Юные охотники

Глава 17. УПОРНАЯ БОРЬБА

Рога достались Гендрику!

Так думал Гендрик, когда раненая антилопа скатилась с берега, чуть ли не прямо в пасть его гончей.

Однако минуту спустя он увидел, что ошибся. Антилопа, только что лежавшая бездыханным трупом, вдруг вскочила, рогами сбросила с себя собаку и, перепрыгнув через нее, снова нырнула в воду. Собака ринулась следом; она плавала быстрее и, нагнав антилопу на середине реки, схватила ее зубами за ляжку. Сильный самец тотчас стряхнул с себя собаку и, круто повернувшись в воде, двинулся прямо на нее. Не раз любимица Гендрика оказывалась на волосок от смерти, и только набегающая волна спасла ее от гибели.

Несколько минут шла ожесточенная борьба. Вода кругом вся покраснела от крови, лившейся из пулевой раны и из ляжки антилопы, разорванной собачьими клыками. Да и собачьей крови было тут немало — самец не впустую бил своими острыми рогами: шкура пса основательно пострадала, и обильные струи крови текли сразу из многих ран.

Выстрелив, Гендрик спешился, но не для того, чтобы снова зарядить ружье. Он был уверен, что антилопа убита наповал и ему остается только переправить добычу на свой берег. Он уже закинул повод на ветку, но только начал завязывать узел, как возобновившаяся на том берегу возня и затем прыжок собаки и антилопы в воду заставили его бросить повод и снова схватиться за ружье.

Он поспешно забил пулю и побежал к реке.

Вдоль всего берега густо разросся молодой ивняк. Сидя в седле, Гендрик смотрел поверх кустов и с высоты лошади видел перед собой все пространство воды. Теперь же он только смутно различал реку сквозь верхушки веток. Перед ним крутились какие-то водовороты, покрытые пузырями и пеной. Он слышал, что борьба между антилопой и собакой продолжается, но они так близко подплыли к заросли, что Гендрик за листьями ничего не мог рассмотреть.

В одном месте, где берег полого спускается к реке, в ивняке оказался пролом. Это была тропа, по которой дикие звери ходили на водопой. По обеим ее сторонам сплошной стеной росли кусты, образуя как бы узкую аллею или коридор.

Взгляд Гендрика упал на эту тропу, и он, не медля ни секунды, кинулся туда.

Антилопа тоже заметила эту тропу. Здесь ей всего легче было выбраться из воды, потому что берег тут был низкий. И вот в тот самый момент, когда охотник бросился вниз по тропе, на другом ее конце появилась антилопа.

Оба неслись так стремительно, что через какие-нибудь пять секунд столкнулись лицом к лицу.

Уступить друг другу дорогу было невозможно — мешала стоявшая по сторонам густая чаща. Назад повернуть тоже было нельзя — они так разбежались, что даже не могли остановиться. Страшное столкновение было неизбежно. Такая встреча представляла все выгоды антилопе, охотнику же грозила гибелью. Гендрик это понял: спасти его мог только своевременный выстрел. Но все случилось так внезапно, что Гендрик не успел даже вскинуть ружье к плечу — животное было уже в каких-нибудь двух шагах от него, и не приходилось терять ни секунды.

В отчаянии он выстрелил наудачу. Пуля едва оцарапала антилопе спину и только еще больше разъярила ее. Опустив голову и наставив свои похожие на ятаганы рога, она ринулась на охотника.

Для Гендрика это был момент величайшей опасности. Еще минута — и антилопа пронзила бы его своими страшными остриями, но инстинкт охотника подсказал ему путь к спасению: он отшвырнул ружье и побежал навстречу антилопе, точно сам хотел броситься ей на рога.

Но не в этом, конечно, заключалось его намерение. За два-три шага от зверя он вдруг, словно газель, взвился в воздух.

Этот прыжок его спас. Рога проскочили под ним, и он с размаху упал на круп антилопы.

Задние ноги животного согнулись под неожиданным грузом, и Гендрик соскользнул на землю. Он не успел еще подняться, как старый самец уже повернулся и снова ринулся на него.

Гендрику пришел бы конец, останься он с антилопой один на один. Но помощь была близка. На место схватки примчалась гончая, и в тот момент, когда антилопа бросилась на Гендрика, собака прыгнула и вцепилась ей в горло.

Гендрик почувствовал толчок, который был бы несравненно сильнее, если б собака, тяжело повисшая на горле антилопы, не помешала ей ударить со всего размаха. Благодаря своей гончей Гендрик был только слегка ранен.

Однако антилопа копытами оторвала от себя собаку и бросила ее на землю, готовясь уже поднять на рога.

После полученного им удара Гендрик был в такой же ярости, как сама антилопа, и не мог потерпеть, чтобы у него на глазах убили его любимого пса,

— он решил во что бы то ни стало спасти его. Разгоряченный борьбой, уже не думая об отступлении, он выхватил охотничий нож и бросился к антилопе, которая, занявшись собакой, повернулась к нему боком. Левой рукой Гендрик для опоры схватился за ее рога, извернулся и другой рукой всадил ей длинное лезвие между ребер по самую рукоятку.

Удар был верный — он пришелся в самое сердце. Гендрик еще не выпустил рога, как животное свалилось мертвым к его ногам.

Немного успокоившись, Гендрик вспомнил про Толстого Виллема. Почему его нет до сих пор? Уж не разбился ли он? Гендрика охватила тревога, и, оставив самца, он решил сейчас же поехать к месту падения своего друга. За антилопой можно будет вернуться после. К счастью, его умная лошадь никуда не ушла, хотя он и оставил ее непривязанной. Гендрик вскочил в седло и поскакал по прежней дороге.

Одно обстоятельство особенно его заботило. Когда он бился с антилопой, до него донесся громкий выстрел Виллемова громобоя. По кому он стрелял? Или еще одна антилопа побежала в его сторону? А вдруг это был сигнал бедствия? Гендрик не знал, что думать, и сильно беспокоился.

Но все его опасения рассеялись очень скоро. Выбравшись на опушку, он увидел Виллема верхом на коне, уже готового пуститься ему навстречу. Для Гендрика это была большая радость: самый факт, что Виллем преспокойно сидит в седле, а Большой Жираф прочно стоит на ногах, показывал, что ни один из них не получил серьезного ранения.

Так оно и было, в чем Гендрик скоро удостоверился. Оказалось, что сам он пострадал куда больше, чем Виллем, — как-никак, а на руке у него была глубокая царапина от рога антилопы. Зато досаде Виллема не было предела; и хоть Гендрику очень хотелось обратить в шутку все это несчастное приключение, но он сдержался, щадя самолюбие своего товарища.

Он спросил, что обозначает слышанный им выстрел. Это стрелял Виллем? Утвердительно кивнув головой, тот указал на лежавший на земле труп какого-то странного животного.

Гендрик подъехал ближе и, наклонившись с седла, стал его рассматривать.

Это был редкий и удивительный зверь. Ростом он был с большого терьера, но совсем другой наружности. Задние лапы у него были короткие, как у гиены, и вообще он сильно бы его напоминал, если бы не длинная и острая морда, широкая спина и гораздо более стройные, чем у гиены, ноги. Это было очень привлекательное существо с длинной шерсткой, мягкой и шелковистой на вид. Цветом зверь был рыжевато-серый с черными поперечными полосами, что придавало ему особенное сходство с той породой гиен, которых так и называют полосатыми.

Но это была не гиена, а одно из тех странных животных, которые не принадлежат ни к какому определенному классу, а составляют между ними особое, промежуточное звено. Южная Африка изобилует подобными удивительными творениями как среди птиц, так и среди четвероногих. Примером могут служить хотя бы дикая собака, хиракс, зерда, фенек, гну и земляной волк; а среди птиц — змееед, орлан и многие другие. Известен только один вид каждого из этих странных существ, и родиной большинства из них является Южная Африка.

Животное, распростертое на земле перед Гендриком, было как раз такой зоологической загадкой и долгое время привлекало внимание классификаторов. Одни относили его к собачьей породе, другие — к гиенам, третьи считали виверрой, четвертые — лисицей. Правда, со всеми этими животными у него было много общего как в образе жизни, так и в анатомическом строении, но ни к одному из них оно не приближалось настолько, чтобы его решительно можно было счесть собакой, лисицей, виверрой или гиеной. Пришлось создать отдельный род, и род этот получил имя «протелес». На земле перед Гендриком лежал протелес де Лаланда, названный так в честь путешественника де Лаланда, который первым описал его.

Но для Гендрика и Толстого Виллема это был попросту земляной волк, то есть волк, живущий в глубоких норах. Юношам этот волк был хорошо знаком: в Южной Африке он не редкость и встречается даже в населенных местах, только увидеть его нелегко — это зверь ночной. Днем он сидит в своем подземном жилище. Однако дурные наклонности всегда выдают его присутствие, и хотя на глаза он почти не попадается, зато бурам часто приходится видеть плачевные последствия его ночных похождений.

В Южной Африке держат овец особой породы, отличающихся большими, толстыми курдюками, содержащими несколько фунтов чистого сала, которое жены колонистов употребляют на разные хозяйственные надобности. Эти-то курдюки, свисающие до самой земли, и составляют любимое лакомство земляного волка, так как челюсти у него гораздо слабее, чем у гиены, и он вынужден промышлять себе мягкую пищу. Бур-скотовод, встав поутру, то и дело обнаруживает, что его овцы лишились своих драгоценных курдюков и виновником этого несчастья всегда оказывается прожорливый земляной волк.

Поэтому неудивительно, что молодые охотники представляли его себе достаточно хорошо, и теперь Гендрик рассматривал мертвое животное совсем не из любопытства. Он и раньше видел этих волков, да и убил их немало. Просто ему интересно было знать, куда именно попала пуля Виллема.

— Откуда он взялся? — спросил Гендрик.

Толстый Виллем отвечал, что волк выскочил из норы, в которую провалился Большой Жираф.

— Я только что встал на ноги, а тут он и бежит, — рассказывал Виллем. — Меня зло взяло — я ведь из-за него чуть себе шею не свернул, — вот я и пустил в него пулю, хоть он не стоит ни свинца, ни пороха.

Так объяснилась причина услышанного Гендриком выстрела.

Молодые люди собрались ехать за антилопой, чтобы перевезти в лагерь как можно больше мяса. Тут подоспели Ганс и Аренд, и все четверо двинулись к реке.

Антилопу разрубили на четыре части, каждый взвалил свою долю на круп лошади, и юноши пустились в обратный путь.

Настроение у всех было прекрасное, за исключением, пожалуй, только Виллема, который по двум причинам был сильно не в духе. Во-первых, он был огорчен потерей собаки; во-вторых, никак не мог примириться с тем, что его охотничья репутация потерпела урон. Забыть это было трудно; правда, Гендрик старался не растравлять его рану, но Ганс и Аренд вовсе не были так великодушны и всю дорогу от души смеялись над его несчастным падением.