Язык и идеология: Критика идеалистических концепций функционирования и развития языка

2.1. План содержания слова: возможности и реализация идеологического контроля

Слово является важнейшим структурным элементом языка, центральной категорией лингвистики. Касаясь роли слова в жизни общества, силы его воздействия на сознание и поведение людей, Л.Н. Толстой подчеркивал:

Этот феномен получил глубокое научное объяснение в теории исторического материализма. Использование языковых средств на благо людей труда или, наоборот, во вред им есть следствие и выражение классового раскола современного мира. Манипулятивной практике буржуазной пропаганды революционные и демократические партии и движения противопоставляют целеустремленные усилия, направленные на максимальное выявление мобилизующей силы слова в интересах борьбы за мир и социальный прогресс.

Бурное развитие в современном мире массовых средств информации и влияние последних на сознание и деятельность людей поставило языковедческую науку перед необходимостью детального изучения истоков и механизма воздействующей силы слова.

План содержания слова – понятие комплексное, выступающее в виде совокупности определенных компонентов, факторов, координат. Комплексный же подход к анализу понятия «план содержания слова» наиболее полно выражается в схеме внутренних отношений языкового знака (слова), разработанной в русле семиотики Ч. Моррисом (см.: Morris, 1946). Критическая переработка этой схемы с позиций марксистского языкознания в трудах Г. Клауса (1967), Ю.С. Степанова (1971), А.Е. Супруна (1975) позволяет совершенно четко и вполне обоснованно выделить основные структурные отношения слова. Опираясь на этот семиотический подход, слово можно представить как «эпицентр» многосложных отношений (см. схему).

Выделение данных отношений слова вполне отвечает требованиям лингвистической науки, ибо позволяет, с одной стороны, определить факторы, которые оказывают влияние на план содержания языковых единиц, а с другой стороны, выявить точки приложения воздействующей силы слова.

Социальную активность слова, его способность оказывать существенное влияние на процесс отражения человеком действительности, на его поведение и общественную деятельность, а также воздействие на семантический строй отдельных высказываний и языка в целом можно проиллюстрировать схемой, представленной в следующем виде:

Для решения поставленной нами задачи – выявить специфику контроля над потенциальным семантическим состоянием плана содержания слова – важно показать процесс формирования плана содержания слова, установить, чтó же определяет это формирование, чтó заложено в корне значения языковой единицы. К причинно-генетическому рассмотрению изучаемого языкового явления подводит нас следующая схема:

Переориентировав таким образом направленность отношений, мы получили схему источников плана содержания слова. Его семантическое состояние перестало быть данностью, оно выступает как динамическая система, постоянно испытывающая на себе воздействие со стороны внеязыковых и внутриязыковых факторов, а именно: гносеологического, социально-психологического, парадигматического и синтагматического. Это дает основание для выделения в плане содержания слова четырех аспектов: сигматического, прагматического, семантического и синтаксического.

Итак, слово – минимальная линейная единица языка – вступает в определенные отношения, которые представляют собой информативные источники соответствующих аспектов его плана содержания. Анализ воздействия этих информативных источников позволяет выявить специфические особенности аспектов плана содержания слова, определить роль каждого в данном языковом явлении, увидеть органическую связь всех элементов этой полифункциональной динамической системы.

В процессе познавательной деятельности человек закрепляет за словом гносеологическую информацию, которую мы условно относим к содержанию сигматического аспекта его значения в соответствии с терминологией принятой нами схемы. А сам факт наличия такого компонента в плане содержания слова является одним из проявлений сущностного характера связи языка с действительностью. Слово отражает объект, и, следовательно, в нем заключается абстрагирующая деятельность мышления, а с другой стороны, слово обозначает объект, и тем самым создается решающая предпосылка абстрактного (логического) познания. Отсюда вытекает специфика сигматического содержания слова, в основе которого лежит мысленный образ обозначаемого им явления действительности – его обобщающий и конкретизирующий характер. Специфика сигматического аспекта заключается также и в том, что гносеологический, мысленный образ формируется в процессе отражения действительности субъектом. В этой связи следует подчеркнуть в высшей степени условный и абстрагирующий характер процесса отделения гносеологического фактора, оказывающего воздействие на план содержания слова, от таких воздействующих факторов, как социальный и психологический. Уже в сигматическом аспекте мы можем и должны говорить о социально-психологических моментах. Ведь, во-первых, нельзя обойти молчанием общезначимый характер сигматической информации. Во-вторых, нельзя исключить из гносеологического образа объекта ту информацию, которая характеризует объект в его отношении к субъекту, тем более, что и субъективные характеристики объекта глубоко объективны по своей сути, так как их источником является сам объект, «обладающий такими свойствами, которые способны вызывать более или менее постоянное отношение в данном коллективе» (Разинкина, 1968, 36). Однако такого рода информация в гносеологическом образе является сопутствующей, но не основной. В данной связи представляется целесообразным рассматривать эту дополнительную информацию в виде информативных[8] коннотаций сигматического аспекта плана содержания слова.

Информационное воздействие социально-психологического фактора на слово проявляет себя в том, что человек в слове как бы закрепляет свое «я», выражает себя. Это выражение своего «я» в значении слова, как, собственно, и содержание прагматического аспекта, не следует понимать однозначно. Отношение человека к слову – понятие многоплановое. Его можно рассматривать, с одной стороны, как отношение к звучанию слова; в таких случаях слово может получать информацию эстетического, магического планов (см.: Лосев, 1927, 27 – 28). С другой стороны, отношение человека как личности к языковой единице результатирует закрепление за словами – в виде стилистических маркеров – информации социально-дифференцированного характера.

Анализируя отношение «человек – слово», следует учитывать и тот факт, что человек является активным субъектом процесса отражения окружающей действительности. Эта активность детерминирована тем, что только в процессе преобразующей деятельности человек может удовлетворять свои потребности. Следовательно, отношение «человек – слово» есть также и отношение носителей языка к результатам познания, которые закрепляются в сигматическом аспекте плана содержания слова. Ведь закрепляя за языковыми единицами информацию о результатах познания, человек закрепляет ее для себя, т.е. преломляет получаемые знания через призму своих потребностей, целей, интересов. Экспрессивность, эмоциональность, значимость становятся, таким образом, объективной принадлежностью языка и непосредственно входят в прагматическое измерение его семантического уровня, где эмоциональность, значимость воплощаются в конкретных оценках фактов действительности, обозначаемых словами. Выработка таких оценок в процессе познавательной деятельности человека, закрепление их вместе с гносеологической информацией в плане содержания слова объективны по своей сути, хотя эти оценки и субъективны по содержанию. Необходимо отметить, что индивидуальное отношение человека к результатам отражения действительности всегда обусловлено его классовой принадлежностью. Именно от социального статуса человека непосредственно зависит содержание прагматической информации. В.И. Ленин подчеркивал, что нельзя «изучать действительное положение вещей», не квалифицируя, не оценивая его по-марксистски, или по-либеральному, или по-реакционному и т.п. (см.: Ленин, т. 23, 240). При неоднородности социальной структуры общества, в условиях существования классовых антагонизмов прагматическое содержание слов преломляется, следовательно, в глубоко расходящихся и поляризующихся оценках явлений социальной действительности, что при определенных условиях оказывает существенное влияние на характер сигматической информации языковых единиц.

Сигматический и прагматический аспекты плана содержания слова воплощаются и реализуются не иначе, как в соотносимых языковых единицах, и только это соотнесение (в плане парадигматики и синтагматики) реально закрепляет в слове соответствующую информацию. Что же касается семантического и синтактического аспектов плана содержания слова, то они представляют собой лишь результат соотнесения языковых единиц, результат ассоциативной работы мозга. Отсюда следует, что именно парадигматические и синтагматические измерения слова составляют семантический механизм языка в целом. Это обстоятельство, в свою очередь, определяет, как свидетельствуют конкретные лингвистические исследования, существование в языке двух семантических состояний слова – потенциального и актуального.

При изучении понятия «план содержания слова» весьма важно не только раскрыть сущность информативных координат языковых единиц, но и установить, чтó же является «генератором» тех смысловых «токов», которые пронизывают значение этих единиц. Ответ на этот вопрос дали основоположники марксизма. Они раскрыли фундаментальные связи языка с общественным бытием человека, показав, что первопричина и подлинная основа языкового общения между людьми коренится в производстве жизненных благ и производственных отношениях, составляющих материальную «ткань» социальной жизни. В основе языка заложено социальное начало, и каждая отдельная языковая единица, регистрирующая и закрепляющая в языковой системе результаты работы мышления, успехи познавательной деятельности человека, является единицей социальной, интерсубъективной, употребляемой для общения, для обмена мыслями между участниками коммуникации или находящейся в состоянии готовности к использованию. Сам же факт использования языковой единицы – свидетельство того, что она в процессе познания фиксирует определенные качественные особенности предметов и явлений действительности. Выявление роли слова в обществе, раскрытие его символически ассоциированных связей и есть процесс реализации значимости слова в конкретных его значениях, которые сохраняются до тех пор, пока сохраняется значимость этих связей для человека. Следовательно, значимость составляет существо языковой единицы, предпосылку ее значения.

Значение опирается, определяется и детерминируется значимостью слова. Такая социально-психологическая (прагматическая) детерминированность языковых значений проявляется различным образом. Представляя собой сущность слова как целостной единицы языка, она координирует и упорядочивает все виды информации, поступаемой в его план содержания, обеспечивая единство значения слова наряду с его варьированием. Значимость слова является также объединяющим и направляющим началом различных способов и уровней систематизации языковых единиц. Таким образом, прагматические отношения являются не только информативными, но и определяющими для плана содержания языковых единиц. Эти отношения накладывают на значения слов ограничения как психологического, так и социального характера.

Психологические ограничения порождаются физической и духовной организацией личности, обычно привносящей к объективному значению опыта индивидуальные особенности субъекта, его подверженность узкоэмпирическим, ситуативным целям и соображениям. Касаясь этого фактора, оказывающего деструктивное влияние на процесс познания человеком действительности, известный английский философ-материалист периода раннего капитализма Фрэнсис Бэкон указывал на ряд «призраков», присущих человеческому сознанию и искажающих природу вещей и явлений. К ним Бэкон относил, в частности, «призраки пещеры», квалифицируя их как «заблуждения отдельного человека».

Следует подчеркнуть, что освоение индивидуумом знаний, накопленных всем человечеством на основе общественно-исторической практики, и приобщение его к духовной и, в частности, к языковой культуре, к научному, эстетическому и нравственному опыту человеческого рода раздвигают индивидуальные горизонты личности и, следовательно, содействуют преодолению психологических ограничений на значение слова.

Совершенно иными по своей природе являются социальные ограничения семантики живого языка, т.е. ограничения, осуществляемые идеологами эксплуататорских классов. Ведь человеческая практика как критерий истины и как практический определитель связи предмета с тем, что нужно человеку (см.: Ленин, т. 42, 290), в антагонистическом обществе охватывает также борьбу противоположных классов. Борьба же между этими социальными силами определяет и отношение их к характеру знаний о путях и законах общественного развития. В интересах сохранения и упрочения системы эксплуатации и угнетения человека человеком идеологи реакционных классов преднамеренно прибегают ко всякого рода семантическим манипуляциям, к грубым извращениям плана содержания слов.

Социальная значимость слов, являющаяся определяющим началом плана их содержания, заключает в себе возможность и необходимость управления лексическим значением языковых единиц, установления определенного контроля над семантическим уровнем языка. Обязательность такого контроля определяется потребностями научного познания, постижения человеком внутренней природы вещей, явлений и процессов реального мира, их связей и отношений. Именно в глубоком раскрытии истины и заключается одно из назначений слова. Это обстоятельство, несомненно, и имели в виду К. Маркс и Ф. Энгельс, когда писали о пагубности извращения языка для познания действительности, о научной несостоятельности обособления языка «в некое самостоятельное, особое царство» (Маркс, Энгельс, т. 3, 448), выражая уверенность, что

Тезис о контроле над языком был высказан К. Марксом и Ф. Энгельсом в «Немецкой идеологии», произведении, написанном в ранний период их деятельности (1845 – 1846), когда мировоззрение рабочего класса еще только формировалось в борьбе против буржуазной и мелкобуржуазной идеологии, когда основоположники этого мировоззрения еще только совершали великий революционный переворот в науке. Создавая теорию научного коммунизма, К. Маркс и Ф. Энгельс показали блестящий образец управления социальной значимостью слова. Разработка этой теории сопровождалась установлением подлинно научного контроля над планом содержания общественно-политического пласта языка, выработкой терминов, которые четко и точно отобразили как общие признаки, так и существенные особенности предметов и явлений действительности, ясно выразили сущность отношений между людьми и социальными классами в процессе материального производства и раскрыли закономерности общественного развития, обнажив объективный смысл борьбы рабочего класса за преобразование общества на коммунистических началах.

Положение марксизма-ленинизма относительно контроля над языком означает в своей основе управление смысловым богатством языковых единиц в целях адекватного познания человеком действительности, полное слияние в лексическом значении слова понятия с окрыляющими его эмоциями. Но такого рода контроль, как об этом свидетельствует история становления и развития социалистической идеологии, может осуществляться только той частью общества, интересы которой совпадают с ходом исторического развития и, следовательно, требуют объективных знаний. Партийность марксистско-ленинской науки не может допускать и не допускает извращения взаимоотношений компонентов смысловой структуры лексических единиц, поскольку язык этой науки неотделим от отыскания объективной истины. Более того, он стимулирует процесс постижения истины. Контроль над планом содержания языковых единиц при внутреннем органическом слиянии революционности и глубокой научности марксистско-ленинской теории находит свое проявление в активизации воздействующей силы слова на преобразующую деятельность трудящихся масс. Влияние языка слов на социальные силы общественного прогресса марксистско-ленинская прагматика ставит в прямую зависимость от содержания и глубины познавательного процесса, регистрируемого в языке. Иначе говоря, сигматическая информация, не исключающая и не противостоящая содержанию других аспектов значения языковых единиц, выдвигается в качестве смыслового «ядра» в плане содержания слов, поскольку обобщенная информация об обозначаемых ими явлениях и процессах действительности способствует поступательному развитию человечества.

Принципиально иное направление и иной характер носит контроль над языком, осуществляемый консервативными и реакционными силами – идеологами монополистической буржуазии. С развитием капитализма и созданием материальных предпосылок социализма, с ростом численности пролетариата, вооруженного теорией научного коммунизма, и обострением классовой борьбы устремления буржуазии вступили в непримиримое противоречие с действием объективных общественных законов. Буржуазия оказалась, следовательно, в состоянии явного конфликта с научным познанием явлений и процессов социальной жизни. И, будучи вынужденными считаться с этим, идеологи буржуазии широко прибегают к языковым средствам борьбы против мировоззрения рабочего класса, с помощью которых они стремятся извратить и деформировать истинные знания. Партийность буржуазных концепций общественного развития порождает строжайший контроль над языком, носящий характер враждебных науке семантических манипуляций планом содержания лексических единиц. Именно с помощью таких манипуляций, граничащих с настоящим произволом в языке, буржуазные идеологи извращают содержание социальных законов, пытаются опорочить самую цель борьбы рабочего класса – социализм. Буржуазная прагматика деформирует семантику языка, противопоставляет социальную значимость объективному значению. Гипертрофирование прагматической информации, истолковываемой в приемлемых, выгодных для эксплуататорских классов вариантах, ее противопоставление сигматической информации либо открытая фальсификация последней становятся важнейшим средством борьбы буржуазных манипуляторов против социалистической идеологии.

Контроль над языком, осуществляемый идеологами монополистической буржуазии, характеризуется крайним субъективизмом, извращением репрезентативной функции языковых знаков, отрывом слова от обозначаемых ими явлений действительности и односторонним раздуванием одних аспектов их значения в ущерб другим их граням. Буржуазных манипуляторов не смущает тот факт, что

Они жонглируют общественно-политическими терминами без учета содержащейся в них сигматической информации, искажают прагматический аспект лексических единиц, вторгаются в лингвистический механизм семантики, «взрывая» план содержания языковых знаков изнутри, допускают полный произвол в синтактических отношениях между самими знаками.

Лингвистический анализ общественно-политической терминологии в наиболее распространенных в англоязычных странах словарях позволяет выделить ряд дефиниционных приемов, с помощью которых буржуазные лексикографы стремятся обеспечить контроль над потенциальным семантическим состоянием слов, воздействовать на все четыре аспекта плана содержания языковых единиц. Дифференцированная направленность каждого из приемов, составляющих «механизм» контроля над содержанием общественно-политических терминов, дает основание провести следующую классификацию этих приемов в зависимости от точек приложения их воздействующей силы.

Воздействие на сигматическую информацию слова оказывают: игнорирование буржуазными лексикографами некоторой общественно-политической терминологии; целенаправленное усечение сигматической информации или ничем не оправданное расширение поля значений определяемых терминов; манипуляции характером модальности дефиниций; «заражение» дефиниционного поля словарных статей, введение в словарные определения языковых знаков, не имеющих каких бы то ни было семантических связей с характеризуемыми терминами.

Лексикографический контроль над прагматическим аспектом общественно-политической терминологии осуществляется с помощью специально и тенденциозно подбираемых слов с актуализированным прагматическим содержанием, которые распределяются в контексте словарных дефиниций таким образом, чтобы придать описываемым явлениям действительности акценты, желательные и выгодные для господствующих классов буржуазного общества, без вскрытия внутренней природы этих явлений.

Лексикографическое воздействие на семантический аспект плана содержания терминов, о которых идет речь, осуществляется путем маркировки смыслового значения отдельных языковых единиц в соответствии с идеологическими соображениями эксплуататорских классов (как это имеет место в словаре Роже (Rogetʼs Thesaurus…, 1977) и с помощью отсылок на другие языковые знаки, объединяющие в одном лексико-семантическом поле слова, заключающие в себе разные смысловые связи, а также посредством тенденциозного использования отношений антонимии между словами.

Наконец, контроль над синтактической информацией слова проявляется в назойливом насаждении буржуазными лексикографами коллокаций, имеющих ярко выраженную прагматическую направленность, в тенденциозном подборе примеров, иллюстрирующих употребление определяемых терминов, и в использовании в дефинициях в качестве «образцов» употребления языковых единиц таких цитат из литературных источников и исторических документов и таких пословиц, поговорок и крылатых слов, которые извращают смысловое содержание общественно-политической терминологии.

Не имея возможности в рамках небольшой статьи раскрыть суть всех этих приемов, используемых англо-американскими составителями словарей для осуществления контроля над потенциальным семантическим состоянием слов, мы ограничимся здесь анализом путей воздействия, оказываемого буржуазными лексикографами лишь на сигматический аспект плана содержания общественно-политического пласта лексикона. Преимущественное внимание, уделяемое в данном случае этому виду информации, объясняется тем, что именно в своих сигматических аспектах общественно-политические термины характеризуют качественные особенности социальной жизни людей, истоки классовых антагонизмов в капиталистическом обществе. В силу этих обстоятельств буржуазные идеологи, стремящиеся помешать развитию политического сознания трудящихся масс, обрушиваются в первую очередь на этот аспект плана содержания научного языка политики, пытаются всячески извратить и дискредитировать его, подорвать либо сместить, изменить, завуалировать истинное содержание информации.

Дискредитация буржуазной лексикографией сигматической информации проявляется прежде всего в игнорировании некоторой весьма важной общественно-политической терминологии, отражающей теорию и практику революционно-освободительного движения рабочего класса и его союзников. Таким путем составители словарей стремятся преуменьшить значение тех или иных общественных явлений, обозначаемых данным языковым знаком, посеять у читателей сомнение в их реальности и, следовательно, в возможности и необходимости практического использования факторов, обусловливающих существование данного явления, в интересах социального прогресса.

Так, в англоязычном словаре «Casselʼs New English Dictionary»[9], как, впрочем, и в некоторых других нормативных словарях, изданных в США и Великобритании и предназначенных для широких кругов читателей, нет какой бы ни было информации, например, о марксизме-ленинизме, о коммунизме, о большевизме. Отсутствуют термины, выражающие идеологию освободительного движения рабочего класса, во многих изданиях словаря COD. Первое издание этого словаря появилось в 1911 году, и с тех пор он переиздавался много раз, но впервые слова со значением «марксист», «марксистский», «большевик» появляются в изданиях 30-х годов, когда информация о марксизме-ленинизме получила широкое распространение среди трудящихся и когда умалчивать о данных терминах было уже невозможно. Однако и в этом случае словарь не дает характеристики сущности, например, понятия «марксизм», ограничиваясь лишь следующей дефиницией слова «марксист(ский)»:

В качестве средства воздействия на сигматический аспект плана содержания общественно-политической терминологии служит прием, условно названный нами «направленное усечение сигматической информации». Этот прием в словарных статьях выливается в упрощенчество, в весьма поверхностный подход к определению содержания многих терминов, в вульгаризацию понятий, когда целое подменяется отдельными фрагментами, по существу искажающими действительное положение вещей. Примерами данного приема могут служить:

– общепринятое буржуазными лексикографами определение понятия capitalism «капитализм» как только economic system «экономическая система» (CD; FW; CGD; WD; ALD, 1970; MWD);

– сведение информации о понятии socialism «социализм» до семантики слов doctrine «доктрина» (CD), principle «принцип» (COD, 1949), theory «теория» (РЕ; ALD, 1970; WD; MWD) и в одной словарной статье – лишь до семантики языковых знаков political system «политическая система» (CGD);

– сужение семантики слова imperialism «империализм» до плана содержания языковых знаков policy «политика» (CD; FW; WD; ALD, 1970; MWD), rule «правление» (PE) и даже belief in… «вера в …» (ALD, 1970);

– указание в дефинициях слов fascism, fascist «фашизм, фашист» лишь на одну страну (Италию) (FW; ALD, 1958; COD, 1956);

– сужение семантики слова militarism «милитаризм» до семантики языкового знака theory «теория» (ALD, 1958).

Примером усечения сигматической информации являются также дефиниции слов bourgeoisie, bourgeois «буржуазия, буржуа». В словарях DPS, MWD утверждается, что понятие буржуазия якобы относится:

На сигматическую информацию слова оказывает непосредственное воздействие и модальная характеристика его дефиниции, побуждающая читателей воспринимать содержание высказывания как предположительное (гипотетическая модальность), или как невозможное, неосуществимое (ирреальная модальность), или же как не соответствующее действительности (отрицательная модальность). Идеологическая направленность модальности в дефинициях анализируемых словарей обнаруживает себя прежде всего в том, что в некоторых словарных статьях вводятся в обращение такие слова, как belief «вера», doctrine «доктрина», opinion «мнение», view «взгляд»:

Подобного рода языковыми трюками буржуазные лексикографы стремятся ослабить связи определенных явлений с действительностью, обратить эти явления в категории абстрактных возможностей или представить их как нечто воображаемое, надуманное, как вымысел, продукт фантазии.

«Нужную» направленность модальности придают и дефиниции терминов, противопоставляемых друг другу, как, например, nationalism – internationalism «национализм – интернационализм» или idealism – materialism «идеализм – материализм»:

Если национализм характеризуется в словаре как «мировой порядок», то интернационализм – это лишь «доктрина», а не реально существующая международная солидарность рабочего класса в борьбе за революционное преобразование мира. Если идеализм есть «теория», «стройная система идей», то материализм – лишь «мнение», не имеющее под собой реальной научной основы.

Общая модальность дополняется введением собственно модальных глаголов, как, например, в определении слова интернационализм:

Для придания дефинициям выгодной эксплуататорским классам модальности широко используются в словарях такие глаголы, как to say «говорить», to assert «утверждать», to believe «полагать», to claim «претенциозно заявлять», а также фразы типа according to oneʼs view; the so-called «в соответствии с чьим-либо взглядом; так называемый», подчеркивающие в некоторых случаях полное отмежевание от излагаемой информации или, во всяком случае, скептическое отношение к ней.

Так, в словарную статью socialism «социализм» вводятся следующие языковые знаки:

Иллюстрацией деформирования буржуазными лексикографами модального отношения к обозначаемым явлениям действительности могут служить и словарные статьи:

Определенную модальную «тональность» дефиниций создает также употребление некоторых слов в кавычках с целью выразить свое несогласие с семантикой вводимых языковых знаков и вызвать у читателей пренебрежительное отношение к обозначаемым этими знаками явлениям действительности, с намерением подчеркнуть несовместимость данных знаков с другими словами в дефиниции в целом. Так, в словарной статье K. Marx «К. Маркс» употребляются в кавычках слова bourgeoisie, proletariat «буржуазия, пролетариат» (СЕ); в словарной статье socialism «социализм» заключается в кавычки определение scientific «научный» (RH). Кавычки используются и при употреблении языковых знаков dictatorship of the proletariat «диктатура пролетариата» в статье marxism «марксизм», опубликованной в словаре RH, а также языковых знаков monopoly capitalism «монополистический капитализм» – в статье imperialism «империализм» (DP).

Модальность определенной идеологической направленности обнаруживается даже в дефинициях, где нет ни кавычек, ни каких бы то ни было модальных слов, например, в статье strike-breaker «штрейкбрехер»:

Такое определение штрейкбрехерства призвано приукрасить действия тех, кто нарушает классовую солидарность рабочих, ставит вне закона борьбу против штрейкбрехерства, оправдывает акции буржуазных правительств, использующих полицейские силы и армейские части для срыва забастовок.

Нельзя не обратить внимания на использование составителями словарей в широких масштабах приемов, направленных на своеобразное «заражение» семантического поля дефиниций некоторых общественно-политических терминов путем введения в словарные определения языковых знаков с иными семантическими связями. Такое «заражение» возможно в силу того, что

Данный прием оказывает наиболее сильное воздействие на сигматическое ядро языкового знака, является причиной искусственных семантических сдвигов в лексике и, следовательно, причиной опустошения слов, т.е. приводит к тому, что слова перестают соответствовать обозначаемым ими явлениям действительности. «Заражение» поля дефиниций осуществляется, например, путем введения языкового знака socialism «социализм» в словарную статью capitalism «капитализм»: socialism in its economic aspect is also capitalist «в экономическом аспекте социализм также капиталистичен» (РЕ); введения в словарную статью bolshevism «большевизм» таких слов, как self-appointed élite, «linked» to the working class «сама себя выдвинувшая элита, „примкнувшая“ к рабочему классу» (DP).

«Заражение» общественно-политической лексики осуществляется буржуазными лексикографами и посредством умышленного подчеркивания в словарных статьях таких языковых знаков, которые не имеют внутреннего семантического единства с определяемыми терминами. К числу нарочито акцентированных относятся языковые знаки caste «каста», rank «чин» в дефиниции термина class «класс» (RDE; ALD, 1970); maximalism «максимализм» – в дефиниции термина bolsheviki «большевики» (DPS).

Своеобразным «заражением» лексики, которое пришло в словари из буржуазной периодической печати – как результат искажения семантики общественно-политических терминов, превращения их в ярлыки в идеологической полемике, – является неоправданное расширение поля значений определяемых слов, что ведет к опустошению языковых единиц, например:

Вышеприведенные примеры иллюстрируют вариант прямого «заражения» поля дефиниций. Но «заражение» может быть и косвенным. Последнее достигается использованием какого-либо слова-посредника для воздействия на семантику вводимых и определяемых языковых знаков. Именно при помощи такого приема буржуазные лексикографы пытаются придать общественно-политическим терминам содержание, весьма далекое от действительности. Надо обладать поистине патологически извращенным воображением, чтобы отождествлять, например, коммунизм, представляющий будущее всего человечества и пользующийся у широчайших народных масс огромной притягательной силой, с фашизмом, выражающим интересы самых реакционных и самых агрессивных кругов империалистической буржуазии и вызывающим ненависть со стороны всех сил социального прогресса. Но буржуазные лексикографы, вопреки здравому рассудку, наперекор всем законам мышления, нередко ставят знак равенства между теорией и практикой социализма и коммунизма, с одной стороны, и социальной системой и идеологией фашизма – с другой. Стремясь во что бы то ни стало опорочить коммунизм, лишить рабочий класс капиталистических стран и его союзников перспективы борьбы за революционное преобразование общественной жизни, они с помощью приема косвенного «заражения» сближают языковые знаки фашизм и коммунизм, взрывая их планы содержания изнутри, рассчитывая, что таким путем враждебное отношение народных масс к фашизму им удастся обратить и на коммунизм. Иначе говоря, реакционные силы общества стремятся в данном случае подчинить своим узкокорыстным интересам как сигматическое, так и прагматическое содержание термина communism «коммунизм».

Так, для семантического сближения слов fascism «фашизм» и communism «коммунизм» в их словарных дефинициях используются следующие слова-посредники:

С целью семантического сближения слов, о которых идет речь, в словарные дефиниции вводится языковой знак тоталитаризм.

В заключение необходимо подчеркнуть, что конечным результатом всех этих манипуляций, совершаемых буржуазными лексикографами над сигматическим аспектом плана содержания общественно-политических терминов, является деформирование, т.е. по существу разрушение смыслового значения языковых единиц. Именно подрывом семантической сущности общественно-политического пласта лексикона англо-американская империалистическая пропаганда, находящаяся на переднем крае фронта «психологической войны» против сил социализма и демократии, стремится компенсировать свое морально-политическое бессилие в борьбе против социалистической идеологии.

Такого рода языковые манипуляции используются идеологами монополистического капитала в качестве важнейшего средства широко проводимой кампании «промывания мозгов», ставящей целью задержать политическое просвещение трудящихся масс, разобщить и дезорганизовать рабочее и национально-освободительное движение, теоретически разоружить это движение, лишить его прочной идейной платформы в борьбе за мир и социальный прогресс. При этом империалистическая пропаганда строит свои расчеты на эксплуатации веры людей в словарь.

Эта вера в словарь всячески поддерживается на Западе с помощью хорошо продуманной рекламы, акцентирующей внимание читателей на огромнейшем штате сотрудников якобы «разных» философских убеждений, участвующих в подготовке словаря, на преемственности «лучших» традиций лексикографии, на «авторитетности» словарей, вытекающей из «научного» подхода к их составлению, и т.п.

Изучение словарных дефиниций, как и анализ «онаученных» буржуазными лексикографами методов манипуляций общественно-политической терминологией, лишний раз подтверждает, что лексикография носит партийный характер. Подчиненность этой науки «вербальной стихии», усиленно подчеркиваемая буржуазными лексикографами, является фикцией, которую они используют для того, чтобы скрыть классовый характер своих позиций. Под ширмой научной беспристрастности буржуазная лексикография стремится закрепить в сознании народных масс систему взглядов, отвечающих интересам эксплуататорской части общества, внедрить в умы трудящихся антикоммунистические стереотипы.

2.2. Семантика на вооружении американских идеологов

В условиях обострения идеологического противоборства между двумя социальными системами – социализмом и капитализмом, углубления общего кризиса капитализма и порождаемых им противоречий, с одной стороны, и упрочения позиций реального социализма – с другой, активизируется деятельность американских пропагандистских служб, направленная против СССР и других стран социалистического содружества, против сил мира, демократии и социального прогресса во всем мире.

Никогда еще империалистические круги США не придавали идеологической обработке масс столь важного значения, как в наши дни. Борьба за умы и сердца людей ведется всеми средствами массовой информации США и, по существу, не прекращается ни на один день. В арсенале пропагандистского оружия – идеологические диверсии против стран социализма, фальсификация фактов, грубые инсинуации, тенденциозное освещение событий, клевета, полуправда и откровенная ложь. Как отмечается в Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду партии, в последние годы «возросла активность пропагандистских средств классового противника, усилились его попытки оказывать разлагающее воздействие» на сознание людей (Материалы XXVI съезда КПСС, 1981, 75).

В современной «психологической войне», развязанной империализмом США, особая роль отводится языку как важному средству идеологического воздействия на массы, манипулирования общественным сознанием в интересах господствующих монополий США.

Апеллируя не столько к разуму, сколько к эмоциям людей, буржуазные идеологи пытаются посредством эмоциональной обработки сознания удержать массы под своим идейным и политическим контролем, отвлечь их от острых социальных проблем и внутренних противоречий американского общества. И не случаен тот интерес, который проявляют идеологи США к использованию прагматических аспектов языка, к вопросам тщательного отбора лингвистических средств в целях пропагандистского воздействия на массы.

Важное место в системе средств идеологической обработки масс занимает буржуазная политическая символика, включающая:

1) политические лозунги президентов и кандидатов в президенты США;

2) названия военно-стратегических доктрин Пентагона и внешнеполитических доктрин США;

3) символы антикоммунизма и антисоветизма;

4) названия буржуазных теорий и концепций;

5) наименования военно-политических блоков, господствующих политических партий, экстремистских организаций и группировок;

6) символы для обозначения понятий, относящихся к области идеологии, политики и деятельности военного ведомства США;

7) политическую фразеологию.

Каждый раз с приходом к власти новой администрации США средства массовой информации возвещают о рождении очередной «новой» доктрины, «новых» политических лозунгов, изыскивают новые формы манипуляции общественным мнением с целью отвлечь внимание рядовых американцев от острых социальных проблем американского общества. Достаточно вспомнить «новый курс» (New Deal) Ф. Рузвельта, «справедливый курс» (Fair Deal) Трумэна, «новые рубежи» (New Frontier) Кеннеди, «великое общество» (Great Society) Джонсона, «новую экономическую политику» (New Economic Policy) Никсона, «грандиозную, но реальную» (grandiose but real) программу мер по оздоровлению американской экономики Картера. Широко разрекламированная в 60-е годы «война с бедностью» (War on Poverty), как и многие другие буржуазные лозунги, осталась лишь лозунгом на бумаге. До сих пор, даже по официальным данным, в США насчитывается более двух десятков миллионов бедняков.

В разное время на политической арене США появлялись такие лозунги, как Full Dinner Pail и Chicken in Every Pot – символы благополучия и процветания в «государстве всеобщего благоденствия», как величают Соединенные Штаты пропагандисты «американского образа жизни»; America First и Fortress America – с претензией на «мировое лидерство» (world supremacy) и др.

Пропаганде «американского образа жизни» (The American Way; the American Way of Life) в пропагандистской стратегии США отведена особая роль. Противоположность двух образов жизни – социалистического и буржуазного – становится объектом все более острой идеологической борьбы по мере углубления идейно-политического кризиса американского общества, банкротства буржуазных государственных институтов, растущей поляризации классовых сил. В этих условиях вновь предпринимаются попытки воскресить веру в «американский образ жизни», в некогда популярные идеалы «американской исключительности» (American Exceptionalism), «особой исторической миссии» США на Земле. На смену Pax Americana (переустройство мира по «американскому образцу») пришла новая буржуазная «теория» вестернизации (Westernization), что буквально означает развитие «по западному образцу» (по сути, пропаганда того же «американского образа жизни» как витрины «западной цивилизации»). Ее задачи и цели многообразны. Это:

1) всемерное приукрашивание Запада как образца развития для всего остального мира;

2) фальсификация достижений реального социализма для ослабления его притягательной силы;

3) борьба против разрядки международной напряженности посредством создания искусственных помех для ее материализации;

4) укрепление позиций неоколониализма в освободившихся странах и навязывание молодым государствам «западной модели развития» (см.: Хилтухин, 1979, 4).

Более чем двухсотлетняя история Соединенных Штатов Америки опровергает буржуазный пропагандистский миф об «исключительности» американского пути развития.

Важная роль в арсенале пропагандистских средств отводится пропаганде военно-стратегических концепций и доктрин Пентагона, внешнеполитических доктрин США. Так, в период 1953 – 1960 годов на вооружение Пентагона была принята доктрина «массированного возмездия» (massive retaliation), основанная на «ядерном превосходстве» США; в 1961 – 1968 годах – доктрина «гибкого реагирования» (flexible response), в рамках которой администрация США приняла решение об агрессии против вьетнамского народа; в последние годы – доктрина «реалистического сдерживания путем устрашения» (realistic deterrence). Главное направление военно-политической стратегии Пентагона – борьба против мира социализма, против национально-освободительного движения народов, за сохранение «мирового лидерства» США. Гегемонистским устремлениям американского империализма служат также концепции «равновесия страха» (the balance of terror), «взаимного устрашения» (mutual deterrence), «ограниченной ядерной войны» (limited nuclear war), которые легли в основу постоянно развертываемой в США гонки вооружений.

Внешнеполитические концепции США непосредственным образом связаны с официальными доктринами, определяющими линию Вашингтона во внутренней и внешней политике. Так, на протяжении всего периода «холодной войны» господствовала «кризисная дипломатия» (crisis diplomacy), которую можно назвать политическим вариантом военно-политической доктрины «сдерживания путем устрашения». В американский политический лексикон этот термин вошел лишь в 60-е годы, когда были официально сформулированы основные принципы «кризисной дипломатии». В руках представителей военных кругов и военно-промышленного комплекса США «кризисная стратегия» (the strategy of crisis) приобрела значение универсального средства борьбы против нежелательных перемен в окружающем мире, против освободительных процессов в бывших колониях и зависимых странах, против стран социализма (см.: Кременюк, 1979, 7).

К середине 70-х годов оформилась концепция «трилатерализма» (trilateralism), или расширенного «атлантизма», знаменовавшая усилия Вашингтона по созданию глобального «трехкомпонентного центра силы» – США, стран Западной Европы и Японии – на базе общих классовых интересов, под эгидой США.

Идеологическую основу внешнеполитических и военно-стратегических доктрин США, различного рода буржуазных теорий и концепций составляют антикоммунизм, борьба против марксистско-ленинской идеологии и революционной практики, защита капиталистической системы, пропаганда войны. Пропагандистское прикрытие официального курса Вашингтона обеспечивают органы массовой информации, которые, искусно манипулируя буржуазной политической символикой, наряду с другими средствами психологического воздействия на массы, обрабатывают общественное мнение в интересах военно-промышленного комплекса США.

Приверженность антикоммунистическим стереотипам характеризует внутреннюю и внешнюю политику Соединенных Штатов, а также деятельность всех звеньев империалистических пропагандистских служб. Этот процесс начался еще задолго до того, как была сформулирована «доктрина Трумэна», положившая начало политике «сдерживания коммунизма» (containment of Communism), или, иными словами, объявившая «крестовый поход» против коммунизма (a crusade against Communism). Официально насаждаемый в США антикоммунизм – порождение общего кризиса капитализма, классово обусловленная реакция монополистической буржуазии на идеи научного коммунизма, реальный социализм, рост международного коммунистического движения. И не случайно ключевые позиции в империалистической пропаганде США по-прежнему отведены символам антикоммунизма и антисоветизма. Страницы американских буржуазных журналов и газет, как и в годы «холодной войны», пестрят крикливыми заголовками о пресловутом «коммунистическом заговоре» (the Communist conspiracy), «коммунистической инфекции» (Communist infection), «агрессии коммунистических режимов» (aggression by Communist regimes), «коммунистической экспансии» (Communist expansion) в послевоенной Европе и Юго-Восточной Азии и, наконец, об «угрозе международного коммунизма» (a threat of international Communism).

Проповедь антикоммунизма органически связана с борьбой против демократических сил внутри страны, с милитаризацией экономики, агрессивным внешнеполитическим курсом Вашингтона. Угроза «коммунистического заговора» усматривается даже в деятельности самых умеренных, реформистских организаций типа НАСПЦН (NAACP – National Association for the Advancement of Colored People), равно как и в успехах национально-освободительного движения в странах Азии, Африки и Латинской Америки. Борцы за гражданские права в самих Соединенных Штатах объявляются «коммунистическими агентами» (Communist agents), а их деятельность «подрывной» (subversive) и якобы противоречащей интересам американских граждан.

Работа антикоммунистических каналов империалистической пропаганды не прекращается, она становится все более изощренной и разнообразной, применительно к новым условиям идеологической борьбы на современном этапе. На протяжении всей послевоенной истории американской пропагандой раздувается миф о «советской угрозе» (a Soviet threat), распространяются домыслы о «московском гегемонизме» (Moscovʼs hegemony), «советском экспансионизме» (Soviet expansionism), о стремлении СССР добиться «статуса сверхдержавы» (superpower status), «военного превосходства» над Соединенными Штатами и их союзниками (military superiority over the US and its allies). В последнее время появляются все новые вариации этих пропагандистских трюков. Речь идет уже не просто о «советской угрозе», а о возможности «советского ядерного нападения» (a possible Soviet nuclear attack), не о достижении «военного превосходства» над США как такового, а о «стремлении» СССР якобы добиться «военных преимуществ» путем переговоров об ограничении стратегических вооружений.

Антисоветская пропаганда рассчитана на то, чтобы одурманить общественное мнение США, дискредитировать достижения реального социализма в глазах простых американцев, породить недоверие к Советскому Союзу, замаскировать агрессивные замыслы Пентагона. Нагнетание антисоветской истерии необходимо тем политическим кругам США, которые стремятся повернуть вспять процесс разрядки международной напряженности, добиться от СССР и всего социалистического содружества односторонних уступок. Обработка общественного мнения в духе «антиразрядки» ведется всеми органами массовой информации США, неразрывно связавшими себя с антикоммунизмом.

На языке американских идеологов разрядка международной напряженности – это не что иное, как «советский авантюризм» (Soviet adventurism), «улица с односторонним движением» (one-way traffic), т.е. процесс, якобы дающий преимущества только Советскому Союзу, а успех общеевропейского Совещания по безопасности и сотрудничеству в Хельсинки (1975) – «триумф русского империализма» в Европе (a triumph for Russian imperialism in Europe). Тема надуманной «советской угрозы» была вновь поднята на щит после подписания в Хельсинки главами 35 государств Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Кампания по дискредитации Хельсинского Совещания началась в американской печати задолго до его проведения, в ходе предварительных многосторонних консультаций. «Холодным миром» (cold peace) окрестила тогда буржуазная пропаганда подготовительный этап общеевропейского Совещания, а вскоре после его успешного проведения была развернута клеветническая кампания вокруг так называемой третьей корзины (third basket). Острие этой идеологической атаки было вновь направлено против СССР и других стран социалистического содружества.

Полная политическая несостоятельность клеветнических измышлений буржуазной пропаганды доказана самой жизнью, всей практикой социалистического строительства, миролюбивой внешней политикой СССР, направленной на обуздание гонки вооружений, оздоровление международной обстановки, достижение стабильного мира в Европе.

Используемая в целях пропаганды политическая символика, помимо символов антикоммунизма и антисоветизма, названий официальных доктрин и лозунгов президентов США, включает и другие символы, относящиеся к области идеологии и политики правящего класса, такие как white backlash «белый бумеранг (ответный удар)» – лозунг американских расистов, призванный оправдать репрессии против борцов за гражданские права; anti-busing issue – реакция американских расистов на перевозку школьников автобусами в целях десегрегации школ и др. Расизм, по существу возведенный в норму общественной и политической жизни США, является главным орудием в антидемократической борьбе. В последние годы наступление расизма идет под лозунгом борьбы с «дискриминацией наоборот» (Crow Jim – по аналогии с Jim Crow «расовая дискриминация»). Эта новая пропагандистская уловка преследует вполне определенные политические цели: скрыть классовые корни расовой дискриминации, противопоставить белое население трудящейся Америки черному населению, убедить белых американцев в том, что именно за их счет достигается любое улучшение материального положения черных американцев.

Внимание империалистической пропаганды направлено также на популяризацию деятельности военно-политических блоков, различного рода ультраправых организаций и группировок, правящих партий: NATO, NORAD, Ku-Klux-Klan (KKK), John Birch Society и др. Широко используется политическая фразеология: brain trust «мозговой трест», game plan «стратегия», task force «оперативная группа», «комиссия специального назначения», package deal «комплексная сделка», «компромисс», red herring «отвлекающий маневр», think tank «группа советников (экспертов)», movers and shakers «манипуляторы общественного мнения», hard line «жесткая позиция» (особенно поддержка политики «сдерживания» коммунизма), witch hunt «охота за ведьмами» (преследование прогрессивных деятелей) и др.

Особое место в буржуазной политической символике отводится символам войны, пропаганда которой в интересах военно-промышленного комплекса США способствует нагнетанию «военного психоза», милитаризации сознания людей. Только в милитаристском угаре могли родиться столь зловещие символы, как ecocide «экоцид» (сознательное уничтожение природного окружения), ecological warfare «экологическая война», electronic battlefield «электронное поле боя», atomic holocaust «атомная катастрофа», superweapon «сверхоружие», nuclear umbrella «ядерный зонт», nuclear proliferation «распространение ядерного оружия», megadeaths «гибель миллионов людей», neutron bomb «нейтронная бомба», mass destruction weapons «оружие массового уничтожения» и многие другие.

Наряду с политической символикой, важным средством буржуазной идеологической пропаганды является ложная семантика, злоупотребление прагматическими аспектами языка в целях обработки общественного мнения, передачи фальсифицированной информации. Семантическое манипулирование включает замену нежелательных слов более расплывчатыми, обтекаемыми словами (политические эвфемизмы); намеренную десемантизацию слов с целью выхолащивания их политического содержания; изменение стилистической маркированности слов; неоправданное изменение значений слов, затрудняющее процесс восприятия.

Политические эвфемизмы рассчитаны на то, чтобы скрыть, завуалировать классовую природу явлений, ввести в заблуждение общественное мнение. Стремясь оправдать существование капитализма как системы социального неравенства, эксплуатации и насилия, апологеты буржуазного общества заменяют само понятие «капитализм» различными политическими эвфемизмами. Это – «система свободного предпринимательства» (the system of free enterprising), «американская система» (the American system), «открытое общество» (an open society), «народный» или «трансформированный» капитализм (peopleʼs or transformed capitalism), «массовое общество» (mass society), «социальное партнерство» (social partnership), «экономический гуманизм» (economic humanism) и т.п. Однако никакой идеологический камуфляж не может скрыть подлинной сути исторически обреченного эксплуататорского строя, его антинародного, антигуманного характера.

Использование политических эвфемизмов в пропагандистских целях – явление обычное. Сравним, например: «безработица» (unemployment) – «сосредоточение трудовых резервов» (the building up of labor reserves), «неблагоприятное общественное последствие» (an adverse social consequence); «увольнение» (dismissal / firing of workers) – «рационализация» (rationalization), «реорганизация предприятия» (reorganization of an enterprise); «бедный» (poor) – «непривилегированный» (underprivileged); «голод» (starvation) – «недоедание» (undernourishment) и др.

Пропаганда американского образа жизни именуется «общественной дипломатией» (public diplomacy), «дипломатия канонерок» (gunboat diplomacy) – «военным присутствием» (military presence), а подрывная деятельность американского империализма, направленная против неугодных правительству США режимов в странах третьего мира, – «дестабилизацией» режима (destabilization).

Прикрываясь мнимой внеклассовостью, нейтральностью пропаганды, буржуазия использует могучие рычаги формирования общественного мнения в направлении, выгодном власть имущим. Характерно, что даже уотергейтский скандал, ставший свидетельством коррупции и махинаций в самых высших эшелонах государственной власти США и вызвавший острейший внутриполитический кризис в стране, пропагандистская машина США сумела использовать для прославления «американской демократии». Беспрецедентная в истории США отставка президента, завершившая, как известно, «уотергейтское дело» (the Watergate affair), преподносилась как «триумф американской системы» (an extraordinary triumph of the American system), а сам уотергейтский скандал наделялся такими театрализованными именами, как «уотергейтская сага» (the Watergate saga), «политическая мелодрама» (a political soap opera), «комедия ошибок» (a comedy of errors), «уотергейтский сценарий» (the Watergate scenario) и, наконец, как «замечательная одиссея американского духа» (a remarkable odyssey of the American spirit).

Не менее восторженно изображалась в буржуазной печати кровавая агрессия США во Вьетнаме. Военная интервенция против вьетнамского народа преподносилась как «программа умиротворения» (the pacification program), интересная «оркестровка» (orchestration), «крещендо» (crescendo), увеселительная «экскурсия» и т.п.; «химическая война» – как «удаление лиственного покрова» или более научно – «дефолиация» (defoliation), а новое экологическое оружие, уничтожавшее вокруг все живое, – как «экзотическое» (exotic weaponry).

Уже давно генералы Пентагона подсчитали, что ядерная война унесла бы не менее 120 млн. жизней в самих Соединенных Штатах и столько же в СССР. Перспектива ядерной катастрофы отнюдь не пугает американских «ястребов». Ведь для них ядерная война – это всего лишь «всесторонний стратегический обмен» (an «All-Out Strategic Exchange»). Сколько цинизма кроется за этим политическим эвфемизмом!

В обществе, разделенном на антагонистические классы, конкретное содержание многих слов, используемых в политической коммуникации, обусловлено идейной позицией определенных классовых сил. В интересах крупного капитала трактуются понятия «мир» (peace), «свобода» (freedom), «демократия» (democracy), «революция» (revolution), «равенство» (equality), «образ жизни» (way of life) и др. Используются типично эклектические приемы выдергивания отдельных формальных моментов в трактовке тех или иных понятий, отрыва их от конкретно-исторического, классового содержания. Миф о «свободе» и «демократии», которыми будто бы пользуются все граждане Соединенных Штатов, относится к числу тех пропагандистских мифов, с помощью которых идеологи империализма стремятся приукрасить фасад «западной цивилизации». На деле американская, как и всякая буржуазная, демократия представляет собой лишь ширму, прикрывающую всевластие и произвол монополий. В.И. Ленин писал:

Американская действительность повседневно подтверждает справедливость этого вывода.

Отсутствие научного определения понятий и их произвольное толкование в буржуазной пропаганде приводят к неоправданной десемантизации слов, выхолащиванию их политического содержания, искажению подлинного смысла. Так, понятие «свобода» в буржуазной интерпретации ассоциируется с владением частной собственностью, а «свобода предпринимательства» – с неограниченным правом монополий на поглощение мелких и средних предприятий. В качестве пропагандистского прикрытия агрессии США в Индокитае использовались тенденциозные лозунги «защиты свободы» (defence of freedom), «защиты свободного мира» (defence of the Free World) и даже «сохранения всеобщего мира» (preservation of world peace). Толкование понятия «мир» буржуазной пропагандой весьма своеобразно. «Оплотом мира» (a bulwark of peace) возвещается НАТО – та самая натовская военщина, которая вместе с обезумевшими маньяками из Пентагона готова ввергнуть человечество в пучину ядерной войны. «Апостолами мира» величается агентура «Корпуса действия» (куда входит и печально известный «Корпус мира»), созданного для проведения антикоммунистической, шпионско-диверсионной деятельности в развивающихся странах под вывеской культурно-просветительского, миссионерского добровольческого союза. Аналогичное толкование получают понятия «революция», «образ жизни» и др. Намеренно употребляя слово «революция» в обычных, будничных ситуациях, идеологи империализма пытаются лишить это притягательное для народов слово его объективного смысла, политического, классового содержания. Вот лишь некоторые из них: «революция в косметике» (revolution in cosmetics), «сексуальная революция» (sexual revolution), «голубая революция» (blue revolution) – программа использования морских и пресноводных источников продуктов питания, по аналогии с нашумевшими в свое время проектами так называемой «зеленой революции» (green revolution) в сельском хозяйстве. Понятие «образ жизни» нередко подменяется понятием «качества жизни» (quality of life) с целью выхолостить из него основное классовое содержание, свести его ко всякого рода второстепенным отношениям, не выражающим коренной сущности того или иного общественно-политического строя.

Острая идеологическая борьба пронизывает сегодня сферу духовной культуры. Примером десемантизации слов в этой области служат слова «культура» (culture) и «искусство» (art), которые в результате утраты своего основного смыслового ядра нередко превращаются в свою прямую противоположность. Такие явления, как «поп-арт» (pop-art), «поп-культура» (pop-culture), «культура хиппи» (hippie culture) и «культура наркомании» (drug culture), свидетельствуют об упадке подлинной культуры и девальвации культурных ценностей в современной буржуазной Америке.

Превращая культуру в нечто универсальное, примиряющее классы и классовые антагонизмы, буржуазная пропаганда делает ставку на массовый культурный ширпотреб – «масскульт» (masscult), или «массовую культуру» (mass culture), с его упором на насилие, секс и бездумную развлекательность. Бездуховность «массовой культуры» рассчитана на то, чтобы притупить классовое сознание трудящихся, отвлечь их от классовой борьбы.

Делая ставку на пробуждение низменных инстинктов, на принижение разума и человеческого достоинства, буржуазная пропаганда создает и насаждает чудовищные понятия типа «культуры нищеты» (the culture of poverty), «культуры насилия» (the culture of violence), «искусства убивать» (the art of murder), «искусства насилия» (the art of violence). «Идеология смерти», насаждаемая средствами массовой коммуникации США, породила такое зловещее явление, как «мэнсонизм» (Mansonism – по имени убийцы Мэнсона) – культ насилия, жестокости и убийств. Характерно, что «культура насилия» рассматривается иногда даже среди таких отраслей культуры, как архитектура, система образования и др.

Наглядным примером десемантизации является слово hero и его производные. В статье «Who Says This Is No Time For Heroes?» корреспондент журнала «New Yorker» (March 1971, 38) сообщает читателям, что «герой» – это отнюдь не тот, кто «совершает подвиги доблести, мужества и самопожертвования», а всего лишь разновидность «бутербродов» (hero sandwich) «героических размеров» (heroic proportions), которые можно приобрести в «героических» закусочных (heroic establishments) и для которых устроен специальный конкурс под романтическим названием Hero Sandwich Competition. В числе национальных «героев» Америки, наряду с «героическими» бутербродами, можно встретить имена знаменитых гангстеров, голливудских кинозвезд и таких «героев» вьетнамской войны, как лейтенант Колли, «героические» подвиги которых состояли в том, чтобы убивать ни в чем не повинных женщин, стариков и детей.

Десемантизация слов, как было показано выше, ведет к неоправданному искажению семантической структуры слова, нарушению связи социальных оценок с действительностью, толкованию слов в духе официальной буржуазной пропаганды с целью одурманивания общественного мнения, притупления классового сознания людей.

Многие новые понятия, возникающие на арене общественной борьбы, не сразу получают четкое, научное определение, что позволяет буржуазным манипуляторам общественного мнения использовать их в своих пропагандистских целях. Примером может служить термин «финляндизация» (Finlandization), который широко используется американскими и западноевропейскими политическими деятелями для обозначения

Американские идеологи поспешили тотчас создать глагол «финляндизировать» (to Finlandize), возвестив миру о том, что «цель русских» якобы в том и состоит, чтобы «финляндизировать весь континент, низведя каждую страну до положения полузависимой» (Newsweek, July 1972, 4). Это – новая вариация на тему «советской угрозы», которой уже не первое десятилетие пугают мир пропагандистские службы США. Полная политическая несостоятельность этого «тезиса» давно доказана жизнью.

Финские демократы не раз выступали против попыток буржуазной пропаганды злонамеренно использовать этот термин, подорвать веру в добрососедские отношения между Финляндией и Советским Союзом. Они готовы

какими на деле и являются отношения между Финляндией и СССР.

Проблеме выбора слова в буржуазной пропаганде всегда уделялось особое внимание. Тщательно изучаются различные социологические и психологические аспекты употребления языковых знаков, определяется сила их эмоционального воздействия на аудиторию. И не случайно бывший президент США Дж. Форд исключил из своего политического лексикона слово «детант» (détente), соответствующее в русском языке понятию «разрядка». По-видимому, слишком большой эмоциональный заряд заключен в этом слове, с которым связаны надежды народов на прочный и длительный мир на земле.

О том, какую роль придает официальная власть Вашингтона языковым средствам выражения, пишет в своей книге «Strictly Speaking» (New York, 1975) известный американский журналист и комментатор Эдвин Ньюмэн. Речь идет об агрессии США в Индокитае, о вторжении американских войск на территорию Лаоса, которое официальная власть и буржуазная пропаганда США пытались замаскировать словесно, заменяя слово invasion «вторжение», «интервенция» менее употребительным incursion, рассчитывая, по-видимому, на то, что оно не вызовет столь резкой реакции со стороны американской общественности:

Лингвистические средства идеологического воздействия на массы многообразны. Обработка общественного мнения в интересах американского империализма ведется различными путями. Здесь и искусное манипулирование бинарными оппозициями типа Ins – Outs (политическая партия, находящаяся у власти, и оппозиционная партия), Have – Have-not Nations (индустриально развитые и экономически отсталые страны), Hard-liners – Soft-liners («защитники» политики «сдерживания коммунизма» и сторонники разрядки международной напряженности) и т.п.; и злоупотребление словообразовательными возможностями языка (например, использование стилистически сниженных суффиксов -ie, -itis, -nik, -monger для обозначения понятий, связанных с борьбой демократических сил в США): commie «коммунист», leftie «левый», «сторонник радикальных взглядов», peace-itis «активное участие в движении за мир» (букв. «одержимость миром»), peacenik «борец за мир», «сторонник мира», Vietnik «активный участник антивоенных демонстраций» (в знак протеста против агрессии США во Вьетнаме), peacemonger «сторонник мира» и др.; и, наконец, целенаправленный отбор слов с определенной стилистической окраской (как правило, отрицательной при описании действий идеологического противника): так, буржуазная пропаганда в интерпретации американских идеологов лишь «сообщает факты» (communicates the facts), «распространяет информацию» (disseminates information), «оглашает правду» (publicizes the truth) или «доводит что-либо до сведения народа» (gets the message to the people), в то время как идеологический противник «умышленно искажает факты» (engages in deliberate distortion of facts), использует «заведомую ложь» (the big lie), «дымовую завесу» (smokescreen) и, конечно же, «пропаганду» (propaganda). В результате семантического манипулирования

В последнее время заметно усилилась тенденция к замене повседневных, стилистически нейтральных слов наукообразными словами, нагромождение которых в информации нарушает логическую связь явлений, затемняет истинный смысл происходящего, затуманивает сознание людей. Среди многочисленных примеров: community – target area, thinking – conceptualization, cause – dependent or exogenous variable, reaction – feedback, limit – parameter, leadership – managerial skills, framework – infrastructure, current affairs – relevant scenarios, contribution – input, things that are good (bad) for somebody – positive (negative) externatities и др.

Таким образом, на вооружении американских идеологов – мощный арсенал средств идеологического воздействия на массы. Политические стереотипы, распространяемые средствами массовой информации США, злоупотребление прагматическими аспектами языка, беззастенчивое манипулирование его словообразовательными возможностями несут откровенно пропагандистский заряд. С помощью изощренных методов идеологической обработки пропагандистские службы США стремятся отравить сознание людей клеветой на реальный социализм, нейтрализовать его растущее влияние в мире, очернить советскую действительность, укрепить идеологические основы империализма, замаскировать его грабительскую, антигуманную сущность.

В условиях обострения идеологической борьбы на международной арене долг каждого советского человека – повышать политическую бдительность, разоблачать происки империалистической пропаганды, любые попытки фальсификации действительности, противопоставить

2.3 Идеологический компонент в значении слова

В жизни современного общества все большее научное и практическое значение приобретает проблема взаимоотношений языка и идеологии. В отечественной лингвистике эта проблема в общих чертах была сформулирована и начала разрабатываться в 20 – 30-х годах нынешнего века (см., напр.: Волошинов, 1929; Шор, 1926). В последнее время интерес к ней усилился (см., напр.: Дешериев, 1977; Крючкова, 1976).

Идеология как

может существовать только на основании естественного языка. Языковым знаком, который наиболее полно и универсально приспособлен для формирования единиц идеологической системы (идеологем), выступает слово как оптимальное сочетание компактной звуковой формы и довольно абстрактного идеального содержания. Следовательно, особое внимание исследователи взаимоотношений языка и идеологии должны уделять вопросу отражения идеологии в лексико-семантической системе языка (этому, в частности, посвящена бóльшая часть кандидатской диссертации Т.Б. Крючковой, 1976). Решение данного вопроса предполагает обращение к трем сторонам проблемы: идеологизации слова в речи, выявлению идеологического в слове как элементе лексико-семантической системы языка и к сравнительно-сопоставительному анализу различий в лексико-семантических системах языков в тех обществах, где господствуют разные идеологии. Значительный интерес в этой связи представляет также изучение влияния идеологии на связанную с описанием лексико-семантической системы языка лексикографическую практику в таких обществах.

Нашей целью является исследование сущности и характеристик отражения идеологии в словах языка и речи, изучение различных форм проявления идеологического в лексикографической практике на материале публицистических текстов (Time, 1972) и толковых словарей английского и русского языков (см. список литературы).

Рассмотрим сначала, какие свойства слова в языке позволяют ему нести идеологический заряд. Прежде всего лексические, как и идеологические, единицы (см.: Калачев, 1975, 16) определенным образом отражают материальную и духовную действительность, и именно это их свойство в первую очередь обусловливает возможность заключать в себе идеологическое содержание. Отражение действительности лексикой и идеологией характеризуется определенной степенью субъективности, что также приводит к закреплению идеологического в слове. Субъективность отражения действительности в лексике часто приводит к наличию оценочности, которая выражается ассоциативными семантическими признаками слова, а определение идеологии как оценочного явления считается ее сущностным определением (см., напр.: Калачев, 1975, 17), и это также способствует отражению идеологии в лексике.

Слово, как известно, обладает денотативным и коннотативным значением. Идеологическое может присутствовать как в денотативном значении (например, в слове марксизм-ленинизм), так и в коннотативном значении (например, в слове диктатура (пролетариата) или одновременно и в денотативном, и в коннотативном значениях (например, в слове политикан «грязный буржуазный политик»). Таким образом, наличие в слове языка различных типов значений обусловливает проникновение и закрепление в нем идеологического.

Следует отметить, что идеология может отражаться в лексике или непосредственно в значении (денотативном и/или коннотативном), или опосредованно, через форму слова (например, искажение звуковой формы перифразы Uncle Sam «США» → Uncle Sham, которая употребляется в афро-американском сленге американского варианта и отражает отрицательное отношение к США как буржуазному государству в идеологии негритянского самосознания[11]). В целом взаимоотношения лексики языка и идеологии довольно сложны, так как, с одной стороны, идеология представляет собой часть той действительности, которая отражается лексикой языка, а, с другой стороны, без лексики не может существовать и идеология. С точки зрения наличия идеологического всю лексику языка можно разделить на идеологизированную и идеологически нейтральную. Идеологизированная лексика представляет в большинстве своем абстрактные имена существительные и часть собственных имен.

Рассмотрим теперь отражение идеологии в слове при употреблении его в речи. Ю.Д. Дешериев (1977, 232) отмечает, что «речь располагает почти неограниченными возможностями выражения идеологической функции». Это, естественно, прежде всего относится к употреблению слов в высказываниях. Идеологизация высказываний может осуществляться использованием как идеологизированных слов, так и идеологически нейтральных слов, обозначающих идеологически окрашенные референты. В последнем случае это происходит, как правило, при образовании в речи определенных идеологизированных словосочетаний.

Возможны различные способы отражения идеологии в слове речи: идеологизация идеологически нейтральных слов, деидеологизация идеологизированных слов и переидеологизация слов. Так, переидеологизация наблюдается в случае со словом imperialism (имеющим негативную окраску в пролетарской идеологии и часто используемом в словосочетании American imperialism), когда оно употребляется, например, в американских средствах массовой коммуникации в сочетании со словом Soviet[12].

Приведем еще несколько примеров. Слово народ характеризуется позитивной окраской в лексиконе пролетарской идеологии (соответствующее английское слово people не характеризуется позитивной окраской в буржуазной идеологии), а слово капитализм (capitalism) имеет негативную окраску в лексиконе пролетарской идеологии и позитивную – в лексиконе буржуазной идеологии, тогда как словосочетание народный капитализм (peopleʼs capitalism) характеризуется пейоративной окраской в лексиконе пролетарской идеологии и позитивной окраской в лексиконе буржуазной идеологии.

Слово демократический (democratic) имеет позитивную окраску в обеих идеологиях, а слово социализм (socialism) – только в лексиконе пролетарской идеологии, тогда как словосочетание демократический социализм (democratic socialism) характеризуется позитивной окраской в лексиконе буржуазной идеологии и негативной – в лексиконе пролетарской идеологии, если прилагательное понимается как ограничительное определение, и негативной окраской в лексиконе буржуазной идеологии и позитивной окраской в лексиконе пролетарской идеологии, если это прилагательное понимается как описательное определение.

Слово свободный (free) имеет позитивную окраску в обеих идеологиях, а слово мир (world) идеологически нейтрально, так же как и словосочетание свободный мир (free world), однако, употребленное в американских буржуазных средствах массовой коммуникации для обозначения капиталистических стран Запада, оно характеризуется негативной окраской в лексиконе пролетарской идеологии и позитивной – в буржуазной идеологии (здесь мы наблюдаем идеологизацию слова мир (world).

Таким образом, широкие возможности идеологизации речи создаются преимущественно употреблением идеологизированных слов, идеологизацией идеологически нейтральных слов в сочетании с другими словами, переидеологизацией идеологизированных слов, что обусловлено в последних двух случаях использованием идеологизированных и нейтральных слов для обозначения одного и того же или разных идеологически окрашенных референтов.

В качестве примера того, как происходит идеологизация слова вследствие изменения его обычного референта, рассмотрим следующее предложение: As a starter, the Russians promised to buy at least 200 million dollars worth of U.S. grain this year (Time, 1972, 25) («Для начала русские пообещали закупить в этом году зерна не менее чем на 200 млн. долларов»). Слово русский (Russian), обозначающее человека русской национальности (см.: ССРЛЯ и Websterʼs…, 1977), имеет позитивную окраску в лексиконе пролетарской идеологии и неоднозначную идеологическую окраску в лексиконе буржуазной идеологии. Его идеологизация в духе буржуазной идеологии происходит в указанном предложении в результате использования его не для обозначения людей русской национальности, а для обозначения Советского государства, вследствие чего исчезает упоминание о многонациональности СССР и предлагается его фальшивое отождествление только с русской нацией. Здесь используется довольно частый прием идеологизации высказывания – метонимический перенос (по сути, происходит двойная метонимизация слова русские (Russians): 1) по схеме «часть – целое» (вместо всех народов СССР обозначается только русский народ) и 2) по схеме «содержимое – содержащее» (вместо названия государства используется название национальности).

Естественно, что наличие идеологизированных слов в лексико-семантической системе языка и большое воздействие идеологии на человека не могут не отразиться в лексикографической практике. Для анализа характера и форм отражения идеологии в лексикографической практике нами были исследованы описания значений в толковых словарях литературного русского (ССРЛЯ) и английского языков около двух десятков социально-экономических терминов, входящих в лексикон пролетарской идеологии, с целью проверки следующей рабочей гипотезы: лексикографическая практика описания указанных терминов определенным образом обусловливается идеологией того класса или общества, к которому принадлежат составители толковых словарей.

Для проверки данной гипотезы необходимо было выявить идеологизированные элементы в определениях терминов, установить их соотношение в словарях русского и английского языков, а также другие формы проявления идеологического в толковых словарях в отношении социально-экономических терминов, входящих в лексикон той или иной идеологии. В. Дорошевский подчеркивал, что

Именно прагматичность семантики и словарей обусловливает, на наш взгляд, наличие идеологического в толковых словарях и определениях значений социально-экономических терминов.

Каким же образом проявляется идеологическое при составлении указанных словарей? Прежде всего (в порядке работы над толковым словарем) это проявляется в отборе словарных статей: в зависимости от характера идеологии (и, в меньшей степени, от объема словаря) в словарь могут быть включены (или, наоборот, не включены) словарные статьи, описывающие те или иные социально-экономические термины. В словари, как правило, включаются почти все термины «своей» идеологии и не включаются некоторые термины враждебной идеологии. Например, во всех исследованных словарях английского языка, за исключением Seventh New Collegiate Websterʼs Dictionary и Websterʼs Third New International Dictionary, отсутствуют словарные статьи marxism-leninism, historical materialism, dialectical materialism, а в словаре Торндайка отсутствует, кроме того, определение философского понятия idealism (Thorndike, 1942). Вряд ли это можно считать неумышленным, не обусловленным идеологически, «упущением» или «технической ошибкой».

Другим проявлением влияния идеологии на составителей словарей является приведение в качестве примеров использования определяемого термина идеологизированных высказываний с этим термином, даже в случаях объективного, идеологически нейтрального определения самого термина. В Малом Оксфордском словаре, например, после довольно объективного определения слова communism приводится пример: In these curious creatures communism prevails to its fullest extent, one for all and all for one (The Shorter…, 1973) («В этих любопытных существах коммунизм достигает предела: один за всех и все за одного»), – где снижается позитивная оценка этой теории вследствие употребления словосочетания curious creatures, а в словаре Торндайка в качестве примера употребления термина democracy дается предложение The United States is a democracy (Thorndike…, 1942) («Соединенные Штаты являются демократической страной»), которое явно идеологизировано; в Малом Оксфордском словаре в словарной статье atheism в качестве примера приводится идеологизированное высказывание философа-идеалиста Ф. Бэкона: A little or superficial knowledge of philosophy may incline the mind of man to atheism («Плохое или поверхностное знание философии может склонить мышление человека к атеизму»).

Еще одним способом идеологизации словаря служит приведение в словарной статье идеологизированных синонимов, антонимов, гиперонимов или указаний на сходные, по мнению составителя словаря, идеологизированные слова. В третьем издании Вебстера, например, значение 1b термина atheism приводится в следующем виде: The doctrine that there is neither God nor any other deity – compare Agnosticism («Доктрина, где не признается ни бога, ни любого другого верховного существа – ср. агностицизм»), т.е. подводится к тому, что agnosticism и atheism имеют большое сходство в значениях. В Малом Оксфордском словаре после довольно объективного определения термина socialism указывается на его сходство с Christian socialism. В Словаре современного русского литературного языка при определении термина «материализм» в одном из его значений есть указание на термин «идеализм», отсутствие чего в большинстве английских словарей также является формой проявления идеологического. В Websterʼs … (1977) при определении термина communism дается указание на bolshevism, что имеет идеологически обусловленную цель отождествить эти два понятия. В словаре Larousse… (1972) после объективного определения термина socialism указывается на противопоставление Marxian socialism и democratic socialism.

Влияние идеологии обнаруживается также в случаях опущения одного из значений термина, подмены определения значения одного термина определением значения другого и постановки основного значения термина не на первое место. В Малом Оксфордском словаре при определении термина capitalism первым приводится косвенное значение the condition of possessing capital or using it for production («условие обладания капиталом или использование его для производства»), а затем лишь основное: the system of society based on this («общественная система, основанная на этом»). Во всех исследованных английских словарях под словарной статьей bourgeoisie дается определение мелкой буржуазии и отсутствует такое определение буржуазии, как, например, в ССРЛЯ:

Во всех этих словарях в определении слова state отсутствует приводимое первым в ССРЛЯ значение слова государство: «1. Орган классового насилия».

Следует отметить, что вышеприведенные способы – это косвенные формы идеологизации словаря и отражения идеологии в словаре. Наиболее непосредственное влияние идеологии при составлении словарей проявляется в определениях социально-экономических терминов. К наиболее частым способам идеологизации определений в словарях относятся: 1) введение в определение идеологизированного, или неверного, классификатора (гиперонима) и квалификатора (гиперонима) и 2) искажение значения.

Первый способ четко прослеживается при сопоставлении определений терминов communism, socialism, capitalism, materialism, idealism, atheism, theism, marxism, zionism, dialectical materialism, historical materialism, marxism-leninism в рассмотренных словарях английского языка и этих же терминов в ССРЛЯ. Так, при определении терминов communism, socialism, marxism, materialism, atheism, dialectical materialism, marxism-leninism характерным в определении английских словарей классификатором (гиперонимом) выступают слова doctrine «доктрина» или belief «представление», имеющие отрицательную оценку, тогда как в определении термина idealism во всех словарях (за исключением словаря Larousse) такие классификаторы с отрицательной оценкой заменены на нейтральный классификатор system «система» или thought «течение» (следует отметить, что в ССРЛЯ в определениях вышеуказанных терминов используются идеологически нейтральные классификаторы типа учение, направление, мировоззрение).

Часто в определениях рассматриваемых терминов, где присутствует идеологически нейтральный классификатор, к нему добавляется идеологически окрашенный или оценочный классификатор. В ССРЛЯ, например, марксизм определяется как научное мировоззрение, материализм – как научное направление в философии, идеализм – как антинаучное, враждебное материализму философское направление, сионизм – как буржуазно-националистическое течение, экзистенциализм – как упадническое субъективно-идеалистическое течение в философии эпохи империализма, религия – как несовместимое с научным мировоззрением представление, теизм – как враждебное науке религиозное учение.

Указанный способ идеологизации словарных определений наблюдается и в проанализированных словарях английского языка. В Websterʼs … (1971) определение второго значения термина communism содержит буржуазный квалификатор totalitarian, а третьего значения – subversive. То же наблюдается в Seventh… (1975) и The Random… (1967) (следует отметить, что эти два словаря наиболее идеологизированы в духе буржуазной идеологии и наименее объективны в определении социально-экономических терминов лексикона пролетарской идеологии).

Не менее частым способом идеологизации определений рассматриваемых терминов выступает в исследованных английских словарях искажение значения термина, введение идеологизированных элементов в специфицирующую часть лексикографического определения. В ССРЛЯ капитализм определяется как

Во всех исследованных словарях английского языка в определениях термина capitalism отсутствует имеющееся в ССРЛЯ указание на эксплуатацию наемного труда рабочих капиталистами и на то, что капитализм является последней антагонистической формацией. Отсутствие таких указаний (сем), несомненно, идеологически обусловлено. В этой связи можно отметить, что деидеологизация определения термина представляет собой особую форму его идеологизации. Небезынтересен тот факт, что The Random… (1967) идет еще дальше в идеологизации определения термина capitalism, превознося частную собственность и одновременно принижая государственную, общественную собственность, что наблюдается также в более завуалированном виде в Seventh… (1975) и в The Advanced… (1958).

Весьма показательно то, что определение слова capitalist «капиталист», которое формулируется в ССРЛЯ как

не содержит в английских словарях указаний на то, что капиталист является представителем господствующего класса в буржуазном обществе, эксплуатирующего наемных рабочих, – в них лишь указывается на то, что капиталист – это владелец капитала.

Довольно идеологизирована в духе буржуазной идеологии специфицирующая часть определений слова Soviet «совет»: в Websterʼs… (1977) отсутствует содержащееся в ССРЛЯ указание на то, что советы осуществляют диктатуру пролетариата и являются формой политической организации советского общества, но зато содержится неверное указание на то, что советы существуют во всех социалистических странах; в Larousse… (1972) приводится ложное второе значение слова совет: any of the associated Republics of the USSR («любая из союзных республик СССР»); в The Random… (1967) делается неверное противопоставление советов до и после Октябрьской революции и ложно указывается, что после революции советы избираются не всеми гражданами, а только рабочими, причем будто бы эти советы имеют лишь ограниченную власть.

Социально-экономическое определение слова class в исследованных словарях очень узко и неполно, тогда как в ССРЛЯ дается полное ленинское определение слова класс. Вот типичное для английских словарей определение: «class – a group sharing the same economic or social status» (The Shorter…, 1973) («класс – группа людей одинакового экономического или общественного положения»). В нем не содержится указаний ни на масштаб группы людей, ни на их место в исторически определенной системе общественного производства, ни на их роль в общественной организации труда. Здесь можно ясно видеть, как даже словари выполняют в буржуазном обществе функцию сглаживания классовых противоречий. Для рассматриваемых словарей в целом характерно смягчение, даже снятие отрицательной оценки в определениях отрицательно окрашенных терминов пролетарской идеологии и одновременно придание отрицательной оценки положительно окрашенным терминам пролетарской идеологии. Данный факт служит ярким свидетельством влияния идеологии на составителей словарей.

Особенно заметно это проявляется в определениях терминов communism «коммунизм» и socialism «социализм». Коммунизм в ССРЛЯ определяется как высшая общественная формация, идущая на смену капитализму и имеющая две фазы своего развития: социализм и коммунизм. Положительная окраска этого определения создается, в частности, введением слова высшая и словосочетания идущая на смену капитализму. А вот какое определение дается этому слову в наиболее реакционном словаре The Random… (1967):

Кроме того, что данное определение неверно, что в нем отсутствуют слова и словосочетания с положительной окраской, имеющиеся в ССРЛЯ, оно еще идеологизировано в духе буржуазной идеологии посредством выражения totalitarian state dominated by a single and self-perpetuating political party, которое имеет отрицательную окраску.

Определение термина социализм в ССРЛЯ нейтрально, оно идеологически и эмоционально совсем не окрашено. Посмотрим, как осуществляется его идеологизация в словарях английского языка.

В The Random… (1967) socialism определяется (с пометой in Marxist theory) как

Здесь происходит идеологически обусловленная подмена существенного дифференциального признака отрицательно окрашенным выражением the imperfect implementation of collective principles, которое не только не содержит указанный признак, но и вводит имплицитное противопоставление между общественной собственностью на средства производства и возможностью воплощения принципа коллективизма.

Еще дальше в искажении сущности понятия социализм идет The Concise… (1956):

Здесь одновременно применяются два способа идеологизации определения в духе буржуазной идеологии: 1) подмена основного дифференциального признака неосновным и 2) фальсификация неосновного признака (individual freedom should be completely subordinated to interests of community) посредством введения слова completely и придания всему определению отрицательной оценки.

Следует отметить в этой связи, что подмена или опущение основного дифференциального признака в определении – весьма распространенный способ идеологизации этого определения. Так, Websterʼs… (1977), определяя zionism как

не дает сущностного определения этого слова (кстати, в ССРЛЯ также дается несущностное определение: «сионизм – буржуазно-националистическое течение, возникшее в конце XIX века среди еврейской буржуазии ряда стран»).

Завершая анализ способов идеологизации определений слов и форм отражения идеологии в словарях, отметим, что идеологическое в них может проявляться в трактовке как имен нарицательных, так и имен собственных. В издании The Advanced… (1958), которое было предназначено для продажи только в социалистических странах, имеется словарная статья Germany со следующим определением: the largest state in Europe (capital Berlin) «крупнейшее государство в Европе (столица Берлин)», тогда как такого государства в то время уже не существовало. Так же упорно отрицается существование двуx германских государств составителями Websterʼs… (1977): East Germany определяется как «Eastern section of Germany» (?) («восточная часть (зона) Германии»), a West Germany – как «Western section of Germany» (?) («западная часть (зона) Германии»). К. Маркс, по определению этого словаря, является основателем «современного социализма» («founder of modern socialism»), а не научного социализма.

Известный лексиколог и лексикограф В. Дорошевский, исследуя характер словарных определений значений слов, подчеркивал:

В американском и британском обществах словари оказывают особенно большое влияние на мышление и мировоззрение человека (см.: Quirk, 1973, 76; Read, 1973, 69). Однако анализ толковых словарей английского языка и определений в них социально-экономических терминов, большинство которых входит в лексикон пролетарской идеологии, показывает, что эти словари часто не способствуют установлению взаимопонимания между народами.

Принятые сокращения

ALD – The Advanced Learnerʼs Dictionary of Current English / By A.S. Hornby, E.V. Gatenby, H. Wakefield. London. 1970.

CD – Cassellʼs New English Dictionary. 3d ed. London, 1968.

CE – Comptonʼs Encyclopaedia. Chicago, 1979.

CGD – Collinʼs English Gem Dictionary. London, Glasgow, 1970.

COD – The Concise Oxford Dictionary of Current English. Oxford, 1918; 1921; 1931; 1949; 1956; 1966.

DP – Dictionary of Politics / Ed. by W. Laqueur. London, 1971.

DPS – Dictionary of Political Science / Ed. by Joseph Dunner. New York, 1964.

DSS – A Dictionary of the Social Sciences / Ed. by Julius Gould William L. Kolb. New York, 1964.

EB – Encyclopaedia Britanica. Chicago, London, Toronto, 1962.

FW – Funk and Wagnalls Standard Dictionary of the English Language. In 2 Vol. International edition. New York, 1969.

МММ – Dictionary of Mind, Matter and Morals / By Bertrand Russel. New York, 1965.

MWD – The Merriam-Webster Dictionary / New York, 1976.

OD – The Oxford Illustrated Dictionary. Oxford, 1976.

PD – The Penguin All English Dictionary. Bordes, Paris, 1970.

PE – The Penguin Encyclopaedia / Ed. by J. Summerscale. Middlesex, 1969.

RDE – The Readerʼs Digest Great Encyclopaedia Dictionary. In 3 vol. The Readerʼs Digest Association Lmt., 1966.

RH – The Random House American Everyday Dictionary / Ed. by Jess Stein. The American College Dictionary. New York, 1961.

WD Websterʼs New World Dictionary of American Language. Cleveland, New York, 1968.

Список литературы

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд.

Ленин В.И. Полн. собр. соч.

Материалы XXVI съезда КПСС. М., 1981.

О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитательной работы. Постановление ЦК КПСС от 26 апреля 1979 года. М., 1980.

Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М., 1955.

Белодед И.К. Язык и идеологическая борьба. Киев, 1974.

Бэкон Ф. Новый органон. М., 1938.

Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка. Основные проблемы социологического метода в науке о языке. Л., 1929.

Дешериев Ю.Д. Социальная лингвистика. К основам общей теории. М., 1977.

Дорошевский В. Элементы лексикологии и семиотики. М., 1973.

Калачев В.А. Специфика идеологического отражения действительности. Автореф. дис. … канд. филос. наук. Ростов н/Д, 1975.

Клаус Г. Сила слова. Гносеологический и прагматический анализ языка. М., 1967.

Кременюк В.А. «Кризисная стратегия» на службе империализма. Киев, 1979.

Крючкова Т.Б. Язык и идеология. К вопросу об отражении идеологии в языке. Автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 1976.

Ларин В. Международные отношения и идеологическая борьба. М., 1976.

Лосев А.Ф. Философия имени. М., 1927.

Минккинен Л. Критика методологических приемов буржуазной пропаганды. – В кн.: Реальный социализм. Философские проблемы общественного развития. М., 1979.

Разинкина H.М. О разграничении понятий «эмоциональное значение» и «эмоциональная окрашенность». – Иностр. языки в школе, 1968, № 1.

Савранский И.Л. Коммуникативно-эстетические функции культуры. М., 1979.

Словарь современного русского литературного языка. В 17-ти т. М.; Л., 1950 – 1967.

Степанов Ю.С. Семиотика. М., 1971.

Стриженко А.А. Об использовании языка в идеологической борьбе. – В кн.: В помощь преподавателям иностранных языков, вып. 10. Новосибирск, 1979.

Супрун А.Е. Лексическая система и методы ее изучения. – В кн.: Методы изучения лексики. Минск, 1975.

Толстой Л.Н. Полн. собр. соч., т. 43. М., 1929.

Хилтухин Э.И. Крушение легенды. За фасадом буржуазных теорий. М., 1979.

Шор Р. Язык и общество. М., 1926.

Яковлев М.В. Идеология: противоположность марксистско-ленинской и буржуазной концепций. М., 1979.

Larousse Illustrated International Encyclopedia and Dictionary. New York, 1972.

Morris Ch. Signs, Language and Behaviour. New York, 1946.

Ouirk R. The Social impact of Dictionaries in the United Kingdom. – In: Lexicography in English / Ed. by R.I. McDavid, Jr and A.R. Duckert. New York, 1973.

Read A.W. The Social Impact of Dictionaries in the United States. – In: Lexicography in English / Ed. by R.I. McDavid, Jr and A.R. Duckert. New York, 1973.

Roberts P. Understanding English. New York, London, 1958.

Rogetʼs Thesaurus of English Words and Phrases. Harmondsworth, 1977.

Seventh New Collegiate Websterʼs Dictionary. La Habana, 1975.

The Advanced Learnerʼs Dictionary of Current English / By A.S. Hornby, E.V. Gatenby, H. Wakefield. Poznan, 1958.

The Concise Oxford Dictionary of Current English, 4th ed. / Ed. by H.W. Fowler and F.G. Fowler. Oxford, 1956.

The Random House Dictionary of the English Language / Ed. by Chief J. Stein. New York, 1967.

The Shorter Oxford English Dictionary on Historical Principles. 3rd ed., vol. 1 – 2. Oxford, 1973.

Thorndike Century Junior Dictionary. Revised ed. New York, London, 1942.

Time, 1972, September 18.

Websterʼs New World Dictionary of the American Language / Ed. by D.B. Guralnik. New York, 1977.

Websterʼs Third New International Dictionary of the English Language, vol. 1 – 2. Springfield, 1971.