Примчались пожарники. Впереди бригадир, за ним его команда, вооруженная всем необходимым, чтобы потушить пожар. Машина остановилась на лужайке, и сигнальная сирена замолкла.
— Ты пустишь их сюда? — спросил Джек Голдмен.
— Огонь снаружи, а не здесь.
— Ты запер дверь? — спросила Сильвия Рэгон, крупная блондинка с полной грудью.
— Да.
Майк Гэвин выглянул в окно и рассмеялся:
— Там двое запутались в шлангах.
Пожарники поднялись с земли, помогли друг другу освободиться, и вся группа начала подготовку к операции. Тут из школы выбежали мистер Джонсон (Живая Субмарина) и мистер Грейс. Они начали что-то рассказывать бригадиру, оживленно жестикулируя.
Пожарники уже тянули шланги с блестящими наконечниками к школьным дверям, когда бригадир повернулся к ним и закричал:
— Постойте!
Они остановились посреди лужайки в полном недоумении, сжимая в руках торчащие наконечники пожарных шлангов, которые смотрелись, как гигантские фаллосы.
Бригадир продолжал совещаться с мистером Джонсом и мистером Грейсом. Мистер Джонсон указывал на кабинет номер шестнадцать. Из школы выбежал Томас Денвер и сразу же присоединился к дискуссии.
— Я хочу домой! — не своим голосом сказала Ирма Бейтц.
— Выкинь это из головы, — посоветовал ей я.
Бригадир опять обратился к своей команде, но мистер Грейс возмущенно затряс головой и стал что-то доказывать, положив ему руку на плечо. Затем повернулся к Денверу и о чем-то спросил. Директор кивнул и побежал к школьным дверям.
Бригадир залез в багажник своей машины и вытащил оттуда великолепный новенький громкоговоритель. Я уверен, что у них на пожарной станции была настоящая драка за право пользоваться именно этим экземпляром. Бригадир набрал в легкие побольше воздуха и начал:
— Прошу всех покинуть здание. Повторяю. Всем покинуть здание. Всем учащимся просьба выйти на дорогу. Выходите на дорогу. Скоро будут поданы автобусы. Школа закрыта… Он перевел дыхание.
— Повторяю, просьба всем покинуть здание.
Народ вываливал на улицу. Учителя не давали ребятам задерживаться у дверей, направляя их к дороге. Я искал взглядом Джо Мак-Кеннеди, но его нигде не было.
— Ничего, если я буду делать домашнее задание? — дрожащим голосом произнес Мелвин Томас. Все рассмеялись.
— Сколько угодно.
Я подумал с минуту и добавил:
— Если кто хочет курить, не стесняйтесь.
Несколько ребят тут же полезли в карманы за сигаретами. Сильвия Рэгон извлекла из косметички пачку «Кэмел», вытащила сигарету и затянулась с манерным видом провинциальной звезды. Она выпустила кольцо дыма и бросила спичку на пол, затем села поудобнее, раздвинув колени. Похоже, она чувствовала себя очень уютно.
— Если вы хотите сесть рядом с приятелем, можете поменяться местами. Только не советую бросаться на меня или бежать к двери, а в остальном перемещение по классу свободное.
Кое-кто пересел, большинство оставалось на своих местах. Мелвин Томас открыл учебник алгебры, но явно не мог сосредоточиться. Он тупо уставился на меня.
Раздался негромкий звонок: это включилась внутренняя связь.
— Эй, — произнес голос Денвера, — шестнадцатый кабинет!
— Да, — ответил я.
— Кто это?
— Чарли Деккер.
Долгая пауза. Наконец:
— Что происходит, Деккер?
Я немного подумал, затем сообщил:
— Кажется, я сошел с ума.
Еще одна пауза. Затем:
— Что ты наделал?!
Звучит риторически. Я посмотрел на Теда. Он кивнул.
— Мистер Денвер?
— Кто говорит?
— Тед Джонс, мистер Денвер. Дело в том, что у Чарли пистолет. Он держит нас здесь в качестве заложников. Он убил миссис Андервуд. И мистера Вэнса тоже, я полагаю.
— Да уж, можете не сомневаться, — подтвердил я.
— О… — только и смог вымолвить мистер Денвер.
Сара Пастерн хихикнула.
— Тед Джонс?
— Да, я слушаю.
Голос Теда звучал уверенно и в то же время несколько отстраненно. Его манера говорить восхищала меня.
— Кто находится в классе, кроме вас с Деккером?
— Секундочку, — ответил я. — Подождите, я оглашу список. Я открыл журнал миссис Андервуд и начал читать:
— Ирма Бейтц?
— Я хочу домой! — отозвалась Ирма.
— Прекрасно, она здесь. Сюзанн Брукс.
— Здесь.
— Нэнси Каски?
— Здесь.
Я дочитал до конца. Двадцать пять фамилий. Отсутствовал только Питер Франклин.
— Что с Питером? Он убит? — спокойно спросил мистер Денвер.
— У него корь, — крикнул Дон Лорди.
Ребята захихикали. Тед нахмурился.
— Деккер?
— Да.
— Когда ты отпустишь их?
— Не сейчас.
— Почему?
Голос Денвера был усталым, чувствовалось, как тяжело этому человеку, и на секунду мной овладела жалость к нему. Но я немедленно подавил в себе это ненужное чувство. Это похоже на игру в покер, когда кто-нибудь выигрывал всю ночь, загреб уже кругленькую сумму и вдруг остался ни с чем. И вам становится жаль его, но нельзя поддаваться минутной слабости, нельзя бросать игру, иначе проигравшим будете вы.
— У нас с ребятами есть что сказать друг другу. Еще не все точки над «и» расставлены.
— Что это значит?
— Это значит, тебе придется смириться.
Кэрол Гренджер сделала круглые глаза.
— Деккер…
— Называй меня Чарли. Все друзья называют меня Чарли.
— Деккер…
Я показал классу руку со скрещенными пальцами.
— Если ты не станешь называть меня Чарли, я открываю огонь.
Пауза. Потом неуверенно:
— Чарли?
— Вот так лучше.
На задней парте Майк Гэвин и Дик Кин изо всех сил сдерживались, чтобы не рассмеяться. Некоторые ребята уже не скрывали улыбок.
— Ты будешь называть меня Чарли, а я тебя Том. Договорились, Том?
Долгое молчание.
— Когда ты выпустишь ребят, Чарли? Что тебе от них нужно?
За окном я увидел полицейские машины. Черно-белые из городского отделения и голубые — полиции штата. Джерри Кессерлинг, начальник управления с 1975 года (то есть с тех пор, как бывший шеф полиции Уоррен Телбот отдал Богу душу), регулировал движение автомобилей на дороге.
— Ты слышишь меня, Чарли?
— Да. Но ничего не могу ответить. Я и сам не знаю… Кажется, подъезжают новые копы.
— Да, мистер Вульф вызвал полицию. Не представляю, что здесь начнется. Полицейские вооружены. У них есть слезоточивый газ, Дек… Чарли. Зачем создавать себе лишние проблемы?
— Том?
Неохотно:
— Что?
— Надеюсь, тебя не затруднит оторвать от стула свою тощую задницу и сообщить этим джентльменам, что если им придет в голову применить газ, они об этом крупно пожалеют. Вы все должны понять, кто диктует правила игры.
— Ну почему? Почему ты так поступаешь? В его голосе звучала бессильная злоба.
— Не знаю, — признался я, — но ведь это интереснее, чем говорить о бабах, Том. Наши дела тебя не касаются. Все, что мне нужно, это чтобы ты передал полицейским мои слова. Выполнишь мою маленькую просьбу, Том?
— У меня нет выбора, не так ли?
— Совершенно верно. Нет выбора. И еще…
— Что?
— Я не слишком тебе симпатизирую, Том, как ты уже мог заметить. Но сейчас, думаю, тебя это волновать не должно. Но стоит усвоить, что ситуация изменилась. И я не листок бумаги на столе, который можно смять и выкинуть в корзину. Ты это понимаешь?
Я повысил голос почти до крика:
— Ты понимаешь это, Том?
— Да, Чарли, — упавшим голосом произнес он.
— Нет, ты еще не все понял, Том. Но тебе придется зарубить это на носу. Сегодня мы почувствуем разницу между людьми и бумажками в папке. Что ты думаешь об этом, Том?
— Я думаю, ты тяжело болен, Деккер.
— Нет, «Ты тяжело болен, Чарли». Ты это хотел сказать, Том?
— Да.
— Так скажи.
— Я думаю, ты болен, Чарли, — механически повторил Денвер.
— Вот и прекрасно. А теперь иди и передай им мои слова.
Денвер прокашлялся, будто собирался что-то добавить, но ничего не произнес, и связь отключилась.
Я обвел глазами класс. Ребята переговаривались друг с другом, как всегда, и в классе стоял привычный шум. У каждого из них был отстраненный, слегка недоумевающий взгляд. Последствия шока. Наверное, похожие чувства испытывают люди, попадающие на войну: выброшенные неведомой силой из повседневной приятной полудремы, вы оказываетесь в иной реальности и видите настоящую кровь. Настоящую смерть. Ваш мозг отказывается это воспринимать, и остается только плыть по течению, надеясь, что связь с реальностью восстановится как-нибудь сама собой. Я смотрел на ребят, и неожиданно в памяти всплыл стишок, который нас заставляли учить в младших классах:
Вот опять звенит звонок,
Начинается урок.
К концу его мы в десять раз
Знать будем больше, чем сейчас.
Интересно, чему мы научимся сегодня.
Желтые школьные автобусы подъехали к зданию. Ребята занимали места. Они вернутся домой, к своим родителям, к привычным делам, телевизору. А здесь, в шестнадцатом кабинете, учеба будет продолжаться.
Мне захотелось поболтать о чем-нибудь. Я слегка постучал пистолетом по учительскому столу, и наступила тишина. Все внимательно смотрели на меня.
— Думаю, нам стоит поговорить.
— Наедине? — спросил Джордж Янек, мальчик с живым умным лицом. Он не выглядел испуганным.
— Да.
— Тогда выключи внутреннюю связь.
— Кто тебя тянул за язык, сукин сын, — отчетливо произнес Тед Джонс. Джордж удивленно обернулся к нему, но ничего не ответил.
Я встал и перевел рычажок в другое положение.
Затем обратился к Теду:
— Зря ты так, все равно я помнил об этом.
Тед ничего не сказал, только слегка усмехнулся: кажется, он заметил мою ложь.
— Прекрасно, — я повернулся к ребятам, — возможно, я сошел с ума. Но это еще не повод стрелять в кого-нибудь из вас, поверьте. Поэтому не бойтесь говорить все, что думаете. Например, кто-нибудь верит, что я могу начать стрелять?
На некоторых лицах было сомнение, но никто ничего не сказал.
— О'кей. Я действительно не собираюсь делать глупости. Мы просто будем сидеть здесь и говорить начистоту. Вытряхивая грязь из своих душ.
— Да, из миссис Андервуд ты уже вытряхнул все, что мог, — по-прежнему улыбаясь, произнес Тед.
— Я должен был так поступить. Не знаю, как это объяснить, но… Должен. К этому все шло. И мистер Вэнс. Я советую вам не принимать это близко к сердцу. Никто из вас, как я уже сказал, не получит пулю в лоб ни с того ни с сего, так о чем же беспокоиться?
Кэрол Гренджер неуверенно подняла руку. Она была хорошенькой и неглупой девчонкой. Такие поступают потом в самые престижные женские колледжи. Она наверняка будет произносить речь от имени выпускников этим летом. «Будущее в наших руках» или что-нибудь в этом роде. Я кивнул.
— Когда мы сможем уйти, Чарли?
Я вздохнул и пожал плечами:
— Поживем — увидим.
— Но моя мама перепугается до смерти!
— Почему? — спросила Сильвия Рэгон. — Она же знает, где ты, не правда ли?
Засмеялись все, кроме Теда. Он по-прежнему улыбался, рассматривая меня в упор. Едва ли он хотел принимать участие в откровенном разговоре. Но почему? Борьба со всеобщим безумием? Мальчик, затыкающий пальцем пробитую плотину? Нет, едва ли. Это не его амплуа. Его стиль — не героизм, а, скорее, изящный уход в тень. Он единственный из известных мне людей покинул футбольную команду после трех головокружительных побед в прошлом году. Спортивный репортер в местной газете назвал Теда самым блестящем игроком за всю историю пласервилльской школы. Но он ушел из команды. Неожиданно и необъяснимо. Что удивительно, популярность его при этом нисколько не упала. Джо рассказывал, что когда совершенно обалдевшие ребята требовали хоть каких-нибудь объяснений, Тед сказал, что футбол — слишком тупая игра, и что он, Тед, найдет себе занятие получше. Я уважал его. Но почему сейчас он против меня, понять было сложно. Чтобы решить эту проблему, требовалось немножко подумать, но я не мог сосредоточиться. События развивались достаточно быстро.
— Ты действительно свихнулся? — неожиданно спросил Харман Джексон.
— Думаю, да. Человек, который убивает других людей, должен быть не в своем уме, не так ли?
— Тогда, наверное, тебе нужна помощь, — продолжал Харман. — Стоит обратиться к доктору.
— Ты имеешь в виду кого-нибудь вроде Грейса? — усмехнулась Сильвия. — Старый козел! Я должна была посещать его после того, как швырнула чернильницей в старушку Грин. Все, что он делал — пытался заглянуть мне под платье и заводил разговоры о сексе.
— Он признал в тебе большого специалиста в этих вопросах, — сказал Пэт Фитцджеральд.
Послышалось хихиканье.
— Это не твое дело, — надменно произнесла Сильвия, затушив сигарету. — И тем более, не его.
— Что мы будем делать? — спросил Джек Голдмен.
— Ничего, — ответил я. — Пусть все течет как течет.
На лужайке появилась вторая полицейская машина городского управления. Думаю, третья приедет не скоро: ребята наверняка сидят сейчас в кафе, болтая о пустяках и наслаждаясь кофе с орешками.
Денвер о чем-то беседовал с военным в синих штанах. Джерри Кессерлинг рассаживал по машинам тех школьников, которым не хватило места в автобусах. Мистер Грейс разговаривал с каким-то неизвестным типом в костюме. Пожарники стояли поодаль, курили и ждали дальнейших распоряжений.
— То, что сейчас происходит, как-нибудь связано с давней историей с мистером Карлсоном? — спросил Корки.
— Откуда я знаю, с чем это связано? Если бы я знал причину, может, ничего бы и не было.
— Это твои родители, — неожиданно произнесла Сюзанн Брукс. — Причина должна быть связана с родителями.
Тед Джонс издал какой-то странный звук.
Я изумленно поглядел на Сюзанн.
Сюзанн Брукс была одной из тех девушек, которые никогда не открывают рта прежде, чем их об этом не попросят. Очень серьезная девушка. Симпатичная, хотя и не слишком яркая. У таких всегда бывает старший брат или сестра, затмевающие своими выдающимися успехами младших, так что школьные учителя обычно делают невыгодные для младших сравнения. И тем ранят их самолюбие. Когда такая девочка вырастает, она выходит замуж. Обычно за какого-нибудь водителя грузовика. А потом уезжает на западное побережье и пишет родственникам и друзьям не слишком часто. И становится гораздо раскованней, словно расцветает после того, как вырвалась из тени старшего брата или сестры. И живет долго и счастливо.
— Мои родители, — произнес я, как бы пробуя эти слова на вкус. Я подумал, не рассказать ли историю о той охоте, когда мне было девять лет. О том, как я услышал про обычаи ирокезов. Но это было бы слишком шокирующе.
Я бросил взгляд на Теда и поразился: лицо его искривила злобная гримаса. Казалось, кто-то засунул ему в рот лимон и заставил сжать челюсти. Для меня было неожиданностью видеть Теда в таком состоянии.
— Об этом пишут во всех книгах по психологии, — продолжала Сюзанн. — И действительно… Вдруг, осознав тот факт, что она говорит перед всем классом, Сюзанн замолчала. Казалось, она сама себе удивлялась. Сквозь ее блузку нежнонефритового цвета просвечивали бретельки лифчика.
— Мои родители, — снова начал я. И снова замолчал. Я вспоминал охоту, тени деревьев на туго натянутой ткани палатки (палатку натягивал отец, так что на ней не было ни единой морщинки), переполненный мочевой пузырь и то, как я чувствовал себя маленьким ребенком… И тут я вспомнил еще один случай. Я не хотел бы говорить о нем. Я никогда не рассказывал об этом мистеру Грейсу. Но сейчас, возможно, время пришло. Это могло помочь не только мне, но и Теду. По крайней мере, мне так казалось. Что касается меня… Наверное, уже поздно. Слишком поздно.
Снаружи ничего не происходило. Приехала последняя из городских полицейских машин, только и всего.
— Родители, — третий раз повторил я и начал свой рассказ.