За любовь, которой больше нет (СИ)

- Кажется, мы нашли твое сладенькое местечко? - хрипло спрашиваю я, вновь касаясь той же точки.

- Еще! - стонет моя жена, уже не сдерживаясь, я ускоряю движения, и она кончает, конвульсивно сжимаясь вокруг моих пальцев. Ее трясет крупной дрожью.

- Умничка, моя любимая девочка! – одобрительно шепчу я, вытащив из нее влажные пальцы, подношу к ее лицу. - Открой рот, Эни.

Она непонимающе смотрит на меня, но после приоткрывает свои полные губки, я кладу пальцы ей в рот.

- Оближи!

Она улыбается и прикусывает мои пальцы, по моему телу пробегает дрожь, а когда она начитает облизывать их, окончательно теряю остатки самообладания. Впиваюсь в ее губы, хранящие ее запах и вкус. Целую, а точнее слизываю, при этом торопливо стягиваю брюки и трусы. Вновь сажусь на диван, а ей больше не требуется указаний, она быстро преодолевает расстояние между нами и садится на меня верхом. Сразу же вхожу в нее на всю длину, она выгибается и стонет. Но я больше не могу себя сдерживать. Слишком хорошо. Горячо, влажно и туго. Она начинает двигаться, я подхватываю ее за ягодицы и грубо насаживаю на член. Темп нарастает, она кричит, с моих губ тоже срываются стоны наслаждения. Она падает мне на грудь и впивается зубами в плечо сквозь рубашку. Боль и наслаждения - невероятный микс, но я все же хватаю ее за волосы и слегка ударяю по лицу, она со смехом откидывается назад и закрывает глаза. А я чувствую потребность в ней. Наклоняю ее голову и замедляю темп, целую ее нежно, но она протестующе стонет.

- Еще, пожалуйста, Маркус … сильнее, как будто это наш последний раз! – иступлено шепчет она, и я выполняю ее просьбу, помогаю ей бедрами. Грубо и резко, на всю длину вхожу в ее тело, ударяясь бедрами об ее ягодицы. Она кричит и вновь кончает, я тоже чувствую, что больше не могу, тело напрягается, я сжимаю ее ягодицы от невыносимого удовольствия и кончаю в нее. Она упирается и шепчет:

- Нет!

- Шшш…- успокаиваю ее, удерживая на месте. Спустя пару минут мокрые, обессиленные, мы молча застыли, переводя дыхание. Медленно разжимаю руки, отпуская ее ягодицы, пальцы липкие, я хочу обтереть их об рубашку, но замечаю на них бурую жидкость.

- Тебе было больно? - обеспокоенно спрашиваю я, Анна медленно поднимает голову с моей груди и отрицательно ей качает. – У тебя кровь.

- Наверно, из-за туфлей, кажется, я поцарапала каблуками задницу. Развяжи мне руки, затекли.

Я быстро выполняю ее просьбу, она медленно встает и подбирает свое платье, я натягиваю трусы и брюки. Мы молчим, какое–то странное состояние, что это сейчас было - не ясно. Анна торопливо надевает платье и подходит ко мне.

- Тебе понравилось? – спрашивает она холодно, я удивлен таким тоном, хотя я вообще удивлен ее поведением, но все же отвечаю:

- Да, конечно!

- Запомни этот раз, потому что он был последний. – снисходительно улыбнулась она и направилась к двери, подхватив, свою сумку, валявшуюся на полу. Я же ничего не понял. Что за хрень она несет?!

- А это еще что значит? - крикнул я ей вдогонку.

- Это значит, прощальный секс, кажется, так это называется. Захотелось понять, в чем же его прелесть и как видишь, результат ошеломительный! – наигранно веселым голосом ответила она, а затем порылась в сумочке, достала какой–то журнал и кинула мне. Я словил его на лету, а Анна иронично добавила:

- Да, и еще, в следующий раз, когда решишь завести себе очередную шл*ху, проследи, чтобы она была не так болтлива.

После она грациозно покинула кабинет, а я как дурак пялился то на дверь, то на журнал, не понимая, что это был за спектакль. Но когда зажег свет, то увидел на первой полосе себя и Ким, обнявшихся перед моим лимузином с заголовком : «Пока жена лежит в психушке, легенду футбола утешает дочь политика.»

Меня словно током ударило, потому что все время, пока я был с ней в тот день, мой шофер следил за тем, чтобы поблизости не было ни одного представителя прессы. Я быстро пролистал журнал и стал читать, там была почти вся история моих взаимоотношений с Ким, несколько приукрашенная, но тем не менее почти правдивая. Это могла знать только она. С каждой минутой во мне нарастала бесконтрольная ярость. Меня разрывало на части от сознания катастрофы. Я вскочил с места и кинулся на задний двор, а в голове било: «Убью с*ку!»

Глава 10

«Сплетни могут все смести,

как недобрый ветер,

можно все еще спасти,

если им не верить.

Можно все еще спасти.

Мы друг другом жили.

Ты меня не отпусти

в руки, мне чужие.»

из стихотворения Е. Евтушенко.

Когда Ким проснулась, на Мэрилебон уже во всю кипела жизнь. Девушка с наслаждением потягивалась, попивая кофе и куря сигарету, наблюдая за тем, как люди торопливо шагают, озабоченные своими делами. Обычно в их престижном квартале было спокойно и безмятежно, разве что туристы нарушали размеренное течение жизни на севере Вестминстера, дабы посетить знаменитую Бейкер-стрит известную домом Шерлока Хомса и музеем мадам Тюссо. Когда Ким приобретала квартиру в этом квартале, она руководствовалась лишь его популярностью среди богатого населения. В ту пору, слишком устав от постоянной экономии, девушке хотелось комфорта и роскоши, к которой она привыкла с детства, благо бабушкино наследство позволяло не отказывать себе в таком не дешевом удовольствие, как квартира на Мэрилебон Хай-стрит. Сейчас же несмотря на то, что безумное желание жить сообразно дочери политика поутихло, идеи сменить жилье на более скромное не возникало.

Ким обожала свой негромкий, безмятежный район с его атмосферой аристократизма и утонченности. Любила свою квартиру в викторианском стиле с его роскошью и шиком. Пастельные тона, мебель с позолотой и, конечно же, множество различных безделушек из разных уголков мира, выбранные ею с особой тщательностью и любовью. Красивая, комфортная жизнь, о которой мечтает каждая девушка. Только вот для Ким в последнее время этого стало слишком мало, чтобы ощущать себя в полной мере довольной. Более того, она стала чувствовать себя настолько скверно, что потеряла вкус к жизни. Стоя у окна и глядя на утреннюю спешку, с которой люди бегут каждый по своим делам, девушка мыслями была далеко от Лондона и его суеты. В голове крутились вопросы о человеке, который за последние три месяца прочно обосновался в ее мыслях. Затянувшись сигаретой, Ким размышляла о том, как он встречает это утро в Мадриде. Пьет ли кофе или может быть он предпочитает сок, смотрит ли также в окно на просыпающийся город , о чем думает, что планирует на сегодняшний день. В груди защемило, потому что она не знала ответы на эти вопросы. Совершенно ничего не знала, а так хотелось, она нуждалась хотя бы в мелочах, чтобы просто быть ближе, чтобы проснуться поутру, приготовить себе завтрак и знать, что где-то там он будет встречать новый день, например, с тем же чаем Ирл Грей и овсянкой, что и она. И хотя бы это у них будет общее, но это было бы лишь очередной фантазией, потому что общего у них ничего нет, и никогда не будет. Он давно разделил свою жизнь с другой женщиной, и только ей позволено знать, что он любит на завтрак, о чем думает, переживает, что планирует. Он разделил все с женщиной, которой на это стало глубоко наплевать.

Ким вновь затянулась и закусила губу, а внутри нарастал ком, он рвал душу, перекрывал кислород. Было больно, очень больно, безнадежность скручивала, вызывала пустоту и глухое смирение, а еще давящее чувство ревности разъедало, как кислота, заставляя морщиться, ненавидеть и задаваться глупыми вопросами - почему. Выстраивать из них замкнутый круг: Он, она, его жена и носиться по нему, пытаясь найти хоть какую-то лазейку на пути к спокойствию. Но зацепок и надежд не было, их ей никто не давал. Это была лишь игра безответного чувства, жгущего и выворачивающего наизнанку безнадежностью. Если бы только хоть один шанс… Но его не было!

Ким уже не удивлялась подобным мыслям, она лишь пыталась понять, когда осознала, что просто интерес и сочувствие переросли в этот душевный диссонанс, который именовали любовью. Месяц назад? Два? А может быть сразу, как только увидела его смеющегося на том приеме? Сложно сейчас сказать, но после того вечера, когда он перешел с ней на «ты», все изменилось для нее. Они больше не виделись, что удивляло Ким и в то же время огорчало, но она не настаивала на встречах. Это время ей было необходимо, чтобы обдумать свое отношение к Маркусу, привести в порядок мысли и чувства, иначе ее начинало нести совсем не в те степи, как, например, в их последний вечер. Как вообще ей в голову взбрело сморозить это глупое «или еще что-то…» -идиотка, совсем мозги отключились.

Что он о ней подумал? Хотя какая, собственно разница, все равно его мысли не будут и на сотую долю приближенны к тому, чего бы ей хотелось от него. Эти два месяца стали для нее настоящим испытанием. Ким никогда такого не чувствовала, ни к кому не испытывала такой безудержной тяги. Мысли крутились лишь вокруг Маркуса. Ким работала с усердием, чтобы хоть чуть-чуть быть ближе к этому мужчине, она скучала, безумно скучала по нему. По его задумчивому взгляду, по легкой усмешке, по его улыбке, которая так редко озаряла суровое лицо, превращая его на миг в озорного мальчишку. Когда в ходе работы у нее возникали вопросы, она была счастлива, и в то же время внутренности скручивало от волнения и безотчетного страха. Она трясущимися руками набирала его номер телефона, вымеряла шагами кабинет в ожидании ответа, искусывая при этом губы в кровь и прокручивая в голове каждое слово, которое скажет ему. Но как только в трубке слышался низкий голос, с мягким, словно бархатным рокочущим акцентом, как всегда обрушивающийся резким, а порой и грубым вопросом « Что хотела?», Ким замирала и не могла еще несколько долгих секунд выдавить из себя ни одного слова. Все мысли покидали голову, и только громкие удары сердца набатом отдавали в каждой клеточке. Потом ей каким-то чудом удавалось вспомнить, зачем она позвонила, хотя первопричина была, конечно, лишь в желании услышать его, а уж только вторым делом задать интересующие ее вопросы. Он что-то отвечал, она механически записывала и впитывала, как губка его голос, каждую интонацию, смешок, вдох и выдох. Как одержимая цеплялась за трубку, дрожала от каждого слова. Волнение зашкаливало и она ничего не могла поделать со своим организмом, ладони потели, а ее трясло будто в лихорадке. Она старалась не выдать себя, говорила ровно, но прерывистое дыхание выдавало с головой. И так хотелось, чтобы это пытка поскорее кончилась, и в то же время, когда звучало уже привычное "какие еще вопросы?", она чувствовала безотчетную потребность задержать его, в голове мысли начинали безумную работу, словно шестеренки прокручивали варианты и идеи, что же еще такое спросить, чтобы хоть на несколько секунд оттянуть прощание. Но так ничего и не придумав, она просто отвечала «никаких», а он, даже не прощаясь, отключался. И вместе с гудками на нее обрушивалась тишина, пустота и холод, внутри что-то обрывалось и резко затихало, словно он нажав на красную кнопку «отключить», выключал ее волнение и подъем.

А вчера она не выдержала гнета сжирающего ее чувства. Работа с Маркусом подходила к концу, Ким оставалось собрать информацию у родственников и друзей. Она понимала, что совершает глупость, что встреча с ним станет ошибкой, только ухудшит ее состояние, но не могла удержаться. Как зависимая сама себе врала, что всего час ничего не изменит, что она делает это ради работы. Но знала, что дело тут ни в какой не в работе, ей был нужен этот мужчина, как воздух, хотя бы просто увидеть его, услышать. Только он и она. На один час, на гребанных шестьдесят минут она займет место в его мыслях. Она чувствовала, что он не откажет, потому что … она не знала почему, на интуитивном уровне была в этом уверенна и не прогадала. Он согласился, вызывая в ее душе такую бурю, шквал сумасшедшей радости. Оставшееся время до встречи она посвятила себе, весь гардероб был перерыт в поисках платья, которое было бы к месту и в то же время выделяло ее. Она остановилась на разноцветном и асимметричном наряде, состоящем из сложных драпировок. Платье было закрыто, но при этом подчеркивало каждый изгиб ее тела и золотистые от загара ноги. Еще больше времени ушло на выбор сексуального нижнего белья, и ее не останавливал факт, что тот, для кого оно одето, его не увидит, на прическу и макияж Ким тоже не пожалела сил, также понимая, что и их он едва ли заметит. Как же она хотела хотя бы раз ощутить на себе взгляд, которым Маркус прожигал Анну. Этот жгучий коктейль страсти, ярости и желания, который Ким до сих пор не могла забыть, чувствуя каждый раз при воспоминании о нем, как ревность и злость растекаются по венам. Сколько бы она не твердила себе, что Маркус Беркет женат, и что, ко всему прочему, он свою жену любит, это не гасило пламя, которое разгоралось в груди от одного лишь его имени. Понимание этого отравляло словно ядом, но не останавливало. В какой-то момент Ким с ужасом осознала, что дай он ей хоть один шанс, она не задумываясь, послала бы к черту все свои принципы и мораль. Закрыла бы глаза на то, что у них разница пятнадцать лет, на то, что он женат, что у него есть ребенок, на то, что его жена в тяжелом состоянии, на то, что для него их связь, возможно, ничего бы не значила. Плевать! К чертям все!

Она спрашивала себя - что это? Страсть, одержимость, желание, любовь? Но разве возможно понять? Разве все это в совокупии не зовут словом любовь? Она хотела Маркуса, желала, как ни одного мужчину в своей жизни. У Ким в голове не укладывалось, как можно так зависнуть на человеке, откинув всякий стыд, делая его объектом своих сексуальных фантазий. Ей казалось, что это прерогатива мужчин, мысленно тр*хнуть понравившуюся женщину во всех известных позах, оказалось, что и женщине не чуждо подсознательно, просто закрыв глаза, «поиметь» возлюбленного, как ей хочется. Ким стало смешно от собственных задвигов, а точнее, она представила выражение лица «возлюбленного» мистера Беркета, узнай он, что его «поимели». Хотя насколько она успела разобраться в этом мужчине, вряд ли бы он удивился подобному интересу со стороны женщины. Самомнение у этого мужчины дьявольское. Впрочем, когда он приехал на встречу, Ким уже и сама не удивлялась. О таких мужчинах и надо мечтать. Она словно зачарованная смотрела, как он быстрым шагом приближается к ее столику. Высокий, широкоплечий, волосы как всегда идеально уложены, безупречный костюм, на котором не единой складочки, казалось, дотронешься, и он захрустит, на запястье дорогие часы. Все атрибуты власти и денег, типичный, выхоленный, богатый мужик. Только для Ким он был особенным, не такой как все, а уж ей довелось повидать разных представителей элиты общества. Она не знала, что именно скрывается за внешним лоском и подобием учтивости, но прошлое этого мужчины пугало и манило одновременно. Маркус был подобен искушению, которому хотелось поддаться, вызову, который хотелось принять, даже заведомо зная, что проиграешь. Резкий, прямолинейный, упрямый, а порой и откровенно грубый он притягивал даже недостатками.

Боже, она идиотка, которая влюбилась, причем без единого шанса на ответное чувство! Сколько себя помнила, она была уверена, что не поддастся этой глупости. Не будет похожа на ручную собачку, виляющую хвостиком в надежде выпросить кость. И вот это случилось. Возможно, со стороны это выглядит отвратительно и даже аморально, учитывая все обстоятельства. Но сейчас как никогда она поняла, что Маркус –это большая удача в ее жизни. В его лице она нашла все то, чего ей так не хватало. До встречи с ним она жила, словно робот, машинально повторяла действия окружающих людей, потому что так принято, так делают все. Общение с этим мужчиной, его внутренний мир, история жизни, он сам со всеми своими достоинствами и недостатками помогли ей обрести себя, увидеть жизнь под другим углом, ее другие стороны, понять себя, почувствовать себя, узнать, что она за человек, чего хочет и кого. До него она с легкостью судила людей, делила жизнь на черное и белое, не прощала чужие ошибки. А теперь все изменилось, потому что поняла, что и она далеко не идеальна. Даже более того… Она видела эти метаморфозы, сидя рядом с ним, прижав к его бедру свое колено, впитывая его голос, пытаясь понять его мысли и чувства. Потому что, как не горько это признавать, но Ким готова была продать кого угодно и что угодно, лишь бы этот миг продлился как можно дольше. Ей не было стыдно, когда она раз за разом соприкасалась с его бедром своим. Ей не было стыдно испытывать удовлетворение от того, что он смотрит на нее оценивающим, чисто мужским взглядом, от которого по кожи пробегал озноб, а внизу живота что-то сладко обрывалось. Почему она должна стыдиться? Разве это она замужем? Разве это ее семья будет предана? Она не будет беспокоиться о вещах, о которых должен беспокоиться он. Она просто любит, а он решает, нужна ли ему эта любовь, готов ли он принять ее. Но стыдиться своего чувства она не намерена, потому что не властна над ним. Да и чего ей собственно стыдиться?! Она не вышла за рамки рабочих отношений, разве что в конце сорвалась. Да, не смогла, не удержалась.

Когда они подошли к его машине, на нее накатила такая безысходность, что хотелось схватить его за руку и никогда не отпускать. Ким смотрела на него и задыхалась, воздуха с каждой секундой становилось все меньше и меньше, хотелось провести рукой по его впалым щекам, пальцами коснуться губ, маленькой родинки около носа, прижаться к нему всем телом и шептать «пожалуйста, не отталкивай, хотя бы на минуту стань моим, всего на шестьдесят секунд, большего мне не надо». Глупо, жалко и униженно. Гордость такое никогда не позволит, да и к чему это? Он ведь даже не испытывает к ней интерес. Как бы не было больно это признавать, но это так. И она была бы последней дурой, показав ему свои чувства.

И все же эмоции оказались сильнее разума. Когда Маркус начал прощаться, она не выдержала, встала на носочки, крепко обхватила руками его шею, прижалась губами к гладковыбритой щеке, втягивая в себя цитрусовый аромат его лосьона. Он замер, Ким тоже. Пара секунд забвения, а потом она уже бежит прочь, прижимая к губам ладонь, пытаясь сдержать слезы. Невыносимо, как же невыносимо. Все говорили, что любовь прекрасное чувство. Ни хр*на оно не прекрасное! Адская ломка, выворачивающая, ломающая тебя. Это покруче крэка или психоза, которые, она в свое время на себе испытала. Любовь – это когда тебе очень, очень плохо, если не сразу, то когда-нибудь обязательно будет. Просто, но как точно.

И вот сейчас с кружкой кофе, с задумчивым взглядом, обращенным вдаль, и ощущением бесконечного одиночества Ким встречает новый день. Но как не странно, тоска и грусть не нагоняли отчаянье. Наперекор всему они стимулировали жить дальше, быть сильной, быть не такой, как его жена, быть лучше. Дух соперничества самая лучшая мотивация.

Ким криво усмехнулась собственным мыслям, обрывая себя. О каком соперничестве речь?! Несмотря ни на что, Анна вне конкуренции для своего мужа. Факт, с которым надо смириться. Да и Ким уже смирилась, причем сразу, как только поняла, что испытывает нечто более серьезное к этому мужчине. И все же на каком-то подсознательном уровне она продолжала бороться даже не столько за него, а просто за то, что более достойна, что она по всем фронтам лучше его выбора, и дело не в том, что она не дотягивает, а в том, что он не увидел и не понял. Наверно, она бы размышляла о превратностях судьбы и своем душевном состоянии еще очень долго, но звонок в дверь нарушил ее покой.