— Есть!
Никчемный, жирный телохранитель так и не увидел подкову, нацеленную ему в затылок.
Только что этот болван таращился на безмятежный залив — и уже в следующую минуту тяжело рухнул в траву. Окровавленную подкову подобрала рука в черной перчатке и отложила в траву вместе с остальными. Неторопливо нагнувшись, неизвестный схватил охранника за щиколотки. Обмякшее тело проволокли ногами вперед по выложенной каменными плитами дорожке, о которую безвольно стукалась голова, мимо розария и через гараж. Двери были распахнуты, неподвижное тело втащили в туннель.
Зверь торжествующе бросил тучное тело охранника рядом со вторым, лежащим без сознания, связанным и с кляпом во рту. Это было почти так же здорово, как пристрелить Сантоса и бросить его тело в огонь.
Убийство — ни с чем не сравнимый кайф.
Особенно когда оно означает, что тебе не придется делиться с ненавистными тебе людьми тем, что принадлежит тебе по праву.
Уж он-то это знает — зверь, который выслеживал Лукаса Бродерика и Чандру Моуран всю прошлую неделю, — ибо он уже убивал четыре раза. И ему это нравилось.
Первое убийство было самым трудным.
Вторым он прикончил Гертруду Моуран.
Третьим трупом на его счету стал Мигель Сантос.
Четвертым — постороннее существо, которое осмелилось вселиться в его тело и пыталось запереть зверя в клетку.
Это непрошеное существо было обаятельным, внушающим симпатию и имело множество фальшивых друзей. Ему было наплевать на то, что зверь кипит от ярости, обиды и ненависти всякий раз, когда это фальшивое существо любезничает с такими же насквозь фальшивыми друзьями.
Но зверь навсегда покончил с этим существом. Хватит улыбок, от которых их общие губы твердели и подергивались, довольно лжи, от которой тошнит его настоящего.
Продолжая размышлять, зверь методически раздевал телохранителя, связывал его и затыкал рот кляпом. Затем зверь напялил на себя мешковатый мундир, нацепил значок и взял оружие.
Наконец зверь в полной мере почувствовал свою силу. Он стал всемогущим — как Бог.
Зверь запер медный замок на двери туннеля и вышел из гаража под слепящие лучи послеполуденного солнца.
Висящий мешком мундир был душным и колючим.
Ну и что?
Скоро станет темно и прохладно.
С опушки, затаившись среди мескитовых и китайских сальных деревьев, зверь наблюдал, как «линкольн» Лукаса сворачивает на аллею. Черные глаза сузились, когда Лукас выбрался из машины с охапкой роз. И стали щелками, когда Бет выбежала из дома и, раскрасневшись, со смехом принимала букет. Ее роскошные золотистые волосы разметались по плечам, проклятый ублюдок подхватил ее на руки, прижимаясь губами к ее рту.
Будь проклята эта сучка!
Как, черт возьми, она выбралась из фургона? Она должна была сгореть без следа.
Гнев переполнял каждую клетку его тела. Будь проклят этот лживый предатель адвокат за то, что прятал ее!
Зловещие булькающие звуки вырвались из горла зверя при виде того, как крепко и страстно Бет поцеловала Бродерика.
Пальцы от зуда забегали на гладком спусковом крючке.
Внутренний голос предостерег: «Не спеши, еще не время».
К дому подкатил микроавтобус, в котором сидело шестеро или семеро мальчишек. Задние дверцы распахнулись. Двое сыновей Бродерика выбежали из дома и устремились к автобусу.
После отеческого наставления Бродерика и нежных объятий Бет сорванцы влезли в автобус вместе со своими рюкзаками.
Но пронырливый мальчишка с конским хвостом опустил зеркальные солнечные очки и вперил в зверя пристальный взгляд сквозь окно удалявшегося автобуса.
Растаяв в объятиях друг друга, Бет и Лукас, очевидно, решили, что теперь весь дом принадлежит им, и предвкушали романтический вечер.
Мало же они знают!
Зверь не мог дождаться мига, когда сумеет прокрасться к ним и шепнуть: «Есть!»