Языческий календарь

Описание точки

Весеннее Равноденствие, славянская Комоедица, кельтская Остара (Ostara), скандинавский Summer Finding (поиск лета), Проводы зимы (Uzgavenes) у литовцев[18].

Праздник Весеннего Равноденствия, хотя и отмечается всеми народами, особенно большую важность приобрел у скандинавов, славян и балтов, где это — целая череда праздничных действ, занимающих одну неделю или более. У кельтов, видимо, ряд самых значимых мифологем, которые славяне связывают с мартовским праздником (о том, стоит ли традиционно величать его Масленицей, мы поговорим ниже), в силу природных условий соотносится, как нами уже установлено, с более ранним периодом — точкой Имболка. Речь идет о мифологемах, не связанных напрямую с солнечной фазой, таких, например, как битва Зимы с Весной.

Для кельтов, в отличие от славян и скандинавов, весеннее равноденствие — не предвестие весны, а самый ее расцвет, середина весеннего периода, идущего с Имболка по Бельтан. Хотя и здесь важно концептуальное значение равноденствия как сакральной точки, после которой день начинает прибывать и получает заметное преобладание над ночью.

У скандинавов на весеннее равноденствие отмечается Праздник Дис, идущие несколько дней воинские игрища во славу пробуждающейся природы. В календаре современной нам Асатру эти дни посвящены Тору, чествуются также Фрейя и Фрейр.

В славянской традиции не все просто — как с датировкой весеннего праздника, так и с его именем и содержанием. Дошедший до наших дней народный месяцеслов главным праздником этого периода почитает не собственно астрономическую точку весеннего равноденствия, а переходящую Масленую (сыропустную) неделю, связанную с «плавающим» исчислением пасхального цикла. Масленая неделя заканчивается за семь недель до Пасхи, и, соответственно, может предварять весеннее равноденствие более чем на сорок дней.

Современные традиционалисты, вслед за Б. А. Рыбаковым, считают переходящую Масленицу следствием позднейшего церковного вторжения в живую органическую систему древнего солнечного календаря. Согласно множеству материалов, собранных Б. А. Рыбаковым в труде «Язычество древних славян», весь сложный мифологическо-обрядовый комплекс, известный как «Масленица», до церковного вмешательства был в славянских землях определенно связан с точкой весеннего равноденствия. Этот праздничный цикл носил у восточных славян название «Комоедица» и был посвящен нескольким божествам, среди которых одно из первых мест занимало божество Солнца. Впрочем, и переходящая Масленица несет в себе немало солнечной символики. Достаточно вспомнить о том, что главным символом, практически синонимом Масленицы, является блин — с его круглыми, солнечными очертаниями.

Собственно точка равноденствия отмечена в народном календаре праздником «Сорока мучеников», или просто «Сороки», не столь прославленным, но важным с точки зрения наблюдений и примет на будущую весну: после «Сорок» должно пройти еще «сорок морозов», прежде чем наступит настоящая Весна. Для нас интересно то, что праздник носит «птичье» название, — почему, об этом мы подробнее скажем при описании мифологии точки.

Восстанавливая древнюю традицию, наши современники сопровождают аутентичными обрядами Масленицы самое точку равноденствия, отмечая ее под старинным именем Комоедицы. Название «Масленица» отчасти теряет смысл: церковное разрешение вкушать молочные продукты всю неделю имеет столь же мало силы, как и последующие запреты Великого поста. Правда, в наши дни трудно восстановить доподлинный ритм великого солнечного праздника, занимавшего не менее семи дней…

Во всей Европе период Масленицы почитается временем безудержного веселья, ритуальных пиров, ряжения и трансформаций — того, что в обычные дни под запретом или строго ограничено. Даже в самые мрачные времена «классического» Средневековья масленичная полоса оставалась своего рода последним заповедником Традиции. Церковь и власть предержащая верхушка неизменно проклинали греховные и низменные забавы, но целиком изгнать их из жизни не могли, не разрушив при этом самой человеческой природы — без нескольких дней в году, выделенных для «антиповедения», подданные кесарей и пастырей просто бы массово сошли с ума. Именно в «предохранительных» целях было отведено нарочитое время для выпускания наружу низменных страстей — на самом же деле на нем сохранилось традиционное, двойственное видение мира, осознание единства мира в противоположности Света и Тьмы. В дни встречи Весны, дни ожидания отступления зимнего хлада и сумрака, оживало изначальное, солнечное видение Мира, который не надо «спасать», — он ежегодно спасается сам.

И масленичные карнавалы, хоть и сдвинулись с первоначальной солнечной точки, но сохранили, для современников и науки, не только наиболее яркие обрядовые формы языческой старины, но и основные принципы традиционного сознания.

Разгул и сытость этих дней проецируются на весь год. Эта магическая наполненность Масленицы отчасти объединяет ее с Колядой, которая, как мы увидим ниже, выглядит не просто соперником, а прямо-таки двойником Масленицы по насыщенности солнечной символикой, ряженьями и обрядами заклинаний «на весь Круглый год». Подробнее мы рассмотрим это сходство и различие при описании мистерий и обрядов точки, здесь же скажем вкратце об их смысловом родстве. Игры Весеннего Равноденствия сходны с Колядными, так как и те и другие посвящены прославлению Солнца и Солнечного Дня. Но если на Коляду мы торжествуем рождение Солнца, то на Равноденствие радуемся его существенной победе: тому, что День сравнялся с Ночью и вот-вот неминуемо превозможет ее. Оттого и не столь выражен в играх Масленицы страховидный, колдовской дух темной стороны года, именно по этой причине игрища начала весны прославляют простые жизненные потребности. Опасность от Старухи-Зимы и ее подручных уже не подстерегает на каждом шагу — время Зимы выходит и перелом уже недалек.

Однако надобно помнить, что призвание Весны — еще не встреча ее. Праздновать приход солнечного теплого периода мы будем позже, на Бельтан, а пока впереди — славянские традиционные «сорок дней — сорок морозов»…

У балтов Весеннее Равноденствие (Lyge) становится началом весеннего периода духов (veles), периода почитания предков, аналогичного осеннему, который стартует на Осеннее Равноденствие; этот период продолжается вплоть до праздника Velykos, являющегося весенним «отражением» осеннего Velines и примерно соответствующего кельтскому Бельтану (в данном случае речь идет о примерном соответствии, потому что дата отмечания Velykos в Литве плавает в зависимости от фаз Луны — см. главу 7, посвященную Бельтану).

Некоторое дополнительное понимание сути праздника Весеннего Равноденствия дает описание четвертого месяца ольхи (18 марта — 14 апреля) из древесного календаря Грейвса, начало которого мы привели в эпиграфе к данной главе.

(Р. Грейвс. «Белая Богиня»)

Четвертый месяц начинался 18 марта, когда зацветала ольха, и заканчивался 14 апреля, и его отличительная черта — осушение весенним солнцем потоков из растаявшего снега. На этот же период приходится Весеннее Равноденствие, когда дни становятся длиннее ночей и солнце обретает силу. Выражаясь поэтически, если ясени — это весла и каркас плетеных из ивняка лодок, в которых Дух Года перевозят на сухую землю, то ольха — это сваи, поднимающие дома над потоками растаявшего снега. Феарн (Бран) — в греческой мифологии царь Фороней, правитель Пелопоннеса, которому поклонялись как герою в Аргосе, как будто им основанном. Гелл аник Лесбосский, просвещенный современник Геродота, описывает его как отца Пеласга, Иаса и Агенора, которые поделили между собой его царство после его смерти; другими словами, поклонение ему в Аргосе было очень давним. Павсаний, посетивший Аргос, пишет, что Фороней был супругом Кердо (Белая Богиня в качестве Музы), а его отцом был речной бог Инах, матерью же — нимфа Мелия (ясень). Поскольку ольха наследует ясеню в календаре деревьев и растет обычно на берегу реки, это вполне разумная родословная. Павсаний отождествляет Форонея с Феарном, ибо не принимает во внимание легенду о Прометее и делает из Форонея изобретателя огня. Гигин называет его мать «Аргия» (Argeia), то есть «ослепительно белая», — опять Белая Богиня. Итак, Фороней, подобно Брану и другим священным царям и королям, был рожден, взят в мужья и умерщвлен Белой Богиней: его убийцей была богиня смерти Гера Аргия, которой, как говорят, он первый принес жертвы. Фороней, таким образом, является Fearineus, богом весны, которому ежегодные жертвы приносились на горе Крона в Олимпии во время весеннего равноденствия. Его поющая голова напоминает об Орфее, чье имя, вероятно, является укороченным от Orphruoeis (растущий на берегу реки), то есть «ольха».

Символом весеннего равноденствия, по Пеннику, является круг с двумя изогнутыми рогами (аналог символа тельца в западной астрологии).

Мифология точки

Символика Весеннего Равноденствия, в отличие от символики многих других точек года, в том числе и точек солнечного креста, крайне понятна, можно даже сказать, очевидна, хотя некоторые моменты и вызывают споры исследователей и последователей традиции.

Основные образы и события, связанные с этой точкой, собранные в виде краткого свода при подготовке одного из недавно проведенных праздников, говорят о следующем:

«Первое в сем празднике — чаяние пробуждения Природы, прихода Весны-Красны и возвращения всей земной Красы. Сие возвращение пока только ожидается, в Природе еще оно ничем не объявлено, но велико желание его приблизить. Воспоминаем здесь о прекрасных женских образах духов теплого времени, хранителях Земли и Жизни, готовим себя к торжеству встречи с ними самими. Призываем Весну-Мать, чтоб не мимо нас прошла, пожаловала.

Второе — весть о событии радостном: Белый День Темну Ночь превозмог. Два брата-всадника ходят один за другим круг земли по небу, не бьются, не ратуются, а постоянно один на прибыль, другой на убыль. И нет ни тому ни другому одоления. Чтим обоих равно, но большей радости ожидаем от Белого Дня, потому с его победою Свет и Тепло на Землю приходят. Радуясь о сем событии, в заоблачных высях произошедшем, славим Свет и Солнце Красное, ибо в этой небесной победе видим знак — и на земле окончательная победа недалека.

И третье — Зимы с Летом последняя схватка не за горами. Лукавый зимний дух просто так не уйдет, то силой попрет, то хитростью — отступит, обманет да вновь налетит. Мы — на стороне Лета. И чтобы Лето поддержать, наполняем эти дни такими действами, где проявляется сила ярая и удаль, чтобы их в мире прибыло. Костры запалим высокие, блины затворим послаще, зелья запасем покрепче, чтобы петь громче, а смеяться жарче, и сим жаром растопить ледяные стены крепости, за которой Зима скрывается».

Возрождение Солнца — очевидный мифологический символ праздника. Хотя солнечное его значение в значительной степени утрачено и в Западной, и в Восточной Европе (в связи с тем, что праздничный цикл прихода Весны сделался переходящим), но следов почитания Солнца сохранилось немало и в символике, и в обрядах. Это и круглая форма обрядового печенья, и использование в качестве символа праздника столба с колесом или целого костра из колес. В части, посвященной обряду, мы более подробно будем говорить о масленичном блине, который в качестве обрядовой трапезы несет не только солнечное, но и поминальное значение.

Второй ряд мифологем, связанных уже не с твердой датой Равноденствия, а с целым долгим периодом — приходом и встречей Весны. Здесь мифологема связана с призванием и пришествием Богини в уже вполне явленной ощутимой ипостаси. Распространенный общеевропейский образ — Богиня-Невеста, вышедшая замуж на Имболк, зачинает ребенка, чтобы выносить его к следующей Коляде. Это отражено и в современной христианской обрядовости: 25 марта — Благовещение (Annunciation), момент, когда весть о зачатии ребенка-Бога достигает мира людей.

Взятие снежной крепости детьми. Празднование Масленицы, организованной Домом Ясеня на базе московской школы в Чертаново, 2009 г. Фото С. Широкова

Весна в наши края приходит с боем — вернее, Зима без боя не уходит. Устойчиво связан с Масленицей миф о борьбе двух начал, которая присутствует и у славян, и у байтов, и у скандинавов — борьба Зимы, традиционно предстающей в образе старухи, и Девы-Весны; победа над Марой-старухой, ее повержение и изгнание; взятие снежной крепости…

Может сложиться впечатление, что у славян и байтов в силу климатических особенностей сюда перекочевали некоторые из тех мифологем, которые у островных кельтов связаны с Имболком, и в первую очередь — образ Красы-Девы, обновленной Невесты. Но это не совсем так. Согласитесь: образ с одной стороны огненной, с другой — ледяной Девы Имболка, грозной Громницы, в котором в полной мере реализуется девственный, страшный в своей чистоте аспект женской силы (чистота эта в своей максимальной форме наводит на аналогии с очищающими кострами инквизиции); и румяная, развеселая, шебутная Весна-Красна славянской Масленицы… Дева, да не та. В ней — в полной мере присутствует ПОТЕНЦИАЛ плодородия, хотя до самого плодородия еще далеко. В ней нет застылости, нет и истовости Ледяной Девы Имболка…

Если на Имболк мы ждем обновления от воды, то на Равноденствие, ожидая Весну на крыльях птиц, обращаемся к воздуху. Дева Весна, Весняночка — в славянских масленичных песнях приходит в сопровождении птиц. Весну закликают девы с холмов, бросая клич в весеннее небо, ее приносят перелетные птицы из-за моря… Не менее часто птица приносит из-за моря ключи — замыкать Зиму, отмыкать Весну и Лето.

Посвящение этого праздника Богине проявляется и в том, что с Масленицы и по самый Петров день поются песни с припевом «Ладо!»

Интересным мифологическим образом, не поддающимся однозначной трактовке, является символ Масленки — чучелка, которое, в разной обрядовой традиции 1) выносится (приходит) в ответ на закликание Весны и торжественно встречается участниками; 2) отбивается у защитников Зимы сторонниками Весны и 3) сжигается, что, собственно, обычно символизирует собой окончание сакральной части праздника.

С одной стороны, в некоторых традициях Чучелка однозначно ассоциирована с Зимой, и в этом случае ее сожжение — символ окончательной победы Дня над Ночью и Весны над Зимой. Сторонники иной точки зрения говорят о том, что в этом случае непонятно, зачем ее встречать: ведь Зиму на этот момент времени встречать не надо, она уже на дворе и все еще сильна: и на переходящую Масленицу, и на Весеннее Равноденствие в большинстве славянских стран еще лежит снег.

Другое мнение — что Масленка — это и есть Весна, так как она приходит в ответ на призывание Весны. Тогда и вовсе непонятно, зачем ее сжигать, если с таким трудом закликали.

Третье, и наиболее вероятное: Масленка — и не Зима, и не Весна, а скорее всего — отдельный, родственный им обеим, но не столь значительный персонаж. Это не дух большого времени года, но дух небольшой полосы, стоящей на грани Зимы и Весны, когда все еще не понятно, какая стихия возобладает. Традиция знает примеры почитания духов особо значимых дней — дней недели или первых дней месяца, отдельных праздников или цикла праздников. Такого духа наделяют собственным именем — мужским или женским, родством с другими духами и божествами, чертами лица, а подчас и свойствами характера, сходными с характером погодных и природных явлений этого времени. Масленка в народных песнях именуется «широкой», «веселой», она же «обману ха», то есть обманщица; «полизухой», так как «полизала все сыр-масло», — именно такой дух и отвечает неустойчивой погоде начала календарной весны, когда со дня на день ждут тепла, а оттепель, что ни день, сменяется еще более суровыми морозами, и солнце то проглянет, то опять спрячется. Имя «Масленка» принадлежит полосе из нескольких дней, которая приходит и уходит. Она неминуемо должна уйти, чтобы пришла настоящая Весна. В такой трактовке Чучелка становится вестницей прихода Весны, и ее сожжение — это возможность передать послание от людей возвращающимся Богам…

Масленка. Празднование Масленицы совместно с Домом Ясеня, общинами «Родолюбие» и «Коляда Вятичей» и т. д. в 2002 г.

Если же обратиться к масленичным песням, то Масленка предстает в них не только как Гостья, но и как Жертва. Ее сжигают (что распространено по всей Европе), а в некоторых русских песнях, одна из которых дана в нашем Приложении, еще и закапывают. С Масленицей в народных песнях связана масленичная «Гора», на которой Масленицу то встречают, то провожают, но всегда наполняют гору дарами:

Эти строки, в различных вариациях, присутствуют в десятках масленичных песен. Символика Горы не столь загадочна: она означает подъем Солнца «в гору», прибывание Дня. В том, что Гора выложена дарами, также ничего удивительного: если Гора будет полна дарами в волшебном пространстве заклинательной песни, то и в нашем повседневном мире подобное изобилие будет сопровождать нас весь грядущий год. Чтобы заклинание обрело силу, дух праздника погибает — с огнем уносится на небо или под песни и пляски погружается в землю.

И снова — мистериальная аналогия с Колядой, когда при рождении нового Солнца неминуемо погибал «демон года», Коза. Дух старого времени должен уйти, чтобы Солнце следовало дальше. Эта мифологема, отражающая основополагающее традиционное понятие о ходе Времени, объединяет как минимум два праздника Солнечного Креста, воплощаясь, в первую очередь, в ряжениях-мистериях, затем в песнях и описаниях примет. Верно ли это для оставшихся солнечных праздников? Это мы узнаем из соответствующих глав, следуя ходу Годового Коло.

На Коляду, согласно песням, Козу ждет возрождение. Ожидает оно и похороненную Масленку:

В своей книге, посвященной праздникам и богам языческой Балтии, Йонас Тринкунас вычленяет тему сакрального противодействия, борьбы, как один из основных мифологических образов праздника Равноденствия у балтов. Борьба огня и воды; борьба птицы (весна, жизнь) и змеи (хтонический символ, символ нижнего мира, Иной стороны). Символ Lyge у литовцев — это близнецы, Dvyniai.

В более романтическом выражении мифологема Весеннего Равноденствия предстает нам в сказке о Снегурочке. Пусть не старуха, но ледяная Дева, порождение сил Той стороны, не способное к любви, Снегурочка исчезает, тает, однако не пропадает в никуда. Разрушается образ (на чем и сказке конец), но при этом высвобождается новая молодая сила, что понесет дальше Жизнь. Вода.

Другую сторону того же мотива освобождения мы можем увидеть в сказке о Гусях-Лебедях, где юная дева освобождает маленького братца — символ молодого солнца и молодого года. Тот же сюжет в немного другом выражении встречаем мы и в бессмертном произведении датского сказочника о «Снежной королеве».

Помните у Шварца: «Там весна, и небо чистое, будто оно умылось…»

Мистерия, образ, обряды

В русском месяцеслове день Сорока Мучеников (22 марта н. ст.), совпадающий с весенним равноденствием, не относится к числу великих христианских праздников, но щедро отмечен весенней — не столько солнечной, сколько птичьей — архаической символикой. Равноденствие отмечается «мирными», по преимуществу женскими и детскими обрядами — изготовлением ритуального печенья, жертвенного полотна, встречи Весны с хлебом.

Из обрядовых песен-веснянок, наиболее яркие из которых мы приводим в приложении, видно, что Весна представляется в женском образе, а то и двух — молодой жены и ее дочери-девы:

Обе они связаны с птицами — птицы служат им, переносят от них вести, несут их на крыльях. Птицы изготовляют для Весняночки белоснежную сорочку — символ ее девичьей чистоты и воздушной легкости.

Сороки — сорок морозов до весны (т. е. до Бельтана!). «Для морозу» пекли сорок «орехов» из ржи и овса и каждый день выбрасывали по одному на улицу, приговаривая:

А в Белоруссии пекли из теста 40 птичек-«жаворонков»: одну бросали в печь, остальные — детям или птицам.

С «жаворонками» в других местах закликали весну с крыш — хотя бы с крыльца. Поверье гласит, что жаворонок — первая птица, что прилетает в этот день из Ирия — рая. Сходно звучит «вырий», одно из диалектных названий жаворонка.

Множество вариантов весенней песни-приговора, исполняемой на Масленицу по всей Руси, гласит о том, что Весну приносят на крыльях птицы — жаворонки или кулики:

Иногда птицы приносят не Весну, а ключи, которыми должно отомкнуть Весну, выпустить ее на белый свет (из некоего заточения?):

На Сороки в Новгородчине женщины выходили за околицу с хлебом, кланялись в землю и приговаривали: «Вот тебе, Матушка-Весна, ржаного хлебца!»

В иных местах выходят с хлебом и новиной — первым вытканным полотном, предполагая, что Весна оденется в наряд из этой новины и пожалует.

Девки закликают Весну с печеными жаворонками в руках. Празднование Масленицы совместно с Домом Ясеня, общинами «Родолюбие» и «Коляда Вятичей» и т. д. в 2002 г.

Встреча Весны в образе женщины — или девы — освещается и песнями и обрядами. В это время выходили девицы впервые на улицу петь веснянки — «гукать» Весну. Песни с припевом «Гу!» исполняются в продолжение всей весны — т. е. до летних русалий. В одних местах эти песни начинают исполнять на само Равноденствие, в иных — где весна начинается ранее — на 1 марта ст. ст — 14 марта н. ст., на старинное начало мартовского года, день св. Евдокии, в народном месяцеслове — «Годюшка». В других — наоборот, позднее, на 7 апреля н. ст., с которым связано не менее поверий, чем с Равноденствием. Этот обряд всегда исполняется женщинами.

Другая часть легенд и порожденных ими обрядов связана с женскими работами — в это время женщины оканчивают прядение и начинают ткачество. Накануне Сорок непременно надо допрясть последнюю пряжу. Если незадачливая пряха будет допрядать остатки в ночь на Сороки, ей это не пойдет впрок — Матушка подкинет еще 40 веретен.

Сороки относятся к «кривым неделям», когда запрещалось всякое верчение, кручение, витье и мотание: в эти дни прядется Судьба. Другие примеры — все более из переходящего календаря: Масленная, Фомина, Троицкая, и как исключение — Святки.

Первый весенний жаворонок, прилетая, кричит хозяйкам: «Кажи моты, кажи моты!» — эти же слова приговаривали хозяйка, когда пекли «жаворонков» (Чухломской уезд).

Масленица — «сплошная неделя», одна из «кривых», когда запрещались определенные женские работы, а освященный обычаем недельный разгул исключал всякую работу вообще.

Масленица, в отличие от Сорок, творится не одними женщинами и посвящена не одной женской силе, особенно в части взятия снежной крепости и кулачных боев.

По отрывочным сведениям, неделя после равноденствия называлась «Перуновой»: всю неделю приносились жертвы, которые помогут Перуну победить Зиму, на возвышенных местах разводились костры — «Перуновы огни». Часть этих обрядов, возможно, перетекла на Страстную неделю.

Солнечная символика связана в большей степени с переходящей Масленичной неделей, которая кочует на всем пространстве от Имболка до Равноденствия. Собственно солнечные мистерии и связанный с ними разгул отодвинулись по всей Европе на более ранний период — по правилам вычисления Пасхи, дата Равноденствия неминуемо приходится на пост.

Связь праздника с маслом, выраженная в самом названии, не случайна: в отведенный ему период коровы и овцы начинают телиться и давать молоко. Как мы видели выше, с этим событием в хозяйственной жизни прочно связан и Имболк, но если Имболк сопровождается по большей части обрядами очищения и ограждения, то Масленица, следующая чуть позже, — это неминуемый разгул, когда все и вся катается как сыр в масле. Это масляно-сырное изобилие — и на праздничном столе, и в народном сознании — ложится на несомненно солнечную основу, которой является блин.

Блины — ритуальное блюдо, связанное именно с праздником Масленицы не только на Руси, но и по всей Северной Европе, до самых Британских островов. Первый блин кладется на порог, а когда избы топились по-черному, его оставляли на волоковом окне — предкам. Блин, как мы знаем, является для славян не только носителем солнечной символики, но и поминальной трапезой в течение всего года. Масленица и следующие за ней весенние праздники отчасти посвящены и предкам: их «греют» — для них зажигают костры из старой соломы, изломанных колес или целых телег, предков окликают, ставят им трапезу. В народном календаре перед началом Масленичной недели приходится первая в году «Вселенская родительская суббота» — общий день поминовения и поминальных трапез, в которых обязательно должно присутствовать мясо. Даже в поговорке «Первый блин — комом» отразилось бытовавшее в старые времена почитание предка-Медведя: первый блин — Комам (то есть Медведям, на архаическом языке северных индоевропейцев).

Столб с колесом — символ победы Солнца над Тьмой, Дня над Ночью, состоявшейся или только будущей, сохранился даже в городской масленичной традиции — знаменитый столб с подарками, смазанный салом или покрытый льдом.

Масленая — действо символической победы над Зимой, в которой старалось принять участие как можно более народу. Самое распространенное действо восточных славян — взятие снежной крепости. Упоминаются даже такие крепости, которые штурмовали на конях. Часто крепость стояла на льду реки, а прямо напротив ворот была прорубь, так что первый ворвавшийся в крепость мог принять холодную ванну вместе с конем.

Также любимое развлечение Масленой недели — кулачные бои, одиночные и «стенка на стенку». Шумные стычки, не всегда игровые, на самом деле — действенный способ снять накопившееся за зиму напряжение.

Завершение Масленой недели — «проводы Масленки» — в разных местах проводится по-разному, но в любой из этих форм проявляются две темы: символика пути, проводов и избавление от старого. На Масленую (в иных местах — на праздники ранней весны: на Благовещение, на Страстную неделю) разжигают костры из старых соломенных постелей, из сношенных лаптей, сломанных колес или рассохшихся кадок, сжигают мусор, ветхое тряпье. На Селигере до недавних времен такие костры складывали на озерном, еще крепком льду.

Проводы Масленки, как и встречу, отмечали устроением длинного конного поезда, с шествием ряженого «войска» или «старцев».

Появление двенадцати старцев говорит о том, что когда-то Масленая почиталась началом календарного цикла, и удачное ее проведение обеспечивало удачу на весь предстоящий год. Иногда отмечалось, что Масленицу в поезде ряженых изображала не чучелка, а ряженый мужик со штофом и калачами, обозначавший собою не столько зиму, сколько веселье и весеннее возрождение. Мужик сидит прямо на колесе, на вершине столба, укрепленного на санях. Обычай ряженым на встрече Весны ездить поездами из нескольких саней или телег является общим для славян и балтов.

Сожжение чучелки — на Руси явление далеко не повсеместное. Были места, где ее разрывали в клочья или топили в проруби. Обрядовые песни напоминают, что Масленку могли и закопать — в землю или в снег, чтобы раскопать летом, когда снег растает. Сами участники обрядов редко говорили открытым текстом, что жгут Зиму, — чаще сожжению или утоплению подвергалась сама «Масленица» — дух праздника, вернее, праздничной недели. Польская этнография, напротив, упоминает о сожжении «бабы Мараны» — вредоносного духа зимы.

Провожали Масленую и спуском с горы пылающего колеса, приговаривая: «С горы катись, с весной воротись!»

Горящим колесом — в том или ином виде — отмечаются практически все солнечные праздники, кроме, пожалуй, осеннего. В иных местах это Коляда, в других — Купала, в третьих Масленица отмечается горящим колесом, а Купала — огненной колесницей-одноколкой (как отмечает Б. А. Рыбаков.)

Получается, что Комоедица — не столько встреча Весны, которой предстоит путь еще неблизкий, сколько проводы Зимы, которой, как стихии одушевленной и доступной к контакту, открыто напоминают о том, что ее время на исходе. Зимне-весеннее безвременье начинается гораздо позже Масленицы, Равноденствие — всего лишь его преддверие, полоса значимых праздников начала апреля — его врата, окончательный и бесповоротный приход Весны отмечается с первой зеленью — рубеж апреля и мая.

Погодные условия на большинстве территории Руси во время Масленой недели, да и в само Равноденствие, более напоминают зиму, чем весну. Поэтому битвы с Зимой и сожжение чучела-Зимы не отражают происходящее ныне, а провоцируют будущую победу, обозначают всеобщее желание придать дополнительный импульс великой битве природных сил.

Тому читателю, который упрекает нас в неоправданном смешении традиций разных народов, непременно захочется отказаться хотя бы от части своих возражений, когда он увидит, как много общего в праздновании Масленицы на равнинах Руси и в горах Шотландии. В частности, шотландская традиция насчитывает немало обрядов и поверий, связанных с блинами.

Традиционные шотландские блины — из овсяной муки, с добавлением яиц, молока и мясного бульона — выпекаются с участием всех членов семьи, и мужчин, и женщин. Из общей стопы выделяются «сонный блин», который девушки и женщины кладут под подушку на ночь, и «немой блин» — тот, кто его печет, должен сохранить молчание и не смеяться. Между тем все окружающие пытаются рассмешить его или спровоцировать на разговор. Если пекущий нарушит молчание, то право испечь «немой блин» переходит к другому члену семейства.

Последний блин использовали для гадания — в него запекали нитки, пуговицы, наперстки и т. п. (шотландцы, в отличие от наших сородичей, не считали, что блин должен быть тонким и прозрачным). Самой удачной находкой и для мужчины, и для женщины считалось кольцо.

По всей Британии распространена масленичная забава — бег хозяек с блинами. Участвовать в забеге может женщина не моложе 18 лет, она должна быть обязательно в фартуке и косынке. На бегу каждая участница подбрасывает и ловит блин на сковородке, так, чтобы он перевернулся в воздухе не менее трех раз.

Другие масленичные забавы английских горожан также весьма сходны со славянскими. Упоминается, например, перетягивание каната, который сбрасывают на площадь из верхних этажей мэрии, прямо в толпу. Также отмечена потеха, сходная с традицией кулачных боев — шествие представителей разных профессий: кузнецов, моряков, плотников и других. Если две процессии встречаются на перекрестке, между ними начинается стычка.

Своеобразен также старинный шотландский «футбол без правил», который играется командами с неограниченным числом игроков и на больших расстояниях — на полях, дорогах, так что ворота иногда отстоят друг от друга на 3–5 километров. Соревнуются между собой команды разных деревень, или представители разных профессий, или женатые против холостяков. Игра занимает три тайма, для каждого из которых вводится свой мяч — золотой, серебряный и пестрый.

Присутствует в англо-шотландской обрядности и чучело: в начале поста ставилось посреди деревни мужское чучело — «Джек Пост». Во все время поста в него бросали камни и палки, а в Страстной понедельник — начало последней недели поста — выносили за пределы деревни, где сжигали или топили в воде[19].

У балтов Весеннее Равноденствие (Lyge) становится первым значимым svente («отмечанием») весны, хотя признаки весны появлялись в природе и в душах людских и ранее.

Именно в ходе Lyge традиционно праздновались в Литве Uzgavenes — проводы (изгнание) Зимы.

У балтов, наследовавших пруссам, обряды этого дня связаны в первую очередь с соревновательными играми и шутейными битвами, характеризующими двойственную (Dvyniai) природу праздника. Битвы и дуэль между LaSininis, символизирующей обжорство, и Kanapinis, символизирующей пост и сдержанность, в которой тощая Kanapinis, символ только народившейся и голодной Весны, одерживает верх над толстой, уверенной в своих силах Lasininis.

С этим же связаны всевозможные соревнования, гонки, скачки и игры.

More, Мора, соломенная женщина, символизирующая Зиму, проносится по всем дворам, а в конце праздника торжественно сжигается, символически уступая место силам Жизни.

У балтов в этот день уже начался период весенних Духов (veles); по мнению А. Рекашиуса, в ходе этого праздника, напрямую связанного с защитой будущего урожая, Духи могут выйти из пространства сакрального в живое пространство людей. Поэтому один из элементов обряда — ряженые: животные, странники и демоны, козлы, аисты (посланцы Иного Мира), лошади, символическая Богиня Смерти, доктора (поздний образ, заменивший мага или волхва), нищие, бродяги, солдаты, цыгане — все те, что в силу профессиональных занятий «ходят близко к кромке» Того и Этого миров.

Часто отыгрываемый в ходе праздника образ — образ символической свадьбы или похорон.

Очень интересным и поистине неиссякаемым источником озарений для любого последователя традиции могут стать сохранившиеся литовские dainos, или священные песнопения (в различных регионах страны лучше или хуже сохранились те или иные их типы).

Наиболее часто встречающиеся образы dainos, связанных с Проводами Зимы, включают:

— Образ лошади и стойла — символ пробуждения жизненной энергии;

— Образ бегущей воды и моря — символ предвечного Всего, из которого все рождается и в которое все уходит;

— Образ молодой девушки, расчесывающей волосы, — символ Юной Богини;

— Собственно образ женских волос, символизирующий движение в природе и жизни;

— Лен — символизирующий распространяющуюся повсюду, всеобъемлющую Жизнь.

Литературное заключение. Весна

(М. Грашина, «О календарях»)

…Она продолжала терять вещи. Хотя вернее было бы сказать, что вещи словно бы теряли ее. Было очень забавно наблюдать, как они внезапно утрачивали связь с ее присутствием — так, словно бы ее внимание, которое придавало им определенное положение в пространстве и функциональную принадлежность, внезапно утрачивалось, и вещи оставались сами по себе, совершенно не представляя, что делать с вновь обретенной свободой. В первый раз за всю жизнь она задумалась о том, что же на самом деле значит — вещь в себе, и по мере того, как ее рассеянный внутренний взгляд — назвать его антивзглядом, тем, что остается, когда исчезает взгляд — попеременно как будто со стороны устремлялся на ту или иную вещь, она обретала свою новую сущность и как бы исчезала из ее реальности событий.

Поначалу это вызывало некоторые неудобства, но, впрочем, этот момент ей тоже уже было трудно вспомнить. Вместе с вещами уходили их названия, вернее, понятия о них, и появлялись другие, доселе неведомые; а может быть, те же самые понятия, внезапно перемешавшись, обретали новый, какой-то синтезированный смысл.

Мир вокруг нее расширился и удлинился, и вместе с ним удлинилось время, вернее, оно просто стало нелинейным, приобретя утраченную когда-то давно способность самостоятельно выбирать последовательность чередования определенных своих отрезков. Она не мешала времени — ей было интересно наблюдать за миром, внезапно зажившим своей жизнью; да и к тому же ощущения времени, вкуса, солнца слились в одно — почти что непередаваемое на уровне понятий — или ей просто было лень пытаться что-то определить? Формы окружающих предметов, включая и уже непонятную категорию людей, стали расплывчато-смазанными, и между заполненными материальной субстанцией частями пространства стало очень просто проходить, как между декорациями, расставленными на огромной облитой солнечным светом деревянной площадке.

Потом куда-то пропало ощущение эмоциональных переживаний — в памяти цветными обрывками еще кружились смешные слова — тоска, боль, отчаяние, но смысл куда-то ускользал по мере того, как лоскутки слов растворялись в стремительном и в то же время неподвижном потоке, название которому она не знала, но чувствовала, что он включает в себя все то, чем она когда-нибудь была. Впрочем, понятие «была» тоже потеряло ясность; вслед за освободившимся потоком внешнего времени ее собственное, внутреннее время тоже ощутимо перестраивалось; каждый момент, обретая власть над собственной судьбой, не исчезал и не сменялся другим по извечно заведенному кем-то, но нелепому порядку, а просто оставался существовать наравне с остальными.

Потом мир стал потихоньку пропадать, растворяясь в неотвратимо наползающих потоках то света, то темноты — их смена происходила, не затрагивая смены дня и ночи, вернее, день с ночью словно бы обменялись своими качествами или, соединив их, игрались теперь, переплетая части друг друга, как широкие шелковые ленты.

Потом не осталось ничего, кроме сна и обрывков ярких воспоминаний, — вот оно, самое упорное, не желающее становиться самим собой и оставлять ее, как все остальные, в нем присутствует много слов, уже утративших свой смысл, но живущих внутри этого момента; девочка — или девушка? замершая на границе большой площади — по ощущению залитого солнцем расплавленного мира ясно, что площадь существует сама по себе, так же как и мост за ней, фигуры и формы, движущиеся в разные стороны — понятно, что это движение — иллюзия, и форм этих также не существует в данный момент, а за всем этим, вернее, сквозь это, просвечивают вершины гор, пыльный серо-бежевый цвет должен был бы быть основным, именно такого цвета камни под ногами, но пространство придает хотя бы немного удаленным объектам свои, невероятные оттенки, синий, багрово-золотой и лиловый, оттенков таких цветов не бывает в природе, и очевидно, что все остальное — декорация, что нет ни асфальта, ни домов вокруг площади, ни движущихся фигур, ни девочки, потому что ее глаза просто не способны пропустить и осознать такое количество оттенков цветового спектра…

Потом остался только сон, покой и растворение, золото и зелень, внезапно оттаивающие мягким ощущением свеже-зеленой травы маленького плато, обрывающегося в прозрачность утренней реки, — голову поворачивать не хочется, хотя понятно, что за спиной — золотые сосны и дальше разреженный молодой подлесок, и вместе с названиями вещей снова приходит ощущение звуков, холодноватое, как привкус мяты или еще не стряхнувшая утренний туман поверхность воды, ну да, конечно, зеленое, голубое и золотое, как просто, а еще запах земли, и чуть пыльный привкус на губах, и какие-то звуки — шелест, да, именно так это и называется, а над обрывом, в безопасном, однако расслабленном отдалении стоит Человек — именно так, и он еще не видит ее, но скоро она окончательно проявится, и тогда он обернется, и его лицо непременно будет очень знакомым, хотя, конечно, никогда не виданным доселе. Впрочем, скорее всего, не будет никакого лица, а будет намек на все то, что приносит радость и вызывает улыбку, и она, конечно, улыбнется, и тогда лицо, стряхнув наконец выражение настороженного ожидания, которое прячется в углах смеющихся глаз, станет таким, каким ему захочется, а голос с лукавой картавинкой произнесет то самое одно слово, которое только и имеет значение в месте, где начинаются и кончаются любые дороги:

— Здравствуй.

Приложения к главе 5 Песни и приговоры Масленицы

(Из собрания общины «Коляда Вятичей»)

Закликание Весны

Сие закликание-заклинание самое известное, у Рыбакова дано неоднократно, а нами взято с записи вятской Масленицы, что на кассете суть.

Сии два закликания взяты из Слова Почитателям, А есть они: Рыбаков 97—541 с. на: Аничков. Весенняя обрядовая песня. Ч. 1. С. 89, без напева.

Календарная и обрядовая поэзия сибиряков № 356, без напева.

Веснянки

Там же, № 346.

Там же, № 355.

Там же, № 378.

Там же, № 370.

Там же, № 364.

Там же, № 369.

Там же, № 373.

Песни о встрече Весны

Взято с вятской кассеты.

Календарная поэзия сибиряков, № 359.

Там же, № 372.

Сия пелась на Масленицу-2000 «Белым Камнем», у них же и запись есть.

Встреча Масленки

Наша Масленица годовая,

Она гостья нам дорогая,

Она пешею к нам не ходит,

Все на конях разъезжает,

Кони у ней вороные,

Слуги у ней молодые.

Народные праздники и обряды Белгородчины, с. 39.

Там же.

Ой, Масленая, не до века,

Не до века, лели, не до века.

Ой, Масленая, три денечка,

Три денечка, лели, три денечка.

Ой, Масленая, это я иду,

Это я иду, лели, это я иду.

Это я иду, блинов напеку,

Блинов напеку, лели, блинов напеку.

Блинов напеку, в гости позову,

В гости позову, лели, в гости позову.

Ой, Масленая, люба ты моя,

Люба ты моя, лели, люба ты моя.

. . .

Взята с вятской кассеты, а откуда они взяли, неведомо.

Масленная гора

Взята с кассеты «Музыкальный фольклор Западной России», В-10, а поет ее народ из дер. Ляховка, Витебской области.

Хрестоматия № 12.

Песни блинам

Три последние песни — из «Народных праздников и обрядов Белгородчины», с. 40 и далее.

Проводы Масленки

Песня с вятской кассеты, там и напев есть.

Пел на Масленице-2000 «Белый Камень», и напев у них есть.

Провожальная на два хора

Хор первый:

Хор второй:

Масленка:

Хрестоматия. № 16.

(Из собрания Дома Ясеня, общин Родолюбие, Коляда Вятичей. Собрано и записано Добромиром)

О чем на сии дни поют и сказывают

Ожидание и закликание Весны. Весну-Красну ждет народ в это время в облике юной девы, на золотом коне едущей. В эти дни начинают и до самого Солнечного праздника — середины лета — продолжают петь песни с обращением: «Ладо!» Весну в них величают и Матерью, закликают на тихое лето, на доброе жито. Весна дары приносит. («Едет Весна, едет…», «Благослови Ладо-Мати», «Ой Весна-Красна»)

Гора. На гору восходят Весну окликать, Богов призывать. По этой горе девица-Леля гонит гусей, лебедей — Русалий, на этой горе День с Ночью сходится. Очевидно, что эта гора — то самое благословенное место, где весенние духи зимою пребывают. Эта гора, как место, откуда весна приходит, явится воочию на празднике Красной Горки. («Плетень, заплетися», «На горе, на прекрасе». О дальней сей стороне поется и в других песнях: «На море утка купалася», «Давно я у батюшки была», «За рекой огонь потух»).

Еще одна гора — веселая, изобильная. Ее сыром набивают, маслом поливают, на ней бывают, с нее на санях катаются, от нее всем хорошо. На русальные проводы ее «раскатывают» — значит, она той горе сродни, но гораздо ближе к нам, и ее блинный, пивной, шутейный дух готов весь мир насытить, что очень кстати после зимнего поста. Ан не торопись, эта гора приходит ненадолго, настоящий приход Весны еще впереди («А мы Масленку дожидали», «Ой ты Масленка», и подобных им несть числа).

Прилет птиц и «отмыкание лета». Прилетают кулики, жаворонки-вырьюшки, позже — журавли. Приносят на крыльях весну, уносят зиму. Облик птицы — кулика — имеет и сама Весна, кулика просят закрыть, замкнуть зиму холодную, открыть лето теплое. Птицы составляют свиту Весны, помогают ей прясть-ткать волшебную ткань («Жаворонки» и «Кулики» во всех видах, «Кулик-Весна», «Весняночка-паняночка»).

Пробуждение спящего природного божества. На сие время просыпается в берлоге медведь. По землям западным отмечен «медвежий праздник» — люди ложатся «в спячку», с боку на бок переворачиваются, встают, едят пищу из меда и овса, пляшут в вывороченных шубах. («Из-под курня олень».)

Игры, в коих на две партии делятся. После этих игр-делений произойдет битва слуг Зимы и Лета. Это по большей части игры-пропуски, когда кто-то идет издалека, а его не пропускают («Ходит матушка-весна», «Ходи в пекло, ходи в рай», «Ворота», «Кума ходит по двору»).

Предложения по ходу праздника

1. Явление на место. Коли правильно дорогу нашел — вскоре подойдешь к высокой горе, с которой раздается приветственный клич. И на ту гору поднявшись, узришь ворота, на место праздника ведущие. У ворот встретят тебя приветственной чаркой. Сию пей до дна, а дале не упивайся, твердая походка и верный глаз еще понадобятся.

2. Священная игра. Тем, кто в битве за снежную крепость похочет участите принять, предстоит разделиться на два войска — защитников и нападающих. А кому за кого выступить, определит игра, как до сего во славянстве было. Зачнется игра двумя воеводами и будет вестись, пока оба воеводы не наберут войска достаточно.

3. Зажигание общего огня. Сим действом из всего честного народа, ко празднеству собравшегося, соберется единый круг. Когда время настанет, хозяева праздника со свитою под стук бубнов весь лагерь обойдут и на действо созовут, а всем, кто готов, к их шествию присоединиться должно. И выйдет оно к громаде дров великой, и зажжена будет сия громада, а гореть ей во все праздника течение. Тот огонь — праздника сердце, он — наша слава силам Света, Дня и Лета, он в сей день всю нашу землю согреет. На общий костер можно принести старые бочки, солому и всякий хлам, но — не вонючий! Масленица — дело чистое.

4. Закликание Весны. С огнем от общего костра, на высокую гору поднявшись, к Солнцу обратясь, призовут красные девушки, молодые молодушки Весну-Красну песнями протяжными, от дедовских времен памятными. Кому те песни известны — да подхватит! А после того будем Весну хором кликать, через воду в темный лес клич бросать, да погромче.

5. Торжественное, с шумством и с пением, явление Масленки. И коли звучным и искренним будет наш призыв, то откликнутся на него светлые силы и выедет из лесу на санях, на борзых конях, со слугами вольными Масленка с блинами да пивом. Вот с ее-то прихода и начнется настоящий праздник. Тому от души радуйся — да зри! Темным да ночным нечистикам это явно не по вкусу, и от них всякого подвоха ожидать можно.

6. Большая рать между силами Зимы и силами Лета. Может так случиться, что разъярившаяся нечисть, злодейски похитив нашу драгоценную Масленку, затворится с ней в снежной крепости, куда судьбою избранное защитное войско со своим воеводою направится. И предстоит ту крепость приступом взять и Масленку отбить.

7. Честной пир. Совершится он прямо у взятой крепости, пивом да блинами, кои Масленка привезет, и тем пивом все будут обнесены круговой чарой. А продолжится на общих столах да очагах, и на тот пир постарайся поболе блинов масленых да сыра принесть и со товарищи съесть, да не лопнуть, чтобы силы осталось на дальнейшее. И не забудь: по древнему обычаю, первый блин — комам, то есть духам древесным, лесу и предкам благосклонным, что у захоронений древних в лесу почитаются.

8. Ярмарка и игрище. Самая веселая часть праздника, которая на широкой поляне развернется. Будет тут радость-потеха на любой вкус: хочешь от лишних грошей поизбавиться — народные умельцы разложат свои изделия, выбирай по себе, будет память о празднике. Хочешь свою удаль показать — ищи себе супротивника: на гужах, на мешках, стенка на стенку, на кулачки на ледяном бревне. Любишь добрую песню — становись в круг, где поют и пляшут. Особо приветствуются игры старинные, всем ведомые — горелки, ручеек, заинька, скоморек и иные.

9. Действа красочные, чтобы пробуждению природы помочь. Сии старинные обряды будут плавно течь в одно время с игрищем, и участие в них примет всяк, кто пожелает.

Жаворонки — печенье в виде птички. Их пекут загодя, с ними весну закликают, красное Солнце заклинают, и о том, как это делается, песен сложено немало.

Ходит народ к воде, с узорчатыми полотенцами и хлебом Весну встречать. Женщины водят хороводы, старшая выносит каравай: «Вот тебе, матушка Весна, ржаного хлеба!» Разводят костры на берегу или у моста, водят хороводы. Девки и молодки прыгают через костер. Песня над прорубью — пробудить воду от зимнего сна.

Игра в разбуженного медведя, из северных краев к нам пришедшая. Отправляются самые отчаянные головы в лесу берлогу искать, медведя пугать, хватит уж ему спать — Весна на дворе! А уж как проснется — успевай уворачиваться, больно он зол, особенно на красных девок! Коли найдутся любители, пляшется хоровой медвежий танец в шкурах и вывороченных шубах.

10. Проводы Масленки на небо. Ко времени праздник кончать будет водружена Масленка на общий костер. А круг нее — хоровод в два, три и более — сколько народу — слоев-колец. И с песнями, с весельем, как и приехала, огню предается. Погуляла с нами, полизала сыр и масло — пора и честь знать. Весело с ней было, но не печалимся — уходит она с огнем на небо, а вскоре вместо нее придет сама Весна-Красна, и Земля расцветет по-весеннему. Ближе к сумеркам, чтоб ярче светило, с горы скатывается колесо горящее со словами: «С горы катись, с весной воротись!»

Чему при сем быть

Освоение места

Всякому ведомо: в народном празднике Место — действующее лицо, одно из важнейших. Совершать праздник добро на месте, которое уже знаешь и с которым успел сродниться.

Какое место для этого праздника лучше всего подходит? Широкая поляна, ровная — для потех и игрищ. Это может быть и лед на пруду или озере, если он достаточно крепок. Хорошо при нем иметь гору, на которую взойдя, девицы-красавицы будут весну кликать, чтоб далеко было слышно. А еще лучше — две горы, два соседних пригорка, которые займут две группы певуний, между собой перекликаясь. Наилучшее расположение — чтобы с них было видать полуденное и закатное солнце. Гора, склон оврага, крутой берег хороши и для катания. Чуть в стороне, в достаточном отдалении, должно найтись место для снежной крепости, а еще — берлога для медведя.

Самое меньшее за неделю до праздника, а то и за день, те, кто готовит действо, выходят на место, чтобы соединиться с ним. Хорошо здесь провести первое закликание Весны, пение веснянок, призвание светлых сил именно на это место. Не худо опробовать здесь же те игры и плясания, от которых не убудет, если их повторят еще раз.

Начало действа

По приходе же на место в день праздника группа устроителей становится в полной мере хозяевами действа. Всех приходящих они встречают как полагается. По обычаю некоторых домов, можно прямо при входе собирать дань — пропускной выкуп дровами, яствами, питьем, а то и лихой песней. Когда число гостей соизмеряется с запасами пития, допускается и приветственная чарка.

Прямо при встрече (или через недолгое время для размещения на месте) для желающих участвовать в мистерии устраивается игра-жеребьевка. Игра определяет, скольким и кому именно на какой стороне сражаться, сил Зимы или Лета. Таких игр немало. О них будет сказано в своем месте.

Зачин

Сия часть действа важнейшая, из всех сошедшихся создает она единый круг. И зачин же задает честному собранию дух праздника. Место обретает свой священный центр через зажжение общего костра.

Закликание Весны

На то есть подобающие песни и приговоры. Можно сие сделать хором у костра, можно небольшим кругом певунов, на виду у всех на гору поднявшись. Весну всегда закликают с высокого места, с дерева, с холмов, с крыш домов, с высоких берегов. Если есть близко два холма — два круга певуний занимают их и поочередно поют протяжные, «гукальные» заклинания.

Где сему место? В начале? На общем кругу, при зачине или чуть после него хорош будет короткий, зажигательный призыв, собирающий со всего круга волю и желание в маленькую огненную точку. По составу собравшихся видно будет, как лучше сделать, хором ли, небольшим ли кругом краснопевцев, искусное пение которых захватит всех. Для долгих песен, протяжных и безмятежных, возносящихся с горы к небесам, боле подходит вечернее время, после страстей пира и мистерии, когда общими усилиями дорога для Весны открыта и, тьфу-тьфу, безопасна.

Явление Масленки

Приход Масленки — духа праздника, предвестницы грядущей Весны, можно обставить по-разному. Это может быть соломенная кукла, может быть красивая и веселая девица с огромным блином и чашей пива, а может быть ряженый девицей мужик. Масленка приезжает с поездом, как невеста, со свитой из «молодых слуг» и ряженых, о чем и в песнях поется, она может прийти с последним «караваном», торжественно войти на почетное место, и тогда явление ее и будет началом священной части праздника. А может укрыться в лесу, в то время как собрание постепенно «разогревается» к некоему явлению. И в торжественный миг раздаются песни, стук да звон — Масленка со свитой, с блином в руке, с сосудом пива под мышкой из лесу-то и выходит.

Ей почетное место — посреди круга, у главного костра, в центре большого хоровода, или за кругом — под священным деревом, против очага.

Мистерия-действо и битва Зимы с Летом

Посередь поля, у всех на виду, встречаются два бойца — зимний, темный, пострашнее да полохматее, и летний, кругом светлый, но тоже смешной. Зимний появляется из леса, вламывается на костер со всяким бесчинством, его сначала провожают добрым словом, а после пинком, но и то не помогает. Тогда-то выходит на него Летний. И тут уж воля игрецов, что они устроят, — красивый показательный бой или шутейное сражение на мешках, на вениках. Пока все смотрят на поединок, является из лесу «темная сила», крадет чучелку, запирается с ней в снежной крепости.

Или тако: приходит Зима, со свитой многой, просит выкуп, чтобы уйти. Сама уходит, а шалуны круг нее начинают шалить, их загоняют в крепость.

Происходит штурм — взятие крепости. Если крепость достаточно велика, то не взять ее иначе, как обычной тактикой: самые отчаянные молодцы, встав друг на друга, рвутся через снежный вал, а остальной народ поддерживает их снежками. Если же крепость чисто шутейная, то придумать можно много чего: брать «конным боем», а то и на настоящих конях, или в крепости запираются девчата, а берут ее парубки, или борьба ведется за попытку проломать стену, сбить знамя… да мало ли как бывает?

Немало игр, связанных именно с поединком, приходится как раз на Масленицу: битье на мешках с завязанными глазами, «конное ристание» за платок, висящий на сосне, толкачки на ледяном бревне или над прорубью — для любителей.

Честной пир. Игрище и красочные обряды, кои сожжением Масленицы закончатся

На честном пиру едят от пуза, да не объедаются, чтоб на игрище не заснуть. Много масла и сыра и, конечно, блинов. Какая-то часть блинов печется на месте.

Масленичный поезд со «стариками», ряжеными. Если есть гора — с нее хорошо кататься на санях, лучше всего — парами. Добро будет, если на санях, — солнечный знак. Главные сани, на которых сам праздник едет, составлены из нескольких, о двенадцати конях, украшены соломой, на них Масленка или шест с колесом.

Неминуемо прокатить на санях молодые пары, что в этом году состоялись, а также в снег их зарыть.

Игры на сем действе — обычные, которые все знают: «бояре», «подушечка», «хрен», «заинька», «скоморек». В особом почете — игры с огненным и солнечным духом, как «горелки» и игры, посвященные птицам: «уточка», «селезень», «воробушек», и другие. Причем не только здесь, а в течение всей весны, аж до самой Купалы.

Жаворонки — печенье в виде птички. С ними можно закликать весну, подбрасывая их к небу, их прячут в лесу, оставляют птицам. Можно и так — один кто-то прячет их в лесу или стогу соломы, а все трижды закликают весну. После находят своих — помеченных и дружно приобщаются. Жаворонок — по-старинному вырий — птичка, которая первая прилетает из «теплых стран» или прямо из Ирия как раз на этот срок. Песен, посвященных жаворонкам и весне, известно множество.

С хлебом за околицу, весну встречать. Женщины водят хороводы, старшая выносит каравай: «Вот тебе, матушка Весна, ржаного хлеба!» Разводят костры на берегу или у моста, водят хороводы. Кличут при этом: «Зарецкие, перерецкие, передайтесь на нашу сторону!» Эти Зарецкие — животворные духи, которым пора пришла возвращаться из Иного Мира. Того, что на призыв выйдет кто-то не тот, не опасаются— на нашей стороне горит костер. Девки и молодки прыгают через этот костер. Песня над прорубью — пробудить воду от зимнего сна.

Игра в разбуженного медведя, или хоровой медвежий танец.

С горы скатывается колесо горящее со словами: «С горы катись, с весной воротись!» В старину горящее колесо спускали на старых-престарых санях, которые вместе с ним сгорали на льду. В иных местах колесо палили на высоком шесте, надетое как бы для птичьего гнезда.

Масленку палить самое лучшее — на закате, в голубые сумерки. А круг нее — хоровод в два, три и более — сколько народу — слоев-колец. Масленка провожается с песнями, как вестница на небо, к предкам, как выкуп, — за наш жар соломенный ждем на землю нашу тепла весеннего. О том и поется.

Под конец действа снежная крепость разносится до основания. Ее обломками торжественно заваливаются кострища — зиму растопили.

(Масленица-2000)

Время — 19 марта, воскресенье.

Место — Битцевский парк.

АЗ. Караван гостей, до места дошедший и все тяготы преодолевший, проводится мимо дуба высокого. А сидит на том дубе Соловей-разбойник, и на всех проходящих лает, по матушке их хает.

А за дубом начинается место заветное, для праздника отведенное. Встречают на том месте всех приходящих Государь Хозяин с Государыней Хозяйкою добрым словом да чаркою.

— Здравствуй, мил человек! Просим к нам, погостить на этом месте. Сделай милость, прими чарку с дальней дороги. А на пиру пей — да не допивай, чтобы главу не потерять, да день с вечером не спутать.

И проходят гости на поляну, где костер великий сложен, но еще не зажжен.

БУКИ. Как все гости соберутся, то обойти устроителям всю поляну с громом и трубным звуком, призвать народ во единый круг. И при всем круге общий костер возжигается. А сказать при сем можно слово:

«Батюшка ты, Царь-Огонь!..»

И у общего костра еще раз приветствуют Государи Хозяева весь честной круг. И сказывают слово о празднике, зовут народ на пригорок, Весну закликать.

— Здравствуйте, гости дорогие. Рады вас видеть, спасибо, что пришли! Призвали мы вас не просто пиво да мед пить, хотя и этого не минуем. А собрались мы, чтобы Весну-Красну на нашу землю кликать, Лето Красное выпускать, а Зиму Белую в дальнюю дорогу провожать. Зима нам всем надоела, весь хлеб уже поела.

Собрались мы еще почтить Солнышко наше Ясное. Там, во небесных полях, Белый День переборол Темную Ночь. И теперь день станет светлее, а весна теплее. И мы тому порадуемся, потому что хорош Месяц, что ясно светит, а Солнышко лучше того — тепло греет.

Потому будем сегодня радоваться да песни петь, веселыми быть, чтобы с нами развеселилась вся Земля Родная. Полно спать, пора петь да плясать. Как нам сегодня от костра да от плясок тепло, так и всему миру скоро тепло станет. А сейчас пойдем на высокую гору, на чистую воду, чтобы песня наша далеко была слышна, чтобы услышала ее Матушка Весна!

ВЕДИ. Стоит у пригорка Вещий Старец и при виде народа вопрошает: «По что пришли?» — и ему объясняют, по что.

Пропускает он народ на пригорок, призывает Весну словом кратким. Скажем, таким:

— «Весна! Весна Красная! Приди к нам с радостью, с великою милостью! Со льном высоким, с корнем глубоким, с хлебом обильным!»

Соловей-разбойник на дубу.

Празднование Масленицы совместно с Домом Ясеня, общинами «Родолюбие» и «Коляда Вятичей» и т. д. в 2000 г.

Выходят вперед красные девушки да молодые молодушки и начинают заклички, поют-перепеваются.

ГЛАГОЛЬ. И с последней песней выкатывается из лесу на коне Масленка со свитой. Слуги Масленки прибирают людей в цепочку, ведут их цепочкою на поляну, где заводят народ в хоровод. Первый круг — коло Масленки, а ко второму ее отставляют в сторону.

ДОБРО. Выходит из лесу Некто, диво дивное, волохатое, грабоватое. Требует себе места — всю поляну, все пиво на питье, всех девок на закуску, солнышко трубку раскурить. И никак его ни добрым словом не усовестишь, ни на порог не покажешь. Тогда выходит из круга сильномогучий волхв с тяжелым предметом и без долгого вступления провожает нарушителя:

— А ну пошел отсюда, вражья сила! Полно тебе пакостить, реки морозить, людей морочить! Кончилось твое время! Проваливай восвояси, за леса да за овраги!

И гоняет чужака по всей поляне.

ЕСТЬ. А тем временем появляется из оврага нечистая сила и крадет драгоценную Масленку, уволакивает ее далеко за реку, где твердыня снеговая возвышается. И чтоб Масленку спасти, предстоит собрать побольше добрых молодцев, через овраг перебраться, крепость взять приступом, Масленку отбить, а нечистиков полонить.

ЖИВЕТЕ. Когда Масленка вернется на нашу сторону, ставят ее на высок курган, на почетное место, вновь собирается народ и пьют круговую братину. Первым подносят ее победителям. И с той братины начинается честной пир.

— Хлеба кушать, люди добрые. Милости просим на братчину! Изопьем чару, за Весну-матушку, да другую, за Красное Солнышко, да еще третью, чтобы запели речки звонкие, чтобы прилетели поскорее птички певчие. И пусть не будет боле ни снега ни мороза, а будет зеленая трава да алые цветы! И как сегодня у нас стол богат, так и у всех у нас в дому пусть будет богато, не переводится!

И идет пир, а за пиром — игрище.

ЗЕЛО. А в середине игрища вспомнит кто-нибудь:

— Как это, мы тут поем да веселимся, а Медведь в берлоге спит, с нами не гуляет. Ну-кося, пойдем его будить!

И идут будить Медведя к Берлоге, что чуть в стороне… а наперед пускают красных девок.

ЗЕМЛЯ. В конце пира, перед тем, как гостей с миром отпустить, провожают на небо Масленку. Она с нами побыла, блинов да пива привезла, поела да попила, да Весны не принесла — пусть отправляется на небо, покличет там Весну, чтоб поскорее к нам шла, да в пути не задерживалась.

(Рассказано Добромиром)

Во дни минувшие, в годы стародавние, когда завалило сугробами снежными тропы торные за караванами последними, что на зимнее Солнцестояние ушли Солнышко искать, и не было от них ни слуху ни духу, пошел-полетел по белу свету Вещий Зов. Отозвались на него те немногие, кто в ночных битвах и долгих странствиях уцелел, главы вовсе не утратил, числом до четырех не то пяти. И сошлись на юго-западном кону, у колдовской женки Маринки в дому, во высоком терему на каменном кругу.

Собирались они во един круг, поднесла им вещая жена доброго вина из кипящего котла, говорила таковы слова:

— Слушайте сюда, люди добрые, творится на нашем свете неладное. Как проводили Коляду в достопамятном году, так с тех пор доброй вести и не было. А от нас той вести, почитай, весь свет ждет-дожидается. Так не довольно ли нам всем порознь блуждать? Время пришло Весну-Матушку закликать, Зимушку до дому провожать. Отыщем-ка мы гору высокую, найдем подле той горы поляну широкую, соберем на нее добрых людей с четырех концов света, всех, каких ни есть!

Говорили ей в ответ мужи почтенные, замочив седы усы в чары пенные:

— Зачем же нам гору да поляну искать? Коли просто мед пить, да блины есть, так оно и под крышей лучше!

— Аль мало выпили, коль сами не уразумели? Созывать мы людей будем не просто пиво пить, а Небо да Землю будить. То дело великое. И людей для того надобно елико возможно боле, столько, что у нас и крыши такой нет!

Тут един гость вопросил, сглодавши кость:

— Как же нам Весну-Красну дозваться-докликаться? Она, чай, далеко, клич туда добросить не легко?

— А кличется та Весна звонким голосом да красным пением, и на то есть песни древние, протяжные да напевные, и петь их заповедано только девушкам, юным да свежим, как первая трава весенним утром. Для того и надобно нам на горе стоять, чтобы разносились наши песни да кличи до самого края земного, чтобы подхватили их воды бегучие, отозвались им деревья стоячие, чтобы песнь та была слышна, там, где ждет сама Весна Красна!

Спрашивал на то другой муж, что хлебнуть также был дюж:

— А когда ж тому делу время настанет? Крепка Зима в наших краях, ее и в пол года не проводить!

Отвечали на то остальные гости:

— А есть для того время, и не так оно далеко. Скоро во небесных полях лазоревых случится, что Белый День превозможет Темную Ночь, и будет на небе Солнышко наше Красное во всю волю гулять, во всю силу сиять. Хоть и хорош для нас Светел Месяц, что ясно светит, а Красно Солнышко лучше того — что тепло греет. И в деле нашем будет Оно первой подмогою!

На том и порешили, разойтись во четыре конца, за темные леса, за широкие реки, искать ту гору высокую, к которой можно людей собрать. А за собирание то взялся един из мужей, что меж прочими славен меда хмельного варением да слова творением, коли хочет с кем говорить — ни гонца не шлет, ни грамоту не пишет, а ударит перстами четырежды — и слышно его слово хоть за тысячу верст. Собрались по тому слову люди сведущие, мастера искусные — кто в словах заветных, кто в песнях красных, кто в добра да света призывании, кто в священных знаков рисовании. А первое дело уже приспело — место найти, на какую гору подняться, чтобы в реке притом не искупаться, чтобы с нее было далеко видать да высоко слыхать, а злой силе нипочем не достать.

Долго ли ходили, коротко ли, много выходили, а чего искали — не сыскали. Ходили в страны восточные, а в тех странах мест дивных богато, да уж больно там всякой нечисти, карликов пакостных да етунов бессмысленных, и через них ни с мечом не прорваться, ни с топором не прорубиться, а проще голову сложить, а добра не нажить. Ходили в страны закатные, где высокие горы да крутые берега, где круг дивных замков растут невиданны дерева, да дорога туда далека, и всю ее пройти — нужен не один месяц, а избранный день не за горами.

И на тридесять верст вокруг не сыскать им той горы. И пошли они в обратный путь невеселы, ниже плеч буйны головы повесили. Уж выходят они вновь к самому каменному кругу, как глядь — малая тропинка вьется в сторону.

— Не по ней ли пройти, попытать счастья в последний раз? Сказывал один ратный человек, что в этих краях где-то подобное место ему встретилось. Есть-де на слиянии двух рек высокая гора, и стережет ту гору некий Вещий Старец, служат ему духи горные да птицы черные, завивают в кольцо тропы торные, чтобы кто попало не прошел. А за горой той другие горы, мраком покрытые, и там никто николи не бывал, а кто бывал, тот не вернулся. Так оно сказано, а что-то там на деле будет?

Шли они, шли по той тропинке, быстры реки переходили, круты горы перевалили, столетним дубам кланялись — и пришли на высокое место, где и в одну сторону — обрыв, и в другую — обрыв, позади — частый ельник, белый березник, а впереди — чуть виднеется гора не гора, а пригорок, на макушку глянешь — шапкой каблуки достанешь. А подле горы открылась им полянка — не узка, не широка, а как раз такова, что сто человек кругом станет, да еще под стол места достанет. И стоят на той поляне четыре березки, смотрят на четыре дорожки — как четыре зубца у рогатого венца.

— Вот ли не место? Верно, о нем нам и сказывали. Долго мы по свету ходили, в чужих краях доли искали, а она вот где — у самого порога!

А снегу на той поляне — березам по пояс, соснам по колено, а прохожему человеку — и не сказать, по что. Да то было еще дело поправимое, вышли на середину поляны пятеро мужей, таких, что грязи не боятся, по любой топи пройдут как посуху. Да как стали они лицом к солнцу полуденну, со словом заветным пролили наземь чару малую жидкости огненной, сами от той чары испили, топнули трижды, не то четырежды — кто ж считал? — и стало то место ровное. Как узрели сие сами — возрадовались:

— Теперь можно и людей созывать! Полно им спать, завтра будем петь да плясать! Меду хмельного у нас на всех достанет, а пива пенного— пускай каждый по бочке привезет.

Как время настало, собирались добрые люди многи на подземной дороге, выходили на дневной свет и шли до места заветного, где Масленичному Действу указано быть.

А дорога до того места не проста, по горам да долам, через мост над водой бегучею, мимо пройдя высокий дуб. Сидит на том дубе на суку чудо зверовидное, волохатое да грабоватое, кривою дубиною помавает, всех проходящих бранно хает, по матушке лает, срамными словесы путь преграждает. А еще стоял на большой дороге лихой человек, требовал тому чудищу дани, а себе выкупа, пива на выпивку, девок на закуску, и никому мимо них не пройти, либо дань плати, либо с боем пробивайся, и пока лиходеев снегом не накормишь, хода далее тебе нет.

А тех, кто прошел, встречал на заветной поляне Государь Хозяин с Государыней Хозяйкой добрым словом, и как все собрались да к действу прибрались, то и настало время действо начинать, честных предков поминать, общий костер зажигать. Стали единым кругом, выходили на середь нарочитые мужи, выносили котел немал меду пенного. Тут запели-загудели бубны звонкие, что твой ветер, и под их звук говорил согласно весь круг слово заветное, к Огню обращенное:

— Батюшка ты, Царь-Огонь! — и далее как положено. Словно в ответ, возгорелся костер жарким пламенем. И у огня стоя, говорили Хозяин с Хозяйкою слово приветное:

— Здравствуйте, гости дорогие. Рады вас видеть на этом месте! Спасибо, что пришли наш костер почтить, меда-пива попить, хлеба-соли отведать.

А собрались мы, чтобы Весну-Красну на нашу землю кликать, Лето Красное выпускать, а Зиму Белую в дальнюю дорогу провожать. Зима нам всем надоела, наскучила, холодом да морозом замучила. А еще почтить Солнышко наше Ясное. Там, во небесных полях, Белый День переборол Темную Ночь. И теперь день станет светлее, а весна теплее. То ли не радость?

Потому будем сегодня радоваться да песни петь, веселыми быть, чтобы с нами развеселилась вся Земля Родная. Как нам сегодня от костра да от плясок тепло, так и всему миру скоро тепло станет. А чтобы веселее было начинать — испейте меду из нашей круговой чары!

И заходила по кругу чара двуконная, меду крепкого, хмельного, заветного. Не простая была чара, чудесная: все из нее пьют, а в ней никак не кончается.

И едва замкнулся круг, как промылися глотки ко красному пению, пошел-повалил честной народ прямиком на гору высокую, что неподалеку была, клич бросать, Весну закликать. Подошли ко горе — да и замерли: круг той горы стоят строем дерева старые, узловатые, рудым расцвечены, стрелами помечены, на суках черепа висят. Встретил их там Вещий Старец, в шкуры одетый, в шкуры обутый, красной шапкой покрытый, двоерогим тоягом подпертый. Встретил неласково, вопросил суровым гласом:

— Кто такие? Сюда до сей поры людского духу ворон и костей не заносил, а теперь вот вас сколько!

— Пришли к тебе, Старец, люди добрые, с Русской земли с четырех концов.

— А почто пришли? Почто белый снег заминаете, чистого места покой нарушаете? За пивом али за медом?

— Пришли мы не за пивом, не за медом, а за Весной-Красной! Помоги нам, Старче, Весну призвать, росы отмыкать, Лето выпускать!

— Для чего ж вам Весна?

— Так Зима вовсе надоела, весь хлеб уже поела!

— Так вам хлеба надо! А коли дам вам хлеба, а за то год сюда не ходить и света да тепла не видать — согласны вы на такое?

— Не надо нам того! Пусть будет у нас Солнце-Свет да Весна-Красна, а остальное сами добудем!

— Ну, видать, вы и впрямь люди добрые! А умеют ли ваши девицы песни петь? Ибо Весна сама обликом как дева красная, потому и кличут ее только девушки да молодушки!

И вышли на пригорок красны девицы, запели песни-веснянки голосами дивными, льются песни одна за другой, девки красны,

а песни того краше. И на песни вышло из лесу диво дивное — не девка, не молодка… то ли сама Весна-Красна — ан нет, не она, а всего лишь вестница ее — Широкая Масленка, что поперед Весны по свету ходит, с добрыми людьми хороводы водит.

Нет чтобы встретить ее по чести — стоит народ, разинув рот, вдаль засмотревшись, песен разных заслушавшись. Не такую гостью звали, али не с того краю ее ждали, да пока у горы стояли да песням внимали, самое-то Масленку и проспали, а иные-то при том не зевали. Как явилась из лесу темного, из-за топких берегов, из-за крутых оврагов нечисть лесная, беспутная да безыменная, укрыла Масленку черным покровом — никто и не заметил, как умыкнули ее да потащили за реку холодную, на гору ледяную, где стояла их крепость, твердыня снежная.

Думали, шалые: «Наша взяла! Проспали они Масленку, не будет им ни радости ни смеха, а в том нам потеха, как меж собою передерутся, кто Масленку проспал». Не тут-то было! Засекло их око людское, раздался по горе громовой клич:

— Выручай Масленку!

И посыпались градом с горы высокой добры молодцы, понеслись сломя голову на вражью крепость — выручать Масленку. А крепость та стоит на склоне высоко, голову задрать — шапка слетит. Стоит крепко темная сила, валит сверху комья снежные мало не в людской рост, вцепилась в Масленку клешнями грабоватыми — не оторвешь! Как обрушились стены снежные, ворвались люди во твердыню холодную, пошла схватка не на жизнь, а на смерть. В той схватки пылу потрепали у Масленки красно ее платьице, чепчик сорвали, ножки помяли. А все-таки не устояла нечисть, отбили у нее Масленку. И убрав ее вновь одеждой нарядною, понесли на руках с почетом во свой стан, спасенную почтить, во ее честь пива да блинков отведать.

Воротились бойцы славные с развалин крепости нечистой, с Масленкой во главе, во родной стан. И завертелся колесом честной пир. И Масленка с нами была, пила да ела, пела да плясала, все блины пожрала, масло да мед полизала, от того и устала. Знать, в путь ей двигаться пора настала. Для того взяли ее в обнимку те самые мужи, что у ворога ее отбили, напоследок чаркой «беленькой» почтили, на высокий шест посадили да с огнем на небеса проводили. Лети, Масленка, на небо, скажи Весне-Красне, чтоб поспешала, ждут ее у нас на Руси, дожидаются!

А как Масленка сгорела, за твердь лазореву улетела, так и гости малость распоясались — кушаки поразвязали, ремни порасстегнули, чтоб свободнее дышать было. До того пир был в четверть пира, а теперь пошел в половину пира. Ходит по кругу чарка за чаркой, звенят по всей поляне голоса: здесь — песня, там — здравица, тут буйно игрище, а то — погляди — уже два молодца в обхватку сошлись на утоптанном снегу.

Но за пиром да за игрищем и о деле не забыли. И отправились вновь на гору — Огненное Колесо зажечь-запалить, Солнечному Году новому ворота отворить. И, подняв Колесо на высокую тычину, запалили его от предмета чудодейственного.

А пока Колесо разгоралось, снова хором стали девы-краснопевицы, песню заводили, на горушку выходили, сыр да масло выносили. И на той горушке в ямочку закопали — в дар принесли и Земле-Матушке, и Солнцу Красному:

— Лежи, Масленка, до налетья! А как лето придет — вновь тебя раскопаем и еще раз раскатаем!

А когда ко костру воротились, то старцы древние в сказки пустились, сказывали про горы да долы, про заморски страны да диковинных зверей, а некий старичина под ковшик пенного стал сказ про Медведя сказывати:

— Живет на свете Медведь-государь, как земля бур, как огонь яр, он всему лесу хозяин. Летом он днем не лежит, ночью не спит, ходит ягоду берет, скотину дерет, борти зорит. Самому ему везде дорога, а по его владениям ни пеший не пройдет, ни конный не проскачет — всех он валит, шкуру спустит и спуску не даст. Зато зимой не ходит, не бежит, на боку лежит, лапу во рту держит, во сне похрюкивает. Кто его разбудит — тому либо голову долой, либо дружбу навек, потому с тем Медведем весь лес просыпается. А еще говорили старики, что от Медведя того и мы род ведем, и по повадкам он вроде нас, любит меды пенные да песни девичьи.

Поднялась тут вещая жена Марина, да снова златы слова говорила:

— Что же это, люди добрые? Мы поем да веселимся, а Хозяин здешних мест мимо нашего веселья у себя в берлоге спит? Не дело ему больше спать, пойдемте его будить, пусть с нами гуляет. Не ждать же, пока сам проснется! Как нашего медку изопьет, авось к людям и подобреет!

И пошли самые отчаянные головы медвежью берлогу искать, Медведя из нее подымать.

Кто ищет — тот найдет. Вскоре нашли берлогу, а из нее и подымись огромный Медведь. Как зарычал — лес до корней сотрясся, с голов шапки посрывало, раскидал Медведь всех мужиков и схватил самую красную девку.

— Давай, — говорит, — откупайся, а не то в берлогу утащу, женой сделаю, спать там со мной будешь круглый год.

— А чем от тебя, Медведушко, откупиться?

— Да хоть песню спой!

Спела она одну песню, спела другую — Медведь и растаял:

— Весело поешь, хорошая. Была не была, пойду с вами, коли доспать не дали.

Вот ведут Медведя на становище, идет он по дороге, бредет, косолапый, плачется, на тяжкую долю медвежью жалится:

— Тяжело нынче Медведю во родном лесу. Кормиться нечем, овсов не сеют, малину всю шантрапа прохожая обрала, в берлоге холодно, ходят по лесу всякие с рогатинами, спать не дают. Теперь вот разбудили… Али вас все же съесть надо было?

— Ничего, Медведушко, с нами на становище придешь, медку хлебнешь — повеселеешь!

Да как поставили Медведя посередь становища, да поднесли ему медку в самую меру по глотку — вот тогда-то и пошел пир в полный пир. И стар пляшет, и млад пляшет, а пуще всех Медведь пляшет.

И было игрище, и потехи молодецкие, и до тех пор честное праздненство длилось, пока Солнышко за гору не сокрылось. И аз там был, и мед, и пиво пил, и по усам текло, а в рот не попало, все в бороде застряло, да и блинов не достало — только по носу смажут, да скажут, что в тот понедельник еще покажут.

— А по чему было Государя Хозяина спознать?

— По красной шапке.

— А как ему имя-прозвище?

— Антон свет Валерьич.

— А как Хозяюшку звать-величать?

— Мариной свет Николаевной.

— Кто на месте уряд держал?

— Пан Чеслав Юрченко.

— Кто из людей сведущих огонь возжигал?

— Мужи почтенные, Велемудр да Велемир, да Велимир, что Стрыем зовется.

— Кто священную гору хранил?

— Старец Вещий, люди его Велеславом рекут.

— Кто песни да игрища заводил?

— Илья Гусляр, да Василий Бутров со товарищи.

— Кто Масленку из соломы творил?

— Искусная жена Милена, да с нею дочь ее, что люди Векшею зовут.

— А кто из снега крепость строил?

— Игрецы да мечники, Антоном да Чеславом приглашенные, из команд Лили, Дэли и Дара Вольфсона. Они ж ее и обороняли, с темными силами в союзе — не по злу, а по древнему обычаю, потому и убрались лентой рдяною.

— А кто из иных добрых людей у того действа был?

— Мезгирь со Колядою, Будимир со Арконою, Велемирова община Велесова, Московская община Перунова, а всего людей было до сотни.

— А как все сии друг друга нашли, место для праздника обрели и от всякого лиха себя на нем уберегли?

— Своею доброй волей, а наипаче — потому что хранили нас Боги Родные.

На том им и слава!