Ярость

Глава 21

Прибыли еще три полицейские машины. Подходил народ из города, и копы более или менее успешно его разгоняли. Подкатил на новом «Понтиаке» владелец ювелирного магазина мистер Франкл. Он тут же вцепился в Джерри Кессерлинга и стал чего-то добиваться от него, поправляя на носу очки в роговой оправе. Джерри пытался избавиться от него, но тщетно. Мистер Франкл был вторым лицом в городе и большим другом Нормана Джонса, папы нашего Теда.

— Мама купила мне кольцо в его магазине, — произнесла Сара Пастерн, косясь на Теда. — Оно окрасило мне палец в первый же день отвратительным зеленым цветом.

— А моя мама называет его проходимцем, — сказала Тенис.

— Эй! — воскликнул Пиг Пэн. — А вот и моя мамочка!

Все посмотрели в направлении, указанном Пэном. Действительно, это была миссис Дано, разговаривавшая с кем-то из военных. Из выреза платья выглядывал бюстгальтер. Она была одной из тех женщин, у которых разговор наполовину состоит из жестикуляции. Ее трепещущие руки, то замирающие, то вновь развевающиеся как флаги, вызывали у меня какие-то странные ассоциации.

Мы все хорошо знали ее не только понаслышке, но и в лицо. Она возглавляла большинство кружков в городе и состояла в клубе матерей. Куда бы вы не пришли: на школьную вечеринку, праздничный ужин или танцы, вы непременно увидите миссис Дано с ее вечной кислой ухмылкой, выражающей недовольство жизнью и уверенность в тщетности бытия. Она любила сплетни и вылавливала крупицы информации с жадной проворностью, с какой ловят мух лягушки.

Пиг Пэн заерзал на сиденье, будто ему захотелось в уборную.

— Эй, Пэн, тебя мама зовет, — окликнул его Джек Голдмен.

— Ну и пусть, — пробормотал Пиг Пэн. У Пэна была старшая сестра Лилли Дано. Она училась в старшем классе, когда мы еще были новичками. Внешне она походила на брата, и отсюда можно сделать вывод, насколько далеко ей до королевы красоты. Крючконосый тип по имени Лафоллет Арманд стал увиваться вокруг нее, и это закончилось спустя некоторое время довольно банально: подростковый секс на заднем сиденье машины и беременность. Бедная Лилли была отправлена к тете в Оксфорд. Миссис Дано два месяца не появлялась в клубе матерей, а затем ее опять можно было видеть всюду, только ухмылка стала еще более кислой. Классическая для маленького городка история.

— Но она действительно беспокоится о тебе, — сказала Кэрол Гренджер. — Что с того, — равнодушно произнес Пиг Пэн. Сильвия Рэгон улыбнулась.

Пэн покраснел. Некоторое время все молчали. Мы смотрели на горожан, находящихся в миле от нас. Я узнал еще несколько отцов и матерей. Родителей Сандры не было, не увидел я и Джо Мак-Кеннеди. Я и не думал, что он покажется: такой цирк не в нашем стиле.

Подъехала пресса. Один парень выскочил из автобуса и привязался с какими-то вопросами к копу. Коп что-то отвечал ему, указывая на дорогу. Еще двое репортеров принялись устанавливать камеры.

— Есть у кого-нибудь транзистор? — поинтересовался я.

Трое подняли руки. Самый большой приемник оказался у Корки. Он принимал шесть программ, в том числе коротковолновые. Мы включили его как раз вовремя: передавали десятичасовые новости.

— Коротко об основных событиях, — доносилось из приемника. — Старшекурсник пласервилльской высшей школы Чарльз Эверетт Деккер, очевидно, находящийся в состоянии аффекта…

— Эверетт! — воскликнул кто-то из ребят.

— Заткнитесь, — резко произнес Тед. Пэт Фитпджеральд показал язык. — …и теперь держит двадцать четыре заложника в аудитории высшей школы. Питер Вэнс, тридцатисемилетний учитель истории, убит. Подозревается, что нет в живых и другого учителя, тридцатисемилетней Джины Андервуд. Деккер дважды связывался со школьными властями. Мы приводим список заложников… Репортер зачитал список класса, который я давал Тому Денверу.

— Обо мне говорят по радио! — воскликнула Нэнси Каски, когда произнесли ее фамилию. Она зажмурилась и довольно улыбнулась. Мелвин Томас присвистнул. Нэнси покраснела и приказала ему заткнуться.

— …и Джордж Янек. Франк Филбрек, капитан полиции, утверждает, что Деккер чрезвычайно опасен. Действия его предугадать невозможно. «Этот парень без тормозов», — сказал Филбрек.

— А хочешь пощупать мой тормоз? — спросил я Сильвию.

— А ты уверен, что есть, что щупать? Я так верю сообщению радио, — ответила Сильвия, и все рассмеялись.

Энн Лески густо покраснела и хихикала, прикрывая рот ладошкой. Тед нахмурился.

— …Грейс, пласервилльский психиатр, разговаривал с Деккером несколько минут назад. Грейс сообщил репортерам, что Деккер угрожает убить всех заложников до одного, если Грейс немедленно не покинет своего кабинета.

— Ложь! — произнесла Грейс Стэннор. Ирма подпрыгнула.

— Что этот говенный репортер о себе думает? — зарычал Мелвин. — И как он собирается из этого дерьма выпутываться?

— …А также он заключил, что Деккер является шизоидной личностью, возможно, переживающей обострение болезни. Грейс завершил свою речь словами: «Я уверен, что Чарльз Деккер способен на все». Полиция окрестных городов…

— Какое дерьмо! — воскликнула Сильвия. — Я расскажу этим уродам, что в действительности происходит, как только мы отсюда выберемся! Я сразу… — Заткнись и слушай! — оборвал ее Дик Кин.

— …и теперь, по утверждению капитана Филбрека, ситуация зашла в тупик. Деккер начнет убивать в случае применения полицией слезоточивого газа. На карту ставится жизнь двадцати четырех детей…

— Детей, — повторил задумчиво Пиг Пэн. — Дети. Это удар в спину, Чарли. Чертово дерьмо. Что они думают, что понимают в происходящем?

— Он что-то говорит о…, — начал Корки.

— Не бери в голову. Выключи эту штуку, — ответил Пэн, — здесь раздаются куда более интересные звуки.

Я посмотрел на Пэна.

— Что ты имеешь в виду?

Пиг Пэн неожиданно рассмеялся. Без всякой видимой причины он полез в карман и, покопавшись там, вытащил карандаш. Затем уставился на него. — Карандаш Би-Боп, — сказал Пиг Пэн. — Самые дешевые карандаши на всей земле. Их невозможно заточить. Каждый сентябрь, с тех пор как я пошел в первый класс, мамочка приходит домой с двумя сотнями карандашей Би-Боп в пластиковой коробке. И я пользуюсь ими, о Боже.

Он вертел карандаш в руках, пристально уставившись на него. По правде говоря, это действительно был скверный, дешевый карандаш. Я сам пользовался только карандашами «Эберхард Фабер».

— Мама, — продолжал Пиг Пэн, — вот в чем для меня мама. Две сотни карандашей Би-Боп в пластиковой коробке. Как вам это? И все эти дерьмовые ужины. Гамбургер и бумажная миска с тертой морковкой. Она постоянно затевает споры. Это ее хобби. Постоянные споры, все время. Она подписывается на все женские журналы. Это невыносимо. Однажды сестра принесла котенка…

— Она забеременела, да? — спросил Корки.

— …И мать не разрешила его оставить. Утопила в туалете, когда никто не видел. Лилли говорила, что можно было хотя бы отнести его к ветеринару и усыпить, и то лучше, а мама отвечала, что не собирается выбрасывать четыре доллара на какое-то животное.

— Ах, бедный котенок, — вздохнула Сюзанн Брукс.

— Клянусь Богом, она это сделала своими руками, прямо в сортире. И все эти чертовы карандаши. Думаете, она купит мне новую рубашку? Может быть, на день рождения. Я говорю ей: «Мама, ты слышишь, как меня называют ребята. Мама, ради Бога». Она никогда ничего мне не разрешает и постоянно затевает пререкания. Бесконечные разговоры. Бесконечные карандаши в пластиковых коробках. Однажды она не пустила меня на танцы, сказав, что в том месте, куда я собираюсь пойти, много развращенных девиц, которые только и думают, как бы кого-нибудь подцепить. Так и сказала.

— О, Боги! — пробормотала Сильвия.

— И эти ужины. И эти клубы. Ко всем пристает, привязывается со своими идиотскими разговорами. С этим невозможным выражением лица. — Он посмотрел на меня и улыбнулся самой странной улыбкой, какую я когда-либо видел. — Знаешь, что она сказала, когда Лилли уехала? Она стала убеждать меня продать машину. Тот старый «Додж», который подарил мне дядя, когда я получил права. Я отказался. Я сказал, что дядя Фрэд подарил мне эту машину, и я не собираюсь ее продавать. Она ответила, что сделает это сама, если я буду упрямиться. Она подписывала все бумаги, и официально машина принадлежит ей. Она сказала, что продаст машину, чтобы я не смог обесчестить какую-нибудь девушку на заднем сиденье. Обесчестить девушку, так вот и сказала.

Он размахивал карандашом, затем судорожно переломил его пополам и отбросил в сторону.

— Я сказал маме, что не собираюсь продавать «Додж». А она настаивала на своем, и мне пришлось это сделать. Я ничего против нее не могу. Она всегда знает, что сказать. Вы начинаете приводить ей какие-то аргументы, речь идет о машине, а она спрашивает вдруг: «Почему это ты так долго был в ванной?» Хоть на стену лезь. Вы ей про машину, а она про ванную. Будто я чем-то грязным там занимался. Она постоянно несет всякую чушь.

Он выглянул в окно. Миссис Дано уже не было видно.

— Она постоянно болтает, это подавляет, от этого невозможно уйти. Карандаши Би-Боп, которые ломаются всякий раз, когда пробуешь их заточить. Это и есть ее метод подавления. Она ужасна, она тупа, она утопила котенка, маленького котенка, и она так тупа, что каждый смеется над ней за спиной. Знаете, как это действует на меня? Я становлюсь меньше и глупее. Я начинаю чувствовать себя несчастным котенком, которого по ошибке принесли в дом, и он ползает в пластиковой коробке, полной карандашей Би-Боп.

В комнате воцарилась гробовая тишина. Пиг Пэн завладел вниманием аудитории, но не думаю, чтобы он это заметил. Он выглядел абсолютно потерянным и опустошенным. За окном коп поставил машину на лужайке параллельно школьным окнам. Несколько его приятелей с пистолетами в руках забежали за нее, очевидно, затевая какую-то секретную операцию.

— Я думаю, такого она еще не нюхала. — Пиг Пэн улыбнулся своей странной, пугающей улыбкой. — Если бы у меня был пистолет, Чарли, я убил бы ее не задумываясь.

— Ты безумен, — печально произнес Тед. — Боже, мы все скоро свихнемся.

— Не будь такой сволочью, Тед.

Эти слова произнесла Кэрол Гренджер. Довольно странно, что она выступила против Теда. Раньше эти два типичных представителя истэблишмента всегда поддерживали друг друга. Однако, именно Кэрол смогла открыто противостоять Теду. Для одноклассников Тед был чем-то вроде Эйзенхауэра для либералов пятидесятых, хотя эта аналогия очень приблизительна. Вы вынуждены восхищаться этим человеком, его стилем, улыбкой, блестящими манерами, успехом, но что-то в нем раздражает Вас. И Вы не можете выразить это словами, но ощущаете как что-то скользкое в нем. Вы скажете, я слишком много внимания уделяю Теду. Почему бы нет? Меня не покидает странное чувство, что все происходившее сегодня утром — не более, чем плод чьей-либо фантазии. Или дурной сон. И почему-то мне кажется, что вовсе не я, а Тед находится в центре всех событий. И именно он заставляет окружающих проявлять те качества, которые им не свойственны… Или которые были в них до поры до времени скрыты. Одно можно сказать точно: Кэрол сейчас смотрела на Теда вызывающе, она вовсе не собиралась играть по его правилам.

— Если они его схватят, то не найдут ничего интересного. Пустышка, — произнес Тед.

Пэн уставился на обломки своего дешевого карандаша, будто это была единственная оставшаяся на свете вещь. У него была грязная шея, но на это уже никто не обращал внимания. Кому было какое дело до его шеи.

— Они подавят тебя, — прошептал Пэн. Он оглянулся по сторонам, затем посмотрел на меня. Выражение его лица с застывшей полуулыбкой было неприятно мне. Оно почему-то вызывало тревогу.

— Они справятся и с тобой, Чарли. Вот увидишь, так все и будет.

В комнате было тихо. Я крепко сжимал пистолет. Стараясь ни о чем не думать, я взял коробку с патронами и заправил несколько штук в магазин. Руки мои вспотели. Неожиданно до меня дошло, что я держу пистолет за ствол, направив его на себя. Никто не шевелился. Тед замер, склонившись над партой. И он не двигался, разве что шевелил извилинами. Я неожиданно подумал, что коснуться его мне было бы также неприятно, как притронуться к крокодилу. Интересно, Кэрол когда-нибудь обнимала его? Скорее всего, да. Эта мысль вызвала у меня отвращение.

Сюзанн Брукс неожиданно разрыдалась. Никто не обратил на нее внимания. Я глядел на них, они на меня. Я держал пистолет за ствол. Они это знали. Я сделал пару шагов, и нога моя коснулась тела миссис Андервуд. Я взглянул на учительницу. На ней было ее обычное пальто из шотландской шерсти поверх коричневого кашемирового свитера. Она уже окоченела, и кожа ее на ощупь наверняка напоминала крокодиловую. Я оставил след на ее свитере. Мне вспомнилась картина, которую я однажды видел: Эрнст Хемингуэй одной ногой опирается на мертвого льва и сжимает в руках винтовку, а на земле сидит полдюжины черных туземцев. Неожиданно мне захотелось кричать. Я лишил эту женщину жизни, я убил ее, продырявил ей голову, и тем покончил с алгеброй. Сюзанн Брукс опустила голову на парту, как в детском саду во время тихого часа. Ее волосы были повязаны нежно-голубой косынкой, это смотрелось довольно мило. У меня заболел желудок.

— ДЕККЕР!

Я вскрикнул и повернул пистолет к окнам. Там был какой-то военный с громкоговорителем. Выше по склону холма располагались журналисты с камерой. Пиг Пэн, скорее всего, был прав.

— ДЕККЕР, ВЫХОДИ С ПОДНЯТЫМИ РУКАМИ!

— Сейчас иду, — ответил я.

У меня начали дрожать руки. Желудок болел все сильнее. У меня всегда были проблемы с желудком. Временами по утрам, когда я собирался в школу, со мной случались колики. Был также неприятный инцидент, когда я первый раз проводил время с девушкой. Однажды мы с Джо подцепили пару девчонок в парке Гаррисона. Стояли теплые июльские дни, и небо было бездонно-синее. Мою девушку звали Эннмари. Она произносила это имя одним словом. Девушка была хорошенькой, она носила темно-зеленые вельветовые шорты и шелковую блузку. У нее была пляжная сумка. Мы двигались по дороге по направлению к пляжу, из радио доносились звуки рок-н-ролла. Брайан Вилсон, помню как сейчас. Брайан Вилсон и «Бич Бойз». Джо вел старый голубой «Меркури» и улыбался своей фирменной улыбочкой. Я вдруг почувствовал бурю в желудке. Ощущение не из приятных. Джо разговаривал со своей девушкой, кажется, о серфинге, что хорошо сочеталось со звучавшей музыкой. Девушку звали Розалин, она была сестрой Эннмари, и тоже весьма привлекательной. Я открыл рот, чтобы сказать, что мне дурно, но вместо этого блеванул на пол. Я испачкал ногу Эннмари, и вы даже не можете себе представить выражение ее лица. Все постарались отнестись к происшедшему проще, будто все так и должно быть. Купаться в тот день я не мог, желудок выворачивало наизнанку. Эннмари загорала на скамейке рядом со мной. Девушки сделали бутерброды и пригласили нас перекусить. Но хотя я выпил соды, съесть так ничего и не смог. Все это время я думал о запахе, который будет стоять в салоне голубого «Меркури», весь день гревшегося на солнце. Реальность превзошла все мои ожидания. Мы делали вид, что ничего не ощущаем. Но вонь от этого никуда не девалась.

— ВЫХОДИ, ДЕККЕР! ТЫ ОКРУЖЕН.

— Прекратите. Заткнитесь.

Но они меня, конечно, не слышали, да и не хотели слышать. Они вели свою игру.

— Не очень приятно, когда тебя игнорируют, не правда ли? — промолвил Тед. — Не получается навязывать свои правила.

— Оставь меня в покое.

Голос мой звучал неубедительно. Я пробовал думать о белке и о зеленой незагаженной лужайке, но не мог. Все смешалось в моем сознании. Пляж в тот день был залит ярким солнцем. У каждого был транзистор, и со всех сторон лилась музыка. Джо и Розалин плескались в зеленых волнах.

— У ТЕБЯ ЕСТЬ ПЯТЬ МИНУТ, ДЕККЕР!

— Тебе стоит выйти, — настоятельно произнес Тед. — Тебе предоставляют шанс.

— Что ты о себе думаешь? — набросилась на него Сильвия. — Считаешь себя героем? Да? Дерьмо, вот ты кто, Тед Джонс. И я скажу им…

— Ну зачем ты говоришь мне…

— …И они подавят тебя, Чарли…

— ДЕККЕР!

— Стоит выйти, Чарли.

— …отстань, не трогай его…

— ДЕККЕР!

— …и эти проклятые ужины, и эти проклятые…

— …если ты только позволишь ему ДЕККЕР! подавят тебя ты один ну он не может Чарли ты не должен НЕ ВЫНУЖДАЙТЕ НАС ОТКРЫВАТЬ ОГОНЬ ты готов Тед если бы ты знал да заткнитесь все ради бога для твоего же блага ВЫХОДИ!..

Я направил пистолет на окна и, крепко сжимая его обеими руками, четыре раза нажал на курок. Звуки выстрелов гулко раскатились по комнате, как бильярдные шары. Стекла разлетелись вдребезги. Военные исчезли из поля зрения. Зрители поспешно разбегались во всех направлениях. Осколки стекла блестели на зеленой траве внизу ярче, наверное, чем бриллианты в магазине мистера Франкла.

Ответного огня не последовало. Они блефовали. А на что они были еще способны?

Однако Тед Джонс не блефовал. Он был на полпути ко мне, когда я направил на него ствол пистолета. Он застыл, уверенный в том, что я сейчас выстрелю. Он смотрел в пустоту мимо меня.

— Сядь, — сказал я ему.

Тед не двигался. Он выглядел парализованным.

— Сядь на место, — повторил я.

Он начал дрожать. Кажется, дрожь началась в ногах и затем поднималась вверх, захватив руки, подбородок, губы… Его правая щека начала дергаться. Лишь взгляд оставался застывшим. Ну что ж, я предоставил ему возможность испытать что-то новое. «Насколько измельчала нынешняя молодежь! Некоторые еще пытаются начать революцию, взрывая сортиры в государственных учреждениях, но никто уже не кидает бутылки с зажигательной смесью в Пентагон». Так говорил мой папочка, и здесь я с ним полностью согласен. Тед смотрел в пустоту.

— Сядь, — в очередной раз повторил я. Тед наконец смог выполнить мое пожелание. Никто из присутствующих не издал ни звука. Некоторые зажимали уши ладонями, чтобы не слышать выстрелов, и теперь осторожно опускали руки, прислушиваясь к наступившей тишине. Мой желудок не бунтовал. Я снова был в норме.

Человек с громкоговорителем снова закричал, но теперь он обращался не ко мне. Он призывал зевак покинуть опасную зону, что они и сделали. Многие из них побежали прочь пригнувшись, как Ричард Видмарк во время мировой войны.

Легкий ветерок проник в комнату сквозь разбитые окна. Он сбросил со стола Джексона бумаги и закружил их по полу. Джексон встал и поднял их.

— Скажи еще что-нибудь, Чарли, — произнесла Сандра Кросс.

Я улыбнулся. Мне хотелось напеть одну старинную народную песенку, там было что-то о прекрасных голубых глазах, но слов я не помнил, да и голос у меня для пения не самый подходящий. Я просто смотрев на нее и улыбался. Сандра слегка покраснела, смутившись, но не отвела взгляд. Я подумал, что когда-нибудь она выйдет замуж за какого-нибудь кретина с пятью костюмами в шкафу и превосходной туалетной бумагой в сортире. Эта мысль наполнила меня ощущением безысходности. К сожалению, все девушки когда-нибудь перестают бегать на танцы, резвиться на лужайках и целовать мальчиков в кустах. И становятся солиднее. Вчерашняя кукла Барби превращается в почтенную мать семейства. Никуда не денешься, с грустью думал я, постигнет и Сандру эта участь. А потом меня неожиданно заинтересовал вопрос: какие трусы на ней сегодня? А вдруг белые?

Было десять часов пятнадцать минут.

Я начал рассказывать.