Языковой круг

Ритуальный дискурс прослеживается в различных типах институционального общения. Научный дискурс включает процедуру инициации – публичную защиту диссертации, подтверждающую право соискателя иметь ученую степень, т.е. быть полноправным членом научного сообщества. Эта процедура является прекрасным примером мягко-формализованного ритуального дискурса. Ритуальность защиты диссертации состоит в том, что необходимо тайное голосование членов диссертационного совета, составляющих кворум, для того, чтобы соискателю был присвоен тот квалификационный статус, на который диссертант претендует. Защита строится по заданному сценарию, включающему как трафаретные компоненты сугубо протокольного порядка (председатель совета ведет заседание, не отклоняясь от стандартных клишированных формул, оппоненты выступают, зачитывая подготовленные отзывы), так и непрограммируемые компоненты (вопросы к соискателю, выступления в свободной дискуссии). Попытки устранить непрограммируемую часть защиты, т.е. сделать защиту жестко-формализованной, осуждаются научной общественностью (показательно жаргонное выражение «вешать клюкву» – заранее раздавать вопросы, на которые соискатель якобы спонтанно отвечает). Мягкая формализация данного ритуала допускает вероятность научной дискуссии на защите, а отсутствие критических замечаний в отзывах расценивается как знак некомпетентности оппонента либо несостоятельности защищаемой работы (не о чем вести дискуссию). Суть инициации состоит в проверке инициируемого быть полноправным членом сообщества. Подобно тому, как посвящению в рыцари должно было предшествовать боевое крещение, голосованию предшествуют вопросы и дискуссия на защите диссертации. В некоторых землях средневековой Германии экзамен на докторскую степень обозначался латинским словом Rigorosum (rigor – твердость, жесткость), испытуемый должен был доказать свое право на новый социальный статус в упорной интеллектуальной борьбе. Мягкая регламентация диссертационного ритуала выражается в оценочных ориентирах, которые должны быть отражены в отзывах официальных оппонентов (актуальность, новизна, теоретическая и практическая значимость), в количестве оппонентов, в отзывах на автореферат диссертации (их может и не быть). Мягкая формализация данной процедуры интересным образом проявляется в таком процедурном моменте, как отзыв научного руководителя, председатель весьма часто сообщает совету о том, что отзыв в деле имеется, и если научный руководитель является членом совета, то большей частью он от выступления отказывается. Выступление научного руководителя имплицирует его особое отношение к диссертанту и сводится к сообщению дополнительной важной информации о личности соискателя или об особых обстоятельствах, в которых выполнялась работа. Банкет после защиты является также сугубо ритуальным мероприятием, аналогичным любому пиру после инициации. Любопытно отметить, что в отечественной традиции такое событие часто карнавально переворачивает строго официальную процедуру защиты. Ритуал защиты на этом считается завершенным, но в соответствии с нормативными документами диссертант имеет право на прибавку к заработной плате только после получения общегосударственного диплома кандидата или доктора наук. Этот документ с порядковым номером, подписями и печатью материализует переход человека в новый квалификационный статус.

Прототипным ритуалом является каноническая молитва, которую предписано произносить в определенные даты. Обратим внимание на фасцинативную сторону данного ритуала: произнося сакральный текст, все участники такого религиозного ритуального дискурса испытывают особое чувство радостного единения. Не случайно религиозный ритуал часто включает пение или музыкальное сопровождение, в зависимости от конфессии. Обрядовая сторона религиозного ритуала выражается в том, что произносимый текст может быть абсолютно непонятен говорящему (латинские молитвы в католических храмах, так же как и священные формулы на других мертвых языках, воспринимаются верующими в качестве сакрального текста еще и потому, что божественное осознается как недоступное). Протестанты, переведя канонические тексты на родной язык для собратьев по вере, сделали шаг в сторону рационализации веры и тем самым понизили фасцинативную значимость ритуального дискурса. Закрытость ритуального текста как характерная черта ритуала прослеживается в том, что важен целостный текст как знак, а не его развернутое дискурсивное содержание. Вспомним приветствие военачальника войскам во время проведения парада и ответную хоровую ритуальную фразу на русском языке, например:

− «Здравия желаю, товарищи пограничники!»

– «Здравия желаем, товарищ маршал Советского Союза!»

(в ответной хоровой фразе можно было с трудом определить исходные слова, от которых оставались только односложные выкрики).

К числу ритуальных текстов относятся и надгробные речи. Эти слова прощания в русской лингвокультуре (в отличие, например, от немецкой) произносятся не всегда. Если в похоронах участвуют только члены семьи и самые близкие друзья покойного, то вся процедура прощания осуществляется молча, под звуки похоронного марша покойного несут из дома до катафалка и затем – от катафалка до могилы. В некоторых конфессиях музыка, как и цветы на похоронах, считаются неуместными. Если же покойный занимал высокий пост и на его похороны пришло большое количество людей, то обычно происходит траурный митинг, на котором выступает человек, имеющий высокий социальный статус и хорошо знавший покойного по совместной работе. Надгробная речь представляет собой особый жанр ритуального дискурса, включающего клишированные выражения, например: «сегодня мы все собрались здесь, чтобы проститься с…», «сегодня мы провожаем в последний путь…», «спи спокойно, наш дорогой друг» (личностное переключение прослеживается в весьма частом переходе на «ты»), «пусть земля ему будет пухом». В религиозном каноне происходит отпевание либо чтение поминальной молитвы, т.е. имеет место использование жестко-формализованных текстов.

Примером политического ритуального дискурса является выступление руководителя государства по телевизору в новогоднюю ночь. Эта традиция установилась сравнительно недавно. Государство в лице своего высшего должностного лица – президента страны – приходит в дом к каждому жителю и выражает добрые пожелания. Здесь мы сталкиваемся с магической функцией ритуала. Проективность ритуала заключается в том, что его участники ощущают особую значимость ритуального момента и полагают, что благопожелание, высказанное в этот момент, является более сильным и действенным, чем такое же пожелание, сказанное в обыденном общении. В своей короткой речи президент дает оценку году прошедшему и формулирует те ценности, которые значимы для каждого индивидуума – счастье, здоровье, успех. Отсутствие ритуала в ситуации, когда он ожидается, дезорганизует сообщество подобно тому, как общение ставится под угрозу при нарушении норм фатической коммуникации. Жанровое пространство политического дискурса, как справедливо отмечает Е.И.Шейгал (2000, с.270), складывается из трех типов жанров – ритуальных / эпидейктических (инаугурационная речь, юбилейная речь, традиционное радиообращение), ориентационных (партийная программа, конституция, указ и др.) и агональных (лозунг, рекламная речь, предвыборные дебаты и др.). Политик ритуализует свою повседневную жизнь: личность заменяется имиджем, т.е. простым и легко узнаваемым позитивным образом. Именно поэтому люди (электорат) не воспринимают политические выступления руководителей в информационном ключе. Политику дается эстетическая оценка: говорил уверенно, серьезно, задушевно, взволнованно (исполнял роль в соответствии или не в соответствии с ожиданиями). Политический ритуал неизбежно срастается с религиозным и массово-информационным: человек, олицетворяющий власть, принимает эту власть как предмет (подчеркнем: легко отчуждаемый предмет!), эта процедура призвана внушить всем сверхценный характер власти и легитимность обладания властью.

Вероятно, любое речевое действие может стать ритуализованным и затем ритуальным, но есть действия, предрасположенные к ритуализации. Таковы просьбы, извинения, поздравления, восхваления, соболезнования, осуждения, обещания, приветствия, прощания и т.д. Вместе с тем вряд ли актуальной станет ритуализация лести или комплимента.

_.

3.5. Тенденции развития дискурса, или язык

послеписьменной эры

_.

История человечества измеряется великими событиями, открытиями и способами понимания и преобразования мира. К числу таких способов бесспорно относится изобретение и распространение письменности. С точки зрения письменности вся история распадается на дописьменный и письменный периоды. Дописьменный, или бесписьменный, период продолжался, как известно, очень долго, и в целом этот этап развития человечества рассматривается как первобытный период. Следует отметить, что и в эпоху письменности определенные виды общения (прежде всего разговорная речь) оставались преимущественно бесписьменными.

Период письменности ассоциируется у современного человека, прежде всего, с книгой в ее обычном полиграфическом исполнении. Развитие компьютерной технологии привело к принципиально новому способу хранения информации — не в зрительно воспринимаемых печатных знаках (имеется в виду фонематическое письмо), а в электромагнитных сигналах. Эти сигналы выводятся на дисплей компьютера и могут быть распечатаны на принтере. Создание глобальных сетей, когда каждый пользователь может стать абонентом мирового хранилища информации, приводит к тому, что распечатка данных становится в известной мере избыточной: в любой момент можно сделать запрос по поводу интересующей информации, а кроме того компактные дискеты и лазерные диски уже в настоящее время могут заменить гору фолиантов. К этому стоит добавить несомненное удобство пользования компьтерными текстами: они снабжены гипертекстом, т.е. различными пометами, помогающими быстро найти и обработать нужное место.

Информация передается не только в виде текстов, но и в виде различных образов. Развитие среды «мультимедиа», т.е. выход на зрительные и звуковые образы, хранимые в памяти машины и воспроизводимые по заданию пользователя, в значительной мере меняет традиционные представления о тексте. Правильнее было бы сказать, что понятие текста расширяется до семиотического концепта, включающего зрительный образ в статическом и динамическом исполнении (картина и фильм), звуковое сопровождение и собственно текст в виде титров.

Итак, возникает вопрос: правомерно ли говорить о том, что развитие электронных (а в перспективе и биоэлектронных) способов хранения, передачи и обработки информации ведет к постепенному вытеснению книги из жизни человека и соответственно человечество вступает в новый бесписьменный (теперь — послеписьменный) период своего развития? Каковы характеристики этого периода, какова возможная ментальность людей, живущих без книг? В научно-фантастической литературе и публицистике неоднократно высказывались различные, большей частью негативные мнения по этому поводу. Думается, что имеет смысл рассмотреть эту глобальную проблему с позиций лингвистики.

Представляется целесообразным разграничить следующие понятия: коммуникация, ее участники, цели, сфера, способ и среда. Если мы будем трактовать коммуникацию в широком смысле как общение (в отличие от узкого понимания рассматриваемого явления как системы способов и каналов общения), то следует признать, что основной целью общения является поддержание единства человека и общества, диалектическое преодоление и подтверждение отдельности человека.

Общение как форма человеческого взаимодействия отражает социальную сущность человека. Мы встроены в мир людей, и наше место в этом мире определяется многомерной сетью отношений, которые можно представить в виде кругов Эйлера, т.е. входящих друг в друга концентрических окружностей.

В самом центре такой модели находится человек и его близкие, семья, на этом уровне в наибольшей мере проявляется индивидуальность, уникальность личности; с другой стороны, общение на таком уровне имеет целый ряд особенностей: оно строится на том допущении, что близкому человеку должно быть известно все, что произошло с говорящим, что его волнует. Люди часто используют лишь контуры высказываний, понимая друг друга с полуслова, общаются посредством взглядов, мимики. Здесь важна не столько передача информации, сколько эмоциональная поддержка. Этот уровень общения генетически первичен, ребенок вступает в мир, в первый круг своих социальных отношений на основе правил общения на самой короткой дистанции.

Вместе с тем человек принадлежит не только узкому кругу своих близких, но и вступает во взаимодействие со значительно большим количеством людей, которых он не знает досконально, однако имеет о них представление на основе личного опыта. Типы таких знакомств весьма разнообразны, и уровень межличностного взаимопонимания может быть различным: от внешнего узнавания при встрече до определенной части совместного опыта (соседи, одноклассники, сотрудники). Этот достаточно широкий второй круг общения требует иных исходных посылок. Партнеры не обязаны разделять ценности внутреннего мира друг друга, им следует вести себя в соответствии с усредненными нормами поведения (именно здесь наиболее значимы правила этикета), именно на данном уровне общения люди, прежде всего, обмениваются информацией о мире, а не о своем отношении к миру. Человек выступает здесь не как личность во всем богатстве своих уникальных характеристик, а как представитель определенного класса, как тип. Такой тип отношений определяется статусно-ролевыми характеристиками участников общения.

Допустимо также выделить и третий круг общения человека — в него входит все человечество, представители других цивилизаций и других эпох. Здесь правомерно вести разговор о том минимуме знаний, ценностных установок и поведенческих моделей, которые являются общими для всех людей, где и когда бы они ни жили. На этом уровне общения стираются различия между культурами и языками.

Итак, участниками общения являются люди либо во всем богатстве своих личностных характеристик, либо в определенном минимуме социально-ситуативных показателей, а цели общения можно разделить на поддержание эмоционального контакта и на информационный обмен (информационный критерий). Разумеется, в эмоциональном контакте всегда есть та или иная доля информационного обмена, и наоборот, но при построении общей рабочей модели коммуникации нас интересуют типы, а не промежуточные случаи. Иное противопоставление целей общения возможно на основании поведенческого критерия: любое общение представляет собой воздействие на адресата и базируется на неосознаваемой интенции либо осознанной цели — привести ценностные установки партнера (группы) в соответствие со своими ценностными установками и вызвать (либо предотвратить) определенные действия со стороны адресата. В общении также можно выделить такую цель, как взаимное определение (идентификацию) участников, подтверждение собственного образа в личностном и статусно-ситуативном плане и определение соответствующего образа партнера (идентификационный критерий). Названные цели неравнозначны: общение начинается с идентификации, развивается в соответствии с той или иной поведенческой стратегией и включает эмоционально-информационный обмен. Терминологически предпочтительнее говорить о рационально-эмоциональном и информативно-фасцинативном соотношении: в первом случае имеется в виду рассудочно-логическая либо чувственно-волевая сфера сознания, во втором — передача субъективно и объективно новых данных либо эстетическое переживание данных вне зависимости от их новизны.

Под сферой общения понимается внешняя обстановка, включающая социально значимое место и время и вытекающие отсюда способы ролевого поведения коммуникантов. Например, «обучение»: место — учебное заведение; время — урок, перемена либо внеаудиторное мероприятие; ролевые характеристики — учитель, ученик, ролевые действия учителя — привлечение внимания, контроль понимания, резюмирование, корректировка и т.д. (Stubbs, 1983, p.51–53). Сферы общения при всей их размытости в принципе исчислимы применительно к конкретному носителю языка и абстрактной языковой личности. Классификация сфер общения — это выделение значимых фрагментов действительности, определяющих специфическое поведение человека. Если мы примем за основу нашей рабочей модели общения выделенные выше «круги общения», то исходной коммуникативной сферой будет домашняя обстановка, включающая общение с близкими и друзьями в доме и вне дома. Отметим, что домашняя обстановка не сводится к бытовой беседе, а включает также элементы ритуального, фатического, магического общения. Вторичной коммуникативной сферой мы считаем институциональное общение, т.е. общение в рамках социально-фиксированных институтов: педагогическое, производственное, сервисное, административное, политическое, дипломатическое, военное, спортивное, терапевтическое, религиозное, научное, художественное общение. Возможны и другие виды институционального общения, важно отметить то, что они различны для различных сообществ и выделяются на основании тематики, типовых мест соответствующего общения и фиксированных ролей участников коммуникации. Внутри видов институционального общения могут выделяться жанровые подвиды, если сложившаяся система способов того или иного вида общения достаточно разнообразна. Так, научное общение во время конференции отличается от общения во время защиты диссертации, религиозная проповедь отличается от исповеди, производственный отчет о командировке отличается от инструктивного совещания и т.д. Вместе с тем определенные виды коммуникации могут нейтрализоваться внутри единого вида, например, административное и политическое, религиозное и терапевтическое, педагогическое и научное общение. Один и тот же человек может владеть различными видами институционального общения, выступая в качестве инженера, пациента, пассажира, покупателя, прихожанина, избирателя.

Говоря о способе общения, мы имеем в виду, прежде всего, средство общения — язык во всем разнообразии порождаемых текстов, а также режим (тип диалога) и тональность общения (нейтральную, торжественную, смеховую, конфликтную). Язык как средство общения в современной лингвистике понимается весьма широко: имеется в виду, прежде всего, знаковая система систем, включающая лексику, фразеологию, морфологию, синтаксис, сегментную и супрасегментную фонетику, а также текст как высшее языковое образование со свойственными ему категориями. Все эти языковые системы дифференцированно представлены в региональных и социальных вариантах языка. Кроме того, учитывается возможность переключения языка как кода в условиях двуязычия (диглоссии). К традиционным языковым средствам общения примыкают невербальные средства (мимика, жестикуляция, проксемика, сопровождающие речь действия и молчание как способ коммуникации), если общение носит устный характер, или различные метатекстовые знаки (курсив, шрифтовое, композиционное, рамочное выделение и т.д.), если коммуникация осуществляется письменно. Письменная коммуникация может включать и схемы, диаграммы, картинки и фотографии разного вида. Сюда же относятся различные вторичные по отношению к естественному языку системы: цифры, математические, физические и химические формулы, музыкальные ноты, географические и астрономические знаки.

Способ общения включает также режим взаимодействия коммуникантов, определяемый дистанцией между ними. Генетически исходным общением является непосредственный контактный диалог, в котором участвуют, по меньшей мере, двое партнеров, каждый из которых вносит свой вклад в общение, при этом режим «говорение — молчание» является лишь формальным описанием диалога, на самом деле, слушающий участвует в общении весьма активно, мимически реагирует на реплики и имеет право перебить говорящего. Этот вид диалога представлен тремя подвидами: естественный нормальный диалог, квазидиалог и псевдодиалог. В случае квази-диалога речь может быть адресована самому себе или воображаемому собеседнику. Псевдодиалог представляет собой сценическую организацию общения. Опосредованный контактный диалог реализуется, как правило, в институциональном общении в виде лекции, проповеди, инструктажа. Адресат при этом присутствует, но играет пассивную роль, не имеет права произвольно вступить в диалог, может быть представлен коллективно. Особенность дистантного диалога состоит в том, что адресат физически отсутствует, не может вступить в контакт с отправителем речи в пространстве и во времени. Фактически в этом случае фигурируют монологические тексты, их диалогичность потенциальна, хотя в эпистолярном жанре текст развертывается в виде беседы. Художественная, научная, учебная литература, документы, рецепты и другие формально-фиксированные тексты ориентированы на потенциального адресата. Этот вид общения реализуется в письменной форме, характеризуется сложными синтаксическими оборотами, сущность которых состоит в передаче тонких оттенков мысли, выделении логических отношений и переходов. Лексика письменной речи стремится к максимальной точности, в научной речи это — выделение и наименование существенных признаков изучаемого предмета, в художественном произведении — поиски наиболее адекватных образов, соответствующих авторскому замыслу, в документальном тексте — строгое соблюдение жанрового канона. Жанровая развернутость, наличие системы жанров, которыми вправе воспользоваться автор, — принципиальная особенность дистантного диалога. В самом деле, мы можем отметить, что некоторый текст написан в жанре эссе или рассказа, но лишь с известными оговорками можем сказать, что подруги вели диалог в жанре сплетни или скандала. Строго говоря, любое высказывание на определенную тему представляет собой ответ в дистантном диалоге, эти ответы могут быть сориентированы на конкретные тексты, и тогда возникают рецензии, интерпретации, переводы, пародии и могут быть сориентированы на тот или иной тип текста, в результате чего появляются новые тексты.

Тональность общения определяется отношением участников коммуникации к друг другу, к наблюдателям или свидетелям, к обстановке и к предмету речи. Тональность общения не тождественна дистанции между коммуникантами, хотя и в значительной мере определяется такой дистанцией. Вместе с тем обыденная / торжественная, серьезная шутливая, конструктивная деструктивная тональность прослеживается как в персональном, так и в институциональном общении и определяется такими поведенческими параметрами, как профанное либо сакральное, стандартное либо нестандартное, целесообразное либо нецелесообразное поведение.

Возможны различные подходы к выделению единиц общения. С точки зрения языка как средства коммуникации правомерно выделить текст и определенный текстовый фрагмент, характеризуемый типом адресованности, модально-стилевым и тематическим единством, композиционной целостностью и внутренней связностью. В работах по лингвистике текста противопоставляются взятые из античной риторики композиционно-речевые формы — повествование, описание, рассуждение. В основу выделения приведенных форм положены различные критерии — отражение предмета речи в его динамике либо статике, характеристика предмета в целом либо в отдельных признаках, констатация положения дел либо объяснение причинно-следственных отношений применительно к данному положению дел. С точки зрения интеракционального строения общения единицей общения предлагают считать коммуникативный ход — минимальную пару реплик, объединенных интенцией отправителя речи. В таком случае тексты, которые можно отнести к разновидностям дистантного общения (т.е. формально монологические тексты), подлежат сегментации на основании иллокутивного анализа высказываний или групп высказываний.

Под коммуникативной средой понимается множество потенциальных (виртуальных) участников возможных коммуникативных актов, моделируемых в виде цепочек «виртуальный автор — реципиент» (Каменская, 1995,с.201). Такая трактовка общения продиктована необходимостью осмысления компьютерного пространства, которое постепенно начинает занимать существенное место в ноосфере. В более широком (и менее техническом) плане коммуникативной средой человека является весь мир его общения, т.е. все реальные и потенциальные партнеры по общению, информация, которую индивид получил или может получить, чувства, которыми человек может поделиться с окружающими и которые он способен воспринять от них. Коммуникативная среда состоит из сигналов, включающих информацию и шум, т.е. тех сообщений, которые могут быть восприняты нашими органами чувств и переработаны сознанием и подсознанием, и тех сообщений, которые для нас не имеют смысла. Кибернетическая модель общения традиционно включает отправителя и получателя информации, сообщение и канал. Источник и получатель информации характеризуются тем, что их объединяет принадлежность к общей культуре, это выражается как общие знания, установки и коммуникативные умения. Сообщение представляет собой определенный код, имеющий структуру, при обработке которой выделяются значимые элементы. Эти элементы имеют социопсихическую природу и выступают в качестве «вех взаимопонимания», т.е. передают определенное содержание. В качестве каналов сообщения выступают органы чувств человека — зрение, слух, осязание, обоняние, вкус (Arnold, Frandsen, 1984, p.8). Коммуникативная среда включает все компоненты общения, при этом каналы информационного обмена — это не только органы чувств человека, но и способы технического обмена и хранения информации (усиление сигнала, ослабление шума и помех, возможность копирования и перекодировки, иерархическое структурирование информации, ее сжатие и наличие алгоритмов развертывания).

Итак, какие из перечисленных выше параметров общения могут и должны измениться в результате перехода к послеписьменной коммуникации?

Вторжение в ежедневный быт человека огромного числа его потенциальных партнеров по общению должно, как мне представляется, привести к тому, что формы неличностного общения будут стремиться к максимальной клишированности. Иначе говоря, на уровне дружеского общения и общения с самыми близкими людьми человек сохранит свою индивидуальность. Текстовая клишированность, подчиняясь законам функционирования знаков, должна привести к «выветриванию» содержательной части знака, к обмену специфическими идеограммами. В современной психологии говорят о «синдроме стюардессы», характерном для людей, поддерживающих общение с большим количеством партнеров (в том числе и с теми, с кем данное лицо, как правило, политик, деятель искусства, журналист встречается всего лишь раз в жизни): широкая искренняя улыбка, дружеское рукопожатие, доброжелательный взгляд в сопровождении типового устного текста в момент общения и полное стирание из памяти всех «случайных» людей немедленно после разговора с ними.

Говоря о целях общения, вряд ли можно поставить под сомнение то, что эмоциональный контакт и информационный обмен кардинально изменятся. Практика компьютерных эхо-конференций свидетельствует о том, что предпринимаются попытки, с одной стороны, каким-то образом зафиксировать эмоциональное настроение отправителя речи в виде "смайлика" – комбинированного пунктуационного знака, изображающего человеческое лицо, а с другой стороны, в информационном обмене резко возрастает роль гипертекста, т.е. вспомогательного инструментария, позволяющего ускорить получение нужной информации. Имеется в виду наличие рубрик разного рода (читатели газет не мыслят себе современной прессы без рубрик), графических средств выделения информации (параграфемика) в виде шрифтов разного типа, сопровождающих знаков, в том числе идеограмм, полимодальных рубрик — фрагмента мелодии, видеоклипа, динамического образа. Экспансия иконических знаков, образов — основная тенденция послеписьменного периода общения. Образы, как известно, непосредственно связаны с эмоциональной сферой человека, конвенциональные знаки, сигналы требуют рационального опосредования. Из вышесказанного можно было бы сделать вывод о том, что доля сигналов в общении должна сократиться. Но в таком случае возникает определенная сенсорная перегрузка человека и соответственно образуются конвенциональные знаки нового типа на базе существующих образов. Материальная основа таких знаков, возможно, будет другой, но принцип идеограммы — записи идеи — должен сохраниться. Лингвистическое изучение компьютерного общения позволит раскрыть многие новые характеристики коммуникации, которые органически войдут в нашу жизнь (Шейгал, 1996; Леонтович, 2000; Галичкина, 2001).

Сферы общения являются исторически изменчивыми, они могут взаимопроникать и дифференцироваться на новой основе. Есть основания считать, что сферы общения в их динамике тесно связаны с функциональными стилями. В лингвистической литературе показаны разные подходы к выделению и исчислению функциональных стилей. Известна позиция Ю.М.Скребнева, который считал, что можно выделить столько функциональных стилей, сколько существует текстов (Skrebnev, 1994, p.15). Вместе с тем человек, как известно, существо классифицирующее, и все существующие тексты могут быть сведены к ограниченному количеству текстовых типов. Дело состоит в том, что текстовые типы выделяются на основании тех или иных критериев, и таких критериев, действительно, может быть очень много. Если в основу текстового разбиения положен критерий эмоциональной психологической доминанты, мы сталкиваемся с «активными», «печальными», «светлыми» и другими текстами в интерпретации В.П.Белянина (Белянин, 1988, с.45–48), если же тексты подразделяются на типы в соответствии со сферой общения, то целесообразным оказывается выделение обиходно-бытовых, художественных, научных, публицистических, деловых текстовых типов (почему их нельзя считать функциональными стилями?). Нельзя не согласиться с Б.А.Зильбертом, доказывающим, что соотношение логического и эмоционального, книжного и разговорного применительно к текстам массовой информации подчиняется соотношению экспрессии и стандарта (Зильберт, 1991, с.62), иначе говоря, в текстах массовой информации мы сталкиваемся с признаками, свойственными разговорной речи, художественным текстам, а также деловым и научным образцам словесности. Сфера массовой информации существенным образом расширяется, требование интимизации общения приводит к разговорности общения в разных его сферах. В специфических областях общения неизбежно развивается технолект, дополняемый жаргоном, при этом технолект стремится к формульности (т.е. к идеограммам особого типа, упрощающим выводимость новых знаний). Следовательно, можно предположить, что тексты промежуточного типа, между технолектом и разговорной обиходной речью в послеписьменный период могут постепенно сократиться.

Способ общения в наибольшей мере связан с письменным либо неписьменным видом словесности. Если устная речь становится доминирующим способом общения (в контактном и дистантном видах), то неизбежно сокращаются синтаксические средства компрессии, например, вторичные предикатные структуры, сложные виды подчинительных предложений. В этом смысле представляет интерес наблюдение, сделанное относительно английского языка и урду с точки зрения эксплицитности этих языков: английский язык характеризуется тенденцией к самодостаточности текста, наличием анафоры и катафоры, т.е. отсылок к информации внутри текста, объяснительностью текста, в то время, как урду базируется преимущественно на ситуативной отсылочности (различные виды указательной референции, требующей зрительного контакта, эллиптические конструкции, субституции, опора на общие знания) (Hasan, 1984, p.111). Речь идет о том, что английский язык сориентирован на письменную норму общения, а урду — на устную. Это наблюдение перекликается с известной теорией Б.Бернстайна об ограниченном и развернутом коде общения. Ограниченный код усваивается естественным образом, не требует образования и полностью отвечает потребностям обиходно-бытового общения (Bernstein, 1972). Соответствующим образом меняется словарь: бытовая устная речь требует гораздо меньшего количества слов для успешной коммуникации, чем письменная речь. Письменная речь поддерживает словник, включающий заимствования, архаизмы, термины и квази-термины. Устная речь характеризуется, в основном, двумя пластами лексики: основной словарный фонд и быстро меняющийся просторечно-жаргонный слой. Отсюда можно сделать предположение о сокращении словаря, синтаксического инвентаря языка, с одной стороны, и ускорении просторечного видоизменения языка, с другой стороны. Культурно-исторические свидетельства, характеризующие развитие дописьменных сообществ, дают основания считать, что в этих сообществах особую значимость имели «хранители текстов», т.е. языковые эксперты, люди, умеющие красиво говорить, передающие из поколения в поколение тексты, в которых в концентрированной форме зафиксированы ценности данного сообщества. Количество таких хранителей текстов было небольшим. Возрастание значимости устной речи, экспансия устной речи неизбежно должны привести к эстетическому ренессансу сказаний, эпоса, лирики. Возможно, ценность красивого слова в послеписьменный период возрастет.

Какие тенденции появляются в изменении жанров речи?

В.В.Прозоров (2000) убедительно доказывает, что классическая триада родов речи (эпос, лирика и драма) в современную эпоху сохранилась и активно развивается в трансформированном виде в текстах средств массовой информации. Газетный текст во всей его скоротечности и многоохватности начинает играть роль эпоса. "Главным объектом эпического интереса были и остаются события, повествования о происшедшем, размышления над сущим и преходящим. … Газета изо всех сил стремится постичь за временем настоящим, настигнуть его, но обречена оставаться в непреодолимом зазоре между настоящим и недавно-прошедшим, в подвижной сфере эпического мироотношения. … Радиотекст … играет в массовом художественно-образном восприятии роль лирики. Радиороду присуща особая откровенность, чувствительность, доверительность: мы не видим, но лишь слышим – угадываем говорящего, и речь его обретает чрезвычайную эмоционально–экспрессивную и укрупненно смысловую наполненность. С древних времен вся эта гамма интонационных, семантических и других характеристик принадлежит лирическому роду высказываний. … Наконец, телетекст в нынешнем его оформлении ближе всего из трех родов словесного искусства – к драме. Он весь пронизан диалогической активностью, он ценится прежде всего своей диалогической заданностью и напряженностью. … Его стихия – дискуссии, диспуты, споры, ссоры, телемосты, круглые столы, репортажи с места событий, теледебаты, прямые телефонные линии, поединки-баталии: друг с другом – партнеров на экране, ведущего телепередачу – с нами, зрителями. … Телевидение сегодня – это род древнего, целостного, синкретического искусства драмы с ее постоянной обращенностью к будущему (к наступающему, приближающемуся) времени, с ее цепью диалогов и монологов (причем, на поверку все монологи пронизаны необыкновенной диалогической энергией), с ее быстрой реакцией, максимально непосредственным воспроизведением действия, с тяготением к яркой, внешне эффектной подаче изображаемого, к зрелищности, позднее (в эпоху классицизма) – к крупному плану и т.д." (Прозоров, 2000, с.10–13).

В античной риторике существовала устойчивая система жанров речи, включавшая басни, анекдоты, мудрые изречения (гномы), притчи, а также другие стандартные коммуникативные образования (похвала, порицание, опровержение и т.д.). Басня, анекдот, афоризм и притча выступали в качестве средства аргументации, их назначение состояло в том, чтобы убедить адресата в чем-либо. В современном общении эти жанры речи претерпели существенное изменение: басня практически исчезла, анекдот получил мощное развитие, афоризм и притча видоизменились и заняли определенное место в специальных типах дискурса. Причины этих изменений носят, на мой взгляд, социолингвистический характер и объясняются изменением некоторых существенных норм общения.

Важнейшей характеристикой современной коммуникации является стремление избежать прямой дидактичности. Именно поэтому, например, пословицы как речевой жанр в городском фольклоре употребительны только в ситуации социализации, т.е. в устах родителей, учителей, представителей старшего поколения по отношению к детям. Как только пословица используется в общении между собеседниками приблизительно одинакового социального статуса, то возникает большая вероятность коммуникативного конфликта, разрешаемая, например, шутливым видоизменением пословицы либо комментарием к ней ("Повторенье — мать ученья". — "И утешенье дураков"). Басня представляет собой дидактический жанр речи, содержит выраженную мораль. Скрытый смысл басни легко выводим, ее персонажи иллюстрируют человеческие недостатки, сфера ее действия — бытовое общения. Можно сказать, что басня суммируется в пословице, а пословицы вытесняются из общения в силу изменения ценностных норм современного общества. Все пословицы могут быть разбиты на два неравных класса: пословицы-поучения и пословицы-оправдания; первые составляют большинство и четко разъясняют, что такое хорошо и что такое плохо ("На чужой каравай рот не разевай"), вторые представляют собой констатации, в которых можно установить скрытые уступительные структуры ("Работа — не волк, в лес не убежит"). Пословицы-оправдания не связаны с баснями, они фиксируют наличие более важных ценностей, чем те, которые признаются официально, и даже шутливые дополнения к таким пословицам исполнены жизненного оптимизма: "Против лома нет приема." — "Если нет другого лома".

Афоризмы представляют собой мудрые изречения большей частью без метафорических переносов и часто выражают парадоксальную истину:

"Худших всегда большинство".

В отличие от пословицы афоризм требует осмысления, его структура часто включает сложные и нетривиальные суждения в сжатой форме:

"Все люди делятся на два типа, к первому относятся те, кто всех делит на два типа".

Смысловая насыщенность и парадоксальность афоризмов приводит к тому, что оптимальной коммуникативной средой для них являются публицистический, политический, рекламный, научный, педагогический дискурс. В современном общении афоризм как жанр часто пародируется, эта традиция заложена в изречениях Козьмы Пруткова и многих шутливых афоризмах сегодняшнего дня:

"Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным".

Впрочем, такие образования имеют тенденцию вырождаться в жанр пустоговорки, назначение которого — просто заполнить паузу в общении. Цитаты в современном обиходном общении часто строятся на переосмыслении лозунгов. Например, в маршрутном такси читаем:

"Фабрики – рабочим! Землю – крестьянам! Деньги – водителю!"

Происходит карнавальное снижение известного многим лозунга Октябрьской революции.

Анекдот превратился в современном обиходном дискурсе в ведущий смеховой жанр, оптимальным образом соответствующий карнавализации общения, по М.М.Бахтину. Вместо анекдота в его прежнем понимании как забавного или курьезного факта из жизни известных лиц возник миниатюрный рассказ, представляющий собой реакцию общества на актуальные жизненные проблемы. Анекдот становится важнейшим способом апелляции к прецедентным текстам (Г.Г.Слышкин). Если совокупность типов институционального дискурса, принятых норм общения внутри социальных институтов фокусируется в дискурсе средств массовой информации, назначение которого — стабилизация общественного устройства, а форма — газетный заголовок и лозунг, то ответная (и уравновешивающая) волна со стороны общества выражается в совокупном жанре анекдота, призванном проверить действенность закрепленных в обществе норм. В период политической стагнации расцветают политические анекдоты, переход к рыночной экономике в России привел к актуализации анекдотов на тему неравных доходов, кризисное состояние моральных норм выражается в шутках, относящихся к черному юмору. Технический прогресс отражается в анекдотах на темы компьютеров и автомобилей. Национально-культурные особенности анекдотов отражают приоритетность соответствующих переворачиваемых ценностей. Например:

Полицейский останавливает водителя, который работает жонглером в цирке, и замечает в автомобиле дюжину длинных ножей. Жонглер объясняет, что ножи нужны ему для работы и показывает свое искусство. Проезжающий рядом автомобилист видит это и говорит: "Хорошо, что я сегодня ни грамма не выпил! Такой проверки я бы не прошел".

Этот современный американский анекдот актуален для жителей США, в нем обыгрывается роль закона и хранителей закона в жизни общества. Для современной России эта тема не является приоритетной, в русских анекдотах объектом шутки будет в аналогичной ситуации представитель власти. Анекдот расширяет сферу своего бытования, активно используется в рекламе (в виде известных фрагментов популярных шуток).

Если анекдот стал в обиходном общении ведущим средством карнавальной критики принятых в обществе норм, то в философском и художественном дискурсе на первый план для осуществления этой функции выдвинулась притча — иносказательное повествование на вечные темы жизни и смерти. Притча, изначально сходная с басней, в настоящее время полярно противоположна басне. При этом наблюдается параллелизм в соотношении басни и притчи, с одной стороны, и пословицы и афоризма, – с другой. Афоризм как сконцентрированная притча обнаруживает высокую жизнеспособность, пословица как сконцентрированная басня отступает на периферию современных речевых жанров.

Таким образом, динамика ценностно-маркированных речевых жанров в современном коммуникативном пространстве сводится к оппозициям: лозунг — анекдот, басня — притча и пословица — афоризм, при этом соотношение данных жанров соответствует основным типам дискурса, выделяемым с позиций социолингвистического анализа: персональному и институциональному дискурсу, с одной стороны, и бытовому и бытийному дискурсу, – с другой.

Вопрос о перспективе развития среды общения неизбежно переходит в проблему интерлингвистики: речь идет о языках международного общения. На сегодняшний день таким языком является английский, но нет никаких оснований считать, что какой-либо другой язык не сможет в будущем стать международным. Интернационализация технолектов является четко выраженной тенденцией развития функционального стиля науки и технологии. По-видимому, тексты на родном языке будут преимущественно представлять эстетическую ценность.

_.

Выводы

_.

Дискурс (текст в ситуации общения) рассматривается в современной лингвистике с различных позиций. В данной работе предложены текстолингвистический, социолингвистический и прагмалингвистический подходы к изучению дискурса.

С позиций текстообразования в фокусе рассмотрения оказывается текст, противопоставляемый “нетексту”. Речь здесь идет о том, благодаря чему последовательность правильно и не совсем правильно построенных высказываний воспринимается как сообщение, т.е. о категориях текста, таких как адресованность, тематическое и стилистическое единство, относительная смысловая завершенность, интерпретируемость, членимость, жанровая специфика и др.

С позиций социолингвистики на первый план выдвигается типология участников общения, в основу такой типологии положено противопоставление личностно-и статусно-ориентированного типов дискурса. В первом случае нас интересует человек говорящий (пишущий) во всем богатстве его личностных характеристик, во втором случае — только как представитель той или иной группы людей. Личностно-ориентированный дискурс представлен в двух основных разновидностях — бытовое (обиходное) и бытийное (художественное и философское) общение, статусно-ориентированный дискурс — во множестве разновидностей, выделяемых в том или ином обществе в соответствии с принятыми в этом обществе сферами общения и сложившимися общественными институтами (политический, деловой, научный, педагогический, медицинский, военный, спортивный, религиозный, юридический и другие виды институционального дискурса).

Модель институционального дискурса в целом включает следующие типы признаков:

1) конститутивные признаки дискурса,

2) признаки институциональности,

3) признаки типа институционального дискурса,

4) нейтральные признаки.

Конститутивные признаки дискурса включают участников, условия, организацию, способы и материал общения, т.е. людей, рассматриваемых с позиций общения в их статусно-ролевых и ситуативно-коммуникативных амплуа; сферу общения и коммуникативную среду; мотивы, цели, стратегии, развертывание и членение общения; канал, режим, тональность, стиль и жанр общения; знаковое тело общения, иначе говоря, тексты с невербальными включениями.

Признаки институциональности представляют собой конкретизацию конститутивных признаков дискурса прежде всего по линиям участников общения (институциональный дискурс есть представительское общение, т.е. общение статусно-ролевое, а не личностно-ориентированное), а также по целям и условиям общения. Цели институционального общения в целом сводятся к поддержанию общественных институтов, или в более широком плане — к обеспечению стабильности социальной структуры, условия этого общения фиксируют контекст в виде типичных хронотопов, символических и ритуальных действий, трафаретных жанров и речевых клише.

Признаки типа институционального дискурса характеризуют тип общественного института; так, для определения политического дискурса необходим анализ ключевого концепта политики — власть, для определения педагогического дискурса — обучение, для определения религиозного дискурса — вера и т.д. Разумеется, общественный институт не сводится к одному, пусть и очень значимому, концепту, а представляет собой феномен культуры в его духовном и материальном выражении. Общественные институты подвижны, исторически обусловлены и ограничены, имеют жесткое ядро и размытую периферию. Общественный институт можно смоделировать в виде сложного фрейма, включающего людей, занятых соответствующей деятельностью, их характеристики, типичные для этого института сооружения, общественные ритуалы, поведенческие стереотипы, мифологемы этого института и тексты, производимые и хранимые в этом социальном образовании.

Нейтральные признаки институционального дискурса разнородны. К их числу можно отнести строевой материал дискурса, т.е. то, без чего нельзя обойтись в любом общении, сюда же относятся личностно-ориентированные фрагменты общения и те моменты институционального дискурса, которые характерны в большей степени для других институтов. Необходимо заметить, что институциональный дискурс в чистом виде является скорее исключением, чем правилом. Тем не менее интересным представляется вопрос о степени чистоты того или иного типа дискурса. Так, медицинский и педагогический типы дискурса легко “соскальзывают” в смежные жанры, а религиозный дискурс выглядит более жестко фиксированным.

Типы институционального дискурса выделяются с известной долей условности, они носят исторический характер, имеют полевое строение и взаимопересекаются. Тип дискурса шире сферы общения, он включает цели, ценности и стратегии соответствующего типа дискурса, его подвиды и жанры, а также прецедентные (культурогенные) тексты и различные дискурсивные формулы. Ценности институционального общения сводятся к ценностям соответствующего института, например, признание Бога, понимание греха и добродетели, спасение души, ощущение чуда, соблюдение обрядов. В различных типах институционального дискурса его ценности выражаются с различной степенью кодификации, вместе с тем владение соответствующим типом дискурса вряд ли будет полным, если его участник усвоил только поверхностное выражение дискурсивных формул. Некоторые ценности определенного дискурса могут противоречить ценностям других типов дискурса (“спортивная злость”, “стремление подвергать все сомнению в научном поиске”, “соблюдение административной субординации”, “готовность простить обидчика”, “презумпция невиновности”). Коммуникативная стратегия — это последовательность интенций речевых действий, реализуемая в той или иной конкретной последовательности коммуникативных ходов. Подвиды институционального дискурса устанавливаются общественной практикой; чем более важен этот вид общения, тем более дробно он представлен в жанровых разновидностях. Эти разновидности неравноценны: например, молитва, исповедь и проповедь в религиозном дискурсе образуют его центральную часть, а диспут на религиозную тему или отповедь еретику находятся на периферии этого типа дискурса. Прецедентные тексты и дискурсивные формулы (клише, присущие данному дискурсу) являются знаками, позволяющими отличить своих от чужих.

Личностно-ориентированный дискурс существует в двух основных разновидностях – бытовое и бытийное общение. Бытовое (обыденное, обиходное) общение является генетически исходным типом общения и содержит в потенции все признаки любого другого дискурса, который выступает в качестве производного по отношению к бытовому. Бытийный дискурс представлен в виде прямого и опосредованного общения. В первом случае противопоставляются смысловой переход (рассуждение о неочевидном, прототипной формой которого является философствование) и смысловой прорыв (текстовый поток образов в координативном перечислении несочетаемых сущностей, катахреза как совмещение несовместимых признаков, намеренный алогизм). Смысловой прорыв обладает фасцинативным притяжением и подчиняется закономерностям первичного языка мыслительной деятельности. Во втором случае имеет место аналогическое и аллегорическое развитие идеи.

Изучение коммуникативной точности в художественном тексте позволяет выделить и охарактеризовать пути ее достижения (перевод содержания в подтекст и развертывание семантического спектра), способы создания намеренной неточности в тексте (коммуникативные манипуляции и сокращение дистанции общения), типы коммуникативной точности (рациональная и эмоциональная точность). Разграничиваются действительная и мнимая рациональная точность и ассоциативно-синтетическая и ценностная эмоциональная точность.

Прагмалингвистическая модель дискурса выдвигает на первый план признаки способа и канала общения. По способу общения противопоставляются информативный и фасцинативный, содержательный и фатический, несерьезный и серьезный, ритуальный и обыденный, протоколируемый и непротоколируемый типы дискурса; по каналу общения – устный и письменный, контактный и дистантный, виртуальный и реальный типы дискурса.

Юмористическое речевое действие выделяется на основе тональности как базового признака способа общения, противопоставляется серьезному информационному обмену, установлению контакта, церемониальному речевому действию и может быть измерено в пространстве, образуемом координатами "дружеская — недружеская коммуникация" и "серьезная — несерьезная коммуникация". По степени серьезности предлагается установить четыре основных позиции (серьезное, полусерьезное, шутливое, шутовское общение), по степени дружелюбия в речевом общении — также четыре позиции (дружеское, располагающее, нерасполагающее, враждебное общение). В полученной матрице типов тональности располагаются шутки-намеки, откровенные шутки, этикетные шутки, колкости и т.д. Полусерьезное, шутливое и шутовское общение различаются по степени самоконтроля коммуникантов, этот признак исключительно важен для английской лингвокультуры.

Характерными признаками ситуации юмористического общения являются следующие моменты:

1) коммуникативное намерение участников общения уйти от серьезного разговора,

2) юмористическая тональность общения, т.е. стремление сократить дистанцию и критически переосмыслить в мягкой форме актуальные концепты,

3) наличие определенных моделей смехового поведения, принятого в данной лингвокультуре.

Юмористическое намерение проходит несколько стадий в своей реализации: желание пошутить, оценка адекватности ситуации, вербальное выражение шутки, оценка реакции адресата. Эти стадии выделяются условно, поскольку реализация юмористического коммуникативного намерения осуществляется мгновенно. Для понимания сути юмористической тональности необходима установка адресата на эмпатическое сопереживание смешного, т.е. на принятые в данной лингвокультуре стереотипы поведения, включающие типовые дебюты, развертывания и эндшпили. Применительно к жанру анекдота для успешной реализации юмористической интенции должна осуществиться трехчастная последовательность речевого действия: настроенность на юмористическое общение — серьезное либо как бы серьезное повествование — неожиданное переключение тональности.

Анекдот как жанр юмористического общения строится на абсурде, при этом некоторая ситуация выглядит совершенно нелепой, но не затрагивает смысложизненных ориентиров адресата. В данной работе абсурдность моделируется как оппозитивный признак, имеющий троякую проекцию:

1) семантическая абсурдность, когда предметам приписываются нелепые качества,

2) прагматическая логическая абсурдность, когда из предшествующего тезиса не выводится последующий, но при этом делается вид, что рассуждение ведется по правилам силлогизмов,

3) прагматическая оценочная абсурдность, когда некоторая ситуация в целом получает странную оценку, ставящую под сомнение принятые в обществе ценности. Одним из критериев комичности анекдота является допустимое в данной культуре нарушение табу: есть абсолютные и относительные запреты на определенные темы, наиболее открыты для нарушений табу ритуально-официальные модели поведения.

Важнейшими признаками ритуального дискурса являются высокая символическая нагруженность, содержательная рекурсивность и жесткая формальная фиксация. Классификация ритуальных действий строится на характеристиках действий, подвергаемых ритуализации, и на разновидностях ритуальной тональности (мягкая и жесткая формализация действия). Предлагается выделить констатирующую, интегрирующую, мобилизующую и фиксирующую функции ритуала. Наряду с процессами ритуализации выделяются процессы деритуализации действия (формализация, протест и карнавализация). Чем более формализован ритуал, тем более значима его эстетическая составляющая. Жанры ритуального дискурса выделяются как в сфере обыденного общения, так и в различных видах институционального общения.

Язык послеписьменной эры будет в известной мере отличаться от языка нашего времени. Наиболее существенные отличия, по-видимому, должны быть связаны с упрощением языковых средств общения, расширением способов выражения эмоциональности в языке, значительным увеличением идеограмм как носителей информации, резким возрастанием числа контактов на социальной дистанции (и формализацией таких контактов), повышением значимости языковых экспертов, глобализацией и интернационализацией массовой информации, которая будет носить интерактивный характер. Особую значимость получает в настоящее время жанр анекдота, выступающий в качестве реакции на институциональный голос власти в жанре лозунга. В бытийном художественном дискурсе возрастает роль притчи, а в обиходном общении весьма значимыми оказываются переосмысливаемые афоризмы.

Заключение

Классическая диада лингвистики – язык и речь – на современном, антропоцентрическом этапе развития науки о языке раскрывается как языковое сознание и коммуникативное поведение. В центре такого понимания предмета языкознания находится языковая личность – обобщенный образ носителя культурно–языковых и коммуникативно–деятельностных ценностей, знаний, установок и поведенческих реакций. В данной работе предложена комплексная модель языковой (коммуникативной) личности. Основу этой модели составляет гумбольдтовская метафора – языковой круг, совокупность коммуникативно значимых характеристик, которые определяют человека как представителя определенной цивилизации, этноса, социальной группы и как индивидуальность. Определяют – значит ограничивают. Именно поэтому изучение языковой личности предпринимается как осознание и объяснение соответствующих границ. Основное внимание в работе уделяется этнокультурному аспекту проблемы, хотя выделение этого аспекта предполагает неразрывную связь этно-и социокультурного начал в человеке, с одной стороны, и индивидуально-личностных особенностей человека в языке, с другой стороны.

Лингвистическое изучение языковой личности базируется на тех психологических и социологических признаках, которые находят выражение в языковой семантике и прагматике и позволяют построить типологию языковых личностей. Такие признаки являются лингвистически релевантными индексами языковых личностей. Совокупность соответствующих индексов образует определенный тип личности, исторически изменчивый и социопсихологически вариативный. На каждом этапе развития в этнокультурном сообществе выделяются такие типы личностей, которые наиболее ярко представляют различную ценностную ориентацию сообщества в целом, это – модельные личности.

В конкретных условиях общения языковая личность проявляется в различных ипостасях, которые с позиций социолингвистики и лингвокультурологии можно рассматривать в ценностном, понятийном и поведенческом аспектах.

Рассматривая ценностную природу языкового сознания и коммуникативного поведения, мы можем выделить типовых участников нормативной ситуации (куратор, экспрессор, респондент и публика), оценочный модус ситуации, шкалу этого модуса, поле (сферу общения) и степень эксплицитности нормы. Все ценностное пространство моделируется в работе при помощи двух осей: аксиологическая вертикаль – суперморальные, моральные, утилитарные и субутилитарные нормы и аксиологическая горизонталь – индивидуальные, групповые, этнокультурные и универсальные нормы поведения. Анализ норм поведения, зафиксированных в пословицах как специализированных текстах для сохранения важных для социума норм в обыденной сфере жизни, позволил установить восемь классов поведенческих норм, имеющих моральный либо утилитарный характер: нормы взаимодействия, жизнеобеспечения, контакта, ответственности, контроля, реализма, безопасности, благоразумия.

Языковая личность в понятийном аспекте характеризуется диалектическим единством стандартного и креативного модусов общения. Определенные ситуации и соответственно определенные сферы и жанры речи в большей степени открыты либо для стандартно-клишированного (и поэтому перформативного) общения, либо для нестандартного, креативного общения. Стандартное общение сориентировано на социально–коллективную, представительскую сторону человеческой жизни, представляющую личность с позиции той или иной группы, креативное – на индивидуально-личностную сторону, которая раскрывает человека в его уникальности и всеобщности.

В поведенческом аспекте языковая личность анализируется через речевые действия, имеющие мотивы, цели, стратегии и способы их реализации. Структура коммуникативных действий в значительной мере зависит от доминант поведения, принятых в той или иной лингвокультуре и социокультурной общности. Можно выделить этнокультурные, социокультурные и личностно–индивидуальные доминанты поведения. Исходя из того, что общение может быть кооперативным и некооперативным, предлагается дополнить известные коммуникативные принципы солидарности и такта принципами самозащиты и разведки. Принципы некооперативного поведения обычно маскируются, при этом существуют стандартные модели такой маскировки в различных лингвокультурах и сферах общения. Понимание таких моделей позволяет увидеть суть коммуникативных манипуляций.

Языковое сознание оперирует квантами переживаемого знания – концептами, совокупность которых и является концентрированным опытом человечества, этноса как части человечества, социальной группы как части этноса, личности во всем многообразии ее проявлений. Лингвистический анализ концептов предполагает изучение тех языковых единиц и коммуникативных образований, которые обозначают, выражают и описывают концепты как ментальные сущности. Концепты в своей совокупности представляют собой концептосферу, допускающую различные членения. В данной работе сделана попытка доказать многомерность концептов, которые включают ценностную, образную и понятийную составляющие. В современной лингвистике выделяется множество подходов к изучению концептов, которые можно свести к двум основным взаимодополнительным типам – концепты как лингвокогнитивные и лингвокультурные сущности. Лингвист при изучении концептов неизбежно фиксирует внимание на их языковых и речевых проявлениях, представители смежных областей знания – на философских, психологических, социологических, культурологических и других характеристиках концептов. Данная работа выполнена в рамках социолингвистики, лингвокультурологии и лингвистики текста и дискурса, и поэтому концепты трактуются в этой книге не как сущности в их становлении, а как уже заданные культурно значимые сущности.

Изучение культурных концептов направлено на выявление моментов сходства и различия в членении субъективной и объективной действительности, зафиксированной в языковом сознании. Эта фиксация представляет собой избранный этносом способ адаптации к миру. Эта фиксация многомерна и выражена в лексической и фразеологической семантике, в содержательных грамматических категориях, в паремиологическом фонде языка и его современных аналогах, в частности, в тех прецедентных текстах, которые функционально наиболее открыты для передачи ценностных установок. Особую роль здесь играют не подлежащие цензуре анонимные тексты юмористического характера. Культурные концепты характеризуются различной степенью актуальности для индивидуума в его сознании и поведении, для социальной группы, для этноса (лингвокультуры) в целом. Наиболее важные для лингвокультуры смыслы, система которых характеризуется стабильностью и осознаваемой ценностью, являются лингвокультурными ценностными доминантами. Эти доминанты объективно выявляются на основании процедур лингвистического и социолингвистического анализа. Основанием для выделения лингвокультурных доминант на уровне языкового сознания является номинативная плотность, дополняемая типичной экземплификацией и квалификацией концептов, а на уровне коммуникативного поведения – символически насыщенные стереотипы поведения, концепты-коды, раскрывающие ценностные приоритеты соответствующей лингвокультуры. Культурные доминанты в своей совокупности образуют систему особых концептов, каждый из которых обладает генеративным потенциалом для культуры в целом. Подобно тому, как ученые восстанавливают по зубу мамонта все животное, можно с достаточной точностью охарактеризовать специфику той или иной лингвокультуры на основании анализа определенного концепта, который относится к культурным доминантам. Лингвокультурные концепты могут экспортироваться и импортироваться в результате культурно-языковых контактов. Аккумуляция импортированных концептов ведет к изменению системы ценностей в лингвокультуре. Особо важными в этом отношении являются частнооценочные единицы, т.е. те носители концептов, содержание которых включает оценочную мотивировку либо ее значимое отсутствие.

Коммуникативное поведение реализуется в дискурсе, т.е. в тексте, который существует в ситуации общения. В данной работе предложена комплексная модель изучения дискурса с позиций лингвистики текста, социолингвистики и прагмалингвистики. Выделяются четыре группы категорий дискурса:

1) конститутивные, позволяющие отличить текст от нетекста (относительная оформленность, тематическое, стилистическое и структурное единство и относительная смысловая завершенность);

2) жанрово-стилистические, характеризующие тексты в плане их соответствия функциональным разновидностям речи (стилевая принадлежность, жанровый канон, клишированность, степень амплификации / компрессии);

3) содержательные, раскрывающие смысл текста (адресативность, образ автора, информативность, модальность, интерпретируемость, интертекстуальная ориентация);

4) формально-структурные, характеризующие способ организации текста (композиция, членимость, когезия). Каждая из названных является рубрикой для более частных категорий, например, интерпретируемость проявляется как точность, ясность, глубина, экспликативность / импликативность).

Социолингвистический подход к анализу дискурса основан на противопоставлении личностно–ориентированного и статусно–ориентированного типов дискурса. Первый тип существует в виде бытового (обиходного) и бытийного (художественного и философского) общения, второй тип – в виде статусно–ролевого общения, разновидности которого вызваны к жизни сложившимися сферами такого общения и социальными институтами (политический, деловой, научный, педагогический, медицинский, военный, спортивный, религиозный, юридический и другие виды институционального дискурса). Институциональный дискурс рассматривается с учетом конститутивных признаков дискурса (участники, условия, организация, способы и материал общения), признаков институциональности (социально–значимые представительские характеристики участников общения, цели и условия коммуникации), признаков типа институционального дискурса (прежде всего, это ключевой концепт для соответствующего института, как, например, "власть" для политического дискурса), и нейтральных признаков (это признаки личностно–ориентированного дискурса и признаки других типов статусно–ориентированного дискурса, например, элементы научного дискурса в педагогическом). В работе предложен и охарактеризован алгоритм описания типов институционального дискурса: участники, цели, ценности, стратегии соответствующего типа дискурса, его подвиды и жанры, прецедентные (культурогенные) тексты и дискурсивные формулы.

Установлено, что бытийный дискурс распадается на два основных типа: смысловой переход и смысловой прорыв, основной формой первого типа является рассуждение о неочевидном, а основной формой второго типа – смысловая конденсация образов в неожиданной для них комбинаторике. Смысловой прорыв позволяет выйти на уровень континуального сознания и обладает фасцинативной ценностью. Применительно к категории коммуникативной точности в художественном тексте выделены основные пути ее достижения и подавления и охарактеризованы ее типы (действительная и мнимая рациональная точность и ассоциативно-синтетическая и ценностная эмоциональная точность).

Прагмалингвистический подход к изучению дискурса направлен на освещение признаков способа и канала общения. По способу общения противопоставляются информативный и фасцинативный, содержательный и фатический, несерьезный и серьезный, ритуальный и обыденный, протоколируемый и непротоколируемый типы дискурса, по каналу общения – устный и письменный, контактный и дистантный, виртуальный и реальный типы дискурса. В качестве одного из базовых типов несерьезного дискурса рассматривается юмористическое общение, противопоставляемое серьезному информационному обмену, установлению контакта, церемониальному речевому действию. Юмористическое общение моделируется при помощи двух его параметров: степень симпатии к собеседнику (дружеское, располагающее, нерасполагающее, враждебное общение) и степень несерьезности коммуникации (серьезное, полусерьезное, шутливое, шутовское общение). Существенным для понимания особенностей лингвокультурных стереотипов поведения является избираемый тип юмористического общения (например, для английской лингвокультуры очень важен полусерьезный модус общения, легко допускающий перевод диалога в плоскость шутки и требующий постоянного активного внимания адресата к еле заметным нюансам общения). Непонимание инокультурного юмора в жанре анекдота основывается на нерелевантности концептов, которые критически обыгрываются в тексте, либо на нарушении абсолютных и относительных табу, существенных для определенной культуры.

Ритуальный дискурс характеризуется высокой символической нагруженностью, содержательной рекурсивностью (отсутствием информативного приращения) и жесткой формальной фиксацией. Ведущим признаком для классификации ритуальных действий является степень жесткости ритуальной тональности. Процессы ритуализации общения противопоставляются процессам его деритуализации (формализация, протест и карнавализация).

Тенденции развития типов и жанров дискурса сводятся, главным образом, к переходу на новые, электронные мультимедийные носители информации и вероятному сокращению письменных форм культуры. Отсюда вытекают, с одной стороны, расширение сфер применения устной речи, демократизация делового общения, разрастание форм и способов массово-информационного дискурса в различных интерактивных модусах, но, с другой стороны, это ведет к возрастанию значимости бытийного художественного дискурса как способа сохранения этнокультурной идентичности в условиях интернационализации научного, делового и обиходного общения.

Итак, лингвистика дает возможность определить метафункциональную сущность человека через способность к осознанию своего языкового круга и пониманию своей и чужой культуры. Быть человеком – значит преодолевать границы, сохраняя ценности своей культуры в мультикультурном мире.

Литература

Агаркова Н.Э. Языковая категоризация концепта "деньги" (на материале американского английского) // Современные лингвистические теории: проблемы слова, предложения, текста // Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. Сер. "Лингвистика". Иркутск: ИГЛУ, 2000. Вып.2. С.11–17.

Агеева Г.А. Фасцинирующее воздействие религиозных текстов (на примере текстов религиозных проповеди) // Лингвистическая реальность и межкультурная коммуникация: Материалы междунар. науч. конф. Иркутск: ИГЛУ, 2000. С.6–8.

Аксенова И.Н. Дейктические характеристики текста спортивного репортажа // Языковое общение и его единицы. Калинин: Калининск. гос. ун-т, 1986. С.77–81.

Алейников А.Г. Креативная лингвистика (обоснование, проблемы и перспективы) // Языковое сознание: стереотипы и творчество. М.: Ин-т языкознания АН СССР, 1988. С.77–89.

Алексикова Ю.В. Формально-стилевой компонент в семантике английского глагола: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 1997. 16 с.

Алефиренко Н.Ф. Значение и концепт // Алефиренко Н.Ф. Спорные проблемы семантики. Волгоград: Перемена, 1999. С.59–67.

Алефиренко Н.Ф. Фразеологическое значение и концепт // Когнитивная семантика: Материалы 2-й международной школы-семинара по когнитивной лингвистике. Ч. 2. Тамбов: Изд-во Тамб. ун-та, 2000. С.33–36.

Алещанова И.В. Цитация в газетном тексте (на материале современной английской и российской прессы): Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2000. 18 с.

Аликаев Р.С. Язык науки в парадигме современной лингвистики. Нальчик: Эль-Фа, 1999. 318 с.

Анопина О.В. Концептуальная структура англоязычных рекламных текстов: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Киев, 1997. 19 с.

Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: Попытка системного описания // Вопросы языкознания. 1995. № 1. С. 37-66.

Аристотель. Риторика. Поэтика. М.: Лабиринт, 2000. 224 с.

Арская М.А. Семантическая категория эстетической оценки (прекрасное / безобразное) и ее онтология в современном немецком языке: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Иркутск, 2002. 24 с.

Артемова А.В. Эмотивно-оценочная объективация концепта «женщина» в семантике фразеологических единиц (на материале английской и русской фразеологии): Автореф. дис. … канд. филол. наук. Пятигорск, 2000. 16 с.

Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Сов. энцикл., 1990. С.136–137.

Арутюнова Н.Д. Введение // Логический анализ языка. Ментальные действия. М.: Наука, 1993. С.3.

Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Школа "Яз. рус. культуры", 1998. 896 с.

Асеева Ж.В. Лексические средства выражения идеологии политической корректности в современном английском языке: Автореф. дис. …канд. филол. наук. Иркутск, 1999. 17 с.

Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста: Антология. М.: Academia, 1997. С.267–279.

Астафурова Т.Н. Лингвистические аспекты межкультурной деловой коммуникации. Волгоград, 1997. 108 с.

Астафурова Т.Н. Стратегии коммуникативного поведения в профессионально-значимых ситуациях межкультурного общения (лингвистический и дидактический аспекты): Автореф. дис. …д-ра филол. наук. М., 1997. 41 с.

Бабаева Е.В. Культурно-языковые характеристики отношения к собственности: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 1997. 21 с.

Бабаева Е.В. Нормы и их отражение в языке // Языковая личность: проблемы коммуникативной деятельности. Волгоград: Перемена, 2001. С.17–24.

Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка. Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. ун-та, 1996. 104 с.

Багдасарян Т.О. Тональный компонент модальности в коммуникации (на материале английского и русского языков): Автореф. дис. …канд. филол. наук. Краснодар, 2000. 23 с.

Базилевская В.Б. Порицание в устах учителя (опыт анализа речевого акта) // Прагматические аспекты функционирования языковых единиц: Тез. докл. / Ин-т языкознания АН СССР, Воронеж. гос. ун-т. М., 1991. С.19.

Байбурин А.К. Об этнографическом изучении этикета // Этикет у народов Передней Азии. М.: Наука, 1988. С.12–37.

Базылев В.Н. К изучению политического дискурса в России и российского политического дискурса // Политический дискурс в России – 2: Материалы раб. совещ. М.: Диалог–МГУ, 1998. С.6–8.

Базылев В.Н. Мифологема скуки в русской культуре (И.А.Гончаров "Обыкновенная история") // Res linguistica: Сб. статей. К 60-летию профессора В.П.Нерознака. М.: Academia, 1999. С.130–147.

Бакумова Е.В. Ролевая структура политического дискурса: Автореф. дис. …канд. филол. наук. Волгоград, 2002. 20 c.

Балашова Л.В. Метафора в диахронии (на материале русского языка XI–XX веков). Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1998. 216 с.

Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка / Пер. с фр. М.: Изд-во иностр. лит., 1955. 416 с.

Баранов А.Г. Функционально-прагматическая концепция текста. Ростов-на-Дону: Изд-во Рост. ун-та, 1993. 182 с.

Баранов А.Г. Когниотипичность текста. К проблеме уровней абстракции текстовой деятельности // Жанры речи. Саратов: Колледж, 1997. С.4–12.

Баранов А.Н. Аксиологические стратегии в структуре языка: Паремиология и лексика // Вопросы языкознания. 1989. № 3. С. 74–90.

Баранов А.Н. Политический дискурс: прощание с ритуалом // Человек. 1997. № 6. С.108–118.

Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Постулаты когнитивной семантики // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. Т.56. 1997. № 1. С.11–21.

Бартминьский Е. Этноцентризм стереотипа: результаты исследования немецких (Бохум) и польских (Люблин) студентов в 1993–1994 гг. // Речевые и ментальные стереотипы в синхронии и диахронии: Тез. конф. М., 1995. С.7–9, 161–162.

Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и ренессанса. М.: Худож. лит-ра, 1990. 543 c.

Башиева С.К., Геляева А.И. Семантика визуальных образов человека в языковой картине мира балкарцев и карачаевцев // Проблемы психолингвистики: теория и эксперимент. М.: Ин-т языкознания РАН, 2001. С.79–83.

Безменова Л.Э. Функционально-семантические и прагматические особенности речевых актов (на материале комплиментов в современном английском языке): Автореф. дис. … канд. филол. наук. Самара, 2001. 18 с.

Бейлинсон Л.С. Характеристики медико-педагогического дискурса (на материале логопедических рекомендаций): Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2001. 20 c.

Беликов В.И., Крысин Л.П. Социолингвистика. М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2001. 439 с.

Белл Р. Социолингвистика. М.: Междунар. отношения, 1980. 320 с.

Белых А.В. Реализация прагматических установок монографического предисловия (на материале английского языка): Автореф. дис. …канд. филол. наук. Л., 1991. 16 с.

Белянин В.П. Психолингвистические аспекты художественного текста. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1988. 124 c.

Белянин В.П. Фразеология подростков как языковая субкультура // Фразеология в контексте культуры. М.: Школа "Яз. рус. культуры", 1999. С.114–117.

Белянин В.П., Бутенко И.А. Антология черного юмора. М.: ПАИМС, 1996. 192 с.

Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов / Пер. с фр. М.: Прогресс-Универс, 1995. 456 с.

Бергсон А. Смех. М.: Искусство, 1992. 127 с.

Берн Э. Игры, в которые играют люди: Психология человеческих взаимоотношений; Люди, которые играют в игры: Психология человеческой судьбы / Пер. с англ. М.: Прогресс, 1988. 399 с.

Беспамятнова Г.Н. Языковая личность телевизионного ведущего: Автореф. дис. …канд. филол. наук. Воронеж, 1994. 19 с.

Бижева З.Х. Адыгская языковая картина мира. Нальчик: Эльбрус, 2000. 128 с.

Благова Г.Ф. Пословица и жизнь: Личный фонд русских пословиц в историко-фольклористической ретроспективе. М.: Восточная литература, 2000. 222 с.

Блажес В.В. Комический дублет русского народного разговорного этикета // Культурно-речевая ситуация в современной России. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2000. С.186–196.

Блэк М. Лингвистическая относительность (Теоретические воззрения Бенджамина Ли Уорфа) // Новое в лингвистике. Вып. 1. М.: Изд-во иностр. лит, 1960. С.199–212.

Бобырева Е.В. Диалогичность научного текста: внутренняя природа и языковые механизмы реализации // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс: Сб. науч. тр. Волгоград: Перемена, 2000. С.126–131.

Богданов В.В. Речевое общение: прагматические и семантические аспекты. Л.: Изд-во Ленинг. ун-та, 1990. 88 с.

Богданов В.В. Текст и текстовое общение. СПб: Изд-во С.-Петерб. гос. ун-та, 1993. 68 с.

Богданова В.А. Письменная и устная формы научного стиля (на материале лексики) // Вопросы стилистики. Вып. 23. Устная и письменная формы речи. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1989. С.33–39.

Богин Г.И. Модель языковой личности в ее отношении к разновидностям текстов: Автореф. дис. … д-ра филол. наук. Л., 1984. 31 с.

Боева Е.Д. Прагматические параметры средств невербальной коммуникации (на материале русского, немецкого и французского языков и культур): Автореф. дис. …канд. филол. наук. Краснодар, 2000. 24 с.

Бокмельдер Д.А. Стратегии убеждения в политике: анализ дискурса на материале современного английского языка: Автореф. дис. …канд. филол. наук. Иркутск, 2000. 23 с.

Болдырев Н.Н. Когнитивная семантика: Курс лекций по английской филологии. Тамбов: Изд-во Тамб. ун-та, 2001. 123 с.

Бондарко А.В. К теории функциональной грамматики // Проблемы функциональной грамматики. М.: Наука, 1985. С.16–29.

Борботько В.Г. Игровое начало в деятельности языкового сознания // Этнокультурная специфика языкового сознания: Сб. статей. / Ин-т языкозн. РАН. М., 1996. С.40–54.

Борботько В.Г. Общая теория дискурса (принципы формирования и смыслопорождения): Автореф. дис. … д-ра филол. наук. Краснодар, 1998. 48 с.

Борисова М.Б. Концепт "чудак" в художественном мире М.Горького // Говорящий и слушающий: языковая личность, текст, проблемы обучения: Материалы Междунар. науч.-метод. конф. СПб.: Изд-во "Союз", 2001. С.362–370.

Брудный А.А. Психологическая герменевтика. М.: Лабиринт, 1998. 336 с.

Булатова А.П. Искусствоведческий дискурс в лингвокогнитивном аспекте (суперструктуры и их особенности) // Структура и семантика художественного текста: Докл. VII Междунар. конф. М.: Изд-во Моск. гос. откр. пед. ун-та, 1999. С.3–11.

Булыгина Т.В., Крылов С.А. Категория // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Сов. энцикл., 1990. С.215–216.

Бунеева Е.С. Ассоциативные характеристики признака старшинства // Языковая личность: вербальное поведение. Волгоград: РИО, 1998. С.74-87.

Буряковская В.А. Признак этничности в семантике языка (на материале русского и английского языков): Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2000. 24 с.

Бухаров В.М. Концепт в лингвистическом аспекте // Межкультурная коммуникация: Учеб. пособие. Нижний Новгород: Деком, 2001. С.74–84.

Бухонкина А.С. Типы асимметрии культурем (на материале французского и русского языков): Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2002. 23 с.

Буянова Л.Ю., Ляхович И.А. О специфике словотворчества Велимира Хлебникова: аспект окказионализации // Семантические реалии метаязыковых субстанций: Междунар. сб. науч. тр. Карлсруэ – Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 2001. С.195–200.

Быкова Г.В. Лакунарность как категория лексической системологии: Автореф. дис. … д-ра филол. наук. Воронеж, 1999. 33 с.

Вайсгербер Й.Л. Родной язык и формирование духа / Пер. с нем. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1993. 224 с.

Варгунина А.В. Образные сценарии в английской фразеологии (на материале образных сценариев «Путь» и «Конфликт»): Автореф. дис. … канд. филол. наук. Самара, 2000. 20 с.

Варзонин Ю.Н. Мир – личность— ирония (в этнокультурном контексте) // Коммуникативно-функциональный аспект языковых единиц. Тверь, 1993. С.19-22.

Вартаньян В.Л. Фрагменты психолингвистической теории юмора: Автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 1994. 20 с.

Васильев Л.Г. Понимание гуманитарного научного текста: основы аргументативного подхода // Семантика слова и текста: психолингвитстические исследования. Тверь: Изд-во Твер. ун-та, 1998. С.146–149.

Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание / Пер. с англ. М.: Рус. словари, 1996. 416 с.

Вежбицка А. Речевые жанры // Жанры речи. Саратов: Колледж, 1997. С.99-111.

Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков / Пер. с англ. М.: Школа "Яз. рус. культуры", 1999. 780 с.

Верещагин Е.М. Из лингвострановедческой археологии // Сб. науч. тр. Моск. гос. лингв. ун-та. Вып. № 426. Язык. Поэтика. Перевод. М., 1996. С.15-26.

Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвострановедческая теория слова. М.: Рус. язык, 1980. 320 с.

Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. В поисках новых путей развития лингвострановедения: концепция речеповеденческих тактик. М.: Ин-т рус. яз. им. А.С.Пушкина, 1999. 84 с.

Вильмс Л.Е. Лингвокультурологическая специфика понятия «любовь» (на материале немецкого и русского языков): Автореф. дис. …канд. филол. наук. Волгоград, 1997. 24 с.

Вишаренко С.В. Принципы структурирования концепта “honour” и текстовая реализация его ядерных компонентов (на материале ранненовоанглийского периода): Автореф. дис. … канд. филол. наук. СПб, 1999. 23 с.

Вишневский А.В. Семантические особенности наименования битвы в древнеанглийской поэзии: Автореф. … дис. канд. филол. наук. Иваново, 1998. 16 с.

Водак Р. Язык. Дискурс. Политика. Волгоград: Перемена, 1997. 139 с.

Вольф Е.М. Функциональная семантика оценки. М.: Наука, 1985. 228 с.

Воркачев С.Г. Семантизация концепта любви в русской и испанской лексикографии (сопоставительный анализ) // Язык и эмоции: Сб. науч. тр. Волгоград: Перемена, 1995. С.125–132.

Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филол. науки. 2001. № 1. С.64–72.

Воркачев С.Г. Концепт счастья в русском языковом сознании: опыт лингвокультурологического анализа: Монография. Краснодар: Изд-во Кубан. гос. техн. ун-та , 2002. 142 с.

Воробьев В.В. Лингвокультурология (теория и методы): Монография. М.: Изд-во Рос. ун-та дружбы народов, 1997. 331 c.

Воробьева О.П. Текстовые категории и фактор адресата. Киев: Вища шк., 1993. 200 с.

Воронина С.М. Тема состязательности: англо-русские оценочные параллели // Языковая личность: культурные концепты: Сб. науч. тр. Волгоград – Архангельск, 1996. С.60–66.

Вострякова Н.А. Коннотативная семантика и прагматика номинативных единиц русского языка: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 1998. 22 с.

Вышкин Е.Г. Проблемы систематизации лингвистического знания. Самара: Изд-во Саратов. ун-та. 1992. 121 с.

Габидуллина А.Р. Анекдот с точки зрения прагмалингвистики // Восточноукраинский лингвистический сборник. Вып. 6. Донецк: Донеччина, 2000. C.295–302.

Гак В.Г. Судьба и мудрость // Понятие судьбы в контексте разных культур. М.: Наука, 1994. С.198–206.

Гак В.Г. Языковые преобразования. М.: Школа "Языки русской культуры", 1998. 768 с.

Галичкина Е.Н. Специфика компьютерного дискурса на английском и русском языках (на материале жанра компьютерных конференций): Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2001. 18 с.

Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: Наука, 1981. 140 с.

Ганеев Б.Т. Семантика и прагматика парадоксальных высказываний: Автореф. дис. ...канд. филол. наук. Л., 1988. 16 с.

Гаранина Е.А. Языковые средства выражения комического в детской литературе: Автореф. … дис. канд. филол. наук. Волгоград, 1998. 24 с.

Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М.: Нов. лит. обозрение, 1996. 352 с.

Гаспаров М.Л. Метр и смысл. Об одном механизме культурной памяти. М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 1999. 289 с.

Гачев Г. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос. М.: Прогресс, 1995. 480 с.

Гедз С.Ф. Коммуникативно-прагматические особенности высказываний с интеррогативным значением в современном английском языке: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Киев, 1998. 18 с.

Герд А.С. Введение в этнолингвистику. СПб: Изд-во С.-Петерб. гос. ун-та, 1995. 92 с.

Глазко Л.Н. Лингвистические аспекты изучения официальных документов // Языковая личность: культурные концепты. Волгоград – Архангельск, 1996. С.236–242.

Гойман А.А. Некоторые аспекты картины мира человека древней Руси: Автореф. дис. … канд. ист. наук. Ярославль, 2001. 25 с.

Гойхман О.Я., Надеина Т.М. Основы речевой коммуникации. М.: ИНФА, 1997. 272 с.

Голованивская М.К. Французский менталитет с точки зрения носителя русского языка: Контрастивный анализ лексической группы со значением «высшие силы и абсолюты», «органы наивной анатомии», «основные мыслительные категории», «базовые эмоции». М.: Диалог МГУ, 1997. 279 с.

Гольдин В.Е. Обращение: теоретические проблемы. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1987. 129 с.

Гольдин В.Е., Сиротинина О.Б. Внутринациональные речевые культуры и их взаимодействие // Вопросы стилистики. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1993. С.9–19.

Гоннова Т.В. Отношение к труду в русской культуре // Языковая личность: проблемы обозначения и понимания. Волгоград: Перемена, 1997. С.42–43.

Горбаневский М.В., Караулов Ю.Н., Шаклеин В.М. Не говори шершавым языком: о нарушениях норм литературной речи в электронных и печатных СМИ. М.: Галерия, 1999. 216 с.

Горелов И.Н., Седов К.Ф. Основы психолингвистики. М.: Лабиринт, 1997. 224 с.

Грабарова Э.В. Лингвокультурологические характеристики концепта «смерть» // Языковая личность: проблемы коммуникативной деятельности. Волгоград: Перемена, 2001. С.71–78.

Грайс П. Логика и речевое общение // Лингвистическая прагматика: Новое в зарубежной лингвистике. 1985. Вып. XVI. С. 217–237.

Гридина Т.А. Языковая игра: Стереотип и творчество: Монография. Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 1996. 214 с.

Гришаева Л.И. Анекдот как способ фиксации социальных норм и морально-этических ценностей социума // Вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков. Омск: Изд-во Омск. гос. ун-та, 1998. С.107-118.

Гришечкина Г.Ю. Соотношение факторов жанровой специфики и предметной области текста научной рецензии: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Орел, 2002. 23 с.

Грудева Е.В. Религиозная сфера и церковно-проповеднический стиль // Русский язык: история и современное состояние: Материалы Всерос. науч. конф., посвящ. 90-летию со дня рожд. А.А.Дементьева. Самара: Изд-во Самар. гос. пед. ун-та, 1999. С.187–191.

Гудков Д.Б. Настенные надписи в политическом дискурсе // Политический дискурс в России – 3: Материалы раб. совещ. М.: Диалог–МГУ, 1999. С.58–63.

Гудков Д.Б. Межкультурная коммуникация: проблемы обучения. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2000. 120 с.

Гудков Д.Б., Красных В.В. Русское культурное пространство и межкультурная коммуникация // Научные доклады филологического факультета МГУ. Вып.2. М.: Диалог–МГУ, 1998. С.124–129.

Гудков Л.Д. Понимание // Культурология. ХХ век: Словарь. СПб: Университетская книга, 1997. С.344–348.

Гумбольдт В. фон. Характер языка и характер народа // Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985. С.370–381.

Гуревич А.Я. Диалектика судьбы у германцев и древних скандинавов // Понятие судьбы в контексте разных культур. М.: Наука, 1994. С.148–156.

Гуревич П.С. Философия культуры. М.: Аспект Пресс, 1995. 288 с.

Гусева О.В. Лингвопрагматический анализ дискурсивно-идиоматических параметров открытого письма в современном английском языке: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Иркутск, 2000. 17 с.

Данилов С.Ю. Жанр проработки в тоталитарной культуре // Жанры речи. Саратов: Колледж, 1999. С.216–227.

Данилова Н.К. "Знаки субъекта" в дискурсе. Самара: Изд-во "Самарский ун-т", 2001. 228 с.

Дейк Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация / Пер. с англ. Благовещенск: Благовещ. гуманит. колледж, 2000. 310 с.

Делез Ж. Девятнадцатая серия: юмор // Делез Ж. Логика смысла. М.: Академия, 1995. С.165-172.

Дементьев В.В. Жанры фатического общения // Дом бытия. Альманах по антропологической лингвистике. Вып. 2. Саратов: Изд-во Сарат. пед. ин-та, 1995. С. 50-63.

Дементьев В.В. Непрямая коммуникация и ее жанры. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2000. 248 с.

Демьянков В.З. Интерпретация, понимание и лингвистические аспекты их моделирования на ЭВМ. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1989. 172 с.

Демьянков В.З. Фрейм // Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1996. С.187–189.

Демьянков В.З. Лингвистическая интерпретация текста: универсальные и национальные (идиоэтнические) стратегии // Язык и культура: Факты и ценности: К 70-летию Юрия Сергеевича Степанова. М.: Языки славянской культуры, 2001. С.309-323.

Денисова О.К. Реклама как одно из средств межкультурной коммуникации // Номинация. Предикация. Коммуникация: Сб. ст. к юбилею проф. Л.М.Ковалевой. Иркутск: Изд-во ИГЭА, 2002. С.218–226.

Димитрова Е.В. Трансляция эмотивных смыслов русского концепта «тоска» во французскую лингвокультуру: Автореф. дис. …канд. филол. наук. Волгоград, 2001. 16 с.

Димитрова С.П. Лингвистична относителност. София: Наука и изкуство, 1989. 197 с.

Дмитриев А.В. Социология юмора: Очерки / Отд. филос., социол., психол. и права РАН. М., 1996. 214 с.

Дмитриева Л.В. Типы речевых актов в высказываниях, содержащих юмор и сарказм // Речевые акты в лингвистике и методике: Межвуз. сб. науч. тр. ПГПИИЯ. Пятигорск, 1986. С. 71–76.

Дмитриева О.А. Культурно-языковые характеристики пословиц и афоризмов (на материале французского и русского языков): Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 1997. 16 с.

Дмитриева О.А. Дискурс психологического консультирования // Основное высшее и дополнительное образование: проблемы дидактики и лингвистики. Вып.1. Волгоград: Политехник, 2000. С.92–95.

Добровольский Д.О., Караулов Ю.Н. Идиоматика в тезаурусе языковой личности // Вопросы языкознания. 1993. №2. С.5–15.

Долгая Т.А. Концепт слухов в русской культуре // Основное высшее и дополнительное образование: проблемы дидактики и лингвистики. Вып.1. Волгоград: Политехник, 2000. С.95–100.

Долинин К.А. Интерпретация текста. М.: Просвещение, 1985. 288 с.

Долинин К.А. Стилистика французского языка. Л.: Просвещение, 1978. 344 с.

Долуденко Е.А. Тексты технической рекламы, их семантико-синтаксическая и прагматическая характеристики (на материале английского языка): Автореф. дис. … канд. филол. наук. Пятигорск, 1998. 17 с.

Домовец О.С. Манипуляция в рекламном дискурсе // Языковая личность: аспекты лингвистики и лингводидактики: Сб. науч. тр. Волгоград: Перемена, 1999. С.61–65.

Дорофеева Н.В. Удивление как эмоциональный концепт (на материале русского и английского языков): Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Волгоград, 2002. 19 с.

Доценко Е.А. Психология манипуляции: феномен, механизмы и защита. М.: ЧеРо, 1997. 344 с.

Драбкина И.В., Харьковская А.А. Лингвостилистические особенности деловой корреспонденции // Семантика и прагматика языка в диалоге культур. Самара: Самар. ун-т, 1998. С.71–76.

Дружинин В.Н., Савченко И.А. Анекдот как зеркало русской семьи // Психологическое обозрение. 1 (2). 1996. С.18–21.

Дубровская О.Н. Имена сложных речевых событий в русском и английском языках: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Саратов, 2001. 22 с.

Душенко К.В. «Право на анекдот». Современный анекдот как социокультурный феномен // Человек: образ и сущность: Ежегодник. М: ИНИОН РАН, 2000. С.132–160.

Евсюкова Т.В. Словарь культуры как проблема лингвокультурологии. Ростов-на-Дону: Изд-во Рост. гос. эконом. ун-та, 2001. 256 с.

Евсюкова Т.В. Лингвокультурологическая концепция словаря культуры: Автореф. дис. … д-ра филол. наук. Нальчик, 2002. 42 с.

Еемерен Ф.Х., Гроотендорст Р. Аргументация, коммуникация и ошибки. СПб.: Васильевский остров, 1992. 208 с.

Еремеев Я.Н. Директивные высказывания с точки зрения диалогического подхода // Теоретическая и прикладная лингвистика. Вып.2. Язык и социальная среда. Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. техн. ун-та, 2000. С.109–126.

Еремеев Я.Н. Директивные высказывания как компонент коммуникативного процесса: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Воронеж, 2001. 23 с.

Есперсен О. Философия грамматики. М.: Иностр. лит., 1958. 404 с.

Ефимова Н.Н. Онтологизация концепта «риск» в английской фразеологии: Автореф. дис. …канд. филол. наук. Иркутск, 2000. 19 с.

Жаботинская С.А. Концептуальный анализ: типы фреймов // Когнитивная семантика: Материалы 2-й междунар. школы-семинара по когнитивной лингвистике. Ч. 2. Тамбов: Изд-во Тамб. ун-та, 2000. С.10–13.

Жданова Л.А., Ревзина О.Г. "Культурное слово" милосердие // Логический анализ языка. Культурные концепты. М.: Наука, 1991. С.56-61.

Желтухина М.Р. Комическое в политическом дискурсе конца ХХ века. Русские и немецкие политики: Монография / Ин-т языкозн. РАН. М.– Волгоград: Изд-во ВФ МУПК, 2000. 264 с.

Жельвис В.И. Эмотивный аспект речи. Психолингвистическая интерпретация речевого воздействия. Ярославль: Яросл. гос. пед. ин-т, 1990. 81 с.

Жельвис В.И. Поле брани. Сквернословие как социальная проблема. М.: Ладомир, 1997. 329 с.

Жура В.В. Эмоциональный дейксис в вербальном поведении английской языковой личности (на материале англоязычной художественной литературы): Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2000. 22 с.

Залевская А.А. Введение в психолингвистику. М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 1999. 382 с.

Залевская А.А. Текст и его понимание. Тверь: Изд-во Твер. гос. ун-та, 2001. 177 с.

Залевская А.А. Психолингвистический подход к проблеме концепта // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 2001. С.36–44.

Зализняк Анна А. О семантике щепетильности (обидно, совестно и неудобно на фоне русской языковой картины мира // Логический анализ языка: языки этики. М.: Школа "Яз. рус. культуры", 2000. С.101–118.

Зегет В. Элементарная логика. М.: Высш. шк., 1985. 256 с.

Зеленкина О.Ю. Состав фразеологического кода английского языка (на материале номинативных и номинативно-коммуникативных фразеологических единиц): Автореф. дис. … канд. филол. наук. Самара, 2001. 24 с.

Зеленова О.А. Концепт «самоуважение» в американской лингвокультуре // Проблемы лингвокультурологии и семантики через призму междисциплинарной парадигмы. Волгоград: Станица-2, 2001. С.3–7.

Зильберт А.Б. Функциональная структура спортивного дискурса // Языковая личность: проблемы когниции и коммуникации: Сб. науч. тр. Волгоград: Колледж, 2001. С.218–225.

Зильберт Б.А. Социопсихолингвистическое исследование текстов радио, телевидения, газеты. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1986. 210 с.

Зильберт Б.А. Тексты массовой информации. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1991. 80 c.

Злобина Ю.А. Обозначение признака «отношение к пище» в лексико-фразеологической системе немецкого и русского языков // Языковая личность: проблемы коммуникативной деятельности. Волгоград: Перемена, 2001. С.40–52.

Зусман В.Г. Концепт в культурологическом аспекте // Межкультурная коммуникация: Учеб. пособие. Нижний Новгород: Деком, 2001. С.38–53.

Зусман В.Г. Немецкое // Межкультурная коммуникация: Учеб. пособие. Нижний Новгород: Деком, 2001. С.184–197.

Иванов В.М. Явление эквивокации в дискурсе анекдота в современном немецком языке: Автореф. дис. …канд. филол. наук. Иркутск, 1999. 19 с.

Иванова Е.Б. Интертекстуальные связи в художественных фильмах: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2001. 16 c.

Иванова Л.А., Самохина Л.А. Концепт труд в русской языковой картине мира // Язык и межкультурные коммуникации: Материалы междунар. конф. Уфа: Изд-во Башк. гос. пед. ун-та, 2002. С.89–90.

Ивушкина Т.А. Язык английской аристократии: социально-исторический аспект: Волгоград: Перемена, 1997. 157 с.

Ильинова Е.Ю. Эмоциональные и социальные стимулы в рекламном тексте // Лингвистическая мозаика. Наблюдения, поиски, открытия: Сб. науч. тр. Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 1998. С.57–66.

Имас А.В. Выражение благодарности в немецком языке (на материале литературных и лексикографических источников с XVII по XX вв.): Автореф. дис. …канд. филол. наук. М., 2001. 26 с.

Исаева Л.А. Художественный текст: скрытые смыслы и способы их представления. Краснодар: Изд-во Кубан. гос. ун-та, 1996. 251 с.

Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. / Омск. гос. ун-т. Омск, 1999. 285 с.

Кабакчи В.В. Основы англоязычной межкультурной коммуникации: Учеб. пособие. СПб.: Изд-во Рос. гос. пед. ун-та им. А.И.Герцена, 1998. 231 с.

Каменская О.Л. О новой парадигме в лингвистике // Лингвистика на исходе ХХ века: итоги и перспективы: Тез. междунар. конф. Т.1. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1995. С.200–202.

Канчер М.А. Языковая личность телеведущего в рамках русского риторического этоса (на материале игровых программ): Автореф. дис. … канд. филол. наук. Екатеринбург, 2002. 20 с.

Капишникова А.В. Лингвистические средства управления дискурсом: (На материале американских радиопередач ток-шоу): Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1999. 23 с.

Карасик А.В. Лингвокультурные характеристики английского юмора: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2001. 23 с.

Карасик В.И. Язык социального статуса. М.: Ин-т языкозн. РАН, 1992. 330 с.

Карасик В.И. Оценочная мотивировка, статус лица и словарная личность // Филология – Philologica. 1994. №3. С.2–7.

Карасик В.И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: культурные концепты: Сб. науч. тр. Волгоград – Архангельск: Перемена, 1996. С.3–16.

Карасик В.И. Анекдот как предмет лингвистического изучения // Жанры речи. Саратов: Колледж, 1997.С.144–153.

Карасик В.И. О категориях дискурса // Языковая личность: социолингвистические и эмотивные аспекты: Сб. науч. тр. Волгоград – Саратов: Перемена, 1998. С.185–197.

Карасик В.И. Характеристики педагогического дискурса // Языковая личность: аспекты лингвистики и лингводидактики: Сб. науч. тр. Волгоград: Перемена, 1999. С.3–18.

Карасик В.И. Религиозный дискурс // Языковая личность: проблемы лингвокультурологии и функциональной семантики: Сб. науч. тр. Волгоград: Перемена, 1999. С.5–19.

Карасик В.И. Структура институционального дискурса // Проблемы речевой коммуникации. Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 2000. С.25–33.

Карасик В.И., Слышкин Г.Г. Лингвокультурный концепт как единица исследования // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 2001. С.75–80.

Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987. 264 с.

Каргаполова И.А. Игровой потенциал имен собственных в современном английском языке // Studia linguistica. СПб., 1996. №2. С. 58–61.

Карнеги Д. Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей. М., 1989.

Касавин И.Т. Миграция. Креативность. Текст. Проблемы неклассической теории познания. СПб.: РХГИ, 1998. 408 с.

Касенкова Т.Н. Речевые стратегии как модуляции перспективы языкового отображения мира: Автореф. дис. …канд. филол. наук. Краснодар, 2000. 27 с.

Кашкин В.Б. Введение в теорию коммуникации: Учеб. пособие. Воронеж: Воронеж. гос. техн. ун-т, 2000. 175 с.

Каштанова Е.Е. Лингвокультурологические основания русского концепта любовь (аспектный анализ): Автореф. дис. …канд. филол. наук. Екатеринбург, 1997. 23 с.

Кирилина А.В. МУЖЕСТВЕННОСТЬ и ЖЕНСТВЕННОСТЬ как культурные концепты // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 2001. С.141–148.

Кириллова И.А. Сфера науки // Хорошая речь. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2001. С. 69–84.

Кирнозе З.И. Французское // Межкультурная коммуникация: Учеб. пособие. Нижний Новгород: Деком, 2001. С.197–212.

Киселева К.Л., Пайар Д. Дискурсивные слова как объект лингвистического описания // Дискурсивные слова русского языка: опыт контекстно-семантического описания. М.: Метатекст, 1998. С.7–11.

Клемперер В. LTI. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога. М.: Прогресс-Традиция, 1998. 384 с.

Клоков В.Т. Символика и язык в пространстве культуры // Филология. Вып.2. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1998. С.5–19.

Клоков В.Т. Основные направления лингвокультурологических исследований в рамках семиотического подхода // Теоретическая и прикладная лингвистика. Вып.2. Воронеж: Изд-во Воронеж. техн. ун-та, 2000. С.60–67.

Клюканов И.Э. Динамика межкультурного общения: к построению нового концептуального аппарата: Автореф. дис. …д-ра филол. наук. Саратов, 1999. 42 с.

Кобозева И.М. Лингвистическая семантика: Учебник. М.: Эдиториал УРСС, 2000. 352 с.

Ковшикова Е.В. Категория коммуникативной точности (на материале текстов деловых писем): Автореф. дис. ...канд. филол. наук. Волгоград, 1997. 20 с.

Козлов Е.В. Коммуникативность комикса (в текстуальном и семиотическом аспектах): Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 1999. 18 с.

Козлова Т.В. "Новые русские": понятие и дискурс // Фразеология в контексте культуры. М.: Школа "Яз. рус. культуры", 1999. С.97–107.

Козьмина В.Н. Языковая реализация гибких коммуникативных тактик в английском диалоге: Автореф. дис. … канд. филол. наук. СПб., 2001. 20 с.

Колодина Н.И. Теоретические аспекты понимания и интерпретации художественного текста (на материале русского и английского языков): Авторф. дис. … д-ра филол. наук. Воронеж, 2002. 32 с.

Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. М.: Наука, 1976. 720 с.

Копыленко М.М. Основы этнолингвистики. Алматы: Евразия, 1995. 179 с.

Кормакова Е.В. Концепт «труд» в немецкой и русской лингвокультурах // Проблемы современной лингвистики. Волгоград: Колледж, 1999. С.15–19.

Коротеева О.В. Дефиниция в педагогическом дискурсе: Автореф. дис. …канд. филол. наук. Волгоград, 1999. 24 с.

Коротеева О.В. Загадка как вид учебной дефиниции в ситуации реального общения // Языковая личность: аспекты лингвистики и лингводидактики. Волгоград: Перемена, 1999. С.51–56.

Короткова Л.В. Семантико-когнитивный и функциональный аспекты текстовых аномалий в современной англоязычной художественной прозе: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Киев, 2001. 20 с.

Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. Из наблюдений над речевой практикой масс-медиа. М.: Педагогика-Пресс, 1994. 248 с.

Костомаров В.Г., Бурвикова Н.Д. Изучение и преподавание русского слова от Пушкина до наших дней: Материалы конф. и семинаров. Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 1999. С.7–14.

Костомаров В.Г., Бурвикова Н.Д. Современный русский язык и культурная память // Этнокультурная специфика речевой деятельности: Сб. обзоров. М.: ИНИОН РАН, 2000. С.23–36.

Котов А.А. Лексикографический взгляд на русскую языковую личность 1970-х – начала 90-х гг. // Ситуации культурного перелома: Материалы науч.-теор. семинара. Петрозаводск: Изд-во Петрозавод. ун-та, 1998. С.78–84.

Кохташвили Н.И. Семантические характеристики концепта «подвиг» // Языковая личность: проблемы когниции и коммуникации. Волгоград: Колледж, 2001. С.122–126.

Кочетова Л.А. Лингвокультурные характеристики английского рекламного дискурса: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 1999. 19 с.

Кочкин М.Ю. О манипуляции в современном политическом дискурсе // Языковая структура и социальная среда. Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. техн. ун-та, 2000. С.9–13.

Кошелев А.Д. О языковом концепте 'долг' // Логический анализ языка: языки этики. М.: Школа "Яз. рус. культуры", 2000. С.119–124.

Кравченко А.В. Знак, значение, знание. Очерк когнитивной философии языка. Иркутск: Иркут. обл. типография №1, 2001. 261 с.

Красавский Н.А. Оценочная лексика в рекламном тексте (на материале немецкоязычной прессы) // Номинация и дискурс. Рязань: Изд-во Рязан. гос. пед. ун-та, 1999. С.44–47.

Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах: Монография. Волгоград: Перемена, 2001. 495 с.

Красильникова Л.В. Жанр научной рецензии: семантика и прагматика. М.: Диалог–МГУ, 1999. 139 с.

Красных В.В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность? (Человек. Сознание. Коммуникация). Монография. М.: Диалог МГУ, 1998. 352 с.

Красных В.В. Основы психолингвистики и теории коммуникации: Курс лекций. М.: Гнозис, 2001. 270 с.

Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология: Курс лекций. М.: Гнозис, 2002. 284 с.

Крейдлин Г.Е. Риторика позы // Язык и культура: Факты и ценности: К 70-летию Юрия Сергеевича Степанова. М.: Языки славянской культуры, 2001. С.207–216.

Крылова О.А. Существует ли церковно-религиозный функциональный стиль в современном русском литературном языке? // Культурно-речевая ситуация в современной России. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2000. С.107–117.

Крылова Т.В. Статусные правила в наивной этике // Слово в тексте и в словаре: Сб. ст. к 70-летию акад. Ю.Д.Апресяна. М.: Школа "Яз. рус. культуры", 2000. С.122-127.

Крысин Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. М.: Наука, 1989. 188 с.

Крысин Л.П. Религиозно-проповеднический стиль и его место в функционально-стилистической парадигме современного русского литературного языка // Поэтика. Стилистика. Язык и культура: Сб. памяти Т.Г.Винокур. М.: 1996. С.135–138.

Крысин Л.П. Иноязычное слово в контексте современной общественной жизни // Русский языке конца ХХ столетия (1985-1995). М.: Школа "Яз. рус. культуры", 2000. С.142–161.

Крысин Л.П. Современный русский интеллигент: попытка речевого портрета // Русский язык в научном освещении. 2001. № 1. С.90–107.

Ксензенко О.А. Как создается рекламный текст. Функционально–экспрессивные аспекты рекламного текста. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1998. 126 с.

Кубрякова Е.С. Концепт // Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1996. С.90-93.

Кубрякова Е.С. Языковое сознание и языковая картина мира // Филология и культура. Материалы 2-й междунар. конф. Ч. 3. Тамбов: Изд-во Тамб. ун-та, 1999. С.6–13.

Кубрякова Е.С. О понятиях дискурса и дискурсивного анализа в современной лингвистике (Обзор) // Дискурс, речь, речевая деятельность: функциональные и структурные аспекты: Сб. обзоров. М.: ИНИОН РАН, 2000. С.7–25.

Кузнецов А.М. Когнитология, "антропоцентризм", "языковая картина мира" и проблемы исследования лексической семантики // Этнокультурная специфика речевой деятельности: Сб. обзоров. М.: ИНИОН РАН, 2000. С.8–22.

Кузнецова Н.И. Сфера делового общения // Хорошая речь. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2001. С. 57–69.

Кузьминская С.И. Фоновые знания в массовой культуре: Автореф. дис. … канд. филол. наук. Орел, 2002. 20 с.

Куликова Г.С., Милехина Т.А. Как говорят бизнесмены // Вопросы стилистики. Вып.25. Проблемы культуры речи. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1993. С.127–135.

Кулинич М.А. Лингвокультурология юмора (на материале английского языка). Самара: Изд-во Самар. гос. пед. ун-та, 1999. 180 с.

Кунина М.Н. Когнитивно-прагматические характеристики террористического дискурса: Автореф. … дис. канд. филол. наук. Краснодар, 2001. 23 с.

Купина Н.А. Тоталитарный язык: словарь и речевые реакции. Екатеринбург–Пермь: ЗУУНЦ, 1995. 143 с.

Курганов Е. Анекдот как жанр. СПб.: Академический проект, 1997. 123 с.

Курченкова Е.А. Этнокультурные ценности в текстах газетных объявлений // Языковая личность: культурные концепты: Сб. науч. тр. Волгоград: Перемена, 1996. С.74–80.

Курченкова Е.А. Культурно-языковые характеристики текстов газетных объявлений (на материале английской и русской прессы): Автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2000. 26 с.

Лазарев В.В. К теории обыденного когнитивного познания (от Коперника к Птолемею) / Вестник Пятигорск. гос. лингв. ун-та. 1999. № 2. С.25–34.

Ласкавцева Е.Ю. Лингвокультурологические характеристики русской и немецкой народной сказки: Автореф. … дис. канд. филол. наук. Краснодар, 2001. 23 с.

Лебедева Н.Л. Языковая структура концепта "будущее" в политическом дискурсе ГДР // Лингвистическая реальность и межкультурная коммуникация: Материалы Междунар. науч. конф. Иркутск: ИГЛУ, 2000. С.85–87.

Лебедева Н.Н. К вопросу об онтологии черного юмора // Образ другого: этнолингвистическая интерпретация национально-специфических различий. Ярославль: Изд-во Яросл. гос. пед. ун-та, 1999. С.52–58.

Левицкий Ю.А. Проблема типологии текстов. Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 1998. 106 с.

Левонтина И.Б., Шмелев А.Д. За справедливостью пустой // Логический анализ языка: Языки этики. М.: Школа "Яз. рус. культуры", 2000. С.281–292.

Леденева В.В. Черты идиолекта Н.Лескова // Структура и семантика художественного текста: Докл. VII Междунар. конф. М.: Изд-во Моск. гос. откр. пед. ун-та, 1999. С.220–231.