Юридические аспекты организации и деятельности Парижского Парламента во Франции

§ 1. Парижский Парламент в государственном механизме Франции

В XIV веке во Франции продолжается осмысление королевской власти, предназначения монарха, его личных обязанностей как главы государства, развиваются идеи о публичном характере королевской власти, о служении короля не личным интересам, а королевству, общей пользе и общественному благу.

По словам историков, в XIV–XV вв. королевская власть утрачивала свою патримониальную основу и превращалась во власть, представляющую общее благо и имеющую публично-правовой характер[184].

Общественная и политическая мысль XIV–XV вв. трактовала общественное благо, пользу (bien publique) как порядок, единство, справедливость и мир в обществе. Общественному благу противопоставлялось благо личное, частное (bien particulier). К частному благу людей подвигали пороки, и поэтому оно часто представлялось причиной социальных потрясений и бедствий[185].

Однако изменяется субъектный состав защитников «общего блага королевства и подданных».

В XIV–XV вв. забота об «общем благе короля и королевства» становится приоритетом не только для монарха, но и для деятельности Высшего суда королевства как «продолжения политического института короля».

Так, согласно Указу от 25 августа 1302 г., деятельность Парламента направлена на «общее благо нашего королевства»[186]; в соответствии с Указом от 28 июня 1337 г. — «на благо и пользу нас и наших подданных»[187]; согласно Указу от 28 апреля 1364 г. функция чиновников Парламента квалифицируется как «защита общего блага королевства и его подданных»[188]; в Указе от 19 ноября 1393 г. главная цель — «польза и благо публичных вещей»[189].

На открытии Генеральных штатов 1484 г. канцлер Франции заклинал всех собравшихся: «да не растлите души свои честолюбием и алчностью, но примите на себя устройство общественных дел и забудьте о личных выгодах»[190].

Таким образом, с момента становления Высшего суда Франции забота «об общем благе королевства» становится обязанностью не только короля, но и его советников.

Кроме того, показателен в данном контексте тот факт, что парламентарии добавили к своим обязанностям заботу не только «об общей пользе государства», но и «об общем благе самого короля».

Продолжает развиваться идея короны как «служения» (office) на благо и спасение королевства и подданных.

Французский историк и политический деятель Франции XV в. Жан Жувеналь говорил королю, что тот получает королевство «не в сеньорию, но лишь во владение, и имеет право только на способ управления и пользования и только в течение жизни», что он лишь «администратор, опекун и куратор в своих делах»[191] [192].

Никола Орезм, французский ученый и философ XIV в., в своих трудах также говорил о монархе как пользователе, а не собственнике короны, как управителе и администраторе.

Канцлер Парижского университета Жан Жерсон (XIV–XV) напоминал королю, что он «не частная персона, а общественная власть, служащая спасению королевства»[193].

Французский юрист XVI в. Ф. Отман в своем труде «Франкогаллия» 1573 г. также рассуждал о французской короне как «служении» на благо государства.

Он приходит к выводу о том, что королевская власть по своей сути власть чисто исполнительная: «эта царская власть, похоже, представляла собой нечто вроде постоянной магистратуры»[194]. Вследствие чего король превращается в обычного чиновника, в рядовое должностное лицо, служащее на благо Франции.

Все данные суждения, вытекающие из принципа «общего блага», отражали процесс отделения персоны монарха от его функций и оформления суверенитета не персоны, но власти государя, выраженного в теории «двух тел короля»[195].

В контексте осмысления института государственной службы, обязанностей чиновников королевства, политическая мысль того времени взяла направление и на дальнейшую трактовку обязанностей монарха как главы государства, которые со временем, по мере расширения домена, увеличения численности служб и профессионализации управления, лишь возрастают.

Обращаясь к королю Карлу VII Победоносному (1422–1461), Жан Жувеналь писал: «Вы должны учитывать, понимать и знать, что королевское достоинство есть великое бремя, труд и работа» (курсив мой. — Е.К.)[196].

Канцлер Парижского университета Жан Жерсон (XIV–XV) так наставлял короля своими проповедями: монарх ответственен за все происходящее в государстве, «око господина хранит дом, око подчиненного не уследит за домом»[197].

Между тем, как считали мыслители того времени, король Франции не только глава государства, гарант справедливости и законности в стране, но и обычный человек — «бренное тело», лишенное всякой сакрализации, который не может знать все, который подвержен грехам и искушениям, как все люди, болезням, и которому нужен отдых, забота и лечение. «Государь не Бог, он смертный человек, и грешен»[198].

Но главная мысль заключалась в том, что король, как и все обычные люди, может ошибаться, он может поступиться общим благом, общественной пользой.

Политический деятель XV века Жан Жувеналь дез Юрсен советовал своему брату, который стал канцлером Франции: «король может ошибаться, если королевские письма неразумные и странные, лучше не сразу скреплять их печатью, а постараться переубедить короля, в противном случае отметить, что подписано по его прямому приказу. Что-то можно решить и без монарха, лишь позднее узнать его мнение. При принятии какого-либо решения идти на любые меры, лишь бы отстоять истину, ведь король иногда тверд в своем мнении, которое иногда бывает неразумным» (курсив мой. — Е.К.)[199].

Некоторые французские юристы видели иное решение проблемы ошибочности действий монарха.

Так, французский юрист XVI в. Ф. Отман в своем труде «Франкогаллия» 1573 г. пришел к выводу, что поскольку король всего лишь обычный человек, он не может принимать решения единолично: «королю не дозволяется единолично без власти общественного совета решать что-либо из того, что распространяется на государство в целом» (курсив мой. — Е.К.)[200].

Тема «профессиональной состоятельности» короля со временем становится все более угрожающей. Становится очевидным, что если монарх не справляется со своими обязанностями, не служит «общественной пользе», наконец, заблуждается как обычный человек, появляется возможность отстранения последнего от трона.

А что же тогда происходит с королевской властью?

Ученые, философы и легисты того времени доработали высказанную прежде концепцию «трона правосудия», только теперь дав ответ на вопрос: что есть это?

«К его (королю) высокому трону правосудия, где восседает и покоится королевская власть. А кто есть этот трон правосудия? Нет нужды мне его называть; каждый это знает. Это почтеннейший двор Парламента…мистический трон» (курсив мой. — Е.К.)[201].

Описанию и анализу «мистического тела», главой которого был король, посвящен трактат члена Королевского совета Клода де Сейсселя «Великая французская монархия» 1515 года.

Согласно данному трактату, «в качестве естественных ограничителей королевской власти выступают три узды (freins): религия, правосудие и полиция. Правосудие осуществляют парламенты, которые ограничивают абсолютную власть короля. Их прототипом являлся римский Сенат. Если следовать римскому закону об оскорблении величества, согласно которому данное преступление включало в себя не только императора, но и «именитых людей, которые составляли часть нашего совета и нашей консистории и особенно сенаторов, поскольку они составляли часть нашего тела», то Парламент Парижа имеет равное королю достоинство и статус, а, кроме того, является частью corpus mysticum государя» (курсив мой. — Е.К.)[202].

Таким образом, именно Парламент — это «мистический трон правосудия», воплощающий королевскую власть. Персона монарха не вечна, в то время как его «политическое тело, корона», коим Высший суд королевства является продолжением, символизирует «неумирающее тело государства».

Стоит отметить, что соответствующая идентификация королевского суда — инициатива, по большей части, самих парламентариев. Именно общественная и политическая мысль того времени, большую часть которой составляли взгляды самой парламентской среды, выработала и применила соответствующую теорию «двух тел короля» к Парламенту.

Параллельно с развитием вышеназванных идей, возрождались воззрения на персону короля как на «императора в своем королевстве», источника законов и высшего судью государства.

Сформировавшиеся еще в раннем Средневековье и получившие дальнейшее развитие по мере превращения монарха из сюзерена в суверена, данные концепции нашли последователей и в рассматриваемый период времени, но особенно они стали звучать, начиная с XVI в. — в период становления абсолютизма в средневековой Франции.

Уже в 1538 г. вновь появляется формула: король — это Бог на земле. В XVI веке монарх приобретает ни с чем несравнимый высокий социальный статус, дети царской семьи именуются «детьми Франции». Именно в этот период старое обращение к государям — Его королевское Высочество (Altesse) — начинает переименовываться на Величество (Mageste)[203] [204].

Знаменитый юрист Шарль де Грассай в своем трактате «Регалии Франции» («Regalium Franciae libri duo») 1538 г. так пишет: «король Франции — высший сеньор и наиболее прославленный, чем любой другой король. Король Франции — как звезда юга среди облаков Севера. Король Франции называется вторым солнцем на земле. Король Франции назывался уполномоченным заместителем и викарием Бога. Король Франции совершает чудеса и исцеляет золотуху. Король Франции как единый телесный Бог» (курсив мой. — Е.К.)[205].

Более решительную позицию в отношении абсолютной власти государя занимал адвокат Парижского Парламента Шарль Дюмулен. В 1539 году Дюмулен публикует сочинение под называнием «Рассуждения о порядках Парижа». Согласно данному труду, «Парламент, который мог контролировать действия короля, юридически недействителен, поскольку право назначать судью должно входить в законные полномочия короля. Советники Высшего суда королевства обладают лишь полномочиями, но не абсолютной властью. Эти полномочия — концессия от короля. В каждой части королевства монарх есть источник правосудия, имеющий все полномочия и обладающий абсолютной властью» (курсив мой. — Е.К.)[206].

Известный французский правовед и мыслитель Жан Боден (1530–1596) в своей работе «Шесть книг о республике» 1576 г. так рассуждал о суверенной власти: «суверенитет есть абсолютная и постоянная власть государства»[207].

Данной власти присущи признаки постоянства, единства, абсолютизма. У суверенной власти есть несколько исключительных прерогатив, в числе которых право назначать должностных лиц и определять их служебные обязанности, право вершить правосудие в последней инстанции.

Лучшая форма правления по Бодену — монархия: «что я еще могу добавить о королевской власти, которая, безусловно, ближе всего к природе, и утверждена Богом, отцом природы» (курсив мой. — Е.К.)[208].

Соответственно, идеальная форма правления — это королевская монархия, которая и существует во Франции в XVI веке.

Выдающийся французский юрист XVI в. Ги Кокиль также рассуждал о единоличной, абсолютной власти государя. По его словам, «король есть монарх и не имеет вовсе соправителя в своем королевстве»[209].

«Все видные юристы того периода — Шарль Дюмулен, Жан Боден, Ги Кокиль — различают сеньориальную монархию и королевскую монархию.

Первую они отвергают, ибо в ее рамках власть короля распространяется на тела подданных…»[210].

Таким образом, король продолжал считаться главным сувереном королевства, «императором и викарием Бога на земле».

Соответствующие направления в философско-научной среде XIV–XVIII вв. существовали, осмысливались и развивались учеными, юристами параллельно, враждуя друг с другом и перетягивая политические умы то в одну, то в другую сторону.

По словам современных историков, в этом образе короля — простого человека, делегировавшего свои полномочия профессиональным учреждениям короны, с одной стороны, и верховного правителя, с другой, изначально был заложен конфликт. Эта двойственная природа королевской власти была неустранима, что явилось краеугольной темой в политической философии во Франции, вплоть до конца Старого порядка, пытавшейся разрешить этот конфликт[211].

Однако именно наличие «неоднозначного» образа монарха, развития параллельно двух взглядов на природу государственной власти, а также самого существования Парижского Парламента как «продолжения политического института короля», как «мистического трона правосудия», где покоится королевская власть, обусловили появление в современной историко-правовой науке тенденцию «развенчания», или «игнорирования», абсолютизма в средневековой Франции.

Так, некоторые ученые разделяют французскую историю периода Средневековья на два этапа: 1) судебная монархия — период до правления династии Бурбонов; 2) административная монархия — начало правления Бурбонов и далее[212].

В данном контексте интерес представляет именно второй период — «монархия административная», или, исходя из классической периодизации, «монархия абсолютная», поскольку соответствующий период французской истории представляется неоднозначным, обладающим определенной спецификой в связи со статусом и ролью Парижского Парламента в системе королевских органов Франции.

Традиционно, когда говорят об абсолютизме, понимают, прежде всего, классический абсолютизм во Франции. Когда говорят о французском абсолютизме, прежде всего, понимают его государственный аппарат.

История французской государственной машины действительно впечатляет.

По подсчетам историков, уже в начале правления короля Франциска I (1515–1547) в государственном аппарате работал 4041 чиновник. «Уже в ту пору христианнейший король Франции превосходил всех своих европейских собратьев по числу служивших ему людей, составлявших 0,22 % населения королевства»[213].

С начала правления династии Бурбонов государственный аппарат французского королевства еще больше увеличивается. Этот рост шел как за счет увеличения численного состава ранее существующих органов — парламентских (в частности, Парижского Парламента) и иных суверенных курий, так и за счет создания новых структур и звеньев управления, например системы «советов», зачастую дублирующих старые корпорации и конкурирующих с ними.

Кроме того, как было отмечено ранее, именно в этот период набирают новую силу идеи о монархе как императоре в своем королевстве, как посланнике Бога на земле. Именно король обладает абсолютной властью в государстве, «его собственным движением» управляется королевство.

Однако, как отмечает отечественный историк Уваров П.Ю., «слишком велика оказывается пропасть между теоретическим уровнем обоснования королевских прерогатив и суверенитета, образами власти, запечатленными в ритуалах, публичных церемоний и реальной практикой отправления власти и правосудия, представлявшей собой борьбу группировок, клиентел и весьма своевольных корпораций, принуждавших монарха и его правительство к маневрированию и к поиску компромиссов» (курсив мой. — Е.К.)[214].

По его словам, «наблюдается странная закономерность: чем больше мы узнаем о повседневности политической власти, тем реже исследователи пользуются термином «абсолютизм». Этот новый ракурс привел одних авторов к демонстративному развенчанию термина «абсолютизм», а других — к простому игнорированию его в своих практических исследованиях. Возможно, к еще более неожиданным последствиям может привести изучение механизмов практического взаимодействия государства с любым из его подданных»[215].

Так, заслуживает внимание в данном контексте позиция исследователя Николаса Хеншелла, который в своей книге «Миф абсолютизма. Перемены и преемственности в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени» опровергает существование абсолютизма в средневековых Англии и Франции.

В соответствии с его позицией значение слова «абсолютный» настолько универсально, что историки используют его по своему усмотрению, то есть по отношению к любому монарху, обладающему какой-либо властью.

Однако, по его убеждению, термин «абсолютизм» неразрывно связан с несколькими утверждениями: 1) «абсолютизм» по сути своей деспотичен. При нем ущемляются права и привилегии подданных и попирается мнение тех учреждений, которые были призваны их защищать. 2) «Абсолютизм» автократичен. Он не обращается к консультативным механизмам, диалог при таком режиме не поощряется, а принятие решений централизовано (курсив мой. — Е.К.). Государи отодвигают на второй план сословные представительства и корпоративные организации, через которые ранее осуществлялся обмен мнениями с властными группировками. 3) «Абсолютизм» бюрократичен. Он действует независимо от корпоративных организаций, обладающих собственной властью и интересами (курсив мой. — Е.К.)[216].

Также, по его мнению, определение абсолютной власти имеет особую специфику. Во-первых, такая власть исключает право на сопротивление или на условную верность; во-вторых, при абсолютной власти государственные дела являются прерогативой монарха, а не находятся в ведении аристократических советов или сословного представительства[217].

В заключение, Хеншелл делает вывод о том, что существование теории «абсолютизма» во Франции сомнительно по двум причинам. «Во-первых, существовавшие во Франции представления о монархии не имеют с ней ничего общего. В них нет того, что считается характерным признаком теории «абсолютизма» — ни особого акцента на государственную власть, ни пренебрежения к правам и привилегиям подданных. Во-вторых, в основном концепция французской монархии не отличается от английской теории государства, которая, согласно общему убеждению, «абсолютистской» никогда не была. В раннее Новое время определяющим было различие между ограниченной монархией и деспотией, которые олицетворяли собой два противоположных взгляда на права подданных. Между монархией ограниченной и абсолютной, которые были фактически двумя аспектами одного явления, разницы не усматривали. Идеология «абсолютизма» была просто идеологией монархии: она заключалась в том, что в некоторых случаях управление окажется более эффективным, если будет сосредоточено в одних руках»[218].

Безусловно, данная точка зрения заслуживает внимания, является интересной и, в основных моментах, обоснованной. Тем не менее, развенчание существования «абсолютизма» в средневековой Франции — позиция довольно радикальная.

Абсолютная монархия во Франции — явление неоднозначное, имеющее различный характер на протяжении всего своего существования в период XVI–XVIII вв. Абсолютизм при правлении короля Франциска I (1515–1547) и аналогичное явление в ходе правления короля Людовика XIV (1643–1715) нельзя рассматривать как единый феномен, невозможно проанализировать по одинаковым критериям и признакам.

Если во времена правления короля Франциска I господствовала точка зрения члена Королевского совета Клода де Сейсселя о «трех уздах для монарха — государственных учреждений, религии, законов», то, как отмечают историки, уже при власти короля Генриха II (1574–1589) ни о каких «уздах монархии» речь уже не шла, король был свободен в своих решениях[219].

Однако, несмотря на разнообразный характер абсолютной монархии в различные ее эпохи, одно остается неизменным — это существование и активная деятельность Парижского Парламента.

И во времена «абсолютного правления» королей Франции Высший суд королевства не переставал себя считать «продолжением политического тела короля», «мистическим троном правосудия», в коем покоится королевская власть, представляющим государя во время его отсутствия.

По словам отечественных историков, Парламент считал себя «непременным участником осуществления королевского суверенитета. В идеале личная власть короля и власть суда мыслились как нераздельные формы проявления неделимого суверенитета»[220].

Как удачно выразился один из парламентариев Жан Лекок де Курбвиль 3 марта 1648 г., «власть Парламента не отделена от королевской; напротив, королевская власть находится в Парламенте как в своем сосредоточении»[221].

Соответственно, уже само существование такого государственного органа, как Парижский Парламент, в независимости от различных эпох истории, направляет исследователей к неоднозначному мнению по поводу абсолютизма во Франции.

Более того, невозможно обойти вниманием тот факт, что короли Франции на протяжении XVI–XVIII вв. вынуждены были объявлять, отстаивать, провозглашать свои абсолютные полномочия, иногда даже специально указывая на место Парижского Парламента в системе государственного механизма Франции.

Именно данную цель преследовал король Людовик XIV (1643–1715), обращаясь к парламентариям 13 апреля 1655 г. во время заседания Парламента. Так, молодой король Людовик XIV, возвращаясь с охоты, вошел неожиданно в зал и сказал: «все знают, как решаются проблемы в моем государстве и насколько опасны последствия. Я узнал, что Вы вносили поправки в указ, который был до этого прочитан и зарегистрирован в моем присутствии. Вы думаете, государство — это Вы? Государство — это я!»[222]

Также король Франции Людовик XV (1715–1774) напоминает Парижскому Парламенту принципы абсолютной монархии. 3 марта 1766 г. король в ходе торжественного заседания Высшего суда королевства, впоследствии названного «заседанием порки», указал парламентариям, что только в его особе пребывает суверенная власть[223].

Таким образом, в условиях функционирования Парламента, обладающего столь существенными полномочиями, французские короли просто вынуждены были напоминать о своей власти чиновникам, постоянно провозглашать «абсолютизм».

Примечательна в данном контексте и роль Высшего суда королевства в процессе свержения абсолютной монархии на пути к Великой французской революции 1789 г.

Как отмечают историки, внешнеполитические неудачи короля Людовика XV привели к тому, что впервые за многие десятилетия во Франции возникла политическая оппозиция королю. В отличие от прошлых времен, когда вызов королю традиционно бросала родовая знать, недовольная ущемлением своих прав и привилегий, на этот раз главной организующей силой оппозиции являлось именно «дворянство мантии»[224].

Парижский Парламент, считая себя гарантом законности и справедливости страны, всегда выступал с критикой «абсолютизма».

В последние годы правления Людовика XV парламенты неоднократно отказывались поддерживать различные реформы, предлагавшиеся правительством, а также регистрировать королевские указы по различным вопросам.

Так, в 1749 г. ими была отвергнута реформа налогообложения, а в 1763 г. они выступили против намерения правительства отказаться от регулирования хлебной торговли. В 1787 г. Парижский Парламент отказался регистрировать королевский указ, вводящий всесословный земельный налог, заявив, что такое решение может принять только сам французский народ в лице Генеральных штатов.

Препятствуя проведению реформ и вынося ремонстрации на королевские акты, именно Парижский Парламент сплотил вокруг себя оппозицию монархии, тем самым способствуя ее падению (курсив мой. — Е.К.)[225].

Соответственно, в условиях существования и активного участия в политической жизни страны такого государственного органа, как Парижский Парламент, претендующего на звание «продолжения политического института короля», носителя власти и суверенитета королевства, период абсолютной монархии во Франции представляется неоднозначным. Очевидно наличие специфических черт французского «абсолютизма», открывающего огромные возможности для дальнейших исследований.

§ 2. Система основных принципов деятельности Парламента в Париже

Период XIV–XVI вв. знаменателен складыванием основных принципов и профессиональных традиций деятельности Высшего суда королевства, на основе которых формируется самобытная «парламентская среда».

В теории государства и права существует множество определений понятия «принципы».

Профессор М.Н. Марченко дает следующее определение принципов — это наиболее важные, ключевые идеи и положения, лежащие в основе построения и функционирования какого-либо института[226].

Некоторые ученые (Лазарев В.В., Липень С.В.) определяют принципы как основополагающие начала, которые находятся в основе организации и деятельности государственного органа, аппарата государства и т. д.[227]

Советский энциклопедический словарь дает следующее определение понятия «принцип» (от лат. principium — начало, основа): основное исходное положение какой-либо теории, учения, науки, мировоззрения, политической организации и т. д.[228]

Сама категория «принцип» используется в юридической науке для характеристики самых разных явлений: принципов права, принципов правотворчества, принципов правосудия и т. д.

Таким образом, принципы деятельности Парижского Парламента — это основные начала, важнейшие положения его работы. Изучение данного вопроса еще более детально поможет нам взглянуть на жизнь Высшего суда королевства, его ключевые позиции и положения, касающиеся различных вопросов, его взаимоотношения с различными органами власти, а также, что наиболее интересно, с королем.

Известное высказывание французского философа Гельвеция — «знание принципов возмещает незнание некоторых фактов» — подтверждает важность изучения важнейших, основополагающих начал любой деятельности[229].

Можно выделить следующие основные принципы деятельности Высшего суда королевства:

1) принцип несменяемости советников Парламента;

2) принцип коллегиальности;

3) принцип конфиденциальности;

4) принцип большинства при принятии решений с учетом мнений меньшинства;

5) принцип профессионализма и компетентности;

6) принцип личного присутствия на заседаниях;

7) принцип несовмещения должностей.

Развивающаяся теория «двух тел короля», а также вытекающие из нее воззрения на Парижский Парламент как на «мистическое тело государства», которое не умирает никогда и представляет королевскую власть, послужили отправными точками складывания принципа несменяемости судей.

Первым шагом на данном пути являлся Ордонанс «О составе Парламента, функциях президента, скорой отправке дел бальи и сенешалей, об обсуждениях решений, в тайне, о возможности разговоров о новых отпусках и т. д.» от декабря 1320 г., согласно которому (ст. 14, 15) советники Парижского Парламента получили право оставаться работать и после закрытия сессии на каникулы и получать за это обычную плату, как если бы Высший суд королевства продолжал работать[230].

Уже Ордонанс короля Людовика XI Благоразумного (1461–1483) от 21 октября 1467 г. окончательно закрепляет соответствующий принцип.

Так, отныне король мог назначать советников только на вакантную должность, а освободиться она могла лишь в случае смерти чиновника, добровольной уступки им при жизни должности другому лицу или на основе судебного решения по делу о преступлении советника, не совместимому с королевской службой[231].

Таким образом, советники Парижского Парламента, по сути, превратились в несменяемую судейскую элиту, известную как «дворянство мантии».

Следующий принцип — коллегиальность в деятельности Парижского Парламента — сформировался на основе понимания всей парламентской среды как единого целого.

Рассматривая решения Парижского Парламента по тому или иному делу, мы не найдем иных выражений, кроме как «Парламент решил», «Суд призвал», «Парламент приказал». Именно Парламент в целом выносит решения, советует, участвует в политической жизни.

Так, каждое судебное решение выносится от имени всего королевского суда. Решение суда Парламента от 15 октября 1589 г. против Генриха Бурбона, его окружения и последователей: «Суд постановил…»[232]; решение Парламента от 18 сентября 1615 г. против принца Конде: «Суд в составе всех палат обсудил...»[233]; решение суда Парламента от 20 августа 1763 г. в пользу художников, размещенных в галереях Лувра: «Парламент постановил»[234].

Таким образом, работа Высшего суда королевства была построена на принципе коллегиальности — совместном принятии решений советниками королевского суда.

Однако, несмотря на то, что решения выносились от имени всего Парижского Парламента, при обсуждении данного решения всегда высказывались различные точки зрения.

Для того, чтобы реализовать единство парламентской среды, создать атмосферу сплоченной совместной работы в Высшем суде королевства, образ королевского суда как монолита, оставляя внутренние споры и разногласия за дверьми Парламента, а также уменьшить возможность давления на судей, у которых имелась «особая точка зрения», был введен запрет на разглашение мнений чиновников по тому или иному делу.

Данный принцип способствовал активной деятельности советников внутри Парламента, а не за его дверьми, продвижению позиций королевского суда в целом, а не строительству индивидуальной политической карьеры.

Соответствующий основной постулат Парламента изначально сформировался практикой внутри парламентской среды.

Каждый вступающий в должность советник Парламента приносил клятву, в тексте который были и слова «хранить тайну суда»[235].

Впоследствии данный принцип нашел закрепление в серии королевских ордонансов.

Так, согласно ст. 18 Ордонанса «О Парламенте, организации правосудия, работы адвокатов, введения судебных заседаний, а также о случаях, разбиравшихся в присутствии короля» от 17 ноября 1318 г., «запрещается судьям есть и пить со сторонами дела и адвокатами, так как слишком много фамильярности, порождающей зло»[236].

В ст. 6, 7, 13 Ордонанса «О составе Парламента, функциях президента, скорой отправке дел бальи и сенешалей, об обсуждениях решений, в тайне, о возможности разговоров о новых отпусках и т. д.» от декабря 1320 г. предусматривалось, что для проведения обсуждения решения помещение должно быть освобождено от всех посторонних лиц; во время обсуждения никто из посторонних лиц не имел право заходить туда; судебные приставы не имели права впускать туда даже бальи и сенешалей[237].

Ордонанс «О выполнении предписаний Большого Совета и посланных тайно Счетной палаты, а также положения о палатах Парламента, прошениях и следствиях» от 11 марта 1344 г. запрещает разглашать и пересказывать, кто из парламентариев какого мнения придерживался на обсуждениях решений, а также упоминать имена при обсуждении приговоров[238].

Также в соответствии со ст. 158 Ордонанса о реформах от 25 мая 1413 г., известного как «Кабошьенский ордонанс» (l'Ordonnance cabochienne), «предписывается донести на того из коллег, кто замечен в разглашении того, что видел, слышал или знает относительно дел и обсуждений в этой курии»[239].

Согласно ст. 13, 14 королевского Указа, регулирующего организацию правосудия в Парижском Парламенте от марта 1549 г., «запрещается раскрытие судебных решений, до их исполнения», «запрещается раскрытие мнений судей до или после вынесения решения под страхом увольнения и штрафа в размере 10000 £»[240].

Доказательством того, что принцип секретности для Парламента был крайне важен, свидетельствует дело от 4 июня 1404 г.

Согласно протоколам заседаний Высшего суда королевства и материалам дела «слуги и посторонние лица по утрам пили в помещении Большой палаты Парламента вместе с его советниками», члены суда были крайне обеспокоены, что во время данных посиделок могли быть разглашены секреты к «опасности и позору Парижского Парламента». В результате были приняты специальные правила где, когда и с кем можно пить по утрам[241].

Также, 6 февраля 1405 г. рассматривалось дело о конфликте в университете в Орлеане, и Парижский Парламент предложил всем советникам письменно изложить свое особое мнение по данному вопросу, но так, «чтобы один не знал о мнении другого» (en secret)[242].

Таким образом, в работе Высшего суда королевства соблюдался принцип конфиденциальности.

Тем не менее, особые мнения по тому или иному делу все же были. Тем более, что не могло и быть иначе, поскольку в Парламенте работали чиновники с различными политическими взглядами и убеждениями, с различным образованием.

Как же принимались решения?

По общему правилу, решения в Высшем суде королевства принимались простым большинством голосов.

Так, при вынесении решения по судебному делу между сеньором де Шовиньи и герцогом Беррийским 17 февраля 1402 г. в Парламенте мнения разделились: «тридцать человек были одного мнения и тридцать один — иного». Однако решение было принято в пользу второй группы, поскольку действовал принцип простого большинства[243].

Тем не менее, были случаи, когда и мнение меньшинства решало исход дела.

Так, известно одно совещание Парижского Парламента по поводу ошибки в приговоре сначала прево Парижа, затем в приговоре Палаты прошений Парламента. Ошибка была в формулировке приговора. Мнения среди чиновников разделились, все высказывали разные мнения, кто-то настаивал, что ошибок вовсе не было, кто-то — на наличии ошибки лишь в приговоре прево Парижа. В результате решение было принято на основе мнения одного советника, который считал, что ошибка была сразу в обоих приговорах[244].

Очевидно, что в Парижском Парламенте, при соблюдении принципа большинства, учитывалось мнение каждого.

Дело в том, что все чиновники Высшего суда королевства были образованными людьми, профессионалами своего дела. Большинство из них получили образование в известнейших университетах Европы: Болонском, Парижском, университетах Падуи, Пизы, Праги, Кракова.

При выборах чиновников в Высший суд королевства учитывались их образование, знание латыни и французского языка, опыт работы и мудрость, личные заслуги (безупречное имя) и уважение общества.

По словам мыслителя и ученого Франции Ж. Жювенеля дез Юрсена, «советники должны быть, во-первых, мудрыми, заботящимися о спасении души и своей чести…, во-вторых, справедливыми…, в-третьих, необходимо, чтобы советники имели большой опыт»[245].

Часто при отборе чиновников королевского суда использовались такие понятия как «состоятельный» и «пригодный». Данные понятие не были связаны с материальным достатком, имелись в виду личные качества человека.

Именно чиновник с данным набором качеств — образ парламентария королевского суда.

Расточительно было бы не учитывать данный ресурс. Поэтому при принятии любого решения в Парижском Парламенте старались обратить внимание на мнение каждого советника.

Поскольку в Высший суд королевства отбирались наиболее знающие и опытные знатоки права, легисты, преимущественно из числа дворян, постольку можно судить о качестве состава суда.

Таким образом, характеристика состава Парижского Парламента как наиболее образованного, мудрого и опытного дает автору основание выделить еще один принцип деятельности королевского суда — принцип профессионализма и компетентности.

Следующий принцип деятельности Парижского Парламента, который можно выделить, — это принцип личного присутствия чиновников на всех заседаниях суда. Отсутствовать на том или ином заседании Высшего суда королевства чиновник имел право только по уважительной причине и с разрешения короля и Парламента.

Данное правило было закреплено в серии ордонансов: в Ордонансе «О выполнении предписаний Большого Совета и посланных тайно Счетной палаты, а также положения о палатах Парламента, прошениях и следствиях» от 11 марта 1344 г.[246], в Кабошьенском ордонансе от 25 мая 1413 г.[247], в Ордонансе от 1499 г[248].

Уважительной причиной могла служить поездка чиновника из Следственной палаты для расследования дела, делегации советников Парламента (например, к королю Англии), личные обстоятельства, законный отпуск, который давался в основном не более чем на 3 дня (исключение — свадебное путешествие советника Высшего суда королевства Э. Камю)[249].

При соблюдении и второго условия, а именно получения разрешения от короля и Парламента в лице первого президента, секретарь Высшего суда королевства выдавал документы, подтверждающие право чиновника отсутствовать на протяжении того или иного промежутка времени.

И, наконец, прежде чем покинуть Парламент, чиновник обязан был найти себе замену и все свои дела передать Парламенту.

Так, 2 декабря 1401 г. первый президент не подписал документы о командировке советнику, пока тот не принес «все дела, которые он взялся вести»[250].

Очевидно, что соблюдение данного принципа гарантировало соблюдение сроков рассмотрения дел, а в условиях роста значимости и популярности Высшего суда королевства, а, как следствие, и количества дел, это было необходимо.

Более того, данный принцип был направлен на поддержание дисциплины внутри самой парламентской корпорации, поскольку чиновники весьма охотно отправлялись в командировки по заданиям суда, намереваясь получить не только немного отдыха, но и заработать.

Так, известно дело от 12 ноября 1407 г., когда на открытии очередной сессии Парламента отсутствовали все президенты суда. Более того, лишь один — Анри де Марль — отсутствовал по уважительной причине, он проводил выездную сессию суда в Нормандии. Остальные отсутствовали вовсе не в связи с парламентскими делами. Ги де Буаси отправлял правосудие во владениях герцога Бургундского, Пьер Бошэ находился в своих владениях у себя дома, Жак де Рюильи находился в Анжу, Робер Може налаживал свои дела в Пуату. Данные факты получили огласку, и в Парижском Парламенте разразился скандал. На заседании Высшего суда королевства так назвали поведение президентов суда: «это большое бесчестье для короля, его суверенного суда и Парламента»[251].

Седьмой принцип деятельности Парижского Парламента: запрет на совмещение должностей в Парламенте с другими должностями в государственных органах.

Данный принцип напрямую связан с предыдущим: поскольку чиновник обязан был лично присутствовать на заседаниях Парламента и свою работу выполнять сам, постольку у него не могло быть времени на иную какую-либо работу.

При вступлении в должность чиновники Парламента приносили клятву, что будут служить только королю и никому другому.

Исследователь средневековой Франции Цатурова С.К. так объясняет причину введения соответствующего принципа деятельности Парламента: «в основе этого запрета лежит христианское вероучение, согласно которому деятельность человека была неотделима от божественного промысла, предназначения. Работа, воспринимавшаяся не как способ зарабатывать на жизнь, а как доля и судьба, не допускала совмещения разных дел и, таким образом, неисполнения человеком целиком своего предназначения»[252].

Однако думается, что причиной послужили и чисто практические соображения, связанные с работой Высшего суда королевства. Если чиновник будет отвлекаться на иную работу, он будет меньше времени посвящать своим обязанностям в рамках Парламента; таким образом, возникнет риск затягивания судебных процессов, что в свою очередь было неприемлемо для работы данного государственного органа.

Более того, как было отмечено выше, парламентская корпорация воспринимала себя как нечто единое целое, как «продолжение института короля», дворянство мантии. Дабы сохранить свой статус, особое к себе отношение, уникальную атмосферу Парламента — высшего королевского суда, — Парижский Парламент не допускал «прикосновения» своих советников к иным «некоролевским» видам деятельности.

Кроме того, причиной запрета на совмещение должностей послужило также стремление парламентариев к созданию профессионального органа отправления правосудия, формированию закрытой специализируемой корпорации «вершителей правосудия».

Запрет на совмещение должностей фигурирует во многих ордонансах.

В Кабошьенском ордонансе от 25 мая 1413 г. был установлен соответствующий принцип[253].

Также в ст. 33 Ордонанса «О суде и охране порядка в королевстве» от марта 1499 г. был выражен данный запрет: «наши бальи, сенешали, советники и председатели наших судов — парламентов — и другие должностные лица и судьи наши не имеют права быть советниками, пенсионерами, официалами или генеральными викариями какого-либо прелата или светского сеньора под страхом отстранения их от занимаемых ими должностей и лишения жалования по решению наших судов»[254].

В протоколе заседания Парижского Парламента зафиксированы случаи напоминания Парламентом своим чиновникам о запрете совмещения должностей.

Так, например, 24 апреля 1409 г. чиновник Палаты счетов Гийом Герен избирался в члены Высшего суда королевства. Ему напомнили, что необходимо оставить все прежние должностные обязанности, «поскольку Парламент стремится, чтобы он заседал только здесь и не получал вознаграждения от кого-либо другого, кроме короля»[255].

Однако, несмотря на это, практика совмещения должностей постепенно укреплялась в Парижском Парламенте, а ко второй половине XV века стала нормой.

Так, парламентские чиновники духовного звания одновременно являлись иерархами церкви, многие советники Высшего суда королевства одновременно преподавали в университетах, например, в Парижском университете.

Отвлекаясь от формальных принципов деятельности Высшего суда королевства, невозможно не упомянуть о незначительном, но очень приятном обычае, который сложился в Парижском Парламенте в XIII–XIV веках, обычае, который назывался «baillee aux roses».

В то время первым президентом в Парижском Парламенте был Пьер Дюбюсан, месье 89 лет, у которого была юная и прекрасная дочь Мария.

Молодой пэр Франции граф де Марш, член Парижского Парламента, влюбился в дочь первого президента и, чтобы поведать ей о своей любви, пришел петь около ее окна романсы. Но юная Мария была возмущена тем, что член Парижского Парламента вместо того, чтобы заниматься делами, готовиться к заседанию Парламента, пел ей серенады. Граф де Марш, прислушавшись к возлюбленной, тут же отправился готовиться к заседанию Парламента, и так хорошо на нем выступил, что его спросили: «что вдохновило Вас, граф, на столь блестящее выступление?» Граф де Марш невольно бросил взгляд на Марию, которая тут же покраснела. Конечно же, это не осталось без внимания. Тогда их решили обвенчать. В качестве благодарности, в честь союза графа де Марш и Марии парламентарии потребовали большой букет роз.

Граф де Марш приказал собрать розы, которые потом разместил в корзины и подарил всем членам Парламента. С тех пор в Высшем суде королевства зародился обычай: каждый год, 6 мая, всем членам Парламента дарили букеты роз[256].

Подводя итоги, можно сделать вывод о том, что Высший суд королевства действовал в соответствии со следующими постулатами: являясь верховным, профессиональным судом королевства, Парижский Парламент выносил решения коллегиально, простым большинством голосов, но с учетом мнения меньшинства, при «закрытых дверях». Вся деятельность королевского суда подлежала протоколированию. Советники Парламента обязаны были лично участвовать во всей работе Высшего суда королевства.

Данные принципы деятельности Парламента, складываясь на протяжении многих веков, определили уникальность и самобытность такого государственного органа как Высший суд королевства, способствовали образованию единого сословия — «дворянства мантии», — а также единой парламентской среды со своими традициями, обычаями.

§ 3. Изменения в порядке формирования Высшего суда королевства

Одни из наиболее важных вопросов, присутствующих в деятельности Парижского Парламента, является вопросом о его показателях.

Данный вопрос представляет интерес также потому, что через формирование королевского суда можно проследить непростые поступления между монархом и парламентом, противостояние, конфликт, «перетягивание каната власти» между ними.

Соответствующая проблема в отечественной историко-правовой практике практически не встречается.

В иностранных исследованиях, посвященных вопросу королевского суда, возвращаются, касаются его формирования. Так, в труде французского ученого Обера Ф. «История Парижского Парламента» выделяет возможность формирования высшей апелляционной инстанции королевства: 1) назначения; 2) представление; 3) выборы советников суда[257].

Однако на основе анализа королевских ордонансов, судебной практики Парижского парламента, а также обычаев самой высшей парламентской корпорации, можно выделить, весьма условно, возможно формирование парламента в средневековой Франции в период с XIV–XVIII вв.:

1) назначения советников инвесторов;

2) выборы советников с защитой кооптацией;

3) наследование мест в Парижском Парламенте;

4) покупка парламентских мест [258].

Почему «весьма условно»?

Во-первых, мы возвращаемся к самой природе Высшего суда королевства: как было сказано в первой главе исследования, исторически короли считались единственными законными и справедливыми судьями в средневековой Франции.

Однако со временем отделения от Королевской курии специального судебного органа — Парижского парламента — именно он начал развивать развивающееся правосудие от его имени, олицетворяя образ Королевского суда, являясь «продолжением института представительства», реализующего правосудие. Происходит своеобразная «идентификация» данного суда с королевской персоной [259]. Тем не менее, роль Высшего суда королевства никогда не передается, что король не может вершить суд, когда пожелает.

Также обстояло дело и с формированием Парижского Парламента. Какие бы формирования королевского суда ни доминировали в ту или иную инстанцию ​​его представительство, король, как, во-первых, первоначальный источник судебной власти, во-вторых, как непосредственная часть парламента, в любой момент всегда мог бы сам назначить того или иного парламентария по сознанию. Другое дело, как на определение прерогативы смотрел и отвечал Высший суд королевства.

Так, процедура выборов советников парламента никогда не отменяла право назначать людей на все должности в государственном аппарате, тем более в Парижском парламенте, который так был близок к персоне монарха.

Во-вторых, как покупка, так и расследование парламентских мест были «теневыми» формами формирования Парижского парламента, существовавшими с XV века с формальными выборами советников Высшего суда королевства.

Возвращаясь к порядку формирования Парижского парламента, прежде всего, стоит отметить, что до принятия XIV века парламента парламента постоянно ежегодно назначаться королем после консультации с канцлером и составляется большой Совет до очередной начала сессии парламента, то есть действует порядок членов парламента.

Такие назначения, как и в первую очередь, оформлялись ответственными за письмо королем (les letter de roi), которые записывались секретарем Парижского парламента, после чего последний выдавал документы о вступлении должностного лица в должность.

Так, сохранилось письмо короля Филиппа VI Удачливого (1328–1350) от 14 апреля 1339 года, занимающегося профессором Жана Берньера советником в Следственной палате [260] Парламента (la Chambre des enquetes) вместо Жана Д'Юбана, которого назначили на пост президента палаты Верховного суда королевства [261].

На смену ежегодным назначениям нового состава Парламента на каждую сессию в середине XIV в. пришла система выборов советников с предложением кооптацией, т. е. с введением новых сегментов суда по мере удаления вторичных выделений в течение всей работы сессии.

Появление результатов выборов чиновников королевской власти историки связывают с необходимостью античной традиции, в частности идей Аристотеля о том, что выборы являются единственной гарантией отбора наиболее достойных людей. Не случайно король Карл V Мудрый (1364–1380) поручил философу, воспитателю Никола Орезму перевести труды Аристотеля на французский язык [262].

Ордонансом от 8 апреля 1342 г.[263] Назначались президенты выборы советников Парламента специальной комиссией под председательством Королевства, состоящей из канцлера, состоящих из канцлера, Палаты Парламента (Большой палаты (la Grand chambre), Следственной палаты (la Chambre des enquetes) и Палаты прошений (la Chambre des requetes)[264], Статья 4 Ордонанса предписала комиссии проверку образования в Парижском парламенте, а также знание латыни и французского языка.

Парламента не была строго определена, статья поэтому 7 Ордонанса передавала в ведение самого Парламента право регулирования власти и состав всех палат. Комиссия по сбору списка избранных в Верховном суде королевств имеющаяся список королю. Король в свою очередь утвердила список, как правило, ничего не меняя.

Президенты выбираются практически ко всем должностям в парламенте, отов до секретаря суда, уравновешивая тем самым его должностных лиц.

Три года спустя Ордонансом «О выполнении предписаний Большого Совета и посланных тайно Счетной палаты, а также положений о палатах Парламента, решениях и следствиях» от 11 марта 1344 г.[265] (ст. 2–3) выборы членов Парижского парламента полностью перешли под власть самого суда. Король не мог назначать советников без канцелярии канцлера и Верховного суда королевства, которые отбирали решения «пригодных для службы».

Разумеется, право назначать чиновников своего аппарата не отменял ни один ордонанс.

Наоборот, водохранилище постоянно возобновлялось. Такой порядок формирования парламента продолжался до охвата Карла VI Безумного (1380–1422).[266]

Выборы в парламенте Парижа были двух видов: альтернативные — «путем голосования» (en voie de scrutine), когда избранным учтенным кандидатом, набрали большинство голосов, и безальтернативные — «с общим голосованием», когда кандидатура на вакантное место была одна, но ее все равно обсуждали, голосовали и высказались при одобрении большинства голосов (en turbe).

При Карле VI в формировании Парижского парламента были внесены возможные изменения.

Так, статья 5 Ордонанса от 5 февраля 1389 г.[267] Конгрессла, что канцлер и парламент (комиссия в собрании большого собрания, четырех советников Большой палаты, четырех следственных палат, членов палаты прошений, членов Счетной палаты) собирает королю собраний на вакантное место, в свою очередь король избирает наиболее подходящих советников.

Также Ордонанс утвердил правило выборов советников: король не может назначить одного представителя суда без канцлера и парламента Австралии.

Причина вторичного закрепления данного правила понятна. Известно, что король Франции Карл VI Безумный с 1393 г. страдал расстройством психики, причем течение болезни было весьма неровным: временами он ходил в себя, но периоды «затмения разума» наступали столь же внезапно и длились месяцами. Заболев в возрасте 24 лет, Карл VI прожил 54 года, из них 42 потребности на троне[268]. По этой причине члена Парижского парламента старались участвовать в экспорте Высшего суда королевств под контролем, тем самым избегая случайных, неразумных заседаний советников парламента.

Так, 19 ноября 1400 г. избран на должность избранного Никола де Бай, который в протоколе так сообщил о своих выборах: «в этот день состоялись выборы на должность общепринятой Комиссии, и выбор пал на меня, недостойного»[269].

Процедура выборов парламента Парижского парламента была обобщена в Ордонансе от 7 января 1401 г.[270] В соответствии со статьей 18, «отныне, когда должностное лицо Парламента будет свободно, те, кто будет принят на него, должны быть избирательны и проведены выборы (тщательное рассмотрение); Людям надо достойных, мудрых, образованных, опытных и уважаемых, должности, на которые они берутся, без какого-либо покровительства или пристрастия, а также для того, чтобы отдаваться дворянам (благородным личностям) и чтобы советники избирались от всех наших королевств, так как парламент расширил свою компетенцию на все королевство, изъехал в любую местность свою кутюмы, так чтобы от каждой области в нашей области парламент был бы человеком, знающий кутюмы и сведущий в них».

Так, 12 ноября 1403 г. на должность советника Следственной палаты Парламент претендовали на четырех кандидатов, были проведены выборы, большинством голосов был избран Жульен Нью[271]; 16 мая 1404 г. «Дени де Моруа был избран большинством голосов чиновников на должность генерального прокурора Великобритании»[272].

Однако, несмотря на формальное крепление для избрания советников Парижского парламента, потребовалось участие в привлечении инвестиций в установку и давление знати.

Обычно процедура оформлялась письмами-дарами, которые выдавались кандидатам на вакантную должность. В мае 1403 г. освободилось место третьего президента, были проведены выборы, и большинство голосов набрал Робер Може, однако королю захотелось отдать это место Жану де Рюили. Никола де Бай, избранный секретарем парламента, так записал в протоколе на полях: «король выше выборов»[273]. 26 мая 1403 г. Парламент вновь возвращается к этому вопросу. На составление Высшего суда королевства канцлер доложил, что ему пришлось напомнить королю о «королевских ордонансах, собрать и не объединиться, утвердить королем», в соответствии с заседанием должности в Парламенте получает того кандидата, кто на выборах набрал большинство голосов, но все же «король приказал поставить ему печать на документы» о предоставлении Рюили[274].

Представители оказали влияние на формирование Парламента в основном через Британию, заручившись письмом-даром. Они не могли действовать лично, поскольку только король имел право голоса при избрании своих чиновников.

Реакция Парижского парламента на такие вмешательства была крайне отрицательной.

Так, 22 апреля 1411 г. во время выборов в Следственную палату явились сеньоры де Буасси и де Пурруа, представив королевское письмо-дар этой должности их представителя Жану де Майи. Парламент подчинился только после участия Председателя: на заседании пришел канцлер и представил письмо Председателя в три строчки, где он парламент принял Парламент Майи[275].

В будущем выборы советников Высшего суда королевства были ожидаемы последующими ордонансами, принятие решения о переносе было выявлено посягательство на эту прерогативу парламента. В их процедуре бывают разные варианты.

В соответствии с Ордонансом 1406 г.[276] присутствие канцлера на выборах в парламенте необходимо было только в том случае, если он находится в Париже; Усилилась роль короля: Парламент должен представить ему одного или нескольких представителей, прошедших отбор, а король утвердил достойнейшего из них.

Ордонансы 1407–1408 г.[277] Вновь восстанавливают равновесие.

В дальнейшем, Ордонанс от 3 января 1410 г.[278]. «Поскольку в парламенте много нерассмотренных дел, то пусть не дожидаются майского континента», — так постановил король[279].

В 1413 г. вспыхнуло антифеодальное городское восстание в Париже, администрация которого послужили тяжело народным массам из-за положения увеличения феодальных сборов и налогов во время Столетней войны 1337–1453 гг., а также дезорганизация государственного аппарата. Вооруженному восстанию предшествовало, в начале с 1411 г., в движении широких масс парижан за реформы. Участники восстания «кабошены» (названы так по прозвищу одного из вождей Кабоша («Caboche» в переводе на французский язык означает «башка», настоящее имя — Симон Лекутель[280])), добились принятия 26–27 мая 1413 г. Парламентом Ордонанса о реформах, известным как «Кабошьенский ордонанс» (l'Ordonnance cabochienne)[281]. В соответствии с указанным Ордонансом составом Парижского парламента объявляется молодым и неопытным, и дабы избежать проникновения в Парижский парламент таких членов, был установлен новый многоступенчатый порядок выборов. Так, канцлер и член Большого Совета назначали двух или трех советников, основное внимание было уделено выдвижению и отбору требований в зависимости от профессионального опыта, заслуг, образования, хорошей репутации. Ответственный советник по вопросам расследования в парламенте, который должен быть направлен на рассмотрение и выборы. Специальная комиссия в составе членов Палаты, четырех советников Высшей Палаты, четырех советников Следственной Палаты, членов Палаты прошений, членов Счетной Палаты в присутствии канцлера, избиравшего наблюдаемых членов Парижского Парламента из списка, отобранного Высшим судом королевства.[282]). Избранным высоко оцененным кандидатом, получившим большинство голосов. В ситуации, когда несколько раз набирали равное количество голосов, последнее слово было за канцлером. Следующий результат выборов утверждался королем и публиковался. Избранный член парламента присягает слушателям парламента, соблюдает законы и акты парламента и жертвует 10 ливров часовне Сент-Шапель[283].

Важно отметить, что хотя бы Ордонанс от 26 мая 1413 г. был изменен уже в сентябре, порядок формирования Парижского парламента, который был установлен установленным Ордонансом, существенно изменился до 1432 г.

кандидатура на должность в Парижском парламенте проходила тщательный отбор, выборы советников Верховного суда королевства в большинстве случаев были весьма продолжительными. Так, в протоколах заседания Парижского парламента упоминаются выборы, которые длились не один день: 12–13 сентября 1401 г. Парламент собрался два дня подряд, чтобы найти достойную кандидатуру на должность первого президента[284]; 13 ноября 1402 г. «было объявлено о задержании 8–9 на вакантную должность, но, так как арест мало времени, выборы перенесли на другой день»[285].

Описанные выше события встречаются на фоне Столетней войны с Англией. Генрих V (1413–1422 гг.), король Англии, захвативший большую часть Нормандии, включая Кана (1417 г.) и Руана (1419 г.), а также потерянного союза с герцогом Бургундским, захватившим Париж. За пять лет английский король подчинил себе примерно половину территории Франции. В 1420 г. Генрих встретился на переговорах с безымянным наследником Карлом VI, который получил королю подписание договора в Труа, согласно наследнику Генриха V, объявленному наследником президента Франции Карла VI Победоносного (1422–1461)). После заключения договора в Труа до 1801 года короли Англии носили титул королей Франции.

Несмотря на данные изменения в государственном механизме старой юстиции, в Парижском парламенте продолжаются действия по выбору советников Верховного суда королевства, однако теперь требуется одобрение результатов выборов герцогом Бедфордом[286] — ретомген.

Война привела к передаче полномочий советников Парижского парламента. Так, после перевозки в Парижские войска герцога Бургундского на должность канцлера был назначен Эсташ де Л'Атра, ставленник бургиньонов, который уже в 1420 г. добился должности епископа Бовэ.

Власти натолкнулись на заседание парламента при назначении нового канцлера, Жана Ле Клера, президента Палаты прошений, получившего должность за услуги на переговорах о Совещании брака Генриха V и Екатерины Валуа и заключении договора в Труа. Когда же в 1425 г. он «добровольно» возложил на себя полномочия, поставленные на должность канцлера епископа Теруана Луи Люксембургского, ставленника герцога Бедфорда[287].

Именно в этот период должность канцлера перестает быть выборной: теперь канцлера, как правило, назначал король, в большинстве случаев пожизненно. 2 декабря 1422 г. герцога Бедфорда, профессора по избранию советника некого Симона де Шамплуисана; 9 февраля 1433 г. Роберт Пьедефер был советником Верховного суда королевства без выборов по письму Великобритании и Франции.

Параллельно с Парижским парламентом образовался в Пуатье (1418–1436) аналогичный судебный орган под руководством Карла VII Победоносного, куда уехала часть парламентских чиновников, правда из явных арманьяков[288].

После победы французских войск и капитуляции английской гарнизоны в 1453 году в Бордо Столетняя война закончилась. По возвращении Карла VII в Париже происходит слияние парламентов.

Король, помня, что многие члены парламента Парижского парламента были назначены узурпатором, опасался, что при последующих выборах в Верховный суд королевства в его состав попали представители Великобритании или Великобритании Бургундского. Поэтому Ордонансом от 2 апреля 1438 г.[289] он отменяет систему выборов и восстанавливает президентскую власть советников.

Однако парламент не хотел просто так начинать право формировать свой состав. Король пошел на уступки, фактически выборы советников Парижского парламента допускались: например, 9 января 1438 года был единогласно избран Мишель Клостр советником в Верховный суд королевства.

Тем не менее, прямого назначения советников в Парижском парламенте не бывает.

На всевозрастающее собрание парламента король Карл VII ответил советом: «поскольку точное число советников парламента нигде не закреплено, выборы в парламенте Парижа только в случае переноса места по случаю смерти или советник отказа от данного места, у короля есть право назначать новых членов парламента не на вакантном месте, лишь расширяя состав Высшего суда королевства». Под таким предлогом король Карл VII ждал новых советников в парламенте: 29 ноября 1441 г. Бартелеми Д'Артигалупа и Жана де Вивье, 26 мая 1442 г. Николя Бартло[290].

Укрепив свою власть в королевстве, Карл VII Ордонансом от 28 октября 1446 г. формально восстанавливает выборы советников Парижского Парламента. Но на практике все было несколько иначе: во-первых, действовало негласное правило, в соответствии с составом парламента, который выбирал на вакантное место трехкратное рассмотрение, король выбирал одного из них советником в парламенте; во-вторых, как и, прежде всего, занимает первое место советников Парижского парламента королем. 10 мая 1454 г. были рассмотрены советниками в парламенте: миряне Роберт Тибо, Жан де Монтиньи, Жан Анри, клирики Жан Шамбон, Пьер Клютан, Рауль Пишон[291].

Людовик XI Благоразумный (1461–1483) 12 ноября 1465 г. открытое положение Ордонанса от 28 октября 1446 г., но с учетом сложившейся практики.

Как и в первую очередь, Парижский парламент отбирает трех депутатов в суд, данный список на заседании парламента, последний в свою очередь выбирал подходящего на вакантное место советника. Несмотря на фактически действующие выборы советников Парижского парламента, король Людовик XI в большей степени, чем его председатель, многочисленными нарушениями выборов парламента, а также проверки несменяемости судов Верховного суда королевства.

Например, в нашумевшем деле уважаемого судьи Парижского парламента Мартина де Бельфае, который был ложным смертником в бесчестье и предательстве, потребовал поста и заключения в срок по требованию Оливье ле Дейма, фаворита Председателя Людовика XI[292], состоялось заседание парламента: в обход древнего права на научную терапию

помилование, Парижский парламент самостоятельно выносит решение суда Мартина де Бельфае и других жертв парламента[293]. В ответ король еще больше подчиняется себе выборы советников Верховного суда королевства: 11 февраля 1484 г. Парламент избирает трех кандидатов на вакантное место в парламенте: Жана Авриля, Жана Симона и Мартина Рузе, направляет список королю для избрания советника парламента, однако тот посещает в Парижский парламент трех советников вне этого списка: Жака дю Лака, Луи де Бурбона и Этьена Порше.

Король Карл VIII Любезный (1483–1498 гг.) После смерти советника-клирики Парламента Гий егоома Эрло, на месте которого был назначен в соответствии с королевским письмом 9 ноября 1492 г. Луи Дорей. Парижский парламент напомнил о королю, что советники в Высшем суде королевства должны избираться законным путем, и потому случились выборы 12 ноября, в ходе которых участвовали адвокат парламента Жан Эмери (44 голоса), Жан Фамиш (41 голос) и Луи Дорей (30 голосов). Несмотря на наименьшее количество голосов, Луи Дорей все же был назначен советником Парламента в угоду королю[294].

Тем не менее, можно согласиться с мнением представителей, что не стоит преувеличивать права владения во время владения Карла VIII: из 76 советников Парламента подавляющее большинство было законно избрано, остальные же наблюдения королем, но после положительного присутствия самого Парижского Парламента[295].

Новый виток эволюции формирования Парижского парламента был ознаменован принятием в марте 1499 г. в Блуа королем Людовиком XII Отцом народа (1498–1515) Ордонанса «О суде и охране порядка в королевстве»[296]. Согласно статье 30 данного Ордонанса «соизволяем и представляет, впредь в делах о захватах нами [королем — Е.К.] какую-либо должность председателя или советника наших судов, кандидатура, нами выставленная, обсуждается всеми вышеназванными председателями с приглашением ими к собранию в расследования и советников по делам о преступлениях в том числе, какое они сочтут случайным; если кандидат будет признан общепризнанным и подходящим для этой должности, то они приступят к приему и исполнению; в том же случае, если он будет признан неподходящим, неудовлетворяющим сбором и несоответствующим, они его не принимают и уведомляют нас об этом деле выставления другого кандидата на эту должность, способного, подходящего и соответствующего требованиям, как мы должны это делать при рассмотрении в суде должность». В соответствии со ст. 31, 32 вышеназванного Ордонанса, участвующие в выборах советников Парламента клянутся в Евангелии, что будут избирать Высшего суда королевства по самым грамотным, опытным и справедливым советникам. Чтобы избежать мошенничества, выборы должны проводиться публично и в устной форме (vive voix). Из трех проверок на вакантное место обязательно должен быть уроженец Парижа или его житель.

Король Людовик XII практиковал и прямого назначения советников парламента. Так, Жан Бертело был назначен советником в парламенте без проведения выборов.

Как уже было сказано выше, с первой половины XV века должность канцлера перестает быть выборной, отныне канцлер страдает королем, как правило, пожизненно. Однако данный момент необходим президенту для исследования лишь до назначения XV века, поскольку, как было сказано ранее, дальше управление заседанием парламента было поручено первому поручению.

Но начиная с конца XV ​​века, переходят к выборной должности первого президента Парижского парламента. В 1497 г., после смерти первого президента Лавакри, Карл VIII, вновь установить более строгий контроль над парламентом, утверждает назначение первого президента Парижского парламента особо королем. Тем не менее, парламентарии, обнаружены случаи обнаружения, попытки выборов, избрали трех испытаний, но король демонстративно профессор четвертого.

Таким образом, уже примерно с начала XV века две руководящие должности Парижского парламента были назначены королем, что усилило его влияние на Высший суд королевства; остальные же доступны выборными.

Между тем король продолжал пользоваться так называемым «правом доукомплектования» состава Парижского парламента без выборов. Так, 20 декабря 1635 г. в парламенте должны быть зарегистрированы 13 эдиктов, в том числе и в парламенте Парижа, должно было появиться 24 новых должности. Опасности сильнейшего движения парламентариев, количество которых было сокращено с 24 до 17, и эдикт был зарегистрирован 24 марта 1636 г. Уже в 1637 г. вопреки протестам парламентариев были вновь открыты 20 новых должностей в парламенте. Старейшие советники Парламента в отношении рассмотрения собраний по линии всяческого пренебрежения, начинают усиливать их неравноправное положение.

В целом, такая политика королей Средневековья продолжилась почти до конца прокоролевского судебного органа во время Французской революции 1789 г.

Наследование парламентских мест как способ формирования Парижского парламента оформилось в начале XV века, когда произошло, по выражению Ф. Отрана, так называемое «сужение дверей Парижского Парламента»[297]. Предпосылками данного явления послужило прямое назначение королем советников Верховного суда королевства, практика отказа от должности в использовании заболевания лица, а также введение по жизни жалования советникам парламента[298]. В результате парламентская среда в основном стала достоянием отдельных кругов семьи, стала наследственной; в Парижском парламенте образовались целые парламентские выборы, выделилось целое новое собрание — дворянство мантии (noblesse de robe), возникла некая парламентская партия со своими привилегиями и благородным образом жизни.

Согласно данным исследований Ф. Отрана, в период 1405–1417 гг. 73,8 % советников Парламента присутствуют в кровном родстве, в связи с тем, что самые целые кланы: дед, и отец сын. К 1413 г. из 97 парламентариев присутствовать в родстве[299].

Между тем, как французское общество, так и королевская власть старались бороться с чрезмерным замыканием в парламентской среде.

Претензии общества были выражены в ходе восстания кабошьенов в Париже и составлении в Ордонансе 1413 г., в соответствии с принадлежностью «в Парижском парламенте много близких родственников, и необходимо не допустить нахождения в Высшей и Следственной палатах Парламента более трех родственников вместе, находящихся между собой не ближе, чем в высшей степени родства, а президентов-родственников не должно быть в высшей степени»[300].

В силу ст. 41 Ордонанса «О суде и охране порядка в королевстве» от марта 1499 г. «отец и сын и два брата не имеют права состоять в одном и томе же суд»[301].

Однако практика передачи репродуктивного места по наследству не исчезала. Парламентарии возбуждают это, привлекая родственников из-за заслуг перед своими коллегами, видя в широком кругу родственных связей стабилизирующую составляющую деятельность Парижского парламента.

В начале XV–XVI вв. наблюдались важные изменения в экономике Высшего суда королевства: в связи с «военными авантюрами монархии» и вложениями восполнения королевской казны стало следствием купля-продажа судейских должностей[302].

Изначально данное явление объявлялось преступным и недопустимым, новоиспеченные советники Парламента приносили присягу в том, что они не платили денег за свою должность[303]. Однако обычно водоснабжение постоянно нарушалось.

Так, согласно ст. 40 Ордонанса от марта 1499 г. «О судебном и охранном порядке в королевстве» «хотят ордонансы запрещают покупать судейские должности, эти ордонансы обходят вид некоторых отставок, получаемых от нас или защитников наших» (курсив мой. — Е.К.)[304].

В связи с тем, что обнаружение было очень выгодным как для короны, так и для самого парламентариев, предполагается создать некую юридическую проблему, которая бы покрывала установленную коррупционную деятельность.

Уже в начале XVI века стало неотложным правилом, что советник, который хотел получить от короля ту или иную судебную должность, давал королю в долг расчет суммы денег[305].

В соответствии с Ордонансом от 1522 г. для целей данных было специально создано Бюро случайных доходов[306].

Поначалу речь шла действительно о долге, который со временем возвращался, правда обладание должностью советника Парижского парламента не имело права на обращение за границу, но все же до обращения XVI века такая процедура рассматривалась как «система кредитования», а не купля-продажа парламентских мест[307].

К 1550-м годам, при Генрихе II, в приходе порожденного войной глобального финансового рынка, советники Парламента прекратили вычисление по возвращению. Теперь такие суммы стали применяться не как займы, а как цены продаваемых судейских должностей. В 1596 г. из присяги Верховного суда королевства исключили положение о неуплате денег за свою должность.

Между тем, в силу распространения наследования парламентских мест, возникла опасность сокращения фонда продаваемых вакантных должностей. Чтобы предотвратить это, с 1530-х годов стало применяться такое ограничение как «правило 40 дней»: передача должности советника Парламента должна была произойти не позже чем за 40 дней до смерти наследодателя. В противном случае его семья лишалась судейской должности, место объявлялось вакантным.[308].

Однако уже в 1604 году Генрих IV Великий (1589–1610) отменяет «правило 40 дней»: от нынешнего поста советника парламента в обладании семьей спокойного, если последний при платил особый сбор, который по имени собиравшего его откупщика, некого Шарля Поле жизни, стали называется полетной и был равен 1 % цены продаваемой должности [309]. Полетта дала защиту наследственности должностей, по конституции, закрепления прав собственности на них. Как наблюдается данная проблема, в тот день, когда монархия установила этот налог, она «продала власть буржуазии» [310].

Для более полного понимания ситуации следует прибегнуть к фактам. Так, должность советника Парижского Парламента в 1597 г. стоила 11 тыс. ливров, в 1606 г. — 36 тыс. ливров, в 1616 г. — 60 тыс. ливров, в 1635 г.–120 тыс. ливров [311]. Должность президента Верховного суда королевства в 1660/70 гг. стоила около 400 тыс. ливров [312].

Многие отмечают, что состояние с XVI в. в связи с традицией купли-продажи парламентских мест в Высшем суде королевства стало правоприменением как недвижимое имущество крупного советника, которое составило дело о заключении договора аренды или брачного договора, являющегося частью наследства или приданного вдовы. Выплата права собственности признается не самой должностью, доходом, получаемым от нее.

Будучи органом государственной власти, куда король имел право назначать своих советников, помогавших ему отправлять правосудие, Парижский Парламент стал достоянием частных лиц.

Высший суд королевства как «продолжение наблюдения за телом Российской Федерации». Лицо, получившее должность в Парламенте, по сути, покупало «долю государственной власти». По мнению ученых, закономерно возникает аномалия в государственном механизме правосудия[313].

Говоря о способе формирования Парижского Парламента, важно обратить внимание на одну особенность: Высший суд королевства имел свою иерархию должностей. И назначения, и выборы советников Парижского парламента никогда не оказывались сразу на освобожденной должности. Новоиспеченный парламентский чиновник должен продвигаться по карьерной лестнице в согласии с выборами, которые не были установлены какими-либо ордонансами или королевскими актами, были разработаны самой парламентской процедурой в форме обычаев. Схема была следующей: в случае освобождения высокой должности в парламенте, произошло несколько последовательных передвижений на карьерной лестнице, но все равно отбор производился на низшую должность, ставшую результатом передвижений вакантной. Так[314]; 19 ноября 1404 г. умер советник Большой палаты, на его место перешел советник из Следственной палаты Парламента, на чьем месте были проведены выборы[315]; 9 мая 1414 г. умер советник Высшей палаты Парламента Гийом его де Годиак, на место перешел советник Следственной палаты, на чье место состоялись выборы[316].

Таким образом, можно выделить четыре основных способа формирования Парижского Парламента в период XIV–XVIII вв.: назначение советников инвесторов; выборы советников с продажей кооптацией; исследование мест в Парижском Парламенте; покупка парламентских мест. Первые два образования Высшего суда королевства были заменены, установленными королевскими ордонансами. Как советники применяют Европейское правительство, так и их выборы в парламенте, но в разные периоды Средней Азии их соотношение и частота менялись, доминирование одного над другими обусловливалось переменами в правительстве Парламента и Кипра: при ослаблении власти подавляющего преобладания демократических выборов и соответствующего формирования Высшего способа суда — выборы;

Два последних формирования парламента представлялись неформальными, «теневыми», которые объединены обычаями, практикующими самой крупной парламентской корпорацией и которые возникают в виде отдельного замкнутого собрания парламентариев.

§ 4. Структура и состав Парижского Парламента

Как было сказано выше, к началу XIV в. в рамках Высшего суда королевства наметилось формирование его трех основных структурных подразделений — Большой палаты (la Grand chambre); Следственной палаты (la Chambre des enquetes) и Палаты прошений (la Chambre des requetes).

Однако если XIII век лишь отметил начало зарождения структурной составляющей Парламента, то в XIV веке она была уже официально закреплена.

Так, Ордонансом «О Парламенте, Палате Шахматной доски и Больших дней Труа» от марта 1302 г. Парижский Парламент окончательно подразделялся на соответствующие три палаты. В ст. 3 данного Ордонанса закреплялся состав Большой палаты, или дословно — Судебной палаты (La Chambre des plez); в ст. 28 объявлялся состав Палаты, принимающей прошения (requetes); в ст. 30 — количество следователей Палаты[317].

Для удобства ведения судебных процессов, в частности для более быстрого принятия, регистрации и систематизации жалоб и апелляций из разных регионов Франции, в 1308 г. король Филипп IV Красивый (1285–1314) утверждает деление Палаты прошений на две секции: одна занималась жалобами на языке «ок» (d'oc), другая — на языке «ойль» (d'oil).

Стоит пояснить, что во Франции есть особенности произношения слова «да» и некоторых других слов. В зависимости от этого Франции делится на провинции, говорящие на языке «ок» («лангедок», называемый еще окситанский или провансальский диалект) (в основном к югу от линии Ла-Рошель — Гренобль) и на языке «ойль» («лангдойль») (к северу от этой линии)[318].

В соответствии со ст. 7 Ордонанса «О Парламенте, организации правосудия, работы адвокатов, введения судебных заседаний, а также о случаях, разбиравшихся в присутствии короля» от 17 ноября 1318 г. Палата прошений также делится на две секции по особенностям жалоб и апелляций в связи с различиями французского языка в разных районах[319].

Однако окончательным закреплением структуры Высшего суда королевства считается принятие Ордонанса «О выполнении предписаний Большого Совета и посланных тайно Счетной палаты, а также положения о палатах Парламента, прошениях и следствиях» от 11 марта 1344 г.

Интересно отметить, что непосредственно сами парламентарии именно с этой датой связывают начало своей деятельности, поскольку соответствующий Ордонанс на долгие годы закрепил основные моменты организации и функционирования Парижского Парламента.

В преамбуле к данному акту говорится, что «король и наши люди в Парламенте, мы сделали некоторые ордонансы, чтобы закрепить наши палаты Парламента, Следственную палату и Палату прошений Дворца…»[320].

Отныне к ведению Большой палаты Парламента или Судебной палаты относились рассмотрение гражданских и уголовных судебных дел по первой и апелляционной инстанции, обращений от бальи и сенешалей различных регионов, от Следственной палаты и Палаты прошений.

Большая палата имела право инициировать собрание всего Парламента для решения наиболее важных вопросов: регистрации королевских актов и папских булл, принятия постановлений по тому или иному вопросу.

Следственная палата непосредственно занималась расследованием дел и давала предварительное заключение по ним. Следствие производили или посланные для того члены Парламента, или же местные правительственные агенты.

Палата прошений занималась принятием, регистрацией и рассмотрением ходатайств, жалоб, прошений и принятием решений по ним от всех областей королевства Франции[321].

В течение долгого времени данная структура Высшего суда королевства оставалась неизменной. Однако положение, статус, полномочия Парижского Парламента постоянно находились в состоянии развития, уже к началу XV века Парламент превратился в сложный организм с многочисленными функциями и основополагающим местом в системе органов государственной власти средневековой Франции. Для приспособления к новым реалиям Парижскому Парламенту потребовалось расширять аппарат суда, кадровый состав.

Следствием данной тенденции стало увеличение количества основных палат Парламента.

Так, уже во время правления короля Филиппа V Длинного (1316–1322) действовали две Следственные палаты, однако позже соответствующие изменения в структуре Парламента были отменены.

Ордонансом от 1357 г., известным как Великий мартовский ордонанс, предусматривалось разделение Следственной палаты Парижского Парламента на две части. Так, согласно ст. 7 данного ордонанса, «…будут образованы две палаты, одна — чтобы решать тяжбы по докладам, другая — для выслушивания тяжущихся»[322].

Как известно, Великий мартовский ордонанс 1357 г. так и не вступил в силу, но закрепленные в нем требования не теряли своей актуальности на протяжении нескольких столетий.

В первой половине XV века король Карл VII Победоносный (1422–1461 гг.) вновь создает две Следственные палаты и две Палаты прошений[323].

К 1567 г. число Следственных палат Парижского Парламента дойдет до пяти, а число Палат прошений останется прежним.

Начиная с XV века уголовный процесс в королевском суде отделяется от гражданского. Уголовные дела стали разбираться в специальном помещении — так называемой Уголовной башне, или башне Людовика IX (Toumelle Criminelle или La tour Saint-Louis), где приговоры выносили только чиновники-миряне, пополнявшиеся в порядке ротации советниками трех палат Парламента, поскольку духовным лицам не подобало участвовать в вынесении сметных приговоров[324].

Уже Ордонансом от 1 апреля 1453 г. в Монтиль-ле-Тур была сформирована отдельная, четвертая палата Парижского Парламента — Уголовная палата (La Tournelle)[325], к ведению которой отнесли именно рассмотрение уголовных дел в королевстве.

И, наконец, во время перерывов между сессиями Высшего суда королевства действовала специальная палата, которая заседала во время судебных вакаций[326] (la Chambre des Vacations).

Подводя краткий итог, можно отметить, что Большая палата, Следственная палата, Палата прошений, а также Уголовная палата и Палата вакаций являлись постоянно действующими, основными структурными подразделениями.

Однако в связи с насыщенной событиями историей средневековой Франции, в Парижском Парламенте появлялись и исчезали чрезвычайные палаты, созываемые в конкретные исторические периоды и преследующие конкретные цели и задачи. Чрезвычайные палаты могли носить повторяющийся характер, могли — разовый.

Так, в XVI–XVII вв. в Высшем суде королевства несколько раз создавалась палата, которая была сформирована для разбирательства дел гугенотов. Впоследствии в силу Нантского эдикта данная палата получила название Палата Эдикта (la Chambre de l'Edit).

Французская корона оказалась перед необходимостью сделать выбор между миром и войной в годы религиозных войн между католиками и протестантами (1560–1598). Так появились религиозные мирные соглашения. За годы войн было принято девять таких соглашений (1562, 1563, 1568, 1570, 1573, 1576, 1577, 1580, 1598). Однако для настоящего исследования интерес представляют два из них–1576 и 1598 г.

Борьба между католиками и протестантами по вопросу установления различных привилегий последних связана с проблемой реализации протестантами права на суд. Сам по себе допуск протестантов как подданных короны в залы судебных заседаний для разбирательства их дел не вызывал возражения. Проблема заключалась в допуске протестантов к судебным должностям: протестанты претендовали на то, чтобы в рассмотрении их дел участвовали их единоверцы.

Они настаивали на введении экстраординарных палат (mi-partie) при парламентах, в том числе и при Парижском Парламенте; признании численного равенства католиков и протестантов в этих палатах, а также участии главы протестантской партии и представителя протестантской церкви при назначении судейских советников.

Согласно Ордонансу от 1576 г. палаты mi-partie признавались высшей судебной инстанцией для решения гражданских и уголовных дел между протестантами, а также между протестантами и католиками. На территории королевства Франции вводились восемь таких палат: в Париже, Монпелье, Гренобле, Бордо, Эксе, Дижоне, Руане и Ренне.

Вскоре в 1585 г. был принят Ордонанс об отзыве религиозных мирных соглашений и предписании всем королевским подданным исповедовать католическую веру. Основанием стало обострение внутриполитической обстановки, активность Католической лиги в оппозиции монарху[327].

Вновь палаты mi-partie были восстановлены в 1598 г. в связи с принятием Нантского эдикта[328]. Нантский эдикт был подписан королем в Нанте в апреле 1598 г.

Статьи о реорганизации органов правосудия оказались самыми многочисленными в Нантском эдикте. Вновь восстанавливались чрезвычайные палаты mi-partie при действующих парламентах: «запрещается всем нашим суверенным парламентам вести разбирательства гражданских и криминальных дел представителей реформированной религии; эти дела должны быть переданы в установленные чрезвычайные палаты»[329]. Их полномочия сводились к рассмотрению гражданских и уголовных дел между протестантами, протестантами и католиками, а также к контролю над исполнением Эдикта.

При Парижском Парламенте соответствующая чрезвычайная палата получила название Палата Эдикта (la Chambre de l'Edit); впоследствии она была упразднена лишь во время правления короля Людовика XIV (1643–1715 гг.) в 1669 г.

Примером экстраординарной палаты Парижского Парламента служила также палата Святого Людовика (La Chambre de de Saint-Louis), первоначально созданная 13 мая 1648 г. во времена Парламентской Фронды (1648–1649)[330]. Так, в указанный день Парижский Парламент постановил верховным палатам вступить в «союзный договор» для борьбы с правительственным произволом и сформировать отдельную палату, состоящую из двух представителей от каждой палаты Высшего суда королевства[331]. Известие о таком союзе произвело сильнейшее впечатление на министров. Правительство всегда стремилось разделить и противопоставить друг другу палаты Высшего суда королевства, играя на их противоречиях в вопросах компетенции.

Однако данная палата просуществовала всего месяц, осуществляя лишь консультативные функции. Регентша Анна Австрийская сочла нужным лично сказать первому президенту Парламента Матьё Моле, что «она ожидает от него повиновения королю и что он не допустит отныне объединений палат Парламента»[332].

Вновь палата Святого Людовика была созвана 15 марта 1652 г. в период так называемой Фронды принцев (1650–1653) для разработки государственных реформ. Первое заседание состоялось 15 марта, однако на этот раз, помимо представителей от палат Парламента, в нем пригласили участвовать делегатов от Счетной и Налоговой палат — восемь и шесть делегатов соответственно.

Предполагалась, что вновь созданная палата, как и палата 1648 года, будет иметь исключительно консультативный характер, направленный на защиту интересов судейской элиты. Однако именно в данной палате разрабатывались проекты коренных государственных реформ в послефрондовское время, что означало присвоение советниками Парижского Парламента впервые в истории права законодательной инициативы[333].

В завершение характеристики структуры Высшего суда королевства, хотелось бы привести пример экстраординарной палаты, которая была создана 13 октября 1547 г. для суда над еретиками-гугенотами[334] — Огненной палаты (la Chambre ardente). Деятельность данной палаты носила разовый характер. Она была создана в 1547 г. при правлении короля Генриха II (1547–1559), в то время, когда королевская власть оставила намерение реформировать церковь и отдалась католической реакции. К компетенции палаты относились расследование и разрешение дел протестантов[335].

Помимо складывания внутренней структуры Парижского Парламента в XIV–XVIII вв. происходит, во-первых, закрепление традиции проведения выездных сессий Парламента; во-вторых, формирование сети самостоятельных парламентских судов, которым король также делегировал право рассматривать дела по первой и апелляционной инстанции в своем регионе.

Так, Ордонансом «О Парламенте, Палате Шахматной доски и Больших дней Труа» от марта 1302 г. подтверждается проведение выездных сессий Высшего суда королевства в Нормандии и графстве Шампань.

Согласно ст. 4 данного Ордонанса «каждый год в день Святого Мартина и Пасхи все президенты и члены Парламента соберутся в Парламенте и отправятся в Палату Шахматной доски…»[336].

В соответствии со ст. 5 «в конце каждой сессии Парламента будут нанесены визиты в суд Большие Дни Труа»[337].

В 1316 г. суд Палаты Шахматной доски был повторно объявлен подчиненным Парламенту в Париже, куда последний отправляет своих чиновников на выездные сессии. Аналогичная ситуация произошла и с судом Большие Дни Труа — в 1337 г. он становится регулярным местом отправления правосудия во время парламентских вакаций[338].

Требования восстановить автономность данных судом звучали не раз на заседаниях Генеральных Штатов Франции, например, на заседании в 1484 г., однако данные идеи остались без удовлетворения[339].

По мере роста королевского домена, а соответственно и юрисдикции Парламента в Париже, в связи с возрастанием количества судебных дел, а также для удобства подданных короны различных регионов Франции, чтобы последние не преодолевали огромные расстояния, добираясь на рассмотрение своего дела в столицу, в XV в. начался бурный процесс создания провинциальных парламентов с аналогичными функциями в области отправления правосудия.

Первым был создан уже как самостоятельный суд Парламент в Тулузе в 1443 г., вторым — Гренобльский Парламент в 1453 г., третьим — Парламент в Бордо в 1453 г., далее — в Дижоне и в Руане в 1499 г., затем в Эксе в 1501 г. и, наконец, в Ренне в 1553 г. Кроме того, в период аннексии Савойи и Пьемонта был создан Парламент в Шамбери (1536–1559 гг.)[340].

Соответствующие реформы имели успех. Наряду с освобождением Парижского Парламента от «отдышки» в связи с огромным количеством судебных дел, были достигнуты цели удобства поданных, а также «трудоустройства» советников Высшего суда королевства, изгнанных из Парижа или вынужденных уехать во время схизмы.

Состав Парижского Парламента в XIV–XVIII вв. в связи с тенденциями улучшения качественного состава и роста количественного превращается в профессиональный штат служителей короны.

Обязательным условием, предшествующим вступлению в парламентскую среду, было получение чиновником соответствующего образования. Вот почему постепенно в Парижском Парламенте на должностях стали преобладать легисты — выпускники юридических факультетов средневековых университетов, таких как Парижского университета, Тулузского университета, Бердо, Глазго и многих других.

Так, в 1404 г. нотариуса Жана де Сессьера, который попал в Парламент без учета образования, т. к. был сыном одного из парламентариев Анри де Сессьера, Высший суд королевства отправил в Орлеан, чтобы тот немедленно получил степень лиценциата гражданского права[341].

В связи с увеличением количества дел, рассматриваемых в апелляционной инстанции, усложнения судебного процесса, на первый план выдвигается тенденция профессионализации суда, привилегия знаний, судебной практики: в соответствии с Ордонансом от 3 декабря 1319 г. «король желает видеть в Парламенте людей, которые смогут там постоянно работать»[342]; Ордонанс от 1345 г. официально предписывал вести список парламентских адвокатов, «внося в него достойных и способных и не допуская неопытных»[343].

Изменения претерпевают и отдельные должности Парижского Парламента.

Как и прежде, формально главой Высшего суда королевства являлся монарх, однако фактически руководство деятельностью Парламента осуществлял канцлер (cancellarius).

С начала XIV в. канцлер также был связующим звеном между королем и судьями: через него король высказывал свои желания, предпочтения, требования судьям, и через него судьи могли пожаловаться королю, высказать свое мнение по тому или иному вопросу. Однако именно данная роль канцлера, как глашатая желаний государя, привела к «перерастанию канцлера» Парламентом.

Так, во время англо-бургиньонского правления во Франции, на должность канцлера были назначены Эсташ де Л'Атра, Жан Ле Клер, Луи Люксембургский в обход традиции выборов на должность канцлера одного из президентов палат Парламента и участия в данных выборов всех чиновников суда, что в свою очередь не понравилось парламентариям[344].

Следствием назначений «прокоролевских чиновников» канцлерами стало появление тенденции подчиненности последнего короне, а также превращения его в «глашатая и воплотителя» не только просьб и приказов монарха, но и интересов всего королевского двора, что привело к несамостоятельности данного чиновника, его прямой зависимости от короля и его окружения.

Данный факт, в свою очередь, повлиял на раскол союза между канцлером и судом.

Так, уже 8 августа 1432 г. Парламент высказался следующим образом: «Парламент ни в чем не подчиняется канцлеру, как и никакому другому суду»[345]. 8 ноября 1435 г. чиновники решили открыть очередную сессию Парижского Парламента сами, в отсутствие канцлера.

Таким образом, конфликт канцлера и Парламента во время англо-бургиньонского правления помог советникам освободиться от одного из сеньориальных пережитков управления, согласно которым канцлер был главой суда. Парижский Парламент в этом смысле стал несколько самостоятельнее, самобытнее. Отныне король средневековой Франции не мог повлиять на деятельность Высшего суда королевства через такую важную фигуру как канцлер, приходилось искать другие пути влияния и давления.

С данного момента руководство деятельностью Высшего суда королевства осуществлялось изнутри последнего и было поручено президентам Парламента, а именно первому президенту.

Прежде чем перейти к характеристике президентов Парижского Парламента, хотелось бы внести некоторые уточнения в понятия «состав» и «советники» суда.

Непосредственный состав рассматриваемого государственного органа составляли все его чиновники.

В период с XIV–XVIII вв. их, конечно условно, с некоторыми уточнениями, можно разделить на две большие группы — постоянные и почетные члены Высшего суда королевства.

Постоянные чиновники, или «главные», «основные» являлись непосредственным «ядром» Парламента, основной функцией которых было руководство и организация деятельности Парижского Парламента. Именно они составляли парламентскую корпорацию. В их число входили президенты палат, советники, королевские прокуроры, адвокаты короля, судебные приставы и секретари.

Парламентская корпорация презентовала себя как единую корпорацию, построенную на началах равенства всех чиновников, объединенных общими целями, задачами и привилегиями[346]. Из протоколов заседаний Высшего суда королевства: все советники Парламента приглашают на заседание остальных членов палат, в том числе «адвокатов, прокуроров, и других, находящихся в комнате слушаний»[347]; все члены Высшего суда королевства приносят присягу договору о мире: «сеньоры палат, все прокуроры и адвокаты, нотариусы и другие, в том числе секретари заседаний»[348].

Однако и в данной единой среде существовала своя иерархия.

Так, в Парижском Парламенте от остальных чиновников Парламента четко отделялись советники — судьи (в том числе и президенты, как главные советники суда).

Таким образом, советники — это члены — судьи палат Парламента и их президенты. О том, что президенты палат не возвышались над остальными, свидетельствует одно высказывание, которое проиллюстрирует понимание их места. Так, 17 февраля 1406 г. президент Парламента Робер Може заявил, что «президенты всего лишь члены суда, как и другие советники»[349].

Интересно в данном контексте высказывание Парижского университета о составе королевского суда: «большой, указательный и средний пальцы руки обозначают три сословия в Палате, а именно президентов, советников, адвокатов и нотариусов»[350].

Президенты (presidens) палат Парламента непосредственно возглавляли свои палаты, осуществляли руководство над ними, их организацию и координацию.

Президенты палат, следя за деятельностью своей палаты, вплоть до первой половины XV века раз в две недели обязаны были делать доклад канцлеру, в котором должны были указывать, все ли ордонансы короля исполняются, есть ли проблемы, жалобы[351].

Среди президентов палат Парламента выделялся первый президент (premier presiden) — президент Большой палаты Высшего суда королевства.

Первый президент вплоть до XVI в. осуществлял общее руководство и надзор за президентами остальных палат Парламента[352]; назначал прево Парижа, король Франции Карл VI Безумный (1380–1422) наделил его полномочиями по «опеке» Парижа. Во время отсутствия или болезни канцлера до первой половины XV века именно он возглавлял Парижский Парламент.

Ученые так описывают образ первого президента: роскошный мосье в алых одеждах, отделанных горностаем, со шляпой из черного бархата, украшенной золотым шнурком[353].

В числе остальных чиновников Высшего суда королевства важную роль играли прокуроры королевства.

Особо выделялась фигура Генерального прокурора (procureur general). Должность Генерального прокурора была введена Ордонансом от 8 марта 1330 г.[354] и первое время замещалась королем. Однако по мере укрепления власти Высшего суда королевства, уже с начала XV века кандидатуру на данную должность предлагал сам Парламент, члены которого также участвовали в выборах. Во времена правления короля Людовика XI Благоразумного (1461–1483) число Генеральных прокуроров было увеличено до двух.

Главными задачами Генерального прокурора были представление короля на судебных заседаниях, когда рассматривались «королевские случаи», а также обеспечение общественного порядка и законности на территории королевства, защита прав короля и целостности королевского домена.

Однако нельзя не обратить внимание на тот факт, что прямые инструкции короля Генеральному прокурору об осуществлении его деятельности отсутствуют, о них нет упоминания ни в государственных актах, ни в протоколах заседаний Парижского Парламент. Этот факт дает основание полагать, что деятельность Генерального прокурора как основного и практически единственного защитника интересов короля находилась под контролем Парламента с возможностью самостоятельного решения, где и какие именно интересы короля задеты.

Многие исследователи данной проблемы отмечают, что Генеральный прокурор всегда действовал в согласии с Парламентом: «в исследованных материалах не встречается ни одного случая, когда Генеральный прокурор протестовал бы против решения Парламента, т. е. всегда их мнения совпадали или Парламент соглашался с доводами прокурора»[355].

Таким образом, возникала еще одна точка возможного конфликта между королем и Парижским Парламентом, поскольку Генеральный прокурор, за спиной которого возвышался Высший суд королевства, сам выбирал линию поведения в защите интересов короля, вплоть до свободного толкования последних, в результате чего «интересы короля» начинают толковаться как «интересы королевства», а не как личные «интересы монарха».

Более того, для лучшего исполнения своих обязанностей Генеральный прокурор имел право посещать любые судебные разбирательства. В протоколах к судебным заседаниям его позиция всегда отмечалась особо: либо согласие Генерального прокурора, либо его протест[356].

Генеральный прокурор мог назначать себе в помощники других прокуроров — заместителей.

По мере усложнения судебного процесса в средневековой Франции, появления стадий судопроизводства (подачи жалобы в Парламент, расследования дела и сбора доказательств следователями, рассмотрения дела по существу), а также разделения процесса на гражданский и уголовный и появления специализированных правил по ведению последних, изменилась роль прокуроров королевства.

Отныне только прокуроры (procureurs) в гражданском процессе могли выступать представителями сторон — поверенными. Стороны могли либо лично явиться на заседание, либо прислать поверенного.

Поверенные-прокуроры могли выступать на судебном заседании наравне с адвокатами, но только по вопросам фактов, а не права[357].

Кроме того, прокуроры короля часто исполняли функции судебных приставов[358] (huissiers), а также помогали Генеральному прокурору в осуществлении его полномочий[359].

Наравне с королевскими прокурорами в заседаниях Парламента участвовали адвокаты[360].

Как и прежде, обязанности адвокатов выражались в подаче юридических советов (consulter), устной защите дел на суде (plaider) и составлении некоторых судебных бумаг (ecrire) [361].

Устная защита составляла монополию адвокатов.

Согласно Ордонансу от 13 февраля 1327 г. «никто, кроме адвокатов, не имеет права говорить на суде по чужому делу»[362].

В XIV и XV вв. это правило было еще более расширено. Парламент перестал допускать даже самих тяжущихся к устной защите, требуя, чтобы они избирали себе адвоката. Только процессы между духовными лицами или между членами суда происходили без участия адвокатов. Это объясняется тем, что подобные дела разбирались при закрытых дверях, и что обыкновенно для разрешения их достаточно выслушать тяжущихся, так как никаких особых затруднений при разрешении их не встречалось. Вести дела в Парламенте могли и адвокаты, не состоявшие при нем, но каждый раз с особого его разрешения[363].

В уголовном процессе адвокаты могли выступать в качестве защитников при устном разбирательстве по всему делу. В гражданском процессе адвокаты не были представителями сторон. Они оставляли только обязанности правозаступничества, то есть выступали только по вопросам права[364].

Важно отметить, что адвокаты, находившиеся в вассальной зависимости, не могли вести дела против своих сюзеренов. Если сюзереном являлся сам король, то адвокат-вассал монарха не имел права выступать против Генерального прокурора, который считался представителем-поверенным короля.

Важные изменения произошли в XV веке, лишив адвокатов их главных полномочий — представительства в суде.

Уже Ордонанс от марта 1499 г. предписал, чтобы в важных преступлениях (grands crimes) весь процесс происходил тайно. Тем не менее, участие защитника допускалось в производстве, за исключением только предварительного следствия[365].

Однако уже согласно Ордонансу «О правосудии» от августа 1539 г., участие адвоката в процессе было дозволено только по специальному разрешению суда[366].

Далее в Уголовном Ордонансе от 26 августа 1670 г. прямо было сказано: «обвиняемые, какого бы рода они ни были, не могут иметь адвоката, вопреки всем противоречащим этому обычаям»[367].

Таким образом, начиная с XVII века, полномочия адвокатов как защитников в уголовном процессе были полностью ликвидированы.

Невозможно не упомянуть о «greffiers» — хранителях парламентского архива, секретарей[368], которые тоже участвовали в заседаниях Парламента.

Как было сказано в предыдущей главе, изначально их называли нотариусами (notaires), затем Ордонанс от 24 апреля 1272 г.[369] назвал их уже «писцами приговоров» (clers des arrets), а с 1361 г. чиновников Парламента, которые вели протоколы судебных заседаний стали называть секретарями (greffiers). Секретарей в Высшем суде королевства было трое: по гражданским делам, по уголовным делам и по представлениям прошений.

С 1361 г. название — секретарь суда — было закреплено исключительно за Парижским Парламентом. Приведем одно судебное дело, в котором нотариусы вне парламентской корпорации назвали себя «секретарями». Парламент категорически высказался по поводу данной самостоятельности, указав на особый статус парламентариев перед всеми остальными, который проявлялся, помимо всего прочего, и в названии должностей: «высший суд королевства есть суверенный суд королевства, настолько знатный, что это каждый видит и знает, поэтому подобает, чтобы должности этого суда имели бы особые привилегии и авторитет, как в названии, так и иначе перед всеми другими, и поэтому не должно быть другого места, кроме него, где бы называли себя секретарями»[370].

Гражданский секретарь являлся одной из самых влиятельных фигур в парламентской среде, поскольку именно в его руках были сосредоточены все рычаги управления парламентской машиной. Он был главой всех вспомогательных служб Парламента: исполнителей, нотариусов, он вел всю необходимую документацию: запись решений, фиксация выборов, выдача документов о вступлении чиновника в должность, он обеспечивал хранение всех документов, он регистрировал и подписывал королевские ордонансы и письма, направленные в Парламент, он организовывал заседания Высшего суда королевства, именно он вел все переговоры от имени Парламента с другими органами государственной власти, с канцлером, королем.

Вторая группа чиновников Парижского Парламента — это его почетные члены, являвшиеся на заседания лишь в случае надобности (Conseillers d'honneur, Conseillers honoraires).

На начало XIV века в их число входили: от клириков — архиепископ Реймса, герцог; епископы Лана и Лангра, герцоги; епископы Бовэ, Нуайона, Шалона, графы; от светских сеньоров — графы Фландрии, Тулузы, Шампани, герцоги Нормандии, Бургундии, Аквитании.

Однако с XIV в. данные члены Парламента превратились лишь, по меткому замечанию исследователя Цатуровой С.К., в «орнаментальные фигуры»[371] Высшего суда королевства, поддерживающие его внешний блеск, престиж, авторитет дворянства и выражающие только совещательную функцию Высшего суда королевства, связывающую его с Королевской курией.

Как было сказано выше, почетные члены Парижского Парламента присутствовали на заседаниях последнего крайне нерегулярно. В каких же случаях требовалось их обязательное присутствие?

Перечень весьма скромен: открытие очередной сессии Парламента в торжественной обстановке, заседания по поводу вопросов о крупном землевладении или о домене короля, решения важных политических дел, выборов бальи и сенешалей.

Ордонанс от 13 октября 1463 г. вовсе обозначил лишь одно обстоятельство, требовавшее их присутствия на заседании королевского суда — рассмотрение судебного дела представителя самой знати в соответствии с правилами «суда равных»[372].

Более того, данные члены Парламента не имели преимуществ при обсуждении и принятии решений, т. к. находились в значительном меньшинстве.

Таким образом, почетные члены Парижского Парламента, придавая лишь торжественность заседаниям Высшего суда королевства, постепенно играют все меньшую и меньшую роль в парламентской корпорации.

Со временем почетные члены Парламента и вовсе перестают появляться на заседаниях, хотя формально, ордонансами закреплено их вхождение в состав суда. Их вывела из парламентской среды сама жизнь, профессионализация суда, борьба Парламента против влияния знати на свою деятельность, появление в составе суда знатоков права — легистов, а также политические изменения в стране — Нормандия, Тулуза и Шампань потеряли независимость, герцогство Гиень попало в руки англичан.

Кроме того, интересно обратить внимание, как перечисляются данные лица в протоколах заседаний Парижского Парламента — отдельно от остальных членов, подчеркивая их положение за пределами парламентской среды.

Высший суд королевства, оставляя знать в своем составе в численном и моральном одиночестве, формально не отказывался от почетных членов своего состава, тем самым достигая сразу две цели: ограничение влияния знати на свою деятельность с одной стороны и апеллирование к Королевской курии, как своей прародительнице и как к главному основному органу в королевстве старого порядка, с другой.

В заключении, хотелось бы обратить внимание на две важные тенденции эволюционирования качественного состава Парижского Парламента.

Первая — от преобладания лиц духовного звания над мирянами в составе Высшего суда королевства до постепенного их вытеснения.

Изначальное преобладание лиц духовного звания над мирянами объяснялось как воздействием церковной организации на формирование светской власти, так и желанием Парижского Парламента укрепить королевскую юстицию путем уменьшения церковной, для чего нужно было иметь реальные знания в делах церкви и в делах, подсудных ей.

Однако Высший суд королевства часто менял свою политику в данной области, регистрируя соответствующие ордонансы королей.

Так, при короле Филиппе V Длинном (1316–1322) вход духовным лицам в Парламент был закрыт, исключение было сделано только для членов Большого Совета (Ордонанс «О Парламенте» от 3 декабря 1318 г.[373]). Но это правило не соблюдалось.

Ордонансом от 21 января 1389 г. это правило было обновлено и Ордонансом от 5 февраля того же года было объявлено, что лишь те духовные советники, которые получат специальное письменное разрешение, могут участвовать в судебных заседаниях Парижского Парламента[374].

Людовик XI Благоразумный (1461–1483) вновь напоминает епископам и архиепископам, что они не могут заседать в Парламенте. Однако нарушения имели место, например, известно, что аббат из Клюни (Cluny) присутствовал на заседаниях, но уже 21 февраля 1498 г. он был лишен этой привилегии.

В 1490 г. Парижский Парламент отказывается повиноваться ордонансам Карла VIII Любезного (1483–1498 гг.), так, например, архиепископ Сенса (Sens) — Тристан де Салазар (Tristan de Salazar) участвовал в заседаниях Парламента. Но ввиду настоятельных просьб короля Парижский Парламент ужесточает правила присутствия епископов и архиепископов на судебных заседаниях Парламента. Теперь только бывшие духовные советники имели право присутствовать на заседаниях с условиями, что им, во-первых, не будут платить жалованья, а, во-вторых, они обязаны соблюдать конфиденциальность информации, которую будут оглашать на заседаниях[375].

Тем не менее, огромная церковная юрисдикция была крупным препятствием на пути окончательного утверждения королевском юстиции в средневековой Франции, поэтому Высший суд королевства использует приглашение лиц духовных званий на заседания для передачи в свою компетенцию важных церковных дел.

Однако со временем по мере увеличения количества знатоков права и судебных практиков лица духовного звания начинают покидать Парижский Парламент[376], тем самым Высший суд королевства избавляется от становившегося чуждым и неуместным сеньориального элемента в суде профессионалов.

Стоит отметить, что некоторые ученые, например французский ученый П. Виолле считает, что эти меры отвечали и интересам самих прелатов, поскольку участие в сессиях Высшего суда королевства оказалось для них слишком обременительным[377].

Вторая тенденция эволюционирования состава Парламента — это путь от превалирования светских и духовных советников только от севера страны до их равномерного представительства от разных частей королевства.

Так, изначально в управлении Францией превалировал север, представители юга страны практически не участвовали в государственном управлении королевства. Так было вплоть до второй половины XV века — до момента создания провинциальных парламентов по всей стране.

Таким образом, входящие в состав Высшего суда королевства как основные, так и почетные члены играли свою роль в механизме парламентской среды, начиная от защиты и толкования «интересов короля» до воплощения «идеи совета», создавая тем самым своеобразную парламентскую корпорацию, со своей жизнью, своими тенденциями и течениями, идеями и этикой. Развиваясь и эволюционируя профессионально, парламентская корпорация постепенно вырабатывает свои взгляды на государство, государственные интересы, которые нередко вступают в противоречия с другой его стороной, с другой частью Парижского Парламента — королем.

Более того, нельзя не заметить тенденцию к самостоятельности Парижского Парламента, которая выразилась в удалении канцлера от руководства Высшим судом королевства, в дружественном сотрудничестве с прокурором короля, в значительном ослаблении роли «почетных членов» Парламента. Теперь, если король хотел повлиять на деятельность Парламента, кроме как действовать лично, других действенных путей у него не было.

Говоря о непосредственном количестве чиновников королевского суда, необходимо выделить несколько особенностей установления численного состава Парижского Парламента в период с XIV–XVIII вв.

Первая особенность заключается в особом символическом отношении к цифрам. Так, будучи вскормленными римским правом, члены Высшего суда королевства сравнивали себя с Римским Сенатом, и поэтому стремились, чтобы численность Парламента достигала ста человек[378].

Французский философ и ученый Никола Орезм представлял Парламент как подобие Сената: «государи обладают суверенитетом, но во многих крупных делах они ничего не могут без другого суверена, каковым является Парламент во Франции, и коим был в Риме Сенат»[379].

По словам мыслителя и ученого Франции Ж. Жювенеля дез Юрсена: «Парламент в действительности состоит из тех, кого в римские времена именовали сенаторами, и которых насчитывалось сто человек»[380].

Однако на деле реальное количество чиновников Высшего суда королевства никак не совпадало с данной цифрой[381].

Так, согласно Ордонансу «О выполнении предписаний Большого Совета и посланных тайно Счетной палаты, а также положения о палатах Парламента, прошениях и следствиях» от 11 марта 1344 г. численный состав королевского суда был равен 81 чиновнику[382].

Интересно в данном контексте мнение французского писателя, советника короля Карла V Мейзера Ф., который в своем труде «Видение старого пилигрима» 1389 г. поставил под сомнение состав Парижского Парламента в размере 100 человек. Он считал, что численность Высшего суда королевства в 80–100 человек избыточная для «бедной, разрушенной войной» Франции, намекая и на ограниченность королевских доходов, и приводя в пример Иисуса Христа, которому «для совета и управления всем миром» потребовалось 12 апостолов и 72 ученика[383].

Вторая особенность, а скорее тенденция складывания численного состава Парламента заключалась в превращении королевских должностей в постоянные, штатные, т. е. существующие вне персон, их замещающих.

Еще Ордонанс «О благе, пользе и преобразовании королевства» от 23 марта 1302 г. не закреплял определенное число чиновников за Парламентом. Право распределять служителей принадлежало президентам и почетным членам: они сами решали, кто будет вершить правосудие в Большой палате, а кто поедет с расследованиями дел[384].

Однако уже король Филипп V Длинный (1316–1322) в июне 1316 г. своим Ордонансом[385] закрепляет численность Большой палаты Парламента независимо от конкретных лиц: двадцать девять членов не считая канцлера.

Далее номенклатура должностей фиксируется Ордонансом «О составе Парламента, исключении прелатов и их приеме в Совете» от 3 декабря 1319 г. Согласно данному акту в состав Высшего суда королевства входят: два президента, в Большую палату: восемь клириков и двенадцать мирян, в Следственную палату: 16 судей и 24 докладчика[386], в Палату прошений: 4 члена[387].

Наконец, Ордонансом «О выполнении предписаний Большого Совета и посланных тайно Счетной палаты, а также положения о палатах Парламента, прошениях и следствиях» от 11 марта 1344 г., считающимся «хартией Парламента» был надолго санкционирован следующий состав: три президента, в Большой палате: пятнадцать духовных советников и столько же светских членов, в Следственной палате: 24 клирика и 16 мирян, в Палате прошений: 8 членов[388].

В заключение данного рассуждения, следует отметить, что состав Парижского Парламента, как было сказано выше, был подвержен постоянным изменениям. Непостоянство состава Высшего суда королевства вполне объяснимо. Во-первых, особую роль играл субъективный фактор: при вхождении на престол короли старались установить удобные для них состав и численность Парламента. Во-вторых, на составе последнего отражалась давняя и непрерывная борьба между светской и церковной властью: в зависимости от того, какая из них имела больший вес в тот или иной период времени, менялось количество духовных советников — либо в сторону увеличения, либо наоборот. Наконец, увеличение подлежащих рассмотрению в Парламенте количества дел, равно как их усложнение, а также появление множества организационных вопросов ознаменовали очевидную необходимость увеличения числа президентов палат, что и стало постепенно воплощаться в жизнь.

Подводя итог второй главы данного исследования можно прийти к следующим выводам.

Анализ нормативно-правовых актов, просветительских идей XIV–XVIII вв. во Франции позволяет утверждать, что в период XIV — начала XV вв. происходит окончательное становление организации Парижского Парламента, формирование основных принципов деятельности суда, способов его комплектования, структуры и состава.

Не случайно сами парламентарии связывают начало своей деятельности с 1344 г., когда был принят Ордонанс «О выполнении предписаний Большого Совета и посланных тайно Счетной палаты, а также положения о палатах Парламента, прошениях и следствиях» от 11 марта 1344 г., закреплявший принципиальные моменты деятельности королевского суда.

Продолжается осмысление королевской власти, предназначения монарха, его личных обязанностей как главы государства, развиваются идеи о публичном характере королевской власти, о служении короля не личным интересам, а королевству, общей пользе и общественному благу. Кроме того, продолжается развитие теории «двух тел короля», в которой Парижский Парламент определяется как «продолжение института короля — короны». Важно отметить, что данная идентификация Высшего суда королевства — инициатива самих парламентариев. Именно общественная и политическая мысль того времени, большую часть которой составляли взгляды самой парламентской среды, выработала и применила соответствующую теорию к Парламенту. Реакция монархов на данную претензию была различной: во времена правления короля Карла VI Безумного (1380–1422) одобрялась для поддержания авторитета королевской власти; уже при правлении Людовика XIV (1643–1715) мешала окончательной централизации страны.

В связи с самим существованием Парижского Парламента — государственного органа, являющегося «продолжением политического института короля», защищающего корону и государство от необдуманных действия самого государя, возникает представление об особенностях природы абсолютной монархии во Франции, дающее возможности для последующего исследования данной проблемы.

Анализ традиций парламентской среды, королевских указов, а также протоколов заседаний Высшего суда королевства, позволил к существующим основным принципам деятельности Парламента, а именно принципу письменности, принципу несменяемости судей и принципу несовмещения должностей, добавить следующие: принцип коллегиальности в принятии решений; принцип конфиденциальности работы суда; принцип большинства при принятии решений с учетом мнений меньшинства; принцип профессионализма и компетентности чиновников Парламента; принцип личного присутствия на заседаниях.

Данные принципы деятельности Парламента позволяют составить наиболее полное представление о существовании последнего, осмыслить характер его работы: постоянный, сплоченный, профессиональный, понять пути принятия решений от имени всего королевского суда.

Период XIV–XVIII вв. ознаменовал собой появление новых способов формирования Высшего суда королевства, которые можно разделить на два типа: законный и «теневой». К законному типу относились: назначение советников короля и выборы советников короля с последующей кооптацией. К «теневому» типу: наследование мест в Парижском Парламенте и покупка парламентских мест. Особенностью комплектования Высшего суда королевства являлось существование и действие законного и «теневого» типов не хронологически, но практически одновременно.

Как глава судебной власти во Франции король всегда имел право назначать своих чиновников, Парижский Парламент, как автономный и профессиональный судебный орган практиковал систему выборов своих советников, стремясь отобрать наиболее достойных. Сами парламентарии, преследуя цель стабилизировать состав суда, а также максимально сформировать сплоченную, закрытую корпорацию, создавали в своем составе наследственные династии, передавая должность от отца к сыну. Более того, почетное положение «дворянства мантии», нужда короны в дополнительных финансовых потоках, породили куплю-продажу парламентских должностей.

Поскольку основные способы формирования состава суда относились к ведению последнего, парламентские должности начинают рассматриваться как объекты права собственности, со всеми вытекающими полномочиями по отношению к ним.

Однако парадокс заключалась в том, что приобретая право собственности на конкретную должность в Парламенте — «продолжении политического института короля», чиновник «покупал» часть государственных полномочий суда, коих порождала соответствующая должность.

Данная проблема лишь усугубляла и без того противоречивые взаимоотношения монарха и Парижского Парламента.

Высший суд королевства в рассматриваемый период сформировал и законодательно закрепил свою внутреннюю структуру.

К постоянно действующим палатам Парламента относились: Большая палата (la Grand chambre); Следственная палата (la Chambre des enquetes) и Палата прошений (la Chambre des requetes), Уголовная палата (la Tournelle), палата, которая заседала во время судебных вакаций (la Chambre des Vacations).

Создание каждой из палат было продиктовано, во-первых, совершенствованием судебного процесса: появлением стадий (принятие жалоб; сбор доказательств и расследование; рассмотрение дела по существу), разделение процесса на гражданский и уголовный, а также формированием представления о Парламенте как о постоянно действующим органе.

К экстраординарным палатам Высшего суда королевства следует отнести Палату Эдикта (la Chambre de l'Edit), палату Святого Людовика (la Chambre de de Saint-Louis) и Огненную палату (la Chambre ardente).

Причины создания данных палат — конкретные исторические события, требовавшие ведения специфического судебного процесса и решения чрезвычайных задач.

Состав Парижского Парламента в XIV–XVIII вв. в связи с тенденциями улучшения качественного состава и роста количественного, превращается в профессиональный штат служителей короны.

Главными вехами на соответствующем пути являлись: превращение королевских должностей в постоянные, штатные, т. е. существующие вне персон, их замещающих; формирование самобытной парламентской корпорации с точным определением входящих в нее чиновников; создание мифологического образа суда, сравнимого с римским Сенатом.