Ядерные материалы

ПРОЗОРОВ

Взрыв машины архитектора одного из московских округов Москвы предотвратил его сын-шестиклассник.

Мальчик, возвращаясь из школы, увидел, как к семейному «жигуленку», припаркованному неподалеку от подъезда, подошел какой-то парень, открыл дверь, склонился над водительским сиденьем и тут же дверь закрыл, поспешив удалиться прочь.

Ребенок, выросший в условиях демократической эпохи, в городе, где взрывы гремели несколько раз на дню, а заказные убийства воспринимались как данность, с намеренно отрешенным видом прошел мимо машины, но, войдя в подъезд, опрометью метнулся в квартиру, боясь разминуться с отцом, прибывшим на обед с работы.

К докладу своего запыхавшегося отпрыска о странной личности, заглянувшей в салон автомобиля, чиновник отнесся со всей серьезностью: должность архитектора, в повседневной борьбе физических и юридических лиц за городскую недвижимость, была более опасна, нежели должность саперов, без промедления им вызванных.

Подъехавшие взрывотехники обезвредили заряд. И после проведения экспертизы радиоуправляемое устройство из управления военной контрразведки ФСБ попало в ГРУ, оказавшись в руках подполковника Прозорова. Подобное перемещение криминального материала являло собой весьма редкий случай взаимодействия достаточно разных в своих функциях ведомств, однако тому имелась довольно-таки веская причина.

Военная контрразведка расследовала недавний взрыв склада боеприпасов в Сибири и, видимо, расследовала бы его самостоятельно, не поступи из агентуры ГРУ на территории Чечни информация, что тамошние бандиты ожидают пополнения своих арсеналов изрядной партией похищенного с армейских складов пластида. Возникла естественная версия: взрыв прикрывает хищение боевых средств. Агент, действующий в Чечне, состоял на связи с Прозоровым, а потому подполковника временно прикомандировали в распоряжение военной контрразведки, где он человек покладистый и ответственный — сразу же оказался в роли козла отпущения — то бишь круг офицеров, ведущих дело, внезапно поредел, затем поредел повторно, ибо у всех нашлись какие-то горящие темы и заботы, и вскоре Иван Васильевич Прозоров взял на себя совершенно несвойственные ему функции сыщика-опера. Впрочем, такой переменой специальности подполковник не удручился — ему было в какой-то степени даже интересно освоить и понять чуждую для себя стезю, войти в незнакомый пласт чисто полицейской профессии.

Прочитав заключение эксперта, Прозоров понял, что, видимо, обнаружил ниточку, способную привести его к весомому результату: на выделенном ему рабочем столе лежал кусочек пластида, полностью аналогичный по своему составу той взрывчатке, что, как следовало из рапортов, разметалась во взрыве и сгорела в последовавшем затем пожаре.

Оперативно-следственная группа военных контрразведчиков, работавшая на месте события, никаких существенных выводов в расследовании происшествия покуда не достигла.

Ветхие складские помещения превратились в разбросанные груды кирпичных осколков, двое контуженых караульных солдатиков ничего толком объяснить не могли, а местная военачальная элита тотчас выложила перед комиссией папку с многочисленными пожелтевшими рапортами, тщетно взывающими о выделении средств для ремонта электропроводки, сигнализации и прохудившихся крыш.

Версия о прикрытии пожаром и взрывом хищения боеприпасов возникла, естественно, одновременно с поступившим в управление сообщением о ЧП, но версия — версией, а где ее доказательства? Тем более акцию подобного рода могли организовать искушенные криминальные профессионалы, тщательно проинструктировавшие своих армейских подельников-исполнителей.

Неподалеку от части, охраняющей и обслуживающей склады, располагался военный аэродром, и, ознакомившись с маршрутами авиабригад, посещавших его за последние три месяца, Прозоров пришел к унылому заключению о возможности перемещения ворованных боеприпасов и стрелкового оружия по крайней мере в шесть точек России.

Потянулся муторный процесс кропотливого и до сей поры бесплодного сыска. Проживали летные экипажи, говорили с аэродромной обслугой, с таможенниками, выясняли, посещали ли часть посторонние лица…

Выяснилось: да, посещали. Около суток на территории казармы находились шесть гражданских чужаков, но, как пояснил командир батальона, ребята застряли на своих легковушках в проселочной грязи, причем одна из машин сломалась, и потому он пустил их переночевать в офицерскую казарму. Кто такие — не знает, номеров машин не запомнил.

Проступок? Формально — да, но цепляться к нему — нелепо. Да и каким взысканием можно устрашить офицера, прозябающего в таежной глуши, куда лично он, Прозоров, не отправился бы служить и за все блага мира!

А если рассудить по существу, то ведь не просто корысть стоит за всеми этими армейскими разграблениями. В первую очередь — отчаяние!

Сколько частей он ни навещал за последние годы, повсюду — одно и то же: голодные офицерские семьи, отсутствие элементарных бытовых удобств, невыплата по полгода зарплат и — полный идеологический раздрай!

Кому они, в том числе и Прозоров, служат? Жирующим правительственным и думским временщикам, заботящимся исключительно о собственном кармане и алчно заглатывающим куски от государственного бюджета и собственности? Выходит, так. Но и чиновное жулье нетрудно понять: то и дело, без объяснения причин, верхние властители, трясущиеся над своей властью, меняют одних лакеев на других, дабы окружение не успело войти в сговор и скинуть их — немощных и бездарных.

Вот и устоялся нынешний государственный принцип: воруй, пока можешь, все, что есть под рукой.

У кого-то под рукой месторождения, у кого-то — заводы, леса, золото и алмазы, а у кого-то — пластид…

А что у него, у Прозорова? Ордена да смешная зарплата? И общественное поручение от конторы — расследовать всю эту чехарду с прогремевшим во глубине сибирских руд взрывом?

Можно, конечно, все следственные и оперативные мероприятия свернуть, отписаться, а то, изловчившись да вступив в сговор с лентяями из контрразведки, вовсе избавиться от дела, спихнув его в иную епархию, в бездонный милицейский унитаз… Но…

Но жива в нем верность, ха-ха, долгу того офицера, кто привык служить не за деньги, а за совесть. За деньги он так, прислуживает по необходимости. И хорошо, что не убита в нем эта привычка, ибо, что ни говори, а сохраняет она от саморазрушения его личность.

Через час он беседовал с архитектором — недоверчиво-замкнутым, желчным типом, убеждая его чистосердечно поведать о подоплеке несостоявшегося покушения.

— Поймите, — говорил Прозоров, — меня не интересуют ваши служебные — а значит, чего греха таить, коммерческие тайны. Не будь их — вы бы стояли на паперти. Кроме того, я не прокурор и никаких протоколов не веду. Мне важно одно: кто сделал на вас «заказ». Но если думаете, что способны разобраться с ситуацией самостоятельно, — пожалуйста! Только замечу: обычно люди вашего уровня и статуса наивно обольщаются в таком своем убеждении.

— Слон, — через силу произнес архитектор.

— Вот, уже хорошо. Теперь: а по поводу чего…

— Это все, что я могу сказать.

Прозоров добродушно рассмеялся:

— Слово «могу» лучше заменить на слово «хочу». Но в любом случае следует признать, что вы не из тех, кому требуется научиться укорачивать фразы до размера мысли. И все же… Давайте попробуем высказанную мысль развить…

— Это — все, — отрезал архитектор.

— Хорошо, как вам будет угодно! — И Прозоров откланялся, едва удержавшись напоследок от определения «самонадеянный дурак!».

Вечером, сидя в кабинете одного из начальников отделов РУБОП и пролистывая оперативную информацию по группировке Слона — сообществу немногочисленному, без территориальной принадлежности, но весьма агрессивному, Прозоров, в очередной раз отвлекшийся на писк пейджера, ознакомился с интересным сообщением: архитектор, вышедший перед ужином прогуляться с собачкой, убит снайпером. Он лишь тяжко выдохнул:

— Вот наглецы…

К ночи в РУБОП пришла долгожданная новость: по агентурным данным, килограмм пластида был куплен Слоном в Балабанове, где, как предполагалось, проживает его надежный оружейный снабженец. Личность снабженца покуда не установлена, но связь с ним, как доложил осведомитель, осуществляет некто Юра Ворона, бригадир группировки.

Несмотря на поздний час, Прозоров позвонил домой своему непосредственному начальнику генералу Ладыгину, доложив об оперативных достижениях прошедшего дня.

От генерала, склонного к действиям решительным и жестким, он услышал именно то, что и ожидал:

— Этого пернатого Юру задержи немедленно, предлог любой, и — к нам на объект. К нам, понял? Дальше — по схеме…

В два часа ночи Ворону, вышедшему покурить на падубу плавучего ресторана-казино, «свинтили» специалисты из ГРУ.

Обработку бандита, чье задержание обосновывалось хранением «замазанного» ствола и двух граммов героина, Прозоров начал уже в машине, следующей на спецобъект.

Ворона — тертый уголовный калач с тремя судимостями, узколицый, тщедушный, с постоянно вжатой в плечи маленькой головкой, методично поворачивающейся из стороны в сторону, — держался с невозмутимым достоинством искушенного в общении с правоохранителями ветерана криминального мира.

Выслушав формальные обвинения, лишь легонько поморщился, не удосужившись и вскользь прокомментировать их.

Это Ивана Васильевича, впрочем, ничуть не смутило.

— Хорошо, Юра, — сказал он. — Парень ты крепкий, умудренный всякими и разными поворотами судьбы, а потому отчетливо понимаешь: взяли тебя или для того, чтобы непременно посадить по высокому распоряжению, или чтобы получить от тебя полезную информацию.

— Путем рукоприкладства и угроз, — скучным голосом уточнил Ворона.

— Чуток ошибаешься, — возразил Прозоров. — Рукоприкладство по отношению к тебе, личности волевой, — способ неэффективный, а потому и вовсе не способ.

— Тогда начинайте угрожать, — сделал вывод Ворона.

— Как скажешь, — пожал плечами Прозоров. — Но прежде проясню для тебя две детали. Во-первых, здесь не милицейская шарашка с ограниченным беспределом, оглядками на законность — и повальным взяточестничеством.

— А что же здесь?.. — Ворона глумливым взором обвел помещение с крашенными масляной красками стенами, письменным столом, тремя стульями, телевизором на тумбочке и узким окном, задернутым с внешней стороны токопроводящей сеткой, составленной из крупных ромбовидных ячей.

— Во-вторых, — как бы не расслышав вопроса, продолжал Прозоров, — у нас с тобой очень мало времени на пустые беседы и увещевания. Ты вот с иронией говоришь об угрозах… Но только не понимаешь, что статьей я тебя пугать не собираюсь, тебе зона — что курорт для фраера. И находишься ты сейчас на территории полного произвола и беззакония. Впрочем, давай-ка посмотрим кино. Снималось кино в этом здании, двумя этажами ниже, в подвальном помещении. Посмотришь кино, мы туда спустимся, чтобы ты лично убедился: съемки натурные, без декораций и актеров… — И он включил телевизор, оснащенный встроенным видеомагнитофоном.

Кино повергло Юру в состояние немой озадаченности.

— Не поверишь, но органический пепел — действительно сильнейшее удобрение, — подводя итог, задушевно проговорил Прозоров. — У нас тут клумба… Цветочки на ней — как в тропиках, залюбуешься! В общем, сам смотри, — добавил устало. — Выразишь готовность помочь мне в решении задачи — едем прямо сейчас забирать твою телегу со стоянки у казино. Не выразишь готовность — сам, думаю, справлюсь…

— Что надо? — кривя исполосованные шрамами губы, спросил Ворона.

— Обеспечить выход на Балабаново.

— Так… Как?

— Чтобы не подмокла кровушкой твоя репутация? Естественно, это мы придумаем. Главное в ином: твое согласие и готовность…

— Там, значит, это… — забурчал, ежась на стуле, Ворона. — Там, значит, базар. На базаре торгует Лешка. Или брат его. Я предварительно отзваниваю жди, мол, тогда-то. После приезжаю, делаю заказ. Ствол или шашка…

— Или — пластид, — вставил Прозоров. Ворона стесненно кашлянул.

— Н-да, — произнес удрученно. — Какой товар есть, такой и есть.

— А все же? Откуда у него в последнее время взялся этот пластид?

— Хрен его знает, начальник, мы вообще-то тротил ему заряжали, а он говорит: вот вам эта хренотень, еще круче, поскольку компактнее…

— Ну, приходишь, делаешь заказ, — сказал Прозоров. — Дальше?

— Дальше — расплачиваюсь. На следующий день подтанцовываю к нему по новой, он дает установку: езжай, к примеру, в лесок, гаму камня. Или у дуба поднимешь дерн, возьмешь, что надо…

— Вопрос: почему бы вам не подмять под себя этого Лешу и его брата? Денежный бизнес упускаете…

— Их чечены уже давно держат. Чего вязаться?

— Кто именно?

— Точно не знаю. Я с Лехой на зоне три года чалился, ему подогрев от черных шел… А потому ясно: в обойме человек, не бесхозный. Того и достаточно.

— За что архитектора списали?

— А?

— Бэ!

— А… Да я не в курсе, Слоновьи дела… Чего-то он там строить решил, какой-то гастроном, а по плану земля под коммерческую хату отведена… Обычные непонятки, в общем…

— Ты, конечно, понимаешь, что наш разговор записывается?

— Хрена ли там понимать…

Утром Ворона позвонил в Балабаново. Сказал:

— Леха, это я. Будь на месте, подъеду.

— Давай…

— Ну? — выжидательно посмотрел Прозоров на отекшую от бессонницы физиономию бандита.

— Все по плану, скачем.

Прозоров забрался на заднее сиденье джипа, Ворона уселся за рулем.

Вскоре под тяжелыми колесами упруго зашелестел асфальт ухоженной правительственной трассы, ведущей к Внуковскому аэропорту.

Связь с оперативной группой ФСБ, уже выехавшей в Калужскую область, где, собственно, и располагался поселок, Прозоров решил поддерживать по мобильному телефону.

Понимая, что может подвергнуться внезапной проверке, он не взял с собой ни документов, ни оружия и даже оставил на спецобъекте служебный нательный жетон, заменив невзрачный титановый прямоугольник на золотое распятие с бриллиантами, крепившееся на основательной, также драгоценной цепи.

Данное ювелирное излишество, мародерски конфискованное у убитого в стычке гангстера, было позаимствовано на Лубянке, где числилось как служебная принадлежность, необходимая для легендирования офицеров в случае их неформальных контактов с «братвой».

В течение дороги Иван Васильевич самым дружеским тоном успокаивал Ворону относительно полнейшей безопасности предстоящего мероприятия и клятвенно заверял его в надежной отмазке от каких-либо подозрений после итогового задержания «оружейников» милицией.

— Спешить не будем: «руки — в гору, морду — в стену» — дело нехитрое и самое распоследнее, — говорил он. — Все сделаем ювелирно, они сами себя подставят, а уж то, что ты в стороне окажешься, — никаких сомнений!

Увещеваниям Прозорова бандит внимал хмуро.

— И в стукачи я тебя определять не намерен, — спешил подполковник развеять сомнения Юры. — Не та у тебя порода, не подходишь…

— Ну спасибо, начальник, сладко поешь…

— Пою не пою, а это — правда.

Прозоров не лукавил: в роли перспективного для Лубянки агента он Ворону не представлял и сегодняшнее сотрудничество как начало вербовки не расценивал.

Ворона пошел на уступку благодаря лишь самому грубому давлению, не оставлявшему ему никакого выбора, и ожидать от такого сексота добросовестного сотрудничества не приходилось. А вот двойной игры, провокаций и ножа в спину в любой момент!

Однако обещания прикрытия временных доверителей и постоянных агентов Прозоров полагал должным выполнять всегда, реализуя информацию в соответствии с данными им гарантиями.

Что же касалось Вороны, то кто знает, как повернется ситуация в будущем? Вдруг он Вороне сгодится, а вдруг и Ворона ему, зарекаться не следует. Даже и в гражданской, коли случится, жизни…

Когда они подъезжали к рынку, начался дождь. Тут подполковник припомнил давешний рассказ одного из офицеров РУБОПа, как тот год назад тоже искал связь на одном из провинциальных базарчиков, опустевшем от внезапной непогоды.

Тогда, слоняясь меж мокрых голых прилавков, опер не без досады уяснял, что им, праздно шатающимся по обезлюдевшей рыночной площади чужаком, вполне способна заинтересоваться местная любознательная милиция, и, дабы избежать напасти, пришлось купить в соседнем магазине короб со спичками, устроиться под навесом и сделать вид, будто он этими спичками торгует… Кстати, пачки три-четыре он умудрился продать. Смех, да и только!

Впрочем, смеху потом было мало: прибыл связник, тут же выведший его на подъехавших к рынку бандюг, торгующих похищенными с завода «калашами», и непредсказуемые события понеслись вскачь…

Он очутился в машине, в багажнике которой лежали автоматы, и, вопреки разработанному плану предварительной договорной встречи с продавцами, те напористо предложили ему совершить сделку немедля. Пришлось выкручиваться, ехать на той же машине, снабженной, как оказалось, фальшивыми номерами, в компании уголовников в Москву, и, когда на одном из постов их тормознул пикет ГАИ, обкурившийся ухарь, сидевший на заднем сиденье, сказал сыщику:

— Подвинься, корешок, чтобы легче было ментов валить… — И боковым зрением тот увидел выныривающий из-под полы бандитского плаща автомат.

Набежали пуганые мысли: надо же, не подготовились, не учли, да и как подготовиться и учесть? Не предупреждать же ГАИ — обязательно последует утечка информации… А если сейчас положат ментов, шума будет — до небес и открытого космоса! Хотя, конечно, отыграем в итоге…

И все же он сумел урезонить подонка, как выяснилось позже — находящегося в розыске за два убийства; вышел из машины, договорился с сержантом, сунув ему купюрку и упросив поумерить прыть: не до проверок, командир, жутко спешим, жена рожает…

И принял сержантик купюрку, махнул палкой — езжайте, и спас тем самым жизнь себе и сослуживцам.

Дождь изрядно проредил на балабановском рынке толпу покупателей и продавцов, однако бородатого здоровяка Лешу, одетого в брезентовый плащ с капюшоном, они застали на условленном месте.

Леша торговал репчатым луком, лично взращенным им на подсобном деревенском участке.

— Вот, — процедил Ворона, кивая на Прозорова. — У человека-заказец…

— А сам — не мог?.. — подозрительно сузил глаза продавец овощей.

— Я на Кипр собрался. Я потому состыкну вас, а там уж — сами.

— Чего надо?

— Две машинки «Барс-2» и 1000 шашек по сто грамм, — сказал Прозоров.

— Х-хе… — усмехнулся Леша, показав щербатые прокуренные зубы. — О машинках твоих я только слышал, у меня товар простой, красноармейский. А насчет шашек… Возьмешь пластилинчика? На тот же убой?..

— То есть?

— Ну это… по эквиваленту, так вроде…

— А… он не хуже? — С растерянным видом Прозоров обернулся на Ворону.

— То же самое, — процедил тот, закуривая. — Только все твои шашки в одной сигаретной пачке уместятся.

— Цена?

— С ценой ты — к нему, ему и деньги отдашь, — сказал Леша. — Кстати, Ворона… Товар сам заберешь. Мне новые друзья без надобности. Но о том, прибавил многозначительно, — еще отдельный разговор у нас будет…

— Когда? — спросил Ворона, равнодушно пропуская мимо ушей угрожающий намек торговца.

— Завтра в это время, тут же. А где товар поднимете — сообщу. Но чтобы такое — в последний раз! — произнес, гневно раздувая ноздри. — Ишь, на Кипр он собрался! Мне что за дело! У меня тут свой Кипр! Река и лес не хуже!

— Слушай, ты же не с пацаном базаришь, — внятно и отчужденно произнес Ворона. — Не заводись, чмо. Коли привел я человека, то за него отвечаю. Хекнул раздраженно. — Бесплатно клиента привожу под личную гарантию, а он еще кобенится…

— И без того народу хватает, Юрок, не нуждаюсь… — умерил пыл Леша. — И посторонних мне не вози, шабаш! А ты, — обернулся на Прозорова, — ведь чистым ментом смотришься, в натуре…

Прозоров удивленно хмыкнул. Лицо у него, как он полагал, было весьма простецкое, по-крестьянски округлое, взгляд был прям, а глаза чисты. Или нынешнее временное амплуа столь деформировало его облик, отпечаталась суть общения с сыщиками и чекистами?

— Да, рожа у меня не задалась, — согласился Прозоров. — Вот и менты мне как один толкуют: взглянешь на тебя, сразу ясно: «братва»…

— Ну… и так и так — верно, — поразмыслив, с запинкой подтвердил Леша.

— Ладно, — вздохнул Прозоров. — Разбежались, извиняйте. Тогда завтра… — кивнул Вороне. — Привезешь…

— Если у Леши пробой на корпус не случится, — усмехнулся тот.

— Какой еще пробой? — нахмурился торговец.

— Если не обхезаешься, — уточнил Ворона. Леша гневно завращал глазами, но колкого достойного аргумента не нашел, промямлив беспомощное:

— Умник ты херов…

На том и расстались.

Через час рыночный торговец, собравший с лотка товар, убыл на своем скромном «Москвиче» в сторону близлежащей деревеньки, где наведался в один из недавно отстроенных кирпичных домов.

В доме, как выяснилось, жил тридцатилетний чеченец, состоявший в законном браке с местной дояркой, кому только что минуло шестьдесят лет. Доярка ютилась во флигеле, находившемся на задворках принадлежащего ей поместья.

Чеченец же, как следовало из полученной справки, во времена развитого социализма дважды судился за разбой.

Выводы о законности создания, общественной полезности и перспективах данной семьи напрашивались сами собой.

Выйдя из кирпичного дома со всеми удобствами, чеченец и его русский друг проследовали в стоявшую напротив замшелую заколоченную хату и, проведя в ней около получаса, разошлись: кавказец отправился в свою трехэтажную саклю, а его гость покатил в сторону леса, где у сосны с разбитым надвое грозой стволом, стоявшей строго по линии километрового столба, закопал пакет с пластидом.

Жилища хранителя и распространителя взрывчатки через считанные минуты были поставлены на сканирующее прослушивание.

Следующим днем за взрывчатку были переданы деньги, Леха вновь высказал Вороне внушение за пренебрежение конспирацией, а далее началась вдумчивая работа по выяснению связных бандитских звеньев.

Благодаря данной работе, надежно легендировалась непричастность Вороны к неминуемому теперь краху «оружейников».

Извалявшиеся в канавах и промокшие насквозь офицеры, осуществлявшие наблюдение за тихими провинциальными домиками, таящимися в кущах старых яблонь и груш, принесли Прозорову главную информацию: взрывчатка расходилась бойко, а изначально закупили ее местные группировщики у славянской «братвы» из команды некоего Игоря Егорова.

Услышав это имя, один из офицеров РУБОПа, участвующий в операции, заскрипел зубами. Затем пояснил Прозорову, что по категории сложности преодоления препятствий альпинисты характеризовали бы подходы к данному мерзавцу третьей степенью крутизны склона: помощник депутата Госдумы, дружеские связи с генералами МВД и с прокуратурой, собственная газета и служба безопасности с лицензированным огнестрельным оружием…

— Тупик, — заключил офицер.

«Ничего, — подумалось Ивану Васильевичу, — за любым безнадежным тупиком неизменно открываются просторы, был бы подходящий бульдозер… Или моя полицейская некомпетентность мне оптимизма добавляет? Что ж. Вероятно, так даже и лучше. Не зная броду, и речку перепрыгнешь…»