Антилопы мчались напрямик по плоской равнине, по пятам за ними гнался Гендрик, а за Гендриком что есть силы поспевали его собаки. Все же ни всаднику, ни гончим ни на шаг не удавалось уменьшить расстояние, отделявшее их от проворных животных. Ни всаднику, ни гончим не удавалось прибегнуть ни к одной охотничьей хитрости.
Антилопы не петляли, они неслись по прямой, «мордой по ветру», ни на шаг не отклоняясь в сторону, и перерезать им путь было невозможно. Охота превращалась попросту в состязание на быстроту бега.
Первыми сдали собаки — они отставали одна за другой; дольше всех держалась около Гендрика его любимая гончая; но через милю она тоже выдохлась и отстала; теперь Гендрик мчался в одиночку по простору равнины.
Еще миль десять продолжалась погоня; бока лошади стали мокрыми от пота, вся она покрылась пеной, а антилопы по-прежнему оставались вне выстрела. Правда, бежали они уже медленнее, и на свежей лошади Гендрик сейчас с легкостью нагнал бы их, а может быть, даже и на этой лошади, но ему поневоле приходилось соблюдать осторожность: на пути лежали норы трубкозубов, и уже раз-другой, когда он, казалось, вот-вот настигнет стадо, лошадь спотыкалась и теряла наверстанное расстояние, а быстроногие антилопы, с легкостью бравшие препятствия, оказывались в выигрыше.
И все же Гендрику не хотелось остановить лошадь; он вспомнил, как горячился, настаивая на своем, и знал, что в лагере его встретят насмешками. Чего стоил хотя бы Толстый Виллем! А вернись он с добычей, ну хотя бы с одной шкурой или парой рогов, и торжествовать будет он сам. Эти мысли подгоняли его в долгой безрассудной скачке.
Однако он начинал отчаиваться в успехе: лошадь бежала все тяжелее, уже через силу.
Гендрику наконец стало жаль ее; скрепя сердце он уже натянул было поводья, как вдруг прямо перед собой увидел горную цепь; она пересекала ему путь, возвышаясь одной сплошной грядой — нет, двумя крыльями, сходившимися под прямым углом и наглухо замыкавшими равнину. И к этой-то ловушке направлялись антилопы!
«Неужели они и вправду несутся туда?» — невольно спрашивал себя Гендрик. Ну что ж, ему это было на руку. Им хочешь не хочешь придется остановиться, и тут-то он незаметно подкрадется к ним, прячась за выступами скал и кустарниками, покрывавшими горный склон.
Гендрик обвел взглядом подножия обеих цепей и с радостью обнаружил, что они поднимаются с земли отвесно и наверх нет тропинки. Он находился уже достаточно близко, чтобы подробно разглядеть горные склоны; на их поверхности не заметно было ни одной расселины.
Это очень порадовало Гендрика. Выходит, он гнал добычу прямехонько в этот угол, в настоящую западню; здесь им будет отрезан путь, и ему, разумеется, удастся выстрелом в упор уложить хотя бы одну антилопу, а больше ему и не надо.
Окрыленный ожившими надеждами, он подбодрил коня ласковым словом и пришпорил его.
Скачка продолжалась недолго: еще одна миля — и конец. От горы его отделяло теперь каких-нибудь пятьсот ярдов и в два раза меньшее расстояние — от стада, продолжавшего бежать в самый угол горной цепи. Гендрик больше не сомневался в удаче: не пройдет и минуты, как стадо остановится или повернет обратно и натолкнется на охотника.
Пора зарядить ружье; думая стрелять в гущу стада, он достал из подсумка несколько маленьких пуль и поспешно опустил их в ствол; проверил надежность капсюля; да, все в порядке: капсюль хорошо закреплен на затравочном стержне.
Гендрик взвел курок и поднял глаза. Антилопы исчезли.
Куда они делись? Махнули через горный хребет? Невероятно. Взобрались по отвесной круче? Невозможно. Даже если бы им это удалось, они были бы еще видны на горе. А они совершенно исчезли из виду, все до единой. Охотник натянул поводья, уронил ружье на холку лошади и несколько минут сидел, словно в столбняке, разинув рот и вытаращив глаза.
Будь он суеверен, ему, наверное, стало бы не по себе в эту минуту; но суеверия были ему чужды. Правда, в первые две-три минуты он почувствовал себя сбитым с толку, однако все-таки не сомневался, что непременно найдется простое объяснение неожиданному и загадочному исчезновению антилоп.
Он решил тотчас же внимательно обследовать местность. Проехав еще ярдов триста по следам антилоп, он, к своему полному удовлетворению, все понял. Тупик оказался вовсе не тупиком. Здесь был совершенно свободный проход, и, хотя оба отрога цепи даже вблизи казались сомкнутыми, на самом деле между ними находился узкий коридор, соединявший равнину, только что пересеченную Гендриком, с другой, столь же однообразной равниной, расстилавшейся по ту сторону горной гряды. Антилопы, разумеется, это знали, оттого-то и бежали прямиком сюда. Гендрик углубился в эту теснину, желая удостовериться, что она имеет выход. Через несколько сот ярдов коридор расширился, и Гендрик с замиранием сердца увидел лиловатые спины антилоп далеко-далеко на открывшейся перед ним равнине.
Досада и огорчение сразили Гендрика. Он соскочил с седла, прошел, пошатываясь, несколько шагов и в изнеможении сел на камень; он даже не привязал лошадь, а только закинул поводья ей на шею и предоставил взмыленное и запаленное животное самому себе.