Я смотрю хоккей

День пятнадцатый

Сегодня полдня бродил по городу, прощался: послезавтра в девять утра домой.

Заодно надо было выполнить слезную просьбу знакомого болельщика — купить лыжную мазь под названием «эксилит». Исходил безрезультатно пешком полгорода — нигде нет, ни в одном магазине. Финский сфикс есть, а шведского эксилита нет. А ведь скажешь дома, что чего-то не достал в Стокгольме, не поверят. Как это так: «Там, у них (Райкин замечательно эти слова говорит, да еще рукой жест такой в «их» сторону делает), и вдруг нет. Быть такого не может…» Оказывается, может.

Днем игрался единственный матч Швеция — США. Игра получилась занимательная. Шведы выиграли 10:4.

Вечер провел с болельщиками.

Можно сказать, всю свою сознательную жизнь я прожил в спорте, но так и не могу до конца понять сущность этой загадочной болезни. Болезни, которой больны футбольные и хоккейные болельщики. В детстве и юности все мы подвержены каким-нибудь страстям — марки, животные, монеты, гербарии. Но у подавляющего большинства все это проходит с возрастом. Футбольная и хоккейная «болезни» не покидают миллионы людей до глубокой старости. Число фанатиков театра, кино, меломанов, библиофилов ничтожно по сравнению с числом болельщиков. Для меня это непостижимая тайна — откуда берут время инженеры, рабочие, школьники, служащие, студенты, если надо прибыть в любой час дня и ночи на игру или тренировку «своей» команды. И откуда они все знают?

Мы поздно вечером возвращаемся из поездки, и, прежде чем распустить нас по домам, тренер предупреждает:

— Завтра тренировка в Сокольниках.

К назначенному сроку подхожу ко входу на каток, и там толпится уже не менее двух сотен ожидающих начала нашего занятия. Большинство из них я знаю в лицо — они из года в год, зимой и летом, следуют за нами повсюду, где бы ни назначена была наша очередная игра или тренировка. Иногда я с удивлением узнаю знакомое лицо перед входом на стадион где-нибудь в Горьком, Ленинграде или Свердловске.

…Это может случиться до или после матча, до или после тренировки, в Лужниках, на «Ширяевке», в Сокольниках или ЦСКА, днем, утром или вечером — место и время действия могут меняться. Но стоит хмне остановиться, встретив знакомого, и я точно знаю, что случится дальше. Это повторялось тысячу раз. О чем мы разговариваем — тоже неважно. Но спустя пару минут метрах в десяти от нас соберется довольно солидная группа людей. Они будут молча и недвижимо стоять некоторое время на почтительном отдалении от нас. Мет, они затем не разойдутся. Просто они сделают два-три шага вперед. Потом еще, еще… Спустя десять минут мы уже стоим в тесном кольце молчаливых и не пропускающих ни одного нашего слова слушателей. Они могут простоять там сколько угодно, простоять до тех пор, пока мы не распрощаемся. И тогда разойдутся так же молча. Что они узнали? Что нужно им было от нас? Мы ведь не произнесли ни слова о хоккее… Ничего не понимаю.

В этой страсти нет ничего от корысти в общепринятом смысле этого слова. Скорее наоборот. Как сказал Остап Бендер, «Время, которое мы имеем, это деньги, которых мы не имеем». А времени у болельщиков уходит уйма — целые годы.

Но и «рыцарями чистого спорта» болельщиков тоже не назовешь.

Гроссмейстер Тигран Петросян играл свой последний матч со Спасским и был в трудном положении. Чемпионская корона уплывала в другие руки. Каждый свободный час был у него на счету: чтобы проанализировать отложенную партию, подготовиться к следующей, не хватит и суток. Но на все футбольные и хоккейные матчи «Спартака» он являлся аккуратнейшим образом. И после матча не спешил домой. Ему еще надо было во всех подробностях обсудить со знакомыми детали этой игры, прогнозы на ближайшее будущее, выяснить, хорошо ли чувствуют себя спартаковцы, как дела у их главных конкурентов…

Вот вам типичнейший пример этого «корыстного бескорыстия» болельщика. Для своей команды он пойдет на любые жертвы. Но только для своей. Он не бросит важных дел ради интереснейшего матча «чужих» команд, но отложит самое неотложное свидание, чтобы посмотреть на «своих», даже если играют они с заведомым аутсайдером.

Мой приятель, горьковский журналист, рассказывал мне о своих земляках — знаменитых физиках, профессорах, докторах наук — сотрудниках НИРФИ, крупнейшего радиофизического института, которые все, как один, — хоккейные болельщики. Стадион автозавода, где проходят матчи горьковского «Торпедо», находится примерно в часе езды от центра города. Места там ненумерованные, и, чтобы занять удобное, надо приехать не менее чем за час до начала матча. Да сама игра длится два часа. Да обратный путь. Да мороз иногда доходит до 30 градусов. Но всякий раз с пунктуальностью истинных представителей точной науки ученые НИРФИ проделывают этот тернистый путь. Но вот что интересно. По словам того же журналиста, бывая в командировках в Москве, они не успевают — находятся другие дела — попасть на центральный матч чемпионата в Лужники. Времени не хватает? Да нет, не играет «их» команда — горьковское «Торпедо».

Меня трогает в болельщиках их страстное и искреннее желание принести какую-то пользу, помочь своей команде, сделать для команды, для игроков, для тренеров что-то хорошее. И остается только склонять голову перед изобретательностью, которую при этом проявляют болельщики.

У нас в «Спартаке» каждый игрок знает персонального пенсионера Василия Степановича Рощина. Он из тех, кому известны часы всех наших тренировок, кто не пропускает ни одного нашего матча. При этом он никогда не клянчит пропуск или билетик по блату. Он честно выстаивает в очередях сам. Но это к слову. Знаменит он другим: своими беседами.

Скажем, узнав, что я собираюсь жениться, он долго расспрашивал меня о Гале, о гом, как я представляю себе будущую нашу жизнь.

— Смотри, — закончил он нашу беседу. — Главное, чтобы не была жена домашней собачкой.

Этот разговор состоялся давно, но видите, я его запомнил. Наверное, из-за образного выражения «домашняя собачка». Употребил Василий Степанович его не случайно: к каждой своей «душеспасительной» беседе он серьезно готовится.

Мы уж с ним давно не беседовали. Видно, за меня он спокоен: взрослый, женился, остепенился. А за разговором с молодыми застаю его часто.

Недавно я познакомился с инженером Леонидом Шепшелевичем. Он узнал, что я начал писать книгу, и принес мне толстенную папку, битком набитую вырезками из наших и иностранных газет и журналов. Все эти вырезки посвящены мне. Он собирал их десять лет и вот принес: может, что-нибудь пригодится для книги.

У нас есть болельщики, которые по собственной инициативе ходят по всем московским стадионам и высматривают способных мальчишек. Обо всех своих находках они докладывают спартаковским тренерам. Не всегда их оценки оказываются безошибочными, но с некоторых пор тренеры прислушиваются к сообщениям этих самодеятельных агентов очень внимательно. Да и как же иначе? Это они нашли нам Сашу Якушева — он теперь игрок сборной страны — и Гену Крылова, одного из лидеров молодежной сборной.

…После нашего проигрыша в Гренобле сборной Чехословакии я почему-то все время мысленно оправдывался перед композитором Яном Френкелем. Почему перед ним? Весь вечер накануне матча он провел с нами, весь вечер играл и пел свои песни. Я думал: вот он сделал все, чтобы у нас было хорошее настроение, чтобы мы как следует настроились на матч и победили, а мы… А в Тампере к нам пришел Игорь Ильинский — человек, которого при жизни называют великим актером и на концерты которого невозможно достать билет. И он, не жалея сил и не экономя время, дарил нам свое искусство.

Когда-нибудь социологи, наверное, доберутся и до этой обширнейшей части рода человеческого, которая у нас называется болельщиками, в Италии — тифози, в Югославии — новиячи, словом, в каждой стране по-своему. У социологов будет благодарное поле для исследований. Что заставляет этих людей страдать и радоваться на стадионах? Что объединяет их еще, кроме этой страсти?

Быть может, собственная физическая неполноценность, помешавшая им самим стать тем, кем они мечтали стать когда-то, большими спортсменами? Верно, я знаю людей, которые ни разу в жизни не ударили ногой по мячу, не встали на лыжи, не пробежали полсотни метров, но которые обладают поистине энциклопедическими познаниями в спорте и болеют за нас неистово и неизменно. Но точно так же знают все о спорте и не менее горячо болеют полнокровные здоровяки, в чью жизнь спорт вошел не только как зрелище.

Подавляющее большинство постоянных обитателей футбольных и хоккейных трибун — мужчины. Но я далеко не уверен в том, что они составляют и подавляющее число наших болельщиков. Просто они не так заняты домашними делами, как женщины. Однако я и сам видел и слышал от других, что во время трансляции матчей по телевидению места у домашних экранов распределяются между представителями обоих полов поровну.

…Всякий раз, когда мы выходим из-за кулис лужниковского Дворца спорта в зал, я вижу на одних и тех же местах по левую руку от нас двух хорошо одетых дам — Галину Семеновну и Елизавету Васильевну. Их знает в лицо — и, вероятно, по имени-отчеству тоже — каждый московский хоккеист команды мастеров. У меня, например, такое ощущение, что если бы однажды, выходя на поле, я их не увидел, то удивился бы не меньше, чем если бы на поле вдруг не оказалось ворот… Мы идем дальше, огибая площадку слева, и в первых двух-трех рядах у диспетчерской будки всегда видим стайку молоденьких девушек. Нельзя сказать, что ее состав неизменен. Постепенно мы привыкаем к каким-то новым лицам в этой стайке. Посидев так месяц-другой, это самое «новое лицо» в один прекрасный день после матча вдруг появляется у нашего автобуса. Раз, другой, третий… Иногда со временем оно исчезает совсем. Но бывает и иначе. Бывает, приходит однажды кто-нибудь из молодых на тренировку с обновкой — золотым колечком на безымянном пальце правой руки. А после тренировки у выхода его уже ждет то самое «новое лицо» и тоже с обручальным колечком. И он говорит мне:

— Знакомься, моя жена…

Теперь я больше не увижу мою новую знакомую в той стайке у диспетчерской будки. Но я знаю, где ее искать, — чуть дальше по пути нашего движения из-за кулис к площадке, на тех местах, где сидят жены спартаковских хоккеистов.

Вот вам и мужчины с их «подавляющим большинством»… Нет, установить закономерности на глазок, без помощи социологов просто невозможно. Но одна черта, объединяющая всех болельщиков, нам, спортсменам, хорошо известна. Все они, как один, гордятся своим званием «болельщик» и своим стажем. И не только гордятся, но в глубине души уверены в своем праве на какие-то привилегии перед прочими смертными. Сколько раз совершенно незнакомые люди подходили ко мне на стадионе или на улице со словами:

— Я двадцать лет болею за «Спартак»…

Эти слова в их устах звучали как пароль или выглядели как удостоверение личности, владельцу которого каждый спартаковец обязан оказывать всяческое содействие. И что вы думаете, так оно на самом деле и получается. После такого вступления у меня язык не повернется сказать болельщику, что я занят или тороплюсь, я покорно отвечаю на все его бесчисленные вопросы. Как-то, совсем недавно это было, после игры, в которой я страшно устал, меня остановил в вестибюле Дворца спорта пожилой человек. Я давно знаю его в лицо, но лично с ним незнаком.

— Я болельщик «Спартака» с 25-летним стажем. Я коллекционирую программы ваших матчей. Мне нужны на всех ваши автографы. — Он достал толстую пачку лужниковских программок и протянул мне. Наверное, не меньше часа заняла у меня эта работа…

Не могу сказать, что этот пароль — «Я — болельщик» сам по себе открывает его обладателю доступ к моему сердцу. Далеко не все болельщики мне одинаково симпатичны. Не понимаю людей, которые могут часами стоять и слушать частные, не имеющие к ним никакого отношения разговоры. Не понимаю людей, которые нормальному отдыху, книгам, всему на свете предпочитают малопочтенное занятие — бесконечно тереться вокруг спортсменов, ловя каждое слово, таская чемоданчики, выполняя обязанности мальчиков на побегушках. Не понимаю людей, для которых все мы — и их сверстники, и даже те, кто постарше, — «Борьки», «Сашки» и «Кольки» и к которым они не знают иного обращения, чем «ты».

Но как бы там ни было, они, болельщики, самые главные для спортсменов люди. Все самые яркие и счастливые события нашей жизни не только посвящены им и вдохновлены ими, но без их участия потеряли свою яркость, поблекли бы, превратились в заурядные эпизоды. Не знаю, как прочие виды спорта, но футбол и хоккей живут только как зрелища. Они умерли бы, не окажись в один прекрасный день вокруг зеленых и ледяных полей привычных рамок трибун — свистящих, кричащих, бушующих, поощряющих, осуждающих, чутко реагирующих на все, что происходит на поле. И какой пресной стала бы наша спортивная жизнь, вырванная из этого странного и до конца никем не разгаданного мира — мира болельщических страстей.