Языческий календарь

Описание точки

Праздник Летнего Солнцестояния, Litha у англосаксов, латышская Лига, литовская Rasa, славянская Купала. Самый длинный день и самая короткая ночь в году, точка максимально высокого положения солнца в небе, когда закат и рассвет находятся в самых северных из возможных точках горизонта. У скандинавов (в Асатру) в этот день почитался Бальдер, чьим цветом традиционно был белый. Ночь высоких костров, в отличие от Бельтанских, символизирующих не очищение, а самую высокую точку года, точку вершины лета, традиция возжигания которых в Средние века отчасти перекочевала в христианство в рамках празднования дня Иоанна-Кретителя, также сопровождающегося зажиганием высоких костров. Традиционное время ярмарок в Британии и Северной Европе; особенно известны грандиозная ярмарка Midsummer Fair в Кембридже и традиционная ярмарка середины лета в Стоунхендже (которая, к сожалению, была запрещена в Британии в 1985 году — не только Россия страдает от притеснений христианской церкви!)

Праздник Летнего Солнцестояния — время, когда цветы начинают сменяться плодами. В эти же дни травы в лугах достигают полной высоты и сочности; Иванов день у славян — в некоторых местах начало сенокоса. Трава, достигнув полной своей красы, теряет жизнь под косой, чтобы стать основой жизни для скота и людей на грядущий год.

Двойственность праздника, присутствие в его духе двух равнозначных и противоположных начал отражены в самом двойном его славянском названии: Иван Купала, сочетание мужского и женского имен, разделенных даже в песне, — «Сегодня Купалы, завтра Иваны».

О происхождении второго имени праздника существует немало предположений. Основных версий три, и каждая из них передает одну из частей праздничного духа:

— Купала — от купания (в воде),

— Купала — от «куп», густых порослей зелени,

— Купала — от «купно» — вместе. Здесь речь может идти как о большой совоКУПности людей, собравшихся на величайший праздник года, так и о совоКУПлении — соединении двух начал, обычно пребывающих порознь.

Самый любимый праздник наших отцов оказался одним из самых непостижимых для нашего сознания. Что происходит на этот праздник, кроме того, что день завтра начинает убывать? Стоит ли праздновать это не такое уж радостное событие? Чего здесь больше — радости или прощания? И среди народных сказок трудно однозначно назвать такую, что передала бы в чистом виде дух праздника Купалы.

Что до славянских купальских обрядов, которые могли бы помочь нам раскрыть дух праздника, то при знакомстве с материалами первым делом удивляет их немногочисленность. В обобщающих трудах по славянским календарным праздникам троицкой обрядности посвящены целые главы, купальской — несколько страниц[24].

Объяснить это можно двумя причинами. Во-первых, борьбой господствующей церкви со всеми проявлениями язычества, среди которых одно из первых мест занимал именно купальский праздник, самый яркий, по смыслу, праздник года. Именно его обряды чаще всего приводятся в поучениях как пример «мерзости» язычества, и не только из-за эротического, плодородного их характера. Ни один праздник (как комплекс сказаний, обрядовых, игровых и бытовых действий, творчества песенного и художественного) не противоречит духу церковного учения в такой степени, как праздник Купалы. Плодородная (и более определенно — сексуальная) линия не менее сильно выражена в обрядах майских, урожайных, осенних праздников, значит, дело не только в ней. Купала вызывает сопротивление как торжество равновеликой силы светлого и темного начал, показывает своим адептам прекрасный лик Смерти, изображая ее прекрасной женою солнечного бога, что не оставляет в народной памяти места образу Спасителя как вечного и ежедневного победителя Смерти.

Купальский обряд. Обряд Дома Ясеня и группы «Календарь» на фестивале «Иван Купала», Москва, Лужники, 2009 г. Фото cholerabw (http://cholerabw. moskva. сот)

Потому именно Купала (по крайней мере на Великой Руси) была изгнана из народного быта почти совершенно, в том числе и введением нарочитого «Петровского поста» (начало коего — переходящее, понедельник второй недели по Троице, а окончание — 28 июня/11 июля, накануне Петрова дня), перекрывающего и «сползающий» вместе с календарем праздник Иванова дня, и неизменную точку солнцестояния. На Украине и в Белоруссии празднование Купалы сохранилось лучше, большая часть записей купальских обрядов — зажжения костров на холмах, сооружения Мары — березки и Ярилы — куколки из трав, скатывания огненных колес и целых колесниц — и сопровождающих их песен происходит именно из этих земель. Русская же Купала не была разбита наголову, скорее отступила с потерями на территории близлежащего праздничного цикла. Ее обрядность и символика частично сместились ранее поста, на троицкий цикл вторых Русалий, сохранив прежнее водное и «зелейное», травное наполнение, так что пострадала главным образом солнечная и огненная составляющая праздника. Праздник сделался несколько более «однополым» и утратил отчасти свою разрушительную мощь.

Но одними преследованиями извне не объяснить подобное отступление второй важнейшей половины праздничного комплекса. Дело, видимо, еще и в том, что неприятие «темной» стороны Купалы оказала не только господствующая церковь, но и само патриархальное общество, все более уходящее от древних традиций почитания Богини. Наиболее сильные предания о темной стороне Богини и связанные с ними обряды (о которых мы непременно расскажем, но чуть ниже) народная память отторгала постепенно, они не исчезли совершенно, просто ушли вглубь, творились не общенародно и публично, но отдельными отважными и втайне, потому лишились связи с внешними проявлениями, заметными для стороннего взгляда этнографа. Как таковых купальских песен на Великой Руси записаны считаные единицы, а купальские игры — Ящер, Олень и им подобные — рассредоточились по всему годовому кругу, перешли частично на близкий по времени русальский цикл и на Масленицу, на Весну, а то и на Коляду. Потому и утратилась их очевидная некогда связь с летним солнцестоянием, которую теперь научный люд восстанавливает по сходству с сюжетами, реконструированными из других источников, в том числе археологических. Как пример можно рассмотреть исследование Рыбакова о языческом содержании рисунков на роге из Черной Могилы и былины «Иван Годинович», включенное в состав труда «Язычество Древней Руси».

Материал других славянских земель несколько богаче, и песни украинского происхождения слегка приоткрывают полог забвения над темной стороной купальского таинства. При слушании песни «Ой, рано на Ивана» возникает желание не столько воспроизвести ее в обряде, сколько любыми способами защититься от подобной судьбы. Это естественно, ибо живые должны думать о жизни, особенно в молодости. Просто когда проходит Макушка Лета, грустный праздник, что для человека сродни Макушке Жизни, все ближе приходит понимание, что одного без другого быть не может. В Смерти есть зерно Жизни, и напротив, они — две противоположности, что всегда порознь — и только на вершине купальской горы сходятся вместе, ибо не в силах быть друг без друга, как муж и жена.

Пик года пройден, Солнце и Огонь достигли вершины силы. Юность завершилась, настает зрелость — начало умирания. Но свободных людей, оставивших страх, не страшит и такая судьба. Половина жизни пройдена — впереди еще такой же путь. Разве этого мало?

В заключение особо хочется отметить определенные события новейшей истории, имеющие, с нашей точки зрения, конкретные сакральные завязки.

Наверное, на сегодняшний момент времени никто не будет отрицать того общеизвестного факта, что как Сталин, так и Гитлер вложили колоссальное количество временных и человеческих ресурсов в изучение сакральной традиции.

Однако тот факт, что Великая Отечественная война началась 22 июня 1941 года, на наш взгляд, незаслуженно выпускается из внимания многими исследователями.

Между тем это ли не прекрасный образ, передающий сущность Купалы? Ясный летний день, вершина лета, несущий в себе — Смерть. Боль. Перерождение. И выход, в конечном итоге, в новое качество…

Как хотите, а мы не верим, что Гитлер выбрал эту дату случайно…

Мифология точки

Основной мифологический образ точки Летнего Солнцестояния — Муж и Жена. Он — День, Солнце, Огонь, Яр, Гора, Жизнь. Она — Ночь, Вода, Зелье, Волшба, Река, Смерть.

Это — уже не свадьба, как на Бельтан; оба начала присутствуют в полной силе, только из их союза может родиться Мир.

Ночь на Ивана Купала, самая страшная ведьмовская ночь года — последняя ночь Встречи двух начал, за которой начнется Разлука…

Ибо именно на этот период приходится мифологическая Смерть бога, которая знаменует собой поворот Года на темную сторону.

Пониманию темной, «смертной» мифологической сущности (стороны) праздника Летнего Солнцестояния способствует изучение описаний двух летних месяцев древесного календаря Грейвса: дуба (10 июня — 7 июля) и падуба (8 июля — 4 августа). По Грейвсу, праздник Летнего Солнцестояния напрямую связан со смертью: «Месяц, взявший имя у бога-дуба Юпитера, начинался 10 июня и заканчивался 7 июля. Посередине день святого Иоанна — 24 июня, то есть день, в который царя-дуба сжигали заживо, принося его в жертву. Кельтский год был поделен надвое, и вторая половина начиналась в июле, очевидно, после семидневного оплакивания, или поминального пира в честь царя-дуба»: «Тринадцать недель разделяют зимнее и летнее Солнцестояния, из которых второе приходилось на неделю смерти и требовало кровавого жертвоприношения».

Наше знание об абсолютно конкретном характере традиционной сказочной культуры не оставляет сомнений в том, что представления о ведьмах, похищающих добрых молодцев или пьющих кровь у детей в Иванову ночь — не аллегория, художественный образ темного начала, но и не строчка из бытовой уголовной хроники. Это событие мифологической реальности, не менее вещной, чем реальность обыденная.

Впервые за весь летний цикл Мара предстает перед нами в полную силу, и в непривычном облике, не в окружении студеных ветров и зимних вьюг, а среди густой зелени, под звон струящейся воды, не грозной и жестокой, черной подобно сбросившему лист зимнему дереву, но любящей женщиной, страстной и отчаянной, самоубийственно стремящейся к своей противоположности, к своей второй половинке — Огню…

Образ убиения Жениха, смерти и похорон Ярилы, который может быть трактован как обручение его с Ночью, прекрасен в своей глубинной сущности, гораздо более реальной, чем сусально-радостное выхолощенное представление о духе Купалы, которое в массе своей складывается у непросвещенного и даже интересующегося читателя.

Что до литовского фольклора, то в нем, напротив, присутствуют светлая дева Эгле и хтонический — ночной и водный, хладнокровный уж-муж. У литовцев все наоборот, у них Сауле — Солнце всегда невеста, а Месяц — жених.

Интересно, однако, отметить, что ту же самую «зеркальность» восприятия стихий дневной и ночной (Солнце и Месяц) мы можем увидеть и у славян. Например, в прекрасной старинной народной песне «А я роду» поется:

И дальше:

О мужской составляющей мифологии этого двойственного праздника может поведать нечто целая серия восточнославянских сказок, где главный герой носит одно с праздником имя Иван. Со святым, который дал празднику имя, у этого Ивана не находится ничего общего, кроме самого имени. Об аскете, питавшемся в пустыне акридами и медом, посреди летнего буйства зелени вспоминается в последнюю очередь. Хотя и евангельский Иоанн Предтеча — тоже необычный персонаж, представляющий интерес именно в свете нашего предмета: в христианском календаре (официальном, а не народном) это один из трех героев, у которых торжественно прославляется не только день кончины, как у легионов больших и малых святых, но и день рождения. Впрочем, вернемся к Купале.

Луна на Куполу. Празднование Летнего Солнцестояния Домом Ясеня со товарищи на Плещеевом озере в 2001 году. Из материалов Дома Ясеня

Для нас интересно не столько языковое происхождение этого имени, сколько его важное место в народном именослове. Именно им наделен в огромном большинстве сказок молодой герой — царев ли сын, гостиный ли, вдовий, а то и вовсе Быкович или Сучич, то есть — сын коровы или собаки. Этот герой, как нам кажется, своими похождениями приоткрывает значение праздника Купалы — потомок одного из священных зверей Велеса, оставивший дом родной и уходящий в Иной Мир на завоевание волшебной подруги.

Мистерия, образ, обряды

Собственно точке Купалы в славянской традиции предшествует период вторых Русалий — буйство силы уже не девичьей, но женской, творящей и убивающей одновременно. Интересна зеркальность окрутнических обрядов Летнего и Зимнего Солнцестояния. В период перед Купалой буйствуют и играют женские разрушительные оборотнические силы — наиболее полно представленные праздниками Русалий: период, когда мужчинам на полном серьезе лучше держаться подальше от буйствующей магической женской девичьей силы, которая может об это время проявиться у любой бабы вне зависимости от ее семейного положения. Перед Колядой, напротив, буйствуют мужики — ряженые и окрутники. На пиковых точках года и сама грань миров истончается, и понятно отождествление людьми себя с иномирцами — волохатыми и мохнатыми «гостями из леса», жестокими в своей женственности полевыми и речными «сестрами».

Это время — конец мая или начало июня, время полного распускания зелени, полный расцвет и наивысшая точка Весны — время прощания с ней и встречи Лета. И почитаются в эти дни особенно духи Весны, женоименные и ликом прекрасные — сама Мать-Сыра Земля, спутницы ее — Русалии, Берегини — духи, совершающие пробуждение Земли и созревание всего растущего, и царица их — Леля, вечно юная, сама Весна-Красна. Обряды русальных дней обращены к стихиям, в которых в эти дни сила явлена наиболее, — к распустившейся зелени, утренней росе, живой воде родников и колодцев.

Русалии — духи росы, могучие, но приятные видом и мягкие нравом. Великие Русалии, числом тридесять, служат самой Великой Матери. Большую часть года они проводят в царстве Белого Света, где Мать варит их в волшебном котле, возвращая, возрождая их юность, красоту и чудесную силу. Когда земля освобождается от снега и настает пора появиться первой зелени, русалии в облике птиц с девичьими головами прилетают на землю. Они могут показаться и в облике птиц, на которых прилетает Весна. Из своей светлой страны они приносят в роге медвяную росу с ветвей Древа Жизни, русу — свет, разливают ее на поля, заботятся об опылении цветов, сообщают живительную силу бегущей воде ключей и потоков. Кроме этих Великих, Небесных Русалий есть бесчисленные «русалки», что живут в каждом месте, храня его, за что и почитаются Берегинями. Местом их жительства называют то речной или озерный берег, то саму воду, то поле, то лес, но всегда — место, где есть вода и зелень. Самые сильные из них — озерные девы. Где они живут, когда вода замерзает, — о сем мало кому ведомо.

Выливая свою живительную росу, русалии вызывают расцвет и созревание всей Природы. Их дело совершилось — Природа доспела, теперь она способна к оплодотворению. Само диво зарождения новой жизни связано со скорым приходом новой силы — мужского начала, которое до сей поры тоже доспевало своим чередом, но до времени к действу, которое творят Русалии, ему путь закрыт. Свою дивно-девственную работу девы-Берегини тщательно берегут от преждевременного вторжения со стороны, пока не достигнет Земля полной зрелости. Этот долгожданный миг наступит на Купалу, когда к магии Зелени и Воды прибавится магия Солнца и Огня, когда вся Природа торжествует Венец жаркого и плодоносного Лета. Русальные дни — дни последнего ожидания перед скорым брачным торжеством.

Леля и Русалии — покровители и подмога всем юным девам, тем, кто внутри себя творит то же волшебство, что и Русалии на зеленых полях и рощах. Расцветая первой женской красой, дева получает от Богов священный дар — силу очарования, готовность к самому великому чуду на свете. Мать-Сыра Земля и ее духи-Берегини от первой весны мира и доселе хранят-берегут вещую память и знание, для этого чуда необходимые. К девичьему знанию, в природе сокрытому, обращены игры и хороводы девушек у родника или стройной и молодой березки — последняя память о тайных обрядовых союзах, в которых от мудрых и сведущих жен к едва окрепшим девочкам-невестам передавалась наука очарования и любовной волшбы.

Волшебное знание, хранимое Русалиями, связано с подвластными им стихиями — Водой и Зеленью. Магия трав, тайны отваров и настоев, живительные свойства рос, гадание по пению птиц, волшебство плетеных узоров, сложенных корнями и побегами растений, струями бегущей воды — от них. В волшебные ночные часы на причудливо спутанных древесных кронах, на свитых в перекрестки дорогах ими сплетается-свивается сложная плетенка животворного заклинания, завивают в нее Русалии лучи лунного света, звонкие жилы родников, струи растительных соков. Не от того ли завивания иное имя их — Вилы? Русалии хранят и тайны исцеления — немало известно сказов разных народов, в которых люди получили искусство лечения от русалок и других обитателей вод.

Понимание Купалы как праздника плодородия и смерти одновременно, как торжество неразрывного союза сих двух начал проявляется не только в северной Традиции, но и в обрядах других индоевропейских семей. «Шестой день таргелиона» — день, когда Аполлону приносили в жертву людей и первые плоды. Жертва плодами дала название месяцу (Таргелос — «хлеб из первого помола», в теплой Греции поспевает ранее, чем на севере Европы), человеческая жертва состояла из мужчины и женщины, шеи которых украшали гирляндами смокв, «фаллического» плода.

Три дня вокруг Троицы поляки еще в XVI–XVII веках почитали Ладо, Илели и Ясса, в коих узнаются Лада-Лето, мать всего живого, и ее дети: Леля — дева, весна, цветение и Ящер — тьма, подземье, смерть.

В Польше же Янов день отмечается «Волчьим карнавалом». Подробности сего обряда нам пока неизвестны, но привлекает внимание то, что схожим действом отмечены в этих краях оба Солнцестояния — и летнее, и зимнее. Волк, некогда бывший священным зверем Аполлона в земле Греческой, почитался спутником ясного Ярилы и в землях славянских. Кто Ивана-Царевича к невесте-красе на себе вытащил — ив прямом, и в переносном смысле?

Купала — своего рода рубеж между весенним, цветущим, и летним, плодовым, скупым на буйные игры обрядовыми циклами. Окончанием весенней полосы, проводами Лели-Весны на Руси повсеместно становится Троица, вернее, неделя после нее, известная как Русальная неделя.

С этого времени прекращаются весенние игры, такие, как «Горелки», «Уточки» и т. п.

Русалия, как всякая красавица, очаровательна, но и опасна. Она, как покровитель девичьей юности, хранит самые волшебные начала надлежащего девам ведания. Но берегись — она не столько передает его, сколько устраивает довольно строгие испытания. Часто русалия, сидящая на березе или играющая на речном берегу, загадывает загадки «девкам-семилеткам». В этих загадках сокрыто самое необходимое для жизни в нашем мире. Не нашедшейся, что ответить, или поддавшейся на лукавый обман, может прийтись туго.

Опасна она и для случайно встретившегося парня, который может нежданно-негаданно испытать всю силу ее очарования. Из-за этого по деревням, особенно среди тех, кто не был уверен в своей стойкости против такого испытания, к русалиям, русалкам, малкам относились настороженно и с опаской, хотя и не могли не признать важность их деяния для будущего урожая и счастливой жизни. Как только Русальное время проходит, беспокойную соседку стараются проводить как можно дальше.

Так же, подобно Великим Русалиям древних сказаний и их близкой родне — бесчисленным русалкам, на ветвях сидящим бледным девам народных быличек, шаловливым, но чарующе-печальным обитательницам речных берегов и перекрестков дорог, вели себя и дочери славянские, удаляясь в березовую рощу, на пригорок, для «семицких» хороводов и только к этим дням приуроченных игрищ. Мужеский пол, дети и даже девочки, не достигшие возраста невесты, в этих собраниях участия не принимали. Только в самое последнее время, когда благополучно забылось все, что можно было сокрыть, и осталось одно веселье по случаю весны, Троицкие игрища становятся совместными.

Мужам в эти дни есть свое дело-деяние. Их сила до Солнцеворота скрыта как бы под землей — во дни буйства русалок мужскому началу остается «черная работа», связанная с движением подземных вод и течению соков по корням растений. Сии праздники ознаменованы для мужей почитанием Стрибога — Неба и Дажьбога — Света, от которых приходит Погода, и потому зависит созревание полей и иных природных даров. Но наипаче чтили Вещего Стража подземного мира, в Землю — жилище которого — на сохранение отдана судьба рода, в семени заключенная. Он, Вещий, во всякий облик обращается, не чужд был ему и женский образ, посему и надеются люди на него как на защиту от разгулявшихся шалуний. Особыми обрядами чтили в эти дни его «прибога» — проявления, Семаргла — Дива, духа вечного преображения, стража подземных вод, он же Переплут — хранитель переплетающихся корней растений, податель урожая, к которому обращались также и в дни первых плодов. Этот дух — не из тех, кто обращает взоры в небесную высь, но весьма почитаем за свой труд, наиважнейший в земном цикле — круговороте смертей и возрождений. Хотя и долю отчуждения, с которой связано пребывание в «темном» подземном мире, он тоже принимает на себя. Оттого служба духу превращений связана с «выворотом», с некоторым отказом от ряда человеческого бытия. В честь Переплута ставились капи из дивно переплетенных корней, подобных извитому в пляске подземному зверю, ибо нет сильнее образа, чем созданный самой Природой. Его силою танцевали свое «многовертимое плясание» русальцы. Чародейство русальских дружин, южными нашими братьями сохраненное, так же жестко ограничено мужским кругом, как семицкие игры Руси — кругом девичьим, но происходит публично, на глазах у всей общины, которая постепенно вовлекается в танец. Посетить русальские игры считается необходимым, чтобы народ был здоров и телом и духом, чтобы родили поля.

Проводы Весны обставляются массовым обрядовым действием, в котором принимают участие совместно молодежь и люди более зрелого возраста, верховодят в нем женщины. В каждой местности оно происходит по-своему, общим для всех них остается образ некоего растительного божества, которое провожают где добром, где изгнанием с жесткими колотушками — за черту-границу обитания. Основных способов по Руси известно два. Первый из них — «Похороны (или проводы) русалки» — Костромы, Моромы, Махони, Хоботьи Аксеновны, реже мужеименного Макарушки или Кострубоньки — шествие ряженых с травяной куклой, которую выносят за пределы деревни и либо разрывают на части на поле, либо топят в реке. Даже если хоронят «мужика», то женская сила все равно присутствует — он либо принял смерть от воды, утонул, либо находит в воде последнее пристанище. В этой игре покойница может быть представлена живым человеком — тогда чаще всего она оживает и гоняется за теми, кто ее хоронил и оплакивал. Такие игры известны ныне лучше всего, сохраненные даже в «детском фольклоре». Либо изготовляется чучело из соломы и тряпиц — тогда его торжественно несут в реку или на поле, где и разрывают на части. В этом разе умерщвленное — отправленное в иной мир — растительное божество тоже воскреснет, уже не в образе чучела, а со временем — в плодоносящих колосьях на поле.

В народном представлении русалка, дух растущей зелени, принадлежит обеим этим стихиям, ее дом может быть и в зелени, и в воде, но всегда — вдали от жилья. Разбросанные по полю части русалки сообщают ее силу земле-кормилице на грядущее лето и на все последующие. Чем шире разбросаны части по полю, тем лучше будет урожай.

Второй широко известный обряд — «Изгнание русалок», материальная битва парней и ряженых русалками девиц (реже — погоня и тех и других за одной из девушек, которой роль русалки достается за красоту или по жребию). Иногда битва ведется за травяную русалку, которую также разрывают на полях.

О мирных девичьих обрядах — завивании березки, кумлении, плетении кукушки и других — каждый да прочитает сам, о них написано немало.

Отражением сих обрядов является игра «Кострома», версий у которой много, но венчают ее всегда смерть и похороны. Обряд похорон русалки в некоторых местах так и именуется — похороны Костромы, а сроки его — или первое воскресенье после Троицы, или сам канун Иванова дня.

Собственно день Солнцестояния даже в усеченной крестьянской традиции может сопровождаться красивыми и сложными обрядами, независимо от прихотей церковного календаря. Так, в Белозерском уезде записан малоизвестный обряд «прощания с Весной» — большое веселье: дарят друг друга крашеными яйцами, как на Велик-день, молодежь обоего пола качается на больших, человек на 20, качелях.

К вечеру, на закате, вся молодежь с цветами и песнями идет сначала вдоль деревни, потом вокруг деревни (в какую сторону?), наконец — на самый край деревенского поля. Как только скроется солнце, все становятся в круг на колени и кланяются в землю со словами: «Прощай, Весна-Красна! Ворочайся скорей опять!» Затем идут на реку, где в сумерках поют весенние песни, водят хоровод, в последний раз в году бегают в горелки.

Классические «огненные» составляющие купальского обряда, сохраненные, прежде всего, западными славянами, а из восточных — украинцами и белорусами:

— Костры на горах, через которые прыгают поодиночке и парами;

— Огненное колесо, которое зажигается от костра и скатывается с горы в реку;

— Сожжение куклы из травы, которая носит имя Мара, и сродные с ним. Упоминаются и случаи, когда сжигалась пара кукол — он и она.

В костер бросали также разные травы со словами: «Да сгорит так же все зло!»

Пастухи обходили с факелами коровьи и овечьи закуты, а на Балканах — девушки с факелами обходили поля. Угольки от купальского костра — самый сильный оберег для дома и двора на весь год.

Непременная часть Купалы — обряды, связанные с травами и зеленью. Зеленью украшают себя, плетут венки, подпоясываются, из зелени строят шалаш, в котором сидит куколка — символ праздника. Из зелени варят зелье, коим кропят окрестности жилья. Зеленью и цветами украшается «Иванова дева», которая с танцами обходит вокруг села и непременно танцует у каждого колодца (обычай болгар).

Купальский огонь. Обряд Дома Ясеня и группы «Календарь» на фестивале «Иван Купала», Москва, Лужники, 2009 г. Фото cholerabw (http://cholerabw. moskva.com)

Купальское деревце по имени Мара или Марена — украшенная березка. Под нее иногда сажают куколку — «Купало», уже мужского рода. Примечательно, что на Руси обряды вокруг березки связаны с зелеными святками, купальское деревце — украинский обычай. Дерево вместе с куколкой бросают в воду со словами: «Плыви, Купало, за водою!», частички деревца девушки уносят домой на огороды.

Сведущие люди на Купалу собирали травы для целебных составов и волшбы, юные девы составляли венок из девяти или двенадцати трав — такой венок, надетый на голову перед игрищем, помогал найти своего избранника и не ошибиться. Игр с венками известно множество. Как примеры: венки перебрасывают друг другу через костер, или через шеренгу парней, которые пытаются их поймать, венки отдаются на жребий — парень вынимает, не глядя, один из них, а владелица выкупает его танцем.

Купальские венки. Празднование Летнего Солнцестояния Домом Ясеня со товарищи на Плещеевом озере в 2001 году. Из материалов Дома Ясеня

В воде топят куколку, в воду скатывают огненные колеса, а то и колесницу — передний мост от старой телеги, на котором сидит травяная куколка.

По воде пускают плотик с горящим костром. Дева погружается в воду — в праздничной одежде, а то и в одних цветах (Рыбаков). Вода провозвещает судьбу — девы отдают ей венки, непременно с горящими на них свечками.

Воду, дождь, потоки Силы, льющейся с неба, знаменуют развевающиеся волосы плясуний, которые весь год носят тщательно убранными, а мужние жены — еще и покрытыми, копят силу для главного таинства в году.

На Ку палу поутру солнце «играет», поднимаясь над горизонтом, вновь спускается вниз, приобретает вид вертящегося колеса с изогнутыми спицами. Купальская роса обладает целебной силой — для тех, кто не страшится в эту колдовскую ночь выйти за околицу. В ней омывалась не только разгоряченная ночным игрищем молодежь, но и люди пожилого возраста, для которых купания в реке и пускание венков остались в прошлом. На Купалу (в иных местах несколько позже — на Петров день) старики проводили ночь у костра на возвышенном месте, а поутру встречали рассвет.

По традиции, в Приложениях нами представлен более подробный фольклорный материал, описывающий основные песни и игры Купальского празднования. Этот материал подбирался в разное время для проведения праздника Купалы в Доме Ясеня и дружественных славянских общинах. В наши дни праздник Купалы становится главным общим праздником славянского родноверия, на который съезжаются гости и единомышленники из самых дальних краев. Обрядовое содержание Купалы настолько объемно, что даже краткие отчеты об этих общих праздниках занимают несколько страниц. Праздник продолжается по нескольку дней и приближается тем самым к тому образу Купальского празднества, каким его видели наши предки — мистерией совоКУПного торжества Природы, Людей и Богов.

Про кельтские обряды Летнего Солнцестояния, как и говорилось, известно немного. У кельтов, как и у славян, на Купалу зажигаются высокие костры на холмах с наветренной стороны деревень и пастбищ, чтобы ритуальный огонь «омывал» людские посевы и поселения. Скатывается с гор огненное колесо, символизируя поворот года, горящие головни раскручиваются на концах цепей, горящие бочки скатываются с холмов или катаются по улицам. Зажженные факелы посолонь обносятся вкруг домов, садов и полей для обеспечения хорошей годовой удачи.

Rasa, праздник Рос — центральный праздник года и самый любимый праздник литовцев. Утром после ночи Rasa, как говорят литовцы, танцует само Солнце. Как и латышская Лига, по сию пору праздник празднуется очень широко; в день Лиги все латышские семьи, живущие на земле, покидают свои дома и всю ночь жгут костры, пируя и веселясь. Литовцы празднуют Росы с середины по конец июня, в течение двух недель вокруг Летнего Солнцестояния.

Как явствует из названия, многие из обрядов праздника связаны с росой. Роса купальского утра целебна и волшебна. Ею умываются, очищая душу и тело на весь год. Молодые девушки, умывшись утренней росой, снова ложатся спать, чтобы во сне увидеть суженого. Ночной и утренней росой пропитывают одежду, которая сохраняет на весь год очищающие и целебные свойства. Умывшийся утренней росой с соответствующими ритуалами будет не подвержен ведьмовским козням и сможет видеть сквозь морок.

Вечером и в ночь Rasa целебные травы находятся на пике своей магической силы, поэтому женщины посвящают вечер ритуалу сбора трав (kupoliauti).

Kupole, купальский шест (наш Купалец) рубится с растроенной верхушкой, представляющей из себя стилизованную руну божественной защиты — альгис; три ветви Ку пальца соответствуют Солнцу, Месяцу и Звезде. Незамужние девушки гадают на суженого, поворачиваясь к столбу спиной и кидая свой венок, пока он не зацепится за верхушку; сколько раз придется кидать, столько лет пройдет до свадьбы.

Со времен пруссов Kupole было принято украшать цветами, зеленью и цветными лентами и ставить в углу поля, неподалеку от того места, где растет рожь — священная для литовцев зерновая культура. Если среди зелени, украшающей Kupole, будут листья папоротника, он сможет отгонять ведьм.

Венки на Rasa плетут все, женщины — из целебных трав и цветов, мужчины — из дубовых листьев. Днем их носят на голове, ночью относят к рекам и лесным озерам и пускают на воду, украсив свечами; поплывшие рядом венки символизируют то, что двое в скором времени поженятся.

Из трех палок, верхняя из которых украшается зеленью, складывают ворота, в которые под приветственную песнь проходят все участвующие в ритуале. С одного конца ворот стоят девки, с другого — парни и приветствуют входящих песней.

На Rasa на закате солнца огонь заливается водой, а затем возжигается вновь. Молодожены уносят новый, очищенный огонь в свои дома. Со склонов холмов скатываются горящие огненные «солнечные колеса».

В полночь в полной тишине в глуши лесной парни и девки ищут таинственный цветок папоротника — огонь могущественного Громо-вержца-Перкунаса.

Шумной толпой ходят благословлять ржаные поля, из ржаной соломы собирают кукол, которые затем сгорят в костре Rasa.

Под специальные «качальные» песни радостные участники праздника качаются на качелях, «празднуя между небесами и землей».

Пир, в котором основу составляют пиво и блюда из сыра и яиц, длится всю ночь, и все радостно встречают новый рассвет, возглашая гимны пляшущей матери Солнцу.

Литературное заключение. Глаз бури

(М. Грашина. «Волчья воля»)

Иллюстрация к стихотворению.

Г. Федоров (Бутаковский), 2008 г.

Приложения к главе 7 «Купала»

(И. Черкасов (Велеслав) — М. Грашина.

Песня группы «Календарь»)

Зачин

Основная тема

2-я тема (конец)

(Литературные песни авторства Добромира)

Слово на Купалу

Песнь Летнего Солнцестояния

Круговая жертва зерном. Обряд Дома Ясеня, группы «Календарь» и помощников на фестивале «Ивана Купала», Москва, Парк Горького, 2010 г. Фото Miandr (http://miandr.livejoumal.com/ )

(Туве Янсон. «Опасное лето»)

— Как удивительно, что все разрешается! — воскликнула Фили-фьонка. — Ну и ночь! А не сжечь ли нам эти таблички? Не устроить ли из них праздничный костер и не поплясать ли вокруг него, пока все не сгорит?

И летний костер запылал! Огонь с ревом набрасывался на таблички с надписями «ЗАПРЕЩАЕТСЯ ПЕТЬ», «ЗАПРЕЩАЕТСЯ СОБИРАТЬ ЦВЕТЫ!», «ЗАПРЕЩАЕТСЯ СИДЕТЬ НА ТРАВЕ!».

Огонь, весело потрескивая, пожирал большие черные буквы, и снопы искр взметались к бледному ночному небу. Густой дым клубами вился над полями и белыми коврами повисал в воздухе. Филифьонка запела. Она разгребала веткой горящие угли и танцевала у костра на своих худущих ногах.

— Никаких дядюшек! Никаких тетушек! Никогда, никогда! Вимбели-бамбел и-бю!

Му ми-тролль и фрекен Снорк сидели рядом, любуясь костром.

— Как ты думаешь, что делает в эту минуту моя мама? — спросил Муми-тролль.

— Конечно, празднует, — ответила фрекен Снорк.

Таблички горели, и к небу взлетали фейерверки искр, а Филифьонка кричала:

— Ура!

— Я скоро усну, — признался Муми-тролль. — Значит, нужно собрать девять разных цветочков?

— Девять, — подтвердила фрекен Снорк. — И поклянись, что не произнесешь ни слова.

Муми-тролль торжественно кивнул головой. Он сделал несколько выразительных жестов, означавших «спокойной ночи, увидимся завтра утром», и зашлепал по мокрой от росы траве.

— Я тоже хочу собирать цветы, — сказала Филифьонка. Она выскочила прямо из дыма, вся в саже, но довольная. — Я тоже хочу с вами ворожить. Сколько ты знаешь колдовских заклинаний?

— Я знаю одно страшное колдовство, которым занимаются в ночь летнего солнцестояния, — прошептала фрекен Снорк. — Это колдовство такое страшное, что у него даже нет названия.

— Сегодня ночью я способна на что угодно, — заявила Филифьонка и горделиво зазвенела колокольчиком.

Фрекен Снорк огляделась по сторонам.

Затем она наклонилась вперед и прошептала Филифьонке в самое ухо:

— Сначала надо обернуться семь раз вокруг себя, бормоча заклинание и стуча ногами по земле. Затем надо, пятясь, дойти до колодца и заглянуть в него. И тогда можно увидеть в воде своего суженого, ну, того, на ком ты женишься!

— А как его оттуда вытащить? — спросила потрясенная Фили-фьонка.

— Фу ты, там же только его лицо, — пояснила фрекен Снорк. — Лишь его отражение! Но сначала надо собрать девять разных цветочков. Раз, два, три! И если ты скажешь сейчас хоть слово, ты никогда не выйдешь замуж!

Костер медленно угасал, превращаясь в тлеющие угли, над полями начал носиться утренний ветерок, а фрекен Снорк и Филифьонка все собирали свои волшебные букеты. Иногда они посматривали друг на друга и смеялись, потому что это не запрещалось. Вдруг они увидели колодец.

Филифьонка пошевелила ушами.

Фрекен Снорк кивнула. От страха у нее побелела мордочка. Они принялись что-то бормотать и выписывать круги, притоптывая ногами. Седьмой круг был самым долгим, потому что теперь им стало по-настоящему жутко. Но если уж начал ворожить в ночь на Иванов день, то надо продолжать, а то еще неизвестно, чем все кончится.

С бьющимся сердцем, пятясь, подошли они к колодцу и остановились.

Фрекен Снорк взяла Филифьонку за лапу.

Солнечная полоска на востоке стала шире, а дым от костра окрасился в нежный розовый цвет.

Быстро обернувшись, они поглядели в воду.

Они увидели самих себя, край колодца и посветлевшее небо.

Дрожа, они стали ждать. Они ждали долго.

И вдруг — нет, даже страшно сказать! — вдруг они увидели, как громадная голова вынырнула рядом с их отражением в воде. Голова какого-то хемуля!

То был злой и ужасно уродливый хемуль в полицейской фуражке!

(Из собрания общин «Коляда Вятичей» и «Родолюбие»)

Сия песня, как и четыре нижеследующих, взяты в благословенном 1996 году из сборника «Календарная и обрядовая поэзия сибиряков» и пелись на самодельный напев.

А напевы сибирских песен не у них ли в архиве сыщутся?

Сия песня пелась в свое время «Купалою», а есть она на кассете «Музыкальный фольклор Западной России».

Сии две песни пелись на Купале «Белым камнем», а взяты они со свежей сибирской записи, еще даже, похоже, не опубликованной.

Ниже приведены тексты еще трех фольклорных песен, которые наши друзья из общины «Родолюбие», несколько адаптировавшие измененный поздней христианизацией вариант, используют в качестве ритуальных на празднике Купалы.

На вторые Русалии

На прохождение в ворота

На Купальский хоровод, или возжжение огня

Купальская кукла. Празднование Летнего Солнцестояния Домом Ясеня со товарищи на Плещеевом озере в 2001 г. Из материалов Дома Ясеня

(Из материалов общин «Родолюбие», «Коляда Вятичей», писано Добромиром)

РУСАЛЬСКИЕ ПЛЯСКИ

(Гряная неделя, семик, зеленые Святки, проводы Весны)

Какому действу быть?

Первые несколько слов — о месте праздника. Это должна быть ровная поляна, обильно окруженная зеленью. Она может находиться на низком месте, а может и на пригорке, но наилучшим будет открытость в сторону заката и соседство молодой и приятной березовой рощи. Лучше всего провести действо у священного дерева, но если не подходит по остальным статьям, то подойдет любое приятное место недалеко от воды, поля или зеленеющего луга. Хорош будет рядом источник воды — колодец или родник.

Мужикам для своего действа подойдет чуть в стороне пригорок или овраг, и пусть там будет мощное древо с корнями, выступающими из земли. Здесь им понадобятся огонь и чаша.

Зачин общий — славление Весны-Красны, которую с такими трудами на Масленую зазывали, а на Красную горку встречали, жертва Матушке-Земле, призывание воды на поля и буйного роста зелени. Сие действо наиболее подходит деве или молодой жене, как она сама ведает. Русальный хоровод — «плетень», «капусточка», круговая песнь воде и стройной березе. Раздельное делание — девичий хоровод в роще и молодецкие игры на горе или поляне.

Ближе к вечеру у костра говорятся сказания о русалках, былички, предания — как действо «вхождения». Стайка особо бойких девиц, которые, едва сделаешь шаг от стоянки, представляют все опасности, связанные с русалками. Русальные песни на закате.

Девичье таинство — поиск и завивание березки, хороводы вокруг березы, приготовление жертвенного напитка — молока с медом, подобного «медвяной росе», живительным слезам Древа Всех Семян.

Обряды девичьего союза, посвященного как раз Леле и русалиям — кумление, загадывание загадок, крещение кукушки — справа и освящение фетиша. Но что там на самом деле будет — о том только сами девицы ведают, а здесь ни слова.

Добыча священной воды. Девами, закончившими свое таинство и приобщившимися к волшбе Русалий, совершается прилюдно действо, подобное русальскому, всходы к жизни зовущее — полив священного дерева и русальская пляска «спустя рукава». К концу — в самый раз, чтобы застать пляску, приходят мужи из лесу, где творили таинство Переплутово у корней древесных.

Мужское русальское действо — хоровая пляска, разбивание горшка. Под конец две пляски могут объединиться.

Общее шествие — проводы русалки, весны, коня. Битва девок с парнями за чучело.

Последние весенние игры — горелки, уточка, просо сеяли, ручеек.

Игра в похороны — Костромы, Кукушки, Ярилки.

Женское катание по полю.

Игра в Коршуна.

Слова песен и игр

Проделки русалок

О русалках сказывают разное. Говорят, что на Русальную неделю они показываются в образе красивых дев с бледным лицом и с распущенными волосами. Одежды на них вовсе никакой, кроме собственных волос, или только некая прикрышка из водяных трав. Волосы у них кажутся зелеными от заплетенной в них зелени или водорослей, но по правде они русые — не зря ведь им дано такое имечко. Они показываются на перекрестках дорог, на границах поля и леса, но не заходят за околицу села — им там не глядится бывать.

Русалки шалят — бегают по полю, хлопают в ладоши, приговаривают: «Бух! Бух! Соломенный дух!» Сдернуть шапку, стегнуть лозиной, бросить поперек хода на узкой тропе зеленую ветку, самой оставаясь невидимой, — их любимая игра. Русалку можно увидеть, стоя против лунного света, на ветвях старого дерева — она сидит, свесив волосы до земли, поет свою протяжную песню о бегучей воде, о зеленой траве, о стройной березе. При этом она может вить венок, плести сеть, прясть долгую пряжу. И не вздумай спросить у нее: «Что прядешь?» Тогда она ответит нежным голосом:

— А ты угадай! — и эхо (или другие русалки?) подхватит с разных сторон: «…гадай!..дай!..дай!» С тем же, кто не угадает, русалка обойдется сурово.

У берегов реки или в березовой роще русалки перекликаются между собой: «Кума! Кума! Приходи!» — и надеются, что на клич придет какая ни есть душа.

Верная добыча для шалостей русалки — одинокий путник. Любит она обмануть, показать то, чего нету, спытать, кто как стоек к ее чарам. Зрелого мужа или умудренную опытом жену русалка не сильно обидит, разве что проведет — заморочит, собьет с пути, как то у всего этого рода в обычае. А вот молодого парня она во чтобы то ни стало попытается очаровать, заворожит своим пением, так что на годы забудешь, где ты есть. А то позовет за собой и заманит в холодную воду. И если тебя вода охладит, то тогда хотя бы не пропадешь. Могут русалки обступить парня целой стайкой и начать его обсуждать на все лады — хорош ли он или так себе, причем показывают свое всеведение. И если одни уговорят других, что он хорош, то все бросятся на него и защекочут.

Особую прыть проявит русалка, если встретит юную девушку. Обязательно постарается заманить к себе, защекотать или утащить под воду. Если не знаешь, как от них, беспокойных, оберечься, то ночью к воде лучше не ходить. Сначала всегда испытает — как ты, родная, крепка на этом свете. Если не крепка — уведет тебя русалка к иным… Загадывает она обычно загадки, вроде:

— Полынь или петрушка?

Выходя за околицу, девушки брали с собой полынь-траву, которую русалки как бы избегают. И если какая ответит: «Полынь!», то с криком «Сама изгинь!» — русалка отступит. Такой ответ должен значить, что девица хочет и может жить на свете с людьми, коли позаботилась себя оберечь, и сила полыни ей ведома.

Если бросить в воду полынь и послышатся эти же слова, значит, «кума» уже не повредит, и можно смело купаться. А кто горькой полыни предпочтет вкусную петрушку, то при этих словах русалка обрадуется, захохочет: «Так ты наша душка!» — и защекочет, а то утащит с собой… и пиши пропало.

Качаются русалки на ветвях старых деревьев, просят трогательным голосом, чтобы дали ей сорочку. В старину женщины оставляли русалкам на сорочку на ветках деревьев пряжу, полотно, рушник, а девушки — венок.

В недавние времена, когда с русалкой встретиться стало все большей редкостью, шаловливые девчонки по деревням устраивали «проводы русалки» — выбирали из своего кружка самую резвую, распускали ей волосы, надевали венок, снимали почти всю одежду, вели под провожальную песню к полю. А на поле заталкивали русалку в рожь, а сами скорее бежали с криком: «Утекаем от русалки!» Русалка бежит за ними, хлопает в ладоши.

А в иных местах шли все в венках туда, где прячется русалка, снимали их и бросали в зеленя, а потом пускались бежать, чтоб русалка не догнала. При этом на поле бьют в била, трубят, жгут костры. Девица через него перепрыгнет, а русалка остановится.

А были и такие места, где роль русалок исполняли мужчины. Когда девицы шли со своих игр, с хороводов или от семицкой березки, мужики, переодевшись пострашнее, прятались в кустах на их дороге, пугали криком, пытались сорвать венок, бросить под ноги вицу, облить водой из горшка.

Из этого кое-где родился целый обряд. Мужчины в простынях, в масках, с кнутами бросались на стайку девушек и молодушек, стараясь угостить каждую. Те с криком: «Русалки, русалки!» — разбегались, но возвращались и спрашивали: «Русалочки, как лен?» А мужики показывали длинный кнут и со словами: «Вот такой будет!» — стегали вопрошаек со всего маху.

Девицы, все в венках, кружком окружают парней. Заводят друг друга перекличками:

— Разыгрался Юрьев конь, разбил камень копытом! Во том камне ядра нет, так у парней правды нет! А в орехе ядро есть, так у девок правда есть!

И перекидывают друг другу свои венки через головы парней, а парни пытаются поймать.

Коршень

Игра по преимуществу девичья. Гпавных лиц два — Коршун и Наседка, остальные — наседкин выводок. Для этого выводка где-нибудь в стороне припасены березовые вицы.

Коршун сидит посреди круга, клекочет, злобно шипит, и в то же время как бы что-то роет. Наседка ведет за собою выводок, который держится руками друг за друга, вокруг Коршуна и припевает:

После чего останавливается и начинает разговор:

— Коршень, Коршень, чего роешь?

— Ямочку рою.

— На что тебе ямочка?

— Денежки искать.

— На что тебе денежки?

— Иголку купить.

— На что тебе иголка?

— Мешочек шить.

— На что тебе мешочек?

— Камушки положить.

— На что тебе камушки?

— В твоих детей шуркать-буркать!

(Или по-другому, как показано ниже.) А после того:

— А высок ли был огород?

— Вот этакий!

— Врешь ты все! У меня огород — кошка лапой достает, и то они не залетят! Не дам тебе детей! Ши! Ши! Пошел!

И начинает убегать со всей цепочкой, а Коршень ловит детей по одному. Под конец ловит Наседку, усаживает ее посреди круга и говорит:

— Вот я и матку вашу поймал. Вы мне огород поломали — работайте!

И раздает каждому работу:

И укладывается к Наседке на колени. А Цыплята тем временем отбегают в сторону за прутьями и, скрывая их, возвращаются по одному. Каждого из них Коршень расспросит:

— Что ты делал?

— Дрова пилил!

— Высока ли поленница?

— Вот такая!

И далее — горяча ли банька, долга ли мочалка, велика ли бочка квасу, мягка ли постель. Если разойдется — то прикажет показать, как ты это делал. И когда соберутся все Цыплята, то поднимается:

— Все готово, теперь в баньку пойду!

А тут-то Цыплята достают свои прутья и устраивают Коршеню баньку. Для того надо ему иметь одежду поплоше и потолще.

Разговор может быть и таким:

— Коршень, Коршень, чего роешь?

— Ямочку рою.

— На что тебе ямочка?

— Денежки ищу.

— На что тебе денежки?

— Камушки куплю.

— На что тебе камушки?

— Цыплят бить, твоих детей лупить!

— Это за что про что?

— Они мне весь огород поломали!

— Коршень, Коршень, чего роешь?

— Ямочку рою.

— На что тебе ямочка?

— Денежки ищу.

— На что тебе денежки?

— Иголку купить.

— На что тебе иголка?

— Мешочек шить.

— На что тебе мешочек?

— Соль положить.

— На что тебе соль?

— Щи варить.

— На что тебе щи?

— Своих детей покормить, а твоим глаза залить!

— Дед, дед, чего роешь?

— Ямочку рою.

— На что тебе ямочка?

— Денежки искать.

— На что тебе денежки?

— Соли купить.

— На что тебе соль?

— Твоим детям глаза засолить!

(Из собрания Дома Ясеня, писано Добромиром)

Общее строение праздника суть:

23.06, пятница — русальские игры.

24—25.06 — купальское действо.

РУСАЛЬСКИЕ ИГРЫ

Действо начинается на общем кругу — круговой чарой, которая будет пущена в честь праздника. (Священного огня здесь торжественно возжигать не стоит.) После чары некто (лучше, если одна из жен) скажет слово о празднике — о русалках, о том, как они свое доброе дело сделали, росу отпустили, ниву оросили, да теперь пора их и проводить, а не то они вовсе опасны станут. И в хороводе поется песнь о русалках.

Неким образом русалку отыскав, громада изгоняет ее за пределы обитаемого мира. И с этой минуты начинаются ее шалости. Тут же, едва от круга общего отойдя, некое девичье тайное сообщество творит русальску игру — выделяется в нем особый круг бойких девиц — русальских жриц, кои, венками и диковинной одеждой украсясь, донимают честной народ шалостями и загадками, стоит лишь кому от костра отойти. «Главная русалка» — самая зловредная, существо вовсе не от мира сего. И кое-кого из девиц может она по своему выбору утащить из мира людей, обратить к себе на службу.

Мужики (и те из дев и жен, кои от участия в игре устранились), завершив зачин, собираются к костру. У сего костра сказывает некий человек сказ о тайной силе. Особенно про русалок, да пострашнее.

К полуночи ближе, когда от русалочьих шалостей мочи не станет, русалку изгонять пора настанет. И поведут ее на край поля все наличные девушки да молодушки, а во главе процессии пойдут те, которые сами же пуще всех шалили. Теперь они больше всех и стараются, чтобы русалочий дух к ним напрочь не привязался. Главная же русалка, которую изгонять ведут, слезно просит ее не гнать, хочет с людьми навек остаться.

А ведут ее на край праздничного места, людьми обжитого, в поле, в лес или к реке. И через ту реку девицы-спутницы ее переводят-перегоняют, а вслед за ней бросают за реку венки, чтоб русалочьего в них вовсе не осталось. И с криками: «Бежим, бежим от русалки!» бегут в обрат к костру. Через тот костер им надо перепрыгнуть для полного избавления — русалке через него ходу нет.

Тем временем в кустах или за деревами у дороги, что к той реке ведет, прячутся мужчины, тоже как-нибудь ряженые, с кнутами, березовыми вицами, горшками воды… и подстерегают, когда девки назад пойдут. И бросаются на них с гиканьем, хлещут, водой поливают.

А сзади — другая опасность. Изгнанная русалка, обратно через реку перебравшись, гонится за девицами, чтобы кого-нибудь за собой уволочь. Спастись от нее может только та, коя прыгнет через огонь. Вернувшимся девицам надлежит показать, что теперь они — совсем наши: хлеба-соли отведать, самим на загадку ответить, еще и поплясать.

Тех, кого русалка утащила, или ранее того к себе завлекла, а также парней, которые ранее того на зуб к ней попались и были злодейски зачарованы, надо выручать. Для этого надо отправиться в ее мир за реку, и сделают это опытные в таких странствиях шаман (ведун) и шаманка (берегиня), которые при желании изберут себе спутников.

А тем временем, когда девицы у костра отпляшут, наступает раздолье мужское — круговые пляски и воинские игрища. Разъярятся парни, поднимут силу огненну — никакое зло к нам теперь не приступит. К этому костру возвращается из-за реки шаман, расколдовавший всех похищенных и бесстрашно вырвавший у мира темных сил самое русалку.

И баиньки — до рассвета.

Праздник Купалы

Начинается праздничное действо на рассвете, когда народ, Русалии отыгравший, восстанет ото сна и омоется в целебной росе, Русалиями накануне отпущенной. Утро нарождающегося дня принадлежит девицам — они вьют венки, качаются на сооруженных парнями качелях. Готовится кукла — Кострома, шалаш для нее. А тем временем постепенно прибывает основной народ.

Прибывающих встречают хозяева праздника, указывают место для стоянки, упреждают, к какому часу готовыми быть. В этот час рог затрубит, позовет народ на капище, в общий круг становиться.

Открывается общее действо вскоре по полудни, пока солнце высоко, на главном капище. И будет при том:

— зажжение (от Солнца) священного огня, которому всю ночь гореть, и слава ему;

— слово о празднике;

— треба всем богам — слава держателям трех миров, почитание всех стихий, которые на этот день в полной силе суть;

— круговая чара (?);

— праздничная песня и хоровод.

Поход на курганы — к предкам. (А не сделать ли его позже — перед братчиной? Или общий обход с него начать, от предков, где наши истоки суть?) С общего круга разойдясь, готовится народ к действу вечернему. Ходит по очагам команда хозяев — все больше девицы, с особыми купальскими песнями собирают припасы на общую братчину.

Общая братчина творится во второй половине дня, у шалаша Костромы. Здесь, возблагодарив Мать-Землю, вкусим ее дары — обрядовую кашу, как и положено на свадебном пиру.

Свадьба сил природных — Ярилы и Купалы, начала мужского и женского, в этот день торжествуется. Каша на свадебном пиру подавалась в знак дороги, предстоящей жениху и невесте к новому очагу. (Каша какова — запаренная гречка или повкуснее что?)

Засим часть вольная — кому разговоры говорить, кому лес слушать, кому песни петь, кому своим изделием хвалиться. Пока светло — составляется Большой Купальский Костер. Сказы к празднику.

На закате вновь созывается народ на само купальское действо:

— зачин купальский, прославление Костромы, зажжение факелов;

— шествие с Костромою — жениху навстречу, по сакральным узлам капища. (Подумать на месте — нужен ли такой полицентризм? Не лучше ли коротким путем — от шалаша к костру?)

На пути Медведь встретит, выкупа потребует. По обходе, к шалашу вернувшись, Кострому палить или разорвать. (А может, и вовсе утопить — посредством игры в Ящера, како в прошлый раз было? Тогда есть смысл отыграть Кострому не куклой — куклой будет один Ярун, — а красной девицей, кою круг поля и обведем-обнесем?)

А после того шествовать в лес — Яруна хоронить. Несут его два мужика, причудливо одетые или вовсе телешом. А провожают девы и жены, оплакивают своего милого Ярилушку, загубленную девичью радость. Когда отплачутся, мужики становятся круг могилы (разгоняя женщин свистом?) и ритуально ругаются на чем свет стоит, чтоб Ярун скорее восстал.

Вернется народ с похорон к костру — и здесь ему сведущие люди поведают, что не навек ушли наши дорогие, но вернутся, коли призвать их как следует, ярью сердец, песней, хоровой пляской, жарким костром. (Купала-купала, ходи в пекло, ходи в рай, Кострома с воскресением.)

Зажжение костра — явление Ярилы с Купалою. Выйдут из лесу, принесут дары — чару пива и зеленый венок, благословят громаду на всякое доброе дело, на земли орание, дома строение и чад рождение, и пустит Ярило по кругу чару напитка солнечного, а Купала омахнет всех венком.

И сами Ярило с Купалою запалят и скатят в воду колесо горящее. (И коли в силе будут — останутся с народом все действо своим присутствием осенять, а коли нет — спасибо этому дому, пошли к другому,) После этого на Купалу — и купанье, во реке омыться, да сотворить таинство с венками, коли река позволит, да юных девиц с молодыми парнями будет в равной пропорции.

После купания в холодной Яхроме-реке разогреемся игрищем, какое подобает: скоморошину завести, ручейка-скоморька, вишенку, и иное гужеплясие.

А на рассвете вновь протрубит рог — и кто на ногах останется, на бугор — Солнце Красное встречать.

(Музыка и слова М. Антипина)