Юность Розы

Глава XVIII Что бы это значило?

Роза читала и вникала — весь месяц, проведенный в такой хорошей компании, стал незабываемым; книга щедро делилась с девушкой своей мудростью, красотой и правдой. Вполне естественно, что молодого человека больше привлекали главы «Героизм» и «Самообладание», а девушка предпочитала «Любовь» и «Дружбу». В уединении, наслаждаясь солнечным светом и тишиной, она перечитывала по нескольку раз эти стихи в прозе и изливала свои впечатления в письмах, которые летали между адресатами с завидной регулярностью.

Роза так наслаждалась перепиской с Мэком, что очень сожалела, когда в сентябре, после возвращения домой, она прекратилась. Мэк писал лучше, чем говорил, хотя и говорил замечательно хорошо, если хотел. Но она не успела выразить ни удовольствия, ни сожаления, потому что большая перемена во внешности Мэка заставила ее забыть обо всем остальном. По какой-то неведомой прихоти кузен постригся и сбрил бороду, и когда явился поздравить Розу с приездом, она едва узнала его. Густые волосы были аккуратно расчесаны, правильный рот и красивый подбородок открыты, это придало его лицу совершенно новое выражение.

— Вы решили подражать Китсу? — она не могла разобраться, нравится ли ей перемена в кузене или нет.

— Я стараюсь быть непохожим на дядю, — холодно ответил Мэк.

— А почему, желала бы я знать? — изумилась девушка.

— Я предпочитаю быть самим собой, а не слепком другого человека, как бы он ни был хорош.

— Ну, так вы не достигли своей цели, ибо теперь вы походите на молодого Августа[40], - возразила Роза, в целом удовлетворенная, что вместо копны растрепанных волос видит перед собой тщательную прическу.

— Женщины во всем найдут сходство, — засмеялся Мэк, не совсем довольный последним сравнением. — И все-таки, что вы вообще обо мне думаете?

Роза продолжала внимательно разглядывать его с задумчивым видом.

— Я пока не знаю, вы очень изменились. Я совсем не узнаю вас и хочу познакомиться заново. Конечно, вы выглядите куда лучше, чем раньше. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к новому образу старого друга, — ответила Роза, отклонив голову в сторону, чтобы разглядеть кузена в профиль.

— Пожалуйста, только не говорите дяде, почему я постригся. Я ему сказал, что мне было жарко со старой прической, и он одобрил меня. Пусть он остается в этом убеждении. Все уже привыкли ко мне, — говорил Мэк, расхаживая по комнате с чуть смущенным видом.

— Хорошо, я ему не скажу. Но не обижайтесь, если я не смогу обращаться с вами по-приятельски. С посторонними мне трудно вести себя свободно, а вы кажетесь совсем чужим. Вот вам и наказание за вашу любовь к оригинальности, — Роза решила слегка уколоть его, чтобы отомстить за обожаемого дядю.

— Как угодно! Да я и не собираюсь докучать вам, потому что очень занят. Скорей всего этой зимой уеду в Л., если дядя одобрит. Моя оригинальность не будет надоедать вам.

— Надеюсь, что вы не уедете! Я только начала узнавать вас, сошлась с вами и мечтала, что мы отлично проведем зиму, читая что-нибудь вместе! Неужели вы должны уехать? — девушка сразу забыла, что собиралась относиться к Мэку как к постороннему. Говоря все это, она держала его за пуговицу.

— Это было бы отлично. Но я должен ехать. Я составил себе план и твердо решил привести его в исполнение, — в голосе молодого человека звучала такая убежденность, что рука Розы разжалась сама собой:

— Конечно, путешествие всегда приятно, но мне так тяжело провожать то одного, то другого из вас и оставаться здесь одной. Чарли нет более, Арчи и Стив заняты лишь своими сердечными делами, мальчики уехали. Остался один Джеми, чтобы «играть с Розой».

— Но ведь я вернусь. Вы будете довольны, что я поехал, если я принесу вам мой… — проговорил Мэк с необычайным оживлением, но вдруг запнулся и закусил губу, как будто сказал слишком много.

— Ваш что?

— Я забыл, как много надо времени, чтобы получить диплом, — он снова начал ходить по комнате взад и вперед.

— Что ж, мне остается утешаться лишь тем, что в Л. вы встретитесь с Фиби и потом расскажете мне, как у нее дела. Она такая скромная, что не рассказывает и половины. Как она поживает? Приглашают ли ее выступать в концертах этой зимой? Вы напишете мне обо всем этом, не правда ли?

— О да! Без сомнения, — Мэк тихо засмеялся, остановившись перед маленькой Психеей, стоявшей на камине. — Какая хорошенькая вещица, — прибавил он серьезно, взяв ее в руки.

— Осторожнее! Дядя подарил мне ее к прошлому Новому году, и я очень люблю ее. Она только что зажгла лампаду, чтобы разглядеть Амура, — до сих пор он не показывался ей на глаза, — сказала Роза, приводя в порядок свой рабочий столик.

— Так ей в пару нужно приобрести и Амура, чтобы она на него смотрела. Она и так терпеливо ждала целый год, — сказал Мэк в своей новой, не то смущенной, не то дерзкой манере.

— Вы же знаете, что Амур проснулся и улетел, как только на него попала капля горячего масла. Сколько ей, бедной, пришлось пройти испытаний, чтобы вернуть его обратно!

— Знаете, она похожа на вас. И прическа, и умный взгляд. Вам так не кажется? — спросил Мэк, поворачивая к кузине грациозную фигурку.

— Нисколько. С кем меня только не сравнивали! И с ангелом, и со святой Агнессой, а теперь и с Психеей.

— Если бы вы могли взглянуть на себя со стороны, когда слушаете музыку, или говорите о чем-то, или взволнованы, вы бы со мной согласились. У вас вся душа отражается в глазах, и вы становитесь совершенной Психеей.

— Как только заметите такое, скажите, и я посмотрюсь в зеркало. Мне хочется проверить, действительно ли это так, — развеселилась Роза, разбирая разноцветную шерсть.

Бормоча вполголоса стихи, Мэк вспоминал белую фигуру на зеленом склоне, залитую солнечным светом, и негодовал на себя за эту сентиментальность.

Юноша очень осторожно поставил Психею на место и заговорил о серьезных книгах.

После этого несколько недель Роза его почти не видела. Казалось, он наверстывал упущенное время, а когда появлялся, был как-то особенно рассеян и странен. Когда она привыкла к перемене его внешности, то обнаружила, что он сильно изменился и в других отношениях: стал порывистым и иногда сентиментальным. «Что ж, гений начинает понемногу проявляться, как я и предсказывала», — подумала она про себя.

День рождения Розы, когда ей исполнился двадцать один год, почти не отмечали, так как в семействе продолжался траур. Все особенно нежно обращались с девушкой в этот день, вспоминая, как бедный Чарли любил ее. Ей подарили множество подарков и засыпали добрыми пожеланиями. Маленький кабинет был убран осенними листьями, а на столе красовалось такое множество редких и милых вещиц, что она позабыла о своем богатстве, чувствуя себя щедро одаренной любящими друзьями.

Увидев один из подарков, она не могла не улыбнуться: Мэк прислал ей Амура, но не толстощекого ребенка, а прекрасного стройного юношу с крылышками и с переломленной стрелой у ног. К нему была приложена поэма «К Психее». Роза была поражена красотой стиха, тем более что вместо остроумия, комплиментов или игривости поэт вложил в них нечто возвышенное. Трогательная легенда о Психее и Амуре стала для него предлогом рассказать о девичьей душе, ищущей и тоскующей о любви.

Роза много раз перечитывала поэму, устроившись среди разноцветных осенних листьев, которые украшали комнату, и каждый раз находила в ней новую глубину и прелесть. Вещь была изящной и совершенной в своем роде; дивной музыкой лились слова; перед глазами, словно живые, вырастали поэтические образы. Роза давно уже не придавала значения дорогим подношениям, но в этот подарок Мэк вложил свой вкус и талант, а главное, желание ей понравиться. Весь день родственники приходили поздравить ее, Мэк явился последним.

Когда он пришел, Роза вместе с Дульче любовались прелестным закатом солнца из западного окна. Этот октябрьский вечер выдался замечательно красивым. Роза обернулась на звук шагов и, спустив девочку на пол, пошла навстречу кузену. Красноватый отблеск заходящего солнца озарял ее счастливое лицо.

— Дорогой Мэк, как хорош ваш подарок! Я не могу иначе отблагодарить вас за него, — наклонив голову кузена, она поцеловала его в лоб, как целовала всех других в день рождения.

Но этот поцелуй произвел странное действие: сначала Мэк покраснел, потом побледнел. Роза прибавила шутливо, думая приободрить скромного поэта:

— Никогда больше не говорите, что вы не пишете стихов, и не называйте их дрянью. Я знала, что в вас есть искра гения, а теперь убедилась в этом!

Тут Мэк не выдержал и как бы против своей воли воскликнул:

— Это не гений, это — любовь!

Роза вздрогнула, испуганная необычным состоянием кузена, а он с усилием, странным голосом прибавил:

— Я не собирался говорить об этом, но не могу больше терпеть. Я должен сказать вам всю правду. Не нужно больше целовать меня как двоюродного брата, потому что я люблю вас, люблю всей душой!

— О Мэк, не шутите! — Роза не могла поверить своим ушам.

— Я совершенно серьезен, — твердо ответил он. Если бы не бледное, взволнованное лицо, можно было бы усомниться в его словах. — Сердитесь, если хотите, я знал, что вы рассердитесь, потому что еще слишком рано об этом говорить. Быть может, мне следовало ждать еще годы, — но вы казались такой счастливой, и у меня явилась надежда, что вы забыли…

— Забыла что?

— Чарли.

— Как вы все ошибаетесь! На самом деле моя любовь к нему была не настолько сильной! — с досадой воскликнула она, уставшая от утвердившегося заблуждения родни на этот счет.

— Но можно ли было думать иначе? В нем было все, чем восхищаются женщины! — в словах Мэка звучала не горечь, а искреннее изумление.

— Слабость в людях никогда меня не восхищала. Я не смогу любить человека, не доверяя ему и не уважая его. Поверьте мне! Мне так наскучило, что все меня жалеют.

Признание Мэка взволновало девушку гораздо сильнее, чем многословные излияния Чарли, хотя она сама не сознавала, почему.

— Но он так любил вас! — Мэк чувствовал себя так, как будто перед ним внезапно рухнула несокрушимая крепость, но не смел переступить через руины.

— В том-то все и дело! Именно поэтому я старалась полюбить его. Я надеялась, что он сможет справиться со своими пороками хотя бы ради меня. Но спасти его было не в моих силах. Вот почему я так часто была молчалива и задумчива: я не могла справиться с презрением к его слабости. Я не знаю, как это бывает у других, но я должна тянуться за любимым человеком, а не снисходить к нему. Одной любви мне слишком мало. Он должен стать моей опорой и защитой, чтобы я могла положиться на него, доверять и уважать его. Чарли был совсем не таким, а я знала, что не смогу жить без этого.

— Ваш идеал слишком высок. Вы надеетесь найти его, Роза? — Мэк со скромностью искренней любви считал, что не сумеет соответствовать ее требованиям.

— Да, — ответила она со свойственной юности верой в добродетель, которую многие из нас с возрастом утрачивают, а затем вновь стремятся обрести, получив от жизни немало жестоких уроков. — Я надеюсь найти его, потому что не ищу совершенства и не капризничаю. Смейтесь, если хотите, но я не откажусь от своей мечты, — она пыталась говорить шутя, надеясь отвести его от опасной темы.

— Я боюсь, что вам долго придется искать его, — весь румянец исчез с лица Мэка, потому что он понял желание кузины и знал, какой ответ может получить.

— Дядя мне поможет, и я думаю, что мой идеал — не пустые мечтания. Я с детства видела его перед собой и точно знаю, что такие люди существуют на самом деле.

— Нет смысла продолжать этот разговор, потому что мне еще нечего предложить вам. Я не должен был начинать его, пока не заслужу права рассчитывать на что-то взамен. Правда, я уже не могу взять свои слова обратно. Что ж, Роза, я желаю вам успеха, вы заслуживаете самого лучшего, — и Mэк сделал движение, будто хотел уйти, приняв неизбежное со всем мужеством.

— Спасибо, что заставили меня почувствовать, какая я злая и неблагодарная. Но на самом деле я могу сказать вам в ответ, что по-своему люблю вас, — и Роза посмотрела на Мэка с таким нежным сочувствием и симпатией, что в сердце бедняги заблестел луч надежды. В своей обыкновенной чудаковатой манере он сказал:

— Возьмите меня на пробу, пока не нашелся настоящий герой! Могут пройти годы, прежде чем вы его найдете, а пока можете практиковаться на мне, это вам потом пригодится.

— О Мэк! Что мне с вами делать! — Роза не знала, смеяться ли ей или плакать. Это было самое странное предложение руки и сердца, но в глазах молодого человека ясно читалось искреннее чувство.

— Продолжайте любить меня по-своему, а я буду любить вас по-своему. Я постараюсь удовлетвориться этим, — Мэк взял обе ее руки с таким умоляющим видом, что она чувствовала себя более неблагодарной, чем когда-либо.

— Нет, это нехорошо. Вы будете любить сильнее. А вдруг явится мой герой, что тогда станется с вами?

— В одном я буду похож на дядю Алека — в верности, потому что моя первая любовь будет и последней.

Эти слова глубоко тронули Розу. Она молча смотрела на сильные руки, державшие ее крепко и нежно. В ее голове промелькнуло: «Неужели он будет одинок всю свою жизнь? Моя мать встретилась с отцом, а у меня нет любимого человека. Почему бы мне не сделать его счастливым, забыв о себе?»

Роза отдавала себе отчет, что сострадание не заменит любви, но такая участь не казалась ей тяжелой. Она могла бы сделать Мэка счастливым, не любя его, и эта мысль казалась все более заманчивой, но все же девушка решила от нее отказаться.

— Я надеюсь, что в этом вы будете счастливее дяди. Наверняка у вас тоже есть свой идеал, вы найдете его и будете счастливы, — она отогнала от себя минутную слабость, оставшись верной голосу совести.

— Я нашел свой идеал, но не вижу ни малейшей надежды на счастье. А вы? — спросил он с сожалением.

— Мэк! Я не могу дать вам той любви, какой вы желаете, но я доверяю вам и уважаю вас от всего сердца. Пусть это послужит вам утешением… — сокрушенно начала Роза, зная, какую боль причинит ее ответ.

Но неожиданно Мэк прервал ее. Он отошел на шаг, выпрямился и, вдохновленный надеждой, весь просиял.

— Да, большим утешением! — сказал он с такой благодарностью, что глубоко тронул ее. — Вы сказали, что ваша любовь должна основываться на уважении и что вы меня уважаете. Значит, есть надежда заслужить и большее! Сейчас я ничто, но все возможно для того, кто любит всем сердцем. Роза, я сделаюсь вашим героем! Пусть это будет трудно, пусть на это уйдут целые годы, но я заставлю вас полюбить меня. Не бойтесь, я не лишился рассудка. Напротив, я только что приобрел его. Я больше не стану говорить вам о своих надеждах, но ничто не заставит меня потерять их. Я должен попробовать и уверен в успехе!

С последними словами, одержимый этой идеей, с блестящими глазами и горящим лицом, Мэк неожиданно покинул комнату, с твердым намерением немедленно взяться за дело.

Роза была настолько поражена всем этим, что присела на стул с дрожью в коленях, не от страха или гнева, а от какого-то болезненного и вместе с тем приятного чувства. Она ощутила новый терпкий и сладкий вкус силы, вошедшей в ее жизнь. Казалось, вместо давно знакомого Мэка тут был какой-то другой человек, готовый на все, чтобы воплотить свою безумную надежду на чудо. Если надежда так разительно изменила его на минуту, то не может ли счастье изменить и на всю жизнь?

«Это будет захватывающий эксперимент, и он стоит того, чтобы рискнуть», — подумала девушка, вспоминая, как преобразилось знакомое ей лицо, каким оно стало удивительным и прекрасным. У нее никогда не было подобного поклонника. Это было лестно и трогательно, Роза гордилась такой великодушной любовью, потому что только любовь могла укрепить Мэка, дать ему мужество, чтобы не впасть в отчаяние, и надежду заслужить взаимность, не считаясь со временем.

Была какая-то особенная прелесть в таком ухаживании. Роза старалась угадать, как Мэк будет вести себя при следующей встрече, и почти сердилась на себя, не зная, как ей держать себя. В конце концов, она окончательно запуталась. Твердо убежденная в гениальности двоюродного брата, она не могла представить его влюбленным, да еще так страстно. Устав строить пустые предположения, Роза отнесла Дульче в кроватку, жалея, что нельзя так же просто освободиться от сердечных тревог, как от этой приятной, засыпающей у нее на руках ноши.

Мэк снова удивил кузину, буквально сдерживая свое обещание. Он вел себя просто и по-дружески, как будто ничего не случилось. Впрочем, временами девушка нечаянно ловила на его лице неописуемое выражение, а случайный взгляд обдавал ее солнечным светом. Тогда она невольно прятала глаза, краска бросалась в лицо, а сердце билось быстрее. Мэк ничего не говорил, но вокруг все как-то менялось в его присутствии. Он не прибегал ни к каким уловкам влюбленных, чтобы поддержать зарождающуюся искру, но Роза всегда помнила, что под невозмутимой наружностью скрывается огонь, готовый выйти наружу от одного ее прикосновения или слова.

Это опасное знание было сильным искушением для Розы. Сознавая свое могущество, она ежедневно боролась с соблазном испытать его. Прежде ей не приходилось чувствовать ничего подобного. С Чарли все было иначе: он постоянно требовал от нее слишком многого или стеснял слишком щедрыми предложениями.

Мэк любил ее — молча, терпеливо, с надеждой, — и это было красноречивее всего для такой чуткой натуры, как Роза. Ей не приходилось ни отказывать, ни негодовать, потому что ее ни о чем не просили; не нужно было выказывать холодности, потому что он ничего себе не позволял; не было причин для сожаления, потому что он ни на что не жаловался. Оставалось быть такой же справедливой и верной, как он, и терпеливо ждать, чем все закончится.

Сначала девушку развлекала новизна их отношений, она не поддерживала огня, ожидая, что любовь умрет, если не питать ее. Однако чувство Мэка как будто набирало силы из воздуха. Наконец, и Роза ощутила в себе властную нежную силу. Если бы Мэк не сказал ей, что заставит полюбить себя, она бы уже сдалась. Теперь же девушке казалось, что в ней говорит сострадание, и она сопротивлялась этому изо всех сил.

В последнее время ею овладела непонятная тревога. Настроение менялось как апрельская погода. Доктор Алек был бы крайне изумлен, если бы узнал о новых прихотях своей воспитанницы. Конечно, он догадывался, в чем дело, но ни о чем не расспрашивал. Ему было хорошо известно, что это лихорадочное состояние не требует вмешательств извне, а лекарства могут принести больному вред. Все остальные занимались своими делами. Тетушка Изобилие вновь мучилась ревматизмом, ей было не до любви. В этом году рано наступили холода, и старая леди не выходила из своей комнаты целыми днями, за ней ухаживала Роза.

Мэк собирался уехать в ноябре, и Роза была этому рада. Она решила, что молчаливое обожание вредит ей, отвлекая от намеченных на этот год планов. Что за польза читать серьезные книги, если мысли постоянно возвращались к эссе о «Дружбе» и «Любви»? Зачем рисовать античные статуи, если все мужские головы походили на Амура, а женские — на Психею, стоящих на камине? К чему играть на фортепиано, если все упражнения оканчивались любимой весенней песенкой, хотя и без птичьих трелей Фиби. Больше всего теперь ей нравилось общество Дульче, потому что девочка редко говорила и не мешала размышлениям. Любому общению Роза предпочитала возню с красной фланелью[42], камфарой и экстрактом для тетушки Изобилие. Приступы тревоги утихали лишь во время долгих уединенных прогулок на маленьком пони.

Наконец Роза решилась поговорить обо всем с доктором Алеком. Она выбрала момент, когда Мэк обычно отсутствовал, и отправилась в кабинет к дяде, вооружившись неочиненным пером.

— Дядя, не могли бы вы очинить мне перо[43]? — спросила она, заглядывая в дверь, чтобы убедиться, что опекун один.

— Да, дорогая, — ответил голос, до такой степени похожий на голос доктора, что она немедленно вошла.

Девушка прошла несколько шагов и остановилась: голова, торчащая из-за высокой конторки, была не кудрявой и седой, а темноволосой и гладко причесанной. Мэк! Роза вовсе не боялась встречаться с ним наедине, но искренне огорчилась, потому что с трудом настроилась на серьезный разговор, которому уже не суждено было состояться.

— О, не прерывайте занятий, мне не к спеху, — она не знала, остаться ли ей или уйти.

Мэк взял у нее из рук перо, улыбнулся и спросил:

— Потверже или помягче?

Роза рассеянно ответила:

— Потверже, пожалуйста. Я рада, что вы это делаете, — прибавила она, заражаясь спокойствием и с неженской точностью улавливая суть его занятий.

— Я рад, что могу это сделать.

— Я говорю не о пере, а о романе, который советовала написать, — Роза показала глазами на лежащий на конторке исписанный лист.

— Это конспект лекции о кровообращении, — ответил он, пряча написанное от ее взгляда. — Я не пишу роман, но переживаю его, — сказал Мэк с таким счастьем и надеждой, что в груди девушки мгновенно вспыхнул пожар.

— Прошу вас, не смотрите на меня так, это меня нервирует, — Роза недавно вернулась с верховой прогулки и ее беспокоило, не сильно ли нос и щеки покраснели от холодного воздуха.

— Постараюсь. Может, так будет лучше? — Мэк с серьезным видом нацепил на нос синие очки, которые иногда носил в ветреную погоду.

Роза не смогла удержаться от смеха, но еще больше разозлилась от такой покорности. Ей было отлично известно, что сквозь синие стекла кузен мог так же безнаказанно наблюдать за ней.

— Нет, не нужно. Они не идут вам, да и я не хочу казаться синей, когда я вовсе не такая!

— О нет, мне сейчас все представляется в розовом свете, — Мэк снял очки и положил в карман, исполняя капризы своего кумира.

— Довольно, мне надоели эти глупости. Они сердят меня, а вы из-за них теряете время.

— Да я никогда не занимался с большим усердием. Неужели вас в самом деле тревожит, что я люблю вас? — в голосе кузена слышалось беспокойство.

— Разве вы не видите, какой я сделалась раздражительной? — девушка направилась к двери, чувствуя, что разговор идет не так, как ей хотелось бы.

— Если хочешь сорвать розу, будь готов пораниться о шипы. Я буду ждать и десять лет — казалось, такой срок ничуть не смущал настойчивого поклонника.

— Мне совсем не нравится чувствовать себя любимой, — протестовала Роза, не в силах справиться с этой непобедимой надеждой.

— Ни вы, ни я не можем тут ничего сделать. Так будет продолжаться, пока вы не выйдете замуж, а потом… Потом, думаю, я возненавижу весь мир, — и перо нечаянно раскололось в руках Мэка.

— Пожалуйста, не делайте этого!

— Не делать чего — не любить или не ненавидеть?

— Ни того, ни другого. Вам нужно увлечься кем-нибудь другим. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек, готовых сделать вас счастливым, — Роза пыталась как-нибудь закончить этот разговор.

— Это слишком легко. Ради своего благополучия я готов потрудиться. Чем тяжелее труд, тем более ценны его плоды.

— А если я стану к вам благосклонной, вы перестанете добиваться меня? — спросила Роза, ища лекарства от страсти, которая и трогала, и мучила ее.

— Попробуйте и увидите, — предательский взгляд Мэка ясно показывал, что она ошибается в расчетах.

— Нет, я лучше займусь чем-нибудь и так углублюсь в занятия, что совсем забуду об вас.

— Не думайте обо мне, если это тревожит вас.

— Но я не могу удержаться… — Роза очень желала вернуть назад эти слова, но было поздно, и она поспешно прибавила: — То есть я не могу перестать желать, чтобы вы забыли обо мне. Меня очень огорчает то, что я в вас ошибалась.

— Да, поэзию вы принимали за любовь, а теперь хотите поэзии, когда у меня нет ничего, кроме любви. Вас обрадует, если будет и то и другое вместе?

— Попробуйте и увидите.

— Я сделаю все, что в моих силах. Нужно вам что-нибудь еще? — готовый ради нее на любые подвиги, он совсем позабыл о ее ничтожном поручении.

— Раз вы заговорили об этом, мне очень хочется знать: прошлым летом, когда читали мне поэму Китса, вы были влюблены в меня?

— Нет.

— Когда же вы… — Роза невольно улыбнулась такому нелестному чистосердечию.

— Разве я могу точно сказать? Может быть, именно тогда это и началось. Ведь чтение привело к тому, что мы стали переписываться, и ваши письма показали мне, какая у вас прекрасная душа. Я был так счастлив, когда узнал эту душу! Я мечтал, чтобы вы скорее вернулись домой, и старался, чтобы вы увидели, что я изменился к лучшему, так же как и вы. Когда я увидел вас осенью, для меня все было решено: я любил вас всей душой и высказал это. Вот и все, Роза.

История была короткая, но голос Мэка звучал так просто и правдиво, что Розе страстно захотелось сказать те слова, которых он ждал. Она опустила голову, не в силах выносить взгляд его больших темных глаз. В ту минуту, когда она собралась с духом, чтобы сказать «да», ее взор упал на старую маленькую скамейку. Такие мелочи иногда странно действуют на женщин, особенно когда они взволнованы. Скамейка живо напомнила ей Чарли, и в голову хлынул поток воспоминаний о той новогодней ночи, которую ей никогда не хотелось вспоминать.

«Мне тогда казалось, что я люблю Чарли, и я дала ему это понять, но обманывала себя. Сколько раз он упрекал меня за один-единственный нескромный взгляд? Сейчас я нахожусь под властью совсем другого чувства, слишком нового и внезапного, чтобы доверять ему. Я должна сначала проверить себя, потому что любовь Мэка глубже любви бедного Чарли, и я должна быть предельно честной».

Она мгновенно покорилась этому побуждению, уверенная, что оно правильно. Пауза вслед все тянулась, Роза стояла с пылающими щеками, опустив глаза. Глупое положение, но Мэк сразу заметил ее колебания и начал надеяться, что достиг своей цели. Однако Роза словно окатила холодной водой пылающий в нем огонь, укротив, но не потушив его. Она подняла глаза и решительно заявила:

— Я пришла сюда, чтобы попросить дядю посоветовать вам уехать поскорее. Вы очень терпеливы и покорны. Но нельзя ставить свое счастье в зависимость от другого человека, а для меня вредно сознание, что я имею столько власти над вами. Уезжайте, Мэк, проверьте, не ошибаетесь ли вы сами. Пусть ваши занятия не зависят от ваших чувств ко мне. Все может кончиться так же внезапно, как началось, и тогда не избежать охлаждения нашей дружбы и взаимных упреков. Пожалуйста, уезжайте! Я так люблю и уважаю вас, что не могу быть счастливой, взяв все и ничего не давая. Мне нужно подумать… Узнать…

Роза начала бойко, но закончила с некоторым смущением и пошла к двери, потому что лицо Мэка вдруг просияло. Когда девушка пробормотала последние слова, он в душе засмеялся, с восторгом принимая приказание уехать.

— Не говорите, что вы ничего не даете. Вы только что доказали, что заботитесь обо мне. Я уеду, и уеду скоро. Посмотрим, не поможет ли вам разлука «подумать, узнать и убедиться», так же как и мне. Как я хотел бы сделать для вас еще больше, если бы мог. Прощайте!

— Вы сейчас уходите? — Роза остановилась и оглянулась с изумлением, когда он подал ей поломанное перо и отворил дверь, как всегда делал доктор Алек, потому что, вопреки своему желанию, Мэк очень походил на «лучшего дядю на свете».

— Нет еще, но, кажется, вы собирались выйти.

Роза покраснела, как маков цвет, и, схватив перо, побежала наверх, где в лихорадке перепортила все новые носовые платки тетушки Изобилие, по рассеянности наметив на них инициалы Мэка — А. М. К.

Через три дня Мэк объявил о своем отъезде. Никто не удивился, что он собрался так поспешно, это было в его манере. Лекции знаменитого профессора стали хорошим предлогом для поездки в Л. Дядя Алек скромно исчез в последнюю минуту и велел передать, что приедет проводить отъезжающего прямо на станцию. С тетушкой Изобилие Мэк попрощался у нее в комнате. Роза встретила его в зале, всем видом показывая, что не хочет его задерживать. Она немного боялась нового свиданья, потому что глупо вела себя в прошлый раз, и напустила на себя спокойный и ласковый вид, надеясь, что выглядит вполне убедительно. Мэк опять удивил ее, сказав весело:

— Прощайте, кузина; пишите, когда вам вздумается, — пожал ей руку и вышел из дома так беззаботно, как будто они расставались на один день, а не на три месяца.

Роза точно получила удар в самое сердце. Стараясь оставаться небрежной, она сказала себе: «Это вовсе не любовь, а всего лишь причуды гения!»

В этот момент она обернулась, почувствовав порыв холодного воздуха. Кто-то в теплом пальто обнял ее и крепко прижал к себе, а потом исчез так же быстро, как появился. Девушка поспешно скрылась в своей комнате и торжествующим, дрожащим голосом поделилась с Психей:

— Нет, дело не в гении. Это, должно быть, любовь!