Я, Роми Шнайдер. Дневник

1970-1974 Кино — вот моя настоящая жизнь

Профессия и семья придают смысл жизни Роми. В 1970 году она снимается в четырёх фильмах: «Кто?» в Париже и Бретани, «Цветущее поле» в Израиле, «Калиффа» в Риме и Турине и «Макс и жестянщики» в Париже. В лице Клода Соте она находит «своего» режиссёра — и сама воодушевляет его. В 1971-м следует «Убийство Троцкого» в Мехико, в 1972-м — «Людвиг» в Баварии и Австрии, «Сезар и Розали» во Франции (Париж, Бретань, Вандея, Сет ^[30]). Давно уже она не выдерживает в берлинской квартире в Груневальде тех коротких недель перерыва, что выпадают ей между съёмками в разных странах. Она ищет деятельную жизнь, а вовсе не интеллектуальную среду с заумными проектами. Она хочет осуществлять свои собственные планы, по собственной воле и энергично. В чьём-то плече для поддержки она больше не нуждается. Окончательное решение вернуться во Францию она приняла ещё во время съёмок фильма «Мелочи жизни», когда почувствовала полное единодушие с режиссёром Клодом Соте. У Роми всё ещё есть квартира для всей семьи в Гамбурге.

В 1973 и 1974 годах следуют пять фильмов за десять месяцев: «Поезд», «Любовь под дождём», «Взбесившийся барашек», «Адское трио», «Главное — любить». В 1973-м Роми и Харри Мейен решают расстаться. Харри хочет жить в Гамбурге, а Роми с Давидом — в Париже. 6 июня они заключают договор о разделе имущества. Харри настаивает на половине состояния и получает 1,4 миллиона марок. Роми обставляет квартиру, потом — дом в Париже. Её личная жизнь разрушена, но профессионально она на вершине своего успеха. В эти годы она работает с видными режиссёрами: Клодом Соте, Висконти, Жулавским. Её партнёры по фильмам — Мишель Пикколи, Ален Делон, Ричард Бартон, Ив Монтан, Жан-Луи Трентиньян, Род Стайгер. В конце 1974-го она снимается в «Невинных с грязными руками». Как обычно, к концу работы фильм ей очень по сердцу. Так с каждым фильмом, который для неё что-то значит, ей кажется: вот дело всей её жизни. Потому что работа во время съёмок означает для неё — жизнь. Остальное для неё просто исчезает. По прошествии семи лет брак уже не может быть привлекателен только за счёт терпимости и понимания.

В эти годы Роми слишком напряжённо работает, чтобы делать записи и вообще размышлять о самой себе. Записки режиссёрам, рабочие заметки, короткие интервью — единственные тексты этого времени. Беглые, торопливые, эти тексты в то же время запечатлели её полную погружённость в работу.

Январь 1970 года

Я с утра до вечера живу спокойной жизнью с моим мужем и моим сыном. Живу как все люди. Встречаюсь с друзьями, смотрю кино, много фильмов, хожу в театр. Всё это заполняет дни, недели, очень просто. Я стараюсь делать меньше ненужных вещей, ведь можно всё время разбазарить на бесполезные мелочи. Когда ты замужем, имеешь мужа и ребёнка, всё приобретает другое измерение.

Январь 1970 года

«Кто?»

Лёгкость не доставляет и не доставляла мне удовольствия. Я всегда сопротивлялась обстоятельствам. Так я поступила, когда покинула свою страну, и так же поступила, когда вышла на сцену.

17 мая 1970 года

Я полагаю, что, работая с крупными мыслящими режиссёрами, я обучаюсь у них очень многому — причём не только в области театра и кино.

Что, собственно, люди хотят от меня. Я актриса. Ничего более.

Во Франции требования выше. Хороший фильм здесь знают и ценят.

И то, что я делаю, в Германии мне ещё припомнят. По-моему, это отвратительно.

Лето 1970 года

Чуть только начались съёмки «Калиффы» — и сразу я в любовной сцене нагишом. Спрашиваю себя: может, это такой трюк итальянских режиссёров, чтобы с самого начала привести своих актрис в замешательство?

Мне интересно играть человека, совсем другого, чем я. Бевилаква, автор сценария, не имел ни малейшего представления о кино. Мы ни в чём не уверены, даже Уго Тоньяцци. Как профессиональная актриса, я не ручаюсь...

2 августа 1970 года

Играть в театре — вот что мне больше всего хотелось бы делать в Германии, но мы не находим пьесы.

Сентябрь 1970 года

Время моего расцвета уже позади, это я говорю без иронии, поскольку действительно полагаю, что киноактриса достигает своего пика в 25 лет. Через пару лет мне будет «под 35», и я уже знаю, что произойдёт. Вот тогда я пойду на сцену. Вероятно, тогда я и стану настоящей актрисой.

Осень 1970 года

Я не хотела думать об этой сцене в «Максе и жестянщиках». Мы с Клодом об этом никогда не говорили. Накануне съёмки, ночью, я переписала внутренний монолог Лили, когда Макс её разоблачает, а утром показала мой текст Клоду. Он вытащил из кармана листок бумаги и сказал:

— Странно, у меня была та же идея.

5 мая 1971 года

Я озвучиваю все мои фильмы сама. «Макс и жестянщики» — тоже; фильм выходит здесь в прокат через несколько недель — под названием «Девушка и комиссар». На английский я тоже дублирую свою роль сама.

С театром я всё никак не решусь. Роли мне уже предлагали Грюндгенс, Кортнер: Лулу, фрёкен Жюли, Виолу; Нольте хотел делать со мной Святую Иоанну, но я боюсь... С кино может быть покончено — хоть сегодня, хоть завтра. Я хочу сниматься, пока могу. Театр, может быть, позже.

В немецком кино я работала бы с Шлёндорфом, возможно. Других молодых я считаю монтажёрами — слишком много статики, глубокомыслия, философии, причём непрофессионально сделанных.

21 мая 1971 года

Нет, я ничего не имею против немцев. Если мне предложат хороший сценарий, я буду сниматься в Германии. С моей стороны вообще нет никакого отторжения. Если я что-то буду делать, то сделаю это с моим мужем. Планы есть, но ничего конкретного.

Соте, правда, холерический тип, но он не затягивает актёров в смирительную рубашку.

Лучше всего я чувствую себя, когда снимаюсь. Моё нездоровье становится заметнее, как только заканчиваются съёмки. В перерывах. Моё низкое давление сразу даёт себя знать.

Нольте хотел ставить со мной в Гамбурге «Святую Иоанну». И в Лондоне я должна была играть в новой постановке «Анны Карениной». Но в Лондоне или в Париже я была бы обязана тогда быть целый год, и тогда пострадала бы моя семейная жизнь.

Но вероятнее всего сначала — съёмки в фильме «Убийство Троцкого» у режиссера Джозефа Лоузи. Во Франции я могу играть роли, каких мне в других странах не предлагают. Например, в нужный момент перепал мне «Бассейн». Так нужна удача!

28 мая 1971 года

Знаете ли, я стала настолько неуверенной, что за каждым интервью с немецкими журналистами вижу подвох, ловушку.

Видели ли вы уже «Смерть в Венеции» Висконти? Это восхитительный фильм, ни в коем случае не пропустите. С каким почтением Висконти относится к Томасу Манну — это грандиозно!

После просмотра в Риме я сразу же перечитала рассказ. В фильме он постигнут во всей его поэтической и человеческой силе и красоте.

5 июня 1971 года

Я обзавелась новой причёской, потому что три года уже ходила с одной и той же. Мне это уже надоело. Конечно, я была ужасно расстроена, когда остригла волосы, даже плакала. Но моему мужу нравится — и теперь я тоже нахожу, что получилось красиво.

У меня — своего рода боязнь открытого пространства. Да, это так, поэтому я, собственно, ошиблась в выборе профессии. Во всяком случае, если это прибавить ко всему прочему. Но я люблю свою профессию, она — моя большая страсть. Хотя многих людей я просто не могу выносить, тех, кто похлопывает меня по плечу или пристаёт с расспросами.

Такой персонаж, как в «Девушке и комиссаре», от меня самой чрезвычайно далёк. Этим моя героиня меня и привлекла: попробовать «пожить» в совсем другой среде.

Критики уже поняли перемены во мне, а вот насчёт публики я сомневаюсь.

Конечно, я немка, у меня немецкий паспорт. Хотя национальность вообще не имеет значения. Можно было бы и все границы отменить. Я буду играть только с моим мужем. Первую пьесу здесь, конечно же, я хотела бы сделать именно с ним. Только первую, а дальше — дальше будет видно...

Если я хочу что-то запретить Давиду, он меня передразнивает, и мне остаётся только смеяться над ним.

Прежде чем Харри протестует, я быстренько говорю:

— Я так рада, что иногда меня тут нет!

6 июня 1971 года

Вот было бы прекрасно, если бы не нужно было быть такой недоверчивой, но выходит всё наоборот. То, что я говорю, вечно цитируется неправильно. Может быть, мне следовало бы вообще закрыть рот, так было бы лучше всего. Иногда журналисты производят на меня такое впечатление, что они запрятали где-то двадцать револьверов и только того и ждут, как бы меня расчихвостить в своих газетах. Но я не могу играть в частной жизни, мне этого довольно и перед камерой, а в жизни я себя не контролирую.

Я считаю абсолютно правильным, что, например, студенты отрицают всю эту звёздную шумиху. Это уже, слава Богу, в прошлом. Я не имею с этим ничего общего. Я работаю и делаю что могу, и это всё.

До сих пор я получаю массу писем как Зисси. При всём желании я не могу этого себе объяснить — может, дело в том, что всё еще существует Рождество... К тому же люди могут смотреть эти старые фильмы, уютно сидя в шлёпанцах или вообще лёжа в постели. Родной дом убаюкивает. На днях мы ехали в такси со стариком шофёром, и он сказал:

— Я недавно смотрел «Зисси» — вот это были фильмы! А всё это нынешнее дерьмо — это же просто ничто...

Я, конечно, той ночью не повесилась, но была огорчена. Понимаю: тут ещё дело в том, что люди обижены на мою измену Германии. Вероятно, я должна была бы и дальше играть старую, дряхлую Зисси, до 35 лет. Ну да, так оно и есть.

В конце июля мы начинаем в Испании натурные съёмки фильма «Убийство Троцкого», мой партнёр — Ален Делон. Ну и что? Двое коллег вместе снимаются в фильме, и всё, даже если они когда-то жили вместе. Но тут сразу что-то придумывают. Нужно же сочинить какую-то причину, почему эти двое снимаются вместе. Это примитивно, но это так!

23 сентября 1971 года

Иногда нужно просто идти куда глаза глядят. Даже если во что-то вляпаешься.

Телефонный разговор из Мехико

24 сентября 1971 года

Работаю с Лоузи в «Троцком» очень напряжённо и возбуждённо — в хорошем смысле. Он — один из немногих больших режиссёров и необыкновенный человек. Мы хорошо понимаем друг друга. Вообще всё в порядке, только сегодня были трудности с погодой.

Ричарда Бартона в здешних эпизодах ещё нет. Встретимся с ним только в октябре в Риме.

Ален Делон играет убийцу Троцкого, а я — его возлюбленную.

История здесь — только фон для психологического, человеческого конфликта. Существенно и моё отношение к убийце.

Мне не страшно. Правда, нет. Каждый актёр имеет определённое время, жизненный отрезок, который он должен использовать. По возможности — зная меру.

Конечно, меня радует мой новый большой успех в Германии. Иначе пришлось бы перефразировать известное изречение: пророков в своём отечестве принимают всё труднее и труднее. И если теперь это уже не так — тем лучше.

Сентябрь 1971 года

У меня больше нет страха перед одиночеством. Больше я не боюсь остаться наедине с самой собой.

23 октября 1971 года

Мой маленький Давид, день ото дня мальчик становится всё более дерзким, он танцует под пластинку «Битлз», причём всегда под одну и ту же мелодию... Мы с моим мужем просто не можем больше слышать эту пластинку. Ребёнок устраивает нам нервотрёпку — как все дети в его возрасте, не выговаривает «р» и слишком высовывает язык на «с».

Может быть, у меня был бы ещё ребенок. Не сейчас, сейчас профессия важнее. Но позже...

И я держу диету, без соли. Каждый день целый час гуляю. Много плаваю — всё, что нужно делать, если хочешь оставаться молодым и здоровым.

23 января 1972 года

Начало съёмок «Людвига» в Бад-Ишле.

Я впервые буду играть серьёзно эту роль, характер этой женщины.

Висконти — единственный, кто создаёт исторически правдивый портрет Зисси.

Я могла бы теперь просто бросить всё это кино и три недели скакать верхом на Лоле по окрестностям!

Февраль 1972 года

Я никогда не была живым воплощением слащавого, невинного императорского высочества. Я охотно её играла, но в жизни вовсе на неё не походила. И никогда больше не хотела — после трёх фильмов «Зисси» — наряжаться в исторический костюм. Однако теперь я это сделала.

Мне как кинозвезде никогда не удавалось на сто процентов соответствовать тому, чего от меня ожидали. И это плохо, потому что «марка» кинозвезды ставит это условие.

В конце концов, мне же ещё не 60 и я ещё не совсем истрепала свои нервы...

И Харри, мой муж, знает: когда я работаю, то в голове у меня — только работа. Он — первый мужчина, который принимает меня такой, какая я есть. Время с Делоном было безумным, эти пять лет. С Харри я и сейчас, спустя семь лет, чувствую себя в безопасности.

6 мая 1972 года

Об интервью и речи быть не может. Всякий раз, увидев журналистов, я чувствую себя как кролик перед удавом. Взгляд этих людей меня настолько парализует, что я не могу произнести ничего разумного. Только думаю: конечно, они хотят мне подстроить каверзу. И поэтому реагирую так агрессивно. Я знаю, что этим приношу вред самой себе. Но я же не могу выпрыгнуть из своей шкуры. И лицемерить тоже не могу. Поэтому я должна точно обдумывать, что я говорю. Лучше всего это получается на иностранном языке, потому что тогда я могу лучше концентрироваться.

Между тогдашней Зисси и моей сегодняшней ролью нет ни малейшего сходства!

13 мая 1972 года

Это же невозможно: выйдешь вечером, а на следующий день читаешь, что разрушаешь брак или обманываешь своего мужа!

Письмо Магде Шнайдер

14 июня 1972 года

Дорогая мамочка, всё было как раньше. Я ходила ночью по дому, вспоминала своё чудесное детство. Так жаль, что я не могла остаться дольше. Большое, большое спасибо. Твоя Роми.

30 сентября 1972 года

Мы уже думали, не переехать ли из Гамбурга в Париж. Моя основная работа происходит во Франции. Когда Давид пойдёт в школу, то мы могли бы надолго не расставаться. И Харри любит Париж, и свою работу для Германии он тоже мог бы выполнять из Парижа.

13 ноября 1972 года

Прокатная фирма хочет выпустить «Троцкого» в Германии под названием «Девушка и убийца». Спрашивается, что эти люди при этом думают. Почему фильм не может идти под тем же самым названием, как во всём мире, «Убийство Троцкого»?

Разве я выгляжу угрюмо и заносчиво? Что обо мне говорят, не так уж безумно меня интересует. Если кто-то хоть слегка выделяется из массы, масса тут же записывает его в задаваки. Вы же видите: написанное обо мне — в основном ложь, лживые сочинения бездарных, глупых журналистов. Это меня продвигает? Возможно, потому что я всё время должна себя заново утверждать. Всё, что я делаю, порождено этой позицией. Что я могу, чего я стою, могу ли ещё продвинуться?

Мы ищем сейчас в Париже что-нибудь подходящее. Наш сын ведь скоро пойдёт в школу. Мы хотим, чтобы он вырос двуязычным. Так ему потом будет легче. Я бы охотно познакомилась с пловцом Марком Спитцем. Мне нравятся победители. Это же странно: кто-то выигрывает одну золотую медаль за другой, а ему желают ещё одну и ещё одну. Как это так? Вроде бы уже достаточно. Победители должны сиять. Я такая же впечатлительная, как и все люди.

Ты, Харри, конечно, не видишь ничего особенного и уникального в этих людях. Господин Хаубеншток, разумеется, опять забыл, что его жена что-то кумекает.

Всё ещё дуешься?

Что вы хотите, я просто нормальная женщина. Моя каждодневная жизнь такая же, как будни любой женщины, имеющей мужа и сына. Разве что я не хожу покупать молоко и булочки. Моя мать не оставила мне никакого другого шанса, кроме как стать актрисой.

18 ноября 1972 года

Я вовсе не робкая. Я охотно бываю одна, в моём тихом уголке, где я сейчас живу. Но это не имеет ничего общего с робостью! Я люблю свою работу. И контакты с людьми мне тоже нужны — но не слишком много! Уж извините, я не могу жить в ночных клубах! Конечно, я выбираюсь. Даже и в ночные клубы. Но очень скоро меня тянет выйти оттуда вон! Потому что это пустая трата времени. Жизнь для этого слишком коротка. А всё так быстро раздувается. Даже здесь, в Париже. В мировом городе, слава Богу, не провинциальном. И всё же уже наутро в газетах напечатано: она была с тем-то и с тем-то, там-то и там-то. Из этого тут же сочиняется очередная глупая история. Им же надо заполнять чем-то каждую дырку в газете. Я просто не могу больше всё это читать.

Люди, с которыми я могу разговаривать, меня понимают. Но другие? Сказано же: жизнь слишком коротка. Времени жалко.

Я знаю: я ужасная, иногда даже скверная — но фотогеничная. Так говорила моя мать. И она знает меня очень хорошо. Если я — старая сентиментальная венка, то точно так же я — старая сентиментальная парижанка. C’est la même chose [31]!

Французы научили меня жить, любить, одеваться и спать.

Я знаю точно, кому я оказываю любезность. Потому что я точно знаю: что бы я ни сделала опрометчиво, однажды я получу это обратно. Я не расчётлива. Нет. В сущности, я — как раз нечто противоположное! Поэтому я и получила столько оплеух! Но сегодня, в мои 34 года, я не могу вылезти из кожи. Если я чего-то хочу, я это делаю.

Но я знаю, сколько у меня было счастья. И сколько счастья благодаря этой профессии. И ещё кое-чем я ей обязана. Всё я сделала сама, совсем одна. Я много трудилась...

Почему я не снимаюсь в Германии? Это зависит не от меня. А от того, что мне не предлагают ролей, которые я хотела бы играть. Хорошие фильмы и пьесы идут и в Германии, но они там не производятся. Тому примеров — десятки. Или им не хватает фантазии, отваги, или они просто боятся. Чуть только что-то сделают — и в ту же секунду от страха наделают себе в штаны. Вот и получается всегда что-нибудь мещанское, или для школьниц, или для домохозяек, или скучный секс. Что мне мерещится? Вирджиния Вулф — на 25 лет моложе. Вот её я бы тут же сыграла. Но ничего такого нет. И по телевизору одна ерунда.

Если бы мне предложили что-то хорошее и умное, то деньги были бы не так уж важны. Скажем так: они были бы на втором месте. Ведь за границей мне платят хорошо, вот оно бы и возместилось. К тому же хороший фильм вовсе не обязательно должен быть дорогим. Ведь так?

Так же не может продолжаться! На обложках немецких журналов — только паршивые голые девицы. Просто жуть! В фильмах точно так же — одно дерьмо. Предложили бы хорошую роль, я бы не жеманничала.

18 ноября 1972 года

Итак, в свои 34 года, недавно, в сентябре — Господи, о чём же я думаю, прямо сейчас? О моём сыне, о моём лице,.. моей профессии, вы же понимаете, я ведь не в этом ужасном характерном амплуа! Поэтому я должна ещё несколько лет хорошо выглядеть. Но я не тот тип, что с утра до вечера высматривает, нет ли на его лице одной-двух новых морщинок, — уж простите, но на этот счёт я не могу волноваться. Хотя — было бы нужно! Я знаю коллег, которые всю жизнь напролёт только и думают о лице и фигуре. А я этого не делаю. Ещё не делаю. Возможно. Я ещё молодая. Но иногда я всё-таки думаю: ну и? Если вижу у себя мешки под глазами. Если люди говорят: ты выглядишь как ворона. Я же не обманываюсь. Это идёт не только от подсознания. Я ведь и в зеркале себя вижу. И это не всегда бывает мило. Пять лет назад я выглядела иначе, чем теперь.

Да, конечно, я уже больше года не отдыхала. Это точно. Но я же сама так хотела. Три фильма один за другим («Сезар и Розали», «Людвиг» и «Троцкий») — немножко слишком. Вот именно. Однажды мне будет всё равно, что у меня около глаз гусиные лапки. Пока я ещё не жирная... Что-то надо делать и для тела.

Ну ладно, я думаю: всё должно идти от сердца, от головы... Не обязательно от красивого грима или носа. Но мы должны думать и о тех, кто видит нас в кино или по телевизору. Хотят ли они видеть что-то подобное? Или они скажут: ну вот, она уже в возрасте...

1 декабря 1972 года

«Сезар и Розали».

Я так счастлива, что снялась в этом фильме, и от такого счастья даже ужасная и напряжённая работа по озвучанию делается вполне выносимой.

Что мне понравилось в «Сезаре и Розали» даже больше, чем успех фильма, так это работа с Клодом Соте. Он мой любимый режиссёр, потому что он дружит с актёрами.

Он просто величайший, и каждый миг вместе с ним — что-то особенное.

Я всегда выискиваю изюминки — то, что я под этим понимаю. Роли, которые мне нравятся, и режиссёры: кто нравится мне и кому нравлюсь я.

Декабрь 1972 года

Я бы с огромным удовольствием сделала немецкий фильм, только если бы он был хороший. Среди последних немецких предложений не было ничего подходящего. Играть Еву Браун в английском фильме о Гитлере я бы, например, тоже не хотела. Что ещё? Следующим будет у меня французский фильм «Поезд» по Жоржу Сименону. Правда, название придётся изменить, потому что есть американский фильм с таким же названием.

Без работы я не могу жить. Несколько недель отпуска нужны, но шесть месяцев без кино — этого мне не выдержать.

28 декабря 1972 года

Многие люди скучны, это меня утомляет. Я не готова отдавать, ничего не получая взамен.

Январь 1973 года

Я ужасная эгоистка.

5 апреля 1973 года

В мае я делаю новый фильм. Потом всё должно проясниться. Я должна понять: всё, пора кончать с этим.

Я хотела бы опять жить в подходящей квартире, вовсе не в роскошной. Я хотела бы опять видеть вокруг себя нормальных людей, не этих конченых типов из кино, которые меня годами сопровождают.

Начало июня 1973 года

Всё, я больше не выдержу. С утра я уже готова шваркнуть этого мужика об стену. Думаю, тут уже ничего не поправить.

Сейчас он уезжает в Мюнхен. Тут он уже рассорился со всеми коллегами в Резиденц-театре. Точно как на киностудии, когда я работаю. Он постоянно торчит тут же и пытается давать моим режиссёрам добрые советы. Они этого тоже не выносят. Он их раздражает. Неправда, что он меня чему-то научил.

Я не хочу вечно жить под кнутом господина Мейена. Да, мы разводимся. Харри хочет получить все мои деньги. Я уже много денег истратила на мужчин. Но чтобы кто-то из них хотел всё — это впервые.

Во-первых, в начале нашего брака я отказывалась от многих предложений и никогда потом не жаловалась. Во-вторых, мой муж мог бы сам работать по договорам, и я никогда этому не противилась. Поэтому я не считаю нормальным сейчас заботиться о содержании господина Хаубенштока. Как его жена я, разумеется, никогда не была обязана заботиться и о своем собственном содержании.

Пока мы сошлись на расставании, но не на разводе. Мы не хотим травмировать нашего сына Давида.

15 июня 1973 года

Хотелось бы в будущем сбавить темп, меньше работать и купить дом в деревне, где я жила бы с моим сыном Давидом. И ещё одного ребенка я бы хотела — сейчас это моё самое большое желание.

Страха перед старостью и морщинами на лице у меня нет. Я переживаю сейчас очень хороший период и использую его. Может быть, когда-нибудь меня упрекнут, что я слишком много снимаюсь. Но никогда никто не скажет, что я делаю это легко или что играю неинтересные роли.

25 июня 1973 года

Я чувствую себя снова свободной.

28 июня 1973 года

Я снова буду парижанкой. Во Франции начинались все новые периоды моей жизни. И опять я начинаю с нуля — и радуюсь этому.

При каждом повороте моей жизни я возвращаюсь во Францию. Я ещё никогда не оплакивала прежние истории. Париж — это всегда начало.

Сегодня я наконец начинаю понимать, как не бежать прочь от себя самой.

16 июля 1973 года

Мы хотим часто видеться, лучше всего, если каждый будет иметь у себя комнату для другого.

Харри, не мысли всегда так логично, ты же во всём так ужасно логичен, и не держи меня за дурёху, или ты и правда считаешь, что я сама ничего не могу решить?

Ясное дело, все уже раззявили рты насчет финансовых условий нашего расставания. Мне уже абсолютно всё равно, как люди делят, кто что заработал, даже если они жили так, как мы. Больше мне на эту тему нечего сказать. Только то, что не так просто отбросить такие отношения, как у нас с Харри. Посмотрим, как я пойду дальше. Но измениться должны мы оба.

24 июля 1973 года

Если мы ещё хотим что-нибудь делать вместе, то каждый из нас должен научиться воспринимать себя как самостоятельную личность, осознавать её и развивать.

Июль 1973 года

В действительности я просто опередила своё время. В те годы, когда ещё и речи не было об освобождении женщин, я предприняла своё собственное освобождение. Я выстроила свою судьбу сама, и я ни в чём не раскаиваюсь.

Середина августа 1973 года

«Любовь под дождём».

Жан-Клод Бриали — старый друг, мы оба понимаем, что снимаем отнюдь не «Леди Макбет», но это очень красивый фильм, мне очень нравится его поэзия и деликатность Жана-Клода.

30 октября 1973 года

«Взбесившийся барашек».

С Жаном-Луи Трентиньяном можно много смеяться, а ведь не с каждым партнёром это получается. Он вообще потрясающий коллега и друг.

24 ноября 1973 года

«Взбесившийся барашек» — мой третий фильм за четыре месяца.

Никогда ещё в моей жизни я не работала так много, но это же очень хорошо! Между съёмками этих фильмов у меня не было даже трёхдневного перерыва. Но я вовсе не чувствую перенапряжения. Работать мне приятно. Я живу перед камерой. Наконец-то у меня есть возможность играть роли, которые мне нравятся. Я воплощаю совершенно различные женские типы и играю одну красивую любовную историю за другой. Я хотела бы играть только истории любви. Когда я думаю о будущем годе, у меня кружится голова. Следующие двенадцать месяцев у меня не будет и недели отпуска.

В начале декабря уже начнутся съёмки «Адского трио» с Мишелем Пикколи.

10 декабря 1973 года

Ни единой недели отдыха между фильмами! Но я чувствую себя хорошо. Потому что чувствую, что я на самом деле живу.

Наконец-то я играю в своих фильмах настоящих женщин, тех, у кого разные характеры, но одно их связывает: все они переживают истории любви. Просто чудесные истории. Вот бы и играть только такие роли!

Конечно, есть риск, что люди мною пресытятся. Но я живу сейчас, а что случится потом — мне неинтересно.

Я чувствую себя довольно-таки сильной.

Конец декабря 1973 года

Роль Филомены Шмидт в «Адском трио» не имеет ничего общего со мной. Я актриса. Зисси, кстати, тоже ничего общего со мной не имела. Я никогда не была в жизни Зисси, а уж Филоменой и того меньше.

8 января 1974 года

С моим добрым именем после этого фильма в Германии будет навсегда покончено. «Адское трио» снималось во Франции.

21 февраля 1974 года

Я всегда дохожу до предела, даже если это и не так уж хорошо. Мне нравится доходить до границ возможного, как в профессии, так и в чувствах. Я ни о чём не жалею! В жизни нужно много страдать. Жизнь слишком коротка, так что нужно успеть пережить всё-всё хоть раз.

Апрель 1974 года

Вот чего я немножко опасаюсь. Я боюсь наскучить публике, потому что она меня видит очень часто, и ещё иногда боюсь нервного истощения. Но у меня есть предчувствие, что я выдержу, и я никогда не забуду, как Клод Соте, который на съёмках «Мелочей жизни» вернул мне доверие к самой себе, сказал однажды:

«Продолжай, пока не потеряла вкус к этой работе. Ты всё можешь».

А вот страха, что моё лицо обнаружит возраст или усталость, у меня нет. Есть только страх сыграть плохо. Стараться хорошо делать своё дело куда важнее, чем высматривать в зеркале свои морщины.

Конец апреля 1974 года

Это было очень тяжело. Роль Надин Шевалье в фильме «Главное — любить».

В своей профессии я всегда боюсь вытащить из себя не всё, что могу. Каждый фильм, где я участвую, для меня как испытание, которое я непременно должна преодолеть. Всегда я должна превосходить саму себя.

Май 1974 года

Съёмки «Главное — любить».

Жулавский, если ты чего-то от меня хочешь, то подними свою задницу и не гоняй ассистенток туда-сюда. Пора наконец привыкнуть, что женщины — не мальчики на побегушках. Кончай со своими замашками паши!

И Тести, я тебя не буду целовать! Ты небрит, и я уверена: у тебя грязные ноги. Почисти сначала зубы, ты, придурок!

Мы можем снимать.

Уж извини, но так никакие нервы не выдержат. Мы снимаем час за часом фильм об эмансипации женщин, а за камерой властвуют мачо, как двадцать лет тому назад.

Я знаю, что могу быть несносной, но моя агрессивность — это только оборонительный вал: из опасения, что вдруг я работаю не с максимальной отдачей.

У меня было четыре учителя: Висконти, Уэллс, Соте и Жулавский. Величайшим был Висконти. Он научил меня, как учит он каждого, кто с ним работает, своему собственному способу доходить до вершины и своей дисциплине.

«С актёрами нужно обращаться нежно, их ведь так легко сломать». Фраза Надин Шевалье из фильма «Главное — любить».

26 июня 1974 года

После моего разрыва с Харри Мейеном меня в Германии определили как «ещё более нагую, ещё более красивую и ещё более эксцентричную». Газеты делают вывод, что я заполняю любовниками свою новообретённую свободу. Подобные свидетельства я вообще больше не читаю. Если мой новый фильм, «Адское трио», пойдёт в Германии, то для приверженцев Зисси это будет уж совсем чересчур. Там есть эпизод, где я сама себя удовлетворяю. Сначала я не могла и подумать, что сделаю это. Франсис Жиро, режиссёр, сказал мне: «А ты просто представь себе, что ты одна в своей ванной комнате...» И я тогда ответила: «Ну ладно, но ты, пожалуйста, отошли отсюда хоть несколько человек...»

Моя новая свобода — это прежде всего попытка думать по-новому. Это моя единственная возможность изменить себя, хотя бы вытащить себя из тупика, на котором прибита табличка «Роми Шнайдер». Вы понимаете? Я просто думаю, что идеальные образы однажды могут рухнуть с лестницы, и тогда до самого конца проживается ненастоящая жизнь. Да, об этом я думаю только теперь. Раньше я себя безумно хотела убедить, что я, Роми Шнайдер, могу вести обычную жизнь — как все. Такое я говорила в интервью, утверждала: отдыхаю как все, проживаю день как все. А сегодня я точно знаю, что так называемые будни для меня вообще невозможны. Без ролей я не могу жить.

Жулавский относится к тем людям, у которых я могу учиться. У таких режиссёров, как Анджей Жулавский или Франсис Жиро, я работаю за низкий гонорар. В бутафорских фильмах я вообще не могу сниматься. Но эти люди говорят мне, чего можно достичь вместе. Они не отбирают у меня мою собственную манеру, не позволяют мне оробеть. Этот способ работы продвигает меня много дальше, чем другие.

Одиночество между фильмами я сейчас переношу тяжелее, чем раньше. Съёмки придают моей жизни интенсивность, и это идёт мне на пользу.

Повседневности мне ещё предстоит учиться. В браке был налаженный быт, и при нём каждый давал друг другу ту труднообъяснимую уверенность, что супруг тут, вот он... но этого было слишком мало.

Пожалуй, нужно опять влюбиться.

9 августа 1974 года

Я засадила себе в ногу двухсантиметровый осколок стекла. Танцуя! Я была в отпуске в Греции и в Афинах попала в очень весёлую компанию, много немцев, ну да, а греки, когда входят в раж, разбивают жуткое количество тарелок.

Конечно, осколки сразу выметают, но я была в таком азарте, что не дождалась метлы и продолжала танцевать, причём, ясное дело, босиком! Зато теперь, когда всё прошло, я могу посмеяться над этим.

Нравятся вам мои духи? Я смешиваю их сама. А рецепт держу в тайне.

Мы с Харри в любом случае встретимся в Сен-Тропезе. Там мы проведем каникулы вместе с нашим теперь уже восьмилетним сыном Давидом. Я сняла там маленький дом.

Нет, работать в театре с моим мужем никогда бы не получилось!

Сен-Тропез, 21 сентября 1974 года

Бедная Брижит, самая несчастная на всем пляже! Я несколько раз вместе с ней плавала, и если рядом проходил катер и любопытные глазели в иллюминаторы, чтобы разок увидеть Бардо, то она им иногда даже показывала язык!

Здесь все мои друзья. Слава Богу, никто из них не имеет ничего общего с моей профессией.

Да нет, профессию я выбрала себе правильно: я же нуждаюсь в успехе!

С самого начала я стремилась наверх. Я точно помню, как после первого фильма я сказала матери: хочу стать величайшей и ничего не хочу делать наполовину!

Проще говоря, в 45 лет я хотела бы сыграть столетнюю. Кое-чем рискнуть — это же привлекает каждого актёра.

«Адское трио» неприличное? Сказать вам, что я нахожу неприличным? Когда один немецкий журнал публикует фото — отдельные части тела моего партнёра Мишеля Пикколи, которые в фильме вовсе не показаны! Это шокирует не только публику, но даже и меня!

Спать с кем попало — вот чего я совсем не могу! Брижит — симпатичный человек, но я полагаю, у нас с ней не так уж много общего.

Она была слишком юной и слишком нерешительной, когда Роже Вадим взял её в оборот. Теперь ей сорок, но она всё ещё как ребенок.

Если я смотрю назад: чего-то мне всё же не хватает. Харри — человек, который трудно выказывает чувства, а мне как раз это нужно. Я — полная противоположность ему. Но ещё больше мне нужна моя свобода.

Сентябрь 1974 года

Моя мораль может быть людям безразлична. Я играю эти роли, чтобы обрести своё лицо. Я не раскаиваюсь ни в чём из того, что сделала.

Я всего лишь 36-летняя женщина, которой нужна свобода, чтобы жить непринуждённо, как другие женщины.

27 октября 1974 года

У меня впечатление, что мои немецкие земляки меня просто ненавидят. Меня не только обругивают, но порой дело доходит чуть ли не до рукоприкладства. Сейчас в Германии идут три моих фильма, и насчёт того, как их там понимают, у меня есть что сказать.

30 октября 1974 года

Я защищаюсь от бестактности. Свою частную жизнь я хотела бы оградить насколько это возможно. О своей работе я в любое время даю информацию.

Роль в «Поезде» — лучшее, что мне предлагалось в последние годы.

Я уехала из страны, потому что кроме Зисси мне ничего не предлагали. Но потом это было превратно истолковано как предательство. Не уехала бы я тогда во Францию — никогда не получила бы такого развития. Если из Германии придёт подходящий интересный материал — всё равно, сценарий или пьеса, — то в любой момент я его приму.

3 ноября 1974 года

Если прекращается везение, то выручает мастерство.

Завтра всё это может кончиться. Одного плохого фильма достаточно, чтобы все хорошие фильмы канули в забвение. Все говорят о провале. Это меня, конечно, пугает, но представление, что я могла бы профессионально однажды рухнуть вниз, не ужасает меня. Всё, что касается возможного провала, я поняла уже давно.

Я только не могу себе представить, что снова жила бы в Германии, но хотела бы там хоть раз сыграть в театре на моём родном языке, потому что ни разу в жизни этого не делала.

Роль в «Адском трио» привлекла меня тем, что она ироничная и даже саркастическая. Но с воплощённой мною личностью я не имею ровно ничего общего. Я никогда не играю саму себя. Кто видит это по-другому, тот ошибается.

В ролях, что мне предлагают, мне важнее всего сценарий, затем — имя режиссёра, и наконец — партнёры по фильму.

Поэтому я нечасто ошибаюсь. Я хотела бы играть разные роли, выдать лучшее из того, что я могу, и отношусь к себе критически. Знаю, что плохо, что посредственно, а что действительно хорошо. Тут меня не переубедишь.

Нужно ли говорить, что Давид значит для меня очень много? Это звучит патетически, но что-то другое было бы для меня и моего сына слишком печально.

Нет, с Зисси уже покончено. Я её уже давно забыла. Если она ещё торчит в чьих-то головах, то это их проблема, не моя.

В понедельник мы начинаем съёмки нового фильма «Невинные с грязными руками». Впервые с режиссёром Клодом Шабролем. Сейчас я мечусь от одной примерки костюмов к другой, а между ними — обсуждения, фотосессии и интервью.

К ток-шоу я уже прекратила готовиться. Я знаю этого господина Шёнхерра и знаю, что это выступление будет мне на пользу.

Страх перед немцами? Скажем так: желание играть в Германии в театре сильнее этого страха.

Многие скажут: ну вот, теперь она нагнетает антинемецкие настроения. Но у меня были профессиональные и личные причины играть в «Поезде», обижаются на меня за это в Германии или нет. Я всегда стою за то, что делаю, даже если я и ошибаюсь. У меня был шанс, теперь посмотрим, что из этого выйдет. Для меня не существует вершин в карьере, я хотела бы работать и учиться. Всё ещё. И когда-то найти верный момент, чтобы закончить. Может быть, до этого момента ещё много времени, но сколько — этого я не знаю. Вещи, которые я планирую, я хотела бы сделать быстро.

21 ноября 1974 года

Я люблю играть в фильме сразу две роли — как это было в «Адском трио», а теперь у Шаброля в «Невинных с грязными руками».

24 ноября 1974 года

Надеюсь, публике я ещё не надоела.

Декабрь 1974 года

1974-й был для меня как актрисы очень хорошим, а как для частного лица — очень плохим. Надеюсь, в следующие двенадцать месяцев мне удастся придать моей жизни окончательную форму.

Телеграмма её матери Магде Шнайдер

Декабрь 1974 года

Моя мама — что касается профессии, то большего успеха не бывает — моя личная жизнь на нуле — позвоню тебе утром в воскресенье — как всегда твоя Роземари слегка печальная, слегка одинокая.