Я у мамы инженер

Глава 7 Подготовительные мероприятия

Самым тяжелым было поднять на восьмой этаж мотоцикл.

Самым неприятным – выпросить его.

Впрочем, начну по порядку. Вернувшись домой, я не раздеваясь, в грязной, измазанной глиной одежде ввалился в ванну. На радость заскучавшему Беляшу, который старательно обнюхал оставленные мной грязные следы на полу, а потом принялся их ритуально закапывать, приговаривая: «Натащил-то дерьмища, намазал, намазал, ирод».

Отмокая в горячей ванне, я принялся обдумывать варианты дальнейших действий. Планов у меня, как всегда, было в ассортименте. Два, нет, четыре плана. Хоть один да сработает.

Не выдержав, я оставил одежду отмокать в ванной, обернул чресла полотенцем и побежал проверять одну из своих теорий. Включив портал на мир – я вышел на песчаный пляж, провел под порталом в песке ногой борозду, вернулся в МСК, разобрал портал, отнес на кухню, заново включил и вернулся на пляж.

И горестно вздохнул. Линия на песке опять была в точности под порталом. Первый план с хрустальным звоном рассыпался на куски – перемещения портала на Земле – не приводили к перемещению окна портала в другом мире. Точка открытия портала видимо привязывалась к месту открытия, при первом включении портала.

А жаль. План, в котором я открываю портал прямо напротив висящей на дереве клетки, затаскиваю её сюда и выключаю портал – был как-то по-особенному элегантен. Но – увы.

Придется приступить к утомительному застирыванию.

Следующий план включал в себя столь нелюбимую мной социальную инженерию. Я побрился, одел клубный пиджак, ранее надеванный только при устройстве на работу, собрал все бутылки, бутылищи, флаконы и шкалики подаренного мне алкоголя в два огромных баула и бодро пошел к лифту.

Ну как бодро… Еще еле, сумки то тяжеленые. Тьфу ты, проклятый старикашка.

Именно к нему, я кстати и шел.

Старикан, открывший мне дверь, был частично одет – и, о слава кровавым богам, относительно трезв. В смысле, на нем была практически белая рубашка, застиранные кальсоны и носки. Судя по состоянию сизого носа, с утра наш дедюган разве что слегка опохмелился и был готов продолжить банкет.

То есть именно то, что доктор прописал.

Я вежливо поздоровался и попросил разрешения войти в дом. Еще в прихожей, меня окутала сложная аура запахов – мне даже показалось, что я попал в детство, оказавшись в гостях у давно умершего дедушки – запахи табака, пыли, паркета органически соединялись с запахами перегара, табака, давно не мытого тела.

Так пахнет одинокая мужская старость. Одинокая женская старость пахнет кошками.

Пройдя на кухню, я начал молча выставлять на стол бутылку за бутылкой, превращая пустой кухонный стол в подобие барной стойки в дорогом ресторане.

– А это что? – не выдержав паузы, спросил дед.

– А это настойка на змеях. Поднимает мужскую силу.

– О как, – одобрительно крякнул дед.

– А вот это настойка на скорпионе. Вот настойка на рогах оленя. Вот на тайских травах. А вот водка, виски, бренди, коньяк, текила. Ром, абсент, чача, кавальдос, самогон, саке, арака, кумышка. Вот жемчужина коллекции – спирт Рояль, тот самый, но купленный в финке, так что можно бить без боязни. Вот ликеры: Бенедектин, Амаретто, Шеридан, Бейлиз, Шартрёз, Кюрасао, Куантро и Захадум – можешь мешать коктейли. Только не смешивай Шеридан и Захадум – пронесёт как фанеру над Парижем.

– Квартиру не перепишу, – судорожно сглотнул слюну, пробормотал дед.

– И не надо.

– Мотоцикл не продам.

– Я и этого не прошу. Мотоцикл у тебя, скажу прямо, стоит дороже всего этого раз в десять.

– И зачем тогда это всё тут?

– Покататься хочу.

– Нет. Ты его не вернешь. Ну, как не вернешь, вернешь – но через милицию. А мне возиться. И сломаешь ещё.

Я, ни слова не говоря, оглядел кухню, в поисках чистого стакана, для демонстрации неотразимых аргументов. Чистых стаканов не было. Не было, впрочем, и грязных – старик, видимо, придерживался в жизни принципа разумного минимализма, и из посуды у него была только супница и ложка.

Сложные времена требуют непростых решений – подумал я, и откупорив бутылку коньяка, налил его в тарелку. Ноздри старика, затрепетали, как бы живя своей, отдельной жизнью.

– Даже и не проси, повторил он как мантру. Это моего отца мотоцикл. Ну, как отца, отчима…

– Держи супник, сказал я, протягивая дедку ёмкость. – Просто вдохни аромат.

– Хуюпник! – зло огрызнулся дед. Это супница! Боже мой, в чьи руки попадёт возведённое нами здание…

– В хорошие руки, – ответил я, – ну, как в хорошие – в мои….

– Этого я и опасаюсь, – сказал как отрезал дед, – правду скажи – зачем тебе Урал. Он же без номеров. И заводился, в последний раз, лет тридцать назад.

– Дело есть одно. Съездить надо, кое-куда, девушку спасти. Современные мотоциклы не пройдут. Электроники в них много. Зуда их убьет.

– С этого и следовало начинать, – назидательно сказал старик, подняв искривленный артритом палец вверх, – ты должен был сразу сказать, что от моего мотоцикла зависит спасение человека! В этом случае – бери и езжай. Я же обойдусь без подачек, – с этими словами он манул рукой на заставленный бутылками стол, но тут же одумался, уточнив, – напитки, впрочем, можешь оставить.

По его усам, в это время скатывались капельки коньяка – пользуясь замешательством он таки сделал пару глотков из ёмкости. Потом старик встал, вручил мне ключ от стайки, (так у меня на родине зовут придомовые сараи) пробормотав в сторону: «Если завтра мотоцикл не вернешь, заявление участковому на кражу напишу», и выпроводил меня взашей.

Последнее, что я услышал, уже в подъезде, был треск номеронабирателя старинного телефона. Дедок, видимо, спешил приобщиться к прекрасному и собирал свою команду экспертов для дегустации.

Мотоцикл оказался в отличном состоянии. Ну, как в отличном… так, среднем. На троечку. Аккумулятора не было, покрышки – мало того, что были шоссейные, так еще засохли и потрескались – но все это было поправимо. Главное – что мотоцикл был комплектным, и без следов коррозии, а недостающие мелочи, право, я без проблем куплю.

Как только дотащу эту дуру домой.

Хорошо, что у нас, в рамках программы помощи инвалидам, организовали в подъезде складной пандус. И плохо, что типовой проект не предусматривал грузового лифта. Конечно, весил мотоцикл, всего-то килограмм 250, но, в одиночку поставить его вертикально, чтоб он влез в лифт, было подвигом, сопоставимым с подвигом Геракла.

В самый напряженный момент, когда я, уперев моцик колесом в стену, кряхтя и завывая от натуги, ставил его на попа, в подъезд опять высыпали скучающие домобабки. С одной стороны, я их понимал – одиноким бабкам было скучно. А тут им бесплатный цирк и кипишь. Самсон, сука, раздирает пасть льва в прямом эфире.

Ниче, бабоньки, потерпите. Через пару дней, вас всем кагалом в шоу на первом канале пригласят – там будете рассказывать, что сразу догадались что я террорист надомник.

Не знающие пока о своем блестящем медийном будущем, бабки стали грозить что найдут на меня укорот – напишут в городскую управу, Собинину и лично президенту Вове с участковым. Я хитро посмеивался – так как жопой чуял, что письма старушек – самая меньшая из моих неприятностей, попутно обратив внимание, что я совершенно не боюсь визита ФСБ.

Мне просто совершенно нечего терять.

Конечно, здравый смысл подсказывал мне, что после пары часов в камере, я, несомненно, передумаю, и начну ценить свободу, но если судить объективно, чем жизнь в колонии, хуже, чем моя нынешняя? И в СИЗО люди живут и в ус не дуют. Пюрешку на обед, с подливой кушают. Перспектива попасть в лапы деятелям с соседнего мира и умереть от голода под дождем в круглой клетке пугала значительно больше.

Да, нет – никто меня голодом не уморит, сказал я себе, в попытке успокоиться. Меня до смерти запытают, пытаясь узнать откуда у меня портал. Почему до смерти? Да потому, что никто не поверит в рассказанную мной историю – я и сам в неё верю только потому что попал вовнутрь.

Закатив мотоцикл в квартиру, я обессиленный упал на диван, потом, кряхтя и жалуясь, поднялся, и поплелся за планшетом, чтоб заказать внедорожные шины. В камере отоспишься, сказал я, самому себе. Или в висящей клетке – ответило мне мое подсознание.

От тягостных размышлений меня оторвал грохот на кухне. Вздохнув, я поперся выкидывать в подъезд очередного сракопаука, но нет – лоток в которой рос высаженный на подоконнике лук, на этот раз уронил кот.

– Ты что натворил, паразит ты пушистый?

– Это не я.

– А кто, блять? В квартире никого кроме тебя не было.

– Ты ничего не докажешь.

– А мне ничего доказывать не надо. Вы не на брифинге, господин Президент, – сказал я коту и взяв веник, начал подметать рассыпавшуюся землю.

Беляш смотрел на веник со смесью ужаса и ненависти. Веник Беляш не любил. Веником Беляшу перепадало. Закончив убирать, я убрал веник обратно в шкаф, усыпив бдительности кота. После чего легко подхватил котика, взяв его на ручки.

– Это мы куда? – с деланным удивлением поинтересовался Беляш.

– В ванную. Лапки мыть, – ответил я, включая воду.

– Право, Мамочка, я не очень-то и запачкался, – осторожно заметил кот. Если веник кот просто не любил, то ванны боялся до судорог.

– Знаю, Беляшик. Ничего личного, это просто сеанс обучения хорошим манерам методом полного погружения.

– А я знаю, где ты живешь, Мамочка, – вкрадчиво продолжил кот. – Знаю, где стоит твоя обувь.

– И что с ней случится? – нейтральным тоном спросил я, трогая воду пальцем.

– Ничего, – с жаром ответил кот, – совершенно ничего. Если, конечно, ты сейчас от меня отстанешь.

Вздохнув, я поставил кота обратно на пол – мне не хотелось отравлять последние дни мелочной ссорой. Освобожденный кот стрелой метнулся на шифоньер – осторожности ему было не занимать. Я же не стал возвращаться на диван, а вытащив из холодильника энергетик, принялся вытаскивать велосипед – следующей по списку шла зуда, за которой нужно было ехать.

История этого девайса, служит живой иллюстрацией принципа: «По плохому ТЗ выходит ХЗ». Несколько лет назад к моему другу, крупному (во всех смыслах), инженеру-электронщику Вандеру обратились коммерсанты, с просьбой, так сказать, заглушить сотовую связь на их объекте. Зачем это им было нужно – история умалчивает. Может на экзаменах сигнал забивать, чтоб абитуриенты по телефону не консультировались, может сигнализацию забивать, чтоб машины воровать, может взятки брать, не опасаясь подслушки.

Неизвестно.

Зато известно, что представитель заказчика, общаясь с Вандером, написал, заказывая прибор: (цитирую дословно) «Сделай, чтоб сотовые не работали». Внимательный читатель уже, наверное, понял, в чем заключалась ошибка заказчика.

А Вандер нет.

Вандер собрал зуду.

При первом запуске, который, хвала богам, состоялся за городом, зуда показала себя во всей красе. Не буду томить читателя хождением около и вокруг, сразу скажу результат.

Сотовые, попавшие в радиус поражения зудой не работали. Ни при включенной зуде, ни при выключенной. Вообще больше никогда. Зуда их окирпичила, расплавив тонкое электронное нутро. Так же перестали работать и другие электронные девайсы – умные часы, фитнес браслеты, электронные книги, плееры и автомобили собравших на демонстрацию заказчиков.

Зуда работала хорошо. Даже слишком хорошо. Люди, находившиеся вблизи от работающей зуды, чувствовали легкое беспокойство, постепенно переходящее в панику. Около зуды дохли мухи. Птицы, теряли ориентацию и бились о стекла. Кошки, в панике бежали прочь. Охраняющие соседний склад псы, лишенные возможности сбежать, так как сидели на цепях, обреченно выли. С неба, треща лопастямисвалился запускаемый на соседнем участке игрушечный вертолетик. На молниеотводе трубы стоящей неподалеку котельной вспыхнули огни святого эльма.

И посреди всего этого апокалипсиса непоколебимым и невозмутимым утесом возвышался на редкость самодовольный Вандер. С его точки зрения – всё работало хорошо. На тот момент, он еще не понимал последствий.

Которые оказались на редкость печальными. Помимо телефонов, электронной начинки автомобилей, проводки и компьютеров в соседних зданиях, трансформаторной подстанции, нескольких вышек сотовой связи, и, возможно, пролетавшего в это время над Москвой неудачливого американского спутника, зуда сожгла механические часы, стоимостью в пару квартир в МСК одного любопытного толстосума, который притащился на встречу за компанию.

Думаю, что это Вандера и спасло. Всплыл бы он потом в Москва реке, через пару недель, как и все утопленники, но дело получило слишком большую огласку, в узких кругах, так что Вандера, после демонстрации, даже подбросили до метро. Вместе с остывшей и ставшей безопасной зудой. Чтоб не получилась, как с головой Гонгадзе, если вы понимаете, о чем я.

Весь ужас содеянного дошел до Вандер позже. Когда я и Анархист, ну, в смысле, еще один тип, с которым мы сотрудничаем, наперебой начали рассказывать Вандеру о том, как люди, задолжав меньшие суммы, добровольно и с песнями продавали квартиры и почки. Или, наоборот, не продавали и их вытаявшие из-под снега трупы находили весной собирающие подснежники дети.

– Ты вообще головой думал, когда паял? – возмущался я. А если бы тебе смерть-лампу заказали, ты бы и её собрал из трех старых телевизоров и кофемолки?

– А что, схема есть? – оживился Вандер. Я закрыл лицо рукой, показывая всем своим видом, что этого горбатого исправит только могила.

Зуда был промыта, высушена и законсервирована до лучших времен на антресолях, среди других не особо удачных поделок Вандера: электроудочки, от которой передохла вся живность в озере, ультразвукового отпугивателя грызунов, от визга которого выпадали пломбы из зубов и робота бармена, который – что было неожиданно, выполнял то, что от него требуется – мешал коктейли.

В опалу робот попал, так как случайно напоил детишек на Гик Пикнике кофе глясе с коньяком. И хотя произошедшее было случайной случайностью – дети попросили у робота коктейль с мороженным, а единственный известный роботу рецепт, помимо мороженого содержал кофе и коньяк. И хотя при этом – никто не пострадал, а дети, даже были рады, с пикника Вандера попросили. (Робобармена охранники выкинули вслед за творцом через забор). Так Вандер попал в черный список, а робобармен на чердак.

Самое забавное, что число заказов после каждого эпичного фейла, у Вандера только увеличивалась. Дурная слава лучше чем никакой. Заказчики, по мере сил и возможностей, строго оговаривали требуемую спецификацию, и получали устройство, в точности выполняющее написанное в ТЗ.

На мелочи, вроде случая, когда робот для прочистки канализации, заблудившись в канализации, начал, в соответствии с алгоритмом искать выход на поверхность, и нашел его в стоке женского отделения бани, я даже упоминать буду. В том, что женщины решили голыми, с визгом побегать по улице, вины робота нет. А воришка, пытающийся вскрыть машину, с противоугонной системой Вандера, и до этого происшествия заикался.

Так что когда я увидел фашиствующих дронов, я сразу впомнил о зуде. Подумал – вот, вот задача прямо для неё. Осталось только выпросить её у Вандера, да так, чтоб не подвести беднягу под монастырь. В смысле, не навести на него ФСБ. Конечно, наши лыцари плаща и геленвагена прошерстят мои контакты, но, уверен, без особого энтузиазма.

Не те это люди, чтоб на работе забесплатно гореть.

Таким образом, обычных предосторожностей должно было хватить. Поэтому, я, не откладывая дела в долгий ящик, на велосипеде (чтоб не было данных о использовании проездного) поехал к Вандеру. Благо тот живет не особо далеко. Доехав до его дома, я не сунулся в утыканный камерами подъезд, а обойдя дом с тыла, просто и без затей кинул ему в окно камешком.

Минут через пять, мой коллега, кряхтя и отдуваясь вышел во двор. Кряхтел он потому, что эта прогулка, как я понимаю, скорее всего, первый выход Вандера на улицу за неделю. А может быть и за месяц.

Дело в том, что Вандер был крупным инженером электронщиком. Настолько крупным – что одежду ему шили на заказ. Настолько крупным, что мог спокойно загорать на общественном пляже без плавок – все нужное было укрыто за огромным, свисающим животом. Настолько крупным, что для того чтоб принять ванну, ему было достаточно всего одного ведра воды – все остальное пространство в ванне занимала его туша.

Грубовато? Увы, тонко пошутить про толстых не получится.

В общем – у Вандера было ожирение. Третьей степени. Передвигался Вандер с трудом, беднягу не держали ноги. Подгибались колени. В своё время, сразу после знакомства, когда Вандер еще выходил в люди, а я наивно полагал, что правильно подобранными логичными аргументами можно убедить человека не разрушать своё тело, у нас были жаркие споры, которые кончились ничем.

– Мне не в кого худым быть, – отругивался Вандер, – У меня мама была толстая, бабушка была толстая и я вот, тоже немного упитан.

– А мои мама и бабушка, тоже не худые, знаешь ли, – парировал я, – У меня тоже плохая генетика. Такая-же как у тебя склонность к ожирению, я имею в виду. Вот только я – правильно питаюсь и хожу в тренажерку.

– У меня нет денег, чтоб правильно питаться.

– Правильно питаться дешевле, чем неправильно. Я ем тоже, что и ты – только на полведра меньше.

В общем, в тот день мы поругались. И на следующий день тоже. И через день. А потом до меня дошло, что не всё в этом мире можно починить при помощи отвертки, изоленты и разумных доводов. Быть жирным, со всеми вытекающими отсюда последствиями – одышкой, перспективой одиночного заточения в квартире, неизбежной ранней смертью и невозможностью видеть свой член иначе чем в зеркало – личный и осознанный выбор свободного человека. И я либо принимаю Вандера таким, какой он есть – со всеми его лишними килограммами, либо иду лесом.

И я смирился, купив Вандеру, в знак примирения ведро куриных крыльев. Это было началом прекрасной дружбы. Мы работали вместе, не без ссор, конечно – мы ведь живые люди. Но в основном дружили. Вот и сейчас, наблюдая, как толстый, неуклюжий Вандер, вцепившись мертвой хваткой в перила, нащупывает невидимую из-за пуза ступеньку ногой, я испытал неожиданный прилив нежности.

Вандер хороший друг.

– Довыпендривался? Нам хана? – с ходу спросил он, доковыляв до качелек, сходу разгадав суть моего противолодочного маневра.

– А ты догадливый. Только не нам. А мне.

– Уф… не скрывая радости выдохнул Вандер, махнув рукой, – это ерунда. Я то уж думал, что-то страшное случилось.

– ??? – Только и смог выговорить я.

– А от тебя не убудет, – пояснил свою позицию Вандер. – С тобой постоянно какая-то ботва случается.

– В смысле? – выдавил я.

– Ну, вспомни, Алешенька, – Вандер отошел, и шумно выдохнув сел на скамейку. Помнишь ты, на выпускном, отбил подружку у сына военкома? Было такое?

– И что? – сделав личико кирпичом парировал я. – Это как шавермой отравиться. С каждым может случиться.

– Ничего ничего, Алешенька, – продолжил Вандер. – В результате тебя, тихого книжного мальчика в Чечню служить отправили.

– Но обошлось же, в итоге. Я выжил.

– Кончено выжил. 127 человек погибло, когда МИ-26 на взлете взорвался, а ты выжил.

– Я, между прочим, сухожилие на ноге повредил. Когда выпрыгивал. До сих пор под вечер хромать начинаю.

– … и именно поэтому ты не бросился прочь, от горящего вертолета по минному полю, как остальные погибшие, – продолжил Вандер, – а смиренно лежал, дожидаясь саперов.

– Там не только я выжил.

– Конечно конечно, – согласился Вандер, – и сколько ты потом еще служил?

– Ну, год, где-то, – огрызнулся я. Вспоминать год, проведенный в окопах, под непрекращающимся дождем, было не особенно приятно.

– И тебя там не то, что не ранило, но даже не поцарапало пулей.

– Не тяни резину, сразу скажи – куда клонишь, – возмущенно сказал я, – тысячи призывников в Чечне воевали. Многие выжили. Моя судьба не уникальна.

– Ты выжил при двух авиакатастрофах, теракте, пожаре, землетрясении, службе в армии, ударе молнии, конфликте с бандитами. Тебя брали в плен, в заложники, пытались принести в жертву, сбивали на дороге автомобилем, скидывали с моста и поезда. Сажали в тюрьму, на гауптвахту в СИЗО, зиндан и карцер. Ты заблудился в пещерах Нового Афона. Я ничего не упустил?

– Нападение сексуального маньяка в детстве и падение с воздушного шара, – вздохнул я.

Список был почти полон, если не считать всякие мелочи, вроде массовой драки в гей клубе, куда я на спор зашел в костюме Д’Артаньяна, чем вызвал нешуточное бурление говн, кончившееся сначала дракой против пятидесяти завсегдатаев, а потом забегом через половину города. Выжил я тогда только потому что на каблуках и драться и бегать неудобно.

– Ты собрал коллекцию неприятностей, большую чем у других десяти человек, взятых наугад – подытожил Вандер, – и из всех происшествий выходил без особых последствий.

– Это потому что у меня орган есть особо чувствительный. Чует грядущие неприятности. И я всегда успеваю, если не сбежать, то хотя-бы минимизировать последствия. Потому и выживаю. А еще я на этом органе сижу, – добавил я, после секундной паузы.

– А вы, на пару со своим особо чувствительным органом, не пробовали этих неприятностей избегать?

– Ну, даже не знаю, что сказать, – замялся я. – Жить без неприятностей мне было бы скучно.

– Вот! Вот! Видишь, – Вандер назидательно воздел похожий на сардельку палец, – мироздание любит тебя, Алешенька. Оно прислушивается к тебе.

– Ах, если бы, – вздохнул я. – Если бы мироздание любило бы меня, я был бы миллионером… – было начал я, а потом понял, что быть миллионером мне как то не особо охота, и поправился, – у меня была бы девушка, Вандер!

– А это как с дудочкой и горшочком. Помнишь такой советский мультик?

Я помнил. Весь сюжет пересказывать не буду, расскажу суть – девочка, собирая в лесу землянику, могла получить от высших сил либо дудочку, которая заставляла землянику вылезать из травы наружу, либо горшочек, в который, собственно, она землянику и собирала. Землянику она могла либо видеть – либо собирать, но не одновременно. Осознание этого факта ввергало и девочку и смотревшего мультик маленького меня в состояние экзистенциального кризиса.

– Понимаешь? – продолжил Вандер. – Еще древние мудрецы заметили, что людям везет либо в любви, либо в картах.

– О как, сказал я. То есть я, неосознанно делаю выбор между интересной жизнью и любовью. Забавно. Потому что осознано, я сразу бы сделал прямо противоположенный выбор. Или нет? – я на секунду задумался. – Может быть, это не мой выбор. Может быть, все эти неприятности, что валятся на меня, как из рога изобилия, не дар, а кара божия? Настоящее проклятье. Порча на неудачу. Маячок неприятностей. Приворот на непруху. Тогда моё везение, что помогает мне выжить – единственное, что стоит между мной, и гибелью?

– Ну, это легко проверить, – сказал Вандер, – если ты умрешь, после того как хоть одна женщина полюбит тебя настолько, что свяжет свою судьбу с твоей, то значит ты прав.

– А по-другому проверить никак нельзя?

– Ну, наверное, можно. Если в тебя кто-то хотя бы мимолетно влюбится, ты это поймешь по увеличению числа неприятностей.

– Вот ведь сука, – в сердцах сказал я, а где-то в глубина сознания, в, казалось бы, наглухо заколоченном досками закоулке мозга вспыхнула лампочка надежды: «Кто-то думает о тебе. Кому-то ты нужен».

И мы с Вандером помолчали, каждый о своём.

– А как у тебя с деньгами? – спросил я, возвращаясь к насущному.

– Пока хорошо, а что? – улыбнулся толстяк, – мне цыгане заказали машину для печати пчелиных сот из парафина.

– Ну, Вандер, это же уже #ни_в_какие_рамки! – возмутился я, – у тебя что, вообще социальной ответственности нет? Цыгане употребят твою машину во зло – раньше натуральный мёд можно было хотя бы в сотах купить, а сейчас ты и этот бастион разрушишь!

– От крашеного сахара с парафином еще никто не умирал, – попытался возразить Вандер.

– И что? Своим поступком ты способствуешь злу!

– Я получил аванс, Леша.

– Верни аванс! К тому же, ты понимаешь, что это цыгане? Кроме аванса ты от них никакой оплаты не получишь. А в худшем случае – они тебя еще и на счетчик поставят.

– Все люди равны! – возмутился Вандер, – вот от кого-кого, а от тебя я не ожидал настолько расистских выпадов.

– Все вы не расисты, пока с цыганами поближе не познакомитесь.

– А ты у нас на что? – улыбнулся Вандер, – подкрадешься на цыпочках и скажешь цыганам цыц.

– А я у нас буду далеко, – вздохнул я, – в лучшем случае. Во всех остальных случаях я буду в каталажке. Или в лесу, под снегом. Поэтому сделаем так – я приобретаю у тебя зуду. А цыганам ты просто вернешь обратно деньги. Они тебе на карту платеж делали? Сходишь до банка, попросишь, чтоб вернули деньги взад.

Вандер еще немного повозмущался, покочевряжился, но полученные на руки живые деньги быстро поменяли его настрой. Насвистывая веселый мотивчик он сходил домой за зудой, после чего мы пожали друг другу руки и разошлись – каждый ушел по своим делам. Вандер за пивом, а я спасать мир.

Я ехал и думал, что если бы не грядущий визит ФСБ, я бы, конечно, пригласил Вандера на море. Но втравливать беднягу в неприятную историю, чреватую тюремным заключением, мне не хотелось. В тюрьме Вандер погибнет. В том числе и потому, что просто не поместится в камеру. Поэтому покупка зуды – именно покупка, – была оправданным решением. Потому, что если фесебе и узнает о сделке, то будет воспринимать мои отношения с Вандером как товарно-денежные.

И потащился к Лилии.

Женщина, с этим прекрасным цветочным именем была химиком. Дело в том, что зуда, во время работы, имела аппетит как у Вандера – в смысле, как не в себя с чавканьем жрала энергию. А быть запитанной от сети не могла, по очевидным причинам – электросети около зуды не работали.

Около зуды вообще ничего не работало.

Конечно, можно было бы запитать зуду от экранированного генератора, или просто от сборки мощных аккумуляторов, но Вандер, руководствуясь одним из принципов разумного инженера, впервые сформулированным известным мыслителем Фогом Ф., который гласил: «Используй то, что под рукою, и не ищи себе другое», встроил в зуду купленный у бомжей за бутылку водки элемент Вольта.

Позвольте, я вас познакомлю.

Элемент Вольта – это немного улучшенный вольтов столб, который состоит из цинковых и медных пластин, опущенных в раствор серной кислоты. Раньше это был практически единственный доступный источник электроэнергии, сейчас же он мог заинтересовать разве что пионеров из кружка юных электротехников. Откуда он вероятно и был украден бомжами.

А поскольку коэффициент использования химической энергии в гальванических элементах может достигать почти 90 %, вольтов элемент соответствовал потребностям зуды больше, чем другие устройства, производящие энергию. Работающий на подобной, но только сухой гальванической батарее – замбониевом столбе, Оксфордский звонок непрерывно звонит с 1840 года.

Без малого двести лет, Карл!

Официальная версия, почему подобные химические источники электроэнергии не используйся в современных устройствах гласит что используемые в них материалы (медь и цинк) слишком дороги для производства электроэнергии. Не знаю – не считал. Но мнится мне, что батареи, способные работать по 200 лет без замены, просто стали поперек горла экономике говна, чья главная цель – производить недолговечные вещи, которые потребитель вынужден будет покупать снова и снова. Утром, вечером и в обед.

Единственное неудобство, для меня, заключалось в том, что этот элемент, для работы, требовалось залить несколькими литрами серной кислоты. Которая – вот незадача, отсутствовала. (Запас с предыдущего запуска зуды был пущен Вандером на протравку плат). А поскольку серная кислота – нашими добрыми властями была включена в список прекурсоров, куда попали вещества, часто используемые при производстве, изготовлении, переработке наркотических средств и психотропных веществ, розничная торговля ей была строжайше запрещена.

Наркоманы наркоманить, естественно, от этого меньше не стали, а обычных граждан этот ебанутый закон толкал на переход на темную сторону – на покупку электролита для аккумуляторов у несунов с заводов.

Поскольку на обычные пути приобретения кислоты у меня не было времени, я решил обратиться к напрямую к основным потребителям кислоты в Москве. К наркодилерам. Точнее, к Уолтеру Уайту российского розлива – не продавцу, но производителю известного во всем мире снежка (амфетамина) «Белый Тезис», моей однокласснице Лилии, которая, окончив Химический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, с красным дипломом, так и не смогла устроиться в России на работу по специальности.

Сменив несколько профессий, от мерчендайзера до крупье, Лилия настолько озверела от безденежья, что была готова пуститься во все тяжкие. И случай быстро представился – один из владельцев казино, оставшись без дел, после того как Вова, запретив азартные игры, заставил все игровые точки поменять владельцев на прокуроров, решил сменить вид деятельности на наркоторговлю. После чего бесследно растворился в одной из емкостей на своем наркозаводике – наркоторговлю в России курировало МВД, которому новоявленные конкуренты были поперек горла.

Лилию растворять не стали – налаженное производство никто закрывать не собирался, обеспечив заводику новый рынок сбыта – Европу. После этих событий заводик еще несколько раз переходил из рук в руки, так что кто именно сейчас курировал производство: МВД, ФСБ или уже сам Кремль, я не знал. Не уверен, что это знала и сама Лилия. В её задачу входило синтезировать заданный перечень веществ, а что с ними происходит в дальнейшем, её не интересовало. Собственно, поэтому она и была жива.

Производство располагалось в одной из промзон Москвы, куда я тоже дошёл пешком. На проходной меня встретила сама Лилия, которой я отписался еще из дому, через защищённый шифрованием чат телеграмма. За её судьбу можно было не волноваться – какой бы цирк не устроили расследующие моё дело агенты, посягать на этот бизнес им никто не позволит.

Мы поднялись в её кабинет, который, в лучших традициях голливудских фильмов, больше напоминал химическую лабораторию, чем обычная химическая лаборатория. Правда, он и был химической лабораторией – помимо руководства заводиком, Лилия работала над синтезом новых веществ. Оглядев женщину, которая с момента нашей предыдущей встречи, стала еще более худой, и сейчас напоминала одетый в белый лабораторный халат скелет, я вздохнул.

Судя по всему, Лилия, как хорошая повариха, регулярно снимала пробу со своего варева.

Пришлось делать вид, что не замечаю её состояния. Всё равно, что-то изменить в этой ситуации было не в моих силах. Лилия, сильная, волевая женщина, сама выбирала свой путь. И сама шла по нему в пропасть.

Я чмокнул Лилию в щеку, и мы мило поболтали о текущих делах за чашечкой необычайно крепкого и бодрящего кофе. Настолько бодрящего, что я выразительно посмотрел на Лилию.

– Ну вот еще, – правильно истолковала мой взгляд Лилия, – обычный это кофе. Без добавок. Просто я его в автоклаве варю. Он так крепче.

Я встал и подойдя к лабораторному столу, на котором высился, сверкая медными боками, обвешанная манометрами выполняющий роль кофеварки автоклав. Рядом, в соседнем устройстве, заметно больших размеров, как в лавалампе взымались и опадали бесформенные сгустки вещества.

– Синтезируешь человека неудовлетворенно желудочно? – спросил я, вспомнив читанную в детстве книжку.

– Нет, это клейпучка.

Я поморщился. Слово было смутно знакомое. Где-то я определённо его слышал.

– Полимер это. Специальный, – пришла мне на помощь Лилия, – у меня на производстве кто-то из сотрудников начал конечный продукт тырить. Вот я и сварила клейпучку. Чтоб сор из избы не выносить. А то у этих, – Лилия выразительно посмотрела вверх, – на все случаи одна отработанная схема решения проблем. А мне потом замену коллективу искать, – затянувшись сигаретой добавила она, – нет желания. В общем, если взболтать клейпучку хорошенько, а потом положить в спокойное, тихое место, то она от любого движения полимеризуется.

С этими словами она взяла со стола матово черную реторту, взболтала, потом резким щелчком большим пальцем откинула притертую крышку и опрокинула над столом. Оттуда, с неторопливостью ленивца, выкатилась здоровенная капля тягучей, янтарной жидкости, которая, упав на стол, за доли секунды сменила цвет на травянисто зеленый и…

*БДЫЩ*

От удивления я подскочил в воздух на полметра. Капля взорвалась. Но это меня бы не удивило, собственно говоря, я ожидал от клейпучки чего-то подобного. Удивительно было другое – взорвавшись, капля выстрелила во все стороны белыми лучиками дыма, сделавшись похожей на одуванчик. И эти струйки дыма не пропали после взрыва, а как-то даже уплотнились, превратившись в пластиковые нити, связавшие стол, потолок, оба автоклава, и… видимо меня. Одна из нитей, вытянувшись на два метра, ударилась мне в рукав куртки.

Я попробовал отойти. И не смог. Тонкая, белая сопля клейпучки немного растягивалась, но не отпускала. Стоящая сзади Лилия коснулась её сигаретой, и только тогда белесое щупальце клейпучки, как бы нехотя, отцепилось от куртки и свернувшись колечком, на манер тещиного языка, успокоилось на столе.

– Кислород воздуха постепенно насыщает полимер и заставляет клейпучку принять первоначальную форму капли, – сказала, голосом Дроздова Лилия. – При этом, захваченные псевдопсевдоподиями предметы притягиваются и фиксируются клейкими нитями.

Наблюдая как диковинный пластиковый цветок, который сейчас, втягивая свои щупальца подтягивал к себе всё, на что попали его клейкие нити, я уважительно поцокал языком.

– А это вообще не опасно? – спросил я, наблюдая как тонкая ложноложноножка тащит к столу здоровенную кадку с фикусом. – Что будет, если она на кожу попадет?

– Ничего страшного. Просто приклеится, а потом отвалится, когда засохнет, – ответила Лилия, прижигая сигаретой вцепившиеся в опасно наклонившийся автоклав нити клейпучки, заставляя их отпустить добычу. – Дней через шесть, при обычной температуре. Зимой дольше. Главное, при попадании на кожу дергаться поменьше. Отцепить всё равно не получится, ты её только разомнешь, и заставишь съёживаться сильнее.

– Задушит? – Испуганно спросил я.

– Неа. А вот зафиксирует – любо-дорого смотреть, – сказала Лилия, медленно выпуская струйкой сигаретный дым. В её голосе появилась какая-то задумчивая мечтательность. Я поёжился, представляя себе судьбу хорошо зафиксированного воришки.

В лаборатории повисло неловкая тишина, нарушаемая только скрипом ветвей затаскиваемого неутомимой клейпучкой на стол фикуса.

– Шикарная штука, – сказал я преувеличенно бодрым голосом. – Отольешь немного? – добавил я после минутной паузы.

– Отолью, отсыплю, отрежу… сколько надо. Мне для друзей ничего не жалко, – бодро ответила Лилия. – Может тебе еще чего-нибудь надо, этакого? – с этими словами она неопределённо помахала в воздухе пальцами.

– Неа, ты же знаешь, я не по этой части.

– У меня и пиво есть, если хочешь. – С этими словами Лилия взяла лабораторный мерный стакан, и подойдя к стоящему на холодильнике перегонному кубу, нацедила мне стакан прозрачной пенистой жидкости, добавив пару кусочков сухого льда из дьюара.

Я сделал глоток. Пиво было изумительное. Легкое, бодрящее, прохладное, с приятной горечью, и неуловим оттенком чего-то совершенно летнего.

– Нравится? – Спросила Лилия с таким же стаканом пива в руке. – В этот раз, я помимо томатной пасты добавила…

– Стоп, стоп, стоп, – наученный горьким опытом пробормотал я, затыкая уши. – Не надо подробностей, Лилия. Я не желаю знать из какого сора, растут стихи, не ведая стыда.

– Тогда переходим к делу?

Нехотя повернувшись, я посмотрел на Лилию. Предчувствие меня не обмануло. Пока я наслаждался напитком, химик сняла халат, под которым ничего не было и стоя около кожаного диванчика, призывно похлопывала рукой по спинке.

Ну, да, ну да. Лилия где-то вычитала, что секс важен для поддержания женского здоровья, и она, будучи женщиной рациональной, не могла не пропустить столь важную оздоровительную процедуру, тщательно следя, что её организм получал необходимую для нормального функционирования тела порцию массажа. Я знаком с Лилией не первый год, и догадывался, чем закончится наша встреча.

Тем же самым, что и все предыдущие – механическим совокуплением – назвать это сексом у меня не поднималась рука.

И вовсе не потому, что Лиля была не красивая. Я внимательно оглядел стоящую перед до мной женщину, пытаясь вызвать романтическое настроение. Обнаженная Лилия уже не походила на скелет, напоминая, скорее, манекенщицу или фотомодель. В смысле, была такая-же поджарая, тонкая и звонкая, с блестящей копной густых и блестящих (спасибо химии) золотистых волос и белым, словно напудренным холеным телом. Ева, с рисунка Босха.

Я в очередной раз поразился, насколько сильно отличается мужское восприятие одетой и раздетой женщины. Был в моей жизни интересный социальный эксперимент, который полностью подтверждал эту теорию – как-то раз, валяясь на нудистском пляже в еще украинском Коктебеле, я познакомился с харьковской студенткой, которая, так же как и я, отдыхала на этом пляже «как есть» – в тапках и верёвочке для волос.

Несколько дней мы мило общались на пляже, приходя и уходя в разное время, а потом, в попытке развить наши отношения дальше, договорились вместе сходить на дискотеку в городе. И я, прямо скажем, был нимало огорошен, впервые увидев свою спутницу в одежде. Из красивой, миниатюрной, хорошо сложенной девушки, с точеной фигуркой, небольшой, но красивой грудью, она превратилась, одевшись, в невыразительную серую мышь в мешковатом балахоне. Магия ушла.

Сейчас магии не вообще. Я аккуратно, как на медосмотре разделся, складывая одежду на стул, и, подойдя к дивану, обнял женщину, проведя руками по гибкой спине. Маслянистая кожа слегка пахла грушей. Хотя нет, поправил я себя, какой грушей? Женщина химик может пахнуть только изоамиловым эфиром уксусной кислоты. Но запах, смешиваясь с запахом табака, был на удивление приятным. Я обнял Лилию, позволив всем мыслям отойти на второй план.

Пока Лилия курила после секса, расхаживая в одних тапках по лаборатории и стряхивая пепел в расставленные повсюду пепельницы, я лежал в одних носках на кожаном диване, и размышлял о том, что добрый боженька посылает нам испытания, чтоб направить на путь истинный.

И что я, видимо, был настолько невнимателен женщинам, воспринимая их только как сексуальных партнеров, что, для того, чтоб показать мне, насколько это ужасно, на мой путь была направленна Лилия, которая относится к мужчинам точно также.

Мужчины! Римляне! Граждане! Братья! Секс-онли – это гиблое место не только для женщин, но и для нас, мужиков. Если вам прямо заявляют, что кроме секса вам ловить нечего, а вы согласились на это предложение, вообразив, что вам больше ничего и не нужно. Не нужно любви, не нужно уважения, ничего не нужно, только секс – то вы будете очень разочарованы. Чувство что вас поимели – на редкость неприятно.

– Какой-то ты сегодня унылый, – сказала Лилия, прерывая затянувшееся молчание. – На работе проблемы?

– Всякая божья тварь печальна после соития, за исключением петуха и женщины.

– Наговариваешь ты на себя Алешенька. Ты и до секса был уныл до невозможности, – задумчиво сказала Лилия, выдыхая дюжину колечек дыма. – И сейчас ты будешь доказывать мне, что весел и бодр как огурчик, потому что ты всегда споришь со мной, – добавила она чуть позднее, заставив меня отказаться от утверждения, что я веселее дюжины клоунов.

– Ну, есть такое, немного, – вздохнув, признал я, – меня скоро посадят. На трешечку.

– Тоже мне нашел проблему. Переезжай ко мне, тебя тут никто не тронет. Будем жить вместе. Дашка на днях тебя вспоминала, спрашивала. Где, говорит, «Дядя Алеша». Почему не заходит?

Дашкой звали Лилину дочку – тощую девочку подростка. И если она действительно спрашивала обо мне, это был первый известный случай, когда девочку заинтересовало хоть что-то, кроме инстаграма, который она листала в режиме Non Stop на своём телефоне.

Несколько раз, я по просьбе Лилии играл роль её воскресного папы, водя Дашу в кинотеатры и парки аттракционов. Во время прогулок мы оба делали вид что очень рады: я рассказывал бородатые анекдоты уткнувшейся телефон мрачной девочке, Даша терпеливо сносила нахождение в её личном пространстве шумного и неприятного взрослого.

Хотя в целом, идея Лилии была неплохой. Лилины покровители, кем бы они не были, очевидно, были рангом повыше, чем обычная фесебешная шушера. И могли, с подачи Лилии, замолвить за меня словечко. Естественно, не бесплатно – они погасят долг перед лояльной к ним Лилией. А вот перед Лилией придется рассчитываться уже лично мне. И тут квазисемейными походами в кино не отделаешься – придется отдать что-то большее.

Например жениться.

При одной этой мысли, у меня что-то внутри сжалось. Расстаться со своей свободой? Ни за что!

– Это ты сейчас так говоришь, – сказал голос в моей голове, – а посмотрим, что ты запоешь, когда тебя в камеру на три года запрут.

– ЭЭЭ… вот тогда и спросите, товарищ Здравый Смысл. А пока идите в жопу, со своими предложениями. Мне моя свобода дороже.

– … в тесной, вонючей камере. Без книг и компьютера, – продолжал нагнетать здравый смысл.

– Спроси меня через месяц, лады? Если игра в Dungeons & Dragons с другими зеками не заладится, я еще раз обдумаю предложение Лилии, – мысленно ответил я здравому смыслу. Вслух я сказал, – Давай обсудим это позднее, у меня сейчас голова не варит.

– Позже, – это никогда, Алешенька, – вздохнув сказала Лилия. – Забирай то, за чем зашел. Грабь несчастную бедную и одинокую женщину.

Чувствуя себя гадко, я подошел к рабочему столу химика, и начал копаться в ящичках для ингредиентов. Сразу отложив пару банок серной кислоты, я искал реагенты для изготовления термита. Для тех, кто не знает, термит – эта смесь порошкообразного алюминия или магния с оксидами разных металлов. Смесь эта очень жарко горит, прожигая железо и бетон.

В отличии от кислоты эти ингредиенты, хоть и были запрещены для свободной продажи в России, но свободно продавались с доставкой на дом зарубежными интернет магазинами. Вообще, я давно зарекся искать логику в запретах в России – в продуктовых магазинах нельзя было купить ужасно опасную уксусную эссенцию, но свободно продавались многократно более ядовитые средства для чистки труб и удаления ржавчины, из которых, при известной сноровке, можно сделать фосфорорганические ОВ.

Перед выходом я поискал магниевую ленту на Amazon и сайт сразу предложил мне купить ещё оксид железа и алюминиевый порошок: «Покупатели, что заказывают у нас магниевую ленту, обычно заказывают и эти товары». Отличный сервис. Когда я заказывал компоненты черного пороха, Amazon предложит мне купить еще стальных шариков, коран и абаю. Шучу. Просто стальных шариков.

Но, ждать доставки товара с Amazonа было слишком долго. Термит был нужен прямо сейчас. Поэтому, найдя в запасе реактивов Лилии требуемые ингредиенты, я облегченно вздохнул. Конечно, я мог получить их и другими способами, но возиться с нарезкой в стружку валяющегося дома куска магния не хотелось.

Покидав ингредиенты в сумку, я попрощался с Лилией и поспешил домой, обдумывая по пути элементы плана. Который, с каждой минутой, нравился мне всё меньше и меньше. Если бы я вычитал что-то подобное в одной из попаданческих опупей, я стер бы файл напрочь. За явным идиотизмом автора.

Но – этот «предстартовый мандраж» – как раз был ожидаем. Каждый раз, когда я делаю что-то значимое, мозг в панике собирает все ужасы, вываливая огромнейшую груду причин, по которым проект совершенно точно закончится катастрофой. Руководствуясь при этом своими шкурными интересами – биологическая функция мозга, помимо всего прочего, сохранять ресурсы и оберегать от поражения.

А кто ничего не делает, тот никогда не проигрывает.

И тут нужно пройти между Сциллой и Харибдой. Между шкурными интересами тела, зашитыми в инстинктах, и стремлениями, и идеями, которые диктует разум. Лично я, на основании опыта, вывел для себя правило: Ни в коем случае. Ни при каких обстоятельствах не менять решений под влиянием «предстартовой паники». В конце концов, можно вспомнить все предыдущие случаи, когда тоже было страшно начинать, а потом я справлялся.

Уже подходя к дому, я вытащил из экранированной металлической коробки из под печенья выключенный мобильник. Современные телефоны, вроде моей астролябии, не особо слушались своих хозяев – продолжая регистрироваться в сотовых сетях, даже будучи формально «выключенными». А вытащить аккумулятор не представлялось возможным – телефон, собственно и являлся аккумулятором, с приклеенным к нему дисплеем и процессором. Не удивлюсь, кстати, узнав, что телефон будет регистрироваться в сотовых сетях даже с полностью севшим аккумулятором – встроенная функция беспроводной зарядки способна насобирать энергии для передачи идентификатора телефона из окружающих нас электромагнитных волн.

Хорошо что на хитрых шпионов есть клетка фарадея. Физические законы вынуждены соблюдать даже полностью бесконтрольные спецслужбы. Телефон не сообщит властям твой маршрут, если ты поместишь его в металлическую коробку.

Телефон сразу разразился потоком СМС. Курьер, доставивший шины и аккумулятор, оказывается, уже несколько минут названивал мне, привезя товар, так что мне пришлось крутить педали из всех сил, уговаривая курьера не уезжать с товаром.

Когда я, с вываленным на плечо языком, выполз из лифта, курьер демонстративно поглядывал на часы. И тут же потребовал паспорт – оказывается, его сратая говноконтра может выдать мне уже оплаченные мной шины только переписав паспортные данные и ИНН. Добро пожаловать в дивный новый мир тотально контроля.

Я молча открыл дверь и вручил ему паспорт – что говорит о полном истощении моих физических и моральных сил. Хотелось лечь на пол, свернуться в позе эмбриона и умереть.

Ничего, потерпи – подбодрил я себя. Вечером у тебя будет хороший шанс реализовать это желание.

Пока курьер, стоя у лифта переписывал паспортные данные, на площадку вышел покурить сосед из квартиры напротив. Вскоре из-за неплотно прикрытой двери в его квартиру высунулась усатые ряшки двух котов: Шайбы и Шаньги. Коты были похожи друг на друга настолько сильно, что, я уверен, даже хозяева не могли их уверенно различать. Помимо того, что коты были одинаковыми, коты были аккуратненькими, толстенькими, похожими на мохнатые личинки с лапками.

Выглянувший из открытых дверей Беляш, увидев врагов, развернулся боком, вздыбил шерсть раздувшись как шар и зарычал, скатываясьна визг:

– Я ееееееесть зло. Я ееееееесть ужас, – и двинулся в сторону оторопевших котов.

Я быстренько отодвинул ногой зло и ужас обратно в прихожую и захлопнул дверь. После чего наблюдал как на удивленных лицах соседа и курьера потрясение быстро сменилось на «Да, нет, не может быть, показалось наверное» и они вернулись к прерванным занятиям.

Да, мы ленивы и нелюбопытны. Слава богу, не все.

В квартиру я вошел как челнок из девяностых. С неподъёмными баулами в руках и мотоциклетными шинами на шее. Покормил котовасика, который поминутно спрашивал, отрываясь от еды:

– Видел, как я им навалял? Видел, да?

– Ага. Ты эластично сократил линию фронта, мой маленький храбрый Йозеф – поддакнул я, приглаживая все еще стоящую дыбом шерсть на спине кота.

Сразу после еды Беляш завалился в спячку, свернувшись в клубок. Я даже позавидовал его способности спать сразу после стресса. Лично я смогу уснуть только спустя пару дней.

Поужинав, я занялся работой – поменял шины на мотоцикле. Поставил новый аккумулятор. Немного перебрал двигатель, просто чтоб убедиться, что с ним все в порядке. Проверил свечи и, мысленно вознеся молитву святому Файнеглу, запустил мотор и с чувством газанул. И тут-же остановил – за пару секунд работы мотоцикл успел наполнить комнату вонючим дымом.

После чего, я надел защитные очки и тщательно взвесив ингредиенты, смешал термитную смесь, уложив её в вырезанный из асбеста гибкий конус. Для розжига я предусмотрел электрозапал, но смесь, в случае чего, можно было поджечь спичками.

Потом я подготовил кислоту для зуды. Прикрепил адское устройство к мотоциклу. Сидеть вблизи зуды мне было некомфортно, но что мне оставалось делать? Только молиться, что кратковременное пребывание в зоне интенсивного электромагнитного излучения не вскипятит мне мозги.

Закончил я на утро следующего дня.

Пройдя по несколько раз по списку, я понял, что у меня больше нет разумных доводов откладывать операцию. Неразумные доводы были, но, к ним я прислушиваться не стал. Включив портал, я вышел на кухню, чтоб попрощаться с котом.

Чисто на всякий случай.

Кот дрых свернувшись в кокон, как он всегда делал перед сменой погоды. Я деликатно потыкал кота в бок пальцем, но Беляш, не просыпаясь, замотал головой, закрывая мордочку лапками и что-то невнятно бурчал. Прислушавшись, я разобрал что кот во сне бормочет: «Серпантин. Я должен сожрать серпантин».

Попрощаться не получилось.

Ничего страшного, увидимся через полчаса. Может быть. Или более никогда, в этой жизни. «Паника-паника – я капитан Титаника» – вспомнился мне детский стишок. Если я не могу остановить сонмище своих страхов, я должен перестать с ними бороться. Не можешь победить – прими их.

Сделай свой частью. Возглавь. Самое страшное, что может случить в жизни мужчины, со мной уже случилось: Мне сорок с лихуем, и я одинок. Дальше будет только хуже. Поразмыслив, на эту тему, я внезапно понял, что умирать уже не так страшно.

Я налил коту ведро воды и высыпал весь мешок сухого корма – кошачьей «Королевской Конины» в таз. Не печенье, с вареньем, но дожить до возвращения мамочки можно. При этом кот не повторит подвиг Пончика из Незнайки на Луне – не сожрет годовой запас продовольствия за четверо суток – сухой корм от фирмы «Royal Canin», было не просто для котов а для котов, которые страдают от избыточного веса и ожирения. Беляшик ел его с отвращением и ровно столько, чтоб не помереть. В отличии от Вискаса, который Беляш жрал горстями, блювал от обжорства и снова просил добавки.

Вернувшись в комнату, я залил кислотой батарею зуды, завинтил пробку, завел мотоцикл, после чего аккуратно съехал по снятому ночью в подъезде пандусу для инвалидов, на подсохшую грязь мира ☘.