» Пролог
"Расстанься с ней! – весь мир кричал-вопил, но я ее любил.
Она грешна, ей места нет в раю, но я ее люблю.
Умерить пыл ее не хватит сил, но я ее любил.
А локоны совьют тебе петлю, но я ее люблю."
из песни А. Новикова
На дисплее манящим огоньком горело уведомление о новом сообщении. Я как диабетик смотрел на конфету, понимая, что не смогу справиться с искушением, а потому молился, чтобы у Анны стоял защитный пароль. Знаю, что не должен проверять ее, но больше не мог просто наблюдать за ее чертовыми переписками. Неизвестность сводила с ума, как и адская ревность, и в то же время, я до безумия боялся того, что увижу. Но все же не выдержал-открыл сообщение, сердце замедлило ход, а я невидящим взглядом смотрел на текст: « Интернет глючит. Я позвоню сразу после конференции. Всю неделю буду мечтать о твоей улыбке. До вторника Анют.»
Я сжал чертов телефон с такой силой, что посинели пальцы, мне хотелось разнести его к чертям собачим, как если б это был ублюдок, пишущий моей жене. Я задыхался от какофонии эмоций. Чувствовал себя жалким, отравленным ядом предательства, все нутро сжимало от агонии. Черт, это я уже проходил, но сейчас почему-то было еще больнее.
Трясущимися руками открыл входящие, но сообщений, которые меня интересовали, не было. Либо она их удаляла, либо общалась со своим хахалем по почте. Внутри меня все дрожало, сжималось от боли, желудок скручивало. Ну, что, что я делаю не так? Странно, но в эту минуту не было ярости или гнева, была горечь и боль, накрывающая с головой. Конечно, еще рано делать вывод о чем-то, но уже одно то, что она улыбается рядом с кем-то, тогда как я не могу и лишнего слова из нее выдавить- это убивало меня. Выше моих сил было знать, что кто-то другой в этот сложный период нашей жизни видит ее улыбку. Я усмехнулся, хотелось хохотать от боли, потому что гребанная бумеранга не спит. Вот, как ей было, когда я общался с Ким. Что ж у тебя, Эни, получилось отомстить! Если ты хотела выиграть, то зря старалась, я уже давно проиграл! Аплодирую стоя милая, ты в очередной раз меня уделала.
Сейчас я мечтал, чтобы это была именно месть, иначе я просто вскроюсь. Господи, да было ли у нас что-то, любила ли она меня хоть когда –нибудь? Может, я все выдумал, поверил в то, что хотел видеть? Возможно, права Белла, и нам лучше разбежаться, оставить все, как есть и не пытаться распутать запутанный клубок наших отношений. Пожалуй, мы смогли бы друг без друга, но только я точно знаю, что жизнь на этом закончится для меня. Пусть ненавидит, пусть кричит, что я виноват во всем, пусть врет мне в наглую, пусть слезами уливается, но лучше так, чем я свихнусь без нее. Черт, наверное, я уже свихнулся, раз еще не разнес все к чертям собачим, хотя хочется, очень хочется. « Анюта»! С*ка! Собственнические инстинкты душили. Хотелось вопить от агонии, которая сжирала меня изнутри. Я закусил до крови руку, сдерживая мат, крутящийся на языке и вышел быстрым шагом из комнаты, пытаясь успокоится. Но меня трясло от стойкого ощущения дежавю, я был на грани. Дьявол, хотелось ее на части разорвать. Кричать ей: «Что же ты со мной делаешь чертова с*ка, сколько можно проверять меня на прочность?! Чего добиваешься , мать твою? Ведь знаешь, что я до победного не отпущу. Да ты и сама не уйдет. Ну, давай! Давай, мать твою, добивай меня. Мне ведь все нипочем. Ты же ненавидишь меня за то, что мне недостаточно плохо, по-твоему. Ты рассудила, что мне должно быть еще хуже! Ты видишь только себя. Льешь слезы, рвешь волосы и считаешь, что тебе больно, а мне нет. Да я бы ими упивался, если бы они приносили хоть каплю покоя!»
Боже, что мне сделать? Ведь я все сделаю! Пусть только скажет! Скажет полазать на коленях, буду ползать, умолять буду, просить. Хочет слез, рыдать буду, хочет, чтобы душу вывернул, выверну. Только пусть она скажет, пусть не молчит, пусть только не смотрит на меня так, как весь этот месяц, ведь знает, что загоняет мне под ногти иглы своим безразличием. Это гребанное спокойствие с ума меня сводит! Я как параноик, как наркоман ловлю каждый ее взгляд и каждое слово, боясь спугнуть и что-то испортить, хотя портить нечего, но я верю еще во что-то. Надеялся еще, надежда всегда до последнего не отпускает... Думал, что если буду молчать и подыгрывать ей, то все вернется на свои места, что она успокоится, и мы сможем наладить наши отношения. Наивный идиот! Просто так ничего не бывает. И что делать сейчас? Этого я так и не решил, потому что в коридор, по которому я нарезал круги, вышла Анна и удивленно посмотрела на меня.
-Не спится? –равнодушно спросила она, просто для того, чтобы заполнить паузу. В этот момент я понял, что хочу поговорить, выяснить все, объяснится на счет Ким, ведь проблема в моем общении с ней. Я уже готов на все, только бы вывести Анну на эмоции. Меня от нашей игры в примерную семью на изнанку выворачивает. Может и не стоило сейчас, потому что я был слишком взвинчен, выбит из колеи, но я больше не мог смотреть на этот спектакль. Хотя одно я понял точно- я ни словом не обмолвлюсь о том, что знаю про отдушину, которой она расточает свои улыбки. Боже, до чего я дошел, готов закрыть глаза на то, что жена скоро наставит мне рога, если еще не наставила, только бы она не ушла.
-Я проведал Ди.-ответил, как можно спокойнее, но меня всего колотило и так и подмывало схватить Анну за плечи и вытрясти из нее все мысли о другом мужике, но я держался, хотя это стоило мне адских усилий.
Анна ничего не ответила, кивнула и собиралась идти дальше. Я не мог позволить ей этого, не поговорив:
-Ты телефон забыла на столике.-протянул его ей. Она несколько насторожилась, ожидая от меня видимо еще чего-то, но я тушил в себе гнев и молчал.
-Спасибо, я как раз за ним шла. –хрипло ответила она напряженным голосом, холодные пальцы осторожно забрали у меня телефон, а я лихорадочно пытался найти слова ,чтобы задержать ее и наконец-то сказать все, что хотел. И тут я вспомнил о презентации книги.
-Анна, я хотел тебе сообщить...-начал я, растягивая слова, она же все так же скучающим взглядом смотрела на меня, всем своим видом говоря, что делает мне великое одолжение. Меня это подхлестнуло, и я процедил. – Через два дня будет презентация книги, мы должны быть на этом приеме. Я надеюсь, ты будешь благоразумна.
Я ожидал, что она меня пошлет или же хоть чем-то выдаст свои истинные эмоции, но она лишь усмехнулась и в той же наплевательской манере ответила.
-Ну, как скажешь. Это все?
- Черт..да сколько можно уже?! –не выдержал я все же.
-Прости?-удивленно вскинула она бровь. Я вздохнул и подошел к ней, теперь у меня появилась возможность объяснится.
-Послушай Эни, нам обоим пришлось нелегко ...Каждый из нас был не прав. Я сожалею, что не сумел поддержать тебя должным образом...Что касается Ким...
-Извини Маркус, но я устала и не хочу сейчас об этом говорить.-оборвала она меня и направилась в свою комнату, но я пошел следом.
-Тогда о чем ты предлагаешь нам говорить, или считаешь, что месяц разговоров о погоде и прочей херне-это нормально?
-А можно мы не будем говорить о чем-то таком глобальном? Будем просто проживать день за днем, делами заниматься. В чем проблема Маркус? Сначала ты хотел, чтобы я не надоедала тебе слезами, поэтому отправил меня в психушку, сейчас ты хочешь, чтобы я вывернула перед тобой душу, так как тебе не нравится наша « примерная семья»! Я тебя не пойму.- язвительно пропела она.
Меня окончательно взбесил этот ироничный тон.
-Я не говорю, что нам нужно срочно обо всем разговаривать, но у нас проблемы и они очевидны. Я лишь хочу, чтобы ты поняла, что и мне нелегко и что сейчас мы должны, как можно больше помогать друг другу....
Я выдал все это на одном дыхание, но когда раздался ее хохот, замолчал и не знал ,как реагировать. Настолько я был выведен из строя, что хотелось надавать ей по щекам, мне казалось, что я разговариваю с невменяемой. Она же продолжала смеяться, качая при этом головой.
-Какого хрена ты смеешься? Я с тобой серьезно разговариваю, прекрати уже ломать комедию, мне она осточертела!
-А меня тошнит от тебя Маркус! Если бы черное надо было сделать белым- это была бы работа для тебя! –вскричала она, намереваясь уйти.
-Что это, мать твою, значит? Думаешь, я не переживал, думаешь мне легко?-ответил ей, повышая голос.
-То, что я думаю- не твоя забота. А впрочем, в последнее время я о тебе вообще не думаю.
Меня эта тирада привела в ярость и шок. Охренела она что ли совсем?
-Знаешь, не хочу напоминать, но уж слишком по-свински делать такие заявления, учитывая, что я содержу тебя, плачу за все, что ты видишь вокруг себя. Я пашу, мать твою, по десять часов в день, чтобы ты могла лить слезы в подушку, ни о чем не задумываясь, кроме себя любимой! Может, именно в том и проблема, что ты слишком хорошо живешь?-ярость захлестывала меня. Анна побледнела, а потом дрожащими губами ответила:
-Мне казалось, что в начале разговора ты обвинил меня в обратном. И да, спасибо огромное, но я ни на миг не забываю, что ты оплачиваешь мои счета, сейчас я еще чаще вспоминаю об этом, именно поэтому вышла на работу, как видишь.
-Твою мать, ты хочешь меня с ума свести что ли? Я ведь не про деньги тебе говорю!
-Я тебя поняла Маркус. Было бы больше забот, меньше бы ныла, верно? Знаю, как тебе хочется, чтобы жизнь вернулась в прежнее русло, но этого никогда не будет, не возьму только в толк, чем тебе не угодил последний месяц? Кажется, мы вполне спокойно жили. Прости конечно, что не оценила твоих широких жестов, но все же настроение я еще пока не могу скорректировать.
Она говорила это уставшим голосом, так буднично, словно мы обсуждали гребанную погоду. На лице вновь была маска невозмутимости и скуки. Меня начало потрясывать, и я решился на отчаянный шаг. Я просто больше не выдерживал этого дурдома, в который превратилась наша жизнь, мне нужна была разрядка, как впрочем, и Анне. Может это было неправильно, но ничего иного у меня не было в запасе, также меня до сих пор не отпускали мысли о ее «любовнике», они жалили, как осы, вызывая боль и желание мстить.
-А если я скажу, что спал с Ким, тоже будем делать вид, что все прекрасно и корректировать настроение.
Она на мгновение застыла и перестала складывать какие-то документы в свою сумочку, посмотрела на меня внимательным взглядом, а после сказала:
-Маркус, а зачем ты мне вообще будешь говорить об этом?
Я не знал, что ответить, кроме, как сказать, что ревную и хочу убедится, что не безразличен ей, что хочу, понять ее. Но она не дала мне даже рта раскрыть, ошарашив очередной порцией равнодушия.
-Какой в этом смысл? Чего ты добиваешься? Думаешь, я буду ревновать тебя? –иронично воскликнула она.
Она била точно в цель, я поперхнулся, но с каждым словом ярость и желание что-нибудь размазать по стенке становилось невыносимым.
-Думаешь, я снова влюблюсь в тебя, поняв, что ты можешь уйти? Или может это такой ход, чтобы я вернулась в твою постель? Или что Маркус? Что тебе от меня надо?
Я ожидал чего угодно, но не вот такой язвительной отповеди, она задевала за живое, унижала какой-то небрежность и абсолютным пофигизмом, с каждым брошенным словом, я злился все больше и больше, чувствуя, что хочу ответить этой стерве тем же.
-Может, мне нужно, чтобы ты как нормальная женщина сказала, что ты чувствуешь ?
-Хорошо!-невозмутимо пожала она плечами.- Я ничего не чувствую.
-То есть тебе наплевать на меня? –бросил я в ответ.
-Верно, наплевать, а потому совершенно нет никакого дела кого ты тр*хаешь! Просто сделай одолжение-избавь меня от подробностей!
Вот так! Хлестко в самую цель и меня словно парализовало. Знаете, когда говорят «мне все равно» становится пусто и холодно. Все внутри протестует и хочется орать об этом, сказать что-то или сделать, но ведь ей наплевать. Всего одно слово и ведь действительно словно плюет в самую душу, занозой впивается в сердце и гниет там, разъедая тебя изнутри, потому что осознавать, что человеку, который является для тебя воздухом, ты не нужен, подобно удару, который медленно отправляет тебя на тот свет.
» Глава 1
"...Молодая, с чувственным оскалом,
Я с тобой не нежен и не груб.
Расскажи мне, скольких ты ласкала?
Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?..."
из стихотворения С. А. Есенина
Тихая мелодия в исполнении Вагнера ласкала слух. «Еще пару минуточек!»-в который раз повторила девушка, переставляя будильник. Но мысль о том, что сегодня ей придется посетить кабинет главного редактора, взбодрила. В животе появилось неприятное ощущение, именуемое волнение. Хотя удивляться было нечему. Вызов к главному редактору - это однозначно трагедия! Учитывая, что она начинающая журналистка, то ждать от этой встречи что-то хорошее не стоит. Наверно, лучше сразу же подать заявление об увольнении, а не ждать, когда с позором выгонят. Но было так горько и обидно, что слезы стояли в глазах. Она столько стремилась к работе в этом издательстве, столько сил вкладывала, чтобы удержать это место и доказать всем, что она не просто дочка политика, она действительно достойна этой работы. Девушка сама пробила себе путь наперекор родителям. Стремилась быть независимой, хоть и с бабушкиным наследством, оставленным ей, это было легко. Именно по этой причине у нее была дорогая одежда, квартира в центре и хорошая машина. Но ведь все это не имеет никакого отношения к работе. На работе она была на таком же положении, как и все. Отец никогда бы не стал помогать ей в этом. Он ненавидел ее профессию, а она никогда бы не попросила его о помощи. Никогда! Даже если бы работала в самом захудалом месте. Главное, что Ким сама добилась этого. Главное, что она может сделать, наконец, что-то без родительской опеки и помощи. К этому она шла очень долго, бунтовала против родителей ради того, чтобы самой принимать решения относительно своей жизни. Она совершила множество ошибок, но оно того стоило. Теперь девушка дышала полной грудью, теперь она жила так как ей всегда хотелось. Больше не нужно было выдавливать из себя фальшивые улыбки, говорить то, что совершенно не хочется говорить, даже еду она теперь ела такую, которую хотела. Хотя привитые ей с детства привычки не изменились. Ким не была высокомерной или снобистской, как многие дети богатых родителей, но у нее было прекрасное воспитание и безупречный вкус. Она было своей как в самом изысканном кругу, так и в компании простых людей, от которых отец всю жизнь пытался ее оградить. Ему приходилось это делать, потому что она училась в частной селективной школе, в которой были дети и из семей более скромного положения. Частная, не селективная школа для детей богатых родителей, в которой Ким проучилась несколько лет, показалась мистеру Войту совершенно не подходящей. Ибо в ней слишком многое дозволялось детям, что порождало распущенность и лень. Он был категорически против такого воспитания своего единственного ребенка, а потому в одиннадцать лет Ким была отправлена в Вестминстерскую школу. По мнению мистера Войта, да и не только, школа основанная королевой Елизаветой I была наилучшим среднеобразовательным учреждением Англии. Она славилась не только высоким уровнем подготовки учеников, но и строгой дисциплиной, а также академическим методом обучения. И главное, здесь учились мать и бабушка Ким, а отец был уверен, что во многом порядочность и строгие правила морали были привиты женщинам двух поколений Войтов данным заведением. В новой школе Ким стала белой вороной, потому что мало за кем приезжали на лимузине, также ей было категорически запрещено задерживаться после занятий, поэтому друзей у нее не было, пока в школе не появился Колин Барт. Он был из простой семьи, из-за чего тут же попал в черный список друзей для дочери мистера Войта. Но как не старался отец оградить дочь от плебейского влияния, Ким все же подружилась с Колином. Наверно, тогда она впервые решилась на бунт. Ей было слишком одиноко и очень хотелось иметь друзей. Колин был такой же белой вороной среди воспитанников школы. Из толпы его выделяли неординарное мышление, энергичность и неутомимая тяга к знаниям, за счет этих качеств он и смог получить гранд на обучение в Вестминстерской школе. Они долго сближались- короткие фразы во время перерывов между уроками, потом записки на занятиях, вскоре это переросло в общение. Однажды Ким сбежала с Колином после уроков, отец был в ярости, но так продолжалось до тех пор, пока мистер Войт не признал поражение и то только потому, что увидел в Колине разумного мальчишку. Все последующие годы Ким и Колин были неразлучны как в школе, так и в колледже, а после вместе поступили в Кенсингтонский университет. Именно в тот момент между Ким и отцом развязалась настоящая война. Девушка готова была на все лишь бы учиться на факультете журналистики, мистер Войт тоже был настроен решительно, он хотел, чтобы она пошла по его стопам и занялась политикой. Маргарет Тэтчер была для мистера Войта эталоном деловой, умной женщины. Он мечтал увидеть в Ким подобную железную хватку, упорство и ум. Как оказалось, его немногословная дочь обладала именно этими качествами. Только направлены они были против воли отца. Противостояние длилось несколько месяцев, пока Ким не ушла из дома, жить к Колину. Мистеру Войту второй раз пришлось признать поражение, но он не мог сдаться просто так, а потому лишил дочь содержания, рассчитывая, что вскоре Ким разочаруется в своем выборе. В годы студенчества девушка подрабатывала и жила на деньги, которые ей давала мать, а в двадцать один год получила наследство бабушки со стороны матери, которая просто терпеть не могла отца Ким. И скорее из ненависти к нему, чем от любви к внучке отписала свое состояние Ким. Оно было небольшое, но за три года девушка так его и не истратила, хоть и не особо ограничивала себя. Все-таки она привыкла к роскоши, и как только появились деньги, вынужденной экономии пришел конец. К тому же после окончания университета ей предложили отличную работу с вполне достойным доходом. Ким была счастлива как никогда. Теперь она была уверенна в завтрашнем дне, теперь она могла не бояться, что придется обратиться за помощью к родителям. Она победила и гордилась собой. Потому что сама, своими силами добилась чего-то в жизни, без помощи папы.
Эта мысль подняла не слишком веселое настроение девушки. Ким еще немного понежилась в постели, а после отправилась в душ. У нее было немного времени, но она не смогла отказать себе в обжигающем кофе и сигарете. Пять минут она с особым наслаждением смаковала такие вредные радости, а после начала собираться на работу, морально готовя себя к увольнению. Твидовый костюм от Шанель, уложенные в шишку волосы и туфли–лодочки придали Ким уверенный и деловой вид. Только внутри уверенности абсолютно не было. Но девушка ничем не показала этого, наоборот, набрав в грудь побольше воздуха, высоко вздернула подбородок и отправилась на работу. Как не торопилась, Ким все-таки опоздала, поэтому, не успев зайти, ее тут же вызвали в кабинет к главному редактору.
-Мисс Войт, проходите, не стесняйтесь !-громко сказал мистер Уинслоу, как только Ким постучала.
-Здравствуйте.-поздоровалась Ким, неловко переминаясь с ноги на ногу. Страх противно разливался где-то в области диафрагмы, заставляя девушку нервничать.
-Доброе утро. Присаживайтесь!- коротко бросил мистер Уинслоу, за это время он ни разу не взглянул на Ким, продолжая что-то активно печатать. Ким недоуменно взирала на лысую макушку своего начальника и просила высшие силы, чтобы ей вынесли приговор как можно скорее, хоть она и не понимала, что сделала не так. Но мистер Уинслоу продолжал заниматься своей работой и долгие пять минут не обращал на Ким никакого внимания. Когда же она тактично кашлянула, он поднял на нее свое хмурое лицо и без предисловий заявил:
-Вы, я думаю, уже в курсе по какому поводу я вас сюда вызвал?
Ким тяжело вздохнула и кивнула. Неизбежность накатывала так, что девушка впала в ступор и не могла слово вымолвить, а хотелось кричать, колотить руками и биться головой. Она хотела знать почему, но не решалась задать интересующий ее вопрос. Мистер Уинслоу с каким-то пристальным вниманием оглядывал ее, тонкие губы были недовольно поджаты. Он словно что-то обдумывал и не мог прийти к окончательному решению, но обречено вздохнув, все же сказал :
-Тогда приступим к делу, мисс Войт!
Ким снова кивнула.
-Итак, работа с мистером Беркетом будет нелегкой, на все про все он дает нам не больше трех недель. Также вы должны собрать информацию от близких ему людей: мать, тренер, товарищи по команде...
Мужчина продолжал что-то еще говорить, а Ким лихорадочно пыталась понять, что это все означает, но ничего не получалось.
-Мистер Уинслоу, подождите! –перебила она . Он в недоумении приподнял бровь и застыл в ожидании пояснений. –Я ничего не понимаю, мистер Уинслоу, я думала, что вы вызвали меня по другому вопросу.
-Например?
Ким замялась, не зная, что ответить. Ей не хотелось рассказывать о своих переживаниях и худших предположениях. Это было стыдно, поэтому она уклончиво сказала:
-Да так ничего особенного, просто сейчас я ничего не понимаю.
Мистер Уинслоу недоверчиво взглянул на нее, и откинувшись на спинку стула, начал посвящать ее в курс дела:
-Я думал, что вы в курсе, мисс Войт. Что ж, тогда поздравляю вас с чудесной новостью!
Он говорил это голосом, напрочь лишенным эмоций, поэтому Ким ждала подвоха, в эту минуту ей до боли захотелось выкурить сигаретку, чтобы унять нервную дрожь в теле. Она чувствовала, что сейчас ей скажут что-то важное, и оказалась права:
-Я долго размышлял и решил, что именно вы займетесь биографией Маркуса Беркета. Книга должна была быть написана еще шесть лет назад, но как вы помните, в жизни мистера Беркета произошли перемены неприятного характера, поэтому все это дело пришлось отложить в долгий ящик. Сейчас же момент благоприятнейший, да и теперь эта книга будет вдвойне интересной. На днях мы получили разрешение мистера Беркета, он готов уделить нам время и ответить на наши вопросы, за исключением тех, которые касаются его развода и тюремного заключения. Мисс Войт, вы меня слушаете?
Ким немигающим взглядом смотрела на своего начальника и не могла понять шутит он или серьезно. Такого просто не может быть! Такую работу не дают новичкам. Это же не статья какая-то, это книга, книга об известном человеке!
-Почему я? –ошарашенно спросила девушка.
-Мисс Войт, я все понимаю конечно, но давайте не будем разыгрывать спектакль! – грубо оборвал мистер Уинслоу, приводя Ким в еще большее замешательство.-Вы согласны взяться за работу?
Ким все еще не верила в происходящее, она не знала как реагировать на свалившуюся на нее новость. Да, это безусловно толчок вперед, это потрясающая возможность заявить о себе и прославиться, но она не понимала почему именно ей она представилась. Ким не верила, что ее заметили и оценили, она была обычным, штатным сотрудником. Она хотела понять в чем подвох, но появившаяся вдруг радость отодвигала все эти сомнения на задний план.
-Мисс Войт?-оторвал ее от размышлений мистер Уинслоу.
-Э..Да, конечно! Но ...
-Никаких но! Если вы беретесь за это дело, то вы должны понять одно, что в случае неудачи, я просто не знаю, что с вами сделаю! Вы будете работать над книгой не одна, я буду полностью вас контролировать, ваша задача создать при общении с Маркусом Беркетом атмосферу если не дружественную, то хотя бы непринужденную. Именно по этой причине выбор пал на вас. Вы еще зеленая в нашем деле, у вас нет напора и наглости, но сейчас в этом ваше преимущество! Вы воспитаны и тактичны, это как раз то, что нужно при работе с Маркусом Беркетом. Он очень сложный человек, поэтому мне нужны вы. Уверен, что вы со своим еще не замыленным профессионализмом подходом, сможете найти с ним общий язык. Надеюсь, вы меня поняли?
Ким в который раз кивнула, не в силах что-либо ответить. Теперь она все понимала, мистер Уинслоу четко обозначил ее роль в этом деле. Ей предлагали быть посредником. Никто и не собирался доверять ей такую ответственную работу. А она раскатала губу, размечталась. Дура-дурой! Девушка поморщилась от отвращения и горечи. Радости больше не было, было только разочарование. Как будто ей дали конфету, а внутри красивой упаковки оказалась пустышка. В душе родился порыв - послать к чертям эту чертову работу. Но она тут же отбросила бестолковое самолюбие и принялась рассуждать здраво. В конце концов, это выгодное предложение для любого журналиста, некоторые даже за всю жизнь не получают таких. Это безусловно опыт работы и еще какой! Она будет последней идиоткой, если позволит эмоциям управлять собой. Да и к тому же, откуда такая гордость, с чего ей должны были дать такую работу под абсолютную ответственность?! Она еще никто, надо об этом помнить! Пока Ким мысленно успокаивала себя и настраивала на нужный лад, мистер Уинслоу достал толстенную папку и положил рядом с ней.
-Это информация о Маркусе Беркете, которую вы должны изучить. Также вы должны ознакомиться с планом работы, вы должны четко понимать, мисс Войт, какие вопросы нужно осветить, какие требуют особого внимания. Как только разберетесь с этой папкой, и мы все обсудим, то составим план ваших встреч с мистером Беркетом. Вы должны быть подготовленной к каждой из них. Маркус Беркет не любит, когда суются в его жизнь, а потому сейчас уникальный случай. Запомните это и не проявляйте инициативы, придерживайтесь моих рекомендаций по поводу тем для обсуждения с этим человеком! Кажется, я все сказал, что хотел.
Пока мистер Уинслоу давал ей распоряжения, Ким окончательно пришла в себя. Она была собрана и внимательно слушала все, что он говорил. Ее удивляло, что за последние пятнадцать минут ее эмоции прошли такую трансформацию от безумного страха за будущее до страха перед той ответственностью, которую на нее возлагали. Но она не могла сдрейфить, иначе потеряет работу. Ким осторожно взяла тяжелую папку и начала собирать вещи, считая разговор оконченным.
-В какой срок я должна уложиться?-спросила она напоследок, поднимаясь с кресла.
-Думаю, двадцати четырех часов будет достаточно!
Она вновь кивнула, чувствуя, что предстоит веселая ночка, и направилась к выходу.
-Да, и еще, мисс Войт…
Ким обернулась и застыла.
-Заберите у Кейт приглашение на церемонию вручения золотого мяча.
Ким недоуменно вскинула бровь, но он тут же пояснил:
-На ней в качестве гостя и будет присутствовать Маркус Беркет, я хочу, чтобы вы познакомились с ним там, и сообщили, что будете работать над книгой. Таким образом, вы не будете терять время на неловкость и прочий бред во время первой встречи. Подберите себе подобающий наряд и ведите себя ненавязчиво! Пару вежливых фраз будет вполне достаточно. У вас есть ко мне какие-нибудь вопросы?
-Нет! –сквозь стиснутые зубы ответила Ким. Ей казалось, что она в армии, и ее муштруют, как солдата перед боем.
-Отлично! Теперь можете езжать домой и разобраться со всем в спокойной обстановке, записывайте вопросы, которые возникают у вас в процессе изучения материала, чтобы когда придет время вы вдруг о них не вспомнили и не знали, что делать. А лучше сразу звоните, я буду на связи.
-Хорошо, всего доброго!
-И вам!
Как только она вышла из приемной главного редактора, на нее тут же все уставились в немом вопросе, но Ким предпочла не замечать вопросительных взглядов. На работе, как и в школе, у нее практически не было друзей, так разве что пара приятельниц, которым она шепнула, что объяснит все позже. Ким была очень взволнована, поэтому приехав домой и скинув с себя атрибуты деловой женщины, она тут же закурила и налила себе бокал вина. Около часа девушка отдыхала и приводила в порядок свою нервную систему после эмоционального утра, но как только она взялась за изучение увесистой папки, вся ее работа над собой сошла на нет. Ким словно выпала из реальности, она читала, нет, она захлебывалась жизнью Маркуса Беркета. Девушка пропускала все заметки и вопросы, она просто погрузилась в свои эмоции, которые с каждой прочитанной строчкой круто менялись. Ким радовалась за бедного мальчика, достигшего своей первой награды, она проникалась гордостью за юношу, добившегося своей цели и получившего место в одном из престижных футбольных клубов, а потом все изменилось... Юноша превратился в мужчину, ставшего легендой футбола. Как профессионал своего дела, Маркус Беркет заслуживал уважения и почета, но его личная жизнь повергла Ким в ужас и шок . Она не понимала, она была в ярости, она испытывала отвращение к этому человеку за то, что относился к женщинам как к одноразовым салфеткам. За то, что вытворял отвратительные, мерзкие вещи, не скрывая и не тая свою развращенную натуру. А потом он женился, потому что одна милая девушка имела несчастье забеременеть от него. И что самое удивительное, вся эта ситуация выглядела как красивая сказочка о бедной, юной красавице, встретившей своего принца. Именно так все и думали, пока Анна Беркет не оказалась в больнице с серьезными, телесными увечьями. Она была зверски избита своим мужем, который на следующее же утро вышвырнул ее из своей жизни как ненужный хлам. На этом этапе Ким потеряла связь с реальностью, ее единственным желанием было определить этого человека в психушку и никогда не выпускать. Она бегала из стороны в сторону, пытаясь успокоиться, она выкурила почти всю пачку сигарет. В душе бушевало негодование и ярость. Если ее настолько потрясли сухие факты, то что пришлось пережить этой бедной женщине?! Ким хоть и не была феминисткой, но она не могла спокойно смотреть на такое вопиющее ущемление прав и свободы уже не столько женщины, сколько просто человека! Она не понимала такого, она не знала, что такое жестокость, не могла даже вообразить, как и по какому праву человек может ударить другого человека?! Тем более любимого, тем более мужчина женщину. Вопиюще, мерзко, низко, отвратительно! Девушка готова была взорваться от переполнявшего ее гнева. Все дальнейшее вызвало у нее еще большее негодование. Ее реакция на убийство не была такой бурной, потому что от этого человека, а точнее зверя, она ожидала уже чего угодно. Но главное, что ее привело в бешенство, так это то, что Анна осталась со своим ненормальным мужем и ждала его на протяжении четырех лет. Ким сей факт потряс настолько, что она в ярости отшвырнула от себя папку. На часах была уже два часа ночи, но сна не было ни в одном глазу, в голове крутилась лишь одна мысль. Почему? Как такое возможно? Чем руководствовалась эта женщина? Ким строила догадки, предположения, она пыталась анализировать и понять Анну Беркет. Может, это стокгольмский синдром? Может, она сошла с ума? Черт возьми, как можно остаться рядом с мужчиной, который искалечил тебя, твою жизнь, который, о, боже, убил человека, более того, твоего мужа?! Что она за женщина-то такая?! Она однозначно сумасшедшая, иного объяснения этому безумству Ким не находила. Но и придя к такому выводу, девушка не находила покоя. Ким выворачивало наизнанку, а еще она боялась. Боже, как она будет работать с этим дьяволом?! Что ей делать? Да она даже столкнуться случайно не хотела бы с этим животным. Он аморален, более того, он попрал все социальные нормы, не говоря уже о духовных. Ким металась по квартире, не в силах откинуть эмоции и подойти к этому с профессиональной стороны. Как не старалась, но не могла. Девушка никогда не была впечатлительной, но этот кошмар поразил ее в самое сердце. Ким не знала, что ей теперь делать, она не сможет, просто не сможет даже посмотреть на этого мужчину бесстрастно. Ее голова разрывалась на части, она в который раз смотрела на фото Маркуса Беркета, поражаясь с каждой секундой. Девушка не могла вообразить, что этот красавчик творил такие страшные вещи, что под этим обаятельным с виду мужчиной кроется чудовище, а под мальчишеской улыбкой звериный оскал. Ким так накрутила себя, что к рассвету была выжата, как лимон. Вопрос был лишь один: как ей работать?
Измотанная собственными переживаниями, девушка все же забылась беспокойным сном, но он не принес ей ни облегчения, ни решение проблемы. Утром она решила обсудить свое отношение к этой семье и работе с Колином. Друг всегда понимал и наставлял, когда она теряла контроль или запутывалась в ситуации. Сейчас ей очень нужен был его совет, как и сам Колин, с его неизменной поддержкой и юмором. Последняя неделя была очень напряженной, Ким хотелось услышать родной голос. К Колину у нее были самые нежные чувства, которые на втором курсе обучения в университете переросли в нечто большее, чем дружба, но она опоздала. К тому времени Колин без памяти влюбился в свою сокурсницу, на которой вскоре женился. Ким убивалась долгое время, но потом отпустила свое неокрепшее чувство и возобновила дружбу теперь уже не только с Колином, но и его женой Викторией. Колин и Виктория знали о том эпизоде в ее жизни. Какое-то время они тактично делали вид, что ничего не подозревают, но однажды, выпив приличное количество алкоголя, Ким во всем откровенно призналась, поэтому теперь все относились к ее мимолетной страсти с юмором. Ким сама не понимала, как могла вообразить, что любит Колина, потому что сейчас подобная мысль приравнивалась к инцесту. Колин был для нее как брат, а потому увидеть в нем мужчину, казалось кощунственным. Скорее всего, с ней сыграли злую шутку гормоны. Она была слишком молода, хотелось любви, романтики, секса, а рядом был потрясающий парень, который всю жизнь ее любил, оберегал и поддерживал. Потерять голову оказалось просто. Но как же хорошо, что все так закончилось, иначе она бы потеряла друга, а в ее положение это было просто расточительство. Эти мысль вызвали на лице Ким широкую улыбку. Она взяла телефон, чтобы позвонить своему другу уже просто для того, чтобы услышать его голос. Девушка отбросила свои ночные переживания, удивляясь, как порой мысль о том, что можно потерять человека, приводит в ужас и в тоже время заставляет радоваться, что этого не произошло на самом деле. Настроение стало значительно лучше, когда она услышала веселый голос Колина и ненавистное прозвище, которым друг наделили ее из-за ее ушей и разного цвета глаз:
-Привет, эльф!
-Не боишься, что я приеду и пущу в тебя стрелу?
-Ты еще тринадцать лет назад пустила мне ее в сердце.
-Подлиза!-довольно пожурила она его, на сердце становилось легко и тепло. С Колином так было всегда, он был ее персональным зарядным устройством позитивной энергии.-Как твои дела? Как Вики?
-Приезжай к нам завтра на ужин, у нас для тебя новости.
-Не могу. –тяжело вздохнула Ким, вспоминая, что завтра она должна лететь в Цюрих на эту чертову церемонию.
-Таак... Что случилось, детка? Рассказывай!
Ким немного поколебалась, а потом выложила все. С каждым словом она взвинчивала себя снова, Колин не перебивал, а когда она закончила, он еще некоторое время молчал.
-Ну, и что ты думаешь обо всем этом?- нетерпеливо спросила Ким.
-Я думаю, что тебе нужно взяться за эту работу, во-первых, потому что это твой шанс, а во-вторых, я считаю, что ты зачерствела, закостенела...
-Что? –пораженно воскликнула девушка, не понимая, к чему он клонит.
-Да, Ким! Ты однобока, раньше ты никогда не мыслила настолько узко! Понятно, что есть черное и белое, есть вещи, которые совершать нельзя, но порой, не плохо бы разобраться во всем, прежде чем бросать в человека камень. Что ты можешь в этом понимать, Ким? У тебя даже отношений как таковых не было? Ты даже не знаешь, что такое любовь!
Ким словно застыла от шока, ее задели слова друга, ей было неприятно и она разозлилась:
-Избить свою жену, выкинуть ее на улицу без денег и ребенка, а потом приползти, когда стало хреново - это ты называешь любовью? - вскричала она негодующе.
-Я считаю, что не тебе судить этих людей! Ясно?-повысил мужчина тон.
-Я не ожидала от тебя подобного или может внутри каждого мужчины сидит вот такое д*рьмо?
-Знаешь что, Ким?! Я не собираюсь больше ничего тебе говорить! Ты спросила, что я об этом думаю. Так вот, я думаю, что ты просто дура, которая гребет под одну гребенку всех и вся! Я не говорю, что ты должна положительно относиться к домашнему насилию, но осуждать людей, вешать на них такие громкие звания, как «Ублюдок» и « Сумасшедшая» не позволено никому! Тем более исходя из газетных вырезок. Тебе ли не знать, как наша братия все извращает. Я не хочу тебя обидеть, я никого не оправдываю, но в жизни не только черное и белое, есть еще серое. Ты можешь, конечно, негодовать, кричать и топать ногами, но ты не была там, ты не была ни на месте этого мужчины, ни на месте этой женщины. И даже если бы и была, ты не она, ты другая, ты поступила бы в силу своего воспитания, своего мировоззрения, в силу своего характера. Но кто сказал, что ты бы поступила правильно? Как вообще было бы правильно? Сейчас эта женщина, судя по всему, счастлива, но кто знает, была бы она такой, решив иначе?! Да, она сохранила бы самоуважение и гордость, но еще никто не стал счастливым, оставшись наедине с гордостью и пониманием того, что нашел в себе силы сохранить достоинство. Что это такое гордость? Что такое самоуважение? Кто придумал эти понятия? Наверно, тот же человек, что и все эти «черное» и «белое»! Только понятия о женской гордости и самоуважении каждое столетие меняются, очутись современная женщина двести лет назад, она была бы конченой шл*хой, а сейчас она самодостаточная личность, свободная в своем выборе. Еще через двести лет, возможно, понятия гордости и самоуважения опять трансформируются и станут иными. Все это слишком абстрактно, Ким, кем-то придумано, навязано....
Колин замолчал, а Ким не могла ничего сказать, она, словно прибитая смотрела в одну точку, пытаясь осознать то, что ей сейчас говорил Колин.
-Я..я подумаю над этим!-тихо сказала она.
-Не обижайся на меня!-так же тихо ответил друг.
Не смотря на тяжесть в душе, Ким твердо сказала:
-Никогда! Я позвоню позже.
-Хорошо! Целую.
-Передай привет Вики!
-Передам.
Ким положила трубку, ей было тоскливо, разговор оставил неприятный осадок. Она была уверенна в своей правоте, но какой-то червячок шевелился внутри, не давая покоя, заставляя посмотреть на ситуацию шире, попытаться понять. Девушка не понимала, не принимала и по-прежнему считала зверством. Но после слов Колина, Ким не бралась с легкостью судить Маркуса Беркета и его жену. Действительно, кто она такая?! Что она знает об этих людях, да и что она знает о жизни вообще, она ни разу не испытывала неприятности, не говоря уже о серьезных проблемах. Эти мысли помогли ей вновь изучить содержимое папки, только теперь девушка сделала это с профессиональной позиции, отмечая важные детали, делая пометки. На следующий день, обсудив все нюансы и возникшие в ходе чтения вопросы с мистером Уинслоу, Ким отправилась в Цюрих. В самолете она вновь начала философствовать, задаваться ненужными вопросами. Наверно, она бы отказалась от этой работы, но в какой-то момент поняла, что если не решиться, то эти вопросы так и останутся для нее не решенными. Она хотела понять, сможет ли посмотреть на ситуацию иначе, когда лично познакомиться с Маркусом Беркетом и его женой. Как странно, так ее не волновал ни один мужчина, а тут человек, вызывающий у нее, по меньшей мере, отвращение, не выходит из мыслей ни на минуту. Ким судорожно вздохнула, почему-то было какое-то нехорошее предчувствие, но повернуть назад уже было нельзя. Ей придется познакомиться с этим мужчиной, ей придется улыбаться ему, ей придется на протяжении трех недель тесно общаться с ним. Выдержит ли она?! Сможет ли находиться рядом с мужчиной, который вызывал у нее уже сейчас жгучую ненависть, а также бесконтрольный страх и как не отвратительно для нее, но еще и интерес. Она попробует, в противном случае, она просто не сможет спокойно спать.
» Глава 2
"...Так мало пройдено дорог,
Так много сделано ошибок.
Смешная жизнь, смешной разлад.
Так было и так будет после.
Как кладбище, усеян сад
В берез изглоданные кости.
Вот так же отцветем и мы
И отшумим, как гости сада…
Коль нет цветов среди зимы,
Так и грустить о них не надо."
из стихотворения С.А. Есенина
Аня проснулась от странного ощущения. Внутри словно что-то толкалось. Понимание тут же пришло к ней, и она схватила горячую руку, накрывшую ее грудь и властно сжимающую, как бы заявляя, кому здесь все принадлежит. В этом был весь Маркус, даже во сне не отпускает ее. Аня счастливо улыбнулась, и поцеловав ладонь мужа, приложила ее к животу. Маркус слегка пошевелился, а потом замер, когда Аня почувствовала еще один толчок. Кожу обдало горячее дыхание, она поняла, что Маркус улыбается. Ей хотелось повернуться, Аня любила наблюдать за Маркусом в такие моменты. Порой ее поражали метаморфозы на лице мужа. Эдакая непробиваемая скала вдруг растекалась лужицей, а суровое лицо мужчины приобретало счастливый оттенок. Аню его мечтательная улыбочка просто умиляла, иногда она даже граничила с глупостью, впрочем, на ее лице проскальзывало нечто подобное. Многие знакомые с изумлением на них косились, не понимая, чему эти ненормальные так рады. А они были счастливы как никогда. И не потому, что у них было что-то, чего не было у других, а потому, что они научились ценить даже мелочи.
-Футболист, -шепнул Маркус, поглаживая ее живот.
-С чего ты взял, что это мальчик?-возмутилась Аня.
-С того, что хочу !- нагло заявил он, обеими руками обхватывая ее живот и прижимая ее к своему горячему телу. Сказал, как отрезал. Аня даже фыркнула.
-Аа.. ты горячий, как печка!- начала вырываться она. Маркус засмеялся и прижал ее еще сильнее.
-Вредина!
Аня поднялась с кровати и показала ему язык.
Маркус усмехнулся.
-Не хочешь все-таки узнать пол? -спросил он у нее, войдя в ванную комнату, Аня стояла и рассматривала свое изменившееся тело в зеркале. Она была довольна, беременность протекала прекрасно, выглядела она тоже хорошо, насколько это было возможно в ее положении. А если верить Маркусу, то и вовсе королева красоты.
-Нет! Ты же знаешь, я люблю сюрпризы.- подмигнула она ему.
-Да уж, сюрприз...-как-то неопределенно сказал он, собираясь принять душ.
-Что это еще значит? И кстати, твое «хочу» совсем не сходится с моим!–она заглянула в душевую кабину и лукаво улыбнулась, окидывая его голодным взглядом.
-Если не хочешь оказаться здесь через минуту, лучше закрой дверцу!- посоветовал Маркус, поливая мочалку гелем, даже не глядя на жену. Аня улыбнулась, зная, что он нарочно и скинув халат, шагнула в душевую кабину. Тело обожгла слишком горячая для нее вода, но она сконцентрировалась на Маркусе и его действиях, он лениво повернулся, облизал губы и притянул ее к себе. Аня по–прежнему улыбалась, любуясь своим мужчиной. Он держал себя в прекрасной форме, тело было рельефным, даже расслабленный муж был словно выточен из камня.
-Насмотрелась? - прошептал он хрипло, осторожно касаясь губами ее ушка, медленно спускаясь все ниже и ниже. Аня закрыла глаза, откинув голову назад, поцелуи, как и вода, обжигали кожу. С каждым прикосновением становилось все жарче и жарче, Маркус нежно скользил мыльными руками по ее мокрому телу, не прекращая целовать шею. Когда же его губы добрались до ее губ, остатки разума покинули их обоих. Маркус прижался к ней как можно ближе, но живот очень мешал, мужчина раздраженно втянул воздух и повернул ее к себе спиной, прерывая на мгновение поцелуй. Аня закинула руку за голову и нетерпеливо притянула мужа к себе. Их губы встретились и слились в голодном поцелуе. В нем не было нежности, в нем была жажда обладания, то мучительное чувство, когда можно смотреть, но брать - не позволено. Они уже несколько месяцев не были близки, довольствовались лишь поцелуями и ласками, раздразнивая друг друга до состояния ломки и бешеного желания. Ане казалось, что каждый ее нерв оголен, что еще чуть-чуть и она взорвется от перевозбуждения, каждая клеточка ныла от этой чувственной пытки. Маркус кусал ее губы, его язык ласкал рот, зализывал укусы. Аня с упоением втягивала в себя вкус любимого мужчины, который тут же смывала вода. Тихие стоны удовольствия и муки. Маркус сжал ее соски, от чего она содрогнулась, выгибаясь дугой, чувствуя ягодицами его возбуждение.
-Надо остановиться! –прошептала она, когда он провел языком от мочки уха до ключицы, не прекращая ласкать грудь.
-Ты такая сладкая..мм,- втянул он в себя кожу на ее шее, слегка прикусывая. Маркус тяжело дышал, в кабине было очень душно. У Ани кружилась голова от возбуждения и жары.
-Любимый...- простонала она, откидывая голову ему на плечо, его пальцы коснулись ее самого чувствительного местечка. В глазах начало темнеть, по телу разлилось что-то горячее, острое, когда она почувствовала, как его пальцы проникают в нее.-Не надо..
-Еще чуть-чуть.. Я осторожно, совсем чуть-чуть..-горячо шептал он, проводя языком по ее губам, а потом впиваясь яростным поцелуем. Аня знала, что он сам остановиться, но ей вдруг стало мало воздуха, она оттолкнула мужа и выскочила из душа. Маркус несколько секунд с недоумением смотрел на не, а потом со стоном прислонился лбом к дверце. Аня улыбнулась, наблюдая, как животная страсть на его лице сменяется страдальческим выражением.
-Включить холодную водичку?-насмешливо поинтересовалась она, закусив губу, чтобы не расхохотаться, когда Маркус скривил лицо и процедил:
-Пошла к черту!
-Ой, какие мы злые! Подумаешь, немного побаловались.-продолжила она язвить.
-Мне легче подр*чить!-грубо кинул он, закрывая душ. Аня обалдела от такого заявления, но потом захохотала.
-Пойду, позвоню ребятам и скажу, чтобы лишний раз не злили тебя, а то у мистера Беркета сегодня кажется срыв на фоне недотр.. аааа,- завизжала она, когда в лицо ей ударила струя воды, которой Маркус поливал ее из душа.- Псииих...
Аня выскочила из ванной комнаты под хохот Маркуса.
Спустя полчаса муж появился в столовой в костюме с папкой документов, лицо приобрело строгий вид. Аня все еще была в халате и с наслаждением потягивала чай с молоком. Посмотрев на Маркуса, она прыснула. Ей не верилось, что этот холодный деловой мужчина еще тридцать минут назад дурачился, как ребенок. Как только Маркус сел за стол, перед ним тут же поставили его любимый свежевыжатый яблочный сок и овсянку. Аня скривилась при виде традиционного завтрака мужа.
-Как ты ешь эту гадость?!- как обычно воскликнула она, откусив круассан.
-Ты лучше спроси, как я живу с такой стервочкой, как ты!-парировал Маркус, громко отхлебнув сок, зная, что она не переносит этот звук.
-Да ты мой котик! – воскликнула Аня, чмокнув Маркуса в щеку. Он приподнял бровь и качнул головой со смешком. Аня еще раз поцеловала его и спросила. -Какие планы на вечер?
-Я думал, мы встречаемся с мамой и Беллой.-ответил он, отодвигая от себя тарелку.
-А, ну да.-вздохнула Аня.
-Если не хочешь, можешь остаться дома!-заметил Маркус безразлично, но Аня видела, что он недоволен. Она не очень любила эти семейные вечера у Беллы, но не хотела напрягать и без того напряженную обстановку с родственниками мужа, а главное, не хотела беспокоить Маркуса. Он и так в последнее время был очень загружен работой. Год назад его пригласили на место спортивного директора Манчестер Юнайтед, и теперь муж практически не вылезал из дел клуба.
-Нет, я поеду, не хочу пропустить очередную байку Шелби! Ты заберешь Мэтта?
-Он приедет сам, их должны сегодня отпустить раньше.
-Хорошо, во сколько мне нужно быть готовой? –спросила Аня, когда Маркус поднялся из-за стола.
-Они нас ждут к шести. Ладно, мне пора.-сказал он и поцеловал ее в губы.-Знаешь как я тебя хочу?! –прошептал он, когда Аня прикусила его губу. Она игриво приложила ладонь к его ширинке и покачала головой.
-Беркет, ты врун!-так же шепотом сообщила она после осмотра. Его глаза загорелись, он усмехнулся и погладил ее по щеке:
-Просто толстушки не возбуждают меня так быстро.
-Что?-возмутилась она, но он торопливо покинул столовую. И вот так всегда - последнее слово оставалось за ним. Аня вздохнула, допила чай, после поиграла с собакой на заднем дворе. Душа летела, парила. Обыденно, ничего нового, но как же хорошо. Прислуга смотрела на нее, как на чокнутую. Позже она села работать над кандидатской, а глупая улыбочка не покидала лицо. Но ей было все равно, ей не верилось. Столько счастья просто не бывает! Маркус позвонил ближе к полудню, он всегда звонил ей несколько раз в день.
-Проверяешь, не сбежала ли я от тебя?-подколола она его.
-Куда ты от меня денешься?! Я тебя уже застолбил! –последовал самоуверенный ответ.
-Маркус, ты дурачина! –засмеялась Аня, она обожала эти перепалки.
-Эни, я забыл тебе сказать, что я должен, точнее мы должны быть послезавтра в Цюрихе.
Аня знала, что это означает. Снова пресса, снова дурацкие улыбочки всем этим лицемерам, которые будут восхищаться ей, тут же шепчась за ее спиной и вспоминая, с кем спал ее муж, пока они были в разводе или как он ее выкинул на улицу избитую и сломанную. Эти шепотки поднимали в ее душе волну злости. Она не забыла, ничего не забыла, но она простила. Пусть люди называют ее безумной, но Боже, как она любила Маркуса, он единственный, чье мнение имеет для нее значение. Ближе нет никого у нее! Как же она ненавидела сборище этих сплетников.
-Любимая, не грузись, я поеду один, отдохни, побудь с Мэтти !-услышала она голос Маркуса.
-Марусь, завязывай, я поеду!-твердо ответила она. Маркус некоторое время молчал, а потом сказал:
-Просто не хочу, чтобы ты расстраивалась, переживала из-за этих стервятников, да и к тому же ..
-Любимый...
-Что, Эни?
-Ты знаешь, что я безумно счастлива?-спросила она тихо. Маркус тяжело вздохнул. Аня знала, что он никогда не ответит на этот вопрос. Он будет молчать. Несмотря на то, что прошло уже шесть лет с того кошмара, когда их жизнь начала разваливаться на куски, Маркус по-прежнему винил себя во всем, раскаивался и старался оберегать Аню от всякой грязи. Со стороны можно было сказать, что это уверенный, сильный мужчина, только Анна знала, как его гложет неуверенность в себе относительно их совместного будущего, их счастья. Как он боится не оправдать надежды. Маркус всеми силами старался сделать ее счастливой, сделать так, чтобы она смеялась каждую минуту. Он впрягся в семью так, что порой, становилось страшно, что будет с тем, кто потревожит их мир. Аня все это видела, ее огорчала его маниакальность, страхи, и что он не дает ей возможность помочь ему.-Я так счастлива, любимый! Ты рядом и я счастлива. Ты потрясающий муж, отец и это истина. Все, что больше любви я не требую, родной. Я поеду и покажу всем, какая я счастливая, пусть завидуют.
-Тебе позавидует только безумная, Эни! –невесело усмехнулся Маркус.
-Мы ведь уже договорились?! –упрекнула Аня, ей больно было слушать это самоуничижение мужа. Хоть внешне он казался самовлюбленным дьяволом, но Ане было известно какого в действительности Маркус о себе мнения.
-Прости, Эни, конечно, я понимаю, что ты ...
-Сумасшедшая или может быть дура, да? Этот бред ты хотел мне сейчас сказать? Все, слушать не хочу! Заедь, купи мне какое-нибудь платье.-оборвала она разговор. Она еще вернется к этой теме, но позже. Ей не хотелось, чтобы Маркус на работе думал об этом.
-Я люблю тебя, Эни! -прошептал он. Аня затаила дыхание, они редко говорили друг другу эти слова, да им и не нужно было, но сейчас это признание были таким верным, так правильным и органичным. Она знала, что Маркус говорил о своих чувствах только тогда, когда нежность зашкаливала, когда любовь готова была перелиться через край. Слезы навернулись на глаза, потому что Аня сейчас испытывала такую же потребность . То, что между ними это больше чем весь мир, это дороже, чем жизнь. Это любовь, их любовь пусть даже против всего мира, против всех, кто кричал, что они не пара. Плевать на всех, плевать на правила! Это их право любить друг друга, болеть друг другом. Просто наслаждаться каждым моментом . Да, их прошлое – это грязь, мерзость, что-то на грани безумия, но они вместе и каждый миг для них, как последний. Они пронесли свое чувство через боль, интриги, насмешку. Они смогли, они научились, они знают цену этому необъяснимому чувству, которое свергает людей в пропасть и возносит на небеса. Их союз укрепился скорбями, и ничто, никакая молва или осуждение не способны поселить сомнения в их душе. Людям свойственно осуждать тех, кто вываливается за рамки, которыми ограничено общество. Но ей все равно, пусть она будет изгоем, пусть будет не понята в своем чувстве к мужчине, который был так жесток к ней, ей до этого дела нет. Каждый имеет право на прощение, а человек, искренне раскаивающийся в своих поступках, заслуживает его, как никто иной. Это раскаянье Аня видела каждый день, каждую минуту в лице, в каждом действии, в каждой черточке и морщинке любимого мужчины. Этого ей достаточно, это искупает все унижения, всю боль и страдания, причем с лихвой. Ей это уже и не нужно. Ей просто хочется быть рядом с любимым человеком и знать, что он спокоен, что он счастлив.
Аня вытерла слезы, всхлипнула и так же шепотом сказала:
-И я люблю тебя!
-Знаешь, Эни, раньше я бы принял это как само собой разумеющееся, а сейчас все время спрашиваю – почему?
-Маркус, как ты можешь такое говорить?! Как ты можешь об этом думать?!
-А как мне не думать об этом, если...
-Это прошлое, Маркус, прошлое, которое тебя душит, которым ты наказываешь себя каждый день. Оглянись, оглянись и посмотри! Посмотри, как счастлив наш сын, посмотри, как счастлива я. И все это благодаря тебе, любимый. Ты спрашиваешь - почему? Почему?! А ты не знаешь? Маркус.... ты ... ты самое удивительное, самое лучшее, что есть в мире для меня. Ты - мужчина, мой мужчина, Маркус. –Аня замолчала, ей не хватало воздуха, потому что голос шел из самого сердца, из души. Маркус тоже молчал, лишь прерывистое дыхание в трубке телефона говорило о том, что он еще здесь.
-Эни.. –начал он хриплым голосом, но потом откашлялся и бодрее, чем следовало, сказал.-Феминистки тебя бы просто уничтожили.
-Хм.. Уверенна, они уничтожили меня еще в тот день, когда я простила тебя, так что я для них уже мертва.-усмехнулась Аня.
-Мне пора, милая.
-Да, конечно. До вечера.
-До вечера, детка.
Аня никогда раньше не говорила ему ничего подобного, они практически не касались прошлого. Как-будто боялись, что если они заговорят о нем, то оно тут же вернется. Наверно, ей следовало чаще напоминать о своих чувствах, тогда, может быть, Маркус хоть немного отпустил бы свои грехи. Такие всплески эмоций и раскаянья случались редко, но они давали ей понять, что муж так и держит все в себе, не отпускает прошлое. А ей хотелось, очень хотелось, чтобы все что было, осталось позади. Ведь они научились на своих ошибках, стоит ли сейчас корить себя за них.
Аня больше не могла заниматься работой, мысли поглотили ее. Неизвестно сколько она так просидела, но тут в кабинет ворвался Мэтти, и все переживания отошли на второй план.
-Мама, привет!-кинулся он к ней и крепко обхватил руками, прижавшись лицом к ее животу.
-Осторожно, котик!-с улыбкой сказала Аня, целуя его в макушку.
Мальчик улыбнулся широкой улыбкой, обнажая белые зубы. На щеках заиграли такие же ямочки, как у нее, от чего Аня окончательно растаяла и прижала сына к себе с такой силой, что он закряхтел:
-Мааам!
Аня погладила Мэтти по кудрявой голове и, наконец, отпустила, хотя ей ужасно не хотелось .Она очень скучала по своему ребенку, который пять дней в неделю проводил в футбольной школе Манчестер Юнайтед, приезжая лишь на выходные и то не всегда.
-Так, а это что такое?-спросила она, рассмотрев у сына под глазом синяк.
-Да это так, мам,-отмахнулся мальчик.
-Что это еще за «так»? Ты давай, рассказывай и не махай тут!
-Ну, маам...-протянул недовольно малыш, хотя для своих девяти лет он был очень рослым мальчиком, впрочем Аня и Маркус были оба высокими, поэтому и у сына был приличный рост.
-Ну что «мам»?! Рассказывай!-потребовала Аня. Она давно уже заметила, что Мэтт часто приезжал то со сбитыми руками, то с синяками. Маркус говорил, чтобы она не лезла, но она так не могла. Аня очень переживала за сына, хоть он уже и был большим мальчиком, для нее он навсегда останется ее малышом.
-Да упал я,-опять отмахнулся Мэтт. Женщина поняла, что он врет, но больше не стала спрашивать. Маркус учил сына решать свои проблемы самостоятельно, поэтому бесполезно выяснять.-Как мой братишка?-улыбнулся Мэтти и прислонил ухо к ее животу.-Эй, друган, ты как там?
Аня заулыбалась .
-Может там сестричка?!
-Нее, папа сказал, что братишка!-уверенно возразил сын. Ну конечно, если папа сказал, значит так и есть. Аня снова фыркнула:
-Больше слушай своего папу! Ты кстати видел его сегодня?
-Видел.-как-то недовольно буркнул Мэтт, поднимаясь с дивана, на котором сидела мать.
-Что это за тон?-удивилась она.
-Да ниче!
-Не «ниче», а ничего! Что там случилось у вас?
Мальчик закусил губу и немного задумался, говорить или не говорить матери, но потом все же решился.
-Только папе не говори!
Аня кивнула, ели сдержав улыбку.
-Он сегодня приехал и орал на меня, как не нормальный, потому что я ...
-Уже стучишь?-Аня и Мэтт вздрогнули, когда услышали строгий голос. Женщина подняла голову и увидела мрачное лицо мужа. Мэтти сразу же покраснел и замолчал. Маркус вошел в кабинет, поцеловал Аню и потом повернулся к Мэтту и недовольно на него взглянул.
-Ну давай, что ты замолчал-то?-иронично обратился он к сыну. Мэтт потупился.-Значит, я орал как ненормальный? А ты лучше расскажи, как ты себя ведешь! - Маркус не повышал голос, но его интонация заставила поежиться даже Аню.
-Марусь, ну...
-Ань, не надо его защищать! Он совсем ох*рел, берегов не видит!
Аня была в шоке, таким злым Маркус никогда не был на сына.
-Да в чем дело-то?
Маркус пристально посмотрел на Мэтта, от чего глаза сына наполнились слезами. Мальчик закусил губу, чтобы не расплакаться.
-Не ной ! Я тебе не мать! Как выпендриваться перед всеми, так ты первый, а как отвечать за свои поступки, так ссышь?! Если у тебя папа какая-то там «шишка», это еще не значит, что можно себя королем чувствовать. Ты еще, мать твою..
-Маркус!
-Ты еще никто и звать тебя никак, а то, что ты забил парочку мячей в этом сезоне, пока ни о чем не говорит! Если еще раз ты будешь вести себя, как зажравшийся ублюдок, я тебе такое устрою, забудешь кто у тебя папа сразу же! Ты меня понял? Понял, я спрашиваю?
Мэтт вытер слезы и сказал твердо:
-Да, отец!
-А теперь иди и собирайся к Белле!
Мэтт пулей выскочил из кабинета. Аня бледная сидела и смотрела на мужа, ожидая пояснений. Она никогда не вмешивалась, если он воспитывал ребенка, все претензии она высказывала наедине.
-Ань, не смотри ты на меня так, будто я только что совершил убийство!-поморщился Маркус.
-А как я должна это все понимать?
-Я не позволю ему ехать на моем горбе. С какой стати? Пусть сначала достигнет чего-то, а потом строит из себя хоть кого. Совсем обнаглел! Ты видела, что у него с руками? Это он так добивается своего у нас!
-А это тебе никого не напоминает? Ты и этот чертов спорт воспитываете в нем жестокость! –разозлилась Аня.
-Я? Не пори х*рню, он просто избалован твоими поблажками, считает, что все ему сойдет с рук. Не хр*на подобного, я через это уже прошел , а потому не хочу, чтобы мой сын повторял этот же путь. Только я хотя бы кичился своими победами, а этот же паразит едет на моем успехе.
Аня тяжело вздохнула и кивнула. Она не ожидала от сына такого, а потому была расстроена, о чем и сообщила ему, когда они поехали к Белле.
-Я разочарована, Мэтт!
Мэтти поджал губы и нахмурился, почти весь вечер он не разговаривал с родителями, те тоже не обращали на него никакого внимания, тем более, что все внимание родственников было направленно на еще не родившегося малыша. Домой Беркеты возвращались в тишине. Вечер прошел более-менее хорошо, конечно, присутствовала некоторая натянутость, но Аня уже к этому привыкла, хотя ей порой так хотелось забыть обо всем и вернуть те отношения, что были когда-то, но ничего не получалось.
-Что ты думаешь насчет предложения Мегги?-спросила она у Маркуса. Сегодня свекровь поразила ее, предложив съездить с ней в восточную Англию. Мегги родилась в графстве Норфолк в деревушке Уолсингем, и теперь ее потянуло к истокам. Аня понимала, что таким образом она хочет попробовать наладить отношения, зная, что невестка верующая и ей будет интересно посетить этот паломнический центр, хоть и католический. Ане как не странно идея пришлась по душе, на нее вдруг накатила ностальгия, ей хотелось подышать свежим, деревенским воздухом. Побыть в окружении простых людей, побродить по лесу, по горам. Ане надоели дорогие курорты, напыщенные люди и городская суета. Ей хотелось частично вернуться в детство. К бабушке Маркус ей бы не разрешил сейчас съездить, а вот съездить на недельку в другое графство, мог согласиться. Именно по этой причине Анна спросила мнение мужа. Он же удивленно ответил:
-Я даже не стал воспринимать это предложение всерьез. Мы вроде бы собирались в Куршевель? Лыжи, сноуборд ....Да, сына?
-Угу!-все еще с обидой ответил Мэтт.
Маркус ухмыльнулся.
-Ну, это вам лыжи, сноуборды, а я то там, что буду делать? –возмутилась Аня.
-Мам, да там и для тебя всяких развлечений куча!-оживился сын, он был отходчивым ребенком, поэтому не мог долго обижаться на родителей, тем более зная, что сам виноват.
-Правильно, сынок!-заговорчески подмигнул Маркус Мэтту, сын ответил отцу такой же усмешкой. Аня возмущенно надула губы.
-О, вы теперь в одной команде, да? Ну, хорошо. Можете отправляться в Куршевель, а я лично еду с Мегги в Уолсингем!
-Ну, маам!-чуть ли не в один голос воскликнули ее мужчины. Маркус иногда мог звать ее мамой, когда она становилась особенно вредной.
-Да что «мам»?! Вы всегда получает то, что хотите. Теперь моя очередь. Хоть бы раз сделали мне приятное.-Аня притворилась, что обиделась и отвернулась к окну. Маркус и Мэтт переглянулись, но ничего не сказали. Их противостояния продолжалось и на следующий день.
Пока они с Маркусом летели в Цюрих, они практически не разговаривали. Аня до сих пор делала вид, что обижена. Она была настроена решительно. Ей до тошноты не хотелось ехать в Куршевель, ей так надоели дорогущие курорты, которые они каждый раз посещали, как только у них появлялось свободное время, что после таких поездок Аня чувствовала себя еще больше вымотанной пристальным вниманием прессы и окружающих людей. Ей же хотелось отдохнуть и побыть со своей семьей, а не развлекаться. Именно об этом она говорила Маркусу полночи, и сейчас муж был погружен в свои думы. Аня надеялась, что он думает о ее предложении. Но она так и не узнала, чем были заняты его мысли в тот момент, а после это вылетело из ее головы.
Когда они прилетели в Цюрих, сразу же занялись подготовкой к церемонии. Аня выбрала себе зеленое платье со шлейфом. Выглядела она потрясающе, беременность придавала ей особый шарм. Она знала, что весь вечер за ней будут пристально следить. Беременность звезды – это событие особой важности. Быть женой Маркуса Беркета, значит быть в эпицентре внимания. Несмотря на то, что муж больше не играл, он по-прежнему был звездой мирового масштаба. Как Аня не любила всю эту показуху, но все же выглядеть хорошо, она была обязана.
Не успев подъехать к штаб-квартире, на них сразу же обрушился шквал вопросов, вспышек фотокамер, криков, восторженных взглядов. Аня вновь почувствовала волнение и страх. За все эти годы она так и не смогла привыкнуть к этому отвратительному преклонению, олицетворению обычных людей с богами. Ей как верующей была особенно омерзительна данная картина. Но больше всего вызывало омерзение время до начало церемонии. Все эти ужимки, вежливость, пропитанная завистью и злобой, наигранная любезность. Аня тоже выжимала из себя милую улыбку в ответ на приветствия и вопросы знакомых. Когда поток желающих уделить им с Маркусом внимание схлынул, Аня глубоко вздохнула и прижалась к своему мужчине.
-О, кажется, отмучились! –шепнула она ему, легонько целуя в щеку.
-Не говори. Видела этого петуха Джона?-со смешком ответил Маркус.
Аня засмеялась, но тут рядом с ними раздался смущенный кашель.
Аня и Маркус повернулись, при этом улыбка не сходила с их лиц. Перед ними стояла миниатюрная девушка, она была бледна и взволнованна. Белокурые волосы были собраны в высокую прическу, нежно-розовое платье подчеркивало хрупкость блондинки. Девушка не была красавицей, но ее лицо было настолько необычно, что приковывало внимание, оно было какое-то неземное, марсианское. Кожа матово-белая, нежный овал лица, розовые не пухлые и не тонкие губы, но больше всего поражали большие глаза. Они были разноцветные. Один синий, другой карий. Пока Аня подмечала все эти детали, девушка что-то смущенно лепетала, Маркус скучающе кивал головой.
-Рад знакомству, мисс Войт. Позвоните мне через неделю.
-Хорошо. До свидания!
-До свидания.
Маркус и Аня направились к своим местам в зале. Когда они сели, Аня спросила:
-Кто это такая?
-Дочурка либерала Войта, папаша дал деньжонок, чтобы пропихнуть дочь. Теперь она будет писать книгу, точнее делать вид, что пишет.
Аня удивленно вскинула бровь. Маркус небрежно пояснил:
- Помнишь, я тебе говорил, что дал согласие на книгу?
Аня кивнула.
-Ну вот, эта девица будет задавать вопросы.
-Что-то ты к ней не очень благосклонен, а между прочим милая девушка.-Аню заинтересовало, что Маркус так негативно настроен к этой юной особе.
-Милая и не более... Во-первых, я терпеть не могу не профессионалов, во-вторых, папенькиных дочек, а в третьих, я панически боюсь блондинок!-последнюю фразу он сказал со смехом, Аня тоже засмеялась:
-Не будь строг, она так смотрела на тебя!
Маркус усмехнулся :
-Да, как будто я сейчас наброшусь на нее и сожру.
-Ну, я когда тебя встретила, выглядела не лучше, наверно. У меня тоже был такой видок?
-Нет, ты была пьяна в стельку и качала права. Лично у меня ты вызывала желание затащить тебя в машину и там долго и жестко учить вежливости!-прошептал он, целуя ее шею, Аня почувствовала, как дрожь пробегает по телу.
-А какие желания вызывает эта девчонка?- проникновенно прошептала она, проводя рукой по бедру мужа.
-Желание отправить ее на съемки Властелина колец! Видела ее глаза?-давясь смехом, спросил он.
-Дурачина! Симпатичная девчонка вообще-то.-захохотала она, на них стали косится люди.
-Ты так говоришь, будто ты древняя старуха. Она тебя лет на пять может быть младше.
-В душе, наверно, я и есть старуха.-как-то задумчиво ответила Аня, но тут же пожалела о своих словах. Веселое настроение Маркуса испарилось, он немигающим взглядом следил за церемонией, плотно сжав губы. Вечер прошел мрачно, всю обратную дорогу они вновь молчали. Только на следующий день Маркус сообщил, что они едут в Уолсингем. Мэтт попытался возражать, но суровое лицо отца пресекло все попытки. Аня была и рада, и в то же время смущена. Но решила, что выяснит все позже.
До Нориджа они доехали за четыре часа. Аня спала, убаюканная плавной ездой и тихой музыкой в плеере, Мегги и Мэтт о чем-то увлеченно болтали , а Маркус сосредоточенно вел машину. Перекусив в Норидже и размяв затекшее тело, они двинулись дальше. Дорога до Уолсингема была ужасной, также дождь со снегом не способствовали быстрой езде. Аня же вновь уснула.
-Там замечательнейший дом у меня. Кстати, в деревни построили точную копию дома Святого Семейства в Назарете, потрясающие виды, а какая рыбалка. Отдохнешь, хоть воздухом свежим подышишь.-увлеченно рассказывала Мегги, когда Аня проснулась и вытащила наушник.
-Я и в Куршевеле подышал бы, там знаешь как круто?-спорил Мэтт.
Аня обняла сына и притянула к себе. Они с Мэтти сидели на заднем сидении, а Мегги с Маркусом впереди.
-О, Эни, дорогая, ты уже проснулась. А я пытаюсь убедить нашего непоседу, что ему обязательно понравится в Уолсингеме. Маме будет очень полезно провести немного времени в деревни, она скоро родит тебе сестричку..
-Братика!-возразил Мэтт, Аня улыбнулась, Маркус же довольно похвалил сына:
-Правильно, сынок, хватит нам и одной девчонки в семье.
-Да! - поддакнул Мэтти.
-Ой, ну смотрите-ка! А от куда такая категоричность?-воскликнула свекровь.
-А вот спросите своего сына!-поддержала ее невестка , поглаживая кудряшки сына.
-Да не издевайтесь! Девочка - это же одни проблемы, что я буду с ней делать, когда она подрастет, и ей начнут названивать всякие засранцы?
Аня и Мегги захохотали.
-Я же просто посажу..-но тут его голос оборвался. Аня посмотрела в лобовое стекло, сердце замерло, как и время. Все происходило, как в замедленной съемке, а потом тишину разорвал крик Мегги. Аня прижала сына к себе, на них с бешеной скоростью несся грузовик. Все исчезло для нее, остался только сын, только он один, она прижимала его к себе, пытаясь защитить. В голове билась лишь одна мысль: «Господи, все, что угодно, только пусть мой сыночек живет! Ни о чем не прошу, только бы он был жив! Умоляю...» Обжигающая боль пронзила тело, крики оглушили, все смешалось, все ее существо, словно разрывало и скручивало от адской боли, но руки тянулись, искали, сердце рвалось к своему ребенку, к самому дорогому, что есть у нее в жизни. Она искала Мэтти, своего сыночка, сквозь пелену боли, крови и слез, но его не было, сознание покидало ее, она цеплялась за реальность, а она убегала.
-Мэтти....Мэтти ... мой малыш...где ты, где ты сыночек...-прошептала она ,но тьма накрыла ее и больше не было ничего, пустота.
» Глава 3
"...Тебя нет в этом мире большом
И меня уж как будто не стало.
Ты живешь только в сердце моем,
А оно уже биться устало.
Но пока я живу-жив и ты,
Мой сынок-моя боль и любовь.
Верю я, у последней черты
Обязательно встретимся вновь..."
просторы интернета
Эни. Эни. Имя моей девочки стучало в каждой клетке мозга. Меня ничего больше не интересовало. Даже раздирающая на части боль во всем теле не беспокоила меня. Сейчас она была заглушена страхом. Меня трясло от ужаса, я боялся посмотреть назад и в то же время я желал этого больше всего на свете. Превозмогая рвущее ощущение, я медленно повернулся. Дыхание тут же оборвалось, глаза заливала кровь и пот, я размазывал их по лицу, я был в каком-то вакууме, а потом тишину разорвал вопль. Мой вопль. Я смотрел на месиво крови и загибался от отчаянья. Все было в крови, красная влага пропитала длинные волосы, раскинутые по сидению - единственное, что я смог рассмотреть. Я всегда ненавидел красный цвет: слишком яркий, бьющий по глазам, кричащий, вульгарный. Цвет боли и смерти. Сейчас он меня пугал до дрожи во всем теле. Я карабкался, рвался к ней- своей женщине. Что-то горело внутри меня, оно было сильнее тела. Именно сейчас я понимал, что ничто так не порабощает плоть и все ее позывы, как опасность , угроза жизни как собственной, так и близких тебе людей. Не нужно постов, молитв, наркотиков или алкоголя. Твое тело не властно над твоим духом. Сейчас в эту самую секунду человек подобен бесплотной оболочке. Около меня раздался приглушенный стон. Я повернул голову и увидел мать, она осторожно двигалась и пыталась отцепить ремень, судя по ней, повреждения были несерьезными. Я испытал облегчение, а потом ... потом меня захлестнула необъяснимая горечь и злость. Как мать ее, почему? Почему со мной, не признающим ничего святого в этой жизни, кроме собственной семьи, и со старой женщиной все в порядке, а мой сын и жена даже не дышат? Господи! Я рванул ремень безопасности, тело прострелило и вывернуло от резкого движения, но я продолжал возиться с чертовым ремнем и дверцей. Главное, вытащить Анну и сына из этой гребанной машины. Мозг терроризировала навязчивая мысль о том, что сейчас произойдет взрыв. Мне казалось, что я все делаю до раздражения медленно. А нужно скорее, быстрее, ведь все в крови, в чертовой крови! Боже.. Хотелось вопить, рыдать. Нужно что-то еще, но ничего не приходило на ум, просто действовать и никаких мыслей. Я выполз, ноги свело судорогой, задохнулся, боль все же давала о себе знать. С*ка! Но я терпел, к боли я привык. Боль –моя подруга по жизни, впрочем, как и всех людей. Мы рождаемся через боль, самое лучшее, что с нами случается тоже не дается просто так. А может мы и чувствуем радость за счет контраста, который создает боль? В любом случае, мне пришлось убедиться, что все имеет цену, счастье достается нам через страдание. Мое, по крайней мере, досталось мне так, и будь я проклят, если лишусь его, потому что не смог совладать с физическим проявлением боли.
-Вылезай из машины!- прохрипел я матери, когда выполз наружу. Легкие обжег холодный воздух.
Через пару минут, я уже пытался вытащить Анну, я резал руки об стекло. Кровь, везде была кровь. Страх подгонял. Я старался делать все осторожно, но бездыханное тело жены, пропитанное кровью и еще чем-то, доводило меня до безумия. Мать помогала мне. Шок не отпускал, поэтому мы справились за считанные минуты и отползли на приличное расстояние. А потом раздался взрыв. Мать с ужасом взирала на останки нашей машины, и сразу же у нее началась истерика, которая окончательно добила меня.
-Маркус, боже мой, Маркус...-рыдала мать, покрывая поцелуями окровавленное лицо Мэтта.
-Замолчи и позвони в скорую!-рявкнул я.
-Мой телефон там ...-кивнула мать в сторону обломков машины, захлебываясь слезами и раскачиваясь с Мэттом на руках. Все внутри задрожало, я сдерживался из последних сил. Я смотрел на Анну, на мать с сыном на руках и не верил, из груди рвался крик. Я лихорадочно шарил по карманам, пытаясь отыскать гребанный телефон. Время текло, а я знал, что время –это все. Знал, что каждая моя заминка может стоить жизни самому дорогому, что есть в моей жизни. Недалеко лежал перевернутый грузовик, я пополз к нему в надежде найти там средство связи. В салоне был мужчина, женщина и девочка лет тринадцати, но мои глаза различали только кровь. Люди копошились, когда я залез внутрь и начал шарить по их телам. Мне было плевать, я не гнушался ничего.
-Пожалуйста.. помогите моей жене и дочери.- просипел мужик. Я продолжал рыться. Он вновь что-то сказал, я с отвращением взглянул на него, оценивая физическое состояние, которое было на порядок лучше моего. Я сжал челюсть изо всех сил, чтобы не врезать этому козлу.
-Пожалуйста, вытащите мою дочь!- прошептала женщина. В этот момент я нашел телефон и набирал номер службы спасения. Я старался не смотреть на этих людей. Но мысли назойливо не давали о них забыть. Если бы я взялся помогать, я бы терял время, и это когда моя жена и сын находятся при смерти?! Надо быть дебилом, чтобы идти против себя, я не был им, а потому я не мог да и не хотел никому сейчас помогать. К тому же все это случилось из-за этого м*дака, скулящего, как баба, но дело сейчас не в мести. Я жесток, но не настолько! Пусть мне говорят что угодно, но плевал я на всех и на вся. На этого мужика, который не смог найти в себе силы, чтобы спасти собственную семью, на эту женщину, которая как мать должна рвать кишки за свое дитя, я знаю, Анна бы в полуобморочном состоянии боролась за нашего сына. Плевал я на их ребенка, когда мой собственный может умереть в эту минуту. Я сам был на издыхании, а потому не мог рисковать. Я не герой и никогда им не был, я всегда был подобен животному, а сейчас, когда инстинкты обострились- и подавно. В биологии такое называют естественным отбором, проще говоря, выживает сильнейший. Почему им можно быть эгоистами, прося меня забыть о собственной семье, чтобы помочь им, а мне нет? Совесть.... Удивительно, оказывается, она у меня появилась. Но сейчас пошла она на хер! Примитивно, гадко, низко, не человечно? Пусть! Муки совести я переживу, а вот без Эни и Мэтта мне не жить?! Пока я объяснял что-то службе спасения, я чувствовал, что последние силы покидают меня, что выдержки не осталось, я откинул телефон и уже ползком приблизился к Анне. Я вдыхал сладкий, отвратительный запах крови, но не испытывал отвращения, наоборот- я впитывал ее в себя, размазывал по нашим лицам, сцеловал с любимого лица, наша кровь смешивалась. Слезы застилали мои глаза, я тряс тело своей жены в каком-то безумном порыве.
-Эни, пожалуйста, не оставляй меня! Любимая умоляю, не надо, я не смогу, не смогу без тебя ...
Очнулся я под шум криков, писка приборов. Люди в масках суетливо мелькали перед моим замутненным взглядом.
-Моя жена и сын..-прохрипел я, но меня не услышали.
-Нужно срочно, ребенок задохнется!
-Не получится....
Слова отдаленно долетали до меня, но я снова отключался. Возможно это по детски, но увидев докторов, я испытал что-то сродни облегчению, а потому провалился в беспамятство. Когда я вновь очнулся уже в какой-то захудалой больнице, мать сидела около меня, она отделалась несколькими переломами, судя по повязкам. Глаза были залиты слезами. Страх обрушился с новой силой, я вскочил с койки, и шатаясь, пошел к двери.
-Маркус, куда ты?- бросилась ко мне мать. Я оттолкнул ее. В палату вошел какой-то врач, он быстрым взглядом оценил ситуацию и приблизился ко мне, но я не дал ему и слово сказать.
-Что с моей женой и сыном?
-Мистер Беркет..
-Они живы?-спросил я, начиная раздражаться, хоть и боялся услышать ответ.
-Пока еще да.-врач отвел глаза, а у меня озноб пробежал по коже. –Мистер Беркет ваш сын он ... он в очень тяжелом состоянии, скорее всего, он... не выживет .Надежды никакой ..
Я как рыба открывал рот и закрывал. Я смотрел по сторонам, пытаясь зацепиться за что-то , но все ускользало, кроме чудовищной реальности, которая с каждой секундой обрушивалась на меня все яростней, грозя раздавить своей тяжестью.
-А Эни?
- Ваша жена, она потеряла много крови, также сейчас проводят стимуляцию родов, будет потеряна еще кровь. Мы провели предварительную пробу перед переливанием, у вашей жены индивидуальная несовместимость, происходит агглютинация, мы не можем понять- в чем дело...
-Что за агглютинация?-спросил я лишь бы как-то отвлечься.
-Склеивание эритроцитов . В общем, ей не подходят доноры с такой же группой и резусом, но у нее совместимость с вашим сыном. Я проверил. на всякий случай.. Но это невозможно. Они оба так слабы .. и мы потеряем обоих ..
Я больше не слушал, я не знал, что от меня хотят. Мне было понятно, что они пытаются снять с себя ответственность, но я не мог оставить все так. Я не мог опустить руки, ничего не сделав.
-Мне нужен телефон, я должен позвонить в Лондон...
-Они не успеют, операция должна быть проведена в ближайший час!
-А мне пох*й! Мать вашу, пусть они просто едут! У них все есть, должно быть , они помогут!- меня трясло от ужаса и я уже ничего не соображал. Я звонил в Лондон, объяснял ситуацию, что-то кричал, потом трубку передали нашему семейному врачу, я советовался с ним. Он пытался мне сказать что-то, долго объяснял. Постепенно до меня дошли его туманные речи. Он предлагал решение, точнее то, что могло дать хоть какую-то надежду на что-то, пока прилетит помощь из Лондона, но это не было выходом. Я слушал и боялся дышать. Мне предлагались жуткие, кощунственные вещи, но больше не было никаких альтернатив, только эта , иначе я потеряю свою семью. Теперь я должен был выбирать между ее членами. Выбор- как гордо звучит эта мерзость! Разве это выбор? Как я могу выбрать между любимой женщиной, матерью своих детей и сыном? Как, черт возьми? Да как можно вообще выбирать между двумя живыми людьми? Я хотел бы оставить все как есть, хотел бы опустить руки и быть в стороне, не причастный ни к чему. Потому что...Такому варварству не было объяснения. Слишком больно, слишком страшно и ужасно, к тому же незаконно. Но я решился, нет, я просто не знал иного пути, у меня его не было.
Мать и доктор смотрели на меня в ожидании. Я постарался взять себя в руки, мои губы тряслись, голос дрожал, но я прошептал:
-Они вряд ли успеют..
Мать затрясла головой и заревела с еще большей силой. Это подстегнуло меня.
-Проведите прямое переливание!
Доктор уставился на меня во все глаза:
-Это невозможно! Это запрещено! Это..
Я так и знал. Мой врач предупреждал меня, что за это никто не захочет браться, но я был настроен решительно. Чего бы мне это не стоило, я заставлю, раз это единственное, что можно сейчас сделать.
-Заткнись ! Если это последний шанс, то ты проведешь это гребанное переливание, иначе клянусь, я тебя уничтожу, мне наср*ть честное слово!
Он все еще качал головой. И я надавил на главное:
У тебя есть дети, жена? – я подходил к доктору все ближе, он в ужасе смотрел на меня и бледнел с каждым словом.
-Вам нужно успокоительное...
-Мне нужно, чтобы ты провел переливание, я заплачу сколько угодно! Ты это сделаешь, иначе ты будешь на пару со мной оплакивать...
Доктор часто дышал, он нервно сглотнул и прошептал:
-Оно не дает никаких гарантий, оно опасно для жизни, к тому же это однозначно, что ваша жена вряд ли выживет после переливания, ей оно нужнее. Ваш сын у него сейчас последние минуты возможно, поэтому в переливании не будет никакого смысла! И ваша жена сразу же умрет, если я ....
-Ей и проведешь!
После этого в палате воцарилась гробовая тишина. Я словно сам себе вынес приговор. Я не видел перед собой ничего, на меня с ужасом смотрели две пары глаз, я и сам заглядывал внутрь себя с ужасом, я пытался найти объяснение своему решению, но я не находил его. То, что доктор сказал, будто ей это чертово переливание нужнее, что у Мэтти в любом случае нет никаких шансов-это не было для меня ни оправданием, ни объяснением. Где –то там голос разума шептал, что все значительно глубже, все иначе.
-Скажите...доктор, у моего сына будет ...хоть какой-то шанс ? Есть ли хоть какая-то надежда на то, что он сможет .. что он будет еще жить, когда прибудет помощь из Лондона?
Врач побледнел, но глаз не отвел, а потом тихо сказал:
-Надежда есть всегда...
Но мне стало все ясно, я задохнулся, закусил кулак, чтобы сдержать рвущийся вопль.
-Я проведу операцию, потому что... я просто это сделаю! Это не законно, запрещено, но я сделаю, это хоть что-то...
После этих слов он вышел из палаты. Я повернулся к матери, она больше не рыдала, слезы беззвучно катились по ее щекам. Она медленно подошла ко мне, а потом мою щеку обожгла пощечина. Я не дернулся, смотрел ей в глаза и не отводил. Мне не в чем было каяться, не в чем было меня упрекнуть, разве, что я ни разу не колебался в своем решении. Но эта пощечина означала лишь знание того, что даже если бы у меня был выбор, я выбрал бы Анну. Только ее. Мать это знала, она это читала по моим глазам. А я читал в ее. Ей хотелось заорать мне в лицо -как нужно любить женщину, чтобы пожертвовать ради нее сыном?! Кем нужно быть?!
Я не знаю! Единственное, что я знаю, что если ее не будет, не будет смысла в моей жизни. Если ее не станет, я сойду с ума- буду искать ее черты в каждой проходящей женщине, ловить запах и вздрагивать в надежде, почувствовав знакомые духи, я бы замирал, прислушиваясь к шорохам в доме, пытаясь услышать звук ее шагов. Я искал бы ее в другой, но убеждался вновь и вновь, что она единственная для меня. Если бы не было ее, я бы не был собой. Черт возьми, да я разгадал бы секрет бытия, чтобы создать ее! Наверно, все это отразилось на моем лице, потому что всхлипнув, мать кивнула и обняла меня, ее тело затряслось, она разразилась новым потоком слез. Я молчал, хотя мне хотелось рыдать, как она, хотелось реветь во весь голос. Мужчины не плачут. Нам вдалбливали это с детства. Плач для мужчин, как мат для культурных людей. Но сейчас все это не имело ни малейшего значения, сейчас я просто человек, которого разрывает изнутри острейшая боль и страх, только я все равно не мог выдавить из себя ни слезы. Мне казалось, если я заплачу, то признаю, что надежды больше нет, что все кончено. С этой мыслью я не мог смириться. В эту минуту, я как никогда ранее верил, хотел верить во все, что существует в этом мире, только бы у меня была надежда. А еще я хотел подкупить, хотел как наивный, маленький мальчишка просить. Кого? Бога, судьбу, вселенную, природу-все, что угодно.
-Оставь меня одного!
Мать попыталась что-то возразить, но увидев, куда направлен мой взгляд, понимающе кивнула и ушла .
А я прожигал взглядом стену, на которой весела небольшая иконка. Я смотрел в узкое лицо и ненавидел за то, что Бог, в которого так верила моя жена, вновь подверг ее страданиям. Я никогда не обольщался на свой счет, но она ...Разве справедливо, что за мои грехи страдают они? Я не понимал, не принимал, но тем не менее медленно опустился на колени перед этим символом Высшего разума, а, на мой взгляд, самого жестокого существа на свете, последнее пристанище, последнее, что мне оставалось. Я зашептал молитву, которую не раз читал в тюрьме, когда меня захватило учение о Боге. Сейчас я стоял на коленях перед этим образом и как создатель этой молитвы, молил о спасении своего ребенка.
- Помилуй меня. Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои. Многократно омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня, ибо беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда предо мной....
Меня разрывало, я хотел умереть. С каждым словом меня скручивало от бессилия, потому что я знал, что меня ждет такой же конец, как и царя Давида. Мое обращение Он проигнорирует. Этот Садист не помилует меня, не простит и не пощадит ... Если уж Давид не был достоин, то я тем более. Но я продолжал шептать слова, захлебываться. Тупая боль пробивала висок и грудь. Мне не куда было деться, мне больше не к кому было обратиться, мне надо было во что-то верить, я остался один, мне хотелось умереть, мой мир вновь был разрушен. Почему, за что им, почему не мне? Кто-то скажет: «такова жизнь!» Ни хрена это не жизнь, это издевательство, садистская потеха, скотское развлечение. Я принял « такова жизнь!», когда сидел в тюрьме, когда чуть не убил жену, потому что я сам был виноват во всем. Но сейчас в чем мне обвинить себя? В том, что поехал в эту чертову деревню? В том, что не предусмотрел, не продумал? Это бред, лучше тогда закрыться в доме и не вылезать. Я думал, что в моей жизни никогда больше не случится ничего страшного, что я укрепил ее, огородил толстенными стенами, за которые не сможет прорваться ни одна опасность. Я ошибся, я возгордился и мне решили показать мое место, что я хожу по краю и в любой миг могу сорваться в бездну, стоит только легонечко толкнуть. Вот так просто, и ни что из того, что я заработал или достиг не способно сейчас помочь мне, разве что дает надежду, что врачи прибудут раньше, прельщенные наживой. Я не знаю, сколько я стоял на коленях, сколько умолял бездушный образ. Время перестало для меня существовать. Но потом все закончилось.
Надежда умирает последней. Это так. Когда дверь в палату открылась, на пороге был тот самый врач. Лицо его было мертвенно бледно. Мое сердце пропустило удар, замерло в болезненном понимании, я судорожно втянул воздух.
-Мистер Беркет..
-Не надо!- я оборвал его, я не хотел ничего слышать. Страх сковал все мое существо. Трусливо закрыл глаза, но в душе уже разгорелось пламя адской безысходности, она рвала своими острыми зубами на ошметки.
-Прибыли из Лондона, но ваш ..сын он.. умер! Мы не успели...–тихий голос вернул меня в реальность. Я затряс головой, я не верил. Что это значит умер? Нет, этого не может быть, только не с моим мальчиком, ведь еще вчера, еще вчера он бегал на заднем дворе, улыбался и...Нет! Я вновь затряс головой, отрицая все, отбрасывая. Я хотел убить этого врача. Теперь мне становится ясно, почему убивали гонцов, принесших дурную весть. Я готов был уничтожить любого, только бы облегчить то жгучее ощущение, которое обжигало до крови и волдырей.
-Я могу...-я боялся озвучить свою мысль, голос прервался. Но врач понял меня и кивнул мне в сторону двери. В коридоре встретилась мать, вокруг нее суетились медсестры, но мне было все равно. Я шел, не замечая ничего. Возле палаты реанимации я замер, как и мое сердце, но доктор опять кивнул мне в направлении двери. Дрожащей рукой открыл ее и потерял счет времени, потерял себя в реальности.
Он лежал, утонув в белье. Серо-белое лицо, уже слегка синеющие губы, заостренный нос. Я как сомнамбула приближался к нему, упал возле кровати. Ручка была еще тепленькой.
-Сына..сыночка.-ужас скрутил тело, я целовал его , гладил темные волосы. Прижимал его к себе, пытаясь наполнить его холодеющее тельце своим теплом.-Малыш, мой малыш!
Я раскачивался с ним на руках, я не верил. Держал его и не верил. Безысходность разрывала, я терял себя рядом с ним. Мой ребенок не дышит, его сердечко не бьется. Я не понимал. Что это значит? Я не хочу этого понимать, не могу...
-Папа рядом мой мальчик, папа тебя никому не отдаст. –я шептал эти слова, словно молитву сам себе, пытаясь успокоить. Я не хочу осмысливать правду. Не хочу понимать, что моя жизнь рассыпается на крупицы, не хочу понимать, что кровавый песок, в который она превращается, никогда вновь не станет камнем. Внутри было спокойно, неважно, что там ночь и никогда не наступит день. Я был пока спокоен, отрешен, словно на волнах качался и шептал что-то своему сыну, мои слезы капали на его лицо. Но что-то черное поднималось во мне, болезненное, неотвратимое, винтик закручивался с усилием, я знал, что скоро сорвется резьба моего покоя и боль прорвется потоком, она будет душить, рвать, бить, прорываться наружу. Но пока есть только я и мой сын, есть этот момент только для нас двоих.
Я сидел так неизвестно сколько, руки мерзли от холодного тела. Слезы высохли, в голове не было мыслей. Я пытался вспомнить, во что я верил, чего боялся. Но все это испарилось, стало былью. Я просто сидел и ничего не понимал. Меня учили не показывать вида, когда больно, когда невыносимо, но у меня не осталось ни сил, ни желания что-то скрывать, у меня не осталось ничего... Хотелось кричать : «Спасите меня, пожалуйста, я горю в этом мире!» Хотелось выдумать другой мир, мир, где нет смерти, где нет боли. Создать новую планету, где нет отчаянных, истерзанных душ. Где ты свободен от всего, что тебя окружает. Где ты от себя свободен, от привычек, от забот, от радости и боли. Я хочу обрезать нить, что пытается меня удержать. Я наивно хочу, как прежде видеть свет в моем маленьком мирке, но я знаю, я больше никогда его не увижу, им был мой сын, он всегда был моим светом.
-Что мне осталось? Где ты Бог? Есть ли ты вообще? Я еще недостаточно наказан по-твоему ? Скажешь ли ты мне «Милосердный», что все это не больно, что завтра я не вскроюсь от боли?! Забери чертов ублюдок, забери свое д*рьмо обратно...-я кричал, захлебывался ругательствами. Рыдания топили меня, меня трясло, я вдыхал трупный запах своего сына и выл, как собака. Когда в палату ворвались медработники, я лежал навзничь, уткнувшись в шею своего ребенка. Меня пытались оттащить, вкололи успокоительное. Все плыло передо мной, я день и ночь смотрел в потолок, не желая ничего, кроме смерти. Как же мне пусто в этой тишине... Я словно сошел с ума, пытался понять, что меня держит, но ничего не приходило на ум. Мать рвалась ко мне, но я не пустил, не хотел никого видеть. Так продолжалось несколько дней. Зубы глубоко до крови кусали руки, чтобы не выть, я вгрызался в теплую подушку, а с губ капала пена. Я искал смысл. Я думал о круге Сансары. Все мы страдаем. Рождаемся, чтобы страдать, пройти свой путь, протащить на себе свой крест. Нам больно, но мы тащим, ведь сказано-нам не дается больше, чем мы можем вынести. Мы терпим эксперименты, которые на нас ставит судьба, Бог, вселенная- кто, во что верит. Почему, что заставляет нас терпеть, верить, что в конце тоннеля будет свет? На протяжении сотен тысяч лет колесо жизни крутится, заставляет людей ходить по раскаленным углям. Мы слепо бредем, как в тумане к своим призрачным мечтам и надеждам. Именно они заставляют нас терпеть . Мы обретаем в этом жестоком мире что-то ценное и дорожим этим , терпим ради наших близких. Но стоит ли оно? Стоит! Сейчас я понимаю, как никогда. Сейчас же у меня осталось только одно слово, один человек, чтобы я продолжал жить-Эни! Во мне что-то щелкнуло, словно внутри меня захлопнулась дверь. Я должен собрать себя ради нее, должен быть сильным, когда она придет в себя, когда все узнает. Что же это будет? Как я скажу ей о том, что нашего малыша больше нет? А придет ли она в себя? Страх сковал. Я ведь совершенно ничего не знал. Сколько я скулил, жалел себя?
Эти мысли отрезвляли меня подобно ушату холодной воды, я с невероятной скоростью возвращался в реальность. Она врывалась в мое сознание, как пуля, задевая за живое отчаяньем, но я терпел, принимал ее, мне ничего не оставался. На ватных ногах покинул палату, около меня тут же материализовалась медсестра, предлагая помощь. У меня вырвался истеричный смешок. Чем она могла мне помочь? Я покачал головой и вышел из палаты, медсестра, конечно же, последовала за мной. Наверно, последние дни я вел себя, как псих, и женщина побоялась оставить меня одного. Странная ситуация, трагикомичная. Я шел, а потом замер как вкопанный, когда увидел мать со свертком на руках. Она что-то тихонько напевала и раскачивала сверток. До меня не сразу дошло, что это ребенок, а еще позже до меня дошло от куда он взялся и почему с ним возится моя мать. Все внутри застыло, во рту пересохло, сердце рвануло , кровь застучала в каждой клетке. Я совершенно потерялся, я даже забыл, что у меня должен был родиться ребенок. Ребенок... Я не знал смеяться мне или рыдать навзрыд. Издевательство, самое натуральнейшее издевательство. Жизнь качественно поугарала, поимела меня так, что собрать себя не представляется возможным. Все так просто – потерял одного, получи другого взамен! Я ненавидел этот сверток в данную секунду, просто ненавидел. Медленно подошел, мать замерла и посмотрела на меня. Что-то в моем лице ее испугало, и она прижала к себе ребенка, который тут же запищал. Тонкий голосочек меня будто отрезвил. Наваждение схлынуло.
-Маркус, как ты сынок?- тихо спросила мать, по-прежнему прижимая к себе ребенка.
-А как я могу быть? Никак..- ответил я ломанным голосом. Мать кивнула, смахнула слезы и прошептала:
-Анна жива!
Я кивнул, не чувствуя радости, потому что я слишком высокую цену заплатил за ее жизнь.
-Она родила тебе дочь.- тихо сказала мать и протянула мне сверток.
Я отшатнулся. Я не хотел, не мог, мне казалось это кощунственным, чем-то неправильным. Но мать подошла ко мне и всунула ребенка.
-Ты сам сделал выбор! И никто не повинен в этом, уж тем более ни эта малышка. Возьми себя в руки Маркус, сейчас как никогда ты должен быть сильным!
Сказав это мать отошла. Я осторожно пощупал теплый комок в руках, опустил голову и замер, перестал дышать. Маленькое, розовое личико с ясно-голубыми глазками внимательно смотрело на меня. Я с не меньшим вниманием смотрел на нее. Не знаю, сколько мы изучали друг друга, но потом ее губки скривились, и что-то похожее на улыбку-ухмылку отразилось на лице малютки. В этот миг меня накрыло понимание, что ее я с таким трепетом ждал и хотел. Ей рассказывал о всякой ерунде, прислушивался к каждому ее движению . Ее, эту малышку я уже давно любил. И теперь люблю ее, свою девочку, несмотря на то, что сердце разорвано на куски от горя. Я прижал ее к себе и поцеловал, вдыхал сладкий аромат новорожденного тельца, как все символично- совсем недавно я также сжимал тело сына. Меня затрясло, эмоции переполняли. Возможно ли, умирать от горя и испытывать радость?
-Моя девочка, моя принцесса! Диана, дочурочка моя! –я повторял имя, которое мы хотели дать нашей крошке. Мы много каких хотели, но сейчас почему то именно это казалось верным и подходящим. Я захлебывался бесполезной влагой, но ничего не мог с собой поделать. Я задыхался от рыданий, не переставая при этом шептать- Мэтти прости меня сынок, прости, что не уберег тебя малыш, прости меня....
Мать оставила меня наедине с дочерью. Я тихонько качал ее, упиваясь слезами. Ее теплое тело, звучное дыхание не позволяли мне загибаться от отчаянья, звук ее плача, заставлял жить, крепиться. Он словно шептал:
- Отпусти боль! Плач, не держи! Все когда-нибудь утихнет!
Да, утихнет, но никогда не пройдет.
» Глава 4
"...Мне нравится еще, что вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем, ни ночью - всуе...
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!..."
из стихотворения М.И. Цветаевой.
Толпа непривычно замолчала, когда один из полицейских обратился к журналистам:
-Мы хотели бы попросить вас уважать чувства родных и проявить понимание того, что церемония является частным семейным мероприятием.
Однако журналисты не покинули свои места, ожидая возможных заявлений родственников или самого Маркуса Беркета. Ким очень сомневалась, что Беркет будет сегодня общаться с журналистами, да и не только сегодня. Девушка поежилась от холода и еще какого-то жуткого ощущения. Погода стояла отвратительная, впрочем, в январе Лондон всегда был мрачен. Сейчас город окутывала плотная пелена тумана, то и дело переходящего в дождь со снегом. Грязного цвета тучи медленно проплывали по небу, погружая во мрак кладбище Хайгейт на севере Лондона. Над кладбищем кружил полицейский вертолет. Сегодня Хайгейт был закрыт для обычных посетителей. У ворот кладбища находилось около сотни журналистов, среди них и стояла Ким, зажатая со всех сторон этими прохвостами, которых не останавливало никакое горе. Она с ужасом смотрела на людей, своих так называемых коллег и чувствовала омерзение. В погони за сенсацией они готовы были родную мать продать. Ким вновь поежилась, смотреть, как люди наживаются на чужом несчастье, было невыносимо. Неужели она когда-нибудь превратиться в нечто подобное?! Она приехала сюда, потому что ... Она не знала, почему сорвалась сегодня утром и помчалась на похороны Мэтта Беркета. После встречи с четой Беркет на церемонии вручения Золотого мяча она пребывала в растрепанных чувствах. Одно дело составить свое мнение о людях по газетным вырезкам, другое-встретиться с ними и лично оценить. Конечно, за те пять минут, что она провела в компании семьи Беркет , сложно было что-то понять, но этих жалких пяти минут все же хватило, чтобы прочувствовать на себе животный магнитизм Маркуса Беркета. Ее отнюдь невпечатлительную натуру поразил этот хмурый и неприветливый мужчина настолько, что она потеряла дар речи и блеяла рядом с ним, как овечка. А его снисходительная усмешка и смешинки в глазах, говорили о том, что он видит ее неловкость и смущение. Но положение спасла Анна. Ким сумела заметить, несмотря на скованное состояние, обаяние и какую-то силу Анны Беркет, а главное, понять, что эти двое счастливы. Настолько счастливы, что их светящиеся лица выделялись на фоне приторных масок собравшихся лицемеров. Весь вечер Ким украдкой наблюдала за ними. Маркус Беркет все свое внимание дарил жене, он что-то ей шептал, слегка касаясь губами ее шеи. Анна старалась быть невозмутимой, но вскоре не выдержала и шутливо оттолкнула мужа, который тут же притянул ее к себе и, не стесняясь никого, страстно поцеловал. Сцена была такой интимной и возбуждающей, что Ким с горящими щеками отвернулась. Черт, как семнадцатилетняя глупышка, ей-богу! Внутри засосало от какого-то странного ощущения тоски и зависти. Да, самой что не на есть зависти. Ким как никогда прежде почувствовала, насколько она одинока. Настроение опускалось ниже некуда, ее представление о Беркетах делало крутой оборот, поселяя беспокойство в душе и непонятную тяжесть на сердце.
Все последующие дни Ким перечитывала материал, искала в архивах все, что можно было найти о Маркусе. Она хотела стереть с его непроницаемого лица снисходительную усмешку, хотела, чтобы он увидел в ней профессионала. Ей хотелось, чтобы он вообще ее увидел, потому что в Цюрихе он едва заметил, с кем разговаривает, машинально кивая ей в ответ. Ким пугали эти амбициозные, даже скорее тщеславные желания, с привкусом чего-то острого, возбуждающего какой-то детский азарт. Вопрос –почему ей важно мнение Беркета о ней, мучил ее каждую ночь. Днем же она продолжала тщательно готовиться к встрече. Но вскоре все круто изменилось. Несколько дней назад новости о трагической смерти сына Беркетов перевернули ее душу вверх дном. Ким и не подозревала, что за этот небольшой промежуток времени настолько прониклась непростой жизнью знаменитой семьи, что известие повергло ее в шоковое состояние. Ким не понимала, как такое может быть. Это какой-то рок! Она испытывала такую злость. Казалось, только вчера она видела счастливые лица Анны и Маркуса, а теперь ...Что же с ними теперь? И самое странное, что ее волновало больше всего состояние Маркуса, который отделался переломом руки и ребер, а не Анны, которая до сих пор не приходила в себя. Именно по этой в высшей степени удивительной причине сегодня утром в душе родился порыв, и Ким, забросив все дела, бросилась на Хейгет. Ей хотелось хотя бы издалека прикоснуться к этой семье, разделить утрату, выпустить то щемящее чувство, что измучило ее за последние дни. Она не понимала себя, но одно она знала точно, причины ее приезда не обоснованы корыстью или страхами редактора, который несколько дней назад заставил ее почувствовать к нему лютую ненависть. Она еще не видела такого расчетливого подхода к делу и слепой ярости от того, что « смерть этого мальчишки смешивает все карты!» . Боже! Ким хотелось плюнуть в лицо этому старому козлу, после его циничных слов. Теперь она очень хорошо понимала некоторое презрение Беркета к журналистам, да вообще ко многим людям своего круга и от данного понимания ее отношение к нему становилось все запутаннее. Ким была поражена тем, что она так прониклась его семьей, что их горе стало вдруг ее собственным, несмотря на свое мнение и предубеждения о них. Возбужденная от переполнявших ее эмоций, она проснулась раньше обычного, и едва приведя себя в порядок, поехала на кладбище, чтобы выразить свои соболезнования и просто оказать эту небольшую поддержку.
Порой, она была так наивна и простодушна, что оставалось только укорить себя в глупости, увидев, что вход на кладбище охраняют невооруженные полицейские. Кажется, она совсем забылась. Ясное дело, что Маркус Беркет не допустит никого постороннего на похороны своего сына и не позволит превратить их в базар. Разочарованно вздохнув, Ким в который раз обозвала себя идиоткой, но с места не двинулась, потому что все ее внимание поглотила подъехавшая к воротам западной части кладбища вереница машин с тонированными стеклами. После краткой беседы с полицейскими машины пропустили. Через пару минут подъехал катафалк с гробом Мэтта Беркета, он был изготовлен из красного дерева и декорирован белыми цветами, на территорию кладбища въехали еще несколько автомобилей с тонированными стеклами. Прошел шепоток, что Маркус Беркет приехал один, так как Анна Беркет еще не пришла в себя. Ким скорбела, что женщине не удастся даже попрощаться с сыном. Но от невеселых размышлений ее отвлек высокий мужчина, схвативший ее за плечо. Ким хотела возмутиться, но «шкаф», как мысленно обозвала Ким эту гору мускулов в дорогом костюме, не дал ей и слово сказать.
-Вы мисс Войт?-тихо, чтобы никто не услышал, пробасил мужчина.
-Да.-недоуменно ответила Ким, выразительно поглядывая на свою руку, которую великан похоже не собирался отпускать.
-Пойдемте, мне сказали вас проводить к машине мистера Беркета.- с этими словами мужчина потянул ее в перекрытую полицейскими сторону. Сама же Ким пребывала в изумление, а потому не возражала. Она не могла поверить, что это происходит с ней. В голове родились сотни вопросов. Когда они подошли к лимузину, Ким вновь недоуменно посмотрела на мужчину . Он посадил в машину ,а потом сам сел на водительское место и замер в ожидании. Кладбище Хейгет представляло собой парк, где среди величественных деревьев стояли древние памятники великим или же богатым людям. Ким с волнением озиралась, но она знала, что в этой половине кладбища уже не хоронят.
-А почему мы стоим? –не выдержав, спросила девушка.
Мужчина даже не повернулся и словно робот ответил.
-Когда церемония закончится, мистер Беркет позвонит, и мы его заберем. А пока просил вас подождать.
Ким вновь ощутила себя неразумной глупышкой, которая надеялась, что ей позволят проститься с незнакомым, но запавшим в сердце ребенком. Увы! Разочарованно вздохнув, девушка уставилась в окно и задумалась. Как не пыталась, Ким не могла понять- почему Маркус Беркет пригласил ее. Возможно, он заметил ее в числе зевак, так как она стояла в первом ряду, но все же это вряд ли может быть причиной в виду его отношения к ней в Цюрихе. Все эти мысли раздирали уставший мозг девушки, что она даже не заметила, как машина тронулась. Только, когда они подъехали к высокому склону, с которого спускалось множество людей в черных одеждах, Ким очнулась. Она пыталась разглядеть людей, но из-за тумана и мелкого дождя, это было почти невозможно. Вскоре показался высокий мужчина в окружении двух женщин. Ким поняла, что это Маркус, девушка почувствовала, как в области диафрагмы что –то сжалось в волнительном ожидании. Она нервно наблюдала, как Маркус что-то торопливо объясняет женщинам. Ким удивилась, даже внешне он выглядел иначе, чем все остальные. Он был одет в черную кожаную куртку и черные джинсы, на носу сидели солнцезащитные очки. Хотя конечно, в данную погоду, они были одеты совершенно для другой цели. Сердце Ким сжалось. Ей стало очень страшно. Что она скажет этому мужчине, что она может сказать, когда у человека такое горе?