким путем, ваша память очень скоро приведет вас к убеждению, что вокруг вас существует мировой заговор.

Итак, мы пришли к формуле личности:

ЛИЧНОСТЬ = ПАМЯТЬ (*)

Нет законченной души, но есть законченная в каждой дхарме память. При этом поток самосознания всегда оказывается на шаг впереди памяти, ибо для того чтобы запомнить переживаемую дхарму, нужно перейти в следующую дхарму. Свое настоящее мы переживаем в беспамятстве. Память не может хранить не только то, чего еще нет в самосознании, но и то, что это самосознание «сейчас» переживает. Иллюзия настоящего, очевидно, возникает у нас именно потому, что мы осознаем его в прошлом, находясь сами уже в будущем. Но именно такой механизм обеспечивает нам движение во времени с ориентацией в реальности. Если бы мы не помнили предыдущей дхармы, то попадали бы в провал памяти, не понимая каждый раз, как оказались там, где оказались. Очевидно и то, что во сне мозг работает с накопленными дхармами, сортирует и архивирует их, выстраивая при этом иногда такие алогичные картины, которые невозможно создать в сознательном абсурде, ибо в этом случае самосознание работает с уже ассоциированными в памяти после сна дхармами. Возможно, эти упорядоченные в ассоциации дхармы и создают условные рефлексы животных, которые человек развивает до логики.

Именно память создает смыслы. Если вы не «слышали» собственных мыслей, чем были все эти мысли? Возможно, вы и думали, но кто об этом знает, если этого не знаете даже вы? Философ скажет: это было некое «чистое» мышление. Почему бы тогда потоку электронов в проводах не быть таким чистым мышлением? Именно так «мыслит» компьютер. Позволяет ли наличие памяти у компьютера говорить, что у него есть душа? Для объяснения механичности мышления Д. Деннетом был выдвинут так называемый «системный аргумент». Он гласит: как отдельный нейрон мозга не обладает психикой, но лишь их огромная совокупность создает ее, так и суперкомпьютер достаточной мощности должен обрести психику.

Есть одна особенность. Компьютер можно включить и выключить. Самосознание выключается только один раз. Именно с этим состоянием нашей психики связано то, что мы в крайнем случае слышим тишину и видим пустоту. Благодаря единому Сознанию (нуминозного Я), мы всегда находимся в положительном ментальном поле: информация для нас не бывает даже равной нулю. Способен ли компьютер мыслить ничто? Комментарием к этому вопросу служит «проблема остановки» для машины Тьюринга, которая не способна увидеть результат в отсутствии результата.

Как уже говорилось ранее, наша психологическая аксиома выбора существенно сильнее ее машинной формы. Для нас отсутствие информации – тоже информация. Именно поэтому мы слышим тишину. Компьютер не способен «слышать» тишину. Это значит, что в основе самосознания лежит нечто не выключаемое, как само время. Это и есть истинное Сознание-Я. Мы знаем, что Я есть, но все попытки указать на него пальцем проваливаются. В то же мгновение мы попадаем в Оно. Собственно, так и возникло наше самосознание. Сознание обратилось на себя и получилось само-сознание. В первой же дхарме Dp младенец прокричал на весь иллюзорный мир о своем появлении в нем, а во второй дхарме через квант времени он услышал самого себя. Так началось строительство отдельной личности-памяти.

Таким образом мы приходим к уточнению формулы личности (*), которую вывели ранее:

ЛИЧНОСТЬ = Я + ПАМЯТЬ (**)

Именно в этом заключается принципиальное отличие самосознания (мозга) от искусственного интеллекта (компьютера). И на системный аргумент Деннета мы ответим так: биологическая совокупность нейронов образует психику не сама по себе, но на основании нематериального Я. Можно сказать, что когда мы, в отличие от компьютера, слышим тишину, мы воспринимает чистое Я. Если теперь из обеих частей уравнения (**) вычесть личность и память согласно (*), то мы получим формальный эквивалент нематериальности Сознания:

0 = Я (***)

Самосознание содержит нечто такое, к чему не может иметь прямого доступа. В его основании лежит не формализуемая сущность – нуминозное Я, которую Юм считал фикцией, даже не догадываясь при этом, насколько он прав. В мире самосознания Я не существует. У Я нет даже пола, нет Инь и Ян, этих вечных спутников бытия.

Так что находится за глобальным горизонтом нашей души? Ничто? Ничто – это уже дхарма нашего самосознания и имя в нашем языке. В этом заключается «ментальная положительность» души. За пределами нашего самосознания и его языка не может быть даже ничто. Истинное ничто нельзя даже назвать «ничто». За глобальным горизонтом нашей души находится внеязыковое Я. Неосознаваемое Сознание. И этот факт не более мистичен, чем факт возникновения Вселенной из небытия.

Кажется, ничто не запрещает физическому времени как «вещи-в-себе» быть континуальным, но для нас оно всегда будет дискретным. Согласно антропному принципу это значит, что время такое и есть. В этом заключается еще одно проявление тождества будды и Вселенной (бытия и мышления). И это бесконечное квантованное время содержит настоящее (мгновение) как нуль:

Т = 0 + dt + 0 + dt + …

Принимая во внимание формулу (***), мы можем получить новую формулу для потока самосознания (которая мне кажется замечательной):

ПС = Я + dt + Я + dt +…

Каждая дхарма в таком представлении есть Я, т.е. самосознание есть пульсация Сознания. Эта дхарма есть ни что иное как вся Вселенная в мгновенном покое, - так, как она существует «сейчас». В световом суперконусе эта дхарма есть нулевой срез конуса, в котором Вселенная оказывается «застывшей» в пространстве, как на кадре кинопленки. Частота таких кадров соответствует кванту времени.

Выражаясь в терминах буддизма, каждая дхарма анитьи (личности) и есть Брахман. Именно такое устройство самосознания может объяснить странные мистические высказывание, которые постоянно встречаются в индуизме и буддизме и смущают здравый рассудок. Например: «Сущность всех феноменов есть пробуждённый ум; ум всех будд есть пробуждённый ум; жизненная сила всех живых существ также есть пробуждённый ум … Это неподдельное осознание настоящего момента есть рефлексивное свечение, открытое и безупречное, сам Изначальный Господь». Иначе говоря, в каждой дхарме своего бытия самосознание и есть Сознание, но обращаясь к этому единому Я (Изначальному Господу), мы узнаем себя как Оно (пробужденный ум)

Принимая во внимание все, что уже было нами рассмотрено выше, мы уже не увидим ничего загадочного в этих интуитивных прозрениях древних мыслителей. А возвращаясь к нелокальному миру физики, который содержится в абсолютном покое и представляется аналогичными срезами мгновенного настоящего в суперконусе сингулярности Вселенной, мы можем допустить, что единое на всех Я является панпсихической Сущностью и наблюдает через нас все наши «квантовые состояния» вне времени (Всевидящее Око). Это еще не говорит о том, что мы можем обладать нелокальной телепатией, но это значит, что Сознание и есть Вездесущий и Всезнающий Телепат. Здесь можно также усмотреть намек и на способность самосознания, как носителя Сознания, к таким пограничным состояниям транса как кома, летаргия и даже самадха.

Доктрина реинкарнации прямо связана с природой личности, которая, как мы выяснили, тождественна памяти. Именно в этом ракурсе мы и должны рассматривать сансару. Прежде всего нам нужно признать, что поток самосознания ПС не содержит в себе каких-то принципиальных изъянов для того, чтобы остановиться. Предоставленный самому себе, он мог бы продолжаться бесконечно долго. Причиной его конца, очевидно, является биологический носитель ПС – мозг и обслуживающее его тело. Ведь целью эволюции является самосознание, а не плоть, иначе не было бы нужды создавать живую клетку в мире бездушных камней. Причиной естественной смерти биологического носителя оказывается энтропия. Таким образом, главный виновник нашей смертности – второй закон термодинамики.

Сансару уместнее всего изображать не кругом или свастикой (которая получила печальную известность в 20 веке), но – «ромашкой».

Зеленая область на этом рисунке символизирует Сознание, Единое, Абсолют, Ум, Я. Тут нет недостатка в терминах, которые можно взять из любого онтологического (философского или религиозного) учения: Брахман, Дао, София, Святой Дух и т.д. Именно из Я исходят и возвращаются всевозможные Оно-самосознания, каждое из которых как личность образует индивидуальную память в своем ПС. Поскольку Сознание мы ранее идентифицировали со Временем, т.е. Я находится в вечном настоящем, то при обрыве ПС самосознание застывает в последней «дхарме смерти» Dc. Такое состояние души соответствует нирване. Как следует из идеи реинкарнации, вслед за этой дхармой наступает время Бардо. По смыслу это Бардо (красная линия) находится в чистом времени, где уже нет ни одной дхармы. Такое состояние души номинально находится за нирваной. Но при этом в доктрине реинкарнации личность (память) не разрывается. А это совершенно не совместимо с принципами устройства ПС. «Нирвана с остатком», которая вводится в Махаяне ради того, чтобы обессмертить обожествленного в этой школе Гаутаму, есть по сути возвращение к бессмертной душе.

Тибетская Книга мертвых так описывает это состояние (с нашими ремарками): «Твое теперешнее Сознание (самосознание), не заполненное впечатлениями, звуками, картинками, запахами (дхармами), воспринимает Само Себя (абсолютный покой), что и есть настоящая Реальность (нелокальный мир). Предоставленный только Себе, он сверкает, вспыхивает, горит - это и есть твое настоящее очищенное Сознание (аннигилированное самосознание)… Ты сознаешь сейчас сверкание собственного очищенного, небытийного Ума (нуминозного Я)». Последняя фраза безусловно является логическим противоречием, ибо сознавать нечто – значит оставаться самосознанием, но именно это отвергается в первой фразе, где никаких дхарм уже нет. Относить это надо не к терминологическим ляпам, а к неполноте нашего языка (и мира), о которой мы говорили в статье о Панлогизме. То, что можно назвать Дао, не есть истинное Дао. О Сознании в строгом смысле даже говорить нельзя. Конечно, мудрее и последовательнее всего было бы нам молчать. Как говорил Гераклит (до Лао-Цзы и независимо от Гаутамы): «О Божественном лучше помолчать». Но нам хочется говорить о том, о чем говорить невозможно. Нам это жизненно необходимо.

И вот далее, чтобы объяснить блуждания души, у которой по определению уже не может быть новых дхарм, ибо тогда смерть ничем не отличалась бы от жизни, Книга мертвых прибегает к такому выражению: «Ветер Кармы будет толкать тебя в спину, однако ни одна ветка возле не шелохнется. Это ветер твоей Кармы, он лишь тебя толкает, потому что берет начало в Тебе!». Иначе говоря, внеязыковое Сознание в абсолютном покое «толкает» самосознание (душу) по нелокальному миру. Вообще говоря, это – абсурд, ибо в нелокальном мире по определению ничего не происходит. В этом и заключается смысл абсолютного покоя.

Этот ветер Кармы по смыслу текста должен стать той внешней силой, которая движет душу по потустороннему миру от изжитого состояния к новому состоянию. Принципиально этот процесс ничем не отличается от того, который ПС переживает при жизни в каждом кванте времени. Ведь иллюзорность анитьи именно в том и состоит, что душа постоянно переходит из старого состояния в новое. И тогда вся разница между этим естественным для нас процессом бытия и смертью заключается в том, что Бардо – это та метафизическая лакуна, которая должна заполнить точку разрыва между двумя ПС при реинкарнации. А еще точнее: Бардо – это все тот же квант времени dt, только теперь он находится между последней дхармой Dc, в которой душа застыла в нирване, и первой дхармой Dp, с которой начинается новая личность.

Не вызывает ни малейших сомнений нирвана с остатком, если под этим понимается окончательная остановка самосознания, после которого осталось Сознание. Я не рождается и не умирает. Но при этом совершенно некорректно допускать «полунирвану», в которой самосознание умерло, но от него все еще что-то остается. Я можно уподобить «черному ящику», который непрерывно генерирует новые Оно. Каждое такое Оно есть совершенно индивидуальная и независимая душа, накапливающая собственную память – историю отдельно взятой личности. Мы не знаем, как это происходит внутри Я. Так, если актер, сыграв некую роль на сцене, уходит за занавес, где переодевшись и сменив грим, вновь выходит на сцену в новой роли, то единственным критерием идентификации этого актера может быть только его собственная память. С позиции зрителя это может быть театром одного актера или площадкой, на котором каждой роли предназначен отдельный исполнитель. Он тут не судья (хотя может строить догадки: кажется, у двух этих персонажей один и тот же нос). Но правду знает только актер.

И поэтому совершенно естественно то, что в учениях, исповедующих перерождение, ссылаются на воспоминания человека из его прежней жизни. Именно эта остаточная память могла бы послужить самым сильным аргументом в пользу бессмертной души. Но мы в подавляющем большинстве своем ничего не помним о какой-то прошлой жизни, а те немногие цветистые истории, которые рассказываются в религиозно-популярной литературе, не заслуживают доверия. Это вовсе не значит, что рассказчики лгут. Мозг – это самая сложная структура во Вселенной, а наша память способна на любые причуды, вызывая у нас дежавю, а иногда делая из людей параноиков и шизофреников. Так, например, Г. Флобер, вовсе не исповедуя индуизм, но лишь исходя из своих поэтических ощущений, которые могут быть для человека весьма убедительными, полушутливо утверждал, что некогда он был лодочником на Древнем Ниле. Ведь ему так близок этот экзотический Восток!

Сознание фонтанирует потоками самосознаний. Если одно из них кончилось, а другое началось, то почему бы не предположить, что все это – лишь новая роль старого актера? Мы тут не судьи. Но тогда я вправе утверждать, что в своей прежней жизни был Гераклитом, Шекспиром, ловцом жемчуга на Бали, главным палачом династии Хань, жрицей при храме Весты и королевой Елизаветой. Почему бы нет? Ведь мне так близки Эллада, Китай и Альбион! К тому же, если мы допускаем возможность нелокальной (телепатической) связи между разными самосознаниями, то здесь можно найти лазейку к передаче информации из одной памяти в другую. Наконец, достигнув состояния будды, я вправе заявить, что все живые существа, являясь носителями единого Я, которое находится во мне, являются моим продолжением. Растворяясь в нуминозном Сознании, я сам становлюсь Богом (Изначальным Господом). Но это уже не имеет отношения к реинкарнации. Возможно, именно это говорил Гаутама своим ученикам, которые вечно понимают своих учителей неправильно.

В завершение рассмотрим еще одну экзотическую современную версию души (Ев. Иванов). Она основывается на постулате о том, что наша память (ДП) хранит практически всю информацию, накопленную за жизнь. Большая часть этой информации вытеснена на периферию, но ее обрывки иногда всплывают на поверхность нашего самосознания. Действительно, со времен Фрейда психоанализ апеллирует именно к вытесненной информации в объяснении природы невротических расстройств. Однако нейрофизиологические исследования как будто говорят, что нейронные сети мозга не способны хранить такое количество бит. И поэтому, развивая эту компьютерную метафору, можно предположить, что существует некий внешний сервер – «квантовый кристалл», где записана история каждой души от первой ее дхармы до последней.

Понятно, что эта версия подразумевает опять бессмертную душу, которая хранится в «небесном сервере». Мне она напоминает апокалипсические видения апостола Иоанна на Патмосе: «И видел я в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и снаружи, запечатанную семью печатями. И видел я Ангела сильного, провозглашающего громким голосом: кто достоин раскрыть сию книгу и снять печати ее? И никто не мог, ни на небе, ни на земле, ни под землею раскрыть сию книгу, ни посмотреть в нее». Эта Книга памяти в простодушной теологии Иоанна хранится «на небесах». Где же хранится квантовый кристалл? Его авторы ссылаются на мультиверс Эверетта-Уилера. Но этот мультиверс выглядит так же экзотично, как индуистская многомирность, гностические Эоны или Сфирот Каббалы.

Мысль, чувство, ощущение – это некая последовательность задействованных нейронов мозга, через которые проходит электрический импульс. Ее можно сравнить с вспышкой молнии в мозгу (ведь недаром мы называем некоторые свои идеи «озарением»).

Ассоциативное устройство нашей памяти помогает нам правильно реагировать на окружающее, но оказывается тормозом в приобретении новых знаний и способностей (и поэтому «повторение – мать учения»). Поскольку мы воспринимает реальность, идя самым простым путем по проторенной нейронной дорожке в нашем мозгу, то мы оказываемся заложниками своего прошлого опыта и можем просто не замечать того, что происходит в действительности. Это – все та же история с мозгом в колбе, который живет субъективными эмоциями и может в этом смысле ничего не знать о реальности. Уточнение солипсической проблемы здесь заключается в том, что, во-первых, мы видим только то, что научились видеть, а, во-вторых, лишь то, что привыкли видеть.

Д. Диспенза в книге «Эволюция нашего мозга, наука изменять наше сознание» говорит: «Мы анализируем каждую ситуацию, выясняя, знакома ли она нам, а затем возникает чувство, на основании которого мы предсказываем дальнейшее развитие событий. Все, что не вызывает чувств, мы автоматически отвергаем, поскольку нам не к чему это привязать… Если мы снова и снова переживаем одни и те же эмоции, но не пытаемся увидеть в ситуации что-то новое, шаблонная модель «стимул  реакция» застывает намертво». И далее в адрес научного недоверия к трансцендентальной душе он заявляет: «Я не могу дать научное определение души, но сказал бы, что это вместилище всего опыта, который мы признали на эмоциональном уровне. Что же касается всего того, что мы не признали на эмоциональном уровне, то нам приходится вновь и вновь переживать все это в данной реальности и во всех остальных реальностях, в этой жизни и в других... Возможно, мы просто плохие наблюдатели. Возможно, мы просто не овладели искусством наблюдения, ведь, скорее всего, это – искусство. И, возможно, мы настолько пристрастились к внешнему миру, к стимулам этого внешнего мира и реакциям на них, что наш мозг, поглощенный реакциями, совсем пренебрегает творчеством. Если бы у нас были соответствующие знания и понимание, а также соответствующее обучение, может быть, мы смогли бы увидеть и измерить отклик мира на наше наблюдение».

По смыслу этого высказывания можно понять, что Диспенза говорит о «потерянном» в нашем восприятии мире и стремится оставаться в рамках нейронауки, даже упоминая при этом расширенную реальность и «другие жизни». Вообще говоря, из ущербности нашего восприятия стандартной реальности еще никак не следует идея реинкарнаций, но из этой субъективности вполне выводится идея об иллюзорности мира.

Иначе говоря, разница позиций между нейронаукой и восточной философией заключается здесь в том, что первая признает нейросети лишь отражением независимой физической реальности, а вторая утверждает, что эти нейросети (дхармы) являются проекцией самосознания (анитьи) на неопределяемый внеязыковой фон (фотонный вакуум) и сами создают то, что мы называем реальностью. Образно это выражается в том, что наши «мозговые молнии» не просто лежат внутри материального мозга, который в свою очередь является квантовой энергетической структурой, воспринятой посредством того же самого самосознания (!), но выходят за его пределы, создавая физическую реальность как разноцветное кино на белой простыне экрана (Дао) или голограмму в нематериальном пространстве (Брахмане).

По утрам нам не приходится заново учиться ходить и вообще адекватно воспринимать мир. Мы встаем с постели, вооруженные пучком нейросетевых молний, подобно мифологическому Зевсу, и начинаем метать их в реальность (в ничто), делая ее совершенно привычной и обыденной (так что скулы сводит зевотной скукой): встать, одеть халат, сунуть ноги в тапки, пройти в туалет, совершить естественные процедуры, умыться, включить телевизор или радио, заварить чай или кофе и т.д. Но, разумеется, еще раньше мы включаем мозг на восприятие привычного мира, как то самое радио, оставленное с вечера на заданной волне.

Тождество будды и Вселенной (если мы принимаем его) заключается в том, что каждое самосознание и есть Зевс – творец мира, а физическая реальность есть пересечение наших ментальных конусов в «Розе Мира». Самосознание (анитья) как проекция Сознания (Атмана) на себя (Брахман) и есть физическая реальность (Майя). Говоря совсем просто (и не совсем точно) мы не воспринимаем реальность, мы ее порождаем. И поэтому не только наши истины о реальности, но и сама реальность есть соглашение душ, конвенция Пуанкаре, коллективное бессознательное Юнга.

Что есть тела? Это – атомы. Что есть атомы? Это – кванты. Что есть кванты? Это – масса, заряд, спин, цвет. Что есть масса, заряд, спин, цвет? Это – наблюдаемые величины. Что есть наблюдаемые величины? Это – дхармы. Что есть дхармы? Это – ничто. Что есть ничто? Это – Брахман. Что есть Брахман? Это – Я. И то, что мы называем «законами природы» или «божьим промыслом» есть законы проективного самосознания.

Есть только Я. Самосознание – это временной процесс отражения Я в себя, порождающий при этом физическую (временную) реальность. Тождество души и Вселенной вытекает из этого автоматически. Вселенная есть история, которую Сознание рассказывает самому себе. Познание нами законов этой Вселенной и самих себя в ней будет все больше приближать нас к альтернативе, в которой мы будем вынуждены признать либо все абсолютно мертвым, либо абсолютно все живым. Это зависит от того, чем мы хотим считать неуловимое Сознание – материальным или духовным. Тут важно другое: противоположности сходятся, и абсолютно мертвое ничем не отличается от абсолютно живого. Соответственно этому прогресс науки будет происходить с размыванием границ между естествознанием и гуманитарными науками. Возможно, традиционное деление науки на дисциплины сменится классификацией на теории и подтеории. Например, Теория сознания, Теория времени, которые совместят в себе математику, психологию, физику, химию, биологию и т.д.

Поскольку целью этой статьи было – дать интуитивному понятию «реинкарнация» какое-то логическое основание, то я не могу теперь, исходя лишь из интуитивного убеждения, признавать или отрицать ее. Здесь уместно хранить «благородное молчание», как выражался сам Гаутама. И тем не менее, я полагаю, что о реинкарнации невозможно заявить даже в буддистском смысле. Это вовсе не подразумевает какие-то эмпирические аргументы. Если бы моя память хранила образы моих прежних жизней, мне не понадобились бы научные доказательства. Возможно, меня сочли бы шизофреником. Но как можно не верить себе? Если не верить даже самому себе, то это и есть безумие.

Н. Винер как-то заметил, что реклама безотносительна к истине. Она не лжет, ибо компания, которая говорит то, что противоречит фактам, может угодить в судебную тяжбу, но ее заявления и не обязаны соответствовать действительности. Рекламе позволительно вызывать у потребителей иллюзии. В желании другого человека продавать вам что-то не обязательно должен скрываться злой умысел. Вера, как и реклама, безотносительна к истине. Как бы ужасно это не звучало, но вера в бога, который внимательно слушает молитвы страждущих, вера в эликсир молодости и вера в мыло, благодаря которому кожа становится шелковой, в психологическом смысле ничем не отличаются друг от друга. Всякая вера вообще основывается не на знании, а исключительно на нравственном предпочтении,. Говорить человеку, что его вера не имеет достаточных подтверждений – значит говорить тавтологию: вера изначально выстраивается не на действительности, а на желании. Если бы этот мир был раем, кому понадобилась бы вера в рай? И поэтому эту статью следует закончить той фразой, с которой она началась.

Доктрина реинкарнации (бессмертной души) происходит из человеческого страха перед смертью. Доктрина кармы (греха) происходит из человеческого страха перед жизнью…

Если сейчас вы начнете перечитать данную статью заново, это станет ее реинкарнацией.

МАНТРЫ СВОБОДЫ

О таланте и критическом чувстве

Жизни мышья беготня,

Что тревожишь ты меня?

А. Пушкин

Жил-был физик – Пауль Эренфест. Он был приятелем Эйнштейна, и как-то раз они выступили соискателями на должность заведующего кафедрой физики в одном европейском университете. Т.е. было время, когда Эренфест и Эйнштейн рассматривались как почти равноценные величины. Прошли десятилетия. Один из них стал самым знаменитым физиком в мире, второго не помнит никто. В 53 года Эренфест покончил с собой. В некрологе на его смерть Эйнштейн написал: Эренфеста обкрадывало критическое чувство. Очень глубокая фраза!

Что же это такое – критическое чувство? Применительно к физики это выглядит примерно так. Есть физическая проблема. Вполне приличная проблема. Ею можно заняться и после кропотливого труда получить какие-то лабораторные результаты, а может быть – и теоретические, фундаментальные выкладки. В конце концов, подавляющее большинство физиков именно так и работает. Глобально мыслят единицы.

Критическое чувство сводится к простому и самоубийственному вопросу: а зачем? Можно сделать гениальное открытие, можно создать шедевр, а создав его, спросить себя: ну и что? Мир остался прежним, и ты сам не изменился. Тогда зачем все это?

Литературное творчество заключается в умении рассказывать истории. Чем лучше у автора это получается, тем более он талантлив. Но творчество не сводится к одному таланту. Есть еще критическое чувство. Иначе говоря, всякий автор находится в поле двух переменных: таланта и критического чувства. И эти характеристики сталкиваются. Примем по определению, что писатели – это те авторы, у которых критическое чувство отсутствует или, по крайней мере, не преобладает над талантом. Тогда не-писателями являются те, у кого критическое чувство гипертрофированно.

Начнем с русской литературы. Пожалуй, самым образцовым писателем в ней является Достоевский. Он даже не писал свои романы, он их буквально рассказывал. Его вторая жена Сниткина была профессиональным стенографистом. Достоевский расхаживал по своему кабинету и рассказывал свой очередной роман, а жена скорописью заносила это на бумагу. Затем текст расшифровывался, подвергался некоторой корректировке и отправлялся в свет. По крайней мере, так был написан «Игрок». Зачем нужно было писать этот роман? Достоевскому нужны были деньги, ведь до этого он промотал свое наследство в Монте-Карло. Несомненно, у Достоевского было все в порядке с критическим чувством. Если ты умеешь рассказывать истории, зачем спрашивать себя: зачем?

Еще одним писателем, казалось бы, можно назвать Чехова. Ведь он с такой легкостью сочинял свои истории. Шел Чехов по улице, видел какую-то сцену, приходил домой, садился за стол – и вот готов очередной рассказ, прекрасный, ироничный, тонкий. Но все не так просто. Чехов не написал ни одного романа. И уж наверное, не потому, что был не в силах это сделать. Более того, он написал один роман на спор – «Драму на охоте». Это был пародийный роман, в котором Чехов лишь хотел показать, как не нужно писать романы. Он хотел сказать этим: да, могу, но зачем? Там было все, что считается обязательным для этого жанра: любовь, интрига, дружба, смерть. Но это был анти-роман. Забавно, что в СССР эту пародию экранизировали, и, кажется, она называлась «Мой ласковый и нежный зверь». Нельзя же быть такими невеждами! То, что Чехов не посмел написать роман по-настоящему, свидетельствует о том, что этот человек очень серьезно относился к литературе. Очевидно, он полагал, что автору недостаточно иметь историю для романа. Нужно знать, зачем ты это делаешь. И еще: нет смысла писать вторую «Войну и мир», даже если ты способен на это. Нужно нечто другое. Чехов был не-писателем. Еще одно свидетельство этому – его поездка на Сахалин. У него уже был дом в теплой Ялте, налаженная врачебная практика, литературная известность и слабое здоровье. Зачем ему ехать за тысячи верст по ужасным русским дорогам на этот остров, чтобы описать жизнь русских каторжан? Что ему Гекуба? Что он Гекубе? Его погнало туда критическое чувство. Мало уметь рассказывать истории. Нужно знать, зачем ты это делаешь.

Еще одной неоднозначной фигурой в русской литературе является Толстой. Первую половину своей жизни он был писателем, вторую – не писателем (и это дало повод Ахматовой назвать его «мусорным стариком»). Если бы Толстой умер в 50, мы не узнали бы второго Толстого. Автор «Казаков», «Войны и мир», «Анны Карениной» - это писатель. Автор поучительного «Холстомера», оскорбительной «Смерти Ивана Ильича» и невыносимого «Воскресения» – не-писатель. Критическое чувство в нем взяло верх. Зачем писать романы, если в мире ничего не меняется? Зачем рассказывать истории, если они не приносят умиротворения даже самому автору? Нужны бомбы, а не книги. Нужны проповеди, а не романы.

Пожалуй, самым классическим не-писателем в русской литературе был Гоголь. Набоков прав: считать Гоголя реалистом – нелепость. Всю свою жизнь он отлавливал собственных демонов, как блох, и прикалывал их к бумаге. А когда демоны кончились, он обратился к своим друзьям-писателям со странной просьбой: очень хочется писать, но нет сюжета. Такое невозможно представить с Достоевским или Чеховым. От одних уходят жены, у других пропадают носы, у Гоголя кончились истории, но вдохновение, как верная жена, осталось с ним. Известно, что идею «Мертвых душ» ему подарил Пушкин. Несомненно, Пушкин видел в этом лишь забавную комедию нравов, что-то вроде его «Графа Нулина». Но Гоголь пишет разоблачительный роман с эпиграфом: «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива». Это роман-пощечина. В нем просыпается еще один демон. Его имя – критическое чувство. Теперь Гоголь знает, о чем ему писать, и с азартом принимается за вторую часть «Мертвых душ», в которой уже нет ничего от литературы, но голая проповедь религиозной добродетели. Все должны жить по заповедям: царь, как слуга божий, должен быть образцом добродетели для своих подданных, а дворяне служить нравственным примером для своих крепостных рабов. Гоголь пишет и пишет эту христианскую чушь, в которую давно никто не верит: ни царь, ни баре, ни мужики, ни славный друг Пушкин. Наконец, в коротком проблеске рассудка Гоголь понимает, что роль библейского пророка для него – как игольное ушко для верблюда. Никому не нужна эта книга, и в отчаянии он ее сжигает. Рукописи великолепно горят. Кто хоть раз делал такое, знает это очень хорошо. А электронные уничтожаются одним нажатием клавиши. Гоголь был не-писателем.

Французская литература. Образцовый писатель в ней – Дюма. Говорят, его перу принадлежат несколько сот романов. Дюма поставил их производство на поток, взяв в помощники целый цех подмастерьев. Те писали романы, затем Дюма рукой мастера их правил и отправлял издателям. Этот литературный кондитер изготовлял романы как торты. Зачем это нужно? Этот вопрос казался Дюма бессмысленным. Если умеешь что-то делать, делай. Не задаются же пекари и ювелиры вопросом, зачем они делают то, что делают. Да и деньги нужны. Но тут Дюма просчитался. Он встретил свою старость в нищете. Похоже, его современники объелись развесистой клюквой.

Не менее образцовым французским писателем является Золя. Молодой автор замыслил грандиозную эпопею о семействе Ругон-Маккаров. Действие очередного романа в этой серии должно было происходить, скажем, в Лионе, или Марселе, или Безансоне. Золя приезжал в этот город и начинал готовить материал. Изучал в городской ратуше архивы, листал газетные подшивки, собирал местный фольклор и городские сплетни. Через пару месяцев он уезжал с толстой папкой заметок, а еще через три-четыре месяца роман был готов. Золя работал как вол. Своей величайшей заслугой он считал трудолюбие. И действительно, его не упрекнешь в лени. Столько бумаги исписал! Зачем? Глупый вопрос.

Величайшим не-писателем был Флобер. Флобер начал сочинять лет с 18, а дожил он до 59 лет. Все, что он написал за 40 лет своего творчества, вполне уместится в один толстый роман Золя, написанный за полгода. Это сравнение говорит о многом. И ведь Флобер тоже был трудолюбив. Его знаменитые муки творчества – это муки критического чувства. У Флобера этот зверь не только грыз романы, он впивался в каждую строку. А зачем нужна эта фраза? Что будет, если выбросить это предложение? А этот абзац – не лишний? Он шлифовал свои истории так долго, что они утрачивали свойство живого повествования и превращались в сухой отчет. Если у Чехова медицина была женой, а литература – любовницей, то у Флобера литература была всем сразу: и женой, и любовницей, и ненавистным другом. Из духа противоречия своему критическому чувству, которое неустанно твердило ему, что литература бесполезна, он провозгласил свой принцип: Искусство ради Искусства. Сапоги выше Шекспира? В этом – мерзость сапог и красота Шекспира. И чем требовательнее критическое чувство спрашивало Флобера: зачем писать книги, которые ничего не меняют в этом подлом мире, тем яростнее он отвечал: Искусство должно быть бесполезным, как башня из слоновой кости. Нужно перечитать потрясающие письма Флобера, чтобы понять, как чудовищно этого беднягу обкрадывало критическое чувство. Будто незаживающая рана. Искусство бесполезно, и эту боль ничем не унять. Красота спасет мир? Такую туфту может произнести только писатель. Ему не дано знать, что «мысль изреченная есть ложь».

Английская литература. Диккенс – лучший английский писатель. Он был поденщиком в журналах и еженедельных газетах и жил исключительно на литературный заработок. Романы ему заказывали, и тогда он принимался за работу. Так были написаны «Записки Пиквикского клуба». Каждую субботу утром к нему приходил мальчишка-посыльный из редакции, и Диккенс выдавал ему очередную главу. Дело было не только в том, что глава должна быть написана к назначенному сроку, но она должна быть и заданного размера для соответствующей печатной площади в газете. И Диккенс никогда не подводил своих издателей. Если Дюма работал как кондитер, то Диккенса можно уподобить сапожнику. Очередная пара новых башмаков делалась всегда к сроку и по размеру заказчика. Носите на здоровье. Критическое чувство не беспокоило этого писателя.

Самым выдающимся не-писателем на туманном Альбионе был Шекспир, кто бы не стоял за этим именем. Шекспир не просил сюжеты у друзей, он был вор. Он украл Гамлета у какого-то другого автора и даже не скрывал это. Он обворовывал хроники, создавая своих «Макбетов» и «Ричардов», не брезговал национальными фольклорами для создания своих Джульетт, Дездемон и Фион. Наконец, он обокрал Плутарха, фактически списав у него свою самую плохую пьесу «Кориолан». У него было не все в порядке с критическим чувством. Он не знал, о чем писать, и брал уже готовое. И вот еще одна деталь. Настоящие писатели писателями и умирают. Только смерть обрывает их творчество, но сами они добровольно не покидают литературные ряды. Каждый писатель хочет умереть писателем. Не отрекаются, любя… Шекспир отрекся. Он вернулся в родной Стратфорд, чтобы предаться обывательской жизни сына мясника. И умер он не с пером в руках, а как ветеран, вернувшийся с войны, которая ему надоела. Искусство – не более чем забава, или корысть, или тщеславие. Суета сует.

Германская литература. Немцы потому и немцы, что они молчаливы. Если считать Фейхтвангера немецким писателем, то он был, наверное, самым болтливым из них. В целом же надо отдать должное их немногословию. Возможно, германский дух включает в себя повышенное критическое чувство, и потому их литература такая занудная. Что ни история, у каждой своя мораль. Томас Манн пишет о том же, что и Голсуорси, но в несколько раз короче. Можно сделать вывод, что критическое чувство посещает немца в несколько раз чаще, чем англичанина. Самым занудным был Клейст. Он хотел, подобно Лютеру, поразить дьявола этого мира свои словом. Все кончилось в горном озере, где он утопился вместе с чахоточной девой, которая лечилась в местном санатории от туберкулеза. Критическое чувство утащило Клейста на дно.

Американская литература. Тут полно писателей. Эптон Синклер, Синклер Льюис, Льюис Кэрролл… Впрочем, последний не был американцем. И вообще, он не из этой компании. Теодор Драйзер – вот кто нам нужен. Его «Американская трагедия» - это «Преступление и наказание» в соответствие с конституцией США. И она раза в три толще, чем история Раскольникова, которую лично я так и не смог прочесть до конца. Мое критическое чувство провоцирует меня на тошноту от одного вида этих романов.

Если вы хотите узнать что-нибудь про Америку, почитайте Эдгара По. И вы ничего не узнаете про Америку. Все истории этого автора происходят в каком-то полубезумном и абсолютно вымышленном мире. Это похоже на историю с носом, который сбежал от своего хозяина. Может, он поселился в доме Ашеров или улетел на воздушном шаре? Или низвергся в Мальстрим? Как вернуть себе чувство литературной полноценности? Ведь ветры разнесли по всему свету весть о его неслыханном позоре. Свалив все на ветры, он готов сам оклеветать себя. Ведь он зарубил жену. И во всем виноват черный кот. По ночам Эдгар По, когда его никто не видит, скалит зубы. Он умер в грязной лечебнице для бродяг. У По были большие проблемы с критическим чувством и алкоголизмом.

Литературу создают писатели. В этом море литературы не-писатели образуют экзотический архипелаг. Не-писатели – это безутешная совесть литературы. Они никогда не бывают плодовиты, и то немногое, что они пишут, читать бывает скучно и трудно. К тому же все они со странностями.

С некоторой условностью можно сказать, что у человека либо есть критическое чувство, либо – нет. И если его нет, то и не нужно. А если оно есть, с ним приходится жить.

Метафизика права и Формула правосудия

Pereat mundus, et fiat justitia.

Пусть рухнет мир, но восторжествует закон.

Латинский афоризм

Право на нечто и само это нечто – не одно и то же. И поэтому, наверное, в головах обывателей образуется каша в понимании сути всяких гражданских прав. Им кажется, что права подобны предметам: могут быть, а могут и не быть. У кого-то есть автомобиль, у кого-то нет. Ну и что? Но права – не предметы. Права – это сущности. Если у вас нет права на оружие, это не отменяет само оружие. Если у вас нет права на землю, это не значит, что земля ничья. Если у вас нет права на суд, это не значит, что суд никем не вершится. Оружие, земля и суд есть всегда. А это значит, что если прав на них нет у вас, то они есть у кого-то другого. И лишь по недомыслию своему человек может не понимать этого.

Если политики говорят: «Обществу не следует иметь оружие», то нужно понимать это так: «Оружие следует иметь только политикам». Если чиновники говорят: «Частные лица не должны владеть землей», они говорит: «Землей должны владеть только чиновники». Если юристы заявляют: «Правосудие должно принадлежать закону, а не общественному мнению», это значит: «Справедливость будем определять только мы».

Гражданские права не обладают гамлетовским свойством быть или не быть. Они всегда есть. Вопрос лишь в том, кому они принадлежат. Если они не принадлежат вам – значит, они принадлежат кому-то другому. Только и всего. Послушайте монархистов. Послушайте коммунистов. Послушайте демократов. Они все твердят одно и то же: все права должны принадлежать им. Неужели не понятно? Вам – ни права на оружие, ни права на землю, ни права на суд. Куда при этом денутся оружие, земля и суд? Станут абстракцией? Если у вас нет автомобиля, то у вас нет автомобиля. Но если у вас нет права – значит, на вашем праве ездит кто-то другой. Выражаясь совсем уж философски: право лишь отчуждаемо, но не уничтожаемо.

Власть и собственность – это одно и то же. Что значит чем-то владеть? С точки зрения Ваньки: если бы он был царем, тогда б имел златые горы и реки полные вина. Но владелец ресторана не ест и не пьет круглые сутки. А владелец шляпного магазина не носит сразу десять шляп на голове. Да и владелец банка не спит на банкнотах. Собственность – это лишь форма власти. Иначе говоря, в паре «власть-собственность» главной оказывается именно власть, а не собственность. Собственность может дать или не дать власть, но власть всегда дает собственность.

Кто был богаче всех в этом мире? Крез? Рокфеллер? Гейтс? Нет. И близко не стояли. Самым богатым человеком в истории был Иосиф Сталин, единоличный властитель СССР. Он имел в собственности одну шестую часть земли и две сотни миллионов рабов. Никогда ни у кого столько не было. Говорят, у Сталина была лишь одна пара сапог. А вы как думали? Разве он какая-нибудь поп-звезда, чтобы держать в гардеробе сто пар штиблет? Разве он какой-нибудь нефтяной нувориш, чтобы кичиться яхтами и дворцами? Он – самый богатый человек на планете. Ему должно иметь одну пару сапог. Кто богаче его? Только бог! Так вот у бога вовсе нет сапог. Бог ходит босой и нагой, спит на соломе и перемещается пешком. А вы думали бог носит башмаки из крокодиловой кожи и шьется у самого модного портняжки? Живет в золотых хоромах и ездит на суперкаре? Сапоги и штаны не входят в божьи атрибуты. Он – бог! У него вся Вселенная в собственности. Не к лицу ему штаны! Бог ходит босой и нагой! И банковского счета у него нет!

Власть – это всегда собственность. Главным свойством собственности является право распоряжаться ею. Власть именно это и дает человеку, и при этом без всякого формального закрепления собственности. Остальное – дело времени. Скажут, правитель не может переписать на себя государственные богатства? Но миллиардер тоже не утащит свои частные капиталы на тот свет. И не спит он на мешках с деньгами. При таком уточнении сомнительное высказывание Прудона становится прозрачным по сути:

ВСЯКАЯ ВЛАСТЬ ЕСТЬ КРАЖА ОБЩЕСТВЕННЫХ СВОБОД.

Распространенное мнение о том, что все решают финансы и миром владеет тот, у кого деньги, лишь поверхностный взгляд обывателя. Миром владеет тот, кому принадлежат оружие, земля и суд. Деньги – вторичны. И когда какой-нибудь президент усмешливо признает, что его статистический род занятий – сфера обслуживания, будто он работает парикмахером, официантом или продавцом, его ирония подразумевает известный всем в этом фарисейском мире тезис о том, что власть предполагает служение народу. Но во все времена и по сей день бюрократия является не слугой, а фактическим хозяином всякого общества, у которого она отобрала право на оружие, землю и суд.

Возможно и даже скорее всего, человек ничем не лучше сатаны. Но у гипотетического сатаны больше возможностей. И смысл демократии (народовластия) со временем древних греков заключается именно в том, чтобы не дать отдельному человеку приблизиться к дьяволу по своим полномочиям. Цель демократии не в том, чтобы отыскать в толпе Христа и вручить власть ему, мудрому и справедливому, а в том, чтобы ограничить каждого человека, в котором дремлет сатана, в его готовности наворовать себе как можно больше чужих свобод. Есть ведь и цитаты для этого: «Благими намерениями вымощена дорога в ад» и «Абсолютная власть развращает абсолютно». Банальным выводом оказывается тот факт, что если все права принадлежат чиновникам, то именно они и являются собственниками всего того, что подразумевают эти права. Они их уже наворовали у вас! Разве это не очевидно? Если эти люди говорят вам, что вам не нужны права на оружие, землю и суд, то они дают вам понять, что все это уже принадлежит им. В конце концов, Россия и все вы уже являетесь их имуществом. Отправляйтесь в скобяную лавку покупать себе хомут. Или воруйте сами всюду, где можно украсть. Это, фактически, и происходит. Ведь всякий российский вор чувствует себя чуть ли не борцом за справедливость. Он перераспределяет собственность в отдельно взятом месте.

Когда-то большевики пришли к власти под лозунгом: «Оружие – народу. Земля – крестьянам. Заводы – рабочим». Но это была наглая ложь и обман. Они все оставили себе. Догадываюсь, как кто-нибудь тут воскликнет, что коммунисты были бессребреники. Для того и написана эта статья, чтобы хоть немного объяснить метафизику власти. Повторю: самой большой бессребреник – бог. У него даже штанов нет с карманами, где можно деньги держать. Но все – «в руце Божьей»! Власть и есть собственность.

Необходимо раз и навсегда понять эту простую истину: право не может быть или не быть. ПРАВО НЕВОЗМОЖНО ВЫВЕСТИ ИЗ УПОТРЕБЛЕНИЯ. Поэтому право – не уничтожаемо, как и сам мир. Если у вас отнимут право на воздух, земная атмосфера не исчезнет. Просто дышать этим воздухом теперь будут те, кто отнял его у вас. Так где ваше право на оружие, на землю и на суд? У политиков, чиновников и юристов. А вам – хомут. Носите на здоровье. Неужели не понятно, кто виноват и что делать? Или вы русского Мессию ждете? Вдруг он вылупится из какого-нибудь чиновника?

Сколько вековечных стонов! Сколько разговоров о народных страданиях! Сколько драм и од о трагической судьбе России! Ни один русский поэт не обошел эту тему. Все мессианское славянофильство основывается на этом комплексе неполноценности. Вся русская философия замешана на этом великодержавном садомазохизме. Сами себя высекли и жалуетесь, что больно? Можно понять духовный поиск человека в аскетическом самоистязании. Но аскет не ропщет на свои плети, ища в боли очищения. Как назвать человека, который сам себя сечет и сетует? И хоть бы он умнел от этого!

Первые законы, которые начал открывать для себя человек, были связаны с его физической реальностью. Можно сказать, что на интуитивном уровне он с первых же шагов открыл для себя закон гравитации, когда стукнулся лбом о землю. А до него еще раньше это сделали животные. Более того, некоторые из них открыли для себя и законы аэродинамики, после чего успешно стали летать. Позже человек стал открывать для себя и те законы, которые связаны с его социумом. Но ведь эти законы вовсе не были законами физической реальности. Их правильнее было бы называть запретами, установлениями, заповедями, императивами. Они указывали не на то, в чем человек не свободен, а как раз на то, в чем он свободен. Актуальность этих законов заключалась не в том, что их соблюдали, а именно в том, что их нарушали. Настоящий закон нарушить невозможно. По крайней мере, в нашей «реальности». Например, человек не способен летать. Слышал ли кто-нибудь о законе, запрещающем человеку полеты во сне и наяву? Нет смысла запрещать то, что невозможно. Путаница в понятиях, связанных с реальными законами и вымышленными запретами, привела к тому, что юриспруденция стала наукой вместе с астрологией и алхимией. С последними двумя уже покончено. Осталось покончить с первой. Именно по этому поводу шутил Лао-Цзы: «Придумали законы, – нашлись нарушители. Повесили замки, – лишились покоя». По сути, Лао-Цзы говорил о «реальных» законах, которые нет смысла даже пытаться нарушить. Если вы прыгаете с утеса вниз и разбиваетесь насмерть, вы в точности исполняете все физические, химические, биологические и даже психологические законы (ведь неспроста ваш мозг отдал эту команду телу). Совсем другим по своей природе является закон, который был принят в Риме и гласил: предатель Рима должен быть сброшен вниз с Тарпейской скалы.

Человек – существо индивидуалистическо-общественное, и в социализации его солипсического самосознания огромную роль играет тот компромисс между ним и миром, который называют справедливостью (ср. «Общественный договор» Руссо). Истоки почти всех психиатрических проблем человека, которые начинаются у него с травмы рождения, полностью лежат в социуме. К ним можно причислить даже те проблемы, которые вызваны органическим повреждениями мозга, если эти повреждения произведены или спровоцированы социумом. Рост таких негативных социальных явлений как алкоголизм, наркомания, тунеядство, агрессивность, травматизм, преступность, суициды, неврозы в психиатрическом смысле свидетельствует о том, что индивиды не удовлетворены состоянием справедливости, т.е. эффективностью общественного договора, гарантирующего всем членам социума компромисс между их эго. Так или иначе все проблемы человека связаны с его представлениями о справедливости.

Юстиция (лат. justitia от jus - «право») означает «справедливость». Если на вывеске написано «Ресторан», – значит, там должны удовлетворять потребность человека в голоде. Если на вывеске написано «Бордель», – значит, там должны удовлетворять потребность человека в сексе. Если на вывеске написано «Юстиция», – значит, там должны удовлетворять потребность человека в справедливости. Так подсказывает здравый смысл. Но если вы спросите любого служителя юстиции, как он обслуживает эту насущную потребность, то он ответит, что имеет дело вовсе не со справедливостью, а с Законом, который он толкует и исполняет по мере собственных потребностей в еде, сексе и справедливости. Следовательно, все вопросы должны быть обращены к тем, кто эти Законы пишет.

Современный Уголовный и Гражданский Кодексы – это уникальные книги, авторы которых хотят сохранить анонимность, хотя, как свидетельствует весь мировой опыт, авторы обычно – существа тщеславные и очень ревнивы к своим авторским правам. Откуда такая скромность? Этой скромностью отличаются все чиновники мира. Одни из них служат Государству, другие служат Богу, а у Государства нет имени, как нет имени и у Бога. Ведь это абстракции. Абстракции правят этим миром. Но ни одна действительная абстракция на это не способна. У абстракции должны быть хозяева. Это – как раз те самые чиновники и жрецы. Но не спрашивайте их имена. Они безымянны. В индивидуальном порядке они ни за что не отвечают. И ради этого готовы отказаться от тщеславия.

Итак, имеется Закон о справедливости, которой так жаждут простые смертные, не додумавшиеся спрятаться за абстракцией. Здравый смысл, возведенный в ранг философии, подсказывает им, что к законам должны быть предъявлены два вопроса:

1. Зачем нужен Закон?

2. Из чего формируется Закон?

Не спешите включать здравый смысл. Вопрос вовсе не в том, насколько осмысленным и внутренне непротиворечивым является Законодательство, вопрос в том, насколько его осмысленность отвечает чувству справедливости социума. Иначе говоря, насколько это Законодательство психиатрически удовлетворительно для самосознаний, совокупность которых и составляет общество. Кто же и зачем пишет в этом мире законы? Возьмем какой-нибудь Уголовный Кодекс какого-нибудь государства. Кем он написан? Советом мудрецов? Нет. Братством праведников? Нет. Сообществом профессиональных психиатров? Нет. Он написан чиновниками, не обладающими ни одним из этих качеств. Какое отношение имеет юриспруденция к законам самосознания, которых, собственно, и профессионалы толком не знают? Никакого! Вот я открываю этот Уголовный Кодекс и читаю: за кражу коровы – пять лет тюрьмы, а за кражу коня - семь лет. Откуда взяты эти числа? Быть может, тот, кто писал эти законы, изучал психологию, проводил долгие исследования над людьми и выяснил, что пять лет за кражу коровы – это как раз тот срок, во время которого мозг преступника регенерирует? Но при кражи коня пяти лет ему недостаточно? Откуда взялись эти числа? Быть может, автор, по крайней мере, провел статистический опрос, а затем вывел среднее арифметическое общенациональной справедливости, как ВВП на душу населения? Нет. Так откуда взяты эти числа? Они взяты с потолка. Я прихожу к выводу, что этот Закон составлен в соответствие с мнением коллегии титулованных болванов, которые взялись решать за всех, что такое справедливость и какой мерой ее мерить.

Конечно, юристы скажут, что при написании своих законов они пользовались богатейшим историческим опытом и сошлются на Кодекс Наполеона, Правду Этель Берга, Римское право, Второзаконие Моисея, Законник Хаммурапи и т.д. Но все эти законы, освященные веками, взяты с того же самого потолка. Они создавались государственными чиновниками исключительно в интересах государства. Но государство – не человек. У него нет психики, и оно по определению не может иметь представлений о справедливости. Потрясающим фактом цивилизации является то, что эта цивилизация не занимается наиважнейшей для всех человеческих существ психиатрической категорией. В этом мире никому нет дела до справедливости! Присвоенная государством, она была формализована в Закон, которому стали придавать статус несокрушимых законов природы. Вот только законы физики, химии и психологии созданы нуминозным Я, а законы юстиции придумали чиновники. По сути, в современном мире справедливость загнана государством в подвал общественного самосознания, как некогда церковь загнала в этот подвал секс и любознательность. Но добрые христиане все равно продолжали шептаться о сексе и тайно заниматься ворожбой. Так ныне добрые граждане продолжают шептаться о справедливости и тайно осуществлять самосуд. Кто сказал, что это – нормально? Церковные браки заключаются на небесах, государственные законы пишутся там же. Недаром у Фемиды повязка на глазах. Эта продажная женщина ко всему прочему еще и слепа. Ее ослепили те, кто охотнее всех пользуются ее услугами.

Юриспруденция (лат. jūris prūdentia ) означает «правоведение». Наука о справедливости? Нет науки о справедливости! И быть не может! А если есть, то глупы повара, которые до сих пор не потребовали, чтобы их именовали «докторами кулинарных наук». Чем повара хуже юристов? Невежественные египтяне придумали алхимию. Невежественные вавилоняне придумали астрологию. Невежественные персы придумали магию. Невежественные римляне придумали юриспруденцию. А невежественные цыгане придумали хиромантию. Все они – одна компания. Даже само понятие «справедливость» не имеет смысла. У него, как выражаются филологи, вырожденный денотат. Невозможно указать пальцем и сказать: это – справедливость. СПРАВЕДЛДИВОСТЬ – ЭТО ЛИШЬ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О СПРАВЕДЛИВОСТИ ДАННОГО ОБЩЕСТВА В ДАННОЕ ВРЕМЯ. Никакой справедливости вообще – нет. Она всегда конкретна. А правосудие – это не более чем мера возмездия данного общества своим членам за нарушение их общественного договора о компромиссе эгоизмов.

В диком племени Тумба-юмба всякий помочившийся в шаманский костер подлежит съедению. Справедливо это? Абсолютно справедливо, ибо таково здесь общественное мнение. Когда это общество поумнеет, – поумнеют его боги и его справедливость изменится. Недавно в одном кавказском ауле поймали насильника и всем аулом его убили. Справедливо это? Абсолютно справедливо, ибо таково общественное мнение в ауле. Вы не согласны? А как будет справедливо? По вашей справедливости? А, быть может, по моей справедливости? Но, возможно, по моей справедливости половину рода людского следует истребить и, возможно, вы – в числе этой половины. Как вам такая справедливость? Не нравится? Думаете, моя справедливость хуже вашей? Почему? Разве нацисты, создав свою справедливость, нарушили законы логики или действовали в противоречие с физическими законами?

Смысл всякой справедливости – в общественной пользе. Эмоциональный остаток в виде возмездия может служить утешением пострадавшим, но сам по себе ничего не решает. Когда Моисей писал юридические нормы для своего племени, он исходил из здравого смысла, из племенного здравого смысла. Он был лишь вождем своего народа, а вовсе не учителем человечества. Почитай племенного бога, почитай отца и мать, не лги соплеменникам, не кради, не убивай, не прелюбодействуй, не завидуй в племени. Если племя не будет эти правила соблюдать, оно само себя погубит. Такому неразумному племени и враги не нужны. Но лгать, красть, убивать во имя племени - можно! Моисей лгал фараону во имя своего народа. Моисей благословил свой народ на уничтожение филистимлян. У него хватало ума понять, что справедливости вообще не существует. А точнее, он о ней и не задумывался. Его заботило собственное племя. Великим гуманистом-космополитом этого национального лидера сделали христиане. Но справедливость всегда конкретна. Святыня – это справедливость, возведенная в табу.

Физические законы существуют потому, что их невозможно нарушить. Юридические законы существуют именно потому, что их все нарушают. Эти кодексы – не честь человечества, а его позор. Позорно иметь законы! Вот закон: «Не ешь дерьмо». Чем плох этот закон? Кто против него? Почему же он не записан золотыми буквами во все конституции человечества? Человек не может летать. Поэтому нет запрета на полеты. Но человек может есть дерьмо. Почему же нет запрета на это? Потому что, по крайней мере, этой мерзостью человечество уже не страдает. Но оно все еще страдает всеми остальными пороками. Я знаю совершенно точно, что евреи в Синайской пустыне лгали, крали, убивали и прелюбодействовали. Но вот чего они никогда не делали, - они не ели дерьмо. Если бы они это делали, Моисей им запретил бы употреблять в пищу экскременты и записал это в скрижали. Запрет не отрицает порок, он его подтверждает. ЗАКОНЫ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА – ЭТО ПОЗОРНЫЙ СПИСОК ЕГО ПОРОКОВ.

Гаутама в «Лотосовой сутре» говорил: то, что называют законом Будды, не есть закон Будды. Почему? Потому что законы – это позор для всякого, кто вознамерился стать буддой. Вот недавно на околоземную орбиту прилетели инопланетяне. Специальная комиссия провела исследование земной цивилизации. Тогда вышел перед Галактическим советом председатель комиссии – зеленый, пучеглазый, лысый, бесполый – и доложил своим ультразвуковым голосом: в результате наших наблюдений, мы установили, что на Земле все еще существуют законы. «Как, – вскричало все почтенное собрание, – эти земляне все еще такие уроды? У них есть законы? Мы не можем принять этих варваров в свой союз». И улетели высокоразвитые инопланетяне подальше от Земли через мост Эйнштейна-Розена над морем Дирака в пространстве Шварцшильда-Крускала по траектории Коха. Кубарем вверх.

Как же вершить свою справедливость уродливому человечеству? Быть может, собрать совет мудрецов, которые запретят Тумбе-юмбе съедать своих соплеменников за то, что они мочатся в костер, а кавказскому аулу сделают строжайшее порицание за самосуд над насильником? Только совет мудрецов будет решать, что справедливо и как за это наказать. Но кто войдет в этот совет мудрецов? Чиновники! А вы думали, - кто? Это будут самодовольные, невежественные чиновники с юридическим образованием. Их образованность заключается в том, что тысячи болванов до них писали законы, а они их – изучали и дополняли. Все эти господа даже не догадываются, что существует социальная психология, - и у нее свои законы. И все их мировое правосудие трещит по швам. Многие сегодня почитают Гаагский суд? Все согласны с тем, что там вершится высшая справедливость?

Справедливость – это по определению суд присяжных, для которых нет никаких законов, кроме стихийного чувства справедливости, как оно сложилось в этом конкретном обществе. Если это общество всех милует, - так тому и быть! Если это общество всех казнит, - так тому и быть! С этой справедливостью этому обществу и жить. Небо не является собственностью людей. Не является их собственностью и земля, на которой они живут (что бы там не писалось в дурацких юридических законах о правах на землю). По-настоящему собственностью общества является лишь его общественное бытие. Жизнь, которую создает себе этот социум. Никто другой за него не проживает его уродливую или гармоничную жизнь. Инопланетяне тут ни при чем. У них своя жизнь. А в жизни землян не должно быть никаких уголовных и гражданских кодексов. Суд присяжных определяет не только вину, но и меру наказания. Судья – лишь секретарь их правосудия. С какой стати он именуется «ваша честь»? Он доказал свою честь народу? И народ выдал ему лицензию? Кто дал ему эту честь? Государство. Разве государство может дать кому-нибудь честь? А может ли это государство сделать кого-нибудь умнее? А может ли это государство наградить кого-нибудь талантом? А может ли это государство раздать всем счастье? Или хотя бы слепому вернуть зрение? Государство ничего не может, поскольку это – всего лишь чиновники. Они способны организовать только репрессии.

Всем конституциям этого мира следовало бы ответить на один простой вопрос: что важнее – гражданские права или государство. Что ценнее – справедливость или чиновничий закон? И ответ должен быть приличным, в рамках двузначной логики. Но поскольку все эти юристы презирают язык, тот самый Язык, с помощью которого другие открывают законы природы и формулируют великие истины человечества, то нетрудно догадаться, что ответ их будет заключаться в казуистической болтовне. Тем не менее, все это интеллектуальное убожество политиков не отменяет истину. Ответ должен быть! Как должен быть ответ и на то, почему Земля вертится. Так что же важнее: ваша свобода или эти пастухи, которые пасут вас исключительно в ваших интересах? И в ваших же интересах они стригут вас и когда-нибудь зарежут на шашлык. На фоне всех этих юридических мерзостей кажется совершенно закономерным то, что в этом мире периодически появляются овцы, которым хочется расстрелять его и взорвать.

Единственный настоящий суд – это суд общества. Это вовсе не подразумевает его идеальность. И глас народа вовсе не глас божий. Когда афиняне вынесли смертный приговор Сократу, это был абсолютно справедливый суд. Таково было общественное мнение в Афинах. Отвратительным было само афинское общество, и делало его таковым собственное тупое самодовольство, которое позволяло убить того, кто не лгал, не крал, не убивал и не прелюбодействовал, но насмехался над обществом и его богами. Увы, мир не состоит из мудрецов, и вердикты его далеки от Солона и Соломона. Суд Линча отвратителен? Но любой другой суд еще хуже. И вокруг него всегда оказывается целая армия паразитов-юристов. А неудовлетворенность состоянием справедливости, как уже говорилось, разлагает общество изнутри: растут преступность, агрессивность, тунеядство, алкоголизм. Растет число самоубийц, маньяков и террористов. Конечно, тот, кто начинает расстреливать прохожих или взрывать бомбы в общественных местах, - паталогическое существо, но ведь таким его сделал существующий порядок, в котором справедливость подменена Законом.

Не нравится общество,- не живи с ним. Найди себе другое, достойное тебя общество, или живи вне общества. В этом случае есть смысл поискать себе необитаемый остров. Именно поэтому не должно быть в этом мире и конституций, объявляющих священным и неделимым любое государство со всеми его бюрократическими законами. Если одни хотят в своем обществе всех миловать, а другие – всех казнить, то пусть разделятся на два отдельных государства, и каждый выберет, где ему жить. История их рассудит. Возможно, очень скоро одно из этих обществ окажется психиатрически благополучнее другого. Я не знаю, какое именно из них выиграет: то, в котором всех казнят, или то, в котором всех милуют. Важно то, что внутри общества только его собственный суд не превращается в орудие насилия чиновника с честью, выписанной ему от государства вместе с мантией. Именно опыт всего современного правосудия делает возможным существование организованной преступности. Общество знает своих социальных врагов, всех этих убийц, казнокрадов, насильников и грабителей, но ничего не может сделать с ними, поскольку все правосудие принадлежит государству, то есть чиновникам, и борьба с организованной преступностью становится исключительно чиновничьей прерогативой. Сначала государство отстраняет общество от правосудия, а затем уже и само общество отказывается от участия в содействии власти. И тысячи мужчин и женщин оказываются бессильны перед какой-нибудь мафией. Уж, наверное, не от всеобщей патологической трусости, а просто потому, что это более – не их обывательское дело. В итоге организованная преступность успешно противостоит власти и даже срастается с нею. Попробовала бы эта мафия запугать и подкупить весь народ. Это уже хунта.

Все это было бы изначально невозможным, будь правосудие народным. Древний общинный мир не знал мафии и хунты, поскольку суд был делом всех. И такое правосудие не может быть основано даже на прецедентах, как английский и американский суды, в которых нет уголовного кодекса. Его заменяют вердикты судей прошлых лет. Эта концепция основывается на том, что справедливость в обществе не может зависеть от места и времени. За одно и то же преступление должно быть одно и то же наказание. Но ведь в основе этой концепции лежит другая идея – о неизменности общества во времени. Люди уже так хороши, что им незачем становиться лучше? Незачем меняться и их справедливости? Это лишает племя Тумбы-юмбы права на моральный прогресс. Это значит, что там на основе прецедентов вечно будет процветать юридический каннибализм. Если же надеяться на то, что человеческое общество может и должно перерасти свое человеческое, свои «законы», то прецеденты не имеют значения. Все решает данное общество на данном этапе своего позорного недоразвития. Никакого уголовного кодекса. Никаких «ваша честь».

Родина и Государство

Все края мира, где могут селиться люди,

Будут его. Все море ему покорится.

Страны умиротворив, на гражданское правосудье

Мысли направит Рим – Справедливец великий –

И даст всем народам закон.

Овидий

Союз нерушимый республик свободных

Сплотила навеки великая Русь.

Да здравствует созданный волей народов

Единый, могучий Советский Союз!

Гимн СССР

Что такое – родина? Наверное, большинству людей это понятие кажется настолько очевидным, что они даже не пытаются дать ему определение. Но что же это такое? Планета Земля – это родина человека? А галактика Млечный путь – это родина человека? А бесконечная Вселенная, в которой он живет, – это родина человека? А есть еще временные параметры. Была ли родина человека его родиной, когда человека на земле не было? Будет ли она его родиной, когда он с нее уберется? Все знают, с чего начинается родина. Где кончается родина человека? Человек живет в мире своего самосознания. Размеры этого самосознания определяют размеры нашей Вселенной. За пределами нашего самосознания может находиться что угодно. Мы с ним никогда не столкнемся, ибо по определению не можем сделать его объектом нашего самосознания, нашего языка, нашей Вселенной. Очевидно, родина меньше, чем бесконечная Вселенная. Очевидно, она меньше, чем планета Земля. Дети в Африке голодают. Кому-нибудь это мешает спать по ночам? Это – не ваша родина. Ваше самосознание защищается, ибо невозможно сострадать всему смертному человечеству. Мировые запасы боли не вмещаются в одну душу. Тут нужно умереть от сострадания. Но все эволюционные инстинкты психики встают на самозащиту. Человек не умирает от мировой скорби. По крайней мере, с ним это происходит не часто.

Родина человека – это люди, с которыми он проживает свою жизнь. Родина человека – это психологически значимое для него сообщество людей. Оно эмоционально и нравственно выделено для него из всего остального человечества. Дети Африки не входят в их число – так же, как не входят в их число миллионы тех, что жили до нас. Мы рождаемся и узнаем, что у нас были тысячи и тысячи предков. Все они умерли. Кто-нибудь оплакивает их? А ведь это они дали нам жизнь и оставили нам плоды своего культурно-экономического развития, но мы их никогда не видели и не увидим. Их нет в нашем самосознании. Мы эмоционально и нравственно свободны от них. Родина – это живые люди. В силу своей физической природы эти люди занимают некоторый фрагмент пространственно-временного континуума, а попросту говоря, нашу современность и географическую территорию в ней. Именно этот вторичный признак родины и становится главным. Он более операционален и верифицируем. Невозможно посчитать родину по головам, тем более что люди непрерывно умирают и рождаются, въезжают и выезжают, но ее легко измерить в квадратных километрах. Так родина становится территорией. И квадратный километр этой родины оказывается ценнее тысяч людей, живущих на ней. Какой-то слабоумный юрист произнес: да восторжествует закон и погибнет мир! Какой-нибудь слабоумный патриот может произнести: да восторжествует родина и погибнет народ.

Понятно, что в самом общем смысле социум человека состоит из вида homo sapiens, т.е. из всего человечества, а его родиной соответственно является планета Земля. Но такой подход совершенно игнорирует существование государств, наций, классов, групп и семей, - всей той дифференцированной структуры, в которой фактически живет человек. В конце концов, идя таким идеальным путем, всю Вселенную, как уже было сказано, можно назвать родиной человека, а всех разумных существ в ней – его социумом. Поэтому при изучении родины удобно ввести в языковой аппарат понятие «подсоциум». Итак, по определению, подсоциум есть та или иная совокупность людей, с которыми осознанно или бессознательно связанна психика индивида.

Здесь уместна аналогия из физики, например, из теории гравитации. Земля, находясь в поле тяготения Солнца, вокруг которого она вращается, также испытывает на себе воздействие и всех остальных планет солнечной системы, включая даже собственный спутник – луну, чья гравитация вызывает приливы и отливы на планете. В идеальном расширении Земля должна испытывать на себе влияние вообще всех масс во Вселенной, делая картину небесной механики невообразимо сложной. Однако такое влияние практически ничтожно мало. Точнее говоря, в инерциальной системе покоя, связанной с Солнцем, воздействие всех масс во Вселенной на Землю суммарно равно нуля. Но уже в инерциальной системе, связанной, скажем, с галактическим центром масс Млечного пути, вокруг которого вращается Солнце, это воздействие чрезвычайно велико.

Возвращаясь к вопросу родины, мы можем так сформулировать эту проблему: как далеко распространяется воздействие того или иного подсоциума на человека? Иначе говоря, где пролегают полевые границы того «центра масс», вокруг которого «вращается» психология человека и за пределами которого это воздействие становится ничтожно малым? Ранее (см. ст. «Религия, Магия и нуминозное Я») мы уже говорили, что самым притягательным для самосознания является нуминозное Я, которое люди называют Богом. В нем человек обретает свою интимную экзистенцию и свою наибольшую значимость. А затем самосознание переходит на орбиты семьи, группы, класса и т.д. Все эти орбиты следует признать дифференцированными уровнями родины. Обычно они не противоречат друг другу, и такое устройство социума в целом признается нормальным. Если индивид переходит в секту и разрывает отношения с семьей, то с психофизической точки зрения это значит, что его мозг находит больше удовлетворения в секте, чем в семье, однако такое противостояние двух подсоциумом признается деструктивным.

Мы признаем правильным такое устройство мира, в котором подсоциумы вкладываются друг в друга как матрешки. В этом смысле вопрос о том, где кончается родина человека, не может иметь однозначного и точного в количественном выражении ответа, поскольку родина распадается на множество подсоциумом, воздействие которых на самосознание последовательно ослабевает. В данном случае значение для нас имеют не социометрические показатели, а тот общий логический вывод, что родина человека в качественном значении не может быть сколь угодно большой. На каком-то уровне она становится формальностью, а ее воздействие на человека оказывается психологически ничтожным.

Социум, превысивший оптимальные границы своей численности и плотности расселения (определить которые – задача социологии и психологии), перестает быть социумом, т.е. утрачивает собственную этимологию. «Разобщенное общество» – это лингвистический оксиморон, действительным отражением которого оказывается совокупность лжи, равнодушия, жестокости, цинизма и коррупции меж людьми, связанными воедино лишь какими-то формальными, исторически сложившимися или насильственно навязанными признаками. Эмоционально и нравственно значимое для человека общество, в просторечии именуемое родиной, не может быть сколь угодно большим.

Государство как таковое со дня своего возникновения из родовой общины и племенного союза стремится подменить собою этот человеческий социум, который по природе своей может быть выстроен лишь на доброй воле и здравом смысле самосознаний. Если здравый смысл, как бы его не опьяняли идеологией и не устрашали законами, подсказывает человеку, что цели общества превратились в абстракцию, которая весьма далека от его собственных интересов, то и служение этим целям становится для него психологически противоестественным. Можно сказать, что индивид в таком случае на уровне подсознания в единоличном порядке расторгает тот «Общественный договор», который Руссо ставил в основание всякого социума. Он больше не участвует в этом договоре, и для этого ему не нужно заполнять какую-то декларацию и заявлять о ней во всеуслышание. Он просто снимает с себя моральные обязательства перед обществом, в котором вынужден жить. Именно в таком обществе расцветают преступность, коррупция и все негативные качества совместного проживания людей.

Социологи при определении природы коррупции обычно ссылаются на бюрократию, которая позволяет чиновникам регламентировать собственными волевыми актами жизнь социума и бесконтрольно распоряжаться бюджетными средствами государства. По этой же причине на второе место социологи ставят несовершенство законов. И лишь одно они не принимают во внимание – нравственность человека, т.е. психологические законы его самосознания.. Эти законы столь же незыблемы как физические законы, их нельзя отменить ни в каком законодательном собрании, ни в какой конституции, ни в каком верховном суде, ни в какой абсолютной власти. Но в отличие от физических законов их можно нарушить противоестественными для самосознания условиями. Человек не берет взяток со своих родителей и не продает наркотики жене. Он не отправляет на войну сыновей и не разворовывает свой дом. Он не держит своих детей голодными, храня в сейфе стабилизационный фонд. Он не разливает по комнатам яды и не запихивает мусор под диваны. Он ведет себя разумно, ибо нравственность есть лишь продолжение разумности. И никакой другой нравственности нет.

Что же делает человека безнравственным? Что разрушает естественный для него социум? Логика наших рассуждений говорит – это государство. Именно – государство! При этом оно способно так изуродовать этого человека, что он, беря взятки и совершая все прочие преступления против социума, может при этом искренне считать себя патриотом, т.е. приверженцем этого социума. Идеология как таковая вовсе не служит здравому смыслу, но, выражая интересы правящего класса, есть целенаправленное уродование человека.

Авторы приводимой ниже карты подчеркивают, что плотность коррупции в ней определяет не фактическое состояние общества, не объективные статистические данные, а то, как это общество само оценивает себя. Но именно такая субъективная модель лучше всего отражает то, что мы называем «законом родины». Она показывает, насколько искусственно навязанное человеку государство может отличаться от естественного для него социума, по отношению к которому патриотизм – лишь синоним здравого смысла. Совершенно закономерно то, что регионы с высокой коррупцией отличаются также и другим антипатриотическим свойством – высокой эмиграцией населения, которое, очевидно, не считает государство, в котором живет, социально разумным для себя.

Все знают, с чего начинается родина человека. С него самого. Никто не задумывается о том, где кончается родина человека? Где-то в космосе взорвался красный гигант и превратился в белого карлика. Что человеку до этого? Это не его родина. Где-то на планете Земля, в районе Индонезии стихия унесла жизни сотен тысяч людей. Что человеку до этого? Это не его родина. Где-то на окраине его необъятной империи разбился авиалайнер. Что человеку до этого? Это не его родина. В числе погибших были его брат и сват. Вот теперь это его родина. Родина, которую не купишь и не продашь, не учредишь и не отменишь никаким законом, никакой политической волей, ибо эта родина всегда с человеком. Ведь это – его психологическое пространство, его эмоциональная и нравственная среда обитания, зона его человеческой жизни, без которой ему самому не жить.

Определение государства как исторического явления, данное М. Вебером, будет всегда актуальным: «Государство есть то человеческое сообщество, которое претендует на монополию легитимного физического насилия. Ибо для нашей эпохи характерно, что право на физическое насилие приписывается всем другим союзам или отдельным лицам лишь настолько, насколько государство, со своей стороны, допускает это насилие: единственным источником "права" на насилие считается государство». Это государство в лице чиновников, как некогда сообщество жрецов, занимает место Бога (нуминозного Я) и становится противником всякого индивидуального своеволия. Гражданину запрещается не только убийство, но и самоубийство, ибо это – не благочестиво по отношению к государству. Инициатором этого требования был еще Платон, признавший самоубийц в своих «Законах» главными преступниками против Государства. Образцовый гражданин должен бояться государство, т.е. бояться чиновников больше, чем смерть. А поскольку с точки зрения рассудка – это абсурдно, ибо тому, кто не боится смерти, бояться вообще больше нечего во Вселенной, то государство начинает преследовать и здравомыслие. В конечном итоге его целью становится воспитание идеологического социума и преследование здравомыслия в нем. Разве не очевидно, что государство постоянно внушает людям идеи и принципы, которые явно не проходят аттестацию здравого смысла и в просторечии называются «законодательным идиотизмом», «бюрократической тупостью», «чиновничьим произволом»? Чиновник вовсе не глупее обывателя, но его профессионально отличает паталогическое мышление.