Я у мамы инженер

Глава 6 Локация: «☘»

Обуреваемый мрачными мыслями я дошел до дома. За прошедшую пару часов, висящее в лифте объявление было немного модифицировано моими соподьездниками. Ярко красным маркером было добавлено заглавное «С» так что текст, теперь читался так:

Из лаборатории министерства обороны сбежал редкий, ядовитый СРАКОПАУК Валера.

СРАКОПАУК КРАЙНЕ ЦЕНЕН ДЛЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ НАУКИ!!

Изображенному на фото раку неизвестные доброжелатели, тем же маркером подрисовали покрытые редкими волосками огромные фасетчатые глаза насекомого и здоровенный сфинктер вместо пасти. Не могу сказать, что портрет рака это сильно испортило – рак и до этого был не красавец.

– Хулиганы, – с акцентом сказал я, выходя из лифта. Шутка мне понравилось.

На лестничной площадке под моими дверями было неожиданно людно. Несколько проживающих в подъезде старушек, вытянув морщинистые шеи прислоняли головы к стене, прислушиваясь к происходящему… в моей квартире?

Точно. Что они там выслушивали, тоже было предельно очевидно: оставленный на пару часов без присмотра котик завел свою шарманку, требуя еды и внимания. При том, что если раньше это было просто заунывное мяуканье, теперь это была распеваемая тоненьким голоском кота горестная песнь:

– Кушаньки хочу, кушаньки. Где моя еда, что мне есть? Бросили, меня бросили. Умираю я без еды совсем…

Господибожемой, вздохнул я. Только этого мне для полного счастья не хватало.

– Ты пошто ребенка одного в квартире оставил, – грозно спросила меня главная среди подъездных старушек альфабабка Валентина.

– Какого ребенка? – Деланно удивился я, – Пусто в квартире. Вакуум.

По бабке было заметно, что она не поняла ни слова. Огромная, толстая, больше всего похожая на оплывший весной сугроб, старая ведьма подобралась поближе, очевидно собираясь зайти в квартиру вместе со мной. Бороться с этим стихийным явлением природы было совершенно бесполезно. Войдя в предбанник, я открыл дверь в квартиру, и чуть посторонился, давая бабке оглядеть прихожую и гостиную.

Кот при этом, вился между моих ног, и, воздадим же хвалу всевышнему – молча. Я машинально поднял кота, который заизвивался как угорь в руках, устраиваясь поудобней.

– Вот видите – никого в квартире нет, сказал я, – это игрушка пищала. Тамагочи.

– Чаво это?

– Пищалка, блин. Выключить забыл, вот она и пищит.

И пользуясь тем, что бабка могла обдумывать только одну мысль за раз, закрыл дверь. Было слышно, как бабка что-то объясняет товаркам. Доносились слова «участковый» и «ювенальная юстиция».

– Хуягочи, – неожиданно внятно сказал кот, увидев что опасность миновала, – Кормить меня пора.

– А больше ничего Ваше лупоглазое величество не желает? – с сарказмом спросил я.

– На пол меня поставь, – сказал кот, – и не поднимай больше. Не люблю.

– Ой, какой ты чувствительный мальчик Томми, – сказал я опуская кота на пол, – скажи лучше, почему ты под дверями сидишь, а на улицу не выходишь?

Действительно, кот всегда живо интересовался отрытой дверью, путался под ногами у входящих, но выходить в коридор не пытался.

– Там опасность, – сказал кот, – там огромные чудовища. Орки. Меня могут убить.

В словах кота был определенный резон. Это мы, мужчины, быстро привыкли к тому, что нам, в общем-то, ничего не угрожает. Даже женщины смотрят на мир немного иначе – опасаясь ходить по темным местам по одиночке. Мир глазами кота был довольно страшен – соседские собаки просто и без затей душили котов для собственного удовольствия. В бетонной коробке подъезда у кота не было ни единого шанса на спасение, от нападения многократно более крупных клыкастых тварей – ни дыр в подвал, ни деревьев.

– Понятно, – сказал я. – Но, под дверями, то зачем караулить? В дом я орков… то есть собак не пущу.

– Женщину жду, – сказал кот, – в подъезде есть женщины. Я чую.

– А, ты об этих женщинах… (До меня не сразу дошло, что кот говорит о кошках.) – Их и я чую, когда мимо дверей бабы Вали прохожу. Если судить по запаху, то их там тысячи.

– Я их звал, но они не приходят. А ведь я такой славный!

– Ты будешь смеяться, кот, но у меня те же проблемы, – сказал я, и пройдя на кухню открыл и вывалил коту очередной пакетик Вискаса. – Понимаешь, мы, мужчины, часто думаем, что мироздание – награждает нас за правильное поведение. Что сегодня ты перевел старушку через дорогу, завтра помог соседке поменять лампочку, а послезавтра, эта самая соседка материализуется, голая, в твоей кровати. Так это не работает. Всем плевать, насколько ты положителен. Если ты помогаешь людям, окружающие девушки сочтут тебя оленем. Не более того. А олени – не сексуальны. Их используют, а не хотят…

Пока я этого говорил, кот, учуявший любимый запах, быстро прочапал на кухню с коридора, и начал жрать, урча и жадно чавкая. «А Васька слушает, да ест», сказал я, вздохнув.

Хотя кому я вру? Этот Васька ест, совершенно меня не слушая. Такова судьба нас, оленей, сказал я, самому себе, выкидывая использованный пакетик от вискаса в мусор. Мне было немного стыдно, за то, что я кормлю кота кошачьим фастфудом, но прирученный к кошачьему корму с младенчества, кот отказывался от любой другой еды.

У Ивана была такая-же проблема с дочкой. Будучи воскресным папой, Иван всегда завершал еженедельную прогулку посещением Мака. Малявка с удовольствием ела Хэппи Мил, получала игрушку и выросла, считая булку с котлетой и жаренную в жиру картошку – вершиной кулинарного искусства и главным атрибутом праздника.

Все попытки Ивана исправить ситуацию – накормить дочу действительно вкусной едой: жаренными на гриле креветками, бутербродом с бужениной или, скажем, салатом с моцареллой и помидорами – терпели неудачу. Девочка деликатно отщипывала кусочек, дежурно говорила: «Спасибо, очень вкусно» и тащила папу в Макдональдс.

По ходу дела, и я и Иван, вырастили идеальных потребителей суррогатов – Иван из дочки, а я из котика.

Мы в ответе, за тех, кого накормили, – подвел итог я, уходя с кухни. Проходя мимо входной двери, я гоготнул. Идея, что я, как кот, буду сидеть под дверями и кричать: «Женщины, женщины, я хочу вас», показалась мне забавной.

Или обидной? У меня в комнате стоит трансизмеренческий портал, а я, вместо того чтоб наслаждаться чудесами и диковинами, сижу на пороге, так как боюсь чудовищ? Или я боюсь признать себе, что гораздо больше чудовищ, я боюсь как-то изменить свою жизнь? Выйти из зоны комфорта?

Твердо решив отправиться путешествовать, я решительно подошёл к стоящему у стены колесу портала и задумчиво провел пальцем по символам. Искать другой мир, на замену столь понравившегося мне –, откровенно не хотелось. Найденная там коллективная могила, столь напугавшая меня вчера, уже не казалось страшной – ну, натолкнулся я на следы криминального разборки и что? Такого и на моей Земле хватает.

Решив поставить точку, я вернулся на кухню, чтоб рассмотреть найденную в песке гильзу, в тайне надеясь, что она будет покрыта патиной, говорящей о том, что расстрел случился десятилетия назад. Но, увы – гильза казалась относительно новой, чуть ли не в заводской смазке.

Заметив на донце гильзы какой-то символ, я поднял гильзу к глазам. Но рассмотреть крохотную надпись не получалось – с годами даже мне стало труднее фокусировать взгляд на подобной мелочи. Тогда я капнул на камеру смартфона каплю воды, превратив телефон в простейший левенгуковый микроскоп.

И, расположив гильзу в фокусе линзы, похолодел. С экрана на меня таращилась свастика. При внимательном рассмотрении мир – оказался 卐. Тема путешествия на пляж закрылась сама собой.

Вздохнув, я подошел к порталу. Что еще оставалось? (_*_), ★, ()(), ☘.

Несмотря на то, что у меня не было уверенности в том, что я правильно понял значок первого мира, я решил его пропустить из соображений безопасности. Мой скворечник не участвует в фестивале, – ни при каких условиях. Мир ★ – тоже был не лучшим выбором. У меня и без него кожа на плечах и лбу подгорела. Мир()() тоже отпадал. Мужчина после сорока, если называть вещи своими именами, может привлечь женщину только помахивая кошельком. Моим кошельком было стыдно помахивать – да если честно, не особенно и хотелось.

Что оставалось? ☘.

Я сразу представил себе, мир огромных, величественных секвой, высотой с многоэтажный дом. Покрытые лесным разнотравьем поляны. Буреломы из покрытых мхом стволов. Чистый лесной воздух, наполненный ароматом трав и хвои. В общем – то, что доктор прописал, для восстанавливающей бодрость духа прогулки.

Решено.

Я подошел к порталу, набрал полную грудь воздуха, как перед прыжком в ледяную купель и нажал на клавишу, запустив портал. Работал он не сказать, чтоб особенно быстро, так что воздух пришлось тихонько выдыхать.

Открывшаяся в окно портала картина, скажем прямо, неприятно удивляла. Секвой не было. Не было также сосен, елей, дубов, разнотравья, бурелома и целебного лесного воздуха.

Ничего не было.

Был такыр. Пустыня такая потрескавшаяся, для тех кто не в теме. Безбрежное море подсохшей грязи, неприятного цвета подсохшей грязи. Не особо ровное – усеянное низенькими холмиками, вроде лежачего полицейского – переростка. Вдали, сквозь пыльное марево, были видны холмы посолидней, изъетые ручьями и ветровой эрозией.

Мрачное, унылое место. Не совсем безжизненное – то тут, то там, торчала зеленая щётка травы, тянулись к небу худосочные растеньица.

– И это, вашу мать, лес? – в сердцах я спросил у мироздания.

Мироздание промолчало. В комнату с кухни было просунулся Беляш, но, оглядев пустошь, втянулся обратно на кухню.

– Айда говна месить, – крикнул я коту, – нас ждут чудеса и диковины.

– Спатеньки хочу… донеслось с кухни, – …давай ночью погуляем, лады?

– Зря. Там могут водиться кошки, крикнул я коту. Кот не ответил.

А я призадумался. Там могут водиться кошки. Блин, да там на самом деле могут водиться кошки! Большие, полосатые кошки.

В этот момент я собирал рюкзак. Я не собирался менять своего решения только потому, что с лесом вышел облом. Если я чего решил – я выпью обязательно. Что есть – то есть. Так что если я решил пойти погулять, я пойду и погуляю. Не знаю, правда, сильная ли это моя сторона, или слабая.

Но вернёмся к нашим кошкам.

Собрав рюкзак – положив туда накидку от дождя, бутыль с минералкой, банку «РедБула» и парочку окаменевших от долгого лежания в морозильнике бутеров с буженинной, которые я хранил на случай внезапных выездов на объекты, я озаботился безопасностью.

Мне уже хотелось гулять, так что я не стал мастерить самое действенное оружие ближнего боя – копье, из ножа и лыжной палки, а просто снял одну из висящих на стене поделок – криповато выглядевшую трубу с криво написанным названием: ЖУТЬ. Поскольку она сыграла большую роль в дальнейших событиях, расскажу о ней поподробней:

Жутью, а точнее медвежутью, называется одна из моих поделок. Несколько лет назад, режим перманентных командировок на строящиеся энергостанции, занес Ивана в тайгу. Настоящую тайгу, без дураков. Настолько настоящую, что Иван, выйдя в обеденный перерыв за периметр, чтоб поразмять ноги и поесть дикой малины, встретил в лесу медведя.

Тварь, как он потом рассказывал, была озлой, огромной и обнаглевшей. Размерами, примерно, с автомобиль. Она ворочалась в малиннике, загребая веточки с малиной когтистыми лапами прямо в раззявленную пасть, полную торчащих в разные стороны желтых зубов.

Иван, сначала оцепенел, но когда тварь повернула свое рыло к Ивану и начала шумно втягивать воздух, как бы пытаясь определить: Кто вторгся в её владения? Кто сидит на её стуле? Кто ест из её тарелки? Ивана отпустило. И он предпочел уйти.

Очень быстро уйти.

Ноги Иван во время этой встречи поразмял – любо дорого смотреть. Он на три тысячи метров, на которые отошел от КПП, рванул как на пятьсот, и не спекся, а пробежал всю дистанцию не снижая темпа. Ходить потом неделю не мог и твердо решил отомстить.

– Фигня вопрос, – сказал я, – покупай дюбельный пистолет фирмы Хилти, я обработаю его напильником, и вуаля. Огнестрельное оружие готово.

– Дык, Хилти же стоит ящик денег. Может ты как-нибудь без него, как-нибудь сам?

– Думаешь, небось, что в сказку попал? Я инженер, Ваня, а не волшебник. Я могу сделать огнестрельное оружие из чего угодно. Из водопроводных труб и набора юный химик, из тромбона и бутылки растворителя, из мешка цемента и пакета садового удобрения.

– Да, да…всё верно, – пробормотал Иван, – я помню, как ты пушку сделал из карбида и школьного унитаза. Весь потолок был заляпан.

– У всех великих людей бывают творческие неудачи, – сказал, как отрезал я. – Видите ли: «Потолок был заляпан!» Не школьниками заляпан, и слава богу. Но не будем отвлекаться: несмотря на то, что я могу сделать пушку из чего угодно, из готового строительного пистолета это сделать проще и быстрее. Конечно, из охолощенного оружия, я бы быстрей огнестрел собрал, но тут проблема с доставкой встаёт в полный рост. Восстановленный автомат будет слишком похож на автомат. Настолько, что его опасно возить не только в самолете, но даже в метро. Тогда как автомат из Хилти подозрения не вызывает. При просвечивании и досмотре.

– И эта немного модифицированная строительная пукалка завалит медведя?

– В правительстве не дураки сидят, Ваня. С медведями мы конвекции о запрете жестоких и необычных видов оружия не подписывали, так что стрелять немного модифицированный дюбельный пистолет будет пулями Дум-Дум.

Очередями, если что.

– И в кого ты такой кровожадный? Медведь, невинное лесное животное, лакомится в кустарнике малиной, не желая никому зла, – сказал добросердечный Иван, – и я, по твоему, должен расстрелять его в клочья?

– Конкретнее надо быть в описании своих желаний, Ваня. По плохому ТЗ выходит ХЗ. Если тебе нужно нашу лесную ягоду не убить, а напугать, то купи мне китайских фейверков, пластмассовый автомат-игрушку и два килограмма креветок.

Иван согласился, предоставил требуемые ингредиенты, и через неделю получил уродливое, обмотанное изолентой нечто с нелепо раздутым дулом. Больше всего жуть напоминала покрытый вздувшимися венами кусок ноги качка, приделанный к прикладу детского игрушечного автомата. Ствольный срез, покрытый рядами закрытых прозрачной пленкой отверстий, был похож одновременно и на соты шершней и на соцветие лотоса.

Эффект вздувшихся вен производили провода под изолентой, но, даже я, понимая зачем и почему это сделано, не мог сдержать легкой дрожи – жуть выглядела жутко. Уж простите за тавтологию.

Получив его в руки, Иван долго рассматривал жуть, а потом спросил:

– А заковыка тут в чем?

– Заковыка? – переспросил я, как бы не понимая, на что Иван намекает.

– Заковыка. Всё, абсолютно всё, что ты делаешь, содержит какой-то изъян. Дефект конструкции, недоработку, недоделку – из-за которой эту вещь нельзя запатентовать и потом грести деньги лопатой.

– А ты об этой заковыке, – сдержанно хохотнув, признался я, – есть немного, Легкий дефект конструкции – никак не сказывающийся на эффективности. Надо просто ответственно подходить к выбору цели.

Иван молча, с легкой укоризной во взоре смотрел на меня.

– … в общем, тут принцип, как при эякуляции. Если оно началось, то оно началось. И ничто: ни твари земные ни боги небесные это не остановят, Ваня. Ты можешь только водить дулом в стороны, направлять в небо, землю, живот подруги, стены… куда угодно. Правила безопасного использования просты – ничем трубу не затыкай и не заглядывай в дуло. Ну, и еще – если от этой фигни загорится лес, быстрее уходи с места пожара. А то сгоришь к чертям.

Иван тяжело вздохнул, театрально закатывая глаза. Но жуть забрал.

Собранная на коленке «шайтан-труба» приятно порадовала Ивана своей эффективностью прямо на следующей неделе. Гуляя вокруг стройки, и услышав в кустах подозрительный треск и рычание, Иван поступил по инструкции – направил раструб жути в сторону шума и нажал на спусковой крючок.

Результат превзошел самые смелые ожидания – связка фейверков, синхронно подожженные электрозапалами, выстрелила потоком картонных гранаток, которые с оглушающим шумом стали рваться в кустах, наполняя воздух клочьями порохового дыма и горящего картона.

Оружие получилось чудовищно эффективным – настолько, что, сидящие в кустах охранники, решившие попугать московского гастролера, поступили в точности как медведи. В смысле – сбежали из зоны поражения на четвереньках, завывая и роняя помет от дикого ужаса.

У меня же, от той эпопеи, осталась жуть версии 0,5. Еще более кривая версия жути, собранная мной как опытный образец. Выкинуть её было жалко. А использовать в городе (на новый год/на страх агрессору) было ссыкотно.

И так бы и сгинула моя прелесть, в пыли и безвестности, но – свершилось чудо. Пробил её звездный час. Обоснованно предполагая что в обманчиво пустых холмах мира Леса Пустоши, могут водиться разные неприятные животные, я снял жуть со стены и положил в рюкзак.

Второй посещенный мной мир встретил меня неприветливо. Низкой, царапающей вершины невысоких холмов облачностью, готовой, судя по ощущениям, вот-вот разродиться дождем. Пахло соответственно: гниением, мокрым мхом и прелыми листьями. Запах был навязчивый, но не неприятный. Примерно так пахнет море, когда на побережье выбрасывает груды водорослей и… (я принюхался) …мертвого кита.

Машинально посмотрел на дисплей часов – на котором отображался график изменения давления, безошибочно предупреждающий меня о грядущих дождях, но быстро вспомнил, что для предсказания погоды по барометру, нужно не просто знать текущее давление, а иметь историю изменения давления за предыдущие несколько часов.

Тяжело вздохнув еще раз, сказал «Поехали» и смело шагнул в новый мир. И тут же нашел пропавшие деревья.

Если честно, это было неожиданно. Опустив ногу на покрытую засохшей грязью вершину невысокого холмика, я моментально провалился по пояс в какую-то влажную и склизкую труху, сразу вспомнив все фильмы ужасов, в которых, провалившимся в грязь героям подземельные твари откусывали ноги.

Эти образы не способствовали ясности мышления. Извиваясь в панике, как червяк, я съехал по склону, измазавшись в грязи и трухе, вскочил на ноги и отбежав несколько шагов, пересчитал конечности. Ноги были на месте. В задницу, судя по ощущениям, тоже никто не залез.

Немного успокоившись, я внимательно осмотрел холмик, с которого съехал. Это был покрытый толстым слоем грязи труп дерева. В смысле бревно. Бревно, которое почти полностью сгнило, превратившись в мерзко выглядевшую слюнявую труху. Оглядевшись, я увидел, что все окружающие меня холмики – тоже когда-то были деревьями. Обещанными мне огромными лесными исполинами, только немного Б.У.

Что-то, какой-то невиданный катаклизм, уничтожил обещанный мне лес, повалил и сгноил деревья, завалив всё это слоями грязи. Или – точнее, лишенная защиты в виде леса почва стала растаскиваться ветрами и смерчами, что потом выпадать потокам грязи с небес. Живо представив себе эту картину, я поёжился и испуганно посмотрел на небо.

Несколько часов в запасе у меня было. Да, если бы и не было, ничего бы страшного не случилось. Не сахарный, не растаю. Успокаивая себя подобны образом, я шел по равнине к невысоким холмам. Если в этом мире и было что-то интересное, то это интересное можно было найти с высоты.

Так оно и оказалось. После нескольких минут подъема и одного унизительного соскальзывания по жидкой грязи, я гордо встал на вершину увиденного мной с портала холма. Сам портал, с высоты и расстояния был практически не виден – так, крохотная точка, словно мушиный след на фотографии.

На самой вершине холма меня ждал сюрприз. Небольшое кладбище – примерно на шесть персон. Неровные могильные плиты, высеченные второпях из мягкого, расслаивавшего на слои камня, на которых выцарапаны слова на неизвестном мне языке. Впрочем, так ли неизвестном? Это же квенья. Вымышленный язык вымышленных эльфов. Настолько вымышленный, что с него Яндекс переводчик забабахал. Настолько вымышленный, что на нем на могилах эпитафии пишут.

Впрочем, остудил я сам себя, это ничего не доказывает. В конце концов, эпитафии на квенье на могилах и в моем мире попадаются. Но – с другой стороны, где быть эльфам, как не в мире ☘. К тому же, эти эльфы вполне под стать миру – они мертвые.

Как и в мире –, здесь меня нагнала смерть.

Когда я был маленьким, мне нравилась спокойная красота кладбищ. Но после сорока, вид могильных плит стал ввергать меня в уныние. Ветерок, гуляющий по кладбищу, казалось, шептал: сссскоро, ссссскоро и ты….

Расстроенный, я сел на камень, вытащил фляжку с кофе, и сделал большой глоток. Потом из кармана рюкзака крохотный шоколадный батончик, сорвал обертку. В лесу я без проблем выбросил бы бумажку, которая распадется в природе за пару недель, но мусорить на кладбище не хотелось.

Но у гуляющего среди могильных плит ветерка было по этому поводу свое мнение. Он выхватил обертку из пальцев, и принялся крутить её в пыльном вихре. Я сделал пару шагов, надеясь поймать ускользающий мусор, который, казалась бы осмысленно ускользал у меня почти из самых пальцев, и вдруг взвился ракетой, улетая вдаль, с вершины холма.

И фиг с ней, облегченно подумал я, машинально проследив взглядом путь бумажки. В этот момент мутная пелена насыщенного влагой и пылью воздуха разошлась, и я увидел текущую в нескольких километрах от меня буро-коричневую ленту реки. Вдоль реки, по моему берегу, шло асфальтовое шоссе, дальше виднелись похожие на огромные кости вымерших животных остовы многоэтажный зданий, которые при жизни, очевидно, образовывали небольшой городок. Или монастырь. Или крепость. Город обычно не состоит из пары десятков зданий, обрастая коттеджными посёлками, фермами и парками. Здесь же ничего этого не было видно.

При этом, этот город вовсе не был вымершим – на моих глазах по шоссе проехала черная точка мотоцикла, потом, через пару минут, разноцветная капля автобуса. Проследив глазами путь транспорта, я увидел и другие признаки жизни – автозаправку, с обвислыми тряпками флагов, укрепленную растяжками радиовышку, несколько уродливых квадратных зданий, чьи блестящие алюминием стены наводили на мысль о быстросборных конструкциях, теннисный корт, с аккуратно нарисованной в пыли разметкой, на котором прыгали несколько крохотных фигурок.

Все это было видно буквально несколько секунд, потом горизонт опять затянуло пеленой пыльного смога.

А у нас тут фронтир. Свято место не бывает пусто. На смену погибшим лесам и эльфам пришел кто-то другой. В том, что мельком виденные машины и казармы были не эльфийские – я был уверен на все сто – стиль совершенно не тот.

Воображение живо подкинуло мне картинки салуна, полного пьяных ковбоев. С живой музыкой и доступными дамами. С ядреным запахом самосада, самогона и жаренного на огне мяса, с огненным соусом. От такой картины у меня даже слюнки потекли. Фигурально выражаюсь.

Я поднялся, завинтил фляжку и бодро пошел в сторону шоссе. Семь вёрст для бешенной собаки не крюк. А завершение вечера могло оказаться интересным. Отсутствие денег меня не особо заботило – я мог починить что-нибудь из поломанной барной техники, благо набор инструмента в виде браслета болтается у меня на руке, мог упасть на хвост мужской компании, честно сказав, что временно на мели, могу расплатиться анекдотами, мог просто биться об заклад, показав дюжину барных фокусов: как выпить из бутылки шампанское, не открывая её и тому подобное…

Купаясь в сладких мечтах, я спустился с холма, и найдя среди невысоких холмиков толи каменистое русло ручья, толи халтурно отсыпанную гравием дорогу, зашагал в сторону Дейла. (Так, за неимением лучшего, я решил назвать увиденные мной с холма развалины города).

Прогулка, скажем прямо, была чудовищно, невыносимо, невообразимо скучной. Подобное разочарование от ландшафта я испытал только в детстве, когда увиденная по телевизору поверхность Марса – оказалась унылой каменистой равниной. Эта равнина не была совсем уж безжизненной – и тут и там я видел пятна зелени, кое-где из холмов поднималась тонкая и робкая поросль деревьев, но это делало пустошь ничуть не менее унылой.

Больше всего этот мир напоминал… нет, не кладбище. В России – кладбища, это оживленные, особенно по праздника, клубы по интересам – куда ходят выпить и поболтать с покойными. Этот же мертвый мир, в котором я не заметил даже насекомых, не говоря о птицах, зверях и прочих жабах, напоминал, скорее, свалку токсичных отходов.

Я поежился, живо представив себе картину как у меня сходит с костей мясо. (Примерно, как у одного из бандитов банды, возглавляемой папочкой Лоры Палмер в Робокопе, ЕВПОЧЯ) Слава богу – здесь безопасно. И дело даже не в том, что изготовители врат обещали, что в этом мире нет химической (и далее по списку) опасности, дело в виденной мной через просвет в дымке спортивной площадкой. Спортом – в зараженной зоне не занимаются. В противогазе не надышишься. Это конечно, моё предположение – но предположение обоснованное.

Размышляя подобным образом, я бодро отшагал с полкилометра. Потом мне это и это надоело, и я начал слушать аудиокнигу через наушники. Я вообще часто так делаю. И за здорового образа жизни. Как я уже рассказывал, в последние годы, чтоб оставаться в тонусе, мне пришлось всерьез заняться спортом – я езжу на работу на самокатике, каждый второй день плаваю по часу в бассейне и совершаю некие телодвижения в качалке.

И если в качалке, все ресурсы организма уходят на то, чтоб кряхтеть и стараться не уронить на ногу штангу, то ездить на самокате и плавать, оказалось чудовищно, невыносимо скучно. Особенно плавать. Так я стал потребителем аудиокниг.

Привыкал я к ним долго. Начнем с того, что моя скорость чтения глазами многократно выше, чем бормотание чтеца. И это еще победы – при поиске аудиокниг, я быстро понял, что чтецы не рискуют – и стараются начитывать известные, популярные книги, книги, что подтвердили свою востребованность у публики – то есть именно те книги, что я прочитал еще в прошлом веке.

Слушать то, что я уже читал – было категорически невозможно. Я и на бумаге то делаю это только в исключительных случаях – вышел новый перевод, к примеру. А уж слушать чтеца, даже великолепного Золотухина, который начитывает тебе знакомый текст, я не смог. (Прощай Швейк, до встречи с новым переводом)

Иван решил эту проблему в лоб – поставив себе на телефон программу «Бормофон» от гугла, которая, в общем-то, довольно внятно начитывала ему книги вслух. Так он смог читать книжные новинки.

Мне этот метод не подошел. Иван, в отличии от меня, не водоплавающий. В бассейне я плаваю с наушниками, и книга, должна быть в МР3. (Я конечно, мог перегонять текст в МР3, но быстро отказался от этого – много возни, диктор читает невнятно, а отмотать назад или посмотреть глазами, поправив ударение, я не могу, потому что плаваю – в общем, не прижилось).

Так я начал читать то, что было. Из того что было, и что я не читал – оказалось много книг, к которым я, и близко бы не подошел, будь они в бумаге: – героическое фэнтази, типа «Саги о Копье» или «Саги о Спархоке», магический реализм обоих Мурокам (Харуки и Рю), а также детективы в американском стиле: Джеки Ричары, Кормероны Страйки, книги без жанровой принадлежности, вроде Пелевина и даже женское мыло, вроде серии Звездной о Академии проклятий.

Внезапно, это все оказалось очень даже интересным. Нет, я не отупел – в виде текста я это не переваривал и не перевариваю. (Я знаю – я проверял). Но, когда основанная часть мозга занята прокладыванием маршрута или координацией движений при плавании, оставшаяся часть поглощает это чтиво с чавканьем. И просит добавки.

Вот и сейчас – я с удовольствием погрузился в прослушивание книги «Дом в котором» …

АХТЫЖЕБАНЫЙХУЙ!

Меня словно ударили под дых.

Я шел, размышляя на отвлеченные темы и слушая аудиокнигу, выйдя, незаметно для себя, на обочину асфальтового шоссе, по которой я прошел еще метров двести. По сторонам я особо не смотрел, ничего интересного не было, так что когда я увидел виселицу…

Меня словно ударили под дых. Я, кажется об этом уже писал? Ну, извините. Просто, когда я понял, осознал, что именно я вижу, мне реально стало дурно.

Жизнь меня к этому не готовила.

Передо мной возвышалась похожая на металлическое дерево ржавая конструкция, собранная из уличных фонарей. Из старых фонарей, с изогнутыми лебедиными шеями консолями. На которых болтались на цепях сваренные из стальных прутьев решетчатые сферы. Штук десять.

На дне полых сфер был навален какой-то мусор, на который я особо не обращал внимания. Ну мусор и мусор. Грязь ветром нанесло. Птицы гнезда свили, вон палки торчат.

И тут, я внезапно осознал, что именно я вижу. Это не палки. Это кости. И это не фонари – это висящие на цепях клетки, в которых узников морили голодом. И это их высохшие трупы, лежат на дне клеток.

И в эту секунду, самая сохранившаяся мумия: тощая, обтянутая серой кожей с копной нечёсаных, грязно-пепельных волос, открыла глаза. Огромные, зеленые, живые, ясные – глаза казались чем-то чужеродным, на изможденном и изрезанном заживающими порезами лице. Мумия качнулась вперед, и положила на решетку сухие, похожие на птичьи лапки руки. Наши глаза встретились.

Меня охватило острое чувство неправильности происходящего. Это была первая встреча представителей двух рас – человеческой и ээээ… очевидно, не очень. (Несмотря на истощение и общую побитость мумии – было очевидно, что она не человек – слишком большие глаза, слишком острые уши, слишком серая кожа) и эта встреча – явно шла не так, как я себе представлял.

За исключением какого-то сгнившего и ставшего бесплотным тряпья и копны волос, сидящая в позе лотоса мумия была голой, и я поймал себя, на том, что думаю о сидящем в клетке существе как о женщине. Не могу сказать почему – существо своими формами напоминала не женщину, а суповой набор.

Но, что-то в волосах, в разрезе глаз, в ребристой как отопительная батарея грудной клетке говорило мне, что это девушка. Возможно, даже хорошенькая – до сеанса голодания.

Пауза затягивалась. Мой мозг судорожно пытался решить, как мне относиться к мучительной казни человеческого существа, происходящей на моих глазах. Дело в том, что я, в общем то, не был наивным. И я не собирался влезать в чужой социум с устоявшимися законами и социальными нормами только на основании первого впечатления. В конце концов, если пришельцы с Омикрон Персей восемь, волею случая попав на место расстрела Чикатило, начали вещать о гуманизме, они были бы не правы, не так-ли?

Может быть сидящая в клетке женщина – печально известная людоедка-затейница, которую ловили всем миром? Я посмотрел по сторонам – на висящие в других шарах трупы. (Трупы без дураков – соседи по заключению, очевидно, провели в своих клетках несколько больше времени – поскольку были настолько мертвы, что успели сгнить в труху и прорости мхом).

Не многовато ли людоедов-затейников для одной пустынной дыры в жопе мира? И вообще – смертная казнь, посредством морения голодом в железной клетке – некоторый перебор. Общество имеет право защищать себя от Чикатило, но не имеет право опускаться до его уровня, пытая убийцу.

И это не дает мне ответ – а делать то мне что? Дать даме шоколадку? (Давать воду, в мире где с небес постоянно что-то капает не имеет смысла). И что? Это только продлит её мучения. Римские солдаты, дающие попить воды с уксусом распятому на кресте Иисусу, с надетой на копье губки, продляли воспитательное шоу для собравшихся на Голгофе толп, но вовсе не облегчали его муки.

Так что мне делать? Просто развернуться и уйти? Моя хата с краю, ничего не знаю?

Сделать выбор мне помогло легкое жужжание, раздавшееся выше и слева. Я поднял глаза и увидел жужжащих, словно самые жирные навозные мухи, парочку угольно черных дронов, уставившихся на меня линзами камер. Самых обычных дронов – беспилотников, собратьев которых я часто вижу в нашем мире. Отличия, впрочем, тоже были – эти дроны были более угловаты и грубоваты – в общем, несли на себе отпечаток голой функциональности, которая, в нашем мире, присуща технике, проектируемой без оглядки на дизайнера.

Военной технике.

Впрочем – я бы мог и не гадать на кофейной гуще. У подлетевшего поближе дрона, прямо на его прямоугольной морде, гордо красовался шильдик, дающий ответы всё вопросы.

Ответы были следующие: Невиновна, ничем, бежать.

Почему? Потому что свастика. Мир ☘ тоже перешел под юрисдикцию卐. Это многое объясняло, знаете ли.

Я испуганно дернулся, отступил от клетки на пару шагов, и еще раз, извиняясь, посмотрел в глаза мумии. Она беззвучно, видимо на крик у нее не было сил, прошептала, обращаясь ко мне:

– Беги, идиот.

И я побежал. Это у меня всегда хорошо получается. Клятые дроны, несколько наполненных ужасом секунд преследовали меня, а потом с обиженным жужжанием вернулись к железному дереву. Видимо, задача преследования посетителей этого живодерского монумента не была у охранной системы в приоритете.

На бегу я думал, что когда я окончательно состарюсь, и наконец то напишу свои мемуары, я напишу, что я не сбежал, а стратегически отступил. Поняв, что я не могу справиться со стальной сферой, в которой заточена женщина, я решил вернуться за инструментом.

Что я не бежал, вереща, всю дорогу до портала, а шел, размышляя над хитроумным планом. Подумав так, я перешел с бега на шаг, мучительно задыхаясь и ловя ртом воздух. Сорок лет не шутка. Врагу не пожелаешь.

Я шел, под вовремя начавшимся ливнем, поскальзываясь, в грязи, поднимаясь, и снова падая. Потом, съехав на заднице с очередного невысокого холма, я просто лег в грязь, и скрючившись, остался лежать. Меня мутило.

Я понял что дрожу. Но не от холода. Меня постепенно наполняла холодная ярость. Я инженер. По уму, я должен был бы проектировать подземные города для опаленного солнцем Меркурия, наполненные воздухом геодезические купола для замерзающего Марса, висящие в плотной, горячей атмосфере сады Венеры, я должен был готовить космические корабли, для прыжка за слепое пятно, я должен был рассчитывать защиту, от волн хаоса, при открытии портала к Альдебарану, смело шагать туда, куда не ступала нога человека…

Но, история, пошла другим путем. И я проектирую дома для Подмосковья из говна и палок. И смело я вступил только в кошачье дерьмо возле ванны.

Обидно? Да. У меня украли будущее. Но, если вспомнить, всех титанов мысли, великих мыслителей прошлого – которые тоже родились не в то время, то мои обидки не стоят и выеденного гроша.

Ты Ада Лавлейс, программистка от бога? Автор первого в мире языка программирования? Классную подлянку подкинуло тебе мироздание, устроив твой день рождении за полтора века до создания первого компьютера.

Ты Константин Циолковский, создатель теории космических полетов? Родись в Калуге в 1857 году, и всё, что тебе будет доступно – это теория и макеты, макеты и теория.

Ты грезишь полетами, наивный Отто Лилиенталь? Родись в 1848 году, и получи перечень материалов для планера: ветки, парусина и собственные мускулы вместо движка.

Так что прекращай ныть. Другие люди оказывались в худших условиях, чем ты – но творили, меняя мир. Ты же, когда впервые в жизни, перед тобой стоит достойная инженера задача, решил полежать в позе эмбриона и пожалеть себя?

Хорошая попытка, но нет. Или ты забыл главную заповедь инженера?

Работаем тем, что есть в наличии, сука. Используем то, что есть под руками и не ноем.

И ведь, если судить здраво, под руками действительно есть многое. Более чем достаточно, для решения поставленной задачи. Я криво усмехнулся.

Кажется, я знаю, чем мне занять оставшуюся пару дней свободы.