Софья
— ЭЙ, поаккуратнее со столом!
Я все-таки решила его взять. Пусть только Макс посмеет что-то возразить. Трюмо я, кстати, тоже захватила.
Уверена на все сто, что капустница им пользоваться не станет, потребовав купитьновое. Хотя… С
чего я решила, что Алина будет жить в нашем доме? Литовский ни за что не заплатит мне отступные. Да и нет их у него… Не стал бы обеспеченный мужик проворачивать аферы с чужими деньгами и квартирами.
Как же хорошо, что я залезла в телефон мужа.
При другом раскладе, капустница бы уже давно жила в моей квартире. Нежилась в ванне и трахалась с Максимом на моей кровати.
А так… Здесь буду жить я. Я и Настюха.
— Хозяйка, принимай работу, — басит грузчик Гриша. Его мне подогнал Семеныч. — Пленку с мебели отодрали, ничего нигде не поцарапали
— Ну и молодцы. Вот, держите, — протягиваю деньги.
Парни уходят, возвращая долгожданную тишину. Я дома… И я смогла. Сберечь себя от грязи и сохранить достоинство. Наверное, я молодец?
Включаю телевизор и разбираю чемоданы. Настюха расстроится, конечно. Я ей ничего еще не говорила. Дочка любит наш дом. В прошлом году я соорудила во дворе беседку из деревянных реек. Покрасила ее белой краской и сшила холщевые занавеси, защищающие от солнца и мошкары. Прошлым летом мы ужинали в ней, пили чай с домашним пирогом и любовались закатами…
Все теперь в прошлом. Вся жизнь словно в унитаз спущена. Была и. не тее.
Зойка приезжает ко мне в гости вечером. Помогает развесить шторы и разложить по шкафчикам кое что из посуды. Надеюсь, Максим не станет претендовать на мои тазы и сковородки.
В день «Х» льет дождь. Природа страдает вместе со мной. Порывы ветра сносят пластмассовые ведерки, лежащие в песочнице, лепестки флоксов, обильно растущих в палисаднике под окном, и спелые абрикосы с дерева. Они падают на землю с тихим стуком.
Обеспокоенно смотрю в окно, гадая, как поступить? В такую грозу самолет не посадят.
Звоню в аэропорт. Оператор успокаивает мое волнение, гарантируя своевременную посадку.
Прыгаю за руль и еду в встречать дочь. Ливень к тому времени прекращается.
Ловлю себя на мысли, что волнуюсь только за дочку… И Германа. Он уехал, ничего не объяснив, но память о мужчине продолжает жить в моем сердце.
Он мне звонил, конечно… Но я не ответила. Не время нам сейчас объясняться. Пусть разбирается со своей Ритой, а я займусь разводом. Я даже не поблагодарила его за помощь с переездом стариков. Сделаю это лично, пусть он только вернется.
Верите, я даже наряжаться не стала. Поехала в аэропорт, облачившись в джинсы и белую рубашку. Плевать мне на мнение Макса и его любовницы. Они могут считать меня жалкой. Даже проигравшей… Но я-то знаю, кто проиграл на самом деле?
— Настенька, родная моя!
Бегу навстречу дочери, завидев ее в толпе. На хмуро бредущего рядом Макса не смотрю.
За ним волочится Алина. Тянет безвкусный чемодан на колесиках. Вид у влюбленных не радостный.
— Мамулечка, привет. Хорошо, что ты приехала, — обнимает она меня. — Мам, ты такая стала..
Бомба просто. Красивая. Светишься вся.
— Кхе-кхе. А нас ты поприветствовать не хочешь? — подает голос Макс.
Сволочь такая. гад, да и только. Пощечину залепить — да, а здороваться не хочу.
— Нет, не хочу. Я приехала забрать дочь. Мы переезжаем в мою квартиру.
— Слава богу, — закатывает глаза капустница.
Без косметики они кажутся крошечными. И реснички искусственные отвалились, не выдержав дубайского солнца. Бедняжка.
Придирчиво оглядываю ее, искренне не понимая, в чем ее преимущество?
Молодость? Наверное, да. И глупость, пожалуй.
— А ты не обольщайся, деточка. Я подала на развод, Максим. На столе в кабинете оставила копии документов. Разумеется, раздел имущества тоже состоится, так что…
Недолго тебе жить в нашем доме.
— Сонь, давай поговорим спокойно, взмаливается Макс.
Наверное, мне кажется, но в его обращенном на Алину взгляде сквозит неприкрытая брезгливость… Надоела? А что же ты так убежать хотел?
— Нам не о чем говорить. Все вопросы будем решать через моего адвоката Тамару Альбертовну
Нестерову. Ее визитку я тоже оставила на столе.
Разворачиваюсь, бросив уничтожающий взгляд на капустницу, но Макс перехватывает мой локоть и тянет в сторону открытого кафе.
— Сонь, прости меня. Я люблю тебя, Сонь. Очень… Если бы ты знала, как я скучал? Я…
— Отпусти меня, козел, — шиплю, брезгливо сбрасывая с себя его руки. — Ты мерзавец. Урод, каких поискать. Тебе не стыдно говорить мне такое?
— Одно твое слово, Софья, и я пошлю эту дуру нахер. Она такая. Я дни считал до возвращения.
Устал от нее… Тупая, как валенок, примитивная…
— Тупая? А тебе разве не такая была нужна? Меня тошнит от тебя, Литовский. Кстати, я аннулировала доверенность, которую ты мне обманом подсунул. Тебе придется вернуть украденные деньги.
— Верну, Сонь. Я не понимаю, как так вышло? Она меня охмурила… Я устал.
— Не желаю больше ничего слышать. Ты собственноручно разрушил нашу семью. Нет ее больше, Макс.
— И дома, выходит, нет? — вздыхает он тоскливо.
— Если хочешь, можешь оставить его нам с Настей.
— А жирно тебе не будет, Сонечка? — губы Макса изгибаются в язвительной ухмылке. — С голой жопой решила меня оставить? А за что? Ну, трахнул я эту тупую курицу, так и что с того? Сотрется у меня, что ли?
— Боже… Я понятия не имела, насколько ты ничтожен. Не хочу больше тебя видеть, Макс.
С Настей сам решай — общаться вам или нет.