За любовь, которой больше нет (СИ)

- Иди ко мне.

Она легла обратно. Превозмогая боль, обнял ее и поцеловал в макушку.

- Сейчас пойдешь к врачу...

- Это ни к чему... – попыталась возразить, но мне и без того тяжело давался разговор, сил практически не оставалась, поэтому я прикрыл ладонью ее рот:

- Помолчи и слушай. Или ты делаешь, как я сказал...

- Или?

- Как я сказал, так и делаешь!

Получилась хрень, но забавная, мне даже самому стало смешно. Анна засмеялась, а я сдерживался из последних сил, потому что любые колебания грудной клетки вызывали адскую боль.

- Беркет, тебя даже могила не исправит. – сквозь смех выдала она, я непонимающе взирал на нее. - Ну, есть у нас такое выражение: "Горбатого могила исправит!"

А, вон оно что! Извечные эти русские прибаутки по каждому поводу.

- Бред какой! - фыркнул, Эни же вновь засмеялась.

- Как ты себя чувствуешь? - спросила она уже серьезно.

- Жить можно. - неопределенно ответил. Эни нахмурилась и покачала головой.

- Завязывай геройствовать, пойду, позову врача.

Я кивнул, хотя мне не хотелось с ней расставаться и в то же время не хотелось усложнять, лучше соблюдать дистанцию. Я действительно это только что выдал? Беркет, ты юморист, блин. Только что чуть ли в любви ей не клялся, теперь уже "соблюдать дистанцию", тебе вроде бы в голову не стреляли. Извилины-то уже активируй и определись, наконец, слабохарактерный придурок. Держи себя в руках!

Анна вышла, я закрыл глаза. Видимо меня опять вырубило, потому что не заметил, как в палату зашли врач с медсестрой и Анной. Ну, и началась вся эта свистопляска. Честно говоря, мне тоже было неловко почему-то в присутствии Анны сообщать о своих немощах и физиологических особенностях, но и духу не хватало сказать ей, чтобы вышла. А после как-то это вылетело из головы, когда врач начал проверять основные рефлексы. Все было в порядке, пока не дошло дело до ног, я по-прежнему ничего не чувствовал и не мог пошевелить ими, как не напрягался.

Мозг отчаянно посылал сигналы мышцам, но связь была потеряна, словно перерубили кабель. Я начал паниковать, глаза метались от одного лица к другому, а потом посмотрел на застывшую Анну. Она была бледна и с ужасом глядела на мои неподвижные ноги, ей видимо уже было ясно в чем дело, сама ведь врач. На ее лице я читал приговор. Меня начало трясти, паника огнем обожгла, желудок скрутило от ужаса, неизвестность сводила с ума, но я молчал, боясь услышать правду. Врач что-то писал в карте, медсестра поправляла постель, а Анна сверлила взглядом какую-то точку за окном, пытаясь скрыть слезы. Меня это подкосило, резануло в самое сердце, прокашлялся и спросил как-то жалко так, сопливо, голос дрожал, но ничего не мог с собой сделать, мне действительно становилось страшно от одной мысли, что я не смогу ходить.

- В чем дело, док?

Доходяга в очках поднял глаза, посмотрел на Анну, я нахмурился, хотелось прикрикнуть на них, устроили тут цирк. Какого этот хрен тянет? Но, словно услышав мои ментальные вопли, врачишка прокашлялся и начал тарабанить что-то на своем языке. Нагрузил хреновой кучей терминов, которые я не понимал. Единственное, что я уловил так это то, что Заковская с*ка раздробила мне какой-то позвонок, врачи провели операцию, надеялись, что все будет в порядке, но увы. Я охренивал, хотелось кому-нибудь врезать, в особенности этому умнику, продолжающему говорить на своем медицинском. Чертов дебил, мог бы и сообразить, что для меня это темный лес или их там со спецом учат писать хер пойми как, так теперь еще и говорить?! Вроде бы за Анькой такое не замечал. К чертям, достал меня этот Марлезонский балет красноречия, поэтому я заткнул очкарика, обрывая на середине очередной марсианской фразы:

- Слышь, ты можешь просто сказать - я буду ходить, нет?

Очкастый побледнел, насупился и ответил:

- Надежда всегда остается...

Но я уже не слушал эту утешительную белиберду. Пошли они со своей надеждой, это мы уже проходили.

Было ощущение, что меня прополоскали в помоях, после прокрутили в центрифуге и повесили сушиться, приговаривая при этом, что я еще пригоден для жизни. "Охереть" - только это и крутилось в голове. Бабахнула новость по мне так, что не встать просто. Ах, да ко мне слово "стоять" теперь вообще не применимо. Пизд*ц, не иначе, всему п*здец! Ступор полнейший.

Я не знаю, сколько я так пялился в никуда, не замечая никого, пока Анна не присела рядом и не помахала мне перед лицом.

- Марусь...

- Отвяжись, Ань. - устало отмахнулся, откинувшись на подушку. Она еле сдерживала слезы, хотела что-то сказать, но заметив мой предупреждающий взгляд, промолчала, развернулась и ушла. Вот и правильно, вали на хер и свой жалостливый взгляд в жопу засунь!

Черт. Это что серьезно? Бл*дь, да добейте меня уже, какого хера издеваться-то так? Кто–то говорил, что жизнь - это затяжной прыжок из п*зды в могилу, склонен с этим согласится, когда я уже до конечного пункта допрыгну, интересно? Не знаю, как люди с этим живут, какое "живут" вообще? Это жизнь? Мне еще сорока нет, а я должен ползать, срать под себя и ссать? С*ка, за что же ты меня так ненавидишь?

Кричу про себя, сам не понимая к кому обращаюсь, меня колотит, как бешеного, и начинается полнейшее безумие, я зверею, рву жилы, напрягаясь, руками дергая ноги, мну их, колочу руками по этой бесполезной груде мышц. Сам вид приводит в ярость, такие ноги должны ходить, черт возьми, да у меня же каждая мышца проработана, как такое может быть?! Не верю! Долблю по ним со всей дури так, что рассекаю кожу на казанках, не замечая ни боли, ни крови. Пот катится по лицу, силы на исходе, а я отчаянно продолжаю колотить. Перед глазами пелена - то ли пот, то ли слезы. Словно долбанный нытик, я распускаю сопли и жалею себя, то впадая в беспросветную тоску, то кляня всех и вся на чем свет стоит. Падаю обессиленно на кровать и трясусь, как с*чка, продолжая паниковать. Хорошо, что никто не видит моего соплежуйства, это бы окончательно меня подкосило, хотя наср*ть, все равно не жилец. Или как все эти бедолаги начать рассуждать - пусть я и калеч, но гордость у меня есть. Смех, гребанный смех... Но спустя неделю, которую я провел, уставившись в потолок, мои мысли приняли именно такой оборот. А что еще остается, кроме жалкой гордости? Ни Х*Я! И я вам скажу большого такого х*я... Хорошо что все эти дни я был в ступоре, а то бы не успевал работать на публику, потому что бабы как-будто сговорились и, словно курицы, толклись возле меня, неся какую-то оптимистическую херню. Хотелось послать всех на Гоа, но даже и на это сил не было, точнее, было пофигу. Ноль реакций на внешнюю среду, словно овощ... Вот так, сначала был скотиной, теперь растением. Из животного в овощ, и когда я уже человеком стану? Какая-то тотальная деградация. Дебильные мысли на фоне морального упадка. Наверно, так же себя чувствуют жертвы насилия. Жизнь или какая-то там инстанция, вершащая наши судьбы, тр*хает меня в грубой форме, точнее засадила во все щели и оставила подыхать. И что делать? Может, обратится с этим вопросом в эти... социальные кружки для жертв насилия? Хотя наверно будет странновато говорить, что меня насилует жизнь. Этим вряд ли кого-то удивишь, потому что если так вдуматься все мы ее жертвы кто-то в большей, кто-то в меньшей степени, но не тронутых нет. Так что не ной, Беркет. Хотя я даже уже не ною, говорю же – пофиг или это шок. Единственное, мне очень тяжело давались посещения Анны. Хоть она и не вела себя подобно сестрам и матери, крутящихся вокруг меня юлой, напротив, была сдержана, не причитала, не лила слез. Лицо не отражало никаких эмоций, я лично списываю это на ее профессионализм, ей ведь как раз приходится работать с подобными пациентами. Отличная тактика, позволяющая больному чувствовать хоть какое-то подобие собственного достоинства. Но Анна моя жена, и меня этими декорациями не обманешь, по глазам ее видел все эмоции и плохо становилось. Я ничего ей не говорил, даже не смотрел на нее, но когда пришло время выписки и мне прикатили агрегат, который теперь должен был стать моим спутником жизни, нервы сдали. Анна вошла в палату, как раз в тот момент, когда меня усадили в сранную каталажку. Сердце облилось жидким азотом и сделало кубильт, я хотел исчезнуть, провалиться сквозь землю, только бы она не видела меня такого - немощного, слабого, жалкого, раздавленного собственными мыслями и не имеющего сил взять себя в руки. Повернул голову к окну, чтобы не видеть ее, но чувствовал жалящий взгляд. А картина за окном была не менее красочной - сборище фанатов и журналюг, меня прошиб холодный пот. Я не знаю, просто не имею представление, где черпать силы. Боже, как же меня все достало, да твою же маму, почему я не сдох?!

Короче, опять сопли поперли, злость и раздражение, я бы наверно так и предавался своим безрадостным мыслишкам, но тут подошла Анна и мне окончательно снесло крышу.

- Кого хрена ты приперлась? – выплюнул я, этот вопрос меня действительно мучил с тех пор, как очнулся, и сейчас, кипя от ядовитого коктейля эмоций, навалившихся разом, я не смог сдержаться.

Анна застыла, сглотнула, приподняла подбородок и твердо ответила вопросом на вопрос:

- А разве не ясно?

- Нет, бл*дь, не ясно! Или ты все никак из платья мать Терезы не выпрыгнешь?! – меня несло. Черт, как же я злился на нее, да на весь мир, но на нее все же больше всего. Анна побледнела, но держалась стойко, подошла ближе и тихо спросила, распаляя меня своим спокойствием.

- Мне казалось, ты сильный...

Я вытаращил глаза, а после захохотал, мне реально стало смешно и в то же время горько до безумия.

- Сильный?! Эт ты про меня? Ничего не попутала? Про меня, да? Может, именно поэтому я тебя, как собаку, бил, ну, знаешь там... силу не знал куда свою девать, тр*хал всех подряд, пока ты в больнице лежала, дури-то много, чё... Кстати, недавно я тоже соскочил с одной... Что еще не весь наивняк из тебя выбил, нет? - я не замечал, что ору, только на нее смотрел, застывшую, побелевшую, как полотно. Мне самому было больно от этого д*рьма, но в том весь смысл, что это правда обо мне и пора ее озвучить именно сейчас, хотя хотелось махнуть рукой и просто пользоваться дарами сострадания своей малышки. Но слава Богу, у ущербных обостренно чувство гордости.

Так-то лучше, хватит здесь благотворительностью заниматься! Пусть проваливает, занимается своими делами, а меня оставит в покое. Покоя хочу!

- Тебе казалось, Ань... Как там у вас говорят?! Кажется - надо креститься! – процедил насмешливо, хотя хотелось вырвать свой язык. Черт, во мне умер великий актер.

Она села напротив и улыбнулась уголком губ, протянула руку и погладила меня по щеке, сердце до предела сжалось от ее нежности. Что ж ты делаешь-то?!

- Сильно сыграно, Марусь, только трясешься-то почему как припадочный?

Усмехнулась, а я окаменел.

- Думаешь, не знаю я про эту журналистку? Знаю, родной, знаю... По глазам твоим сразу же прочитала.

- Что же ты раньше не прочитала ни хера?!

Хмыкнула и признала:

- Мне нечем крыть, ты прав, потому и виню себя.

- О, прекрати, мне не нужны эти...

- Заткнись! - оборвала она, а я опешил и... заткнулся. Анна вытерла слезы и продолжила. - Я две недели молчала, смотрела на тебя, как ты загибаешься от жалости к самому себе, потому что это нужно каждому, только не стоит с этим затягивать. Я затянула в свое время и видишь, что из этого вышло...

- Только вот не надо сейчас изливать свои переживания на меня, своих хватает. – огрызнулся я. Очнулась, мать ее. Раньше надо было задушевные беседы вести. Сейчас-то уже к чему? Выкупались в д*рьме, а теперь захотелось чистенькой быть? Только дрянь эта коростами застыла на душе, хер отмоешься. Так что пусть валит! Я-то ее знаю, жалко ей меня. «Жалко»... Не «жалко», а жало, огромное такое, впивающееся в меня, вспарывающее, рвущее, нет, раздирающее на ошметки мою гордость и собственное достоинство. Самолюбие взыграло, визжало, как бешенное, и нечем было заткнуть его, меня несло.

- Хорошенькой хочешь казаться? Так мне наср*ть, Ань. Я тебя знаю как облупленную, и мне все это не нужно, понимаешь?! Я не смог помочь тебе оправиться от твоих потрясений, но, по крайней мере, могу сказать, что пытался...

- Знаю и...

-Да помолчи ты! –перебил, заводясь еще сильнее, но тут же стало стыдно и уже спокойнее продолжил.- Тебе не следовало приезжать... Ань, мне не нужно твое сострадание, поддержка, мне ничего от тебя не нужно, ясно?

Она молчала, ни одной эмоции не проскользнуло на ее лице и меня это бесило.

- То, что было, когда я очнулся - это просто... состояние аффекта, поэтому прости. Меня не надо жалеть, терпеть, делать мне сраные одолжения! Не надо, Ань, таким образом о Диане печься. Ребенок – не вся вселенная, и можешь осуждать меня за это, но да, черт возьми, я так считаю, и тебе это известно. Я люблю наших детей, люблю больше всего на свете. Но они - не центр человеческой жизни. Когда между женщиной и мужчиной ничего нет, то да – дети это все, что остается. Я не хочу, чтобы женщину возле меня держал ребенок и еще какие-то причины, кроме меня самого. Проблема не в том, что ты затянула с жалостью к себе... Просто Мэтт был всем, не стала его и ничего не осталось, по крайней мере, у тебя нет причин держаться за этот брак. Конечно, можно прикрыться Дианой, но давай не будем повторять ошибок. А это... - взглядом показал на коляску, стараясь, чтобы голос звучал твердо, потому что ампутировать самого себя адски больно, но пора бы уже расставить точки над «I», не маленькие уже, да и десять лет совместной жизни обязывают быть откровенными друг с другом. Анна продолжала смотреть на меня непроницаемо, я не понимал, что творится в ее голове, меня это раздражало, но я не останавливался. - Конечно, не пожелаешь никому такого, но я пережил потерю сына, а уж потерю ног переживу и подавно.

Я замолчал, Анна же наклонила голову в бок, вздохнула и невозмутимо спросила, доводя меня до бешенства:

- Все сказал?

- Да, мать твою, все! Сегодня наша последняя встреча. Можешь собирать вещи и ехать домой, полетишь частным, ты ведь Диану тоже притащила сюда...

- Маркус, если ты сейчас рот не закроешь, я тебе врежу! - процедила она. Я приподнял бровь. Охренела что ли?

- Какого хрена?

- Такого. Мамочку позвать, пожалеет тебя?

- Пошла ты... Я просто хочу остаться один.

Куда она вообще клонит? Стоит тут такая спокойная и качает права, причем мне не совсем ясно какие.

- Врешь, как дышишь, любимый. - засмеялась она как-то снисходительно. Бл*дь, что за приколы? Включай уже ранимую девочку. Ау, где моя Анька? Выруби нахрен эту упрямую с*ку и послушай меня!

- Мне прямым текстом тебя послать? Ты не понимаешь что ли, я сказал тебе всё! Мне не нужна твоя жалость и прочая х*й...

И тут ее рука взлетела и с таким смачным шлепком приземлилась на мою щеку, которую тут же обожгла боль, в голове зазвенело. Я же просто охренел, забыл обо всем, что только что орал и лупил во все глаза на эту... эту... у меня слов не было, я сидел в ступоре и не мог ничего сказать. Она же по-прежнему невозмутимо смотрела на меня, словно все, что я ей сейчас тут говорил - это хрень какая-то, долбанный «пшик». Вот так одним ударом вышибла из меня все аргументы.

- Отпустило или мне готовить, что потяжелее для твоей истерии?–выдала, добивая меня.

Честно говоря, стало смешно, ведь реально отпустило, в эту минуту я даже себя калечем не чувствовал. Как нормальный мужик получил за хамство. Анна же меня поражала, такое поведение ей было не свойственно, поэтому я сыронизировал:

- По твоему это нормально - бить инвалида?

- Инвалид ты только на голову, Беркет! - сказала, как отрезала.

- Думаешь, если я не могу ходить, то я тебе это с рук спущу?

Она засмеялась, весело так, задорно. Капец, блин, веселуха! Умничка, любимая, смейся! Видимо, она увидела, что меня сейчас разорвет от злости, успокоилась и уверенно сообщила:

- Конечно не спустишь, только я тебя на ноги сначала подниму, а потом делай со мной, что твоей душе угодно.

Меня от этих ее слов кинуло в жар, почувствовал возбуждение, представляя, как буду делать с ней все, что моей «душе угодно». А угодно мне было все, только бы она была подо мной, но вовремя вспомнил, что теперь мой удел – «леди сверху», дело, конечно, было не в каком-то там доминировании, а в факте, что иначе - никак, что я долбанное бревно. Перед глазами возникла картинка подобной перспективы, и стало дико стремно. Нет, так позориться и унижаться я не собираюсь, лучше подрачить или шл*ху вызвать, но перед женой быть таким не смогу и не хочу.

- Ты со всеми пациентами себя так ведешь? – спросил, прикрывая устало глаза.

- Только с особо туповато-задумчивыми!

- Спасибо. – улыбнулся наигранно и обратился в слух.

- Да, пожалуйста. Надеюсь, теперь тебе ясно, что жалеть я тебя не собираюсь. Да и с чего вообще жалеть-то, Маркус? Ты красивый, молодой, богатый мужик, достигший в этой жизни всего, чего хотел.

- Ты сейчас прикалываешься, да?

- Нет, я говорю так, как оно есть, а вот это... – обвела взглядом мое средство передвижения. – Это мы попробуем исправить, но даже если не получится, это не конец света, можешь мне поверить!

- Ань, я не понимаю тебя! Чего ты хочешь, к чему клонишь? Хочешь себя благодетельницей ощущать? Нужен мужик-инвалид?

- Мне нужен ты!

Сказала и душу перевернула, я захлебнулся радостью, бестолковым счастьем. Моя слабость в том, что мои чувства слишком сильны к этой женщине, но нужно быть реалистом. Окстись, дурак! Она когда-то тоже тебе в любви клялась и говорила, что простила, а потом оказывается- она терпела.

- Давай обойдемся без громких слов! То я был тебе не нужен, а теперь вдруг – нужен. Где же ты была все это время, Ань? А может тебя прет на таких - слабых, морально и психологически раздавленных, не зря же ты в медицину ломанулась, ну типа фетиш такой?!

Я издевался, но мне хотелось вывести ее на чистую воду, хотя, если быть честным, я просто не позволял себе купиться на эти сладкие речи, а так хотелось. Боже, как же мне хотелось, особенно когда она приблизила свое лицо к моему и прошептала:

- Ты – мой фетиш!

И что сказать на это? Учитывая, что так-то она тоже мой фетиш, мое безумие, моя головная боль, мое всё! Черт, да не смотри ты на меня так, потому что я плавлюсь, просто растворяюсь в тебе, в твоих чертовых глазищах.

- Я спал с ней, Ань... – выдавил еле слышно, как последнее, что мог сказать в противовес ее напору. Я рассчитывал, что после этого у нее наконец-то встанут мозги на место, но она не отодвинулась, не побелела, усмехнулась и так же выдавила:

- Я же сказала, что знаю.

- И что? Для тебя это уже нормально? Будешь опять терпеть? - взорвался вновь. Я не понимаю ее, вообще ни хрена не понимаю!

- Ну, хочешь, могу еще раз тебе по роже съездить. – огрызнулась она, чем развеселила меня. Черт, мир сходит с ума что ли? Мы что действительно об этом говорим? Охереть! Точнее это сделать мне пришлось в следующую минуту, когда Анна сообщила с довольной рожицей:

- Твоей белобрысой курице я уже по мордасам настучала.

- Она не моя! - машинально вставил, а только после вдумался в то, что мне сказала Анна.

- Да по хер.

Чего-чего? Что это за новости?

- В смысле «настучала»?

- В прямом! На некоторое количество волос у твоей шаромыги теперь меньше.

- Ты что… избила ее? – не мог я поверить все никак. Да и вообще не понимал, как такое могло произойти.

- Ну, должен же был хоть кто-то объяснить девочке, что врать не хорошо!

- Слушай, я ничего не понимаю! – раздраженно выплюнул, от этих непоняток меня начало подтряхивать.

- Еще б тебе понимать, это только для меня был спектакль. - хмыкнула она и посмотрела пристально, и словно душу прожгла, стыдно так. Черт, как же не по себе. Попробуйте с женой обсудить адъюльтерчик- та еще прелесть, я вам скажу ,словно нашкодивший кот, которого в санину носом натыкали. Стыдно, противно и понимаешь, что заслужил. Как вспомню, как эту с*чку драл, так блевать тянет. И зачем мне это нужно было? Ах да, чтобы выкинуть Анну из своей жизни окончательно, только моя жалкая «защита» не выдерживает нынешней атаки.

- Что за спектакль? – выдохнул я, предчувствуя очередное «бум» по всем фронтам и точно.

- Я никогда бы не согласилась добровольно уйти от тебя! Да, после смерти Мэтта у нас творилось нечто невообразимое, и в этом виновата я. Это был сложный период, я не могла разобраться в себе, в наших отношениях, ты был замкнут, я запуталась...

- Ань... не надо...

- Пожалуйста, помолчи, дай мне сказать, хоть раз в жизни давай поговорим нормально! – попросила она, глядя мне в глаза, и я не смог сопротивляться этой просьбе.

- Хорошо. – сдался, потому что нам действительно пора поговорить «нормально».

- Ты знаешь, я... - запнулась, опустила глаза, а потом вновь подняла их, словно собравшись с силами, и продолжила. – Я просто хотела быть ближе к тебе, было слишком страшно оставаться одной наедине со своим горем. Знаю, эгоистично с моей стороны было требовать от тебя эмоций. Каждый по своему переживает горе, но мне было обидно и сейчас обидно, что ты не доверяешь. Ты никогда не доверял, всегда были границы, которые ты не позволял мне переходить, и я не могла даже попробовать их нарушить, не знаю почему, но... какой-то внутренний барьер, который я не смела преодолеть. Эти границы распространялись и на то, что было, когда ты... ты поднял на меня руку. Видишь, даже сейчас мне сложно называть вещи своими именами.

Она усмехнулась и замолчала, я тоже молчал, мне нечего было сказать, потому что пока она говорила только правду.

- Тогда ты тоже не доверял, и потому мы дошли до полного разрушения, теперь вновь тоже самое...

- Ну, конечно, я виноват...

- Прекрати! Просто можешь послушать?! – остановила она словесный поток, который я готов был обрушить на нее. Кивнув, медленно выдохнул, а она вновь заговорила. – Мы оба виноваты. Ты в том, что не доверял, я в том, что не пыталась исправить ситуацию и даже более того, усугубила ее, поэтому я виновата в большей степени. В Священном Писании написано, что...

- Ты прекрасно знаешь, что библия для меня не авторитет! – зло выплюнул я. После всех событий в моей жизни, хотелось придушить любого, кто в моем присутствие говорил о Боге и связанных с ним понятиях. Мне не хочется верить, что нашим создателем является столь жестокое существо. Лучше бы его не существовало вовсе!

- Знаю, но согласись, книга жизненная и мудрая.

"Спорить не стану, уж точно". – мысленно согласился я, продолжая молчать.

- Так вот, там написано: «Кто соблазнит одного из малых сих, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской". И это действительно так, лучше бы повесили, чем все вот это…

Я не совсем понимал, к чему она это говорит, поэтому приподнял бровь в недоумение , но долго не пришлось быть в неведении.

-Хорошо, перефразирую: «Не искушай малых сил, ибо берешь на душу больший грех, чем совершит искушаемый.»

- Эни... – выдохнул , но она приложила палец к моим губам. Я побелел, потому что мысль стала доходить до меня, и она пугала. Милая, что же ты говоришь, зачем оправдываешь меня? Хотелось сказать ей это, но она призывала взглядом молчать, и я молчал, потрясенный, тронутый до глубины души.

- Когда я говорила, что ты сильный, то имела в виду твое упрямство и волю. В духовном же плане все только начиналось, ты старался, что-то делал, а я проверяла тебя на прочность, не понимая, что и тебе не просто...

- Зачем ты оправдываешь меня, Ань?

- Это не оправдание, а правда. У всего есть предел, и у терпения тоже, я это понимаю. Слишком сильный психологический прессинг на убитого горем человека. Я издевалась над тобой, втаптывала все твои труды, а менять себя ради кого-то-это самое тяжелое ,что может быть. Легко быть хорошим и не грешить, но быть носителем порока и сопротивляться ему-это духовный подвиг. Ты был на пути к нему, но я все время била тебе по рукам, в конечном счете они опустились. Поэтому я знаю, что сама толкнула тебя к этой девушке...

- Прекрати... пожалуйста, не надо... не делай мне этих уступок. Я трахал ее, и уже неважно какие у меня на это были причины. - выпалил я в гневе, она закусила дрожащие губы, втянула воздух, стараясь сдержать слезы. Боже, как же мне хотелось поскорее со всем этим закончить. Зачем она перетрясает наше грязное белье, зачем заставляет пройти по горящим углям и себя, и меня? Я не хочу делать ей больнее, чем есть. Зачем вскрывать наши шрамы?

- Мне важно, Маркус. Я познала силу прощения, просто в один миг поняла, что не чувствую ни обиды, ни боли, ни злости. Поняла ,что гордость больше не кричит ни о чем и не требует. Наверно, оно такое и есть прощение - безмолвное, приходящее однажды незаметно... Я отпустила прошлое. Это был сложный путь, долгий. Переосмыслить что-то невероятно мучительно, и мне тоже было не по себе, но я увидела, наконец, увидела твои старания, твои усилия, твою любовь… и поверила, в тебя поверила, только я опоздала...

- И когда ты в меня поверила? Когда на тебе блондинчик потел?

Твою же мать, ну кто меня за язык тянет?! Анна дернулась, уставилась во все глаза, но, что-то увидев в моем лице, вдруг улыбнулась;

- Ревнуешь?

Я обалдел. А то ли нет, дорогая?!

- Ань, ты в своем уме вообще?

- Я - да, а вот ты - сомневаюсь. Даже если потел бы, что это меняет?

Офигеть! Вот это она отжигает.

- А ты как думаешь? – фыркнул я, не зная, что еще сказать на этот бред.

- Я думаю, Беркет, что ты бы простил.

У меня перехватило дыхание, я нервно сглотнул и отвел взгляд. Черт ее побери, ясновидящая, мать ее! А ведь действительно простил бы, только б рядом была. Ее бы я простил, а себя не могу.

- Ты меня с Иисусом не путай. – сказал из чистого упрямства, хотя она уже давно все поняла без слов.

- Вот и я простила, Маркус. Знаешь, как говорил Шекспир?

- Да откуда мне знать, ты же у нас умница.

Она усмехнулась и процитировала:

- "Мешать соединенью двух сердец. Я не намерен. Может ли измена. Любви безмерной положить конец? Любовь не знает убыли и тлена."

Ага, молодец, мужик, нашел оправдание!

Видимо, мое лицо было говорило само за себя, поэтому Анна покачала головой и тяжело вздохнула:

- Сейчас понимаю, что это истинная правда. И знаешь, я бы даже не сказала бы ничего по поводу этой девчонки, просто потому что знаю, что она прошла транзитом через твои руки. Да, это невероятно больно, обидно, унизительно. Адская пытка - знать, что любимый человек, пусть на мгновение, подарил то, что принадлежит лишь тебе кому-то другому, но, как я и сказала, она всего лишь носовой платок для слез, причиной которых являюсь я, и мне некого винить, кроме себя.

Наверно, каждый мужик мечтает услышать такие речи от жены, но лично у меня ее понимание вызывало чувство какой-то нравственной ущербности. Чертово ее великодушие, рядом с ней чувствуешь себя ведром помойным, как же я устал от этого. Хотелось заткнуть уши и отключиться.

- Когда вернулась от бабушки, я хотела попробовать наладить нашу жизнь...

- И что же тебе помешало?

- Беременность девчонки.

- Что? - ошарашенно спросил я, такое мне даже в кошмарном сне не могло присниться.

- Не переживай. Это она решила меня удивить, так скажем.

- Я и не переживаю, залететь эта идиотка точно не могла. - выпалил на эмоциях и только после сообразил, что несу. Мда, Беркет, ну, ты дебил! – все что крутилось на языке, а еще мне хотелось блондинистой с*ке устроить "сладкий" вечерок. Тупая соска, это же надо такое выдумать?! Она чё все мозги пергидролью сожгла, овечка бестолковая?! Черт, вот жаль, что я ей слегка влил, надо было оторваться по полной. Тихушница гребанная. Все бабы одинаковые – мстительные бл*ди!

- Все может быть, откуда такая уверенность?! - усмехнулась Анна, я же втянул побольше воздуха. Это уже не лезет ни в какие ворота!

- Интересуют подробности?! - съязвил, хоть и крыл себя за это последними словами. Анна тяжело вздохнула и вдруг спросила тихо, разрывая меня на части:

- Зачем ты так?

И всё - сбила всю спесь, положила к своим ногам, и вот я уже с сожалением признаю:

- Сам не знаю, просто хочу, чтобы ты прекратила упорствовать в своем желание помогать мне, жить со мной и прочих подобных идеях.

- А я не могу, Марусь, и не хочу больше без тебя. Все эти два месяца после переезда я существовала, и когда ты попал в больницу, когда вдруг стало ясно, что могу потерять тебя навсегда, я поняла, что... - она замерла, и я вместе с ней, сердце сделало прыжок в груди, и я задохнулся от волнения и страха. – Если тебя не станет, то и мне больше незачем жить.

Стало горько, и в то же время эта горечь разлилась каким-то приятным теплом в груди.

- Почему-то мы ценим только, когда за нас умирают, а когда ради нас живут, мы этого не видим. – изрек я задумчиво. Анна вдруг опустилась возле меня на колени, втиснулась между ног и обняла, прижимаясь всем своим хрупким телом ко мне, а потом начала покрывать частыми поцелуями мою шею, я же остолбенел и не знал, что мне делать. "Так не честно!" - хотелось заорать во весь голос, как маленькому.

Против таких выкидонов у меня нет ничего в запасе, это удар по всем фронтам. Ее нежность всегда была моим уязвимым местом, лучше бы она скалилась, орала, но вот так добивать меня - наглая игра против всех правил. И ведь она знает, что я не смогу ее оттолкнуть.

- Эни, что ты делаешь? – заполнил паузу, пытаясь изо всех сил сдержаться, чтобы не обнять ее в ответ. Но она проигнорировала мой вопрос.