В отличие от многих своих сослуживцев Иван Васильевич Прозоров был боевым офицером военной разведки и, пройдя Афганистан, Чечню и Таджикистан, а также побывав в государствах куда более отдаленных, извечно оказывался волей судьбы и начальства не в тылу в качестве наблюдателя захваченных в плен и беспомощных, как осы без жала, бандитов, а на переднем крае бескомпромиссных схваток, где научился безошибочно определять стороны, по которым наиболее продуктивно летают пули. И потому, оказавшись в достаточно необычной для себя обстановке корабельного трюма, сумел моментально определить наивыгодное расположение огневых позиций с учетом вероятных маневров противника и его численности.
Отсек, заставленный множеством разномастных контейнеров, представился ему наиболее удобным укрытием для внезапной, кинжальной стрельбы по врагу, должному понести уже в течение первых секунд боя непоправимые для успеха первой атаки потери. В случае наката второй волны атакующих отсюда открывался дискретный путь отступления в дальнейшие пространства трюма, подразумевавший уничтожение первых, наиболее активных рядов преследования. По израсходовании боезапаса стратегия и тактика боя исчерпывались, но, как полагал Прозоров, нагромождение трупов создаст если не моральный перевес, то благоприятную атмосферу для торговли с арабом относительно установленной в одном из отсеков мины, хотя условия такого торга он представлял себе покуда смутно, полагаясь на импровизацию по обстоятельствам.
Местом своего первоначального укрытия он выбрал затененную, отороченную высокими металлическими бортами крышу одного из контейнеров, над которым помимо всего нависал короб вентиляционной трубы. Каменцев, вооруженный автоматом, находился поодаль, должный открыть огонь исключительно в случае активного массированного наступления врага или угрожающей контратаки на притаившегося в засаде Прозорова. Забелин — хранитель пульта, главной и спасительной козырной карты, — страховал судового медика, оставаясь на третьем рубеже обороны.
Ворочаясь в колкой, в войлок сбитой пыли за вентиляционной трубой, сваренной из проржавевшего листового железа, Прозоров всматривался в зыбко покачивающийся полумрак, размытый тусклыми клубами света, вспоминая мокрую заснеженную Москву, себя — неутомимого искателя приключений, сидящего в удобной машине, глядящего на мирные городские огни и не чающего побыстрее оказаться в ослепительных океанских просторах, в очередной щекочущей нервы схватке… Вспомнилась попутно жена, накануне очередного прощания бросившая в него, сидящего на диване и вещавшего о недолгой разлуке, отглаженную рубашку и заявившая, что бесконечные командировки мужа заставляют ее подумать о целесообразности совместной жизни с вечным скитальцем. Жена считала Ивана военным строителем, разыскивающим в разнообразной глуши площадки для военных полигонов.
Шумок осторожных шагов заставил Прозорова крепче сжать рукоять пистолета. Звяк железа, глухое ругательство… И наконец — неясные очертания фигур, приближающихся к контейнеру.
Их было шестеро. Четыре матроса — два с пистолетами, два с автоматами, а впереди, словно под конвоем, безоружные Сенчук и Крохин.
Пройдя контейнер, на верху которого затаился Прозоров, группа остановилась.
Невозмутимый, как обычно, старпом, вглядываясь в нагромождения железных коробов, пробормотал:
— Будь я сейчас на месте моего коллеги Ивана, перехлопал бы нас, олухов, как выводок цыплят. Эх, тяжела подневольная доля!
— Вперед! — приказал ему один из матросов, предусмотрительно держась за спиной Крохина.
Прозоров перевел взгляд в сторону, откуда явились опасные гости. По всей видимости, их никто не страховал. Итак, только шестеро… А вернее, четверо старпом и «шестерка» араба — всего лишь живой заслон… Значит, пробные шары… Ну-с, теперь главное, чтобы не сдали нервы у Каменцева…
Два раза упруго дернулся в руке пистолет. Не обращая внимания на оседающие фигуры автоматчиков, Прозоров переместил мушку на очередного матроса, но узрел лишь его изумленно разверстый рот и чью-то руку, обхватившую шею руку старпома, — он уяснил это мгновенно; поспешно повел стволом в сторону другого матроса, поймал цель, нажал спуск, в ту же секунду ослепленный пламенем встречного выстрела, а далее, услышав тюкнувшую в металл в метре от головы пулю, осознал, что жив, что уделал и третьего, а другого взял на себя Сенчук, кто в настоящий момент уже деловито вытирал о брючину убитого им недруга клинок и всматривался при этом поверх контейнера в его, Прозорова, сторону.
Куда-то исчез лишь один персонаж — Крохин… Нет, вот и он, на карачках выползающий из тени…
— Ну, старпом, докладывай обстановочку, — донесся издалека язвительный голос Каменцева.
— О, да тут вся теплая компания! — откликнулся Сснчук. — А я уж думал, партизаны ушли в лес и заблудились…
— Что там происходит? — подал голос Прозоров, выползая из-под навеса трубы.
— А ты, сверчок, палишь как ковбой, молоток! — приветственно помахал ему ладонью отставной опер. — Слезай, чего словно Емеля на печке?
— Мне тут сподручнее… Хотя… — Прозоров упруго спрыгнул с верхотуры, встав напротив старпома.
— Ну, если интересует обстановочка, то она — хуже некуда, — поведал старпом. Обернулся на Крохина, все еще продолжавшего стоять на четвереньках и, помаргивая, трясти головой. — Вова, ты чего как примат, с баобаба упавший? Вставай, милый, соберись с духом, страшное еще впереди. Мы, — обернулся на подошедших Каменцева и Забелина, — вроде как уверили араба в личной лояльности, а вот с вашей командой он намерен разобраться без зазрения своей басурманской совести…
— У нас есть предмет для мирной беседы с ним, — сказал Забелин, доставая из кармана пульт и демонстрируя его присутствующим.
Старпом, вздохнув, произнес сокрушенно:
— Вы — благородные люди, но дураки. И привыкли лезть напролом, как медведи в буераке… Вы о чем думаете? Постреляете десяток придурков, а потом торги начнете? Да ваше счастье, что ни они, ни араб никакой особенной воинской тактикой не владеют и решили по растерянности своей первоначальной лобовым клином вас раскурочить… Не будет с вами разговора! Они пенятся, что дурная моча, и, пойди я к этим олухам как парламентер, да еще с заковыристым предложением, буду разодран как вобла в пивной день. Задача наша — выбраться отсюда и захватить яхту. Как — я знаю.
— И как? — спросил Прозоров.
— На сей случай припрятан в трюме кислородный дыхательный аппарат. И знаю я, где есть люк, предназначенный в прошлом для вылазки наших тружеников-разведчиков. А потому слушайте разумного человека, божий дар жизни в себе сохраняющего благодарно и трепетно.
— Очень часто — за счет других, — буркнул Забелин, не отрывая взгляда от лежащего на ладони пульта.
— Так у вас есть план? — спросил Каменцев, вынимая из кармана убитого матроса пистолет.
— Еще какой! — с воодушевлением вскинул на него глаза Сенчук.
И в ту же секунду трюм наполнился глухим, стремительно приближающимся гулом десятков матросских башмаков, и Прозоров, подняв пистолет, открыл беспорядочный огонь в безудержно накатывающуюся на него лавину матросских роб, оглушенный яростным победным воем врага…
В искаженных неукротимой ненавистью лицах этого решительного вала не было ни намека на замешательство или страх, и в дымном алеющем полумраке казалось, что на него устремлено полчище вырвавшихся из преисподней вурдалаков…
И, запоздало соглашаясь с доводами старпома, он жал и жал на спуск, слыша попутное хлопанье «Макарова» в руках Каменцева, с удивлением постигая, что отчего-то молчит автомат Забелина, а когда раму пистолета заклинил край второй опустевшей обоймы, полетел навзничь, опрокинутый натиском толпы, и уже на полу, изворачиваясь под ударами ног и рук, увидел пальцы поверженного рядом с ним кавторанга, вдавливающие кнопку на пульте…
И — полетел во тьму, ощутив напоследок взрыв, потрясший недра уже неразличимого трюма, застланного плавающей в глазах кровавой поволокой.