Язык тела: природа и культура

3.1. Мир запахов в жизни человека

Для многих животных мир представляется мозаикой различных запахов. Насекомые, кольчатые черви, рыбы и многие млекопитающие не только отыскивают пищу и воду, но и общаются с сородичами на языке запахов. Для самца бабочки образ партнерши — это прежде всего ее запах. Внешний вид или издаваемые ею звуки имеют вторичное значение. Рыбы не способны к индивидуальному опознаванию, но могут по запаху находить представителей своего вида.

Мир большинства отрядов млекопитающих — это мир запахов. Владельцы собак хорошо знают, что их любимцы, выходя на прогулку, обнюхивают различные окружающие предметы, "читая" мочевые метки других собак, и оставляют свои собственные метки. Собаки по запаху распознают старых знакомцев и выясняют, что во дворе появился новый кобель или течная сука. Для них образ другой собаки, это, в первую очередь, ее запах. Многие животные по запаху определяют близость не только представителей своего вида, но и хищников.

Знания из области ольфакторного поведения животных широко используются человеком в практических целях. К их числу относятся хорошо знакомые каждому репелленты — средства, отпугивающие насекомых. Репелленты не обладают ядовитыми свойствами, они лишь воздействуют на рецрепторы обоняния насекомых. Любопытный опыт использования на практике веществ, отпугивающих млекопитающих, был осуществен в 1995 г. в Кувейте. Правительство этой страны импортировало из Швеции волчью мочу. Этой мочей обрабатывались автотрассы и городские улицы, чтобы заставить верблюдов держаться подальше. Экспермент вполне удался: запах волчьей мочи оказывал на верблюдов отпугивающее действие, и количество аварий на дорогах от столкновения автомобилей с верблюдами резко уменьшилось.

Для представителей отряда приматов из подотряда стрепсириновых (лори, галаго, индри, сифаки, все виды лемуров, руконожки) ольфакторный канал продолжает оставаться основным каналом общения с сородичами. У лемуров имеется значительное количество пахучих желез на теле (в анальной области, на груди, на шее, на запястьях), с помощью которых животные метят территорию и своих партнеров. Метят лемуры и лори также мочей. Лори, например, проливают некоторое количество мочи себе на живот и затем трутся им о различные окружающие предметы, помечая свою территорию.

Однако для большинства представителей отряда приматов из подотряда гаплориновых (обезьян Старого и Нового Света), к которому принадлежит также и человек, дело обстоит не так. Мир обезьян — это, прежде всего, мир зрительных образов и звуков. Обонятельные доли мозга развиты у них слабо, а количество носовых раковин существенно редуцировано. Обезьяны, и мы с вами — микросматики. Однако любой приматолог, занимающийся изучением репродуктивного поведения обезьян, скажет, что ольфакторные стимулы ими используются. Так, например, самцы бурых макаков (в отличие от самок большинства видов обезьян Старого Света, у самок этого вида внешние признаки эструса не выражены) часто "проверяют" сексуальную рецептивность партнерш по запаху. Феромоны (особые белковые соединения, использующиеся животными как половые аттрактанты) самки в свою очередь запускают в секрецию половых гормонов самца. Половые феромоны позволяют животным выбирать партнеров с более устойчивой иммунной системой и таким образом обеспечивают им более успешное размножение.

Долгое время предполагалось, что обоняние не играет существенной роли в жизни человека и ведущим каналом коммуникации у него является зрительный. Если последнее правда, то отчего речь человека изобилует выражениями, непосредственно апеллирующими к запахам и их восприятию? К примеру, когда людям не нравиться какая-то идея, то они часто говорят, что от нее дурно пахнет (такое выражение есть и в русском языке, и в английском). Почему духи и другие виды парфюмерии столь популярны и распространены в современном обществе, а различные ароматические притирания известны с древнейших времен?

По-видимому, традиционные представления, игнорирующие роль ольфакторной коммуникации в жизни человека, нуждаются в серьезном пересмотре. Ниже будет показано, что запахи пронизывают всю нашу жизнь, определяют выбор друзей и репродуктивных партнеров, помогают поддерживать тесные связи между родственниками.

Рис. 3.1. Ольфакторная система человека. |Вомсронозальный орган. Нервные клетки ольфакторной системы

Сравнительно недавно было установлено, что в носовой полости человека имеется особая ольфакторная область, несущая специфические сенсорные клетки и специфический вомеронозальный орган, предназначенный для восприятия феромонов (рис. 3.1). Ольфакторная область расположена по обе стороны носовой перегородки и в верхней части носовой раковины и занимает площадь около 5,0 см². Обонятельные клетки имеют форму веретена и снабжены двумя отростками — периферическим и центральным (Рязанцев, 1997). У человека, как и у других млекопитающих, обонятельный эпителий покрыт "ольфакторной мембраной". Булавовидные утолщения наружных отростков обонятельных клеток лежат на этих мембранах или под ними. Центральные отростки обонятельных клеток образуют тонкие нити, которые проходят сквозь "ситовидную пластинку" крыши полости носа и попадают в полость черепа. В отличие от других нервных волокон эти нити не образуют единого ствола. На нижней поверхности лобной доли мозга они сходятся, формируя обонятельные луковицы. Обонятельные луковицы переходят в обонятельный нерв, непосредственно идущий в глубь мозга.

В обонятельных клетках имеются ольфакторные рецепторы. Как было показано Д. Ланцетом, в обонятельном эпителии вырабатываются два фермента, в задачи которых входит устранение "старых" запахов и подготовка обонятельных рецепторов к восприятию новых. Ферменты разрушают пахнущие молекулы. По мнению Д. Ланцета, различная индивидуальная чувствительность к запахам объясняется тем, что активность ферментов у разных людей — разная. Пока не ясно, участвуют ли в распознавании запахов специфические рецепторы, или идентификация производится благодаря синхронной активации множественных рецепторов (Burchell, 1991).

Есть основания думать, что обоняние у человека более тонкое, чем у человекообразных обезьян. Но человек наравне с другими обезьянами относится к микросматикам, каким же образом люди способны различать тысячи тонких запахов? По мнению ряда исследователей, это объясняется более развитыми когнитивными способностями последних. Мозг человека оказывается способным извлечь гораздо больше сведений из поступающей ольфакторной информации, нежели мозг любого другого примата (Kohl et al., 2001).

Говоря о запахе тела, следует выделить несколько исходных составляющих компонентов запаха. Первый компонент — это индивидуальный биологический запах, связанный с генотипом человека. Второй составляющей индивидуального запаха являются вещества, которые человек получает с пищей и питьем, а третьей — парфюмерные изделия, которыми он пользуется.

Ведущим источником пахучих выделений является в первую очередь кожа человека. В ней находится примерно 3 млн. потовых желез, осуществляющих функцию терморегуляции и одновременно передающих окружающим определенные коммуникативные сигналы. В течение жизни мужчина в среднем выделяет 18000 л пота, а женщина — около 20000 л. Потоотделение зависит от температуры тела, пола, возраста, характера питания и одежды. У детей в возрасте до года терморегуляционные механизмы еще не совершенны, младенцы потеют меньше взрослых. Поэтому у них часто возникают потницы или опрелости. Хотя потоотделение возникло в качестве средства терморегуляции, со временем выделение пота на ладонях, подошвах полностью, а в области подмышечных впадин и лба частично стало функционировать в ответ на психические стрессовые воздействия.

Каждый человек пахнет по-разному. Специфичность запаха связана с уникальным для каждого из нас сочетанием валериановой, капроновой, каприловой, масляной и других кислот, а также интенсивностью обмена веществ. Индивидуальный биологический запах является устойчивой характеристикой человека, он генетически запрограммирован и определяется химической структурой феромонов, секретируемых его организмом (рис. 3.2). Подмышечные впадины являются одним из основных источников запаха. Расположенные там апокриновые железы вырабатывают вместе с потом и феромоны, содержащие специфический индивидуальный компонент. Большую роль в сохранении и распространении такого индивидуального запаха играют волосы, растущие в подмышечной впадине. У людей со слабым развитием волосяного покрова запах пота выражен много слабее.

Рис. 3.2. Локализация мест секреции феромонов на теле мужчины и женщины

Реакции потоотделения — достаточно сложное явление. Они далеко не всегда связаны с температурным воздействием на человека. Хотя большинство областей тела, действительно, обильно потеют в ответ на сильную жару, потоотделение может происходить и независимо от температуры среды. В состоянии стресса у человека потеют ладони, подошвы, подмышки и голова, причем, ладони и подошвы потеют иначе, чем подмышки и голова. Если ладони и подошвы реагируют только на факторы, связанные с эмоциональной реакцией, то подмышки и голова — реагируют как на эмоциональное, так и на температурное воздействие. Получается, что кисти и стопы "заимствовали" потоотделение у системы контроля температуры тела, но в настоящее время потоотделение имеет другую функцию (Моррис, 2001, с.237).

По мнению Д. Морриса, увлажнение ладоней и подошв в ситуации стресса является сигналом готовности организма встретить опасность. Этот автор приводит в своей книге любопытный факт: потение ладоней может наблюдаться как массовый феномен у целых народов во время политических кризисов. Когда во время Карибского кризиса резко возросла угроза ядерной войны, специалисты одного из научно-исследовательских институтов США полностью прекратили эксперименты, связанные с потением ладоней испытуемых, потому что уровень реакций настолько отклонялся от нормы, что делать какие-либо объективные выводы в рамках плановых исследований было бессмысленно.

Факт генетического наследования индивидуального запаха подтвержден экспериментами с различением запаха пота у близнецов. Более сорока лет назад было показано, что специально тренированные на различение запаха пота собаки не в состоянии различить по запаху однояйцевых близнецов (Kalmus, 1955).

3.2. В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и запах

Важную роль в жизни человека играют половые запахи. Возможно даже, что индивидуальный половой запах играет ведущую роль в сексуальной привлекательности как мужчин, так и женщин. Известны случаи, когда люди с заурядной внешностью пользовались исключительной популярностью у лиц противоположного пола, скорее всего, благодаря запаху их феромонов. Известно, к примеру, что Герберт Уэллс пользовался чрезвычайной популярностью у женщин еще до того, как стал популярным писателем. Окружающие его мужчины долго не могли понять секрет такого успеха. Однажды один из его коллег, не выдержав, обратился с вопросом к влюбленной в Уэллса даме, что она в нем нашла. Та, блаженно закрыв глаза, ответила: "Он же пахнет медом" (Рязанцев, 1997, с.219).

Отношение современного человека к запахам тела достаточно негативное. Между тем человек, по-видимому, не может без них обходиться. По историческим сведениям, Наполеон предпочитал всем запахам духов запах тела. Именно запах женского тела действовал на него особенно возбуждающе. Возвращаясь из очередного похода, он посылал Жозефине письмо с нарочным: "Еду — прекращай мыться". Одно из древнейших в мире эротических стихотворений, сочиненное 4500 лет назад в Шумере, воспевает телесный аромат женского тела.

По данным некоторых исследователей, люди, долго находящиеся в одной комнате, быстро утомляются, потому что воздух насыщается половыми аттрактантами. Доказано также, что у мужчины и женщины, спящих под одним одеялом, возникает утомление определенных зон мозга, связанных с половым влечением, и это приводит к снижениею половой активности.

Половые аттрактанты (феромоны) отличаются от обычных запахов и воспринимаются млекопитающими благодаря имеющемуся у них особому вомеронозальному органу. Долгое время вомеронозальный орган у человека считался рудиментарным. Однако современные наблюдения из области этологии и физиологии человека доказывают, что это глубочайшее заблуждение. Вомеронозальный орган не только имеется у человека, но, по всей видимости, играет важнейшую роль в его сексуальном поведении.

Люди, лишенные способности воспринимать половые феромоны, страдают импотенцией. Известны случаи, когда после пластических операций в области вомеронозального органа у пациентов пропадало половое влечение (Рязанцев, 1997).

Феромоны человека несут важнейшую информацию о структуре индивидуального комплекса гистосовместимости (этот комплекс представлен генами, регулирующими иммунную систему человека) и, следовательно, несут в себе информацию о генетических составляющих здоровья данного человека.

Существует два типа феромонов: сигнальные и праймер-феромоны. Сигнальные феромоны вызывают кратковременные изменения, например, высвобождают нейромедиаторы, способные непосредственно воздействовать на поведение реципиента. Праймер-феромоны вызывают долговременные изменения в организме, оказывая непосредственное воздействие на гипоталамо-гипофизарную систему, и запускают в гипоталамусе секрецию гормона, ответственного за высвобождение гонадотропина в гипофизе.

В настоящее время очевидно, что ольфакторная коммуникация играет существенную роль в социальном поведении человека. Это в первую очередь касается отношений мать — ребенок, опознавания родственников по запаху и сходства запаха у лиц, живущих в одном доме (Hold, Schleidt, 1977). Запах играет важнейшую роль в сексуальном поведении человека (Schaal, Porter, 1991; Rikowski, Grammer, 1999; Kohl et al., 2001). Мужские и женские феромоны оказывают существенное воздействие на лиц противоположного пола и делают партнера привлекательным в большей или меньшей степени. Андростенон является мужским феромоном и содержится в поте мужчин (Grower, Ruparelia, 1993). Специфические женские феромоны, названные копулинами, содержатся в вагинальных выделениях (Michael et al., 1975). Их количество сильно варьирует в зависимости от фазы менструального цикла женщины.

3.3. Феромоны и внешняя привлекательность

Следует очевидно признать тот факт, что люди способны распознавать мужские и женские феромоны по запаху. Индивидуальные запахи представителей одного пола также сильно варьируют, и эти различия распознаются противоположным полом. Такие удивительные ольфакторные способности человека не случайны, если мы признаем, что чувствительность к восприятию феромонов сформировалась у него путем полового отбора. Наличие у человека приспособлений, которые позволяют распознавать по запаху здоровых партнеров, способных оставить более жизнеспособное потомство, избегая при этом опасностей инбридинга, трудно переоценить. Исследования показывают, что женщины предпочитают мужчин, чей запах отличается от их собственного. Выбор партнера по запаху идет по принципу различия, а не по принципу сходства, как это имеет место в отношении роста, интеллекта или уровня образования. Ольфакторные метки, таким образом, могут запускать механизм избегания инбридинга и позволяют выбирать партнеров, различающихся по комплексу гистосовместимости.

В процессе эволюции человека происходило формировании многоканальных сенсорных систем для опознавания оптимального репродуктивного партнера. Эти системы строились на комплексе визуальных, вокальных и ольфакторных меток. Разные каналы восприятия действуют как взаимодополняющие. Но они не дублируют информацию, а дают более разностороннее представление о качествах потенциального партнера. Критерии, по которым представители противоположного пола оцениваются как привлекательные, в чем-то совпадают для мужчин и женщин, а в чем-то разительно различаются. Кроме того, оказалось, что оценка партнера как привлекательного зависит от множества внешних факторов, а также варьирует в зависимости от внутреннего состояния выбирающего.

А. Риковски и К. Граммер (Rikowski, Grammer, 1999) выявили положительную связь между внешней привлекательностью женщин и сексуальностью их запаха для мужчин. Чем привлекательнее лицо женщины, тем больше нравится ее запах мужчинам (рис. 3.3). Что касается тела, то женщины, более симметричные по обобщенному индексу ненаправленной асимметрии, пахли более сексуально.

Рис. 3.3. Внешняя привлекательность и сексуальность запаха тела у женщин. Дано по (Rikovski. Grammer, 1999)

Привлекательность мужчин по запаху меняется в зависимости от менструального цикла женщин. В период максимальной рецептивности сексуальность запаха мужчины положительно коррелирует с привлекательностью его лица и отрицательно связана с асимметрией тела (по трем признакам: высота и ширина уха, ширина стопы). Это означает, что женщины в период максимальной вероятности зачатия предпочитают запах мужчин, обладающих наибольшей внешней привлекательностью и симметричностью. Напротив, в фазе минимальной рецептивности мужчины с наиболее привлекательной внешностью пахнут для женщин наименее сексуально.

Восприятие запахов влияет на индивидуальные предпочтения человека и зависит от его пола и индивидуальных обонятельных способностей. Современные данные показывают, что женщины обладают более развитой обонятельной чувствительностью по сравнению с мужчинами (Havlicek et al., 2001). Запах для женщин несравненно более важная составляющая при восприятии окружающего мира, чем для мужчин. Эти различия оказываются в первую очередь существенными, когда речь идет о восприятии представителей противоположного пола. По данным некоторых исследователей, запах имеет решающее значение при выборе полового партнера у женщин, тогда как для мужчин ведущим индикатором служат признаки внешности (Herz, Cahill, 1997; Havlicek et al., 2001). Установлено также, что в сексуальном контексте запах тела партнера служит ведущим возбуждающим стимулом для женщин.

Мужские феромоны андростенол и андростенон содержатся в моче, жировых тканях и потовых выделениях. Андростенол секретируется апокриновыми железами мужчин и содержится в их потовых выделениях. Примерно через 20 минут под воздействием воздуха и бактерий он преобразуется в андростенон. Некоторые люди воспринимают запах андростенола как мускусный, другим он напоминает запах сандала. В любом случае, известно, что запах андростенола воспринимается как приятный, а андростенона — вызывает отвращение.

3.4. Феромоны и настроение человека

Феромоны не только служат индикатором физического или репродуктивного состояния их носителей. Они оказывают непосредственное воздействие на настроение окружающих и модицифируют поведение последних. М. Керк-Смит с соавторами (Kirk-Smith et al., 1978) обнаружили, что запах андростенола оказывает на мужчин и женщин возбуждающее влияние. В одном из экспериментов было показано, что женщины, чью верхнюю губу регулярно обрабатывали андростенолом, испытывали изменения настроения на протяжении полового цикла. В середине цикла они оценивали свое состояние как менее агрессивное, нежели контрольные женщины. В другом исследовании 38 мужчин и 38 женщин надевали на ночь цепочку с подвеской, пропитанной андростенолом (Cowley, Brooksbank, 1991). На следующее утро экспериментаторы фиксировали частоту и интенсивность социальных контактов испытуемых с окружающими. Было показано, что женщины, носившие подвеску с андростенолом, имели значительно большее число контактов с мужчинами по сравнению с контрольной группой, и интенсивность этих контактов также была значительно выше. По-видимому, феромоны человека обладают потенциальной способностью интенсифицировать коммуникацию между полами.

В другой серии экспериментов испытуемым предлагали оценить привлекательность мужчины, изображенного на фотографии, и оценить собственное настроение под воздействием андростенона. Мужчины оценивали изображенного на фотографии мужчину более положительно, если им нравился запах андростенона (Filsinger et al., 1990). А женщины сообщали о снижении сексуального влечении в этих условиях. В исследовании М. Кирка-Смита с соавторами (Kirk-Smith et al., 1978) испытуемым надевали респираторы, пропитанные андростенолом и предлагали оценить степень привлекательности и личные качества людей, изображенных на фотографиях. Испытуемые в целом оценивали женщин, изображенных на фотографиях, как более привлекательных, сексуальных и дружелюбных, а мужчин как более теплых и дружелюбных, чем контрольная группа.

Хотя андростенон является производным андростенола, женщины воспринимают эти два феромона принципиально различным образом. Э. Филсингер с соавторами показали, что нанесение андростенона на тело женщин приводило к тому, что они давали заниженные оценки окружающим мужчинам, тогда как андростенол вызывал у них прямо противоположную реакцию: окружающие мужчины начинали казаться им сексуально привлекательными (Filsinger et al., 1985).

Обобщая все сказанное выше, можно сделать следующие выводы: андростенон и адростенол являются своего рода антагонистами. Андростенон вызывает и стимулирует у женщин негативные эмоции в направлении мужчин, напротив, андростенол пробуждает у женщин положительные ощущения. Андростенол, таким образом, может рассматриваться как мужской феромон, повыщающий привлекательность его обладателя для представительниц женского пола.

Почему же в таком случае андростенон имеет более интенсивный и стойкий запах по сравнению с андростенолом? Почему время существования андростенола много меньше (всего около 20 минут), чем андростенона, если именно андростенол оказывает положительное воздействие на женщин? Долгое время исследователи затруднялись ответить на этот вопрос. В начале 1990-х годов К. Граммер предложил свою версию эволюции сигнальной системы андростенон-андростенола, по которой андростенон служит для женщин избирательным феромоном-аттрактантом в периоды наиболее вероятного зачатия (Grammer, 1993). В эксперименте 290 женщин оценивали по степени привлекательности запах андростенона в разные фазы менструального цикла. В период овуляции женщины оценивали запах андростенона как максимально приятный в сравнении с другими стадиями цикла (рис. 3.4).

Рис. 3.4. Пример теста с оценкой влияния феромонов на привлекательность полового партнера, разработанного К. Граммером (фото К. Граммера)

Многочисленные исследования показывают, что восприятие женщинами мужской внешности сильно варьирует на разных стадиях цикла. Возможно, что именно восприятие андростенона оказывает решающее влияние на эмоциональную оценку мужской привлекательности. Косвенным подтверждением важной роли андростенона в выборе сексуального партнера является тот факт, что аносмия (нечувствительность к запаху) к андростенону также варьирует в зависимости от физиологического состояния женщин. В фазе максимально вероятного зачатия количество женщин с аносмией по этому феромону минимально.

3.5. Копулины и "война полов"

Роль половых феромонов становится более понятной, если обратиться к теории родительского вклада (Trivers, 1972). Эта теория предсказывает, что женщины, ориентированные на долговременные отношения с партнером, должны уметь распознавать и правильно выбрать тех мужчин, которые готовы вкладывать свои силы и средства в воспитание детей. При оптимальном выборе женщины снижается ее персональный вклад в ребенка, тогда как общий родительский вклад в него возрастает за счет помощи со стороны отца. Мужчины могут оставлять потомство, прибегая к двум альтернативным стратегиям: стратегии кратковременного партнерства и стратегии долговременного партнерства. В первом варианте мужчина может оставлять значительное количество потомства, вступая в кратковременные половые связи с большим числом фертильных (способных к зачатию) женщин. При этом его родительский вклад оказывается минимальным и все заботы ложатся на плечи матери. А уверенность в отцовстве (применительно к каждой временной связи) оказывается малоактуальной. Во втором случае мужчина устанавливает постоянные связи с конкретной женщиной и заботится о детях, появившихся в результате этих отношений. Постоянная связь обеспечивает мужчине уверенность в отцовстве. В этой ситуации значительный вклад в заботу о ребенке является эффективной стратегией, повышающей итоговую приспособленность мужчины.

Мужчины и женщины должны быть крайне осмотрительны в выборе партнеров для достижения максимального репродуктивного успеха. Логично предполагать, что у мужчин и женщин имеются развитые когнитивные механизмы, адаптированные к реальным биологическим ограничениям в условиях полового отбора и выраженным различиям половых стратегий у представителей противоположного пола. Однако типичной особенностью человека (по сравнению с большинством обезьян) является скрытая овуляция. Вопреки тому обстоятельству, что овуляция сопряжена с целым комплексом отчетливых физиологических и поведенческих изменений, наблюдения показывают, что ни мужчины, ни женщины не способны на сознательном уровне распознать момент овуляции. Однако в активе человека механизмы распознавания момента овуляции все же имеются, и решающую роль здесь играет обоняние. Распознание происходит на подсознательном уровне.

Причины возникновения скрытой овуляции у человека неоднократно обсуждались в антропологической и этологической литературе. Освещая проблемы ольфакторной коммуникации человека, уместно будет привести несколько наиболее логичных теорий. Первая группа теорий рассматривает скрытую овуляцию как приспособление, вынуждающее самцов к формированию устойчивых связей (Alexander, Noonan, 1979; Symons, 1979). Постоянные связи в условиях скрытой овуляции стали единственным шансом для самцов, обеспечивающим уверенность в отцовстве (Trivers, 1972). Эволюция постоянных связей самец-самка была тесно сопряжена с развитием у самцов острого чувства страха быть обманутым партнершей. В условиях постоянных связей постепенно выработались механизмы, обеспечивающие мужчинам уверенность в отцовстве.

По другой версии, скрытая овуляция возникла как способ успешного обмана женщиной своего постоянного полового партнера в условиях моногамии (Bernshoff, Thornhill, 1979). При этом женщина получила возможность одновременно изменять брачному партнеру в поисках "хороших генов" для своего потомства (это повышало выживаемость детей и их качество), оставаясь незамеченной, и получать постоянную помощь в воспитании детей со стороны супруга. Исследования, проведенные М. Беллисом и Р. Бейкером (Bellis, Baker, 1991), подтверждают правоту второй теории. Большинство внебрачных копуляций, в которых женщины не предохранялись, имели место в период овуляции. Чаще всего такие внебрачные сношения происходили вскоре после половой близости с постоянным партнером. Было установлено также, что пик измен приходится на период овуляции. Если выбор женщины оказывался правильным, сперма случайного кратковременного полового партнера выигрывала конкуренцию со спермой постоянного партнера, обеспечивая будущему ребенку более качественные гены.

Таким образом, в условиях моногамии скрытая овуляция обеспечила женщинам возможности для реализации наиболее успешных репродуктивных стратегий и позволяла им снизить собственный родительский вклад в генетически наиболее успешных потомков.

Наряду с признаками внешности, феромоны (копулины), содержащиеся в вагинальных выделениях женщины, обеспечивают ее неотразимость в глазах мужчин. Интенсивность и привлекательность копулинов в разные фазы менструального цикла сильно варьирует (Doty et al., 1975). Мужчины оценивали запах копулинов в пике овуляции как наиболее интенсивный и наименее неприятный. В другом исследовании анализировали связь между секрецией половых гормонов у мужчины под воздействием копулинов (Juette, 1995). Копулины, секретируемые женским организмом в пике овуляции, стимулируют у мужчин секрецию андрогенов и снижают их способности к объективной оценке внешней привлекательности партнерши. Копулины, по сути, представляют собой превосходно сбалансированное "стратегическое оружие", безотказно работающее в "битве между полами", которое эволюционировало в условиях дифференцированного родительского вклада (Kohl et al., 2001).

3.6. Феромоны и синхронизация менструального цикла у женщин

Женские феромоны могут вызывать синхронизацию половых циклов у других женщин. Синхронизация наступает после того, как женщины живут в тесной близости друг от друга на протяжении нескольких месяцев. М. Рассел с соавторами (Russell et al., 1980) установили, что если наносить мазки потовых выделений от женщин с регулярными месячными другим женщинам, не находящимся с первыми в прямом контакте, то после 4 месяцев их циклы синхронизируются с циклами хозяек пота. Такая синхронизация, по всей видимости, развилась в эволюции человека параллельно с развитием скрытой овуляции (Turke, 1984). С возникновением скрытой овуляции мужчины вынуждены были формировать устойчивые парные отношения с конкретной партнершей и не искать дополнительных сексуальных связей на стороне, ибо такое неосмотрительное поведение могло привести к тому, что мужчина пропускал фертильный период у своей основной партнерши. Синхронизация циклов должна была стать особенно выраженной, когда предки человека стали жить на стоянках — в небольших хижинах, или пещерах, где половые запахи накапливались в высокой концентрации.

3.7. Родственники пахнут лучше?

Установлено, что люди способны распознавать друг друга по запаху. Прежде всего это распознавание родственников. Уже в возрасте двух дней дети узнают матерей по запаху, а матери их (Schaal et al., 1980). Таким образом, уже в первые дни жизни у ребенка и матери возникает импринтинг на запах друг друга, тогда как другие компоненты образа (зрительные и слуховые) становятся значимыми несколько позднее. В возрасте 3-6 лет дети в состоянии различать по запаху своих родных братьев и сестер. Взрослые способны отличить свой запах и запах своих половых партнеров от запаха незнакомых людей (Hold, Schleidt, 1977).

Человеческие запахи, несомненно, являются сигналами, воздействующими на настроение и степень индивидуального возбуждения. В условиях массового анонимного общества, которым является сообщество любого большого города, индивидуальные запахи принято маскировать духами и дезодорантами. Такая стратегия являет собой вариант мимикрии, целью которой является маскировка собственного индивидуального запаха и выражение индивидуальности в менее провоцирующем духе.

Вместе с тем в условиях повышенной скученности — например в транспорте, неумеренное пользование парфюмерией также может вызвать сильное недовольство окружающих. Одна из студенток-слушательниц данного курса, живущая в Подмосковье, к примеру, была свидетельницей коллективного негодования пассажиров пригородного автобуса в отношении женщины, использовавшей духи с сильным запахом. "Вот, шалава, надуханилась, куда ты едешь?" — раздавались множественные возгласы.

Восприятие запаха как приятного или неприятного существенным образом детерминировано культурой. Так, например, для современных европейцев и американцев запах духов "Шанель" является приятным. Но папуасам Новой Гвинеи, ведущим традиционный образ жизни, этот запах представляется отталкивающим, а запах свиного жира, напротив, рассматривается как крайне привлекательный. Русским не нравится запах жареной селедки, которую часто используют в качестве важного составляющего традиционного блюда вьетнамцы. Примеров такого рода можно привести множество.

Интегрирующий эффект запахов становится более очевидным, если мы обратимся к факту существования долгосрочной памяти на запахи. Ольфакторное восприятие происходит преимущественно на подсознательном уровне и не контролируется нашим сознанием. Однако воспринятые запахи влияют на эмоциональное состояние объекта.

Восприятие запахов, по всей вероятности, играет важную роль в формировании социальных связей типа мать-ребенок, сексуальные партнеры, в установлении дружественных связей между жителями одного жилища или географической местности.

3.8. Роль запаха в индивидуальном общении

Запах является важным средством коммуникации не только в сфере полового поведения и родственного опознавания, но и мощным фактором регуляции социального поведения. Животные передают с помощью запахов информацию о стрессе, тревоге и страхе. Ольфакторный сигнал тревоги у муравьев в зависимости от статуса подающего этот сигнал может вызывать у членов колонии агрегацию, дисперсию или защитную реакцию (Wilson, 1985). Феромоны тревоги обнаружены также у пчел и вшей (McAllister, Roitberg, 1987; Nunez etal., 1997). А земляные черви в случае нападения на них хищников выделяют феромон страха, который отпугивает сородичей от того места, в котором в момент опасности находилась данная особь (Ressler et al., 1968). Среди позвоночных феромоны тревоги наиболее детально исследованы у рыб. Уже в начале 40-х годов XX в. К. фон Фриш установил, что в ситуациях опасности рыбы выделяют в воду особые биохимические вещества тревоги, которые служат сородичам сигналом к бегству и защите (Von Frisch, 1941). Гольцы демонстрируют выраженную реакцию избегания щуки без всякого предварительного опыта общения с нею. По мнению Брауна с соавторами, это происходит потому, что все гольцы, погибшие в пасти щуки, маркируют хищницу особыми пахучими метками (Brown et al., 1995). Сигналы тревоги широко используются также млекопитающими. Монгольские песчанки при контакте с кошками маркируют опасные места специфическим запахом, который заставляет сородичей обходить эти участки стороной, а кошки, в свою очередь, способны по этому запаху вычислять присутствие песчанок (Соске, Thiessen, 1986). Крысы способны по запаху определить, что их сородичи чем-то напуганы (Valenta, Rigby, 1968). А самцам мышей больше нравится запах сородичей, только что выигравших поединок, по сравнению с проигравшими, и сородичей в спокойном состоянии по сравнению с мышами, только что подвергнувшимися ударам тока (Carr etal., 1970).

Вышеприведенные факты однозначно свидетельствуют о том, что млекопитающие обладают развитыми ольфакторными способностями передавать сородичам информацию об опасности, стрессе и потребности в защите. Напуганный щенок или детеныш обезьяны демонстрируют свой страх не только позой и высоким вокалом, но и при помощи запаха. Возникает вопрос, имеется ли что-либо подобное в репертуаре невербального поведения человека? Исследования последних лет позволяют дать положительный ответ на этот вопрос. Прежде всего речь идет о запахе страха.

К. Аскерл с соавторами провели элегантный эксперимент, свидетельствующий о том, что испуганные люди пахнут иначе, нежели люди в спокойном состоянии (Ackerl et al., 2002). Более того, окружающие способны дифференцировать по запаху, когда человек встревожен, а когда находится в расслабленном состоянии.

В этом эксперименте 42 испытуемым женщинам одевали специальные, лишенные запаха футболки и закрепляли у них подмышками прокладки, пропитанные веществами, адсорбирующими и фиксирующими запахи. Возраст женщин варьировал от 18 до 33 лет, все они должны были воздерживаться от курения, употребления алкоголя и острой пищи накануне и в день экспериментов. Женщин также просили не пользоваться духами, дезодорантами и другими средствами личной гигиены, обладающими сильным запахом. Непосредственно перед исследованиями женщин просили вымыть подмышки специальным жидким гигиеническим средством, лишенным запаха. В течение двух последовательных дней в одно и то же время суток испытуемым демонстрировали два фильма: фильм ужасов и нейтральный видеосюжет с видами окрестностей Вены. Длительность каждого фильма была одинаковой (70 минут). Каждая женщина смотрела фильм в полном одиночестве, температура экспериментального помещения была стандартной (26°С). Сразу после эксперимента подмышечные прокладки помещали в отдельные пластиковые пакеты и замораживали до температуры -20°С. До и после просмотра фильма испытуемых просили заполнить стандартные опросники для определения уровня тревожности. Помимо этого у женщин собирали образцы слюны для определения содержания кортизола.

На втором этапе эксперимента 62 независимых женщины-эксперта должны были дать заключение о своих впечатлениях по поводу предъявляемого им запаха. Экспертов просили оценить три пробы в случайном порядке по следующим параметрам: интенсивность запаха, насколько он приятен, насколько данный запах ассоциируется с агрессией, насколько запах ассоциируется со страхом (Ackerl et al 2002).

Результаты тестов, заполненных испытуемыми женщинами, показали, что уровень их тревожности достоверно повышался после просмотра фильма ужасов. Это позволило авторам работы сделать вывод о том, что фильм ужасов может служить надежным экспериментальным стимулом для возбуждения страха. Вопреки ожиданию, в обоих случаях (фильм ужасов и нейтральный сюжет) у испытуемых наблюдалось падение уровня кортизола в слюне. Последнее обстоятельство, по-видимому, объясняется наличием циркадных ритмов в уровне кортизола у человека с максимальными значениями в утренние часы и минимальными — в вечернее время. Вместе с тем падение уровня кортизола было достоверно меньшим после просмотра фильма ужасов, что говорит о том, что состояние страха, вызванное фильмом, препятствовало естественному спаду уровня гормона стресса. Обнаружено также, что женщины-эксперты способны дифференцировать запахи женщин, смотревших фильм ужасов и нейтральный сюжет с видами природы. В первом случае запах расценивался как более интенсивный, неприятный и ассоциирующийся с агрессией. Таким образом, человек, аналогично большинству млекопитающих, способен воспринимать тревогу по запаху сородичей, и этотольфакторный сигнал, видимо, является специфическим феромоном страха.

3.9. Кросс-культурные различия в оценке запаха пота

Отношение к запаху пота как к чему-то неприятному типично для современной культуры большого города. Однако во многих культурах дело обстоит совершенно иначе. У целого ряда традиционных культур присутствуют даже особые ритуалы передачи пота другому человеку (Eibl-Eibesfeldt, 1989). У гиджингали — одного из австралийских племен Арнемленда — мужчина, прощаясь с другим мужчиной, потирает руками у себя подмышками, а вслед за этим — натирает запахом своего пота бока друга. В процессе трансового танца у бушменов Г/ви (G/wi) танцующие переносят свой пот из подмышечной области и с лица на больного. Кроме этого — бушмены натирают руки о голову и переносят запах своих волос на других.

В ряде культур можно наблюдать личностное отождествление себя с запахом пота. Люди верят, что запах пота, переданный вместе с благими пожеланиями, может оказывать реальную помощь другому, придавая ему новые силы. В. Шефенхофель (Schiefenhovel, 1997) наблюдал, как женщина айпо (одно из племен папуасов на Новой Гвинее) помогала другой в работе: для этого она регулярно терла листком папоротника у себя подмышками и затем ударяла им работающую. А в русской культуре верили, что запах пота является важнейшим компонентом любовной магии (Этинген, 2002, с. 163-164): «Мужчина должен хорошенько вспотеть и, обтерши пот платком, тем же платком утереть любимую женщину, приговаривая про себя: "Как у меня раба Божьего, пот кипит и горит, так же бы и у рабы Божьей кипело и горело сердце обо мне, рабе Божьем"».

Роль запаха исключительно велика в арабской культуре (Холл, 1997). В то время как для нас дышать в лицо собеседнику — верх бескультурья, для араба это один их важнейших каналов общения. Вдыхать запах друга — большая радость и удовольствие. Запах играет исключительно важную роль и при выборе супруги. Во время сватовства у арабов на это качество девушки обращается самое пристальное внимание. Невесту даже могут отвергнуть только на том основании, что она не очень хорошо пахнет. Проявление любви и нежности в европейских культурах часто передается с помощью объятий и поцелуев. Однако во многих культурах Востока (Китай, Япония, Корея) влюбленные трутся носами или обнюхиваются.

В японской культуре запах пота традиционно рассматривается как что-то неприятное. Правда, при этом следует учитывать тот факт, что большинство коренных обитателей Японских островов лишены запаха пота. Запах пота представляется настолько нестерпимым, что молодые мужчины, от которых пахнет потом, освобождаются от воинской службы. Нам это может показаться невероятным, однако такая естественная с точки зрения каждого европейца особенность физиологии рассматривается японцами как серьезный "дефект" сродни плоскостопию, эпилепсии и т.п. Вообразите теперь, сколько сил и мужества должны проявить японцы при общении с европейскими коллегами, ведь даже обычное рукопожатие может оставить на руке другого человека легкий запах вашего тела!

Отдельные архаические представления, связанные с потовыми выделениями, сохранились и у некоторых европейских народов. Так, в отдельных районах Австрии и в странах Средиземноморья молодые мужчины во время танца размахивают перед своей партнершей носовым платком, предварительно проведя им у себя подмышками (Eibl-Eibesfeldt, 1989).

4.1. Типы мимических сигналов и универсальные мимические выражения

Мимика у высших приматов, в том числе и у человека, играет, пожалуй, ведущую роль в передаче информации при общении на близком расстоянии. Сходство мимических выражений у человека и человекообразных обезьян поразительно (рис. 4.1). Анализ способности контролировать проявление эмоций показал, что люди в большей мере способны контролировать мимику, нежели жесты, позы или интонацию. Это не случайно, поскольку для человека как существа общественного умение скрывать свои чувства и подавлять внешнее эмоциональное отношение к окружающим могло быть жизненно важными и адаптивным. Доказано, что человек обращает первостепенное внимание на лицо собеседника, поэтому именно контроль над мимикой оказался наиболее значимым.

Рис. 4.1. Сходство мимических выражений лица у человека и шимпанзе

(по материалам сайта www.bushorchimp.com)

Человеческое лицо несет в себе целый комплекс сигналов, и эти сигналы не всегда несут в себе взаимодополняющую информацию. С этим обстоятельством связаны частые неудачи в адекватном восприятии мимики окружающих. П. Экман и В. Фрайзен различают три типа сигналов, связанных с лицом (Ekman, Friesen, 1975, p. 10-11): 1) статичные (к этой категории относится цвет кожи, форма лица, особенности строения черепа и распределения мягких тканей на лице, расположение и форма бровей, глаз, носа, губ); 2) медленные сигналы, несущие в себе информацию об изменениях внешности во времени (например форма и расположение постоянных морщин, изменение мышечного тонуса, степень гладкости кожи, появление пигментных пятен); 3) быстрые сигналы, воспроизводящиеся за счет движений лицевых мускулов и приводящие к временным изменениям внешности, сдвигам в толщине мягких тканей на лице и временным морщинам. Такие мимические сигналы появляются на лице на краткое время и затем бесследно исчезают. К быстрым сигналам относятся также микровыражения, длящиеся доли секунды. Лишь натренированный глаз человека способен их распознать и идентицифировать. В большинстве же случаев люди не замечают микровыражения.

Лицо человека-это система, несущая целый комплекс информации. На лице отражается информация об эмоциях, настроении, отношении человека к происходящему, о его характере, принадлежности к социальному слою, степени привлекательности, также о возрасте, поле и определенном расовом происхождении. Человеческие эмоции порождают типичную мимическую реакцию, связанную с деятельностью лицевых мышц. Работы П. Экмана с соавторами показали, что каждая базовая эмоция связана с конкретной мышечной реакцией, при этом лицо принимает конкретное выражение. Эмоциональная мимика не передается путем статичных или медленных сигналов, но они могут оказывать существенное влияние на наше субъективное восприятие конкретного эмоционального выражения. Так, выражение радости, грусти, удивления может в значительной мере модифицироваться в зависимости от того, какова форма лица, полное оно или худое, уплощенное или выступающее вперед, каков цвет кожи и возраст исполнителя.

Мимика человека имеет индивидуальные особенности, связанные с антропологическим строением лица. Некоторые исследователи полагают, что непроизвольные мимические движения имеют высокую генетическую обусловленность (Bracken, 1969). Это предположение подкрепляется данными близнецовых исследований, по которым мимические реакции монозиготных близнецов в идентичных ситуациях обнаруживают значительно большее сходство, нежели дизиготных близнецов. А. Летоваара показал, что тип мимики совпадал при показе картинок приятного и нейтрального содержания у 40,8% пар монозиготных близнецов, тогда как в дизиготных парах он был сходен только в 4,3 % случаев (Letovaara, 1938). К разряду непроизвольных движений, имеющих высокий генетический компонент, относится и "шейно-плечевой рефлекс", являющийся начальной стадией движения испуга. "Шейно-плечевой рефлекс" также относится к категории поведенческих универсалий. Это видоспецифическая человеческая реакция, прямые гомологии которой можно усмотреть в поведении приматов и многих других млекопитающих (отшатывание, отведение головы назад, отбегание у обезьян).

4.2. Мимика и ее роль в жизни человека

Мимика человека — один из наиболее развитых каналов невербальной коммуникации. В онтогенезе приматов прослеживается последовательное развитие мимики, что непосредственно связанно с дифференциацией мускулатуры лица (рис. 4.2). Мимика у высших приматов при общении на близком расстоянии играет, пожалуй, ведущую роль в передаче информации. Способность распознавать эмоции и адекватно на них реагировать локализована в правом полушарии мозга, тогда как левое ответственно за речь и обозначение объектов. Контроль за мимикой осваивается каждым человеком в процессе социализации. По всей вероятности, тенденция к контролю мимических выражений лица стала закладываться еще на стадии общих предков человека и африканских человекообразных обезьян. Описаны отдельные случаи, когда гориллы и шимпанзе закрывали рукой нижнюю часть лица, чтобы не выдать своего эмоционального состояния партнерам и тем самым ввести их в заблуждение (Tanner, Byrne, 1993).

Рис. 4.2. Мимическая мускулатура лица человека. Степень ее развития у человека намного превосходит таковую у обезьян.

Дано по (Sobotta, Becher, 1972)

Способность контролировать мимику достигается каждым человеком в процессе социализации и в значительной мере индивидуальна. Маленькие дети стараются скрыть эмоции, закрывая рот (нижнюю часть лица) ладошкой (очень похоже на движение гориллы). А подростки, когда обманывают, часто обводят пальцами вокруг губ или прикрывают подбородок и губы (Пиз, 1992). У взрослых такие жесты почти не встречаются, свидетельство того, что тактика обмана окружающих путем контроля за выражением своего лица ими уже освоена окончательно.

Для успешного общения в коллективе необходимо, чтобы человек демонстрировал мимический комплекс, в который входили бы как элементы контролируемой, так и спонтанной мимики. Мимическая активность контролируется лимбической системой и корой головного мозга (рис. 4.3) (Блум и др., 1988). Подробнее об этом см. главу 10.

Рис. 4.3. Мимическая активность контролируется лимбической системой и корой головного мозга. Дано по (Блум и др., 1988)

Насколько важным бывает адекватное сочетание контролируемых и некотролируемых мимических выражений, можно судить на следующем примере. Контроль за мимикой — эволюционно позднее явление, возможно, тесно сопряженное с развитием членораздельной речи. В случаях повреждения коры может наблюдаться потеря способности управлять собственным лицом. Спонтанные же проявления эмоций остаются при этом прежними. Напротив, при болезни Паркинсона поражается лимбическая система и наблюдается обратная картина: люди способны сознательно отражать на лице те или иные эмоции, но не могут спонтанно их продуцировать. Сопоставление этих двух типов нарушений указывает на ведущую роль спонтанных мимических реакций для обеспечения нормальной коммуникации между партнерами (для поддержания темпов дружественной беседы и близкого общения). Наблюдения Б. Пентланд и Т. Питкерн с соавторами (Pentland et al., 1997) показали, что пациенты с болезнью Паркинсона испытывают сложности в самовыражении. Даже медицинский персонал, который с ними общается, воспринимает их как холодных, неконтактных, неинтеллектуальных и неприятных в общении.

Желание современного человека выглядеть молодо повлекло за собой целый бум в развитии косметические средств, массажных техник и косметической хирургии. В последние годы большую популярность приобрели иньекции ботокса (этот препарат представляет собой ботулиновый токсин — паралитический яд) в мягкие ткани лица. Этот безоперационный способ омолаживания лица дает выраженный омолаживающий эффект сроком около трех месяцев за счет парализации лицевой мускулатуры. В результате такой процедуры лицо выглядит гладким и даже глубокие морщины практически исчезают. Однако подобные процедуры имеют один явно негативный эффект с точки зрения этологов: они существенным образом ограничивают естественную мимическую коммуникацию человека. Одними из первых на этот, казалось бы, незначительный недостаток, обратили внимание некоторые голливудские режиссеры (в их числе М. Скорсезе и Б. Лурман). Они жалуются, что в настоящее время найти актрису, способную выразительно играть без слов становится все труднее, потому что кинозвезды практически поголовно пользуются инъекциями ботакса, который делает лицо молодым и красивым, но при этом превращает его в безжизненную маску.

Со времен Ч. Дарвина (1872) продолжает идти дискуссия об отражении эмоций в мимике человека и их значимости для межиндивидуальных взаимодействий. Основной вопрос, интересующий специалистов: до какой степени адекватно внешние мимические проявления дают информацию о внутреннем состоянии индивида, и какое эмоциональное состояние наблюдатели ассоциируют с конкретной мимической демонстрацией (Ekman, 1982; Russel, 1995).

В настоящее время достигнуто определенное согласие относительно универсальности мимических проявлений основных базовых эмоций (Eibl-Eibesfeldt, 1989; Ekman, 1982). Вместе с тем стало также очевидным, что мимические проявления эмоций поддаются сознательному контролю гораздо лучше, чем жестикуляция или движения тела. Это обстоятельство, по всей видимости, определило наличие существенных кросс-культурных различий в нормах проявления эмоций (правилах демонстрации). Культурно-специфические правила демонстрации могут усиливать или ослаблять базовые выражения эмоций. По этой причине одни культуры воспринимаются как более открытые и эмоциональные (например испанцы, южные итальянцы, грузины, армяне, арабы, украинцы), другие — как малоэмоциональные (например исландцы, шведы, норвежцы, японцы, североамериканские индейцы).

В заключение этого раздела хотелось бы подчеркнуть следующее. Важным этапом в эволюции человека несомненно следует считать формирование механизмов контроля эмоций на уровне коры больших полушарий, благодаря чему люди получили возможность обманывать окружающих относительно своих намерений и скрывать истинные чувства, однако в повседневной жизни мы постоянно сталкиваемся с доказательством того, что спонтанное выражение эмоций остается не просто значимым коммуникативным сигналом человека, но может иметь решающее значение для социального взаимодействия. Информация, содержащаяся в этом невербальном сигнале, столь значима, что во многих случаях вербальный канал оказывается бессильным изменить или скорректировать представление о данном собеседнике.

4.3. Спонтанная и контролируемая мимика

Итак, мимические выражения могут быть спонтанными и контролируемыми. В первом случае мимика является отражением эмоций, и, по мнению большинства этологов, многие спонтанные мимические выражения одинаковы для всех людей, независимо от культурной принадлежности. Напомним, что идею универсальности мимических эмоциональных выражений выдвинул Ч. Дарвин в 1872 г. Он предложил рассматривать их как биологически детерминированные сигналы, сформировавшиеся в результате эволюции.

Правда, нужно также помнить, что в своей книге, посвященной анализу эмоций, Ч. Дарвин обращает внимание на тот факт, что лишь немногие эмблемы (однозначно понимаемые выражения, имеющие прямой вербальный аналог) универсальны, тогда как большая их часть культурно-специфичны.

Работы П. Экмана сыграли ведущую роль в разрешении спора между сторонниками мимических универсалий и их оппонентами. В одном из экспериментов испытуемым студентам американского и японского колледжей демонстрировали фильмы, вызывающие стресс. Часть времени испытуемые смотрели фильм в одиночку, часть — во время беседы с ассистентом экспериментатора, принадлежавшего к одной культуре с данным студентом. Мимика испытуемого в течение всего этого времени фиксировалась на видеопленку. Оказалось, что мимика американских и японских студентов-испытуемых, просматривающих фильм в одиночку, была практически идентичной. Напротив, в присутствии ассистента, как и ожидалось, в соответствии с правилами демонстрации, предписанными каждой культурой, мимические выражения американцев и японцев имели слабое сходство. Японские студенты сильнее маскировали выражение неприятных эмоций (например отвращение) улыбкой, и делали это заметно чаще, чем американцы. Этот эксперимент наглядно показал, что существует универсальное сходство в проявлении спонтанных эмоций, однако представители разных культур отличаются по степени контроля собственных мимических выражений (Ekman, Friesen, 1975, р.24). Последнее зависит от того, как конкретная культура предписывает вести себя на людях.

В другой серии экспериментов американцам, чилийцам, аргентинцам, бразильцам и японцам демонстрировали фотографии с ярко выраженными контрастными мимическими выражениями лица. Во всех случаях испытуемые были способны правильно истолковать эмоцию, стоящую за конкретной фотографией (гнев, испуг, отвращение, радость и пр.). Модифицированный эксперимент того же плана провели также с представителями одного из племен Юго-Восточного Высокогорья Новой Гвинеи (Ekman, Friesen, 1971). Ввиду того, что папуасы не имели опыта участия в психологических тестах, процесс эксперимента был несколько модифицирован: испытуемому предъявлялись три фотографии с разными эмоциональными выражениями, а переводчик в это время читал историю с выраженным эмоциональным контекстом. Папуасы должны были выбирать адекватные сюжету фотографии. Жители Новой Гвинеи испытывали лишь трудности с различиями между мимикой испуга и удивления. Последнее не столь удивительно, если вспомнить, что некоторые исследователи предлагают рассматривать эти эмоции как синонимы. Уже Ч. Дарвин в свое время отмечал, что удивление может перерасти в страх.

Почти сто лет спустя другой исследователь, Томкинс, показал, что стимулы, вызывающие эмоции интереса, страха и ужаса, могут быть сущностно сходными и различаться лишь по своей модальности. Стимул умеренной интенсивности вызывает интерес, а стимул максимальной силы — ужас (Tomkins, 1962). Если пронаблюдать за реакцией ребенка на незнакомый звук, то можно заметить, что звук умеренной силы пробуждает у него интерес, а тот же звук большей интенсивности, предъявленный впервые, вызывает у ребенка испуг и даже ужас. Эмоция, несущая в себе компоненты интереса и страха, обнаруживается у младенцев очень рано — уже через несколько часов после появления на свет (Bower, 1974).

Противники теории универсальности мимических выражений постоянно пытаются опровергнуть эти наблюдения, настаивая на том, что эмоции являются социальными конструктами. В одном из вариантов такой критики речь идет о том, что универсальными являются только отдельные компоненты мимического выражения, а не все выражение. Это противоречит данным о связи между мышечной базой и выражениями лица.

Существуют, однако, культурные различия в восприятии силы эмоции (Ekman, Keltner, 1997, p.33). Японцы склонны воспринимать мимические выражения как менее интенсивные по сравнению с американцами, независимо от типа самой эмоции и того, кто демонстрирует эмоцию — японец или американец, мужчина или женщина.

Помимо наличия универсального и культурного компонента мимика содержит и индивидуальный компонент. В пределах одной культуры степень мимической выразительности может варьировать. Способность контролировать мимику достигается каждым человеком в процессе социализации и в значительной мере основана на личном опыте. Подтверждением этого тезиса служат данные о том, что сходство произвольных мимических движений в парах близнецов (монозиготных и дизиготных) практически отсутствует (Равич-Щербо и др., 1999).

Можно выделить несколько фаз процесса освоения контроля за собственной мимикой. Дети в возрасте 1-3 лет еще не осознают потребности в контроле за собственным лицом. Маленькие дети (4-5 лет) стараются скрыть эмоции, закрывая рот (нижнюю часть лица) ладошкой и, следовательно, неосознанно начинают осваивать азы мимического поведения. Подростки часто прикрывают подбородок и губы, когда говорят неправду (Пиз, 1992), все же они способны уже достаточно хорошо владеть собственной мимикой. У взрослых сознательный контроль за выражением лица уже освоен, и подобные движения практически не встречаются. Взрослые могут "надевать" налицо необходимую маску, скрывая под нею свои настоящие чувства. Разумеется, в большинстве случаев контролируемая мимика перемежается с неконтролируемой, и в реальном социальном общении мы сталкиваемся с потребностью соблюдать некоторый паритет между сознательными и бессознательными мимическими демонстрациями. По всей видимости, формирование потребности в контроле за выражением лица у человека было тесно связано с эволюцией самосознания.

Степень контроля за невербальным поведением может являться также культурно-специфичным показателем. К числу культур, жестко регламентирующих внешнее выражение чувств, относится, прежде всего, японская культура (Пронников, Ладанов, 1985). Хотя детей с детства обучают скрывать свои чувства и отрицательные эмоции во всех проявлениях, упор, главным образом, делается на мимику. Японцы мастерски владеют своим лицом, а вот руки порой выдают их истинное состояние. В одном из своих рассказов под названием "Носовой платок" Р. Акутагава повествует о женщине, потерявшей сына и пришедшей сообщить об этом его университетскому профессору (Акутагава, 2000). Лицо женщины излучало спокойствие и на нем играла слабая улыбка, лишь руки женщины, отчаянно комкавшие носовой платок, свидетельствовали о ее невыносимом страдании.

Арабская культура и культуры Средиземноморья (итальянская, испанская) характеризуются исключительной выразительностью мимики. В этих культурах не принято скрывать свои чувства. Люди могут громко смеяться или плакать в общественных местах, и это никому не покажется неприличным.

Следует помнить, что культуры могут различаться по силе проявления эмоций и по порогу восприятия эмоциональных сигналов, но тип эмоций и их внешнее невербальное проявление универсальны. Универсальна также и человеческая способность идентифицировать базовые эмоции. Эти данные указывают на фундаментальную значимость невербальной коммуникации в жизни человека, а также на недавнее общее эволюционное прошлое человечества.

В пределах культуры контроль за собственной мимикой варьирует от индивидуума к индивидууму. Умение контролировать свое лицо может носить профессиональный характер. Истинным актерам важно как можно более точно воспроизводить требующиеся в рамках роли эмоции. Поддерживать лицо в абсолютно бесстрастном состоянии еще более сложно.

Этологи, наблюдая за людьми, играющими в казино, обратили внимание на то обстоятельство, что успех карточных игроков во многом зависит от умения скрывать свои чувства, т.е. в первую очередь от контроля за мимикой. Выигрывает тот, кто способен лучше скрывать собственное настроение (обмануть противника) и одновременно улавливать мельчайшие мимические изменения на лицах противников (т.е. прочесть по мельчайшим деталям поведения истинные эмоции партнера). Обнаружено, что когда у опытного игрока карты хорошие, то он делает серию быстрых движений глазами в сторону, а когда карты плохие — несколько дольше останавливает на них взгляд. Такое лицо Д. Моррис называет "покерным" (Моррис, 2001). Данный профессиональный навык, впрочем, оказывает влияние на поведение человека и в обыденной жизни. Лица покерных игроков высшего класса остаются бесстрастными в ситуациях высшей радости, триумфа, или скорби.

4.4. Способность к мимическому подражанию — врожденная характеристика человека

Человек обладает врожденной способностью воспринимать настроение окружающих (индукция настроения). Она, по всей видимости, связана с наличием врожденных разрешающих механизмов, реагирующих на ключевые стимулы, которыми служат соответствующие мимические выражения лица воспитателя. Исследования ряда авторов показали, что новорожденные дети уже через 19-36 часов после появления на свет способны имитировать движения бровями и ртом (открывать его и закрывать, высовывать язык, вытягивать губы трубочкой) в ответ на соответствующие действия экспериментаторов (рис. 4.4.) (Meltzoff, Moore, 1977; Field et al., 1982). Аналогичной способностью к имитации выражений лица обладают младенцы в возрасте 72 часов (Burd, Milewski, 1981). В возрасте 2-3 недель эта способность заметна еще более отчетливо (рис. 4.5.) (Meltzoff, Moore, 1977, 1983).

Рис. 4.4. Имитация мимики воспитателя у новорожденных.

Дано по (Field et al.. 1982)

Рис. 4.5. Имитация мимики воспитателя у двух-трехнедельного ребенка. Дано по (Meltzoff,. Moore. 1977)

По мнению авторов, новорожненные были способны подражать выражениям удивления, огорчения, веселья (улыбка). Важно отметить, что они имитировали только движущиеся модели поведения: если младенцам просто демонстрировали высунутый язык, они затруднялись воспроизвести данное действие, однако если экспериментатор двигал языком, младенцы делали то же самое (Vinter, 1985). Есть все основания говорить о наличии видоспецифической запрограммированной реакции, требующей наличия у человека структур, аналогичных врожденному разрешающему механизму животных (Eibl-Eibesfeldt, 1989, р.55). Тот факт, что новорожденные способны воспроизводить различные выражения мимики, говорит о наличии у человека дифференцированных врожденных способностей этого рода.

Таким образом, этологические исследования показывают, что младенцы способны реагировать на мимические движения взрослого, копируя действия последнего. Имитация мимики происходит спонтанно, для этого не требуется какой-либо предварительный опыт.

4.5. Спонтанная имитация мимики собеседника

Взрослый человек обладает способностью избирательно эмоционально реагировать на различные мимические выражения собеседника (Dimberg, 1997). Ответные выражения лица возникают автоматически и контролируются головным мозгом. Исследования электромиографической реакции лицевых мышц в ответ на предъявляемые стимулы в виде лиц с выражениями гнева и радости показали, что испытуемые демонстрируют различные ответные физиологические реакции. В ответ на радостное лицо испытуемые демонстрировали повышенную активность в области скуловых мышц. А выражение гнева у предъявляемых лиц-стимулов приводило к повышенной активности сокращающих мышц лица у испытуемых (Dimberg, 1997).

В степени выраженности эмоционального ответа наблюдаются достоверные половые различия. Женская мимика в целом более выразительна по сравнению с мужской. Есть основания полагать, что женщины демонстрируют более сильный эмоциональный отклик на эмоциональные сигналы партнеров в силу более развитой эмпатической способности. В экспериментах У. Димберга реакция женщин на радостные и гневные лица-стимулы была значительно более интенсивной, чем у мужчин.

Способность человека воспринимать и подражать эмоциональным мимическим реакциям окружающих широко используется в группах по психотренингу. Доказано, что, умело контролируя свою мимику, человек может значительно улучшить свои отношения с окружающими, добиться больших успехов в работе и получить большее удовлетворение от собственной жизни. Иностранцы, впервые попавшие в современную Россию, ощущают дискомфорт на улицах Москвы и часто жалуются на подозрительное и неприязненное к ним отношение. При ближайшем рассмотрении оказывается, что дело вовсе не в том, что кто-либо из местных жителей грубо обошелся с приезжим. Вспомним, ведь мы привыкли вышагивать по городу с напряженным, тревожным и часто хмурым выражением лица, и именно эта депрессивная мимика и повергает иностранцев в уныние. Напротив, русские, побывавшие в Соединенных Штатах, хорошо знают, что американцы всегда появляются в общественных местах с неизменной улыбкой на лице. Такая культурная традиция — одно из следствий практического применения знаний о языке человеческого тела. Это вовсе не означает, что у американцев нет никаких проблем, однако улыбка на лице поднимает настроение самому человеку и окружающим, и жизнь представляется в более радужном свете. Когда в общественном месте находится много людей с хмурыми, напряженными лицами, атмосфера недоверия и тревоги может возникнуть сама собой, без всяких объективных причин. А в условиях реально существующего конфликта спокойные улыбчивые лица противников могут сделать больше для разрядки напряженности, чем убедительные слова и обещания.

4.6. Распространенные мимические выражения лица и их функциональная нагрузка

Внешнее проявление эмоций осуществляется посредством специфических выразительных движений, являющихся результатом мышечной активности (см. рис. 4.2). Хотя эмоции и представляют собой субъективные переживания, исследования показывают, что их можно классифицировать и объединить в такие основные категории, как гнев (злость), страх, грусть, радость, удивление, отвращение (рис. 4.6) (подробнее см. гл. 10). Эти категории внешне проявляются сходным образом у людей из разных культур. Эмоции окружающих воздействуют на людей, заражают их. Выше уже говорилось о том, что улыбка собеседника вызывает неконтролируемую ответную улыбку, а выражение злости — настороженность и защитную реакцию.

Рис. 4.6. Первичные (базовые) эмоции человека

а — радость, б — удивление, в — грусть, г — гнев, д — испуг, е — отвращение (фото М.Л. Бутовской)

Рассмотрим отдельные мимические выражения и их смысловую нагрузку. Как мы убедимся ниже, мимика представителей разных культур во многом сходна, хотя степень ее проявления на лице может видоизменяться культурой.

Размеры зрачков. Глаза играют важную роль в общении людей. Не каждый, однако, знает, что причина тому — размеры зрачков собеседника в момент общения. Расширенные зрачки (признак возбуждения) воспринимаются большинством людей как привлекательный признак. Человек с расширенными зрачками оценивается окружающими как приветливый, эмоциональный, отзывчивый, доброжелательный. Суженные зрачки, напротив, вызывают неприязнь (Eibl-Eibesfeldt, 1989). Тот же человек, но с суженными зрачками, описывается другими как холодный, отстраненный, неконтактный, эгоистичный. По зрачкам можно распознать взгляд влюбленного человека. Наблюдения свидетельствуют, что при взгляде на того, кого человек любит, у него рефлекторно расширяются зрачки. Причем расширенные зрачки вызывают ответное возбуждение у партнера.

Анализируя этот показатель, нужно, однако, иметь в виду, что размеры зрачка могут зависеть от целого ряда внешних факторов, таких, как общая освещенность места, в котором находится человек, положение его головы относительно источника света. При ярком свете зрачки будут суженными, а в полутемном помещении — расширенными. Размеры зрачков зависят и от остроты зрения данного индивидуума. У лиц, страдающих близорукостью, не носящих очки, зрачки расширены, а у дальнозорких — сужены. Выводы относительно изменения эмоционального состояния и сравнительные сопоставления можно проводить только с учетом данных параметров.

Поскольку в возбужденном состоянии зрачки у человека расширены, по этому признаку можно судить о внутреннем состоянии испытуемого. Именно этот параметр был использован в качестве индикатора возбуждения в экспериментах, оценивающих гендерные различия в реакции на сексуальные сцены. Вопреки расхожим представлениям оказалось, что наблюдение сцен сексуального поведения влечет за собой расширение зрачков не только у мужчин, но и у женщин. Если просмотр порнофильмов вызывал у мужчин троекратное расширение зрачков, то у женщин эффект был выражен еще сильнее.

Частота и длительность взгляда. О значении взгляда в жизни приматов хорошо известно любому этологу (Chance, 1976; Chance, Larsen, 1976). В человеческих обществах взгляд также выполняет важную коммуникативную функцию. Частота и характер взгляда (его длительность и угол направленности) может указывать на характер отношения к данному партнеру (Пиз, 1992).

В пределах нашей культуры взгляд, обращенный на другого человека, может быть направлен на разные области лица и тела и в зависимости от этого несет различную информацию о характере общения. Так, деловой взгляд концентрируется на области лба и глаз собеседника и создает серьезную атмосферу. Социальный взгляд сосредотачивается на уровне глаз и рта собеседника. Такой взгляд располагает к дружелюбному общению. Интимный взгляд распространяется от уровня глаз вниз на другие части тела собеседника (при тесном контакте — от глаз до груди, при общении на расстоянии — от глаз до уровня промежности). Интимный взгляд применяют мужчины и женщины, и назначение его — установление отношений с потенциальным сексуальным партнером. У мужчин интимный взгляд более выражен и точнее распознается женщинами, нежели наоборот. Использование делового взгляда при ухаживании часто служит причиной отчуждения.

Прямой пристальный взгляд (взгляд в упор) означает угрозу, предупреждение или вызов. Эта демонстрация широко распространена в животном мире. Обычно пристальный взгляд направляет доминант в сторону подчиненных в случае нарушения ими правил этикета, или на незнакомца, осмелившегося вторгнуться на чужую территорию. В таком контексте он служит сигналом угрозы. Пристальный взгляд-угроза у обезьян часто сопровождается другими компонентами мимики — поднятыми бровями, движением кожи на лбу, жевательными движениями, оскалом (рис. 4.7, 4.8). Подчиненные, как правило, избегают прямо смотреть на высокоранговых членов группы, их взгляд быстрый, скользящий, в полоборота. Сигнал понятен и на межвидовом уровне (хозяева собак хорошо знают, что смотреть в глаза питомцам не следует. Это либо вызывает у них фрустрирацию, либо агрессию). В человеческом обществе прямой взгляд в сочетании с напряженным лицом часто воспринимается угрожающе. Такую мимику понимают представители всех культур. Распознать такой враждебный взгляд легко по суженным зрачкам.

Рис. 4.7. Пристальный взгляд — угроза в сочетании с поднятыми бровями и жевательными движениями, перемежающимися оскалом у самца павиана гамадрила (фото МЛ. Бутовской)

Рис. 4.8. Мимика угрозы у самца павиана гамадрила: глаза прикрыты, кожа лба оттянута назад, оскал, переходящий в зевание. Эта комбинация угрожающих элементов мимики представляет более выраженную фазу угрозы, чем пристальный взгляд и жевание. На фото показана защитная угроза: взрослый хозяин гарема демонстрирует покровительство и готовность вступить в активное столкновение с лидером другого гарема в защиту своего детеныша (фото М.Л. Бутовской)

Пристальный взгляд часто сочетается с поднятыми бровями и максимально поднятыми верхними веками (создается впечатление, что глаза вытаращены) и в этом контексте однозначно читается как взгляд-угроза во многих культурах (в европейских культурах, у балийцев, у янамами Венесуэлы, маори Новой Зеландии и др.). Оскаленные, с вытаращенными глазами маски, призванные устрашать окружающих, широко распространены в Индии, Китае, Таиланде и многих других странах (рис. 4.9, 4.10).

Рис. 4.9. Устрашающая мимика —типичный компонент ритуальных масок, призванных отпугивать и устрашать злых духов у разных пародов мира. Ритуальная маска из Индии (фото М.Л. Бутовской)

Рис. 4.10. Мимика угрозы. Ритуальная маска из Китая (фото МЛ. Бутовской)

Пристальный взгляд может также быть проявлением любви и привязанности (партнеры смотрят друг на друга более 2/3 времени общения). Однако в этом случае его трудно спутать с угрозой, поскольку другие компоненты мимики резко отличаются. Так, зрачки обычно бывают расширены, на лице улыбка, в углах глаз появляются морщинки, уголки рта подняты.

Согласно этологическим наблюдениям, если при общении человек смотрит на партнера менее 1/3 времени, то это может быть признаком того, что он что-то недоговаривает, пытается скрыть что-либо или что он слишком робок по натуре (последнее легко установить даже при незначительном знакомстве). Люди, несомненно, используют и распознают такие знаки в своей повседневной жизни, они способны оценивать и качество отношений между окружающими по этому критерию. Репортеры первые уловили и зафиксировали признаки нарастающего разлада в отношениях принца Чарльза и принцессы Дианы, продемонстрировав на фотографиях, что они не только избегают взаимных прикосновений во время появления на публике, но даже не глядят друг другу в глаза при общении.

Частота взглядов. Этот признак является важнейшим универсальным индикатором социального статуса. Показано, что частота взглядов, направленных на более вышестоящего индивида, много выше, чем частота взглядов, полученных подчиненным от доминанта. Взгляды эти имеют меньшую продолжительность, и их трудно спутать с пристальными взглядами-угрозами даже неопытному наблюдателю. По частоте взглядов описывают "структуру внимания". Термин предложен М.Р. Чансом и был впервые применен для описания социальной структуры у обезьян (Chance, 1976). Структура внимания описывает иерархические взаимоотношения между членами группы порой точнее, чем частота и направленность агонистических контактов. Этот показатель имеет однозначную трактовку применительно ко многим социальным видам животных, включая человека (Chance, Larsen, 1976). Он особенно эффективен для описания структуры социальных связей в детских коллективах (Butovskaya, Kozintsev, 1999b). По тому, кто из детей чаще всего оказывается в центре внимания, на кого устремлены взгляды большинства, кому пытаются подражать и копировать, можно вычислить лидера и подчиненных в различных культурах (у русских, калмыков, немцев и бушменов) (Hold, 1980; Hold-Cavell, 1985; Butovskaya, Kozintsev 1999a,b).

Мигание одним и двумя глазами. Это действие является важным невербальным сигналом во многих культурах, в частности в русской. Люди подмигивают друг другу, чтобы достичь определенной договоренности или чтобы показать, что они поняли друг друга, когда рядом присутствует кто-то еще. Женщина может подмигивать мужчине, заигрывая с последним. В Америке подмигивание двумя глазами означает согласие и одобрение (в том же контексте могут мигать двумя глазами и русские). Однако во многих азиатских культурах подмигивание часто воспринимается как оскорбление, и если вы подмигнете в ходе разговора, собеседник может серьезно на вас обидеться (Ситарам, Когделл, 1992).

Рис. 4.11. Элементы ритуального приветственного танца "хака" у маори Новой Зеландии

а — агрессивно оскаленный рот и вытаращенные глаза; б — высунутый язык. Танец должен был внушать страх и ужас каждому, кто видел его впервые. Высунутый язык служит также составляющей ритуала приветствия у тибетцев, однако в этом случае агрессивная составляющая практически отсутствует

Высунутый язык. Часто используется для высмеивания других. Поэтому этологи считают, что этот элемент поведения является демонстрацией неприязненного отношения к получателю сигнала и содержит в себе компонент агрессивности. У воинов маори максимально высунутый язык, касающийся подбородка, служит вызовом, сигналом открытой агрессии (рис. 4.11а, б). В нашей культуре дети часто высовывают язык, пытаясь противоречить родителям, и таким образом демонстрируют свой протест. На картине "Христос, несущий крест на Голгофу", приписываемой кисти Л. Кранаха (музей живописи г. Гента), художник изображает одного из участников ритуального осмеяния Христа с высунутым языком и раздутыми щеками, что должно символизировать неприязнь, агрессию и отторжение. Оскаленные зубы и высунутый язык — типичные устрашающие элементы строений, мебели и ритуальных масок во многих культурах мира (рис. 4.12а, б).

Рис. 4.12. Оскаленные зубы и высунутый язык часто использовались как устрашающий элемент в ритуальных масках и как элементы декора старинной мебели

а — ритуальная маска из Таиланда (фото М.Л. Бутовской); б — фрагмент деревянного резного кресла (сер. XIX в., Германия) (фото Т.С. Балуевой)

Вместе с тем высунутый язык может служить составляющей ритуала приветствия (например у жителей Тибета). Тот же элемент, но в несколько другом исполнении — частые легкие движения языка, в комплексе с косыми взглядами подсознательно применяется женщинами и мужчинами самых разных культур (европейских и традиционных — янамами, бушменов, айпо Новой Гвинеи и др.) для установления интимных контактов с представителями противоположного пола.

Оскал. Обнаженные зубы (сомкнутые и открытые) часто встречаются в мимике разных народов. Выражение это понятно всем и несет откровенно агрессивный характер. Мимика оскала непроизвольна, человек, демонстрирующий ее, часто не осознает своих действий. Вместе с тем подобная мимика используется (и использовалась ранее) в скульптурах и мелкой пластике у разных народов для отпугивания и устрашения злых духов и разного рода опасностей (ритуальные маски из Нигерии, Китая, Индии; амулеты из Японии и Кореи, каменные и глиняные статуэтки из Мексики, Перу и Боливии) (см. рис. 4.10) (Eibl-Eibesferdt, Sutterlin, 1992).

Квадратный рот. Признаком гнева может служить открытый рот с опущенными вниз углами. При этой мимике хорошо видны верхние и нижние зубы. Иногда это выражение подчеркивается с помощью засунутых в рот пальцев, растягивающих губы и еще сильнее сдвигающих углы рта вперед и вниз. Квадратный рот наблюдался нами у детей 6-7 лет (русских и калмыков) в ситуациях агрессивного противостояния. Эта мимика также могла сопровождаться высунутым языком. Напряженное в целом лицо свидетельствовало о высоком уровне отрицательного эмоционального возбуждения — гнева и ярости. Этот элемент прослеживается в онтогенезе очень рано и, очевидно, является гомологичной производной оскала у приматов и других млекопитающих. Квадратный рот представляет собой одно из спонтанных мимических выражений, наблюдаемых у людей разных культур и разных эпох. Его можно наблюдать у конфликтующих друг с другом людей разных европейских культур. Яномами Венесуэлы и жители Тробрианских островов применяют эту мимику в совершенно аналогичном контексте — когда хотят кого-то передразнить или высмеять в агрессивной манере.

В средневековой живописи именно это выражение является ведущим в контексте агрессивного высмеивания (осмеяния) и может также сопровождаться высовыванием языка. Примером служит картина И. Брау "Осмеяние Христа" (рис. 4.13) (Eibl-Eibesfeldt, 1989), а также фигуры на фасадах домов, прежде всего соборов в Англии, Германии, Франции, Чехии (рис. 4.14).

Рис. 4.13. Деталь картины "Осмеяние Христа"

И. Брау. Дано по (Eibl-Eibesfcldt, 1989)

Рис. 4.14. Квадратный рот и высунутый язык часто присутствуют у фигур, украшающих фасады домов и средневековые соборы Европы. Фрагмент водостока собора св. Витта. Прага, Чехия (фото МЛ. Бутовской)

Плотно сжатые губы. Плотно сжатые губы с опущенными углами рта свидетельствуют об отрицательных эмоциях, напряженном состоянии, обиде. Такая мимика рта часто сопровождает жесты угрозы, агрессивные действия. В сочетании со сведенными к переносице и нахмуренными бровями она создает угрожающее лицо. Нахмуренные брови представляют собой инстинктивную реакцию, направленную на защиту глаз от удара, а плотно сжатые губы отражают напряжение и негативные эмоции. Выражение универсально, его адекватно воспринимают представители самых разных культур.

Сморщенный нос. Большой интерес представляет собой мимика сморщенного носа. При ощущении неприятного запаха две лицевые мышцы, носовая (m. nasalis) и мышца, поднимающая верхнюю губу (m. levator labii superioris alaeque nasi), рефлекторно сокращаются, сужая носовой проход. Такая реакция позволяет защитить организм от потенциально вредных химических веществ. Наморщенный нос часто сопровождается легким отдергиванием головы назад и опусканием век. Примененный в социальном контексте, этот элемент мимики может выражать отвращение к собеседнику или человеку, о котором идет разговор. В сочетании с нахмуренными бровями и "квадратным ртом" (зубы сомкнуты и обнажены, губы образуют квадрат) наморщенный нос формирует типичное выражение отвращения. Такое выражение является одной из человеческих невербальных универсалий и сигналом неприкрытой агрессии (Schiefenhovel, 1997). Часто, однако, в сочетании с другими элементами мимики слегка наморщенный нос можно наблюдать у женщин в момент флирта. Это происходит тогда, когда чувства исполнителя носят амбивалентный характер. Мотивация к контакту и интерес, выраженные улыбкой и прямым интимным взглядом, чередуются с мотивацией легкого избегания (опасения). Выглядит это следующим образом: голова быстро отдергивается назад, взгляд отводится в сторону, а нос сморщивается.

Демонстрация бороды. И. Айбл-Айбесфельдт обращает внимание на еще один мимический сигнал — демонстрацию бороды (Eibl-Eibesfeldt, 1989, р.482). Это действие может принимать разные формы. У мидлпа, жителей Новой Гвинеи, в ситуациях угрозы мужчины хватают себя за бороду и руками разделяют ее на две части. В традиционной немецкой культуре подталкивание бороды с внутренней стороны рукой по направлению к объекту являлось проявлением надменности, самонадеянности и угрозы. В нашей культуре можно наблюдать как мужчины в ситуациях раздражения (и скрытой угрозы) теребят бороду или тоже подталкивают ее вперед. Такая демонстрация часто сопровождается элементами агрессивной мимики — открытым ртом или высунутым языком, широко открытыми глазами. Бородатые фигурки, фиксирующие бороду руками, часто присутствуют на вратах или фасадах готических и романских соборов (Германия, Испания, Чехия) (рис. 4.15).

Рис. 4.15. Бородатые фигурки, фиксирующие бороду руками, часто присутствуют на воротах и фасадах готических и романских соборов. Демонстрация бороды, сочетающаяся с оскаленными зубами. Резьба по дереву, готический собор из города Родриго. Испания. Дано по (Eibl-Eibesfeldt. 1989)

Рис. 4.16. Деревянные фигурки из Кот д'Ивуар. Африка. Они были призваны устрашать и отпугивать злых духов. Дано по (Eibl-Eibesfeldt, 1989)

Аналогичные действия отражены на мужских фигурках с Берега Слоновой Кости (Африка) (рис. 4.16). Назначение фигурок — устрашение, отпугивание злых духов, чертей или ведьм (Eibl-Eibesfeldt, Sutterlin, 1992). Наличие сходного сигнала в разных культурах и в разные эпохи, его применение в скульптуре, мелкой пластике, архитектуре и живописи — говорит о высокой значимости и широком распространении данного элемента в древности. В высшей мере вероятно, что наши далекие предки широко практиковали его как сигнал угрозы, и он был понятен всем — как представителям своего племени, так и чужакам.

4.7. Контакт глазами: гендерные и кросс-культурные различия

Контакт глазами особенно важен для инициации социальных отношений, он является социальным релизером, если использовать этологическую терминологию. Это поведение имеет гендерные различия и более значимо для женщин. Как показывают наблюдения, мужчины редко решаются завязать общение с женщинами, если этому не предшествует взгляд с их стороны. Такой взгляд может принимать форму прямого открытого контакта глазами, или застенчивого взгляда. В последнем случае контакт длится около секунды, затем быстро перемещается в сторону (это действие сопровождается легкой улыбкой и легким румянцем, часто при этом женщина вновь искоса смотрит на данного партнера).

От того, насколько умело человек использует свой взгляд, значительно зависит его социальный успех. Опыты показывают, что с помощью взгляда можно улучшить отношения с другими людьми. Для этого при общении необходимо встречаться взглядом с данным человеком не менее 60-70% времени. Рекомендации подобного рода применимы, однако, далеко не во всех случаях. Большие сложности возникают, когда в контакт вступают представители далеких друг от друга культур.

Значительные межкультурные различия, касающиеся роли взгляда в социальном общении и его выразительности, прослеживаются между низкоконтактными и высококонтактными культурами (Холл, 1997). Южные европеоиды характеризуются, к примеру, высокой частотой и обычно большей длительностью взгляда по сравнению с северными европеоидами. В результате такое естественное, с точки зрения итальянцев или испанцев, поведение, как прямой взгляд в глаза собеседнику или просто открытое рассматривание окружающих, при контакте с англичанами или северными немцами часто расценивается как открытое оскорбление и вызывает бурное негодование. Правда, в ряде случаев у северных европеоидов (шведы, датчане) при низкой частоте взгляда его продолжительность может быть очень высокой.

Недопонимание, связанное с разными представлениями о допустимости взгляда, распространено и при общении между представителями высококонтактных культур. Взгляд, например, играет исключительно значимую роль в жизни русских и японцев. Однако для русских говорящим является именно выразительный взгляд как таковой, тогда как для японцев основная нагрузка приходится на избегание взгляда. Японский этикет запрещает при общении смотреть в глаза собеседнику (Пронников, Ладанов, 1985). Женщины не смотрят в глаза мужчинам, и наоборот. Японские лекторы смотрят не на аудиторию, а куда-то в сторону. Подчиненный, получающий выговор от начальника, опускает глаза в пол и улыбается. При общении японцы, как правило, направляют взгляд в область шеи, что вызывает у европейцев чувство отсутствия контакта с собеседником. В свою очередь, контакт глазами со стороны европейцев в направлении собеседника почти непереносим японцами (Bornlund, 1975).

По характеру контакта глазами различия наблюдаются даже между американской и английской культурами (Холл, 1997). Американцы смотрят в глаза собеседнику только чтобы убедиться, что тот их слушает. В аналогичных целях англичане смотрят в лицо собеседнику, периодически моргая. В России пристальный взгляд в сторону говорящего — признак хорошего тона и воспитания. Однако русские смотрят на партнера более длительно и прямо, чем англичане, поэтому, попадая в Англию и следуя традициям родной культуры, они рискуют попасть в неловкое положение. Впрочем, прямой длительный взгляд типичен для датчан и шведов, и по этому показателю они иногда даже превосходят русских.

В культуре народов Дальнего Востока (например у японцев) выпрямленная при сидении спина и слегка наклоненная вперед голова с прикрытыми глазами означают пристальное внимание и глубокий интерес к тому, что сообщает собеседник. Не подготовленный к этому лектор-европеец может испытать глубокий стресс при виде такой полностью отстраненной, с точки зрения европейских стандартов, студенческой аудитории. Во многих иерархически жестко структурированных обществах людям с низким статусом запрещено поднимать глаза на вышестоящих (страны Передней Азии).

Запрет на взгляд может носить гендерный характер. В некоторых культурах (арабы, турки, грузины, армяне) мужчины могут прямо смотреть в сторону как мужчин, так и женщин, а прямой взгляд женщины в направлении мужчины считается совершенно недопустимым. У арабов, турок, многих кавказских народов такое поведение истолковывается как провоцирующий сигнал. При общении с мужчинами женщинам предписывается опускать глаза или смотреть на собеседника скользящим взглядом, не задерживаясь долго на его лице.

Запрет на взгляд может практиковаться как средство унижения. Именно в таком контексте он применяется надзирателями в исправительных колониях (пример показан Д. Моррисом в фильме "Животное под названием человек" — исправительная тюрьма штата Мэриленд в США.

С позиций большинства европейских культур, открытый прямой взгляд является признаком отсутствия вины. Но не во всех обществах, как было сказано выше, такой взгляд допустим в общении со старшими или более уважаемыми. Поэтому учитель, пытающийся установить "виновного" среди учеников в многонациональном классе (например, если там одновременно учатся немцы, турки и пуэрториканцы), должен отдавать себе отчет, с представителем какой национальности он имеет дело. В ряде культур существует жесткий запрет на прямой взгляд в лицо старшему. Известен случай, когда учительница американской школы наказала ни в чем не повинного ученика, приняв его опущенный взгляд за признак вины (Brislin, 2000). В дальнейшем инцидент получил продолжение, ибо мальчик пожаловался родителям. Те попросили разобраться в случившемся директора школы. Узнав, каким образом учительница определила виноватого, родители пояснили, что их сын хорошо воспитан, пурэрториканский этикет строго предписывает детям опускать глаза, когда к ним обращается учитель. То, что учительница приняла за проявление вины, в действительности было проявлением чувства уважения к ней.

Характерные нюансы контакта глазами (с учетом культурных составляющих) служат надежным индикатором психического здоровья. Практики-психиатры используют невербальные сигналы для диагностики психических заболеваний. Достоверно установлено, что большинство больных шизофренией избегают контактов глазами с врачом (65% пациентов), и только 4% здоровых людей придерживаются такой стратегии (Самохвалов, 1993). Тот же автор отмечает, что пациенты с бредовыми и галлюцинаторно-бредовыми синдромами предпочитают непрерывный глазной контакт с редким миганием, а наркоманы в процессе разговора предпочитают переводить взгляд на собственные руки или смотреть вверх.

4.8. Улыбка как универсальный и культурно-специфический сигнал

Исследования этологов свидетельствуют об универсальности человеческой улыбки и о глубинных филогенетических корнях этого мимического выражения (Козинцев, Бутовская 1996а, б; Бутовская, Козинцев, 2002; van Hooff, 1972; Ekman, 1982). В противовес им культурологи часто апеллируют к мнению видных культурных антропологов (Birdwhistell, 1970; La Barre, 1947), настаивающих на культурной специфичности мимических выражений. Последнее утверждение, по сути, сводится к выводу, что выражение лица не дает адекватной информации относительно эмоций, испытываемых человеком в данный момент. То, что это не совсем так, будет детально показано в главе 10.

Уже в середине прошлого века (1862 г.) французский нейроанатом Дюшен де Болонье отмечал, что улыбка удовольствия (улыбка в первичном ее контексте) отличается по внешнему виду от намеренной улыбки по характеру сокращений двух лицевых мышц: большой скуловой (zygomatic major) и окологлазничной (orbicularis oculi) (см. рис. 4.2) (Duchenne, 1990). Первая подтягивает уголки рта кверху, вторая — оттягивает кожу со скул и лба в направлении глазного яблока. Большая скуловая мышца подвластна контролируемым действиям, а окологлазная — действует автоматически, на подсознательном уровне, и отражает истинные эмоции. Поэтому, как справедливо считал Б. Дюшен, истинную улыбку невозможно (или практически невозможно) подделать (Duchenne, 1990, р. 126).

Открытие Б. Дюшена остается актуальным и в наши дни. Единственное уточнение, сделанное П. Экманом с сотрудниками, касается необходимости дифференцировать сокращение наружной и внутренней порций окологлазничной мышцы. Большинство людей способны контролировать сокращение внутренней части этой мышцы. Таким образом, при искренней улыбке удовольствия у человека неизменно должна сокращаться наружная часть окологлазной мышцы. Показано также, что истинная и деланная улыбка контролируются разными участками мозга (Gazzaniga, Smylie, 1990).

П. Экман выделяет до 18 видов улыбки. Улыбка удовольствия связана с приятными эмоциями, радостью и расслаблением. Другие виды улыбки включают варианты фальшивой улыбки, цель которых сбить с толку собеседника (демонстрация расположения, которое в реальности отсутствует), подчиненная улыбка, улыбка страха, улыбка смущения и пр.

4.9. Улыбка и смех как филогенетические производные мимических демонстраций у обезьян

Мимика человека играет важнейшую роль в передаче социальной информации о намерениях и одновременно сообщает окружающим о сиюминутном эмоциональном состоянии. Роль мимических сигналов в социальном общении у обезьян столь же велика. Данные приматологии показывают, что социальная экология может оказывать существенное влияние на то, какие демонстрации используются для осуществления конкретной коммуникативной функции (Preuschoft, van Hooff, 1997). У обезьян имеются специальные мимические выражения, сигнализирующие о подчинении, агрессии, дружественном расположении, приглашении к игре. Целый ряд мимических выражений у человека и обезьян сходны.

Рис. 4.17. Схема эволюционного происхождения улыбки и смеха у человека. Гипотетическая модель предполагает наличие гомологического сходства у современных приматов. Слева показано преобразование элементов мимики "беззвучно обнаженных зубов” и “обнаженных зубов с визгом”, послуживших основой для возникновения улыбки у человека. Справа показана эволюционная преемственность между мимикой расслабленного открытого рта (игровое лицо) и смехом у человека. Дано по (van Hooff. 1972)

Детальный анализ улыбки и смеха у человека и мимики открытого рта и обнаженных зубов у обезьян позволил ряду авторов сделать вывод о том, что эти мимические выражения не просто сходны, но связаны общностью происхождения (рис. 4.17) (Chevalier-Skolnikoff, 1973; van Hooff, 1972). Улыбка человека гомологична беззвучно обнаженным зубам (silent bared-teeth) у макаков резусов, яванских макаков или маготов (рис. 4.18), а смех, по-видимому, гомологичен мимике открытого расслабленного рта или игровому лицу (рис. 4.19).

Рис. 4.18. Обнаженные зубы символизируют испуг и подчинение у макаков-резусов. Дано по (de Waal, 1996)

Рис. 4.19. Игровое лицо часто используется взрослым самцом у тонкинских макаков при общении с детенышами (фото М.Л. Бутовской)

Открытый расслабленный рот используется у всех видов обезьян только в контексте социальной игры или игровой борьбы, возможно, поэтому такую демонстрацию часто называют игровым лицом. Игровое лицо, или "открытый расслабленный рот", характеризуется широко открытым ртом, при этом зубы практически полностью спрятаны за губами (например у бурых макаков). Но у некоторых видов макаков имеется своеобразная мимическая комбинации открытого рта и обнаженных зубов (например у тонкинских макаков) (рис. 4.20). Ее иногда называют "мимикой смеющегося лица". "Открытый расслабленный рот" и "открытый рот с обнаженными зубами" часто сопровождаюся характерным прерывистым дыханием, напоминающим стаккато.

Рис. 4.20. Обнаженные зубы с открытым ртом у Тонкинских макаков — знак дружелюбного расположения (фото М.Л. Бутовской)

Широкое распространение среди обезьян имеет также "чмокание" губами, которое используется в аффилиативном контексте и указывает на мотивацию к социальной интеграции с партнером. У ряда видов обезьян наблюдается "клацанье" зубами, представляющее собой нечто промежуточное между "чмоканьем" и "беззвучно обнаженными зубами" морфологически и контекстуально.

"Беззвучно обнаженные зубы" представляют собой чаще всего сомкнутые и широко обнаженные зубы, это выражение сопряжено с застывшей защитной позой (например у резусов или яванских макаков). Такую мимику называют также гримасой страха, поскольку она обычно присутствует в ситуациях социальной напряженности, и тот, кто ее демонстрирует, обычно занимает отчетливо подчиненное положение.

Вместе с тем необходимо отметить существование межвидовых различий в ситуативном использовании данного мимического выражения. У одних видов оно используется исключительно для демонстрации подчинения и сигнализирует полное подавление агрессивных мотиваций исполнителя (резусы, японские, яванские макаки, макаки лапундеры и боннеты). Этот сигнал призван продуцировать мотивацию умиротворения у адресата, что приводит к подавлению у него агрессивных намерений. У резусов, яванских и японских макаков беззвучно обнаженные зубы являются отчетливым сигналом долговременного подчиненного положения исполнителя по отношению к адресату.

Беззвучно обнаженные зубы могут также использоваться у некоторых видов в контексте умиротворения и служить сигналом к примирению взаимодействующих особей (например у макаков магот или шимпанзе) (Preuschoft, van Hooff, 1997). А у тонкинских макаков этот элемент приобретает также утешительную функцию и применяется более высокоранговой особью по отношению к низкоранговому партнеру, чтобы успокоить последнего.

У группы сулавесских (М. nigra, M. maura, M. tonkeana), а также у бурых макаков, мандриллов, геллад, шимпанзе и бонобо беззвучно обнаженные зубы используются преимущественно в аффилиативных целях в ситуациях приветствия, груминга, объятий (Petit, Thierry, 1992; van Hooff, 1972; de Waal, 1988). У тонкинских макаков эта мимическая демонстрация вообще никак не связана с доминированием и подчинением (Thierry et al., 1994). Для этого вида характерно употребление комбинированной демонстрации, получившей название "открытый рот с обнаженными зубами". После конфликта один из бывших противников приближается к другому, обнимает его и демонстрирует обнаженные зубы, постепенно данная демонстрация начинает приобретать игровой характер и преобразуется в открытый рот с обнаженными зубами.

Сравнительный этологический анализ показывает, что гомологичные демонстрации могут использоваться у разных видов в разных ситуативных контекстах. У отдельных видов обезьян наблюдается конвергенция мимических демонстраций в связи с их функциональной нагрузкой (Preuschoft, van Hooff, 1997). Так, у тонкинских макаков (аналогично человеку) демонстрация улыбки (беззвучно обнаженные зубы) и смеха (расслабленный открытый рот) используются в одном и том же контексте. По мнению Я. Ван Хофа, исходно демонстрация обнаженных зубов сигнализировала страх и применялась для умиротворения нападающих. Однако в дальнейшем данная демонстрация у видов с толерантными социальными отношениями стала использоваться не только как сигнал подчинения, но и в целях умиротворения, утешения, а также в игровом контексте.

В процессе социальной эволюции видов осуществляется интенсивный отбор на применение стратегии уступчивости или принуждения в конкурентных взаимодействиях. Характер распределения ресурсов в пространстве (равномерное или неравномерное распределение небольшими очагами, предсказуемое и непредсказуемое) существенным образом определяет выраженность отношений доминирования-подчинения. Члены группы должны постоянно лавировать между уступчивостью и конфликтом, уметь адекватно оценить общность интересов и исключить конкурентные мотивы там, где для выживания важна симметричность отношений (дружественное поведение, сексуальные взаимодействия, игра). Агонистические взаимоотношения носят выраженный асимметричный характер. Общий объем симметричных и асимметричных взаимоотношений сильно разнится у видов с толерантными и деспотическими взаимоотношениями. Если у последних в социальных отношениях, как правило, преобладает асимметрия (независимо от контекста), то у первых одни и те же сигналы могут использоваться особью, находящейся по отношению к адресату как выше, так и ниже по иерархической лестнице, разные по рангу особи также могут обмениваться одинаковыми сигналами.

Исследования невербальной коммуникации у приматов показывают, однако, что морфология и функциональная нагрузка конкретной мимической демонстрации могут различаться у разных видов. Явные различия прослеживаются в демонстрациях, направленных на установление контакта с партнером и сигнализирующих подчинение, дружественные намерения и приглашение к игре. Аналогичным образом улыбка и смех несут различные нагрузки и могут использоваться в разных контекстах социального общения у человека.

Многие гуманитарии предпочитают не видеть связи между игровым лицом у обезьян и смехом человека, что порождает самые причудливые гипотезы о природе этого явления, в частности о "небесном" смехе младенцев (Чеснов, 1996). Дети начинают улыбаться, приоткрывая рот, в возрасте 3 месяцев, В 5-6 месяцев они могут смеяться в ответ на тактильные стимулы (щекотку), а в 7 месяцев — в ответ на слуховые стимулы. К 8 месяцам ребенок начинает реагировать смехом на общие социальные стимулы, а в 10,5 месяцев — на зрительные стимулы (Sroufe, Wansch, 1972). Однако истинный смысл смеха становится очевидным лишь к 3 годам. В это время дети начинают самостоятельно, без участия взрослых, бегать и возиться друг с другом, и их смех служит сигналом шутливой агрессии, точь-в-точь как мы наблюдаем у играющих подростков шимпанзе или павианов (Blurton-Jones, 1967).

Специалистам, далеким от биологии, возможно, трудно поверить в то, что такой феномен, как смех, возникает и формируется в качестве шутливой угрозы и агрессии задолго до того, как может быть реализована его истинная функция. А.Г. Козинцев пишет, что "...нелегко поверить, что смех младенцев (у которых и зубов-то нет!) имеет отношение к ритуальной угрозе. Между тем это факт" (Козинцев, 2002, с. 15). И факт этот был верно подмечен уже в конце XIX в. С. Робинсоном, который отмечал, что "в возрасте от двух до четырех лет каждый десятый ребенок в ответ на щекотку демонстрирует даже не смех, а настоящий игровой укус" (Robinson, 1898, цит по: Козинцев, 2002, р. 15).

Современные этологи единодушны в том, что человеческий смех уходит корнями в социальную игру приматов. Однако не все, подобно Я. ван Хофу и С. Пройшафт, основное внимание уделяют мимической составляющей. По мнению Р. Провайна, смех служит сигналом миролюбия и является производным ритуализованного тяжелого дыхания обезьян, которым сопровождалась игровая борьба (Provine, 1997, р.96-97). По мнению Р. Провайна, "протосмех" человекообразных обезьян существенно отличается от человеческого смеха тем, что вокализация у обезьян происходит и на выдохе и на вдохе, а у человека — только на выдохе. Однако, как отмечает А.Г. Козинцев, "громкое сопение, издаваемое детьми при игровой возне (также с вокализацией обеих фаз дыхания), весьма сходно с обезьяньим "смехом" и могло бы рассматриваться в качестве онтогенетической параллели к филогенетически ранней форме смеха" (Козинцев, 2002, с. 15).

Таким образм, филогенетическая связь между обезьяньим "протосмехом" и смехом человека очевидна. Изучение смеха в онтогенезе человека дает новые данные для понимания природы этого явления.

4.10. Заразительность смеха

Типичной чертой невербального поведения человека является его заразительность. Наиболее выразительные примеры — смех, плач и зевота (Козинцев, 1999).

Совместный смех играет важную интегративную функцию (Provine, 1997). Он сплачивает смеющихся вместе людей. В этом смысле заразительность смеха — явление адаптивное. Однако в некоторых случаях заразительность смеха становится слишком сильной и могут возникать даже целые эпидемии смеха. Во время таких эпидемий люди начинают безудержно смеяться и никак не могут остановиться. В одном из районов Танганьики эпидемия смеха началась в школе, где обучались девочки в возрасте 12-18 лет, и быстро распространилась на другие близлежащие школы (Rankin, Philip, 1963). Эпидемия приняла столь серьезные масштабы, что власти вынуждены были на время закрыть школы. С эффектом заразительности смеха хорошо знакома индустрия развлечений. На этом основан феномен "законсервированного смеха", "смеха, записанного на пленке", который дают прослушать публике, чтобы вынудить ее больше смеяться на юмористических шоу, и "мешочков смеха".

По мнению А.Г. Козинцева (1999), смех, плач и зевота вопреки своим внешним различиям несут в себе много общего. Они играют роль социальных релизеров и вместе с тем несут черты смещенного поведения. Смех и плач несовместимы с речью на мозговом уровне (Deacon, 1997). Смех, плач и зевота есть "проявление отказа, ухода от реальности, освобождения (пусть временного) от законов, диктуемых речью и культурой" (Козинцев, 1999, с. 110). Важную роль в снятии стресса у приматов играют сон и дружественные социальные контакты, в первую очередь груминг. Согласно одной из наиболее убедительных гипотез, о чем будет сказано ниже в разделе, посвященном тактильной коммуникации, человеческая речь стала выполнять функцию интеграции, прежде закрепленную за грумингом (Dunbar, 1997). Однако функция снятия стресса была при этом в значительной мере утрачена. Понадобились другие поведенческие механизмы, чтобы компенсировать этот недостаток, и ими, как предполагает А.Г. Козинцев (1999, с.113), оказались смех, плач и зевота. Временно подавляя речь, "они предотвращали неврозы и обеспечивали социальное единство путем возврата с эволюционно нового речевого уровня общения на более древний и глубокий — бессознательный, доречевой уровень". В процессе эволюции человека антиречевая функция этих трех реакций постепенно была нейтрализована, смех, плач и зевота прочно вошли в культуру, заняв достойное место в ряду важнейших паралингвистических средств общения.

4.11. Смех в контексте социального общения

Смех находится под слабым контролем сознания, и, как было показано в предшествующем разделе, смех перемежает человеческую речь, сам при этом составляющим речи не являясь. Смех представляет собой поведенческую универсалию, уходящую корнями в биологическое прошлое человека. Он выступает не аналогом, а гомологом игрового лица, сигнализирующего о взаимной расположенности участников игры и дружественных намерениях (van Hooff, 1972).

Р. Провайн (Provine, 1993) исследовал, какое место отводится смеху в процессе вербального общения, наблюдая за взаимодействиями незнакомых взрослых людей. Для этого он проанализировал 1200 случаев смеха. Наблюдатели фиксировали, кто именно смеется (говорящие или слушатели), их пол и окружение, и непосредственно предшествующий смеху текст говорившегося.

В процессе диалога смех редко вклинивался во фразу (8 из 1200 случаев у говорящего и ни одного случая среди слушателей). Он возникает непосредственно после окончания фразы и служит своеобразным средством пунктуации. Подобный пунктуационный эффект исключительно силен. То обстоятельство, что смех редко прерывает поток речи, по мнению данного автора, свидетельствует о том, что в основе смеха лежат специфические процессы, запрограммированные на нейронном уровне (Provine, 1993). Данные Р. Провайна служат подтверждением теории о компенсаторной антистрессовой функции смеха.

Вопреки расхожим представлениям в подавляющем большинстве случаев смех возникает не в ответ на шутки или юмористические истории, а в контексте повседневной речи. Лишь 10-20% комментариев, предшествующих смеху, можно охарактеризовать как умеренно юмористические. Как ни парадоксально, чаще всего смех вызывают комментарии типа "А вот и Леша пожаловал" или "Это еще как сказать". Кроме того, оказалось, что сами рассказчики (особенно женщины) смеются чаще слушателей. Говорящие смеются в общей сложности на 46% больше слушателей (Provine, 1993). В ситуации, когда говорящим была женщина, а слушателями мужчины, говорящий смеялся существенно больше, чем аудитория. Оказалось также, что и мужчины, и женщины реже смеются в ответ на шутки женщин.

Рассмотренные данные говорят о том, что лабораторные эксперименты по исследованию юмора, в которых принимают участие только зрители (обычный подход к исследованию юмора), мало что проясняют в понимании феномена смешного. Р. Провайн совершенно справедливо полагает, что понять, почему люди смеются, можно лишь анализируя социальное взаимодействие партнеров, т.е. необходимо учитывать поведение как рассказчика, так и его слушателей.

В большинстве культур мужчины чаще принимают участие в деятельности, провоцирующей смех, чем женщины, причем гендерные различия возникают уже в возрасте 6 лет, когда дети впервые начинают шутить (McGhee, 1979).

Смех представляет собой глубоко социальную активность. Когда человек оказывается один, он практически никогда не смеется (Provine, 1997). Лабораторные эксперименты по изучению смеха часто терпели неудачу именно потому, что смех требует компании. Даже комедийные фильмы, специально направленные на то, чтобы вызывать смех у аудитории, кажутся более смешными и вызывают больше смеха, когда в просмотре участвует несколько человек.

4.12. Смех и улыбка: статусные и гендерные различия у детей

Смех и улыбка представляют исключительный интерес для этологов не только потому, что для этих коммуникативных сигналов человека найдены филогенетические гомологи в невербальном поведении обезьян, но и потому, что данные демонстрации возникают на ранних стадиях индивидуального развития и служат важным компонентом межиндивидуального общения. Вначале это взаимодействие родители-ребенок, потом — близкие родственники-ребенок и, наконец, сверстники-ребенок.

Смех и улыбка — важнейшие социальные сигналы, находящиеся на самой грани биологии и культуры (Бутовская, Козинцев, 2002). Они играют существенную роль в жизни детей 6-7-летнего возраста и уже в это время демонстрируют отчетливую связь с социальным статусом и полом актера и реципиента. Наблюдения за группой московских школьников в процессе свободной игры показали, что к 6 годам в поведении мальчиков и девочек наблюдаются отчетливые различия (Butovskaya, Kozintsev, 1999a, b). Одно из основных различий связано со стратегиями поведения. У девочек четко вычленяются две таких стратегии: 1) держать больше детей в поле внимания и больше смеяться вместе с другими; 2) чаще использовать демонстративное поведение, избегать опасности и применять меньше агрессии в общении с другими детьми (рис. 4.21) (Бутовская, Козинцев, 2002).

Рис. 4.21. Основные стратегии поведения девочек и мальчиков. Взаимоположенис детей в пространстве ГК II (абсциссы) и ГК 111 (ординаты). Каждая из этих ГК характеризует одну из поведенческих стратегий девочек а — мальчики, б — девочки, в — высокоранговые дети, г — среднеранговые, д — низкоранговые (здесь и далее ранг определялся по значениям ГК 1). Дано по (Бутовская. Козинцев. 2002)

У мальчиков нет собственных четких стратегий поведения по отношению к девочкам в этом возрасте, потому что мальчики более активны и напористы. Стратегии же девочек являются способом защиты от пресса мальчиков.

У детей предпубертатного возраста совместный смех достоверно чаще отмечен для девочек, чем для мальчиков. При этом чаще всего смеются девочки с девочками, затем — мальчики с мальчиками, а смех мальчика с девочкой наблюдается в 6 раз реже ожидаемого, если бы пол партнера не играл никакой роли. В пубертатном возрасте (примерно в 13-14 лет) ситуация кардинально изменяется, и совместный смех мальчиков с девочками становится цементирующей основой для укрепления взаимных интересов и привязанностей.

Рис. 4.22. Совместный смех в зависимости от социального статуса

а — частота для высокоранговых и низкоранговых детей, б — частота различных сочетаний. В — высокоранговые дети. Н — низкораногвыс. Дано по (Бутовская, Козинцев. 2002)

Совместный смех достоверно чаще наблюдали у высокоранговых детей, а низкоранговые дети смеялись совместно с другими одноклассниками сравнительно редко (рис. 4.22). При этом высокоранговые дети чаще всего смеялись друг с другом. Очевидно, совместный смех служит надежным индикатором комфортности пребывания в конкретном социальном коллективе и хорошей социальной адаптированности. На фоне этих данных становится понятным, почему в подростковых коллективах новички часто стараются смеяться совместно с высокораноговыми ветеранами: такая стратегия успешна и выигрышна, так как позволяет быстрее освоиться в коллективе и получить признание от более высокоранговых партнеров.

Однонаправленный смех в детском коллективе подчиняется другим законам, нежели смех совместный. Чаще всего смеются, не получая ответного смеха, мальчики в направлении мальчиков, реже всего мальчики в адрес девочек (рис. 4.23). Однонаправленный смех может часто служить проявлением насмешки и легкой агрессии, а может служить индикатором заискивания. Именно этим объясняется тот факт, что однонаправленный смех отчетливо связан с социальным статусом взаимодействующих партнеров (рис. 4.24). Высокоранговые дети в целом чаще используют однонаправленный смех, чем низкоранговые дети.

Рис. 4.23. Однонаправленный смех у мальчиков и девочек

а — частота для каждого пола, б — частота различных сочетаний. Суб — субъекты. Об — объекты.

М — мальчики. Д-девочки. Дано по (Бутовская. Козинцев. 2002)

Однонаправленный смех в асимметричных по статусу парах — высокоранговый актер и низкоранговый реципиент и наоборот, происходит примерно с одинаковой частотой (см. рис. 4.24). Однако семантическая его нагрузка, по-видимому, разная: насмешка в первом случае, заискивание во втором (Бутовская, Козинцев, 2002). Однонаправленный смех часто сопровождает игровое преследование (мальчики преследуют девочек и наоборот) и в этом случае является проявлением шутливого антагонизма между полами.

Рис. 4.24. Однонаправленный смех в зависимости от социального статуса

а — частота для высокоранговых и низкоранговых детей, б — частота различных сочетаний. В — высокоранговые дети. Н — низкораногвые. Суб — субъекты. Об — объекты. Дано по (Бутовская. Козинцев. 2002)

Изучение роли смеха в контексте социальных взаимодействий во взрослых коллективах дает несколько иные результаты. По данным Р. Косера и ряда других авторов, женщины в мужском обществе смеются чаще, чем мужчины, а лица с более низким статусом — чаще, чем их высокостатусные партнеры (Coser, 1960; Duncan, Fiske, 1977; Leffler et al., 1982). Очевидно, смех служит демонстрацией интереса женщины к мужчине и выполняет также функцию умиротворения (вспомним, что в детских коллективах смех со стороны низкоранговых детей в адрес высокоранговых часто носит заискивающий характер). Очевидно, мужчины смеются реже в направлении женщины, а высокоранговые индивиды — в направлении низкоранговых, потому что это может восприниматься последними как проявление угрозы. Если совместный смех оказывает сплачивающее и расслабляющее воздействие на участников любого статуса, то однонаправленный смех в адрес более низкорангового члена группы может оказывать негативное дезинтегрирующее действие и потому часто подавляется смеющимся.

4.13. Восприятие смешного и грустного в ходе онтогенеза: возрастные и гендерные различия

Смех играет важную роль в социальной адаптации человека и его успешном существовании в рамках любого коллектива. Он возникает в онтогенезе задолго до того, как начинает играть заметную окружающим социальную функцию.

Люди смеются во всех без исключения человеческих культурах, что позволяет считать смех человеческой универсалией (Козинцев, Бутовская, 1996а; Eibl-Eibesfeldt, 1989). Адекватному использованию смеха ребенок обучается с раннего детства. Однако представление о смешном сильно варьирует от культуры к культуре и, по всей видимости, существенным образом зависит от пола ребенка (Козинцев, Бутовская 1996а, б). Культура помимо всего прочего регламентирует и ситуации, в которых человеку позволительно смеяться (Абрамян, 1983; Бахтин, 1965). Смех широко используется в ритуальных целях во многих человеческих культурах (Пропп, 1999; Березницкий, 2002; Козинцев, 2002; Христофорова, 2002; Унарокова, 2002). Он может быть предписан как важнейший компонент ритуалов охоты, родильных или погребальных обрядов. Отношения подшучивания, или обмен "словами-тумаками", сопровождающиеся смехом, присутствуют в повседневном общении многих традиционных обществ (бушмены, австралийские аборигены, индейцы Южной и Северной Америки, народы Севера, адыги) и являются составной частью социальных взаимоотношений в современном мире (Рэдклифф-Браун, 2001; Банников, 2002). Они часто играют важную интергативную роль, снижая социальную напряженность между некоторыми категориями родственников.

Рассматривая смешное не только как производное, но и как стимулирующее начало в развитии интеллекта, можно заметить эвристическую роль знаковой трактовки смешного для углубления представлений о предметно-коммуникативных контактах ребенка и взрослого. Содержание детских шуток отражает стадии эмоционального развития. Примерно в возрасте 3 лет, в период формирования гендерной идентичности (Келли, 2000), дети часто затевают игру с изменением пола (например намеренно называют девочек мальчиками). В возрасте 4 лет дети переходят к так называемым "туалетным шуткам". Видение смешного на этих стадиях развития предполагает эмоциональное овладение ситуацией, способность взглянуть "со стороны" на происходящее (Wolfenstein, 1954). Как отмечает П.Е. МакГи (McGhee, 1977, 1979), смешное отражает собой когнитивный опыт. Оно подразумевает обобщение ребенком накопленных к этому времени знаний об окружающем мире, правилах социального общения, семантической структуре родного языка и отражает развитие более сложных механизмов мышления.

По мнению К. Граммера и И. Айбла-Айбесфельдта, использование юмора является важной составляющей ритуала ухаживания. Как показали их исследования, чем интенсивней смеялась женщина, тем больше интереса она проявляла к мужчине, в то время как смех мужчины индикатором его интереса к женщине не являлся. Любопытно, что мужской интерес напрямую коррелировал с интенсивностью вокализованного женского смеха, в то время как беззвучный женский смех действовал на мужчин подавляюще. Возможно, одной из функций женского смеха является передача информации о ее интересе к мужчине. Во всех культурах типичной является ситуация, при которой мужчина старается развлечь женщину шутками.

А. Уэйл (Walee, 1976) наблюдал, как мужчины в баре ухаживали за женщинами, рассказывая скабрезные анекдоты. Женщины, проявляющие интерес к данным мужчинам, смеялись, тогда как женщины, не проявляющие интерес, — нет. Чем чаще разнополая пара смеется вместе, тем больше взаимный интерес между партнерами. Совместный смех способствует формированию связи в паре мужчина-женщина.

Смех выполняет также функцию ритуализированного доминирования. Установлено, что насмешка является одной из форм проявления доминирования, поскольку было показано, что люди смеются над партнерами более низкого статуса, чем они сами. Это особенно характерно для мужских коллективов. По некоторым данным, мальчики также чаще, чем девочки, соревнуются друг с другом в том, кто лучше понимает шутки. Остроумное парирование (словесная дуэль) в мужской компании является способом конкуренции и особенно часто практикуется мальчиками-подростками и мужчинами во всех культурах (Apte, 1985).

Чувство юмора, умение смешить и смеяться самому могут выполнять также функцию снятия социальной напряженности и являться надежным механизмом постконфликтного примирения (Бэрон, Ричардсон, 1998; Butovskaya, Kozintsev, 1999а). В качестве феномена малой группы юмор представляет собой "мягкое" средство контроля за соблюдением культурных норм (Linstead, 1985).

В рисунках детей заложена значительная информации и, по словам Л.С. Выготского (1982), с психологической точки зрения, мы должны рассматривать рисунок как своеобразную детскую речь. Рисуночные тесты "Смешное" и "Грустное", проведенные у детей в возрасте 7-12 лет, показали, что к 12 годам практически все дети имеют четкие представления об этих двух явлениях (Бутовская, Дорфман, 2003). Однако представления девочек и мальчиков о смешном достоверно различаются по целому ряду параметров (эмоциональным, ситуативным), тогда как представления о грустном были более сходными. Возможно, это связано с различной ролью смешного и грустного в социальной жизни ребенка. Различия между мальчиками и девочками в представлениях о смешном являются следствием разных гендерных моделей успешной адаптации в коллективах сверстников (Butovskaya, Kozintsev, 1999b).

Как показывают исследования, смех и смешное являются составной частью социально-группового взаимодействия. К примеру, дети уже в 7-8 лет для поднятия своего статуса в группе способны прибегать не к физической силе, а к шутке, причем это в большей степени типично для мальчиков. В контексте повседневного общения мальчик-подросток шуткой укрепляет свои позиции не только в группе сверстников одного с ним пола, но и способен использовать юмор, чтобы понравиться девочкам-сверстницам (Бутовская, 1997).

Представления о смешном у мальчиков в первую очередь связаны с подростковым желанием обратить на себя внимание окружающих и конкурировать за социальный статус. Выглядеть для мальчиков смешным не позорно, а престижно. Являясь объектом смеха, он привлекает к себе внимание и в ряде случаев создает себе с помощью этого популярность среди лиц противоположного пола (Omark et al., 1975), что, на наш взгляд, подчеркивает доминантную природу мужского юмора. Протест против устоявшихся норм и правил поведения, типичный для подростков, находит отражение в отношении мальчиков к смешному. Нарушение социально одобряемых стереотипов, с одной стороны, порицается "миром взрослых", а с другой стороны, сами мальчики видят в этом явлении привлекательные черты и явно или подсознательно симпатизируют такого рода поведению.

Вот комментарии авторов-мальчиков к рисункам: "Я стою и наблюдаю, как один мальчик бьет подушкой другого по голове", "Один мальчик толкает другого и тот садится в грязную лужу", "Дерутся два моих одноклассника".

Подшучивание, более широко распространенное в мужских компаниях, является социальным релизером, снижающим уровень агрессии и враждебности (Бутовская, Козинцев, 1998). Наши данные (Бутовская. Дорфман, 2003) свидетельствуют о том, что мальчики 11-12 лет часто изображают мужчин в качестве объекта на смешных рисунках: "Мужчина моется в ванне, находящейся на крыше движущегося легкового автомобиля", "Я подскакиваю сзади к дедушке и сдергиваю с него трусы" (рис. 4.25).

Рис. 4.25. Мальчики в возрасте 11-12 лет часто изображают мужчин в качестве объекта смеха. Рисунок мальчика 12 лет "Мужчина моется в ванне, находящейся на крыше движущегося легкового автомобиля"

Мальчики чаще девочек видят смешное в своем неадекватном поведении, изображая себя в качестве объекта смешного, чего девочки практически никогда не делают ("Я не смог решить задачу", "Я шел в школу, споткнулся и упал в грязь", "Я пришел в гости, а мне опрокинули на голову ведро воды") (рис. 4.26).

Рис. 4.26. Мальчики в возрасте 11-12 лет также часто изображают себя в качестве объекта смеха. Рисунок мальчика 12 лег "Я пришел в гости, а мне опрокинули на голову ведро воды"

Девочки обращают больше внимания на свой внешний облик, и им менее приятно видеть себя смешными или показаться смешными в глазах других (Бутовская и др., 1998). Нежелание (и даже страх) выглядеть смешной является типичной чертой женского поведения, и эта психологическая характеристика уже четко присутствует в образных представлениях детей о себе и внешнем мире к 10-11-летнему возрасту. Девочкам более свойственно относить к категории смешного что-либо неположенное или неправильное: "Урок, а за окном солнце, хочется гулять", "Горит классный журнал", "Официант, у которого упали из рук столовые приборы", "Слон на приеме у зубного врача" (рис. 4.27).

Рис. 4.27. Смех как реакция на нарушение социально одобряемого стереотипа. Рисунок девочки 10 лет "Слон у зубного врача"

Принципиальные гендерные различия касаются также эмоциональной составляющей смешного. Девочки делают упор именно на нее, и в рисунках на тему "Смешное" у них преобладают яркие красные, желтые, синие и зеленые цвета. В рисунках мальчиков достоверно превалирует содержательная составляющая, и неудивительно, что часть рисунков мальчики предпочитали выполнять простым карандашом.

Анализ смешных рисунков детей в возрасте от 8 до 12 лет указывает на отчетливую возрастную динамику. Гендерные различия по эмоциональному отношению к изображаемому четче прослеживаются в рисунках на тему "Смешное". Девочки, по всей видимости, более склонны ассоциировать смешное с радостным, веселым и праздничным, чем мальчики. С возрастом количество гендерных различий в представлениях о смешном постепенно возрастает. Это косвенно указывает на тот факт, что смешное по-разному используется девочками и мальчиками и играет разную роль в их жизни.

В "грустных" рисунках мальчиков и девочек наблюдалось больше сходства, чем в "смешных", в частности по эмоциональному настрою авторов (Бутовская, Дорфман, 2003). И мальчики, и девочки использовали в своих картинах синие, серые и черные краски, тогда как вкрапления красного были сопряжены с изображением крови, пожара, взрывов. К 11-12 годам в детских рисунках на тему грустного регулярно встречаются сюжеты, связанные с природными катастрофами, загрязнением окружающей среды. Это свидетельствует о наличии в школах активных программ экологического воспитания и об успешном освоении детьми этих сведений на уровне четко сформированных подсознательных негативных установок.

В сюжетах грустных рисунков все же можно выделить ряд гендерных различий. Мальчики чаще изображали сцены жестокости и смерти. При этом они воспроизводили необычные ситуации, связанные с неопытностью участников, просчетами и ошибками, и подчеркивали содержательную сторону событий, тогда как девочки чаще изображали сюжеты, отражающие собственные эмпатические переживания. В отличие от рисунков на смешную тему девочки достоверно чаще изображали себя в качестве наблюдателя на грустных рисунках. Изображая непогоду, девочки сопереживали герою рисунка, мальчики же, рисуя ненастье, преимущественно ассоциировали его с собственным плохим настроением. Все это согласуется с представлениями о том, что для девочек характерна большая склонность к сопереживанию, эмпатии (Butovskaya, Demianovitch, 2002; LaFreniere et al., 2002). Девочки в возрасте 10-12 лет демонстрируют большую заботу и сострадание, чем мальчики-сверстники, что, по-видимому, связано с их более ранним созреванием.

И в смешных, и в грустных сюжетах дети предпочитали изображать на рисунках героев своего пола (в этом прослеживается отработка гендерных стереотипов и идентификация с собственным полом). Для мальчиков эти различия оказались более выраженными. В смешном контексте девочки изображали животных чаще, чем мальчики, в грустном — они чаще мальчиков рисовали растения. Возможно, в возрасте 10-12 лет девочки больше мальчиков интересуются окружающей природой, а мальчики — социальными взаимоотношениями со сверстниками (и социальными отношениями в мире взрослых мужчин). В целом грустное у девочек эмоционально ассоциируется с неприятным и страшным, а у мальчиков с жестокостью, агрессией и насилием. Последнее отражает общую тенденцию, выявленную этологами: уже в возрасте 6-7 лет мальчики не только достоверно превосходят девочек по уровню контактной агрессии, но и предпочитают играть в силовые игры, в войну (Бутовская и др., 1998; Артемова, Бутовская, 2000).

4.14. Роль мимики в межиндивидуальных контактах

Мимические эмоциональные проявления несут в себе не только информацию о внутреннем состоянии демонстратора, но и о взаимных намерениях взаимодействующих сторон (Frijda, Mesquita, 1993). В последние годы основное внимание уделяется анализу роли факторов культуры и пола в межиндивидуальных взаимодействиях (Hall, 1997; Kirouac, Hess, 1999).

В этом разделе мы рассмотрим следующие три вопроса: 1) как влияют на интерпретацию поведения окружающих ожидания воспринимающей стороны, связанные со стереотипными представлениями об эмоциональных проявлениях людей, относящихся к другой этнической или социальной группе; 2) как сильно могут различаться эмоциональные проявления представителей разных культур на сходный стимул по типу и интенсивности; 3) насколько адекватно эмоциональные проявления отражают реальные намерения исполнителя.

Мимические демонстрации не только несут в себе информацию об эмоциональном состоянии человека, но сообщают о его намерениях. В реальной жизни дело осложняется тем, что интерпретация поведенческих намерений существенно зависит от контекста взаимодействия. В условиях традиционных обществ, где основная жизнь проходит в окружении знакомых с детства представителей одной культуры (более того, в основном родственников и друзей), данная проблема легко разрешима. В процессе социализации дети научаются атрибутировать различные эмоциональные демонстрации окружающих и легко интерпретируют поведение сородичей, принадлежащих к разным поло-возрастным и социальным классам. В современном многоэтничном постиндустриальном обществе правильная атрибуция представляет собой серьезную проблему. Неверное решение ведет к проблемам в социальном общении и снижает, в конечном счете, жизненный успех индивидов.

Итак, повторим еще раз: в современном многоэтничном обществе, где общение с представителями других культур является жизненной необходимостью, правильная интерпретация мимики человека с учетом его статуса, гендерной принадлежности и этнического происхождения играет все более существенную роль.

Интерпретация поведения окружающих строится на основе предшествующего опыта общения и связанных с этим опытом ожиданий. На базе подобных знаний формируются конкретные правила раскодирования. В соответствии с этими правилами мы ожидаем увидеть конкретные эмоциональные проявления от представителей определенной социальной, половой и возрастной группы и вовсе не ожидаем их от других групп. Так, доказано, что женщины часто плачут в состоянии гнева, тогда как для мужчин подобная реакция нетипична (Crawford et al., 1992). Напротив, смех может выступать индикатором угрожающего поведения у мужчин (вспомним хотя бы картины со сценами осмеяния Христа или описанный в литературе смех над поверженным врагом).

В пределах каждой культуры существуют достаточно четкие нормы, регламентирующие эмоциональное поведение в различных контекстах социальных взаимодействий (Ekman, Friesen, 1971), и эти нормы разнятся для мужчин и женщин, а также для представителей разных социальных групп. Например, в русской культуре (аналогично американской) женщинам предписывается большая эмоциональность по сравнению с мужчинами. Особенно это относится к демонстрации улыбки (Briton, Hall, 1995). Ожидания соответствуют реальности: наблюдения показывают, что женщины действительно улыбаются чаще мужчин. Исключением из общих нормативных правил проявления эмоциональности является проявление гнева. На американской выборке показано, что мужчины более склонны к проявлению агрессивного поведения и характеризуются большей экспрессивностью мимики гнева по сравнению с женщинами (Fischer, 1993).

Таким образом, одно и то же эмоциональное выражение, демонстрируемое мужчиной и женщиной, может иметь совершенно различный эффект. Его могут совершенно по-разному понимать в контексте доминирования и аффилиации (дружественных намерений). Улыбка в устах мужчины может оказаться более информативным сигналом о его дружелюбных намерениях, чем улыбка женщины, поскольку в нашей культуре принято ожидать, что женщина чаще улыбается, а это, по-видимому, связанно с ее более подчиненным положением.

Однако такое поведение, даже в пределах русской культуры, наблюдается не с раннего детства. Как было показано выше, у младших школьников однонаправленная улыбка достоверно чаще ориентирована на более высокоранговых адресатов, при этом мальчики и девочки не различаются по частоте ее использования. Однонаправленная улыбка чаще встречается в однополых парах, чем в разнополых, в парах мальчиков достоверно чаще, чем в парах девочек. По мере перехода от предпочтительного общения с представителями своего пола к общению в смешанных по полу группировках в подростковом возрасте происходят важные перемены в направленности улыбки в зависимости от пола адресата. Девушки теперь чаще улыбаются юношам, и эти различия сохраняются в более зрелом возрасте.

Правильная интерпретация функциональной нагрузки невербального сигнала особенно значима, когда взаимодействующие партнеры мало знакомы. Было показано, что выражение счастья, демонстрируемое незнакомым человеком, ассоциируется с высоким доминантным статусом и дружелюбными намерениями, демонстрация гнева и отвращения — с высокими оценками по шкале доминирования и низкими по шкале дружелюбия, а мимические демонстрации страха и грусти — с низким доминантным статусом (Knudson, 1996).

Нормы поведения в конкретном социальном контексте могут быть прямо противоположны для представителей разных культур. Ярким примером могут быть погребальные церемонии, где в одних культурах, подобно большинству европейских, предписано скорбеть и плакать, а в других — радоваться и смеяться (балийцы). Японская культура в высшей степени ритуализована (Пронников, Ладанов, 1985). Следствием этого является бросающаяся европейцам в глаза меньшая экспрессивность мимических выражений японцев (как мужчин, так и женщин). Для японской культуры характерен не только общий контроль эмоциональных проявлений, но особенно недопустимым является внешнее проявление негативных эмоций (Pittam et al., 1995). Даже в том случае, когда культурные нормы не различаются столь разительно, общение на межкультурном уровне может быть затруднено неверными суждениями о партнере, потому что представления об адекватной контексту интенсивности эмоциональных проявлений могут сильно различаться. Последнее ведет к неверной интерпретации поведения партнера, особенно когда речь идет о проявлении эмоций среднего и низкого уровня интенсивности.

Для примера рассмотрим данные У. Хесс с соавторами (Hess et al., 2000) о связи между мимическими демонстрациями человека, его гендерной и этнической принадлежностью, с одной стороны, и суждениями о его реальном поведении у наблюдателей, с другой стороны. В эксперименте участвовало 145 студентов европейского происхождения, средний возраст которых составил 18,7 лет. Участникам демонстрировали компьютерные изображения лиц молодых европейцев и японцев, демонстрирующих нейтральное выражение и одну из основных базовых человеческих эмоций (счастья, удивления, гнева, страха, грусти, отвращения). С помощью специальной компьютерной программы создавали градуированный ряд по степени интенсивности проявления конкретной эмоции, демонстрируемой испытуемым — от нейтрального выражения лица до максимального проявления эмоции с промежуточными вариантами в 40 и 80% интенсивности. Испытуемым студентам демонстрировали три варианта проявления эмоций: нейтральное лицо, среднюю степень и высокую степень мимического проявления эмоции — и просили оценить стимульное изображение по межличностным шкалам, составленным на основе прилагательных, которые характеризовали доминантный статус и дружелюбность. У. Хесс и ее коллеги установили, что испытуемые в целом были способны правильно определить эмоцию. Однако интерпретация степени выраженности эмоции была различной в зависимости от гендерной и этнической принадлежности лица на экране компьютера.

Оценка доминирования и дружелюбия по степени выраженности эмоций гнева и счастья была опосредована разными факторами. Например, для выражения гнева оценка степени доминантности и дружелюбия стимульного лица зависела от представлений испытуемых о вероятности проявления гнева у представителя данной социальной группы и от физической интенсивности этого мимического выражения. А для выражения счастья оценка испытуемых зависела как от собственной этнической и половой принадлежности, так от этической и половой принадлежности стимульного лица и интенсивности мимического выражения.

Интенсивность проявления эмоции оказывала существенное влияние на оценку дружелюбных намерений: испытуемые считали принципиальным различие между нейтральным выражением лица и слабым проявлением эмоции, тогда как различия между слабым и сильным проявлением эмоции достоверно не отражались на оценке испытуемых. Напротив, при оценке стимульных лиц по шкале доминирования испытуемые делали достоверное отличие между максимальным и слабым проявлением эмоции, а отличия в рейтинге между слабым мимическим эмоциональным проявлением и нейтральным выражением лица были недостоверны. Таким образом, даже слабые мимические сигналы оказывают значительное влияние на оценку окружающими аффилиативных намерений, тогда как адекватная оценка доминантных претензий в европейской культуре возможна лишь при максимальной выраженности соответствующих мимических проявлений. В этой связи показательно, что японцы с их тенденцией к избеганию крайних эмоциональных проявлений по шкале доминирования чаще всего оценивались испытуемыми как менее доминантные.

Экспериментальные данные У. Хесс с коллегами свидетельствуют также о том, что более выраженные гендерные различия в интерпретации поведенческих намерений были получены применительно к стимульным лицам японского происхождения. Кроме того, этнические различия оказались более выраженными у женщин, чем у мужчин.

Подводя итог вышесказанному, можно сделать вывод, что в процессе эволюции человека шел непрестанный интенсивный отбор на идентификацию аффилиативных намерений. Возможно, поэтому даже слабые проявления дружественного расположения на невербальном уровне фиксируются человеком. Распознание положительных мимических сигналов облегчено и на кросс-культурном уровне. Напротив, для адекватной демонстрации доминирования слабых сигналов бывает недостаточно. Легкая улыбка свидетельствует об аффилиативных мотивациях, но только сильно нахмуренные брови, обнаженные зубы, квадратный рот и вытаращенные глаза однозначно свидетельствуют о гневе и доминантных намерениях демонстратора.

5.1. Эмоциональные выражения

В науке принято подразделять все жесты на две большие группы — эмоциональные выражения и сигналы диалога. Эмоциональнае выражения относятся к категории универсальных жестов.

Жестовая коммуникация играет важную роль в человеческом общении. На протяжении всей своей эволюции человек применял жестовый канал, умел понимать и оценивать эмоциональное состояние соплеменников по спонтанным движениям их тела, рук и ног. В семиотике под словом "жест" понимается движение телом и конечностями (руками, ногами), которое служит конвенциональным знаком. В такой трактовке указательный палец, приложенный к губам (в значении "тише"), является жестом, в отличие, например, от непроизвольного почесывания, которое относится к разряду физиологических движений и знаком не является. В этологии человека под жестами чаще понимают только движения руками (мануальные жесты).

Значительная часть жестов имеет культурную природу (сигналы диалога, жесты-эмблемы). Они осваиваются и передаются путем научения. Однако многие человеческие жесты универсальны (эмоциональные выражения) и позволяют судить о филогенетическом родстве человека с высшими человекообразными обезьянами (прежде всего шимпанзе и бонобо) и служат еще одном (наравне с улыбкой и смехом и другими мимическими выражениями) подтверждением некогда общих путей развития невербальной коммуникации у предков человека и других приматов.

В репертуаре человека присутствует масса жестов и телодвижений, принадлежащих к категории эмоциональных выражений, служащих хорошей подсказкой для оценки его внутреннего эмоционального состояния. Они часто носят врожденный характер.

Эмоциональные выражения являются прямым отражением внутреннего состояния исполнителя. Ч. Дарвин справедливо считал эмоциональные выражения врожденными и универсальными для всех человеческих культур, и эта точка зрения является в настоящее время общепринятой. К этой категории можно отнести: жест просьбы (протянутая рука ладонью вверх, пальцы сложены лодочкой), жест страха (прикрывание рукой лица или головы), хлопанье в ладоши (выражение одобрения), покачивание поднятым вверх указательным пальцем (неодобрение или шутливая угроза), потирание ладоней (медленное потирание рук означает предвкушение чего-либо приятного, а быстрое — служит признаком возбуждения), потирание живота рукой в области желудка (жест, сообщающий о том, что человек голоден) (Моррис, 2001; Argyle, 1969; Eibl-Eibesfeldt, 1989). Эти жесты более-менее одинаково понимаются европейцами и представителями доиндустриальных культур — папуасами Новой Гвинеи, индейцами Южной Америки или обитателями Южной Африки — бушменами. Знание таких эмоциональных жестов-выражений помогает глубже понять мотивации собеседника и может оказаться полезным для успешного развития отношений как в деловой, так и личной сфере.

Эмоциональная жестикуляция является неотъемлемой частью человеческого общения. Она сопровождает речь бессознательно и даже в тех случаях, когда партнеры не видят друг друга (например когда люди беседуют по телефону). Очевидно, жестовая составляющая всегда сопровождала человеческую речь, и эта взаимосвязь между вокальной и жестовой коммуникацией унаследована нами от приматных предков. Приматологи уже давно обратили внимание на тот факт, что вокализация у высших приматов всегда сопровождается жестикуляцией (Washburn, 1967).

Рассмотрим подробнее несколько эмоциональных выражений.

Жест открытости — согнутые в локтях руки протянуты к собеседнику, ладони обращены вверх. Этот жест имеет древнее происхождение и, как считают этологи, исходно служил демонстрацией того, что у исполнителя нет оружия и недобрых намерений. Жест был ритуализован в процессе исторического развития и в современной культуре широко используется для демонстрации открытости и честности. По мнению специалистов по технике общения, при деловых переговорах следует обращать внимание именно на руки партнера. Если тот демонстрирует открытые ладони, то все в порядке, если же он прячет руки в карманы или держит их за спиной, то следует быть более осторожным (Гарнер, Пиз, 2000). Когда маленькие дети говорят неправду, они бессознательно прячут руки за спину.

Прикосновение к кончику носа. В большинстве случаев этот жест свидетельствует о смущении, о том, что данный человек был застигнут врасплох. Жест является признаком стресса. Часто прикасание к носу происходит в тот момент, когда человек прибегает к обману. Хотя на первый взгляд зависимость этих факторов малопонятна, X. Рюкле (1996) объясняет это том, что в момент сознательной лжи тело человека инстинктивно напрягается, и в момент физического напряжения в носу может возникать ощущение зуда. Легкое щекотание вызывает движение руки по направлению к носу. Близкий к этому жест в некоторых культурах преобразуется в эмблему. Так, в Англии поднесение пальца к носу означает секретность информации, а в центральной Италии этим жестом предупреждают от опасности.

Скрещенные руки. Данный жест принято рассматривать как признак интравертности, скованности, закрытости. У некоторых народов такое положение рук является составной частью позы покорности и почтительного подчинения. В этом случае голова и плечи опущены, взгляд устремлен вниз. Вариантом этого жеста являются руки со сцепленными пальцами, покоящиеся на коленях (в сидячем положении), и обхватывание себя за плечи. Жест "скрещенные руки" преимущественно свидетельствует о стеснительности, застенчивости человека, о страхе и собственной неуверенности. Установлено, что подобное поведение более типично для женщин, чем для мужчин. Жест обхватывания себя руками за плечи (самообнимание) описан в книге И. Айбла-Айбесфельдта (Eibl-Eibesfeldt, 1989) и интерпретируется им как проявление желания оказаться защищенным. Жест связан с возвратом к детской фазе развития. Именно такое поведение описано у слепоглухонемых детей, испытывающих тревогу и стресс (Eibl-Eibesfeldt, 1989). Скрещенные руки в сочетании с высоко поднятой головой и обращенным вверх взглядом могут нести совершенно иную нагрузку и воспринимаются большинством окружающих как вызов.

Сложенные домиком пальцы рук. Этот жест может трактоваться как признак уверенности в себе и удовлетворенности настоящей ситуацией. Если его демонстрирует мужчина, опираясь локтями о стол, то жест выглядит достаточно агрессивно (Гарнер, Пиз, 2000). Женщины могут демонстрировать тот же жест, сложив руки у себя на коленях, и в этом случае он производит менее вызывающее впечатление.

Жест сомнения или собственного бессилия. Человек разводит руками и одновременно пожимает плечами, он как бы говорит "Что же я могу сделать?". Жест свидетельствует о внутренней неуверенности исполнителя, или об отсутствии собственного мнения по данному вопросу, и понятен любому европейцу.

5.2. Сигналы диалога

В отличие от эмоциональных выражений, жесты являющиеся сигналами диалога, осваиваются путем научения и варьируют от культуры к культуре. Большинство сигналов диалога выполняются с помощью движений руками (жест-приглашение присесть, отстраняющий жест, жест-приказание). Мимика также может служить сигналом этого рода. Например, поднятые брови, нахмуренные брови, поднятые или опущенные уголки губ служат четкими сигналами для собеседника.

Выделяют несколько классов жестов, являющихся сигналами диалога. К ним относятся: иллюстраторы, помогающие иллюстрировать синхронную с ними речь (например, жест "удар в воздухе сжатой в кулак рукой, движение, сверху вниз", сопровождающий ударение на конкретном слове, или жест "пожатие плечами и разведение рук в стороны", сопровождающие слово "не знаю"); регуляторы диалога, жесты направленные на поддержание коммуникации (кивок, подмигивание, поднятый вверх большой палец в знак одобрения сказанного), и эмблемы, однозначно понимаемые движения, имеющие прямой вербальный аналог (термин "эмблема" введен Д. Эфроном) (Efron, 1941; Ekman, Friesen, 1969). Словесное определение таких жестов-эмблем известно всем представителям данной культуры или субкультуры.

Значение жестов-эмблем однозначно трактуется всеми представителями конкретной культуры или субкультуры (например, жест "пожатие плечами и разведение рук в стороны" близок к вербальному "не знаю" или "что я могу сделать?"). С помощью эмблем можно передать практически любое сообщение, включая фактологическую информацию, приказания, выражение личного отношения к происходящему и чувства. П. Экман назвал эмблемы, передающие чувства, термином референтные выражения (не следует путать со сходными лингвистическими терминами). Референтные выражения существенно отличаются от эмоциональных выражений тем, что содержат указание на конкретные эмоции, которые в действительности данный исполнитель не испытывает.

Помимо этого выделяют еще и так называемые манипуляции с телом (автоадапторы). Эта категория движений является проявлением смещенной активности. Так, в стрессовых ситуациях, при замешательстве люди часто почесывают голову, кусают губы или грызут ногти. Манипуляции с телом могут переходить в категорию выразительных движений и превращаться в ритуалы. Например, во время траурных церемоний плакальщицы рвут на себе волосы, расцарапывают себе лицо ногтями (мидлпа, папуасы Новой Гвинеи, народы Кавказа и Передней Азии и др).

5.3. Правила демонстрации (высоко- и низкокинесические культуры)

Культура предписывает своим членам определенные правила демонстрации, или правила жестового поведения (термин П. Экмана и В. Фризена, предложен в 1969 г.), которые представляют собой правила выражения эмоций, зависящие от социального контекста (Ekman, Friesen, 1969). Правила демонстрации варьируют от культуры к культуре и могут столь сильно модифицировать универсальные эмоциональные выражения, что некоторые исследователи говорят о культурной специфичности этих выражений. Эта точка зрения справедлива лишь отчасти. Современные исследования показали, что, оставаясь наедине, представители всех культур реагируют на одинаковые стимулы эмоционально сходным образом, тогда как в присутствии посторонних их эмоциональные выражения подчиняются правилам демонстрации, принятым в данной культуре. Вместе с тем культуры резко различаются по степени проявления эмоций при общении, в частности по интенсивности жестикуляции (высококинесические и низкокинесические культуры).

Как уже было сказано, универсальные выразительные эмоциональные движения могут видоизменяться в социальном контексте до такой степени, что это создает впечатление их культурной специфичности. Однако важно понимать, что культуры различаются прежде всего по способу принятого в них выражения эмоций, а не по набору самих базовых эмоций как таковых. Долгое время считалось очевидным, что частота жестикуляции коррелирует с интенсивностью телесных контактов общающихся и размерами личного пространства. На этой основе американский культурный антрополог Э. Холл (основоположник науки проксемики, изучающей роль пространства в коммуникации и правила использования пространства) предложил разделить культуры на контактные и неконтактные. Контактными он назвал культуры, носители которых общаются, располагаясь на небольшой дистанции друг от друга (т.е. имеют малое личное физическое пространство). К числу контактных культур были отнесены итальянская, испанская, греческая, арабская, тогда как норвежская, голландская, английская и американская рассматривались как культуры неконтактные. Современные исследования Е. Макданиела и А. Андерсена (McDaniel, Andersen, 1998), однако, говорят о том, что существует сложная зависимость между размерами личного пространства, с одной стороны, и частотой тактильных контактов и интенсивностью жестикуляции, с другой. Так, например, культуры народов Дальнего Востока — китайская, корейская и японская, по критерию контактности попадают в разряд контактных (общение на минимальном расстоянии между партнерами), но при этом частота тактильных контактов и интенсивность жестикуляции у них минимальны. С другой стороны, для арабской культуры традиционные ожидания полностью подтверждаются. Это контактная культура (минимальное личное пространство), где уровень жестикуляции и тактильных контактов при общении исключительно высок.

5.4. Жесты древнего филогенетического происхождения

Остановимся подробнее на двух жестах, гомологически сходных в репертуаре поведения человека, шимпанзе и бонобо, — указательном и просительном. Указательный жест с помощью вытянутого вперед указательного пальца встречается в естественном репертуаре общения не только человека, но и у некоторых человекообразных обезьян. У шимпанзе он используется как подростками, так и взрослыми особями для привлечения внимания окружающих к какому-либо предмету, указания направления движения. Указательный жест описан во всех без исключения человеческих культурах вне связи с типом социальной организации и хозяйства, а также вне зависимости от экологических условий обитания. Указательный жест спонтанно возникает в репертуаре глухонемых детей и используется для привлечения внимания к каким-либо объектам или как просьба дать конкретный предмет. Он используется взрослыми людьми, когда необходимо выделить какой-то объект, не прерывая беседы.

Указательный жест давно является объектом исследования психологов. В 20-е годы Л.С. Выготский первым высказал предположение, что дети обучаются указательному жесту, перенимая его от матери, и что он осваивается как способ просить объекты, находящиеся вне пределов досягаемости ребенка. Такая точка зрения многие годы была основополагающей. Наблюдая за детьми, которые только что освоили указательный жест, этологи внесли некоторое уточнение в эти представления. Было обнаружено, что дети, сидящие в стульчиках рядом с матерью, указывают и одновременно тянутся к игрушкам, находящимся в пределах досягаемости, а по отношению к отстоящим далеко игрушкам применяют только указательный жест. Дети смотрят на свою мать и когда указывают на что-то, и после этого, проверяя, удалось ли им обратить ее внимание в нужном направлении.

Указательный жест в общении друг с другом используют даже младенцы, еще совсем не умеющие разговаривать. Японский исследователь Н. Масатака показал, что трехмесячные дети при общении с матерью производят ритмические движения указательным пальцем, поднимая его и опуская, сопровождая движения воркующими звуками.

Этот жест — предшественник указательного, и описанные выше эксперименты говорят о том, что указательный жест является скорее сигналом интереса и желания поделиться знанием о данном объекте, нежели следствием неудавшейся попытки завладеть объектом. Своим поведением мать узаконивает применение жеста ребенком, но не создает его.

Г. Баттерворс и П. Морисетти показали, что возраст, в котором ребенок впервые применяет указательный жест, является хорошим индикатором успешного освоения им языка впоследствии. Указательный жест и речь тесно взаимосвязаны. Дети начинают пользоваться этим жестом в ту же неделю, когда начинают понимать имена окружающих предметов. Чем раньше младенцы начинают использовать указательный жест, тем больше слов они осваивают к 20 месяцам. Средний возраст начала пользования жестом 327 дней для девочек и 350 дней для мальчиков. Но в этом возрасте девочки уже могут пользоваться тремя-четырьмя словами, а мальчики — одним.

Когда желаемый объект находится точно перед ребенком, большинство детей указывают на него правой рукой. Это предпочтение правой руки может свидетельствовать о связи между участками мозга, ответственными за контроль указательного жеста, и участков, связанных с восприятием и воспроизводством речи.

Просительный жест — протянутая рука ладонью вверх, ладонь собрана в горсточку, понятен в любой культуре. Этот же жест в сходном контексте применяется шимпанзе и бонобо. Просительный жест широко распространен в общении детенышей и подростков шимпанзе с родителями и старшими членами группы. Именно протянутая рука является мощным стимулом к дележу при распределении мяса у взрослых шимпанзе. Тот же жест, обращенный к партнеру, может означать просьбу груминга или просьбу оказать помощь. У человека просительный жест появляется в раннем детстве и может сопровождаться выразительной мимикой (рис. 5.1). Он хорошо понятен даже при общении представителей самых несхожих друг с другом культур и монополизирован нищими для сбора подаяний у окружающих (Butovskaya et ai., 2000a, b). Тот факт, что просительный жест может встречаться в сочетании с разными коммуникативными сигналами (жалобное выражение лица, плачь, поклоны и др.) (рис. 5.2), но при этом остается неизменным, свидетельствует о его чрезвычайной значимости как релизера (ключевого стимула), вызывающего реакцию сопереживания и дележа у субъекта.

Рис. 5.1. Просительный жест появляется у человека в раннем детстве и может сопровождаться выразительной мимикой. Мальчик-нищий просит милостыню у туристов на улицах Антананариву (Мадагаскар) (фото М.Л. Бутовской)

Рис. 5.2. Просительный жест может встречаться в сочетании с различными коммуникативными сигналами, такими, как жалобное лицо, плач и поклоны. Жалобное выражение лица у нищенки. просящей милостыню в Москве (фото М.Л. Бутовской)

5.5. Универсальные жесты-эмблемы

Некоторые жесты, воспринимаемые в качестве эмблем, могут являться человеческими универсалиями. Примером может быть угроза поднятым вверх указательным пальцем. Жест встречается в европейских культурах и описан также у папуасов Новой Гвинеи (айпо), бушменов Калахари, индейцев Венесуэлы (яномами), у австралийских аборигенов (пинтуби, гиджингали). По мнению И. Айбла-Айбесфельдта, этот жест является более цивилизованным производным фаллической демонстрации угрозы. Во многих языках (в том числе английском, арабском) он имеет вербальные аналоги. Покачивание поднятым вверх указательным пальцем повсеместно расценивается как угроза (применяемая по большей части по отношению к детям). Правда, в ряде случаев он может носить и характер шутливой агрессии-предупреждения — например при встрече друзей (смотри у меня). Указательный жест, направленный на человека, часто выступает еще одним символом предупреждения и угрозы. Проявление угрозы и в этой трактовке типично для самых разных культур, например немецкой и бушменской. Иногда можно наблюдать, как между маленькими детьми разыгрываются настоящие указательные дуэли. Агрессивный подтекст здесь вполне очевиден. Аналогичный жест уже много веков известен в европейской судебной практике и в этом случае носит обвинительный, обличающий характер (Nitschke, 1997).

5.6. Кросс-культурные вариации жестов-эмблем

В репертуаре человека помимо эмоциональных жестов присутствует также большое количество жестов, имеющих фиксированное значение в рамках данной культуры. Этологи одними из первых заинтересовались вопросами территориальной распространенности жестов-эмблем и пришли к выводу, что по этому показателю можно восстановить историю заселения конкретного региона и характера общения между представителями разных культур в прошлом (Morris, 1977; Eibl-Eibesfeldt, 1989). В конце 70-х годов Д. Моррис с соавторами издали книгу, посвященную происхождению и истории распространения 20 характерных для европейцев жестов (Morris et al., 1979). Одним из этих жестов является воздушный поцелуй, при котором сведенные в горстку пальцы руки подносятся к губам, целуются и затем рука отводится от лица в сторону. Этот жест широко распространен в мире и отражает теплое отношение к другому лицу. В Германии, Франции, Испании и Греции он выражает похвалу и одобрение. Таким жестом мужчины выражают восторг по поводу красоты увиденной женщины. В Португалии, на Сицилии и Сардинии этот жест служит приветствием и используется часто. Напротив, в Италии и Великобритании жест встречается достаточно редко. В нашей стране данный жест используется для выражения восторга женской красотой. В современной российской культуре имеется вариант воздушного поцелуя, используемого как жест прощания. При этом к губам подносится расправленная ладонь и целуются кончики пальцев, затем делается движение кистью в направлении от себя, рука чаще всего остается согнутой в локте.

Как уже говорилось выше, многие эмблемы возникают в рамках конкретной культурной традиции и являются, по сути, настоящими диалектами. Они могут служить одним из индикаторов различной истории происхождения соседних популяций. К примеру, в Италии граница между использованием жеста покачивания головой как формы отрицания и резким отбрасыванием головы назад, сопровождающимся громким цокающим звуком (сицилийское "нет") (рис. 5.3), имеющим ту же нагрузку, проходит четко по северной границе древнегреческих поселений (Eibl-Eibesfeldt, 1989). Этот же пример свидетельствует в пользу большой консервативности и устойчивости культурных жестовых эмблем.

Рис. 5.3. Сицилийское "нет" (фото М.Л. Бутовской)

Особые словари жестов уже составлены для некоторых стран мира: Италии, Испании, Германии, Америки. Недавно такой словарь был составлен Г.Е. Крейдлином, С.А. Григорьевой и Н.В. Григорьевым для русской жестовой культуры (Крейдлин, 2002).

Жесты-эмблемы формируются и осваиваются в самом раннем детстве. Их применение в процессе общения столь привычно, что часто остается незаметным для самого человека. Они часто служат важнейшим маркером принадлежности индивидуума к социуму, и порой в большей степени, чем акцент, выдают в человеке чужака. Культурно-специфичным жестами является жест, ударяющий ладонью по голове ("забыл"), движение пальцем у виска (в понятии "не все дома, дурак"), знак рогов (намек на супружескую измену) и другие. Специалисты в области кинесики по жестам могут даже определить выходца из конкретной страны и даже провинции, а также представителя конкретной субкультуры (см., например, жест "пальцы веером").

Рассмотрим несколько жестов и типичные разночтения в их толковании в разных культурах или субкультурах.

Жест "указательный палец оттягивает нижнее веко". В Англии этот жест означает "Ты меня не проведешь", в Испании — это призыв к другому оставаться начеку, во Франции, Германии, Югославии и Турции — жест означает, что сам человек держится настороже (Morris et al., 1979). А вот на юге Италии таким жестом мужчины дают понять собеседнику, что рядом прошла красивая жещина (рис. 5.4), и тем самым выражают свой восторг в ее адрес. Несмотря на отчетливые нюансы, смысловая нагрузка жеста для этой группы стран сходна: рекомендуется повысить бдительность путем символического увеличения глаза. Жест оттягивания нижнего века в Австрии трактуется совершенно по-другому: он обозначает скуку (Уэйнрайт, 2002). В России же он вообще не используется и был бы не понятен окружающим.

Рис. 5.4. "Смотри, какая красивая женщина пошла" (фото М.Л. Бутовской)

Жест "отряхивание воображаемой пыли с одежды". В России этот жест понимается как демонстрация пренебрежения к тому, на кого он направлен. У цыган, однако, данный жест имеет еще более выраженный оскорбительный подтекст ("Убирайся к черту") и часто сопровождается плевком себе под ноги. Следует сказать, что жесты, имеющие в своем подтексте намек на грязь и нечистоплотность, во всех культурах рассматриваются как оскорбительные. Грязь во всех культурах воспринимается как явление отрицательное. Не исключено, впрочем, что сходным образом относятся к ней и наши ближайшие родственники — шимпанзе. Так, шимпанзе Уошо, владеющая языком глухонемых, в порыве раздражения и обиды на своего учителя однажды просигналила ему слово "грязный" (Линден, 1981).

Жест "ОК". Жест соединения кончиков большого и указательного пальцев в форме буквы "о" иконический по происхождению. Он носит название "кольцо" и иконически похож на первую букву слова "ОК". В англоязычных странах и большинстве стран Европы он означает "все в порядке". Однако во Франции аналогичный знак (тоже иконический) символизирует ноль (ничто). В Турции и на Мальте под этим знаком подразумевают пассивный мужской гомосексуализм. В Греции он обозначает нечто непристойное и потому его считают оскорбительным в отношении как мужчины, так и женщины. В Японии такой жест символизирует деньги.

Жест "поднятый вверх большой палец". В России жест понимается, как "все в порядке, нет проблем". То же самое значение он имеет в Америке, Англии, Австралии, Новой Зеландии. Выставленный вперед поднятый большой палец используется в нашей стране, чтобы остановить попутную машину. А резко выброшенный вверх — в англоязычных странах понимается как нецензурное ругательство. В Турции поднятый большой палец обозначает "заткнись", в Италии — цифру 1, а в Америке — 5.

Жест "V" пальцами обозначает приветствие, победу, успех, проявление радости. Это один из редких жестов-эмблем, историю появления которого удается проследить достаточно точно. Жест появился во время второй мировой войны и был придуман одним из организаторов программы английского радио Би-Би-Си на бельгийском языке Виктором де Лавелье. По замыслу изобретателя, жест должен был символизировать единение всех народов, борющихся с фашизмом. Участники сопротивления в Польше, Чехословакии, Франции, Бельгии рисовали знак "V" на стенах домов (занятие далеко не безопасное, ибо застигнутые за этим делом люди жестоко карались фашистами). Поскольку немцев откровенно беспокоила популярность данного знака, ставшего символом борьбы с фашизмом, министр пропаганды нацистской Германии Геббельс попытался внести неразбериху в ставшие к тому времени стереотипными общественные представления о смысловой нагрузке данного знака. Он заявил, что "V" является древнегерманским знаком и что клич "Viktoria" призван объединять народы Европы на борьбу с большевизмом. Гитлеровцам, однако, не удалось дискредитировать этот символ антифашистской пропаганды. Знак "V" часто использовал и популяризировал тогдашний премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль (рис. 5.5). В одном из выступлений по радио он сказал следующее: "Знак V является символом непобедимой воли всех народов оккупированных территорий и Британии и неотвратимой судьбы гитлеровской тирании".

Рис. 5.5. Жест “V” (victory) вошел в широкое обращение благодаря премьер-министру Великобритании Уинстону Черчиллю, который часто использовал его в качестве символа победы в борьбе с фашизмом

В большинстве стран Европы (и в том числе в России) этот жест имеет только один смысл — "победа", вне зависимости от ориентации кисти руки. Тем не менее этот популярный и широко распространенный жест может иметь и несколько иной смысл. Например, в первой половине XX в. в Америке сохранялось непристойное значение данного жеста: в нем усматривали вовсе не букву V, а намек на расставленные женские ноги. В Англии и Австралии тот же жест, но с рукой, повернутой ладонью к говорящему, означает оскорбительное "Заткнись!".

Жест "схватиться за голову". В этом случае ладони обеих рук кладут на голову с обеих сторон. В нашей культуре (равно как и в немецкой, английской) жест означает крайнюю степень тревоги, ужас, страх. Но может символизировать также удивление. Айпо Новой Гвинеи этим жестом выражают крайнюю степень удовольствия (Eibl-Eibesfeldt, 1989). Жест сопровождается улыбкой. В этом контексте жест является аналогом выражения "ужас". Напомним, что в европейских культурах его также употребляют для обозначения высшей степени восторга и одобрения ("ужасно умный", "ужасно красивая"). Жест обхватывания головы руками, по-видимому, эволюционно возник как защитное движение, реакция на внешнюю угрозу, инстинктивная попытка заслониться. Именно в таком контексте его иногда употребляют дети.

Жест "сыт по горло". Он относится к числу символических оскорбительных жестов и представляет собой такое движение: приставленная к горлу рука, ладонью вниз или движение рукой в этом положении, как бы перерезающее горло. Жест означает "сыт по горло", "надоело", а в более резком смысле — "так бы и перерезал ему глотку".

Жест "махнуть рукой" представляет собой движение кисти руки по направлению от тела, при этом рука согнута в локте, а кисть находится на уровне плеча. Жест означает пренебрежение, невнимание, безразличие, прерывание контакта с субъектом. Он может заменяться жестовым фразеологизмом с тем же подтекстом: говорящий буквально произносит "я уже давно махнут рукой на эту проблему".

Жест "чур меня". Жест выглядит как переплетенные указательный и средний пальцы одной руки, в то время как остальные пальцы прижаты к ладони. Основная функция жеста — защита. Прежде всего речь идет о суеверной защите от божественного гнева за какие-либо неблаговидные поступки (Morris et al., 1979). В этом значении данный жест понимают англичане, скандинавы, шведы или норвежцы. В России, Германии, Голландии скрещенные пальцы на одной или двух руках держат, чтобы защититься от неприятностей и наудачу. В Турции скрещенные пальцы означают конец дружбе. В некоторых странах им обозначают, что все в порядке или демонстрируют свое одобрение (Моррис, 2001).

Жест "так тебе и надо", представляет собой стругающие движения указательным пальцем левой руки по слегка наклоненному вниз пальцу правой руки. Он означает злорадство, радость исполнителя по поводу неудачи или невезения того, в сторону кого этот жест направлен. Этот жест злорадства хорошо понятен в немецкой и австрийской культурах.

Жест "будь начеку" выполняется путем постукивания указательным пальцем по боковой поверхности носа. Этот жест в России был бы совершенно непонятен. В Италии, однако, его значение четко определено "будь начеку!". У англичан и скандинавов этот жест является призывом к сохранению тайны или подразумевает соучастие (Morris et al., 1979). Постукивание пальцем по передней поверхности носа в Великобритании, Австрии и Голландии будет воспринято окружающими как предложение не вмешиваться в чужие дела (Уэйнрайт, 2002).

Жест "чур, я не играю". Жест широко распространен в детской субкультуре, он представляет собой скрещенные средний и указательный пальцы и обозначает у детей временный перерыв в игре (его вербальный аналог "Чур, я не играю"). Он является заимствованием из мира взрослых жеста "Чур меня". В современной российской культуре "взрослый" жест практически перестал использоваться, а вот в детской субкультуре он применяется постоянно.

Жест "мирись-мирись". Типичным для русской детской субкультуры является такой жест примирения: дети берут друг друга за мизинец и, двигая рукой в такт словам, произносят мирилку: "Мирись, мирись, мирись, и больше не дерись. А если будешь драться, то я буду кусаться. А кусаться нам нельзя, потому что мы друзья" (Бутовская, Козинцев, 1998). Аналогичное поведение после ссоры можно наблюдать и у украинских детей, и у калмыков, что, по-видимому, является результатом культурного заимствования (Butovskaya, 2001a,b). Любопытно, что в Индонезии дети, чтобы помириться, так же держатся мизинцами (т.е. невербальное поведение имеет определенное сходство), но при этом аналог мирилки отсутствует, дети просто говорят: "Давай будем хорошо относиться друг к другу". В европейских культурах и Соединенных Штатах подобный жест примирения у детей не описан (Butovskaya et al., 2000c).

Жест "Да!". В подростковой субкультуре в последние годы появился особый жест, представляющий собой резкое дергающее движение рукой, согнутой в локте и поднятой вертикально вверх, при этом кисть, сжатая в кулак, оказывается на уровне головы и при движении опускается до уровня груди (словно исполнитель дергает за шнурок). Жест восторга и радости. Происхождение данного жеста в нашей культуре легко прослеживается. Он сопровождается возгласом "Yes!" и заимствован из подростковой американской субкультуры. Его распространение связано с появлением на телевизионных экранах большого количества американских телесериалов о жизни американских подростков.

Жест "пальцы веером". Жесты, принятые в одной субкультуре, могут заимствоваться другими субкультурами в результате подражания. Иногда в таких случаях они теряют свою популярность в породившей их среде. Такова, например, история жеста "пальцы веером". Его иногда именуют "блатной козой", а в 90-е годы XX в. стали называть еще "распальцовкой". Жест "пальцы веером" выглядит как широко расставленные в стороны мизинец и большой палец обеих рук при выставленном вперёд указательном пальце. Он несколько напоминает жест "коза", которым традиционно пользовались в российской простонародной культуре. Считается, что жест "пальцы веером" исходно был впервые использован беспризорниками 20-х годов и в дальнейшем стал распространенным ритуалом угрозы у блатных с начала 30-х по 70-е годы. Однако с середины 80-х годов у "истинной шпаны" постепенно формируется негативно-ироническое отношение к данному жесту. Распальцовка начинает ассоциироваться с "дурным тоном" и туповатостью. С начала 90-х годов жест заимствуется рэкетирами и бандитами у блатных и становится одним из стереотипных символов уголовников новой формации. В настоящее время выражение "пальцы веером" преимущественно ассоциируется с представителями так называемых "новых русских".

Существует значительное количество жестов, понятных только представителям одной конкретной культуры. Например, у японцев имеется специфический жест-команда "подойдите сюда" (Уэйнрайт, 2002). Призывая остальных подойти, исполнитель жеста протягивает вперед руку ладонью вниз и шевелит пальцами. В Японии можно наблюдать и специфический жест "он говорит неправду". Обвиняющий кого-то во лжи облизывает указательный палец и поглаживает им свою бровь.

Культурно-специфическими являются различные жесты-угрозы, широко практикующиеся в Южной Италии. К этой категории относится жест-предупреждение "я тебя зарежу". Он осуществляется на расстоянии от адресата: ногтем большого пальца правой руки проводят по щеке, как бы рассекая ее (рис. 5.6).

Рис. 5.6. "Я тебя зарежу" (фото М.Л. Бутовской)

Другой жест активной угрозы "я тебя убью". Его также выполняют на расстоянии: указательный и большой палец руки образуют кольцо, а остальные три пальца расставлены и ориентированы вперед. Сама рука при этом выбрасывается в направлении адресата и чуть согнута в локте (рис. 5.7). По свидетельству самих итальянцев, жест говорит о действительно серьезных намерениях, вплоть до убийства. Его не повторяют дважды.

Рис. 5.7. "Я тебя убью" (фото М.Л. Бутовской)

Еще один угрожающий жест "перестань сейчас же" выполняют на близком расстоянии. Производится он следующим образом: исполнитель подходит практически вплотную к адресату и двигает ладонью вдоль его щеки на расстоянии нескольких сантиметров (рис. 5.8а) Тот же жест может производиться синхронно двумя руками. Вариантом жеста "перестань сейчас же" у южных итальянцев служат ритмичные вертикальные движения рукой со сложенными в горсть пальцами перед носом оппонента (рис. 5.8б). Он свидетельствует о крайнем раздражении исполнителя и его готовности подраться.

Рис. 5.8. Варианты предупреждающего жеста "Больше так не делай" (фото M.Л. Бутовской)

5.7. Разные жесты — один подтекст

Подобно тому как в разных культурах один и тот же жест может иметь различное толкование, можно найти массу примеров того, как одна и та же нагрузка передается разными жестами. Примером является жест восхищения. Информация о том, что мужчина восхищен женской красотой, может передаваться многими способами: 1) движением большим и указательным пальцем одной руки по собственной щеке в направлении к подбородку; 2) прихватыванием кожи на щеке; 3) указательный палец прикладывается к нижнему веку (внимание) и веко слегка при этом оттягивается вниз (этим жестом, как говорилось выше, пользуются южные итальянцы); 4) обе руки складываются в трубочку, изображая подобие подзорной трубы, через которую можно лучше рассмотреть данный объект; 5) указательные пальцы обеих рук полусогнуты, напоминая крючки, а руки производят притягивающее движение (жест отмечен нами у египтян); 6) в ряде случаев мужчины при виде привлекательной женщины инстинктивно делают движение, как бы подкручивая мнимые усы (или подкручивают реально имеющиеся). Жест означает, что наблюдатель заинтересован и старается выглядеть привлекательнее.

5.8. Интенсивность жестикуляции и специфика движений руками у представителей разных культур

Исследования по невербальной коммуникации показывают, что люди существенным образом отличаются друг от друга не только по набору используемых жестов, но и по интенсивности жестикуляции как таковой. Подобные различия связаны с культурной принадлежностью человека, его половой принадлежностью, особенностями темперамента и условиями воспитания в семье.

Культуры резко различаются по степени выраженности эмоций при общении, прежде всего по интенсивности жестикуляции. Выше уже говорилось, что такие различия связаны с "правилами демонстрации" (Ekman, Friesen, 1971). Также было отмечено, что в Европе интенсивность жестикуляции (степень кинесичности) возрастает с севера на юг. Она минимальна у скандинавов, норвежцев и датчан и максимальна у испанцев, португальцев, южных итальянцев и греков. Те же закономерности можно проследить и на территории европейской части бывшего СССР. Минимальное использование жестов характерно для жителей севера — у поморов, карелов, коренных жителей новгородской области, а максимальная интенсивность жестикуляции при общении отмечается у народов Кавказа.

Правила демонстрации объясняют причины, по которым некоторые исследователи говорят об отсутствии видоспецифических для человека эмоциональных выражений. Но, как правило, они недоучитывают именно фактор интенсивности проявления конкретной эмоции, что особенно явно видно на примере жестикуляции. Дело в том, что универсальные эмоциональные движения благодаря этому могут модифицироваться в социальном контексте до неузнаваемости. Культуры различаются по силе выражения эмоций, но не по набору самих базовых эмоций как таковых (Ekman , Keltner 1997).

Культуры по-разному реагируют на индивидуальные различия в интенсивности жестикуляции. Так, в русской и американской культурах индивиды, обладающие активной жестикуляцией и мимикой, чаще всего воспринимаются окружающими как доброжелательные, сердечные, энергичные и открытые люди. Напротив, те, кто общается с минимальным использованием средств невербальной коммуникации, в глазах других людей представляются холодными, расчетливыми и скрытными. Кроме того, люди с интенсивной жестикуляцией воспринимаются как энергичные и оптимистично настроенные, тогда как слабая жестикуляция часто воспринимается как признак вялости, пессимизма и малой заинтересованности в общении. Напротив, в финской культуре интенсивно жестикулирующие люди воспринимаются окружающими как напористые, распущенные и невоспитанные.

Культуры различаются между собой не только по набору характерных жестов-эмблем и интенсивности жестикуляции. Характер движения кистей рук также может быть хорошим индикатором культурного происхождения говорящего. В современной русской культуре можно наблюдать рубящие, круговые притягивающие и отталкивающие движения кистей рук, при этом пальцы рук распрямлены или чуть согнуты и держатся вместе. Для испанской и большинства латиноамериканских культур (будь то бразильская или мексиканская) характерными являются движения кистью в вертикальном направлении сверху вниз, при этом пальцы собраны в горсточку. А для афроамериканцев типичны вращения вертикально расположенной кисти к себе и от себя, руки часто двигаются по направлению вверх, причем пальцы на руке полностью расправлены и прижаты друг к другу, а ладонь полностью открыта. Часто собеседнику демонстрируются открытые ладони,ориентированные в вертикальной плоскости. Аналогичная жестикуляция характерна и для представителей многих африканских культур (рис. 5.9). Любопытно, что на фоне активной жестикуляции и экспрессивности поз афроамериканцы избегают смотреть в глаза собеседника и прямой взгляд часто истолковывают как угрозу или вызов.

Рис. 5.9. Для представителей многих африканских культур характерной является демонстрация открытых ладоней, ориентированных в вертикальной плоскости в направлении собеседника (фото Р. Чаласани)

5.9. Жесты и жестовые фразеологизмы

Большую группу жестов следует отнести к категории базовых для формирования жестовых фразеологизмов. Часть из них продолжает использоваться в невербальной коммуникации и одновременно имеет свой вербальный аналог. Например, жест "хлопать ушами" изображается, поднесением одновременно двух кистей рук ладонями вперед к ушам, и движениями пальцев кпереди, по направлению к ладони. Жест носит оскорбительный характер и подразумевает сопоставление объекта с ослом. В современном обществе этот жест используется редко, но его вербальный аналог широко распространен: говорят "не хлопай ушами", что идентично более грубому выражению " не будь ослом". Другой пример-жест "закрывание ушей". Символическое зажатие ушей может свидетельствовать о желании отстраниться, изолироваться от собеседника, проявлением пренебрежения к последнему, желания прервать контакт. Его вербальный аналог "заткни уши", т.е. "не слушай".

5.10. Условия воспитания и интерпретация невербальных сигналов

Способность адекватно воспринимать и воспроизводить невербальные сигналы играет исключительную роль в жизни человека с раннего детства и непосредственно отражается на социальной успешности индивида (Hodgins, Belch, 2000; Hodgins, Zucherman, 1991; Noller, 1980; Philippot, Feldman, 1990). Роль семейного окружения в развитии невербальных способностей человека была впервые эмпирически исследована в середине 80-х годов XX в. (Halberstadt, 1986). Было установлено, что люди, выросшие в семьях, где было принято давать волю эмоциям, были способны сами четко выражать необходимую эмоцию, тогда как индивиды, воспитанные в семьях, где принято было подавлять эмоциональные проявления, в дальнейшем были способны более объективно оценивать невербальные сигналы окружающих. А. Хельберштат предложила для объяснения гипотезу социализации: в первом случае индивиды имели все условия для того, чтобы отрабатывать эмоциональные проявления на невербальном уровне, но в силу отчетливости невербальных сигналов, подаваемых окружающими, у них не возникла необходимость в развитии способностей в декодировании мелких деталей внешнего поведения. Напротив, индивиды, выросшие в семьях, где не принято было открыто выражать свои эмоции, выработали в себе исключительную способность распознавать мелкие нюансы невербальных сигналов окружающих и одновременно научились сдерживать внешние проявления собственного настроения.

Согласно гипотезе социализации, способности к воспроизведению невербальных сигналов осваиваются на практике проективно, с учетом примера окружающих. Способности же к распознаванию невербальных сигналов усваиваются реактивно: чувствительность к их распознанию является адаптацией, необходимой индивиду для выживания в неэкспрессивной среде. Подобная интерпретация разделяется не всеми. Многочисленные исследования свидетельствуют о том, что подавление эмоциональных проявлений ведет к патологическим последствиям (Pennebaker, 1997). Показано также, что подавление негативных эмоций членами семьи приводит к снижению общей социальной компетентности детей (Roberts, Strayer, 1987).

X. Ходжинс и К. Белч (Hodgins, Belch, 2000) привели новые доказательства в пользу нарушения невербальных способностей у лиц, чьи родители часто ссорились и дрались друг с другом. Изучая способности студентов колледжа к воспроизведению и восприятию невербальных сигналов, они обнаружили, что студенты, выросшие в семьях с повышенной агрессивностью, демонстрируют пониженную по сравнению с контрольной группой способность к воспроизводству как положительных, так и отрицательных невербальных сигналов. Это означает, что они склонны продуцировать эмоциональные сигналы, которые сложнее интерпретировать. Вместе с тем нет оснований предполагать, что такие нарушения связаны с запретом на экспрессию эмоций, который индивиды могли испытать в детстве, не доказано также, что эти лица лучше воспроизводят негативные эмоции, чем позитивные. Очевидно только одно: студенты, выросшие в семьях, практикующих насилие, не способны демонстрировать адекватные невербальные сигналы, и окружающие испытывают трудности в их интерпретации. По всей видимости, невербальные способности формируются под действием множества факторов. Общий уровень эмоциональной экспрессивности в семье, положительный социальный климат и опыт наблюдения за конкретными эмоциональными проявлениями родителей в равной мере влияют на индивидуальное развитие невербальных способностей индивида. Несомненно, что важную лепту вносят также темперамент и интеллектуальные способности ребенка.

Способности к распознаванию невербальных сигналов могут зависеть от социального статуса человека. Ряд специалистов полагают, что индивиды с низким социальным статусом более чувствительны к невербальным сигналам окружающих, и это качество можно рассматривать как защитный механизм, позволяющий низкоранговым членам группы избегать ненужных конфликтов.

6.1. Тактильная коммуникация как наиболее персонифицированная форма общения

Тактильная коммуникация играет в жизни человека исключительно большую роль. Это связано с нашим эволюционным прошлым: предки человека, несомненно, являлись существами социальными и жили сплоченными группами. По мнению Э. Холла, тактильная коммуникация является самой персонифицированной формой общения и от ее правильного использования зависит успешность адаптации человека в социальном окружении во всех обществах (Hall, Veccia, 1990). Тактильные контакты изучает особая дисциплина — гаптика. Межличностные тактильные контакты являются одной из первых и самых базовых форм коммуникации, к которым человек приобщается в самом раннем детстве (Кпарр, 1984). Не случайно поэтому во многих медицинских исследованиях по новорожденным отмечается, что касания являются важнейшим условием хорошего самочувствия и нормального развития младенцев. Именно касание служит первым необходимым шагом к формированию привязанности мать-ребенок (Reite, 1990). Различия в качестве и количестве межличностных контактов позволяют объективно судить о типе отношений между взаимодействующими партнерами в пределах каждой культуры (Emmers, Dindia, 1995).

Касания рукой, поглаживания, прижимания и объятия — важнейшие способы общения. Они оказывают на человека успокаивающее воздействие. Именно такого рода контакты отражают дружественное расположение между партнерами, и именно с их помощью такое общение можно успешно наладить. Многие элементы тактильного поведения являются производными от взаимодействий мать-ребенок, но встречаются постоянно в общении между взрослыми и часто оказывают благотворное воздействие на их общее психическое (а иногда и физическое) состояние.

6.2. Тактильные контакты в повседневной жизни

Тактильные контакты являются свидетельством привязанности между партнерами. В повседневной жизни часто можно наблюдать, как родители успокаивают ребенка, обнимая и целуя его. Взаимные объятия дают партнерам ощущение безопасности и покоя (рис. 6.1а). Этот элемент поведения является филогенетически древним, он широко распространен как успокаивающий контакт среди обезьян и, скорее всего, гомологичен последнему (рис. 6.1б).

Рис. 6.1. Взаимные ооъятия являются филогенетически древним элементом дружелюбного повеления. Они могут служить для умиротворения, утешения, успокоения и дают взаимодействующим индивидам чувство защищенности и безопасности

а — калмыцкие мальчики часто ходят обнявшись (фото М.Л. Бутовской.): б — взаимные объятия у детенышей макаков резусов (фото из архива Висконсинского приматологического центра)

Пытаясь утешить ребенка, родители часто кладут ему руку на голову. Этот бессознательный жест встречается у старших детей по отношению к младшим. Подобное поведение никогда не наблюдается в обратном направлении — от младших к старшим, или от детей к родителям. Почему? По всей видимости, контакты такого типа инициируются асимметрично и связаны со статусом участников. Высокоранговые партнеры более активны и чаще первыми идут на контакт, предлагая, таким образом, свою защиту и поддержку. Указанный тактильный жест у человека, по-видимому, можно считать филогенетическим производным сходного жеста, описанного для шимпанзе, орангутанов, горилл (Eibl-Eibesfeldt, 1989). В ситуации тревоги и неопределенности шимпанзе, например, как и люди, часто протягивают руки к своим сотоварищам, ища поддержки и защиты (и получают ее). При этом старшие или высокоранговые особи кладут руку на голову младших или низкоранговых, демонстрируя свое покровительство (рис. 6.2). Этот врожденный жест человека был ритуализован в некоторых культурах. Например, он часто используется при церковном благословении в христианстве — возложение руки на голову (Eibl-Eibesfeldt, 1989). Напротив, в ряде культур (например в Индии) касаться головы другого человека, как взрослого, так и ребенка, строжайше запрещено.

Рис. 6.2. Покровительственный жест "рука на голове ребенка" часто демонстрируется старшими по отношению к младшим. В.В. Путин во время визита в Болгарию ("Итоги", 11.03.2003)

6.3. Тактильный контакт-приветствие

Разнообразные формы контакта с помощью рук в человеческих обществах преобразовались в особые ритуалы установления дружественных контактов — приветствия (Eibl-Eibesfeldt, 1989). В западной культуре это ритуал рукопожатия (рис. 6.3).

Рис. 6.3. Ритуал рукопожатия широко распространен в западной культуре. С. Кириенко и Ж. Ширак. ("Итоги" 09.06.1998)

Рукопожатие играет большую информативную роль и позволяет судить о личных качествах человека и его отношении к партнеру. В меру крепкое и длительное рукопожатие воспринимается как признак сердечности, дружеского расположения. Энергичное встряхивание руки партнера может создавать у последнего впечатление намеренной демонстрации силы и доминирования. То же самое впечатление создается у людей, когда приветствующий их партнер в момент обмена рукопожатиями поворачивает их руку ладонью вверх, накрывая ее своей ладонью сверху. Более длительное удержание руки в процессе приветствия может свидетельствовать о наличии тесных личных отношений между партнерами или свидетельствовать о желании одного из них наладить такого рода отношения.

Жители Судана в знак приветствия подают друг другу руки, затем каждый целует собственную ладонь и подает другому обратно (Брем, 2002). В ряде культур в знак приветствия принято касаться рукой определенных частей тела партнера — головы, плеча или бедра. У папуасов племени дурум дани (Новая Гвинея) приветствие может осуществляться в форме взаимного обхватывания запястья приветствующими, фиксации руками бедер или плеч. У айпо, дариби и некоторых других племен Новой Гвинеи пожилые женщины и взрослые мужчины приветствуют мужчин-соплеменников, поглаживая рукой по мошонке движением снизу вверх (Eibl-Eibesfeldt, 1989).

Еще одной формой приветствия, применяемой при встрече с друзьями у айпо, является поглаживание рукой под подбородком. У жителей Тробрианских островов и у янамами родители проявляют нежность к детям, почесывая их подбородок. Этот элемент поведения отмечался и в историческом прошлом различных европейских народов. В Древней Греции проситель, направляя мольбу вышестоящему, не только демонстрировал подчинение, но и инициировал телесный контакт, касаясь подбородка того, к кому обращена просьба. Так, Фетида, обращаясь к Зевсу, левой рукой обнимает колена, а правой касается его подбородка (Илиада, п. 1, 500). Почесывание подбородка для установления дружественных контактов описано и в средневековом эпосе "Гудрун". По всей видимости, касание подбородка является редуцированной формой почесывания и гомологично последнему. Сходна и смысловая нагрузка — инициация дружественного расположения и умиротворения.

Любопытно в этой связи вспомнить жест-касание, широко применявшийся подростками у нас в стране в 70-е годы. Один из подростков (чаще всего более высокоранговый) приближался (подскакивал) к другому (подчиненному) и, резко выбрасывая вперед руку, проводил сложенными вместе указательным и средним пальцами руки под подбородком последнего. Такое неожиданное действие часто вызывало инстинктивное движение отстранения и легкого испуга у объекта. Жест, несомненно, носил игровой характер. Он сопровождался ритуальной фразой "Саечку — за испуг". Этот жест являлся мягкой демонстрацией доминирования и одновременно носил дружественный характер. На примере данного жеста можно проследить некоторую ролевую инверсию жеста "касание под подбородком". Если в исходном варианте в архаических культурах он производился по направлению к более высокоранговым членами группы, то в современной подростковой культуре стал направляться вниз по иерархии. Более того, изменилась и его смысловая нагрузка: вместо умиротворения он приобрел характер легкой игровой угрозы.

В качестве приветствия могут также использоваться объятия и поцелуи. Это, в первую очередь, характерно для лиц одного пола, хотя в современных европейских культурах такое приветствие может наблюдаться и между представителями противоположного пола (подробнее см. раздел 7.5).

6.4. Груминг

Груминг — один из наиболее значимых элементов тактильной коммуникации у млекопитающих, прежде всего у приматов (рис. 6.4а). Исходно социальный груминг (это слово, собственно, и обозначает чистку шерсти партнера), вероятно, носил чисто гигиенические функции. При этом особи, чью шерсть и кожу тщательнее чистили, оказывались более здоровыми и имели больше шансов выжить. В процессе филогенетического развития произошло определенное смещение значимости груминга от такого чисто "медицинского" аспекта в сторону социальной значимости. В неволе, где животные практически полностью избавлены от паразитов, интенсивность груминга не только не падает, а зачастую значительно возрастает по сравнению с естественным уровнем. Это показано для павианов, макаков, шимпанзе, бонобо и др.

Рис. 6.4. Груминг является распространенной формой дружественного поведения у приматов и человека. Он используется для снятия напряженности, для примирения, при установлении социальных контактов между малознакомыми особями, является важным компонентом поведения мать-детеныш и широко распространен в сексуальном контексте

а павианы гамадрилы проводят много времени, грумингуя друг друга. Чаше всего груминг происходит между самками и самцом-лидером гарема (фото М.Л. Бутовской); б груминг — распространенная форма поведения в традиционных культурах. Дано по (Eibl-Eibesfeldt, 1989)

Этологические исследования говорят о том, что данная форма общения, являясь самым эффективным сигналом дружелюбия и миролюбия, используется для социальной интеграции, восстановления дружественных отношений после конфликта как жест умиротворения, для снятия социальной напряженности у партнера (Butovskay, Kozintsev, 1994, 1996; Easley et al, 1989; Thierry et al, 1990; Silk, 1982). Груминг у обезьян часто является фазой, предшествующей или следующей за сексуальными взаимодействиями.

Этологические наблюдения за обезьянами позволяют понять, почему груминг является адаптивной стратегией и для объекта, и для активной стороны. Груминг используется приматами как своеобразная "обменная валюта". Дело в том, что, чистя более высокоранговых сородичей, особи с более низким статусом в обмен могут рассчитывать на их поддержку в конфликтных ситуациях, дележ пищей или терпимое отношение к их присутствию на кормовых участках. Стратегии груминга у обезьян могут сильно варьировать в зависимости от возраста и пола партнеров. Так, у бурых макаков, вида с выраженным эгалитарным (мягким, терпимым) стилем доминирования, самцы предпочитают чистить старших по возрасту собратьев. Поскольку, как и у большинства видов макаков, самцы этого вида, достигнув половой зрелости, переходят в другую группу, подобная стратегия является "выгодной", так как позволяет быстрее наладить дружественные отношения с резидентными самцами, найти высокоранговых покровителей (Бутовская, Козинцев, 1996). С возрастом животные реже чистят других. Ведущим фактором выбора объектов груминга у самок обычно являются личные предпочтения и привязанности (близкое родство или дружба). Для самок адаптивна именно такая стратегия, ибо самки бурых макаков всю жизнь проводят в родной группе, преимущественно в окружении самок своей матрилинии. Между частотой активного и пассивного груминга самок существует положительная связь (Butovskaya, Kozintsev, 1996). Это означает, что самки чистят друг друга реципрокно, взаимно. Положительная связь между близостью по рангу и частотой груминга у партнеров часто связана с фактом самого близкого родства между самками соседних рангов (преимущественно матери-дочери или сестры). Повышая физиологическое благосостояние и реальное физическое здоровье другой особи, активный партнер получает несомненную выгоду в форме тесных социальных связей и отсроченную пользу в виде возможных "ответных услуг" (Hemelrijk, Ek, 1991).

Груминг также присутствует и в поведении человека и является филогенетическим гомологом аналогичного поведения других приматов. Груминг наблюдается во всех традиционных обществах (в виде обыскиваний головы, выщипывания волос на теле, очистки кожи от отшелушившегося эпидермиса, выдавливания гнойничков и пр.) и занимает существенное место в бюджете времени ежедневной активности членов группы. Выбирание насекомых и грязи из волос можно наблюдать в ежедневной жизни у индейцев Южной Америки, жителей Юго-Восточной Азии, народов Севера, многих африканских племен (рис. 6.4б). Вот как описывает это поведение К. Леви-Стросс у намбиквара, охотников-собирателей, обитающих в Центральной Бразилии: "...похоже, ловля вшей доставляет удовольствие пациенту и развлекает того, кто это делает; к тому же, она считается проявлением заботы и привязанности. Когда ребенок или муж хочет, чтобы его подвергли этой процедуре, он кладет голову женщине на колени, поочередно поворачиваясь то одной, то другой стороной. Женщина ловко разделяет волосы на пряди или просматривает их на свет. Пойманная вошь тут же с хрустом уничтожается" (Леви-Стросс, 1999, с.364).

К числу прочей деятельности, расцениваемой как груминг, можно отнести расчесывание волос, подстригание и украшение волос партнера, бритье и выщипывание бороды и бровей, удаление с тела клещей и блох (рис. 6.5).

Рис. 6.5. Мать, расчесывающая волосы девочки.

Картина Каспара Нетчера (1639-1684). Райхсмузей Амстердама

Использование груминга в публичном месте часто является предметом культурных табу для определенных поло-возрастных классов населения (прежде всего значение имеет пол партнеров). У айпо в общественном месте могут груминговать друг друга только представители одного пола. У янамами и бушменов удаление вшей из волос возможно и между представителями противоположного пола при условии, что они находятся друг с другом в тесных интимных отношениях. У жителей Тробрианских островов груминг в общественном месте допустим между самыми разными классами людей противоположного пола — супругами, любовниками, просто друзьями, братьями и сестрами.

Исторические материалы свидетельствуют о том, что социальный груминг был широко распространен в средневековой Европе, в том числе и в России. Отголоски этой традиции можно встретить в сказках и былинах. Так, богатырь, идущий сражаться со Змеем Горынычем (или другой нечистью), засыпает и просит, чтобы старушка (или красна девица) натопила ему баньку, попарила, а затем поискала у него в голове, почесала спину. Символическое значение бани детально освещается В.Я. Проппом (1986), что касается груминга, очевидно, что эти действия носят более утилитарный характер.

А. Хеймер заснял процесс груминга у пигмеев байака из Центральной Африки. В процессе фильма становится заметной конкуренция между двумя активными партнерами за доступ к голове грумингуемого индивида. Конкуренция носит оттенок легкой агрессивности. Таким образом, функция осуществления груминга может быть весьма ценимой и почетной среди представителей традиционных культур (Shiefenhovel, 1997).

Со стороны может показаться, что социальный груминг инициируется активным партнером, однако при более внимательном наблюдении оказывается, что объект чистки, как правило, невербально сигнализирует просьбу о таком контакте. Ищущий груминга индивид подвигается поближе к потенциально активному партнеру, принимает наиболее удобную позу, наклоняет голову. Груминг вызывает у человека приятные эмоции, позволяет расслабиться. Установлено также, что социальный груминг оказывает психофизиологическое воздействие на организм, влияя на гормональный баланс объекта (способствует выработке бета-эндорфинов, связанных с ощущением радости и покоя) (Schiefenhovel, 1997).

Современная западная культура действует в сторону подавления данной формы поведения (точнее, рассматривает его как архаизм, пережиток и проявление плохого воспитания). И все же чистка (в видоизмененной форме) продолжает сохраняться и практиковаться. Она принимает форму взаимопомощи при втирании кремов и масел в кожу партнеров, массажа (прежде всего расслабляющего). Многие говорят, что поход к парикмахеру (стрижка, бритье) снимает накопившийся стресс.

Груминг-это взаимодействие партнеров. Неслучайно поэтому активный партнер сам испытывает удовольствие от этого процесса. Неслучайно грумингующий сам активно стремится к такого рода взаимодействиям. Разумеется, в современном обществе эти мотивации возникают на подсознательном уровне и часто не осознаются самими участниками. Например, многие люди вспоминали, как в детстве их мамы, бабушки или дедушки часто сажали их перед собой и старательно выдавливали угри и гнойнички на лице. А чтобы не вертелись — поощряли конфеткой или монеткой на мороженое.

Исследования, проведенные немецкими психологами в госпитале с 37 пациентами, восстанавливающимися после серьезной операции, показали, что у тех, кто регулярно получал легкий массаж спины, отмечалось существенное снижение частоты сердечных ритмов и кровяного давления (систолического и диастолического в равной мере). Поглаживание спины и конечностей рекомендуется педиатрами как способ успокоить и снять стресс у маленьких детей.

Человек имеет отчетливую предрасположенность к роли грумингуемого и испытывает при этом сильные положительные ощущения (в виде дрожи вдоль спины или гусиной кожи, проявляющихся в процессе груминга). Опросы показывают, что сенсорные сигналы от головы и спины расцениваются в этом контексте как более приятные, нежели сигналы от других частей тела. Такая сенсорная избирательность, по мнению В. Шифенховела, может объясняться как следствие специфической адаптации к использованию социальной чистки по направлению к тем участкам тела, которые недоступны самому человеку или не видны (голова, спина стоят в этом списке на первом месте).

Современная культура формирует новое представление о здоровом человека как чистом, не зараженном паразитами, подразумевается также, что человек сам способен поддерживать себя в таком состоянии. Возможно, именно поэтому в наши дни можно наблюдать отчетливые тенденции к подавлению социального груминга. Отвращение при виде грязного тела и неопрятной одежды, страх заразиться вшами или блохами ведут к табуированию социального груминга в общественных местах. Генно-культурная коэволюция на современном этапе подавляет значимость груминга как общественного события. Процесс этот, возможно, начался уже очень давно, когда на смену грумингу как ведущей форме социального общения с сородичами пришла речь (Dunbar, 1997). Слова частично взяли на себя функции аффилиативного расслабляющего груминга, особенно в местах большого скопления народа.

Глубинные потребности в тактильных контактах (массаже, поглаживании, расчесывании волос), однако, сохраняются и поныне. В индустриальном обществе большая часть активности, входящая в разряд социального груминга, попала в разряд профессиональной деятельности. Медицинские и социальные функции груминга перешли от родственников и близких друзей (которые выполняли эти функции на протяжении всей истории человека) к малознакомым специалистам-профессионалам: хирургам, дерматологам, массажистам, парихмахерам, маникюршам и косметологам. В контексте персонифицированного взаимодействия груминг продолжает оставаться составной частью ухаживания и непосредственно сексуального поведения. Успокаивающий массах и поглаживания также присутствуют в домашнем общении современных родителей с детьми.

6.5. Поцелуй: эволюционное происхождение и культурная значимость

Поцелуй наравне с улыбкой и смехом этологи считают поведенческой универсалией (Eibl-Eibesfeldt, 1989). По данным И. Айбла-Айбесфельдта, этот элемент поведения во всех изученных им культурах является выражением эмоциональной привязанности матери к ребенку. У бушменов, янамами, химба, айпо, минданао и других представителей доиндустриальных обществ матери часто кормят младенцев пережеванной пищей изо рта в рот. Аналогичное поведение ранее можно было наблюдать и в европейских культурах, в том числе в дореволюционной России, где оно получило название "поцелуй-кормление" (рис. 6.6) (Eibl-Eibesfeldt, 1989, р. 144). Поцелуй-кормление используется и просто как проявление дружеского расположения и привязанности (например, со стороны матери, отца, старшего брата или сестры по отношению к младшему ребенку) или для успокоения малыша (рис. 6.7) (Eibl-Eibesfeldt, 1989, р. 143). В этом случае старший прикладывает свои губы к губам младенца и быстро просовывает свой язык в приоткрытый рот последнего, не передавая при этом ничего, кроме слюны. Поскольку между настоящим поцелуем-кормлением и просто поцелуем существует масса переходных стадий, И. Айбл-Айбесфельдт делает вывод, что поцелуй, каким мы его знаем в нашей культуре, является гомологичным производным поцелуя-кормления в традиционных культурах.

Рис. 6.6. Поцелуй-кормление у химба (Юго-Западная Африка).

Мать. ритуально кормит, малыша слюной. Дано по (Eibl-Eibesfeldt. 1989)

Рис. 6.7. Поцелуй-кормление часто можно наблюдать у яномами как проявление привязанности в отношении старших детей к младшим. Старшая девочка кормит сестру слюной.

Дано по (Eibl-Eibesfeldt. 1989)

Есть основания думать, что человек унаследовал поцелуй-кормление от человекообразных обезьян (шимпанзе, бонобо, горилл и орангутанов): у этих видов взрослые особи могут кормить пищей детенышей изо рта в рот. У шимпанзе и бонобо поцелуи можно наблюдать и между взрослыми особями, в этом случае они используются как проявление дружбы и как способ успокоить партнера (de Waal, 1996). Однако трудно сказать, насколько данная форма поведения гомологична поцелуям у человека.

Поцелуй претерпевает существенную культурную ритуализацию, его формы, контекст применения и направление существенно варьируют от культуре к культуре. Римляне различали три вида поцелуев: "дружеские поцелуи", ''поцелуи любви" и "'страстные поцелуи", а старые евреи-раввины признавали лишь поцелуи приветствия, прощания и уважения (Nyrop, 1968).

В России принято целоваться при встрече и прощании с хорошими знакомыми и родственниками. Матери и отцы часто целуют своих детей на публике и в этом не видят ничего предосудительного. Поцелуи между возлюбленными в нашей культуре имели некоторую табуированность (влюбленные остерегались целоваться на публике), однако сам по себе поцелуй воспевался как нечто прекрасное и возвышенное в народной поэзии.

Поцелуи-приветствия в наши дни можно часто наблюдать в арабских странах, равно как и в США, Франции, Италии, Греции, Перу, Афганистане. Однако поцелуи на улице были запрещены в Неаполе почти пять столетий, а во Франции начала XX в. специальным указом запретили целоваться при встречах и прощании на вокзалах (Крейдлин, 2002). Ограничения прослеживаются и по полу приветствующих друг друга людей. Если в современной России, Франции или Перу целовать друг друга в щеку могут как лица одного пола, так и лица противоположного пола, то в Египте целуются при встрече мужчины с мужчинами, а женщины с женщинами. Целовать женщину а присутствии посторонних мужчина египтянин может только при условии, что она приходится ему матерью, сестрою или женою.

В России эпохи социализма допустимы были и поцелуи между малознакомыми людьми как часть официальной церемонии приветствия гостей. Например, объятия и поцелуи при встрече политических деятелей в эпоху социализма стали непременным атрибутом встреч и проводов высоких гостей. Брежневские лобызания даже стали предметом множества анекдотов того времени. Поцелуи-приветствия между малознакомыми людьми широко распространены в настоящее время в США и используются в направлении лиц своего и противоположного пола. Одна из причин такого рода "фамильярности" может скрываться в частой смене места жительства американцев, и это поведение служит способом быстрой социальной адаптации в новом месте.

Культуры различаются между собой по количеству взаимных поцелуев при приветствии и прощании. В США целуются один раз, во Франции — два, в России и некоторых регионах Германии (в частности в Баварии) — три раза. Целовать три раза в щеку в знак приветствия принято также в Афганистане. Здесь целуют вначале в левую щеку, потом в правую и снова в левую (Крейдлин, 2002). Культуры также различаются по расстоянию, на котором обычно стоят целующиеся.

В русской культуре поцелуи сопровождаются дружеским объятием и тела партнеров тесно соприкасаются друг с другом, люди стоят на близком расстоянии. Напротив, французы, целуясь, остаются на некоторой дистанции друг от друга, поэтому их тела никогда не соприкасаются.

В Голландии и некоторых регионах Германии приветствующие друг друга люди могут достаточно тесно соприкасаться телами и приобнимать друг друга одной рукой, однако вместо поцелуя они просто касаются друг друга щекой один или два раза.

Ритуализованный поцелуй может служить проявлением уважения и расположения, но не несет в себе никакой интимной коннотации. Именно таково его значение, когда мужчина целует женщине руку в европейской культуре или когда прихожане целуют руку священнослужителю. Проявлением высшего преклонения является ритуальное целование туфли Папы Римского. В условиях традиционных восточных деспотий с подчеркнутой пирамидой власти было принято целовать ноги императора или другого верховного лидера или землю у его ног. Этим подчеркивалась сакральная роль последнего, его близость к богу.

Поцелуи в гетеросексуальных парах на публике во многих традиционных культурах табуированы. По этой причине в антропологии можно встретить мнение о культурной специфичности поцелуя. Долгое время, к примеру, считалось, что поцелуй отсутствовал в традиционной японской культуре. Однако в дальнейшем оказалось, что он является частью эротического поведения, и отношение к нему в японской культуре двусмысленное (поцелуи непосредственно ассоциируются с сексом).

Существенные межкультурные различия прослеживаются в использовании поцелуя, степени его применимости по отношению к родственникам, друзьям, знакомым и сексуальным партнерам. В этом ключе показательны данные о традиционной Японии и Китае. В XIX в. поцелуй в Японии был спрятан от глаз посторонних. Как можно судить по изображениям эротических сцен, поцелуи между любовниками имели место. Однако даже в этом контексте они рассматривались как своего рода утонченное извращение в порыве страсти. Прилюдно целоваться в Японии считалось недопустимым. Родственники никогда не целовались вообще. Фукудзава Юкити, японский политик и просветитель, посетивший Соединенные Штаты в 1860 г., был изумлен тем, что окружающие люди повсеместно целуются друг с другом на публике (причем делают это родственники и неродственники). Публичная демонстрация поцелуев в Японии считалась нарушением общественного порядка и наказывалась штрафом или задержанием с 1920 по 1945 г. Это ограничение распространялось не только на людей, но и на произведения искусства. Один из скандалов подобного рода произошел в 30-е годы XX в., когда французы привезли в Японию скульптуру Родена, известную под названием "Поцелуй" (Ричи, 2000). Японские власти не нашли ничего предосудительного в наготе мужчины и женщины, зато сочли совершенно недопустимым публичную демонстрацию поцелуя. В результате головы влюбленной пары были обернуты материей, и в таком виде скульптура была выставлена на всеобщее обозрение.

Японская цензура вырезала все сцены с поцелуями из западных фильмов вплоть до конца 1945 г. Японская культура продолжает относиться к поцелую как к чему-то крайне негигиеничному. Актеры в японских послевоенных фильмах если и целовались, то делали это только тогда, когда изображали иностранцев. Поцелуи делались понарошку, в реальности актеры не касались друг друга губами, или, в крайнем случае, делали это через прозрачную материю.

Негативное отношение к поцелую в японской культуре продолжает сохраняться и в наши дни. Хотя в японском языке имеется специальное слово "сэппун", обозначающее поцелуй, его практически никогда не употребляют. Вместо этого молодежь предпочитает использовать слово "кису", производное от английского "kiss" (Ричи, 2000). Японцы делают различия между двумя понятиями. В первом случае поцелуй обозначается только применительно к сексуальному поведению, говорить о котором считается социально неприемлемым. Английский вариант рассматривается как более чистоплотный, поскольку не подразумевает с неизбежностью эротический подтекст (Ричи, 2000).

На примере сопоставления контекста использования поцелуя в европейской и японской культурах можно видеть исключительные культурные различия. В отличие от европейских культур, где поцелуй служит выражением привязанности, симпатии, заботы, сочувствия, уважения, в японской культуре его значение крайне сужено, а контекст ограничен интимными отношениями (Ричи, 2000).

6.6. Кросс-культурные различия тактильной коммуникации

Знания относительно правил контактного поведения в разных культурах чрезвычайно важны в наше время, ибо без них эффективные межкультурные связи были бы немыслимы. Нет сомнений в том, что культура передается от поколения к поколению и во многом формирует и контролирует поведение человека. По этой причине различия в тактильном поведении часто являются следствием разного культурного воспитания (Ramsey, 1979). Замечено, что степень взаимной тактильной контактности варьирует от культуры к культуре. Многие исследователи описывают культуры Северной Европы и Северной Америки как тактильно неконтактные, а культуры Южной Европы и Латинской Америки — как контактные (Hall, Veccia, 1990).

Контактными следует считать также большинство африканских культур, представители которых при общении друг с другом активно пользуются прикосновениями, дотрагиваясь до рук и плеч собеседника. Классификация Холла была предложена на основании наблюдений за деловыми и партнерскими контактами, однако его последователи экстраполировали эти выводы на все формы тактильного общения в пределах культуры (Dodd, 1987; Jandt, 1995).

Модели делового общения, таким образом, послужили основой для формирования представлений о нормах общения для культуры в целом. Стало считаться общепризнанным, что большинство представителей североевропейских культур и северные американцы редко (или вовсе) не обмениваются тактильными контактами в общественных местах, тогда как жители Южной Европы делают это очень часто. К категории неконтактных были отнесены также культуры Дальнего Востока (китайская, японская, корейская) (Barnlund, 1989; Kim, 1977).

В качестве важного внешнего фактора, способствующего формированию культурных различий по степени контактности, некоторые авторы рассматривают климатические условия. Эти предположения носят преимущественно общий характер. Исключение составляет работа Г. Хофстеде (Hofstede, 1980), продемонстрировавшая статистическую связь между характеристиками социального поведения и географическим положением культуры. В более четком виде данная идея сформулирована следующим образом: "предрасположенность к межличностным тактильным контактам частично является следствием климатических условий, климат влияет на культуру и коммуникацию системным образом" (Andersen et al., 1990, р.291). М.Л. Хечт с соавторами проанализировали географическое расположение обществ с разной степенью контактности и обнаружили, что культуры с высокой частотой тактильных взаимодействий чаще встречаются в теплом климате, а в холодном климате распространены в основном культуры, демонстрирующие низкий уровень тактильных взаимодействий (Hecht et al, 1989).

Вместе с тем, поскольку данные о деловых отношениях не являются абсолютным предсказателем стиля поведения, типичного для пар, связанных близкими дружественными, родственными или интимными отношениями, встал вопрос о том, насколько последовательно принцип контактности соблюдается в пределах культуры? Ответ был получен благодаря работе Е. Макдэниела и П.А. Андерсена (McDaniel, Andersen, 1998). Схема этологических наблюдений, предложенная этими исследователями, была следующей. Наблюдения проводили в аэропорту, поскольку ранее было доказано, что касания являются важнейшим аспектом приветствий и прощаний и, соответственно, часто практикуются в подобном месте. Поведение, помимо всего прочего, в этом контексте ритуализовано и сообразуется с нормами конкретной культуры. Международный аэропорт является идеальным местом для наблюдения контактов представителей разных культур при полной схожести условий среды и контекста поведения.

Наблюдения провели за 154 парами (партнеры противоположного пола), представляющими 26 национальностей. Один из партнеров собирался улетать, второй — оставался. Данные о тактильных контактах собирали методом невключенного наблюдения. Наблюдатель на специальном бланке фиксировал места, которых касались партнеры при прощании, и тип касания (трясет, целует, обнимает и пр.). Ни частота повторных касаний, ни их длительность в данном анализе не принимались во внимание. Эти авторы установили, что, за исключением дальневосточных монголоидов (китайцы, японцы, корейцы), остальные культуры (американцы, жители Северной Европы) демонстрируют значительный уровень тактильных взаимодействий, когда речь идет о партнерах, находящихся в близких отношениях друг с другом. Таким образом, многие культуры, классифицированные Э. Холлом как неконтатные, оказались высококонтактными, когда речь зашла о близких знакомых, друзьях и родственниках. Утверждения Э. Креса о том, что латиноамериканцы используют тесные физические контакты при общении и очень экспрессивны во взаимодействиях с родными и друзьями (объятия или рукопожатие — это минимум того, что можно наблюдать в данный ситуации), вполне уместны и по отношению к североамериканцам, находящимся в аналогичных отношениях (Kras, 1989).

Данные последних лет, собранные этологическими методами, дают эмпирическое подтверждение представлениям о связи между культурой и нормативной частотой использования тактильных контактов. Классификация "контактные — неконтактные культуры" является слишком упрощенной (Burgoon et al., 1989). Помимо принадлежности к культуре как таковой, существенное значение в предсказании типа тактильных контактов партнеров имеет контекст, статус, степень знакомства. Тип тактильных взаимодействий напрямую зависит от качества отношений. Все это осложняется еще и отчетливыми изменениями частоты контактов во времени. Динамика тактильных взаимодействий на межличностном уровне в зависимости от развития аффилиативных и интимных отношений не прямая, как можно было бы ожидать, исходя их ряда теорий снижения уровня неопределенности (Berger, Calabrese, 1975) или теорий социального проникновения (Altman, Taylor, 1973). Тактильные контакты в общественных местах низки по частоте для нейтральных партнеров, равно как и в начале развития более тесных отношений. Контакты между близкими друзьями и влюбленными характеризуются максимальной частотой и экспрессивностью, а в семейных парах и между родственниками можно наблюдаеть снижение частоты прикосновений. Так, Л.К. Гереро и П. Андерсен показали, например, что в американских парах в зависимости от стадии развития интимных отношений прослеживается следующая динамика тактильного поведения в общественных местах: ко времени обручения частота контактов достигает пика, а затем начинает постепенно снижаться и стабилизируется на уровне, соответствующем родственным отношениям (Guerrero, Andersen, 1991).

Телесный контакт может играть роль важного знакового стимула в общении ученика и учителя. В этой сфере общения японская культура, напротив, может рассматриваться как более контактная, нежели западная. Если в американской культуре учителям не рекомендуется прикасаться к детям, а в нашей культуре тактильные контакты в процессе обучения считаются не обязательными, то в японской культуре им придается огромное положительное значение. С первых дней учебы наставник поддерживает тесный телесный контакт с учеником, поскольку водит его руку, обучая азам письма. Контакт — касание плеча или руки ученика — является необходимым сигналом, поощряющим того к ответу. Лекторы-европейцы, попавшие впервые в Японию и не знавшие азов японского преподавательского этикета, приходили в полное отчаяние, тщетно пытаясь установить контакт с аудиторией, когда обращались к слушателям с вопросами по теме только что проведенной лекции. В ответ следовала полная и абсолютная тишина. Причина, как выяснилось позднее, состояла не в том, что студенты ничего не усваивали из прослушанной лекции. Они, скорее, не воспринимали форму, в которой задавались вопросы. В их представлении, преподаватель должен был личностно обозначить того, к кому обращался вопрос, подойдя и коснувшись его рукой.

Культура ограничивает набор участков тела, допустимых для касания в публичных местах (McDaniel, Andersen, 1998). Существуют и табуированные зоны тела, которых запрещено касаться в принципе. Табу могут распространяться на контакты между представителями противоположного пола и варьировать в зависимости от степени знакомства между партнерами. В большинстве западных культур даже в общении между родителями (мать) и грудными детьми имеются запретные зоны, которых мать старается не касаться без особой необходимости (Уэйнрайт, 2002). Прежде всего — это генитальная область. Отец не только реже касается детей обоего пола, но и число зон, исключенных из касания на теле дочери, для него много больше, чем на теле сына.

Запрет на прикосновение к гениталиям ребенка не соблюдается во многих традиционных культурах. Например, у янамами, бушменов, абхазов и многих других народов родители часто играют гениталиями младенцев, целуют, дуют на них или лижут. В этом не находят ничего предосудительного. Очевидно также, что при этом у детей не развивается никаких подсознательных влечений к отцу или матери, вопреки теории З. Фрейда.

Друзья-мужчины часто касаются рук и ног друг друга и несколько реже торса и головы, тогда как друзья-женщины касаются только рук и головы друг друга (рис. 6.8) (Heslin et al., 1983). Чаще всего касаются друг друга близкие партнеры противоположного пола. При этом мужчины касаются с равно высокой частотой всего тела, головы, рук и бедер женщин и чуть реже — голеней и стоп. Женщины часто касаются всего тела партнера, за исключением голеней и стоп.

Рис. 6.8. Классификация контактов между партнерами с касанием различных частей тела в зависимости от степени знакомства между ними и половой принадлежности. Штриховкой отражена выраженность приятных ощущений реципиента. Дано по (Heslin et al.. 1983)

В целом касание для западных обществ является производным культурной модели, определенной ситуативным сценарием. Качество взаимоотношений в паре также в существенной степени определяет допустимый характер тактильных контактов. Напротив, в культурах Дальнего Востока избегание контактов в публичных местах является общей нормой поведения и мало зависит от того, в каких отношениях пребывают между собой данные партнеры. Э. Макдэниел и П. Андерсен объясняют этот факт влиянием конфуцианства, четко регламентирующего общие правила поведения на публике. У представителей китайской или японской культуры открытое проявление эмоций во взаимоотношениях между полами на публике рассматривается как плохой тон и осуждается окружающими.

Между западной моделью тактильной коммуникации и арабской существуют значительные различия в частоте и длительности тактильных контактов между представителями одного пола: у западных культур тактильные дружественные отношения более интенсивные и теплые для женщин, чем для мужчин. В арабской культуре — все с точностью до наоборот. Мужчины обнимаются, целуются на улице при встрече и расставании, держат друг друга за руку, ходят в обнимку и под руку (рис. 6.9). Эти действия не содержат в себе никакого намека на гомосексуальные отношения, как часто ошибочно представляют себе европейцы, впервые попав в арабские страны.

Рис. 6.9. Мужчины в Египте любят прогуливаться по улицам города, держась за руки или под руку (фото М.Л. Бутовской)