Я поднимаю глаза на Ольгу, которая подходит ко мне и помогает подняться на ноги.
— Как ты? — спрашивает она.
На мгновение я забываю о боли, ушибе и злости.
— Ты же не говоришь по-английски? — тупо спрашиваю я ее.
— Конечно, говорю, — бодро отвечает она.
— Что? Почему?
— Ох, дитя. Каждый раз, когда новая женщина приходит сюда, все повторяется. Они влюбляются в босса и начинают мне плакаться. Мне надоело выслушивать это, и поскольку я русская, то стала всем говорить, что говорю только по-русски.
Этот дом просто наполнен лгунами.
— Я не верю, — говорю я, отрицательно качая головой.
— Ну, — говорит она сухо. — Попробуй послушивать одинаковые идиотские истории всякий раз.
— Я ухожу, — говорю я ей.
Она переводит взгляд на сумку, лежащую на первой ступеньке.
— Нет, ты не должна.
Я шмыгаю носом.
— Мне нужно уйти.
— Ну, зайди и выпей кофейку.
— Нет, я не хочу оставаться с ним под одной крышей больше ни минуты.
Она указывает на маленький красный огонек, который мигает в углу фойе, я раньше не замечала его.
— Видишь.
— Да.
— Это камеры. Сейчас Юрий наблюдает за тобой, сидя в маленькой комнате. В тот момент, когда ты попытаешься открыть входную дверь, он выйдет и быстро проводит тебя назад в твою комнату. В этом и заключается его работа — никого не впускать и не выпускать без разрешения Александра.
— Я пленница? — недоверчиво спрашиваю я.
— Не совсем, но ты не должна уходить в середине ночи. Если бы я была Александром, я бы не позволила. Не безопасно молодой женщине одной бродить в такое время. Почему бы тебе не пройти на кухню и не выпить кружку кофе, а за одно и поболтать?
Я шмыгаю носом.
— Кофе и поболтать? — сейчас мне кажется все таким нереальным.
Она забирает мою сумку и рюкзак.
— Ты сможешь идти или тебе помочь? — спрашивает Ольга.
Я закашливаюсь.
— Могу, — начинаю прихрамывать в сторону кухни, она пропускает меня вперед, удерживая дверь.
На кухне пахнет свежеприготовленной выпечкой.
— Ты готовишь в такой час ночи? — спрашиваю я, поскольку еще до конца так и не пришла в себя, после падения и предательства Зейна.
— Да. Я не люблю просыпаться рано, предпочитаю многое делать по ночам, чтобы урвать лишний час.
Я прихрамывая направляюсь к табуретке. Она ставит мою сумку и рюкзак на пол рядом со мной, и пододвигает коробку с салфетками поближе ко мне.
— Ну, я сдеаю тебе кофе.
Я достаю пару салфеток, вытираю глаза и сморкаюсь.
Ольга ставит передо мной кружку с кофе.
— Я уже положила сахар, как ты предпочитаешь.
— Ты знаешь, сколько сахара я кладу в свой кофе? — спрашиваю я, еще больше удивляясь от странных вещей, происходивших в этом доме, она никогда такого не делала раньше по отношению ко мне.
— Конечно.
Я обхватываю руками горячую кружку.
— И может ты тогда знаешь, что он похитил мою сестру?
Она кивает.
— Возможно, что-то слышала об этом.
— И Ной? Неужели он тоже знает?
— Конечно. Не нужно быть большим гением, чтобы понять это.
— Что ты имеешь ввиду?
— Ты пришли в этот дом в сильно облегающем платье…
— В униформе, — автоматически поправляю я ее.
— Хорошо, в сильно облегающей униформе и убежала, будто бы медведь гнался за тобой, а через три месяца похищают твою сестру. В мире Александра не бывает таких вопиющих совпадений, если только эти совпадения специально не сделаны.
Я поднимаю глаза на ее совершенно невозмутимое лицо.
— Но ты не могла предположить, что он мог совершить что-то ужасное?
Она отрицательно качает головой.
— Нет. Не думаю, что это было настолько уж ужасным. У вас англичан нет такой поговорки: «В любви и на войне все средства хороши».
Я всплескиваю руками.
— Невероятно. Можешь себе представить, как переживала моя мама? Мы не знали, что и думать, мы боялись, что она мертва.
Она пожимает плечами.
— Мы русские не столь эмоциональны. Мы более, как вы это называете, стойкие. Никто же не пострадал. Иногда, когда происходят какие-то плохие вещи с людьми, которых ты любишь, они позволяют тебе увидеть, насколько сильно ты их любишь, а также учит нас еще больше ценить их.
Я вскидываю голову.
— Ты на самом деле не думаешь, что он поступил неправильно?
— Неправильно? Что ты имеешь ввиду под неправильно? Столетие назад не было зазорным, купить мужчину и использовать его в качестве раба. В мире Александра — это не неправильно — забрать твою сестру, чтобы получить тебя. В его мире она приманка, которую он надел на крючок, чтобы поймать рыбу, которую хотел.
Боже мой. Как он должно быть смеялся надо мной, называя меня рыбкой и сказав, что это русское нежное выражение нежности.
— Это черт побери, называется обосраться по полной, — говорю я с гневом. Маленькая рыбка, мать твою!
— У Александра свои собственные правила.
— И что в них хорошего? — гневно требую я ответа.
Она смотрит мне прямо в глаза.
— Александр действует по принципу — что посеешь, то пожмешь. Думаешь, что он случайно признался сегодня тебе, что имеет отношение к похищению твоей сестры?
— Что ты имеешь в виду?
— Александр имеет много секретов, которые уйдут с ним в могилу. Ты можешь никогда не узнать ни одного, хотя всю жизнь проведешь с ним. Если ты сегодня это узнала, то только лишь потому, что он хотел, чтобы ты узнала об этом.
Я вспоминаю его глаза, когда он говорил мне, что стоит заняться йогой и медитацией, как моя сестра. В них было что-то такое. Он знал заранее, как я отреагирую.
Он хотел, чтобы я ушла.
Я ахаю и прикрываю рот рукой.
— Боже мой! Он больше меня не хочет, и это его своеобразный способ избавиться от меня.
У меня начинает колоть сердце. Мне было намного лучше, когда я предполагала, что ухожу от него сама, а не потому что он этого захотел.
Она отрицательно качает головой и глубоко вздыхает.
— Ты слишком еще молода, чтобы понять такого мужчину, как он. В том то и оно, что он не хочет, чтобы ты уходила.
— О чем ты? — тут же спрашиваю я.
— Ты когда-нибудь думала, что это может быть полная противоположность твоим мыслям? Возможно, он хочет тебя слишком сильно, и боится причинить тебе боль.
— Боль мне? Я никогда не обижу его, — с горячностью отрицаю я.
— Взгляни на себя. При первых же неприятностях, ты хватаешь сумку и убегаешь, поджав хвост. Хороша ли ты для такого мужчины, как он? Ему нужна сильная женщина. Женщина, которой он сможет доверять.
— Да, потому что он мудак и преступник? — вставляю я, уязвленная ее критикой.
Она загадочно улыбается.
— Ты же видела, как он играл на пианино?
У меня до сих пор звучит эта музыка в голове.
— Да, — шепчу я.
— Именно тогда ты и видела его настоящего. Преступник это всего лишь маска, которую он надевает, чтобы выжить. А настоящий мужчина именно там, который играл на пианино, — она понижает голос до шепота. — В этом и скрывается его настоящая сущность. Этот мужчина нуждается в хорошей женщине, которой сможет доверять, поскольку имеет раны, которые только она сможет исцелить.
— Зачем ты мне все это говоришь?
Она открывает ящик и достает толстую книгу в твердом переплете, показывая мне название — «Книга всех американских рецептов».
— Мне не вернут за нее деньги, и если ты не останешься, мне не имело смысла ее покупать.
Я пытаюсь улыбнуться, но не могу.
Ольга открывает книгу и читает первый попавшийся рецепт.
— Могу приготовить тебе жареные пикули. Тебе нравятся они? Они могут напомнить тебе о доме. Ммм?
Я улыбаюсь сквозь слезы.
— Это еда Юга. Я не с юга.
Она взмахивает руками резко и нетерпеливо говорит:
— Я сделаю тебе еду с Севера, — захлопывает книгу и кивает. — Здесь собраны все рецепты Америки.
Я опускаю подбородок на кулаки. Боже, у меня в голове полный бардак.
Ольга серьезно смотрит на меня.
— Ной и я хотим, чтобы ты осталась.
— Ной? Я ему даже не нравлюсь.
Она смеется.
— Ах, дитя! Иногда ты так похожа на американскую туристку, тебе для всего нужна карта.
— Это японским туристам нужна карта, — отвечаю я ей.
— Японские, американские, какая разница? — резко добавляет она. — Ной всегда поддерживал тебя, негласно. Он сказал мне, что положил тебя на кровать так, что, когда Александр пришел в твою комнату, увидел не пьяную шлюшку, а спящего ангела.
Я смотрю на нее ошарашено.
— Ной такое сделал?
Она кивает.
— Тогда почему он так холоден со мной и держится на расстоянии?
— Ной работает на Александра. Есть такое понятие, как способ поведения…
— Кодекс поведения, — поправляю я ее.
— Точно. Кодекса поведения. Он не может быть слишком уж дружелюбным с тобой.
— Почему ты хочешь, чтобы осталась именно я, а не какая-то другая девушка?
— Потому что ты не похожа на всех остальных, и только ты можешь отыскать путь к его сердцу.
Я опускаю глаза на стол, и с сожалением говорю:
— Не уверена, хочу ли я. Я не русская, воспитана иначе, и не могу простить его за то, что он проделал с моей семьей.
— Путь любви всегда тернист, борись за свою любовь.
Я мечтательно улыбаюсь.
— Он не любит меня.
Она сверлит меня своими темными глазами.
— А ты заставь.
Я прикусываю губу.
— Легко сказать, он даже не позволяет приблизиться к нему. Стоило ему застукать меня, когда он играл на фортепиано, ты даже не можешь себе предположить, насколько он был в ярости. И приказал никогда не входить в ту комнату, где он играет на фортепьяно.
Ольга отходит от меня к духовке, надевает рукавицы, открывает дверцу и достает поднос с маленькими булочками.
— Ты же знаешь национальный символ своей страны? Орел борется с змеей не на земле, а поднимает ее высоко в небо, тем самым изменяя поле сражения. Змея чувствует себя комфортно на земле, за счет своей мощи и стабильности, но не в воздухе. Перенеси бой в воздух, где ты сильна, а он станет уязвимым.
— Но я не умею летать, — отвечаю я.
Она снимает варежки и еще раз внимательно смотрит на меня, и на полном серьезе говорит:
— Тогда тебе стоит научиться.
О Боже! Как же мне научиться летать?
Продолжение следует