» Глава 5
"Вернуть прошу на час назад
Всего на час, что сложного такого?
Я отменю поездку в ад
Верни его, верни живого
Кого прошу,о чём молюсь?
У времени отсрочек не бывает
Схожу с ума, людей боюсь
Душа разбитая, страдает
Как матери принять судьбу?
Как дальше жить ей, при такой потере
И кто ответит почему?
Она живёт, когда мертва на самом деле?"
стихотворение от Глафирка.
Она не знала, сколько времени лежит и смотрит в одну точку. Она не могла точно сказать, в какой момент поняла, что очнулась. Вокруг суетились врачи и медсестры, но ей было все равно. Хотя в ее голове происходило нечто подобное. Сознание, словно золотоискатель, суетливо копалось своими торопливыми ручонками в памяти, пытаясь отыскать тот самый клад, который поможет понять, что происходит. Но он все время ускользал. Казалось еще чуть-чуть и вот она разгадка, но память, как легковерная кокетка всего лишь дразнила, а потом со смехом махала ручкой. Ослабленная и раздраженная, Анна все же не сдавалась. Проще конечно было спросить у этих людей, что мельтешили вокруг нее, создавая в глазах рябь, но она боялась. Чего? Наверное, боли. Ане казалось, что если она произнесет хотя бы звук, то физический дискомфорт, который заставлял морщиться, превратиться в мучительную лавину . Все это было на уровне неосознанных рефлексов, и сейчас у Анны не было сил идти против них, поэтому она продолжала лихорадочно вспоминать. Писк приборов и мелькание людей в белых халатах раздражали и возрождали ужас былого, тело покрывалось холодным потом, а пульс учащался от ужасающих образов и чувства, что подобное уже с ней происходило. Но даже кошмарное дежа вю отступало перед каким-то неосознанным страхом, рожденным той тайной, что хранила в себе предательница или же спасительница память, как спустя пару мгновений поняла Аня, потому что мозг намертво вцепился в картинку, которая всплыла где-то в уголке ее затуманенного сознания. Картинка завертелась, закрутилась и как снежный ком начала нарастать, снося на своем пути все, захлестывая, вызывая удушье и первобытный ужас. Панику внутри усиливали голоса врачей. С каждым мгновением Ане становилось все хуже и хуже, она уже ничего не слышала, кроме звона в ушах и душераздирающего крика Мегги, перед глазами был лишь летящий на огромной скорости грузовик. Физическая боль уступила место отчаянию. Аня металась, стонала, а главное, она искала. Она ловила воздух руками, пытаясь нащупать хрупкое тело своего малыша, но ничего не было, она зажмурилась, чтобы прогнать наваждение, но тогда страх сильнее накатывал, ибо она не знала, где сейчас ее муж и сын. Кто-то схватил ее за руки, кожи коснулся холодный кончик иглы, тело начало расслабляться, а сознание туманиться, но сквозь надвигающуюся пелену , Аня все же услышала тихий успокаивающий голос:
-Миссис Беркет, успокойтесь ,скоро ваш муж будет здесь.
Аня почувствовала, как волны облегчения и покоя накатывают на нее, потому что Маркус жив, значит, и Мэтти тоже. Она была в этом уверенна. Почему-то это казалось логичным. С этими мыслями она провалилась в спасительную темноту.
Когда Анна открыла глаза, все расплывалось перед взором, но склоненное над ней лицо было невозможно не узнать. Она попыталась протянуть руку, но та тут же упала обратно.
-Маркус?-прохрипела она еле слышно.
-Я здесь милая!-услышала она дрожащий голос в ответ. В нем было столько страха и волнения, что они передались и ей. Аня сжала крепкую руку и попыталась улыбнуться.
-Как ты родной?-все так же свистящим шепотом спросила она, все еще боясь говорить громче. Взор постепенно становился яснее, и Анна с ужасом вглядывалась в посеревшее лицо мужа, его глаза были красные, впавшие щеки покрыты многодневной щетиной.
-Жив! –как-то обреченно вздохнул он.
Аня взволнованно дернулась к нему, живот скрутило, словно ее изнутри коснулась чья-то холодная и костлявая рука, вызывая ощущения мерзости и ужаса. Она тут же опустила руки на живот и вздрогнула, он оказался непривычно впавшим и ...пустым. Боже! Аня судорожно вздохнула, но Маркус не позволил скользким мыслям завладеть ею.
-У нас дочь, Эни. Я назвал ее Дианой.-он вновь вымученно улыбнулся, Аня подумала, что наверно, он просто устал. Она же второй раз за этот день облегченно вздохнула и прижала руку любимого к щеке. Ей вдруг стало так спокойно, что захотелось спать.
- Как Мэтти? Надеюсь ничего серьезного? Главное , что он жив, а все остальное это ерунда!-уверенно сказала она, но удивленно замерла, когда почувствовала, как напряглась рука мужа. Аня взглянула на него и задрожала, он, словно на что-то решался.
-Что-то с Мэгги, Маркус?-предположила Аня, иное просто не могло прийти в голову. Но когда Маркус посмотрел на нее, его глаза блестели, и в них был приговор, в них была ее смерть. Аня открыла рот, пытаясь что-то сказать, но тут же схватилась за горло.
-Эни...я.. –его голос прервался, он сглотнул, а она замерла в ужасе. Ее начало колотить, все расплывалось перед глазами, дыхание сбилось, она начала задыхаться. –Он... у него не было ..
-Замолчи!-сдавленно прошептала она. Боже, Боже! Нет! Она не принимала, она даже не хочет предполагать, такого просто не могло случиться. Глаза метались в поисках спасения, мир с каждой секундой мерк, меркла жизнь. Боль вскрывала, сердце разрывалось. Ужас парализовывал и расползался по крови.
-Эни любимая, послушай!-доносилось до нее, но она уже не слышала, она пыталась отгородиться, она зажала уши ладонями и замотала головой, боль пронзила искалеченное тело, но она была ничем в сравнении с тем адом, что разгорался в душе, которая заходилась от надрыва, от свербящей и скручивающей агонии.
-Нет!-твердо сказала она. Аня отчаянно посмотрела на Маркуса, а потом дернулась , схватила его руку прижала к губам, ее трясло от бессилия и слабости. –Пожалуйста, умоляю... умоляю тебя, Маркус, скажи ...скажи, что ты просто пошутил, просто пошутил, просто ...скажи! Умоляю, я же .. я же , Боже, просто скажи , прошу, не трави мне душу! Не надо..нет! Я же не смогу...
Он молчал, его трясло, как и ее. Она смотрела на него и молилась, что это кошмарный сон, что это все от наркоза. Иначе не может быть! Господь не допустит, нет! Она не чувствовала, как ее вновь уложили, она не слышала голоса, что ей шептали слова утешения, она проваливалась в темноту. И эта тьма была спасением, ее прибежищем. Каждый день она просыпалась, чтобы замкнуться, чтобы завернуться в кокон, обороняться от реальности, которая была хуже смерти. Ее тело заживало, набиралось сил, но душа слабела с каждой минутой, растворяясь во времени, которое было тем противником, что осаждало ее оборону. Она просыпалась, чтобы гореть лишь одним желанием –уснуть вновь. Она не знала, зачем встает, зачем ест и пьет. К ней приходили родственники, но она не замечала, она просто отворачивалась к окну, смотрела на мерно качающиеся от ветра деревья и отключалась от происходящего, как отключают слуховой аппарат, и она не слушала, что ей говорят. Но с каждым днем она все яснее ощущала приближение бури, приближение конца, когда все краны будут сорваны и ее погребет под собой то, что нарывает в ней, просачивается как предатель сквозь щели ее хрупкой самозащиты.
Люди были для нее особенно опасны, потому что их взгляды были пропитаны чувствами, слова болью и утешением, которые она отрицала. Ее незачем жалеть, у нее все хорошо, все хорошо! Но больше всего она боялась посещений Маркуса, потому что его слова жалили, как укусы, его глаза били наотмашь, а нежность и забота рвали душу. Вот и сейчас она еле держалась, чтобы не попросить его уйти, но она боялась что-то сказать, боялась разрушить тот барьер, что возвела вокруг себя, поэтому отвернувшись к окну, она сжимала до боли подоконник. Но спустя пару мгновений почувствовала горячее дыхание на своей щеке и жар мужского тела. Аня застыла, как статуя, паника захлестывала.
-Эни, девочка моя, пожалуйста, скажи хоть что-нибудь! Умоляю. Мне так тяжело без тебя родная, нам без тебя тяжело. Нашей малышке нужна мама, милая, очень нужна! Я знаю Эни, знаю, как тебе больно, любимая, но прошу тебя, не держи в себе! -его голос был тих, но он оглушал сильнее крика. Его руки сжимали ее с каждым словом все крепче, Аня напрягалась все сильнее, слова били по ней, но она сопротивлялась. Она сгибалась под гнетом этих слов, но не ломалась, не сдавала позиций, ей было не до смысла, ей просто нужно было продержаться, она не хотела понимать значение, не могла. Это не было трусостью, это был просто инстинкт самосохранения. Если она поймет, если примет, то ничего не останется для нее в этой жизни. Но и Маркус не сдавался, он словно чувствовал, какая борьба идет внутри нее и он наседал, осаждал и не давал спуску. И сейчас она ненавидела его за это. Аня развернулась и оттолкнула его от себя. Он изумленно уставился на нее, потому что это было первое за месяц проявление активности и вообще какого–то чувства у Анны. Глаза его загорелись, и он заговорил с еще большим упорством.
-Просто поговори со мной, мы же всегда все друг другу рассказывали, помнишь?! Мы же семья в конце концов! Ты мне нужна, Эни , очень нужна...-его губы задрожали, он с силой их сжал и двинулся к ней. Аня отскочила, она как загнанный в угол зверь металась в отчаянии.
-Пожалуйста, уйди! Уйди...
-Эни..
-Умоляю, я не могу, не могу, прошу! Дай мне время. Я не хочу...Просто уйди... пожалуйста, хоть раз сделай, как я прошу !-Аня лихорадочно шептала еще что-то, закрывая уши. Маркус обнял ее и стал укачивать, она не сопротивлялась, просто сжималась в его объятиях и не смела шелохнуться.
-Я уйду, Эни. Уйду, если ты так хочешь ! –он шумно втянул воздух , поцеловал ее в макушку и устало прошептал –Я все для тебя сделаю, ты же знаешь!
Она знала. Он ушел, как и обещал. Она же облегченно вздохнула, будто казнь отсрочили на неопределенный срок. Но срок был определен давно и тем человеком, от которого Аня этого никогда не ждала.
Меган вошла в палату и увидела невестку в обычном положении - вот уже месяц Аня сидела на подоконнике и смотрела невидящим взглядом в окно. Картина была пугающей и в то же время такой до боли сжимающей душу, но сегодня Мегги не была настроена на понимание и сочувствие, сегодня она была, прежде всего, матерью. Матерью, которая смотрела, как ее сын с каждым днем все упорнее бьется о глухую стену в бессилии, как он разрывается между заботой о новорожденной дочери и замкнувшейся в себе жене. Если днем он забывался в работе, ребенке и Анне, то ночь была предназначена горю и тревогам, это Мегги видела по красным глазам, по измученному виду. Сын постоянно засыпал рядом с Дианой днем, когда оставался дома, что делал в последнее время часто. Чем глубже Анна уходила в себя, тем больше времени Маркус проводил с девочкой, а в последние дни он вообще не отходил от нее, словно пытался компенсировать малышке отсутствие матери. Мегги и Маргарита приехали на Белгрейв –сквер, чтобы помогать Маркусу с дочерью и Анной сразу после похорон, но он практически со всем справлялся сам. Мегги никогда не думала, что увидит сына возящегося днем и ночью с грудным ребенком, меняющим ему памперсы, поющим колыбельные песенки и несущим всякий милый бред для своей малышки. Подобные картины умиляли, а также вызывали волну бесконтрольной злости у Мегги. Они все переживали смерть Мэтти, все болело внутри от невыносимой утраты, но они, а главное, Маркус находил в себе силы жить дальше. Так почему же этого не может сделать и Анна?! Сейчас Маркусу как никогда нужна ее поддержка, Диане нужна мать, а она способна лишь жалеть себя и это тогда, когда ради ее жизни Маркус пошел против закона, против себя, позволив коснуться сына ,чтобы провести эту кощунственную операцию! Весь месяц с Анной работали специалисты, с ней разговаривали и Маргарита и Белла, и Маркус, но все напрасно, она словно никого не слышала. Мэгги не ездила, она боялась, что не выдержит и она не выдержала, когда увидела сына после очередной поездки в больницу. В лице не осталось ничего живого, он был похож на ходящего мертвеца, только сейчас Мэгги заметила, как некогда красивый и статный парень, превратился в измученного, избитого жизнью мужчину. Ее так резануло это открытие, сердце сжалось, а в душе разгорелась злость. Почему, черт возьми, Анне позволено страдать, а ему положено тащить все на своих плечах. Ах, ну да! Он же мужчина. Да только женщине предписано быть его помощницей, а не обузой. Почему эта девчонка вечная жертва, а ее сын должен взвалить все на себя и за все быть в ответе? Хватит, довольно! Пощечины всегда приводят человека в чувство и если для того, чтобы помочь сыну, ей придется надавать Анне этих пощечин, значит, она это сделает!
Анна смотрела на уплывающее за горизонт солнце, пытаясь отгонять от себя ненужные сравнения, думать не хотелось ни о чем. Ей сказали, что на днях ее выпишут и это пугало ее так, что хотелось спрятаться . Она не хотела перемен и тех чувств, что они за собой повлекут, но ее никто не спрашивал и как оказалось давно. Ее уединение было нарушено, резким голосом Мэгги:
-Здравствуй, Анна!
Анна лишь кивнула, в окне она увидела решительное лицо свекрови, которая не смутилась таким холодным приемом, а, напротив, будто вдохновилась и спокойно спросила:
-Так и будешь сидеть, и жалеть себя?
Аня вздрогнула, но Мэгги продолжала, как ни в чем не бывало.
-Сколько ты собираешься прятаться от реальности, Анна? Сколько будешь делать вид, что ничего не произошло и не происходит?-голос становился все громче. Аня попыталась зажать уши, но Мэгги проворно подскочила к ней и схватила ее руки, не позволяя ей этого сделать.
-Слушай меня! Ты будешь меня слушать, Анна, потому что я смотреть не могу, как из-за тебя страдает мой сын, ему и без этого хватает.
Анна начала вырываться, но Мэгги не сдавалась:
-Хватит, Анна, довольно!
-Нет!- всхлипнула Аня, со всей силы оттолкнув от себя свекровь.
-Да, черт возьми, ты будешь слушать! Ему тоже тяжело, но он почему-то не может себе позволить целыми днями ныть! Мэтт умер и его не вернешь, но как бы не было больно, ты должна помнить, что у тебя есть муж и дочь.
Аня побледнела, ее словно пнули в живот. Впервые эти слова были сказаны вслух. Впервые боль материализовалась в слова, которых она так боялась. Аня задыхалась, хваталась за крупицы своей крепости, но она рассыпалась, как карточный домик, под напором безжалостной правды, под утратой, что врывалась в душу, обжигая все нутро до мяса, до костей. Сердце заныло, так заныло от безысходности, которая накрывала с головой, что хотелось волком выть вместе с ним. Аня заметалась по палате, пытаясь подавить эмоции, спрятаться, зарыться с головой, но Мэгги была безжалостна.
-Он умер, Анна!
-Нет, нет! Мой мальчик жив!-истерично замотала она головой, заламывая руки, и взглядом умоляя свекровь замолчать, но та была неумолима.
-Прекрати, Анна! Мы все потеряли не меньше тебя! Возьми себя в руки, ты нужна Маркусу, ты нужна Диане!
-Я не могу.
-Можешь!
-Нет!
-Да, черт возьми! Ты возьмешь себя в руки! Ты хоть знаешь, что пришлось сделать Маркусу, чтобы ты выжила, ты знаешь, на что он пошел, чем пожертвовал?!- закричала свекровь, хватая ее за плечи. Аня замерла, что-то оборвалось внутри, она содрогнулась, потому что последние слова повергали в пучину кошмара, предчувствие страшило, но Анна прохрипела:
-Что это значит?
Мэгги замолчала, отпустила ее и отошла. Анну же трясло от боли, от ощущения реальности, которая давила непосильным грузом, камнем на шее тянула в болото острой боли и отчаяния. Да только теперь от этого уже не спрятаться, да и что-то вдруг проснувшееся в ней, хотело все оборвать, а для этого нужно знать все, все до мельчащих подробностей.
-Что же вы замолчали? Говорите, вы же пришли , чтобы ткнуть меня носом!-вскричала Анна, не в силах больше терпеть, она горела в каком-то безумном огне, не способная больше быть безучастной, теперь она как мазохистка требовала еще одну порцию яда, только она не ожидала, что это будет удар ножом в спину.
Мэган повернулась и сказала:
-Я пришла не за тем, «чтобы ткнуть» тебя носом, а за тем, чтобы ты поняла, что твоя жизнь далась не просто так. И чтобы ты постаралась сделать так, чтобы выбор, на который пошел мой сын в пользу тебя, не был напрасен. Ты живешь благодаря своему сыну, Анна, так что возьми себя в руки и живи!
Аня молча слушала кошмарные, кощунственные вещи, которые говорила свекровь и не смела что-то возразить. Нож входил в нее все глубже и глубже, Аня заходилась от боли и ужаса. Крик рвался из горла, она не могла поверить. Злость и негодование, с какими свекровь держала свою речь, были ничем, но тот смысл, что в себе эта речь содержала, потрясал. Аня ловила воздух, она больше не слышала ничего, хотя Мэган что-то энергично говорила. Мозг разрывала лишь одна мысль, что у ее мальчика был шанс, что он мог выжить, если бы не Маркус, если бы не она. Боль, отчаянье и ужас наслаивались друг на друга и отравляли своим гремучим коктейлем. Горе, потеря, которую она только-только начала понимать и это предательство, нет, не предательство, это...это...Этому нет названия. Боже, да есть ли ты вообще? Где же глаза твои, когда такое творится? Когда мужчина жертвует сыном ради ...ради чего? Ради чего можно это сделать? Ради чего, черт возьми? Она не понимала. Это какое-то святотатство, какой-то сатанизм, скотство.
Аня захлебывалась горечью и отчаянием, все внутри разрывалось, хотелось умереть.
-Анна!-ворвался громкий крик Мэган, Анна дернулась и тут ее охватила злость.
-Почему же вы молчали, когда он...когда.... -голос сорвался.
-Ты неправильно поняла меня, Анна, выбора не было!
-Выбор есть всегда!-закричала Аня. Она знала это из медицинской практики. Только сейчас к ней пришло понимание, что где-то в глубинах подсознания она думала, что сын умер сразу, но это оказалось не так, значит... значит, у него был шанс. Шанс, которого его лишили ! И кто?! Господи, родной отец!
-Анна...
-Убирайтесь! Вон отсюда!
-Послушай...
-Нет! Ничего я слушать не буду больше, пошла вон отсюда, вон! Не подходите ко мне, убирайтесь к чертям вы и ваш дьявольский выродок!
-Боже, что ты несешь?!
-Вон!-заорала Анна и вытолкнула шокированную свекровь за дверь, от ярости появились физические силы. Но вот в душе этих сил не было нисколько, она чувствовала ,что еще чуть –чуть и сорвется, все, что она подавляла так долго вырвется наружу. Она знала, что сейчас здесь появятся врачи, чтобы успокоить ее, а потом и Он. А у нее все вывернуто наизнанку, душа голая и разорванная на куски, которые разбросаны небрежно и повсюду. И это только ее , настолько личное, что показать кому-то подобно смерти, да и не в этом суть. Ей хотелось умереть.. И опять же не в том дело. Ведь два раза люди не умирают. А казалось, она тихонько весь месяц это делала , но ее убили еще давно, сегодня же добили окончательно, осталось только похоронить. Господи, как же больно! Разве и после смерти больно? Чему болеть-то? Что у нее может болеть, когда сердце и душа покинули ее вместе с сыном?! Но что-то, какие-то трепыхающиеся останки ныли и выкручивали. И хотелось бы прекратить все махом, да только теперь это не представлялось возможным, ибо за ее жизнь, точнее существование, заплачено ее же жизнью. Что ей теперь осталось ? Ей ничего не оставил этот зверь. Он не изменился, лишь успокоился на миг, а когда пришло время, вновь показал свою эгоистичную голову. Ему нет и не было дело до других, он думал лишь о себе, о том, как ему будет больно. Ему неважно, что будет с ней, он просто скажет, что любит, вновь прикроет свой эгоизм этим затрепанным словом. Любовь! Да разве это любовь, когда вырывают сердце и преподносят тебе же на блюдечке со словами : «На - полюбуйся, я тебя спас!»
К чертям такую «любовь», от которой хочется удавиться!
Анна заметалась по палате, шквал эмоций захлестывал. Каждая из них перекрывала другую, повергая куда-то в бездну, заставляя, барахтаться в вонючей клоаке, что расползалась в груди. Хотелось вырвать все, хотелось облегчения от этого гнойного комка, что встрял и не давал дышать, да только душа не ж*па- ср*ть не может. А даже если и может, то не здесь. Но необходимо было сейчас, потому что терпеть было невозможно. Она должна что-то сделать, должна покончить с собой, ибо трепыхаться в предсмертных судорогах просто невыносимо.
Сама не понимая, что делает, Анна выскочила из палаты, озираясь, как вор. Сейчас она была рада, что ее перевезли в Лондон , эту больницу она знала, как свои пять пальцев, так как однажды работала в ней. Поэтому через несколько минут она была уже в ординаторской. Она не удивлялась, что никто не удосужился ее закрыть. Халатность- обычное явление, но сейчас она была рада этому факту. Порывшись в шкафу, она быстро накинула на себя чье-то пальто и побежала прочь. Ей было все равно, что она кого-то обворовала. Она ведь Беркет, а Беркеты могут позволить себе даже вершить судьбы, могут брать на себя роль Бога. Впрочем , ее ублюдок –муж достойный сын создателя. Жестокая, эгоистичная с*ка! А кто этот создатель бог или дьявол –неважно. Нет ни бога, ни ср*ного дьявола в этом унитазе под названием жизнь, потому что если кто-то из них существует, то лучше захлебнуться д*рьмом, чем поклоняться такому чудовищу. Она бежала, а в голове рушилась, трескалась вся картина мира, ломалось мировозрение, все в ней ломалось и переворачивалось. Сердце истекало кровью обманутое, преданное всем , чему верило, всем, что любило. Но боль усиливалась, гнула и казалось сейчас переломит. Аня бежала и бежала, думая, что так она оторвется от боли, да только та не отставала. Запрыгнув в такси, Аня пугливо озиралась вокруг, представляя, что вот сейчас она посмотрит в глаза смерти, но наткнулась только на недоуменный взгляд таксиста.
-Куда поедим мисс?
Куда же ехать, когда подыхаешь? Когда сердце кричит, надрывается о своей кровиночке, о самом себе?
-К сыну.. Отвезите меня к сыну!-прошептала Аня.
Мужчина шокировано уставился на нее.
-Мэм у вас все в порядке? Вам плохо?
-Да... мне плохо, мне очень плохо! –отрешенно сказала Аня самой себе.
-Может, отвезти вас в больницу? Вам там помогут.-мужчина уже с каким-то страхом смотрел на нее. Когда до Ани дошли его слова, она захохотала, смеялась до слез и истерики, повергая мужчину в еще больший ужас . Боже, какая ирония! Она всхлипывала, утирала слезы, а потом начинала вновь хохотать. Но когда сил уже не осталось, безразлично прохрипела :
-Мне никто уже не поможет! Отвезите меня на Хайгейт...
Мужчина попытался возразить, но Анна перебила:
-Просто отвезите и все!
-Мне кажется..
-Засуньте себе в задницу свое « кажется»! –отрезала она со злостью и отвернулась к окну. Мужчина махнул на нее рукой, Аня же усмехнулась. Стоило ли начинать прикидываться добрым самаритянином, чтобы при первом же сопротивлении спасовать?! Хотя о чем это она? Это же мужик! Существо, пекущееся только о своих яйцах.
Ярость снова полосонула по живому или уже по мертвому? Скорее всего, по мертвому, живое так не смердит. Но все это вновь отступило, когда перед окнами начали проплывать серые тени кладбища. Анна сжалась, внутри все сковало от страха. Она превратилась в деревянную, машинально сунула водителю деньги, которые были в кармане, и двинулась к сторожке смотрителя.
-Мне нужен Мэтт Беркет!
Грузная баба, сидевшая в коморке, оторвала взгляд от телевизора и окинула ее негодующим взглядом.
-У нас тут кладбище, а не общежитие милочка! –выплюнула она грубо и продолжила смотреть какое-то шоу.
Вот так. Словно звонкая, похабная пощечина хлестанула в самое сердце, вырывая невольный вскрик. Аня зажала рот, чтобы не выдать свое состояние на грани безумия. Смотрела на эту жирную жабу и задыхалась от жестокой насмешки, от ярости и шока. Ели сдерживая себя, чтобы не вцепиться в эту тварь и не порвать на куски, зубами впиваясь в ее отвратительное тело. Аня задрожала, впилась побледневшими пальцами в подоконник маленького оконца и процедила, будто не своим голосом:
-Ты- мразь, если не хочешь лишиться работы, подними свою жирную ж*пу и отведи меня к моему сыну!
-Тихо девушка тихо! –осторожно поднялась толстуха, успокаивая ее, как сумасшедшую, глазки трусливо забегали. Аня была доведена до предела, а потому ее раздражало даже малейшее промедление, и она заорала:
-Живо, мать твою, иначе клянусь, утром здесь станет на одну могилу больше!
Женщина попыталась закрыться, но Аня подскочила и намертво вцепилась в дверь. Через несколько минут они торопливо шли по аллеи. Дождь накрапывал, деревья качались из стороны в сторону и скрипели, как бы вторя жуткому вою ветра. Ане казалось, что это воет ее душа. Когда они остановились около высокого холма, душа стала стынуть. Аня смотрела, не отрываясь, боясь перейти за холм.
-За холмом ваш сын!- тихо сказала женщина.-Вы не задерживайтесь, потому что скоро...
-Уйдите!-отрешено оборвала ее Аня и двинулась к холму.
Ноги были ватными и подкашивались, все замерло, кроме ветра, который ревел, как безумный. Ее лихорадочно трясло, но когда показался белый мрамор памятника, все оборвалось. Кислород словно перекрыло, она открыла рот, из горла рвался беззвучный крик. Она шла вперед, смотрела на улыбающееся лицо своего малыша на фотографии и до крови закусывала губы, чтобы хоть чем-то заглушить нарастающее отчаянье. Колени подкосились, и она упала . Подползла к памятнику и заорала, завыла нечеловеческим голосом, надрывая связки и душу. Слезы прорвались и все, что копилось весь этот месяц вместе с ними. Только сейчас пришло осознание, что больше ее мальчика нет. Больше он никогда не скажет: «мама», больше никогда не улыбнется и не обнимет. Больше никогда, больше его нет, просто нет. На всей Земле его нет!
И от этого казалось, что ее вздернули на крюке и заставили смотреть на медленно вываливающиеся из живота кишки. А она пытается их собрать, а они выскальзывают. Она заходится от боли и отчаянья и понимает , что умирает, что больше ее нет, хотя она все еще здесь, только сделать ничего не может, разве что любоваться на свое нутро и выть, реветь от бессилия и ужаса. Аня лежала на могиле, тряслась, корчилась, рыдала до рвоты с кровью. Вытираясь мертвыми цветами, вдыхая запах сырой земли. И начиная по новой вскрываться от боли.
-Сынок, сыночек...-захлебывалась она, целуя холодное надгробье, умывая его своими слезами и горем. –Почему ты меня оставил, почему....
Перед глазами проносились годы. Она вспоминала себя беременной, вспоминала первое шевеление своего малыша, ту связь, что неразрывно их связала, которая начала укрепляться, как только он впервые дал о себе знать. Она как сейчас помнила тот миг, когда впервые увидела его и отдала ему сразу же в его крохотные ручки всю себя и с каждым годом любила его все больше, отдавала все больше, терпела ради него все и еще бы терпела , все бы вынесла, жизнь бы отдала ради него. Да есть ли что-то на свете сильнее материнской любви?! Есть ли на свете больше горе, чем пережить свое дитя?!
Как же можно лишить мать ее ребенка?! За что такая жестокость, за что?
Аня царапала по мрамору, сдирая руки до крови. Она не чувствовала холода, не чувствовала боли, ее словно опустили в кипящий чан с водой, и она варилась в своем отчаянье, разрывая тишину всхлипами и воем обезумевшей от горя женщины, матери. Лицо было в земле, она скрипела на зубах, отравляла своей сыростью и пресным, мерзким вкусом. Вот так теперь пахнет ее мальчик . Мысль вызвала очередное удушье. Она терялась, зарывалась в землю, в цветы и рыдала не переставая. Но чьи-то сильные руки вырвали ее из этой безумной агонии.
-Нет! –заорала она. –Не трогай меня, я хочу к нему! Я хочу к моему мальчику!
-Эни!-услышала она ненавистный голос, посмотрела на белое, словно мертвое, отчаянное лицо и ударила по нему со всей силы. Он дернулся, но не более.
-Пошел вон! –закричала она и хотела ударить его вновь, но он схватил ее за руки и прижал к себе.
-Не уйду! Эни не надо, пожалуйста...
-Уходи, оставь меня, оставь !-провыла она, ярость обернулась бессилием, душа была вывернута наизнанку. Уткнувшись в шею Маркуса, она прохрипела, заикаясь. –Он боится темноты, он же ее боится, как он там один, он же совсем один...
-Он не один, не один!-сдавлено прошептал Маркус, раскачиваясь с ней в объятиях. Аня не могла ничего больше сказать, силы оставляли ее, она выплакала все без остатка.
-Как ты мог Маркус, как ты мог...-тихо всхлипывала она, устало ударяя по его спине. –За что ты меня так ненавидишь, за что?
Он содрогнулся, обхватил ее лицо руками, по его щекам бежали слезы.
-Не надо, прошу тебя, ... не надо ...
И она замолчала, чувствуя пустоту, слезы тихонько текли по лицу, а душа покидала тело. Аня смотрела на лицо своего мужа и чувствовала, как по крови расползается яд ненависти и жажда убивать. Он вновь предал ее, он вновь отобрал у нее самое дорогое, оставил медленно подыхать, но только теперь она не будет тихо скулить и лить слезы, теперь она будет мстить! Как и любая мать, она готова была убить за своего ребенка, но смерть была бы слишком легким наказанием. Нет, Маркус на сей раз ты ответишь за свою жестокость! Ты пожалеешь, что такое чудовище , как ты просто родилось на свет.
Аня сжала губы, глаза вспыхнули, но внутри все погасло, потому что сейчас она похоронила не только сына, но и свою любовь к человеку, который назывался ее мужем. Но она уже ничего не чувствовала, потому что тот, кого она любила никогда не существовал. Лишь образ, который она с таким упорством и наивностью взращивала в своем сердце. Теперь маски окончательно скинуты и ничего не осталось, ничего. Маркус поднял ее с земли на руки и понес, она не сопротивлялась, она с отчаяньем смотрела на удаляющийся памятник, и беззвучно шептала:
-Сыночек мой, прости меня милый, что не была в час смерти рядом с тобой.
Слезы вновь покатились по щекам, а дыхание сбилось. Ей даже не удалось проститься со своим мальчиком, не удалось прижать его в последний раз и поцеловать. А впрочем, она и не хочет, она не будет прощаться, потому что слова эпитафии правдивы, Аня всмотрелась в надпись на надгробье, прежде чем они скрылись за холмом, и согласно кивнула, признавая правильность мудрых слов, которые вечно будут охранять покой ее мальчика. А на белом мраморе было затейливыми буквами выведено:
«Сын никогда не умирает. Лишь рядом быть перестаёт»
» Глава 6
"Да гори оно все синим пламенем !
Перешла за приличий рамку
Алкоголь стал нектаром и знаменем
Жизнь теперь проживать наизнанку
Быть хорошей и правильной? - к чёрту!
Пусть теперь поболит у других
Бить словами- платить по счёту
Всех намерений ваших - благих!
Судите как хотите, господа
Что, в своей жизни вы видали?
Любовь и ненависть, поймите, господа
Две стороны одной медали."
стихотворение от Глафирка.
-Маркус, тебе нужна моя помощь?-обеспокоенно спросила Маргарита Петровна. Она всячески старалась делать вид, что все нормально, но лицо выдавало ее волнение.
-Нет, спасибо! Я сам.
Она еще с минуту постояла в дверях, а потом бесшумно ретировалась. Я облегченно вздохнул. За последний месяц только ночью я чувствовал какое-то подобие покоя, хотя подобие очень жалкое. Тридцать дней беспросветного мрака, черной дыры, которая с каждым днем засасывала все сильнее и сильнее. Но я цеплялся за жизнь, заглушая все чувства, загоняя их глубоко внутрь себя. Я должен это делать ради Анны, нашей малышки и ради себя самого. Только вот эти взволнованные взгляды родственников, их неловкость и робкие попытки помочь выжимали из меня последние соки. Жалость убивала. И дело тут не столько в моей чрезмерной гордыне, сколько в большей степени в примитивном страхе. Я боялся. Черт возьми, как же я боялся сорваться на эмоции и начать жалеть себя самого, упиваться горем. Я не мог себе этого позволить, просто не мог... Я взвалил на свои плечи миллион забот и проблем, я работал, как вол, разрывался между Анной и Дианой. Я делал все, чтобы не давать себе ни секунды для размышлений и внутренних переживаний. Странно, что многие принимают подобное поведение в сложившейся ситуации за силу. Я часто слышу фразы типа: «Он держит удар..», «Тащит все на своих плечах..», «Не сломался ...», «Он ответственный..» и прочее. Возможно, так оно и есть, но только в том случае, когда человек обычно привык давать волю чувствам, а потом собрался и взял себя в руки. Я же всегда был замкнут, мне легче пахать до потери сознания, чем предаваться горю. Я боюсь тех страданий, которые сваляться на меня, стоит только мне остановиться. Я боюсь боли. Поэтому я далеко не сильный человек, скорее трусливый. Но даже при всем желании, у меня не хватало сил ни душевных, ни физических для горя. Анна занимала все мои мысли. Ее состояние приводило меня панику, я не знал, что делать. Она словно закрылась, сжалась в комок, прячась от реальности, от боли. Она отгородилась от всего, а главное от меня. Я видел, как тяжело ей, когда я прихожу, и я стал навещать ее так, чтобы она не видела меня, хотя на душе было гадко. Доктора все наперебой уверяли меня, что в подобном состоянии нет ничего удивительного, что это такая стадия, которую вскоре сменит другая и так далее. После таких разговоров мне становилось еще хуже, меня пытались успокоить тем, что моя жена подобно подопытному клопу идет по разработанной кем-то системе. "Все это нормально, мистер, так у всех!" Да плевать мне, как у всех! От этого не хрена легче не становится. Самому дорогому мне человеку безумно плохо, а я не могу даже на глаза ей показаться и мне нечем ей помочь. Я ненавижу эту беспомощность, она давит на меня, я разрываюсь, бьюсь , бьюсь, но ничего не могу сделать. Она возвращает меня в холодные стены, окруженные колючей проволокой, где воздух настолько провонял дешевыми сигаретами, что кажется будто ты только что сам накурился. Тогда я был в точно таком же безысходном состоянии. Сейчас я также загнан в клетку, только не на физическом уровне. Мои внутренние демоны преследовали меня повсюду, пока я не попадал в свою комнату. Только рядом с Дианой меня отпускало. Я не помню, как получилось так, что я стал заниматься дочерью сам, потому что после похорон я был как в тумане. Если бы не она, я бы не выдержал. Она была моим спасательным кругом в этом аду. Вот и сейчас, не успев, приехать домой, я сразу же помчался к своей малютке и теперь смотрел, как она смотрит на меня своими голубыми глазками, в которых проскользнуло узнавание. Личико сморщилось в беззубой улыбке и внутри меня все отступает, такое тепло разливается в груди, я сразу же улыбаюсь в ответ, беру свою девочку на руки и прижимаю к себе, вдыхая сладковатый запах маленького ребенка. Как же хорошо и одновременно плохо!
С тех пор, как взял ее на руки в тот страшный день, я больше никому не доверял ее. Никаким нянькам и бабушкам, за исключением тех моментов, когда мне нужно было работать, но все остальное время я был с дочерью. Я сам купал ее, менял подгузники, я спал максимум три часа в сутки и всегда урывками по часу между очередным кормлением или сменой подгузников. Но эти хлопоты были мне в радость, я был почти счастлив, когда мы с Дианой были предоставлены друг другу, только вот с горечью было это счастье, потому что именно сейчас я понял, что такое быть отцом по-настоящему. Я смотрел на Диану и знал, как она морщит лобик, когда ей что-то не нравится, я знал, как она радуется. Знал, как горят ее глазки, когда она видит какую-нибудь побрякушку, например, папины запонки, которые она просто обожала пробовать на вкус. Сейчас она дрыгала ручками и ножками, так она передавала свою радость моим появлением. Я был для нее всем, центром ее вселенной, я был и отцом, и матерью для нее. Я ловил каждый момент, боясь пропустить что-то новое, потому что каждый день Диана менялась, открывала для себя мир, училась быть самостоятельной. Наблюдать за своим ребенком в такие моменты было для меня невероятной радостью и в то же время мукой, потому что я начинал думать о Мэтти, я смотрел на Диану и пытался вспомнить, как улыбался мой сын, как он радовался, какие издавал звуки, какой он был в этом возрасте? И что самое кошмарное я не то, чтобы не помнил, я не знал. Я просто не хрена не знал! Когда он появился, мне было двадцать девять, я был лучшим футболистом в мире, но мне этого почему-то было мало. Я все время стремился к чему-то еще, а может быть, я просто не мог остановиться?! Семья стала для меня таким понятием, которое никак не отразилось на моей жизни, разве что мне пришлось работать еще больше. Просто потому что так принято. Я все время был в работе, суетился, что-то пыжился, ведь у моей жены и сына должно быть все самое лучшее, первоклассное, люксовое. Мое самолюбие и амбиции на меньшее не были согласны. И конечно, я как и всегда добился своего, у моей семьи действительно было все и даже больше, все, кроме отца и мужа. Мне казалось, так должно быть! Ведь почти все так живут, все мужчины работают, видят своих детей от силы по два часа в сутки, а то и меньше, но мы же трудимся для того, чтобы у наших детей не было нужды, чтобы они не чувствовали себя ущербными. Только сейчас я понимаю, что это мы как раз-таки ущербные родители. Спроси любого, что он знает о своем ребенке и он не задумываясь, ответит, что все. Я тоже ответил бы так же еще месяц назад, а сейчас я спрашиваю себя- о чем думал мой сын, во что верил, о чем мечтал, что ему нравилось, чего боялся? Любил ли он футбол или это просто способ доказать мне, что он достоин быть моим сыном? У меня нет на эти вопросы ответов. Я абсолютно ничего в действительности не знаю и не знал о своем ребенке. Он мертв, он больше ни о чем не думает и не мечтает, но он был жив, а я ничего не знал о его внутреннем мире, как если бы он умер. Может это какой-то философский бред моего измотанного разума, но я прихожу к выводу, что мой сын умер для меня, так и не родившись, и меня совсем не утешает мысль, что в большинстве семей подобный подход к детям считается нормальным явлением. В этом случае мне хочется всех этих занятых погоней за копейкой, материальным успехом родителей, в надежде на лучшее будущее для своих детей, лишь встряхнуть и сказать: "Будьте родителями для своих детей, а не содержателями, живите настоящим, потому что будущего может и не быть!"
Но кто это поймет, люди отмахнуться и скажут : "Бред, все так всегда жили и еще никто не жаловался?!" Верно. Другое понимание вещей приходит только тогда, когда тебя хорошенько во все дырки поимеет жизнь. Тогда ты начинаешь думать об этой самой жизни, о ее законах, о ее устройстве, о ее истинных ценностях. Сейчас эта самая ценность пускает слюни на мою рубашку и сопит. И почему по мне всегда должна проехать бетоноукладочная машина прежде, чем я что-то пойму?!
-Маркус! - услышал я стук в дверь и тихий голос Маргариты. Я тяжело вздохнул, стараясь, унять раздражение и подошел к двери.
-В чем дело? - резко спросил я, но женщина взволнованно трясла телефоном. Я отключил телефон в своей спальне, так как не хотел беспокоить Диану, да и себя в том числе, поэтому сейчас был более чем зол. –Я же просил меня не беспокоить!
-Но это из больницы, они отказываются мне сообщить, что произошло, сказали, что ..
Но я уже не слушал, выхватил телефон и передал ей Диану.
-Да, Беркет слушает!
-Добрый вечер мистер Беркет, это из..
-К делу ! - перебил я вежливый голос. Я всегда знал, что когда-нибудь что-то произойдет, такое затишье может быть лишь перед очень большой бурей. Я ждал этой бури, ждал с надеждой и страхом, но внутри меня расползался ужас, когда мне сообщили, что моя жена сбежала из больницы после того, как моя мать навестила ее. Я понимал, что это связанные между собой события, мне нужно было знать, что произошло, но главное мне необходимо быть уверенным, что с Анной все в порядке. Я бросил трубку, и тут же заметался, не зная за что хвататься первым делом. В больнице уже вызвали полицию, я позвонил знакомому детективу, чтобы он тут же принимался за поиски. Сидеть на месте я не мог , поэтому помчался в больницу, Маргарите Петровне стало плохо, но я поручил ее заботам прислуги, мне было сейчас не до нее.
Когда я ворвался в больницу, тут же встретил мать и меня понесло. Раздражение, злость, страх и дикое волнение прорвались наружу, и я вывалил все это д*рьмо на нее.
-Что, мать твою, здесь произошло? - вскричал я.
-Не смей со мной так разговаривать! - мать пыталась выглядеть строго, но дрожащие руки и бегающий взгляд выдавали, что не обошлось тут без ее вмешательства.
-Я сейчас на грани, мама, поэтому лучше тебе сказать все как есть!-процедил я, едва сдерживаясь.
Мать задрожала, на глазах выступили слезы, а потом она начала рыдать.
-Я думала... я хотела, как лучше! Я.. не могла смотреть на тебя. - заикалась она, а я держался из последних сил, чтобы не вспылить. -Я хотела лишь помочь!
-Что, черт тебя подери, ты ей наговорила?
-Я сказала все, как есть, я сказала, чем тебе пришлось пожертвовать, чтобы спасти ее и что она просто не имеет права, не имеет! Вести себя так, не имеет права свешивать на тебя все проблемы, она..
-Заткнись! –рыкнул я. Меня трясло от ужаса, от ярости. Сейчас мать казалась мне существом с другой планеты, она казалась мне ползучей тварью, которую хотелось придушить прежде всего за бессердечность, за полное отсутствие понимания, за то, что своими благими намерениями подложила такую свинью, что в пору повеситься. Я четко понимал, что это означает для меня. Я знал Анну настолько хорошо, что просто не сомневался в том, что меня ждет. На сей раз она не простит и не поймет. Она не захочет понимать. В такой ситуации хочется винить, и я знаю, что именно я буду козлом отпущения.
-Маркус, послушай, ей нужен был толчок, она просто не имела права..
-Это ты не имела права лезть к ней. И никто, никто не имеет права! Она вправе скорбить по нашему сыну. Я ее муж, если кто и должен ей что-то сказать так это я, это мне приходиться тащить, а не вам!
-Сынок, я хотела просто облегчить тебе....
-Замолчи, ты хоть понимаешь, что у нас умер сын? Понимаешь ты это?
-Мы тоже потеряли. - робко возразила она, чем окончательно добила меня. Я не понимал свою мать, я не понимал как так можно. Да, мне было тяжело, но я жалел Анну. Я знал, что нужно время, кому-то меньше, а кому-то больше. У меня в голове не укладывалось такая жестокость. Это слишком мерзко.
-Вы потеряли внука, а она потеряла сына! Сына, которого вынашивала девять месяцев, ради которого выстрадала столько, сколько тебе не довелось и за всю жизнь, которого воспитывала одна, пока я сидел в тюрьме. И ты смеешь говорить, что она не имеет права? Я не знал, что ты такая с*ка !
Я был опустошен и потерян, потому что знал, с этого дня мои отношения с матерью никогда не будут прежними. Я не смогу никогда такое забыть, она, словно плюнула мне в душу. Вот именно сейчас я мог вполне понять Анну. Моя мать сделала практически тоже, что и я. Она не могла смотреть на мои страдания и ударила по Анне, чтобы та помогла мне, она сделала ей больно, только чтобы самой жилось спокойно, и было легче ее сыночку. Наверно, в глазах Анны я сделал нечто подобное. И ей наверняка будет неважно, что у меня выбора не было. У моей же матери оправданий нет, и она это знала.
-Маркус, я не думала, что так все обернется. Я хотела, чтобы тебе стало лучше, сынок!-прорыдала мать, хватая меня за руки, а я словно закаменел. Отстранил ее и, взглянув в глаза, твердо сказал.
-Я понимаю, мама, очень хорошо понимаю, но я хочу, чтобы в ближайшие часы ты покинула мой дом!
-Маркус, ты не можешь так со мной поступить! - вскричала мать, заливаясь слезами, но никакие слезы меня не трогали. –Ты совсем помешался на этой..этой...
-Она моя жена, а не эта! –оборвал я ее, затем развернулся и пошел прочь, но путь мне перегородила какая-то женщина и полиция. На меня посыпался шквал вопросов, а женщина все орала, что у нее пропало пальто, которое у нее украла моя жена. Я был настолько вымотан и шокирован, что выписал чек этой истерички, чтобы она заткнулась. Какие же люди все-таки ублюдки! Не устаю поражаться их гнили. Хотя с другой стороны, это для меня пальто - пустяк, а для кого-то - половина зарплаты, да и стоит ли обвинять людей в безразличии к чужому горю, разве я лучше?!
Когда я просматривал записи камер наблюдений, мне позвонил детектив.
-Мистер Беркет, я нашел ее. - сообщил детектив, я вздохнул с облегчением, но мое облегчение не продлилось долго. –Я не знаю, что делать, мистер Беркет... Ваша жена, она не совсем в себе, она на кладбище и ..
-Ничего не делайте! Я сейчас приеду!
Я мчался на кладбище, а внутри все сжималось от волнения, от безотчетного страха. Я много чего себе представлял. Я понимал, что нарыв вскрыт и эмоции вышли наружу, но увидеть ее роющую землю, целующую памятник и воющую... Боже, это был не крик и не вопль, это был душераздирающий вой сломленной женщины. Я содрогнулся, это было настолько невыносимо, что я кинулся к ней. У меня не было сил смотреть на ее отчаяние. Я не знаю, что я шептал, что кричал, она била меня по лицу, по груди, но я не чувствовал физической боли, мне было так хреново, что хотелось лечь рядом с Мэттом и умереть. Я все отдал бы, чтобы быть на его месте, только никогда бы не видеть ее такую, только бы не знать этого кошмара. Но я здесь и мне нужно что-то делать, чтобы собрать Анну, помочь ей прийти в себя.
Мы сели в машину, я дал знак водителю, и мы поехали. Промокшая, вымазанная в земле, Анна сидела у меня на коленях и тряслась от холода и рыданий. Я укачивал ее, как маленькую девочку, покрывая любимое лицо поцелуями, ощущая на губах вкус сырой земли, но это все не важно, главное, Анна со мной.
-Эни, одевай мое пальто, а то ты совсем продрогла.
Я помог ей выбраться из промокшей одежды, на ней были лишь пижама, пальто и тапочки. Неудивительно, что ее колотило, как припадочную. Губы посинели, лицо белое, я стал растирать ее красные от холода руки. Это был способ не только согреть ее, но и отвлечь, чего мне хотелось больше всего. Я с ужасом смотрел на переломанные ногти, на содранную кожу, в которую забилась грязь, стараясь не сделать ей больно.
-Вот так, хорошо, моя девочка. – приговаривал я, переходя на ступни. Эни следила за моими действиями молча, она больше не плакала и не напоминала растение, взгляд был живой, но что-то в нем настораживало меня.
-Куда мы едем? - хрипло спросила она, когда я оставил ее ноги в покое и хотел прижать ее к себе.
-В больницу. - ответил я и попытался обнять ее, но она отстранилась, а потом неловко слезла с моих колен и села как можно дальше от меня. Я напрягся, но сделал вид, что все в порядке.
-Я не останусь в больнице, я хочу домой!- твердо сказала она и посмотрела на меня в упор, ожидая моих возражений. Но я не был против. Ее физическое состояние было в норме, поэтому смысла находится в больнице не было. Да и дома ей должно стать лучше. Психика человека очень лабильна, даже в самой д*рьмовой ситуации мы находим что-то хорошее. Я надеялся, что Диана станет этим хорошим для Анны, она отвлечет ее от внутренних переживаний.
-Как хочешь, Эни. - ответил я, но она казалось, больше не слушала, отвернувшись к окну, она смотрела на ночной Лондон. Я не знал, что сказать. У нас было столько всего, что нужно было обсудить, о чем поговорить, но мы молчали. Я считал, что это неправильно, что эти недомолвки не приведут ни к чему хорошему, они наслоятся друг на друга и превратятся в снежный ком. Мне хотелось расставить все точки над "и", но я понимал, что Анна может быть не готова, и все же я рискнул.
-Эни. - тихо позвал я ее, она взглянула на меня и у меня сжалось сердце, она сейчас казалась мне такой маленькой и беспомощной. -Детка, давай поговорим.
-А давай мы не будем ни о чем говорить! –резко воскликнула она, я растерялся от такого тона. -Почему все время надо о чем-то разговаривать, живи проще!
-Я просто хотел прояснить ситуацию.
Она захохотала, а мне стало окончательно не по себе.
-А что тут не понятного, Маркус? Наш сын умер, а вместе с ним умерло все! – отчеканила она. Мне казалось, что этот всплеск безнадежности от горя, поэтому сказал:
-На этом не заканчивается жизнь!
-О, ну у тебя-то, конечно, нет! Скажи, ты это понял в тот момент, когда решал, кому жить, а кому нет?
Она словно врезала мне со всей дури, я сцепил челюсть крепче, было чертовски больно слышать от нее такое. Как бы я не готовился к ее обвинениям, я все же не был готов. Мы сверлили друг друга взглядами, и с каждой секундой на меня неотвратимо обрушивалось понимания того, что она вынесла мне приговор без суда и следствия. Возможно, я это заслужил, но, черт возьми, я не собирался складывать лапки, если ей легче обвинять меня - пусть, но я не позволю ей упасть духом.
-Я понял это, когда взглянул на нашу дочь, я понимаю это сейчас, когда смотрю на тебя!
Она ничего не ответила, вновь отвернулась к окну и до дома мы больше не произнесли ни звука. Когда мы вошли в дом, было уже около трех ночи, но никто не спал - все ждали нас. Я вновь был в ступоре, но Анна, кажется, соображала лучше меня, потому что как только к ней подскочила наша экономка, она тут же распорядилась:
-Приготовьте мне голубую спальню и чай с молоком, пока я принимаю душ.
С этими словами она поднялась наверх, все были в недоумении и шоке, я и сам ничего не понимал. Да и могло ли быть иначе?! Полчаса назад это был невменяемый человек, невменяемый на протяжении месяца, все были готовы опекать ее и оберегать, никто не ждал, что она просто войдет, как будто ничего не произошло и отдаст распоряжения. Я должен был радоваться, что она старается не впадать в отчаяние, но я не мог обманывать себя, ибо это все игра, сейчас она окажется у себя в комнате и только Богу известно, что там будет с ней твориться. Я понимал, что мне предстоит быть бдительным и быть постоянно начеку, потому что сейчас она слабее и беспомощнее ребенка, как бы не храбрилась.
-Маркус, что произошло ? - спросила Маргарита Петровна.
-Срыв, если это можно так назвать. - ответил я, направляясь к себе в комнату. Меня коробило, что Анна выбрала себе отдельную спальню, но я понимал, ей нужно личное пространство, впрочем, как и мне. Спальня – это единственное место, где я мог хоть ненадолго, но дать себе слабину, а делать этого при Эни, я ни в коем случае не собираюсь, как бы не было трудно плыть против течения собственной крови.
-Маркус, а как же Диана, она разве не собирается..-Маргарита была растерянна.
-Я не знаю, –устало ответил я, потому что этот вопрос мучил меня самого, я даже не предполагал, что Анна проигнорирует нашу девочку. Просто, как будто той не существует в помине, такое можно было ожидать от кого угодно, но не от Эни, не от нее. Эни, она прежде всего мать, а уж потом все остальное, я не понимал, что это все значит и меня пугала данная неизвестность.
Маргарита по-прежнему шла за мной, только войдя к себе в спальню, я понял, что она еще рядом.
-Ложитесь спать, думаю, завтра станет все ясно.
-Я уложила Диану, она долго плакала, привыкла к тебе очень.
Я кивнул, но женщина не спешила уходить, она была очень измотана, я очень уважал Маргариту и был благодарен ей за ненавязчивую помощь и поддержку, но сейчас она меня напрягала, я хотел побыть один.
-Что-то еще ? - нетерпеливо спросил я.
-Завтра поминальный день, прошло уже сорок дней. – тихо напомнила она мне. Я тяжело выдохнул. Я совсем забыл об этом, мне хотелось разнести все к чертям, я так устал. Я был похож на взмыленную лошадь. Поминки были для меня еще одним серьезным испытанием, очередной головной болью, от которой я готов взорваться. Я не знал, где взять сил, чтобы пережить этот день, пережить все это.
-Я с утра займусь организацией.
-Я уже заказала панихиду в церкви, также позвонила священнику, он прочитает молитвы за обедом. Осталось только организовать обед, думаю, будет много людей.
-Спасибо, я распоряжусь насчет обеда.
-Хорошо. Спокойной ночи, Маркус. Отдохни, тебе нужно хоть немного перевести дух, слишком много навалилось.
-Да.
Она вышла, а я следом за ней. Я пошел к Анне, на душе было слишком не спокойно, чтобы лечь спать.
-Я думаю, сейчас не время.-услышал я голос Маргариты, когда я остановился возле голубой спальни. Женщина стояла на пороге своей комнаты в паре метров от меня.
-Я не могу не проверить.
Она лишь кивнула и скрылась за дверьми. А я все никак не мог набраться духу и открыть эту чертову дверь. Дьявол, как же все это сложно! Когда я все же вошел, комната была пуста. Анна принимала душ. Я уже хотел уйти, но потом услышал звук, напоминающий плач. Я прислушался и понял, что Анна рыдает, надо было конечно оставить ее одну, но я не мог, не знаю, какой черт меня крутанул, но что-то подстегнуло, и я вошел в ванную. Теперь я отчетливо слышал плач, меня вновь передернуло. Все-таки женские слезы - это мужское проклятие. Я открыл душевую кабину и увидел Эни на полу, уткнувшуюся в колени, ее плечи тряслись, вся она съежилась в комок и ничего не замечала вокруг, пока я не подхватил ее за руки.
-Какого черта? Оставьте меня наконец в покое, мать вашу! –заорала она не своим голосом. Я же не обращал внимания на ее истерику, завернул ее в полотенце и отнес в спальню.
-Тихо, малыш, не кричи, а то перебудишь всех.
-А мне плевать! Отвали от меня! Какого хрена тебе надо, Беркет?
Я втянул в себя воздух, призывая на помощь резервы своей выдержки.
-Закрой рот, Эни, и делай, что я тебе говорю! – процедил я, стараясь подавить ее истерику.
-Зачем ты сюда явился, что тебе все время надо от меня, что ты за чудовище-то такое?!
Она вновь зарыдала, а я прижал ее к себе крепче, коснулся губами ее щеки, вдохнул родной запах, и меня накрыло чувство дикого страха, этот страх тисками сжимал мое сердце. Что если бы она тоже погибла, что если бы я никогда не смог бы ее прижать к себе?! Ведь могло быть еще хуже, хотя куда уже?! И все же... Если бы не она, я бы, честное слово, покончил с собой! Мать, наверное, права, потому что я действительно помешался на своей жене, я ею болел в тяжелой, безнадежной форме. Моя любовь переросла все мыслимые пределы, но это не сумасшедшая любовь, которая проходит в два счета, когда потухает огонек страсти, не поддерживаемый впечатлениями, это скорее любовь сумасшедшего, которая не проходит никогда. Я зависим от Анны, жизненно зависим. Я часто думал, почему она, что в ней особенного, но ответа не было, просто люблю ее, наверно, любить и надо просто, потому что если за что-то, то это уже сделка, а никакая не любовь.
-Маркус, уйди...пожалуйста, я хочу побыть одна! –она высвободилась из моих объятий.
-Эни..
-Не надо, просто уйди, я видеть тебя не могу и не хочу!
-Послушай, милая, я просто..
-Уходи, Маркус, иначе клянусь, я тебя убью...Господи, какая же я идиотка, что согласилась жить с тобой, надо было бежать от тебя, как от огня! - она горько усмехнулась, мне тоже было горько, хоть я и понимал, что это все на эмоциях.
-У меня не было выбора, Эни..
-Выбор всегда есть, Маркус. И мы оба знаем, что он никогда бы не был в пользу нашего сына. Хотя может ты его и как сына-то не воспринимал, ты ведь вечно где-то был, то работал, то со шл*хами развлекался, то сидел ...
-Прекрати! -рыкнул я, но поздно бить по столу кулаком, когда ты сам превращаешься в блюдо. Она резанула по живому, била наотмашь словами, хотелось также врезать в ответ, но я держал себя в руках из последних сил.-Ты сама хоть понимаешь, что несешь?!
-Я понимаю, Маркус, очень хорошо понимаю, и будь уверен, ты ответишь, и докторишка твой тоже, за моего сына.
-Только попробуй вякнуть! Ты совсем ополоумела, он спас тебе жизнь, пошел на такой риск?! - я уже не сдерживался, меня несло, но я не мог оставаться спокойным, когда она свешивала вину на человека, который пошел ради ее спасения на преступление.
-На риск? Ну-ну, и сколько стоил ему этот риск? Во сколько ты оценил мою жизнь, Маркус, или точнее, во сколько ты оценил смерть собственного сына?
Я задохнулся, я не ожидал такого, я знал, что она будет обвинять в том, что не спас, в том, что не смог найти вовремя донора или хорошего доктора, да Бог ее знает, в чем еще, но только не в том, что я убил Мэтта. Это несправедливо, это жестоко, это, черт возьми, что-то запредельное. Я был в шоке, да что там, она сейчас просто спустила в унитаз все, что было, все, что я с таким трудом достиг в отношении семьи. Доверие, прощение, любовь с ее стороны оказались пустышкой, долбанным плацебо, потому что такое нельзя сказать даже на эмоциях, даже с горя. Сейчас говорили все те наши проблемы, которые мы, как оказалось, не решили. Мне нужно было срочно уйти, потому что было слишком горько. Разочарование, боль и безысходность скручивали меня, я боялся сорваться и наговорить такого, о чем буду очень жалеть.
-Я иду спать, тебе тоже не мешает выспаться, потому что завтра поминальный обед.
Она лишь кивнула в ответ, а я вернулся к себе в спальню. Мне было так хр*ново, что хотелось на стену лезть и ничего не помогало. Все рушилось, и я не знал, как сдержать это цунами. Я пытался быть оптимистом, но это, честное слово, смешно. Какой, мать его, оптимизм?! Я никогда оптимистом не был, да и могло ли быть иначе, если моя жизнь напоминает плавание в унитазе по кругу, в попытке не захлебнуться д*рьмом, только на сей раз я наглотался его так, что дышать нечем . Надо быть кретином, чтобы увидеть свет в этом всем.
До рассвета я не мог сомкнуть глаз, а потом все же забылся беспокойным сном, но мою дочь совсем не интересовали мои переживания, прежде всего, ее волновал пустой желудок, поэтому через пару часов мне пришлось забыть про усталость и заняться своей крошкой. После же я занялся делами до самого обеда, я старался выкинуть из головы вчерашний разговор и сегодняшний обед, но ничего не получалось. Я с содроганием ждал момента, когда все сядут за стол и нужно будет что-то сказать. Но что мне сказать? Что можно сказать, когда твой сын мертв? Да и стоит ли что–то говорить? Никаких слов для этого нет.
Люди постепенно собирались, дом уже был полон, но Анна так и не появилась, я начал нервничать. Но как только все сели за стол, Анна показалась в дверях. Не говоря никому не слова, она села рядом с Беллой и махом выпила бокал виски, я сжал вилку до посинения. Люди ерзали и старательно пытались заполнить неловкие паузы любезностями, но все избегали смотреть друг другу в глаза, изо всех сил стараясь уйти от тревожного неоспоримого факта, что говорить-то не о чем. Это выматывало меня, последние силы уходили на вежливость и кивки, но больше всего меня убивала Анна, опрокидывающая в себя виски раз за разом.
-Прекрати устраивать попойку на поминках сына! - процедил я, меня трясло от гнева.
-И это говоришь мне ты? – иронично спросила она, выводя меня еще больше.
-Анна, мы все потеряли, но все же...- сказала моя мать, но Анна отшвырнула стакан. В зале разом стихли все разговоры.
-Да что вы?! Я не потеряла, мать вашу, я умерла вместе с ним, чувствуете разницу? Что вы можете в этом понимать?-закричала она.
-Я могу понять!- возразила Маргарита, Анна же уставилась на нее горящими глазами, полными слез.- Я тоже потеряла дочь и ...
-Не смей, не смей никогда сравнивать моего мальчика, который погиб случайно с этой долбанной шл*хой, которая умерла от того, что ее тр*хало несколько мужиков, пьяную, как скотину, которой она в сущности и была! –заорала Эни.
-Она была моей дочерью в первую очередь! - шепотом ответила Маргарита Петровна, слезы катились по ее щекам.
-Она была проституткой и алкоголичкой, которую рано или поздно ждал такой конец, просто не надо сравнивать ее с моим сыном!
-Я лишь хотела сказать, что понимаю тебя.
-Нет, не понимаешь, в твоем случае все давно было ясно, а в моем.. Невинный ребенок... за что?
-Бог забирает себе невинные души, сейчас ваш сын на небе, он там ангел. –робко предположил кто-то.
Анна яростно метнула взгляд в сторону говорившей, из ее глаз градом покатились слезы, я тоже держался из последних сил, это было невыносимо, слова прожигали душу, словно каленым железом. Хотелось спросить в своем ли эта дамочка уме, но Анна сделала это за меня.
-Он же Бог, в конце концов! Пусть создаст себе этих чертовых ангелов! Пусть он их себе создает! Что вы несете, черт возьми...-она захлебнулась рыданиями. –Катитесь к чертям собачим, вы, ваш Бог, да все на свете ! - с этими словами она выбежала из зала. Меня же трясло, как в лихорадке, разрывало от боли и страха, я смотрел вслед своей жене и не знал кто эта женщина. Но что самое кошмарное, я боялся узнать это, безумно боялся.
» Глава 7
"...Зачем все время жить во мраке?
Скрываться, прятаться, как вор?
Твое свидетельтсво о браке -
Не приговор!.. Не приговор!..."
просторы интернета
Вино, приглушенный свет, тихо играет «босиком по мостовой». Дэвид был неизменно галантен и романтичен. Но Ким с раздражением понимала, что сегодня все идет совсем не так, как обычно. Она не чувствовала возбуждения, она совсем не хотела заниматься сексом, но и сказать об этом мужчине, когда его эрекция упирается прямо ей между ног, тоже было не слишком хорошей идеей. Ким не понимала своего состояния, она лежала на шелковом белье, чувствуя, как язык Дэвида скользит по ее телу, но ее единственным желанием было, чтобы это поскорее закончилось. Она знала, что проблема вовсе не в Дэвиде, они встречались уже несколько месяцев, их отношения ограничивались встречами по пятницам с неизменным ужином в ресторане, парочкой бокалов мартини в каком-нибудь баре, а после сексом в квартире Дэвида. Ким все устраивало, никаких обязательств, приятное общение, регулярный секс. Дэвид был очень обходительным и симпатичным мужчиной, он не стремился к серьезным отношениям, но и не был бабником. До сегодняшнего вечера все было если не прекрасно, то вполне нормально, но сейчас Ким металась по кровати, проклиная все на свете. Она старательно изображала стоны и считала про себя, но Дэвид был в ударе, он медленно посасывал ее грудь, нежно лаская пальцами ее самое чувствительное местечко. Ким закипала от раздражения, ей хотелось, чтобы он уже снял чертовы трусы и сделал свое дело, поэтому, когда он отстранился и послышался шум разрываемой фольги, она вздохнула с облегчением- немного возни, побольше громких стонов и очень скоро она будет сидеть дома. Конечно, можно было прекратить все именно сейчас, но ей не хотелось терять Дэвида из-за непонятной ей самой причины, скорее всего это просто напряжение последних дней, обламывать из-за подобной чуши удобного во всех планах мужчину, просто тупость, о которой она сразу же пожалеет, поэтому лучше немного потерпеть.
Ким тяжело вздохнула, когда Дэвид лег рядом и продолжил свои ласки. Она постаралась отвлечься, закрыв глаза, только мысли приняли совершенно другой оборот. В голове всплыл образ, Ким попыталась прогнать его прочь, но ничего не выходило. Мужчина принимал все более четкие очертания, теперь он контролировал ситуацию, и Ким это понравилось, она чувствовала, что начинает возбуждаться, хотя и пугала собственная фантазия, она старалась не представлять лицо, но черные волосы и смуглая кожа не позволяли себя обманывать. Девушка застонала, когда мужчина осторожно вошел в нее. Для нее больше не было Дэвида, был только он, пугающий ее и возбуждающий одновременно до дрожи в коленях, до судорог и дикого желания почувствовать его в себе. Сейчас все, что хранилось где-то глубоко, прорвалось, и лавина захлестнула. С каждой секундой она возбуждалась все сильнее и сильнее, но Дэвид стал медленно двигаться в ней, нашептывая глупые нежности, разрушая этим ее маленький мирок и гася огонь страсти. Она раздраженно закрыла ладонью ему рот и сжала его ягодицы, заставляя двигаться быстрее. Девушка сама не понимала почему, но ей казалось, что воображаемый мужчина двигался бы быстрее, жестче и сильнее. Она представляла, как он врывается в ее тело, наполняя ее и растягивая. Ким задыхалась, наслаждение было острым и болезненным, ей до боли хотелось, чтобы все закончилось и в то же время хотелось, чтобы это не кончалось, потому что тогда она умрет от стыда за себя перед самой собой. Это было какое-то наваждение, но такое сладкое, что не было сил остановиться. Ким все глубже погружалась в свою фантазию, она уже не контролировала себя, она теряла голову. Как безумная она двигалась навстречу ему, слизывала капельки пота с его кожи, прикусывая ее, ногти впивались в спину, оставляя на ней багровые следы. Она раскинула ноги, как можно шире, чтобы он вошел в нее глубже, задевая неведомую точку, вызывая в ней ураган невероятнейших эмоций и дикого удовольствия, пока она не разлетелась на тысячу маленьких кусочков, содрогаясь всем телом от невыносимого наслаждения. Через несколько мгновений мужчину тоже настиг оргазм, и по его телу пробежала дрожь, когда же его перестало трясти, он скатился с нее и нежно чмокнул в щеку. Ким же едва переводила дыхание, возвращаясь в реальность, которой она до ужаса страшилась.
-Это был невероятный секс Ким, я не думал, что в тебе скрывается такая перчинка. –восхищенно прошептал Дэвид, привлекая ее к себе.
-Ты еще многого обо мне не знаешь !- ответила она, поворачиваясь к нему спиной. Ким зажмурилась, прогоняя остатки дурмана. Теперь она четко осознавала, что с ней произошло нечто, выходящее за пределы разумного, нечто, создающее очень много проблем, потому что она только что мысленно занималась сексом с Маркусом Беркетом , и это был лучший секс в ее жизни. Боже, да что же с ней происходит ?! Еще месяц назад она не выносила этого мужчину, но надо признать, что уже тогда она оценила его притягательность и красоту. Но ведь она не извращенка какая-то, чтобы представлять во время секса на месте своего партнера другого мужчину, лишь потому, что он привлекателен. Да, за это время ее отношение к нему претерпело серьезные изменения. Он больше не казался ей монстром и она, как не поразительно, но всеми силами старалась оправдать его перед своими внутренними убеждениями. В течение месяца они виделись лишь пару раз, но их беседа всегда была в рамках интервью. После похорон Маркус больше не открывал перед ней душу, но видимо, для нее одного раза было достаточно, чтобы почувствовать к нему что-то такое, чему она не могла найти объяснения. Теперь она знала, что это глубокий человек с очень тяжелой судьбой, с горьким опытом , с твердой позицией в жизни, с грубыми, а порой жестокими, но верными убеждениями. Мужчина прошедший через ад, мужчина убивший человека, но при этом она не боялась его, он не был ей омерзителен, более того- она даже не вспоминала обо всем этом, а теперь еще и переспала с ним на ментальном уровне. Конечно, можно было успокоить себя тем, что он в свое время был секс- символом, поэтому представлять такого мужчину в эротических грезах вполне нормально. Возможно, но не тогда, когда ты работаешь с этим мужчиной, не тогда, когда он открывает тебе свою душу. В этом случае он перестает быть просто секс-символом, он становится чем-то большим, вот только она никак не могла понять - чем? Ким долго думала об этом, ее шокировала реакция собственного тела на вторжение Маркуса Беркета в ее мысли, она искала оправдания, но их не было и это убивало. Всю ночь она терзала себя, пытаясь разобраться в себе, но все объяснения попадали в категорию нельзя, стыдно, безнравственно.
Когда Ким оторвалась от своих размышлений, Дэвид давно спал, она решила последовать его примеру, а не заморачиваться бестолковыми вопросами, ответы на которые все равно не будут играть никакого значения. После этого решения, уснула она на удивление быстро.
Утро встретило ее трелью телефона, девушка резко подскочила с кровати, тупо озираясь по сторонам. Она редко ночевала у Дэвида, а потому сейчас была дезориентирована. Ким долго искала сумочку, Дэвид тоже проснулся и недовольно наблюдал за ее поисками, от чего Ким стало неловко. Наконец, источник шума был найден, и она сразу же забыла о Дэвиде.
-Эй, эльф где тебя носит?-услышала она бодрый голос Колина.
-Колин?
-Ким ты что спала что ли ?-удивленно спросил он.
-Ну, да.-растерянно ответила Ким, собирая по комнате свои вещи.
-Детка, а ты ничего не забыла? Вообще-то сегодня твои родители пригласили нас на обед. Кажется, мы договорились поехать вместе.
-О, боже! –простонала Ким. Как она могла забыть об этом чертовом семейном обеде?! С тех пор, как Колин женился, отец стал относиться к нему теплее, а потому его даже иногда приглашали вместе с Вики на такие вот семейные обеды. Ким ненавидела эти приемы всем сердцем, как и любое посещение родительского дома, где отец не скупился на слова, дабы унизить ее и показать, что без него она пустое место. Колин никогда не отказывался от приглашения посетить ее дом, он знал, как ей тяжело выносить отношение отца, поэтому оказывал ей всяческую поддержку. Ким бы давно прекратила этот фарс, но не хотела обижать мать, поэтому терпела, стараясь не накалять обстановку. И сейчас нужно было собираться, как можно быстрее, дабы не давать отцу лишний повод для разговоров.-Колин, а вы можете за мной заехать?
-Я буду один, Вики заболела, поэтому она не сможет поехать. Я заеду за тобой , я уже выхожу.
-Очень жаль, надеюсь ничего серьезного?
-Нет, обычная простуда.
- Передай ей привет и скажи, чтобы скорее шла на поправку.
-Хорошо. Ладно, я уже выезжаю, будь готова минут через десять!
-Колин подожди, я не дома.-спохватилась Ким.
-Мм? У тебя был очередной секс-сеанс ?
-Колин!
-Молчу, где ты ?
Она быстро объяснила ему свое местонахождение, а после постаралась привести свой внешний вид хоть в какое-то подобие порядка, но получилась довольно жалкая картина. Бессонная ночь давала о себе знать, через десять минут она была кое-как готова.
-Дэвид, мне пора, появились кое-какие дела. -впервые за утро обратилась она к нему. Дэвид успел окончательно проснуться и умыться за время ее сборов и теперь выглядел более дружелюбным.
-Хорошо дорогая, до следующих выходных. Ночь была потрясающей.- прошептал он игриво и поцеловал ее, но Ким чувствовала, что больше не захочет с ним встречаться, у нее было какое-то непонятное чувство не столько к нему, сколько к себе, будто она ночью с ним вытворяла отвратительные вещи, словно она использовала его и обставила, как идиота. Дэвид был слишком хорошим, чтобы представлять на его месте кого –то еще, поэтому она уже знала, что больше не то, что не сможет, а просто не захочет повторения, каким бы потрясающим не был секс.
-Да, мне тоже понравилось, спасибо. Ну, я пойду. –Торопливо попрощалась она и не дожидаясь его ответа, выскочила из квартиры. Когда она оказалась на улице, Колин уже ждал ее, она быстро села в машину, и они отправились к ее родителям.
-Выглядишь ужасно!-сразу сообщил ей друг.
-И тебе доброе утро!-огрызнулась она. Колин весело присвистнул.
-Ты вчера точно занималась сексом?
-Иди к черту Колин, лучше не зли меня.-отмахнулась Ким, но потом сама пожалела, что вспылила.
-О, боги, неужели он так плох? Я не пойму Ким, за каким хр*нов тебе сдался этот хлипенький адвокатик, учитывая формат ваших отношений?
-Что это еще значит? Он хороший мужчина, очень ответственный и ..
-Это все прекрасно и замечательно, если ты собираешься с ним жить, но когда ваши отношения начинаются и заканчиваются в пределах кровати, то это самый поганый вариант. Вы хотя бы занимаетесь оральным сексом?
-Что ? –ошарашенно спросила Ким. Колин, конечно, всегда был без комплексов, к тому же они могли поговорить с ним на любые темы, но все же до таких сугубо личных вещей они еще не доходили. И это тогда, когда ей хотелось поскорее выкинуть тему секса из головы.
-Ты вообще об оральном сексе слышала?
-Господи, Колин, что ты несешь?! К тому же я не считаю, что это необходимо и вообще я не из тех идиоток, которые охотно сосут член.
-О, ты из тех идиоток, которые еще ни разу как следует не тр*хались! Тебе надо найти какого-нибудь жеребца с бицухой размером с мою ногу и толстым хр*ном, а не адвокатика, у которого скорее встанет от работы, чем от бабы.
Ким захохотала, таким Колин был, когда они учились в университете, но сегодня он переплюнул даже самого себя.
-Не думаю, что буду довольна. Я уверенна, что мозгов у такого шкафа не больше, чем у курицы. Нам с ним не о чем будет разговаривать.
-В том то вся и суть Кими, когда ты встретишь такого мужика, тебе будет совершенно не до разговоров. Либо ты будешь слишком уставшей, либо твой рот займут чем-то более полезным.
-Колин, фу! Прекрати!
-Ну, а коли ты не хочешь такой чисто постельный вариант, предлагаю тебе полупостельный. Как тебе Беркет?
Ким поперхнулась и к своему ужасу покраснела под улюлюканье Колина.
-Так-так, кажется, у нас есть что рассказать?
-Нет, просто .. просто он ... мы с ним работаем и я не хочу даже думать о нем в таком ключе. –попыталась ответить она, краснея еще больше с каждым словом.
-А мне думается, что именно в таком ключе о нем кое-кто и думает.
-Прекрати, у людей такое случилось в жизни, что о подобном просто не положено даже думать! –возмутилась Ким. Колин удивлено вскинул бровь.
- Вообще то я пошутил, но если серьезно, то не вижу в этом ничего сверхъестественного. Насколько я слышал, на нем дочь и жена, которая до сих пор не пришла в себя, к тому же потеря сына- тяжелая утрата. Не понимаю, как он еще держится?! А тут ты, отличный слушатель, утешение, почему бы и не отвлечься?
-Я не хочу быть отвлекающим маневром! И все, что ты говоришь просто безнравственно.
-Брось Ким! Я говорю обычные вещи, когда нам плохо, мы ищем утешение либо в бутылке, либо в работе или с женщиной. У вас получился бы симбиоз –ты ему утешение и поддержку, он тебе –качественный секс.
-Колин, пожалуйста, хватит, я не хочу слушать подобный бред, к тому же я не понимаю с чего вдруг?!
-Наверно с того, что я ни разу не слышал, чтобы ты столько говорила и думала о мужчине, которого совершенно не знаешь.
Ким закрыла глаза, тяжело вздохнув.
-Просто меня потрясла его биография , вот и все.
-Чушь собачья, когда разберешься в себе, дай мне знать, а пока советую тебе –поменьше искать себе оправдания и реально смотреть на ситуацию.
Ким была взволнованна разговором, он затронул все те проблемы и вопросы, что терроризировали ее мозг в последнее время. Теперь она точно знала, что Маркус Беркет нравится ей не только, как человек, но и как мужчина, но это ведь не является поводом, чтобы о чем-то там задумываться?! Мало ей нравилось мужчин? Осталось совсем чуть-чуть, и она закончит работу с Маркусом и забудет его. Все просто. Не стоит драматизировать ситуацию только потому, что ее фантазия слишком уж богата. С этими мыслями она подъехала к родительскому особняку и тут же поежилась, готовясь к предстоящей встрече с отцом.
Половина обеда прошла относительно спокойно, отец не разговаривал с ней, только кивнул в знак приветствия, а после направил все свое внимание на дядю. На обед были приглашены только близкие родственники и Колин, поэтому обстановка была неформальная. Ким практически расслабилась, но тут услышала вопрос отца :
-Ким, как тебе новое поручение?
Девушка непонимающе посмотрела на все еще молодо выглядевшего мужчину, но тот усмехнувшись, пояснил:
-Как продвигается твоя работа над книгой?
Этим вопросом Ким была и вовсе поражена, она ничего не говорила родителям о новой работе, не хотела раньше времени, дабы не слышать о неуверенности отца в ее силах, теперь же она не знала, как реагировать, поэтому ответила первое, что пришло на ум.
-Все отлично!
Отец, качнул головой и хмыкнул.
-А я надеялся, что ублюдки, вроде Беркета вправят тебе мозги, вытерев парочку раз об тебя ноги.
-Что это значит? –не своим голосом спросила Ким, чувствуя, как все внутри холодеет в неприятном предчувствие. Все присутствующие неловко молчали, а отец, как ни в чем не бывало продолжил.
-Ничего не значит, просто, раз ты получила прекрасную работу, может, стоит сказать отцу спасибо?!
-Гарольд, зачем ты так? –прошептала мать. Ким же пребывала в ужасе, ее трясло от унижения и боли.
-А что такого Амелия? Я надеюсь, она не настолько глупа, чтобы думать, будто получила это задание за свои заслуги?!
Колин сжал ее руку, но она не чувствовала ничего. Медленно поднявшись на ноги, Ким скинула салфетку и ровным голосом сказала:
-Благодарю за обед мама. Спасибо отец за помощь, чтобы я без тебя делала! Прошу меня извинить, но мне пора.
Мать и Колин хотели что-то сказать, но она остановила их:
-Не стоит меня провожать, я сама доберусь. Все в порядке.
Но все же мать последовала за ней.
-Ким, детка ,отец просто ..
-Мама не надо! –сдавленно произнесла девушка, стараясь суетой прогнать слезы. Она торопливо одевала пальто, натянуто улыбалась и все время что-то говорила. Когда же села в такси, долго смотрела в одну точку, силясь понять своего отца и сгорая от стыда и унижения. Она будто получила удар в спину, хотелось послать к чертям эту подачку, уволиться и скрыться подальше ото всех. Поменять фамилию и дышать свободно. Теперь она все понимала, понимала, почему так иронично разговаривал с ней начальник, почему коллеги стали относиться к ней еще прохладней, но горше всего было признавать, что Маркус Беркет оказался прав, даже не зная наверняка правды, а она как дурочка верила рассказам редактора. Идиотка, набитая дура! Какой же смешной и напыщенной она всем казалась. Ким мысленно доводила себя до истерики, ей было плохо. От осознания, что дожив до двадцати четырех лет, она до сих пор не является самостоятельным человеком, хотелось волком выть. Отец вновь не оставил ей никаких шансов, никакого выбора. Столько лет она стремилась хоть немного стать личностью, с которой бы он считался, но все коту под хвост, годы прошли, а отец так и не изменил своего отношения к ней, разве что к равнодушию прибавилось еще и презрение. Ким была настолько погружена в свои размышления и обиду, что не сразу услышала телефонный звонок, когда же до нее дошло, она ответила не глядя.
-Да?-тихо спросила она, сдерживая вдруг подступившие слезы.
-Мисс Войт?-раздался в трубке хриплый голос, он был такой глубокий и насыщенный тягучими нотками, что хотелось сравнить его с горячим шоколадом, таким же приятным и сводящим с ума. Ким сильнее стиснула трубку, напрягаясь. Сейчас ей меньше всего хотелось говорить с кем бы то ни было, тем более с Маркусом. Она вообще подумывала уволиться, поэтому, когда он задал вопрос, не знала, что ответить.
-Мисс Войт, у вас есть свободное время, мы могли бы поработать , я сейчас не занят. Как вы на это смотрите?
-Я ...не знаю... просто..-растерянно промямлила она.
-Простите, я наверно, отвлек вас от чего-то?
-Да, то есть- нет! Ох, простите, я приеду, сейчас да?
-Да.
-Хорошо, ждите!
-Буду ждать.
Положив трубку и сообщив таксисту о изменении маршрута, Ким почувствовала страх. Она перестала контролировать ситуацию--спонтанные действия раз за разом, дурацкие мысли, ужасное состояние вызывали в душе бурю, крушащую ее самообладание. Она не понимала, как согласилась на встречу, ведь еще пару минут назад она хотела поставить точку на этой работе, она ничего уже не понимала, хотелось схватиться за голову и заорать: « Что ты творишь?!» Но почему-то остановиться уже было невозможно.
Когда она приехала, то был растеряна и измучена настолько, что ели передвигала ногами, пока шла до кабинета, ее даже не волновал недобрый взгляд, которым прожигала ее экономка. Ким вошла в кабинет и тут же встретилась взглядом с черными глазами, в которых читалось удивление. Ким нервно сглотнула и села на диван, не спрашивая разрешение.
-У вас все в порядке мисс Войт ? –осторожно спросил Маркус вместо приветствия.
Ким усмехнулась и ответила:
-Терпимо.
-Может, вам стоит поехать домой и отдохнуть?-предложил он.
-О, нет, я лучше последую вашему примеру и отвлекусь от проблем работой.
Он слегка улыбнулся и кивнул. Ким втянула в себя воздух, Маркус слишком редко улыбался. Хотелось улыбнуться в ответ этому мальчишке, в которого его превращала улыбка.
-Хорошо!-растягивая гласные, задумчиво проговорил он и подошел к бару. –Тогда я думаю, вы не откажитесь от чего-нибудь покрепче?
-Ликер, пожалуйста.
Он налил полную рюмку и протянул ей, Ким коснулась пальцами его руки, кожа была очень холодной, Ким на мгновение замерла, но после поспешно забрала рюмку и выпила ее содержимое до дна. Прикосновение выбило искру в ее теле, и оно загорелось, тепло разлилось по крови и она, как юная девочка покраснела, стараясь не смотреть на Маркуса, который, скорее всего, заметил ее замешательство. Когда же она подняла на него глаза, он сделал вид, что ничего особенного и не произошло. А впрочем, ничего и не произошло, просто она слишком впечатлительна. Девушка вдохнула как можно глубже и удобнее устроилась на диване, доставая из сумки лэптоп, но не успели они настроиться на работу, как дверь с грохотом отворилась и в комнату, как ураган ворвалась Анна и тут же направилась к Маркусу, совершенно не замечая ничего вокруг.
-Где вещи моего сына? –вскричала она, Маркус откинулся на спинку кресла, принимая расслабленную позу, но сжатые в кулаки руки и побелевшее лицо выдавали его напряжение.
-Я сейчас занят!-процедил он.
-А мне плевать! Я спрашиваю , где вещи Мэтта, почему ничего нет?-парировала она, нависая над столом. Ким не знала, что ей делать, она понимала, что сейчас произойдет и не хотела быть этому свидетельницей, но в тоже время не могла отвести взгляд. Она с каким-то неприятным чувством отмечала, как красива Анна. Не смотря на горе, она выглядела очень хорошо. Анна похудела после родов, но при этом была невероятно женственной. Обтягивающие джинсы подчеркнули длинные ноги, округлые бедра и аппетитные ягодицы, а вырез майки едва прикрывал полную грудь. И это видела не только Ким, но и Маркус, горящими глазами пожирающий жену. Ким отвернулась, потому что ей казалось, словно она заглянула в щелку двери, за которой творилось нечто непристойное.
-Я отдал их в детский дом.-спокойно сказал он.
-Что?-шепотом спросила Анна.
-Ты слышала.
-Думаешь, можно вот так просто взять и выкинуть его из нашей жизни, будто его в ней и не было?
Ким замерла, ей стало жутко от этих слов, даже ей стало больно. Она отчасти знала, как страдает Маркус, поэтому считала, несправедливо обвинять его в таких вещах.
-Что ты несешь Анна? Прекрати ! Я просто хотел, чтобы тебе было легче и ...
-Мне было легче? Ты издеваешься, да? Ты итак ничего мне не оставил, я не была ни на похоронах, ни когда он умирал, ты даже, черт тебя подери, выкинул его вещи! Господи, ты вообще хоть что-нибудь, хоть чуть-чуть чувствуешь или тебе плевать?- заорала она, Маркус подскочил с кресла с перекошенным лицом. Ким в ужасе смотрела на него, гримаса боли и ярости исказила черты. Маркус обошел стол и схватил Анну за локоть, а потом потащил ее из кабинета.
-Отпусти меня! –прошипела она, но он еще крепче вцепился в ее плечо.
- Возьми себя в руки, мать твою. Ты что совсем? Я работаю ...
-О, да я вижу ! –она иронично усмехнулась и вырвав руку, повернулась к Ким. Девушка кивнула в знак приветствия, но Анна проигнорировала ее, оценивающим взглядом она осматривала Ким , а потом улыбнулась и сказала.
- Я не знала, что теперь на работу ходят в коктейльных платьях, едва прикрывающих резинку чулок. Вы всегда так выглядите в рабочее время или это исключительно для моего мужа ?
-Замолчи немедленно! –прорычал Маркус и вывел нагло усмехающуюся жену из кабинета.
Ким же покраснела и не могла от шока ничего ни сделать, ни сказать. Она еще долго слышала ругань за дверью, но вскоре все стихло, а Маркус вернулся в кабинет. Он некоторое время ничего не говорил, просто стоял у окна и задумчиво смотрел вдаль. Ким вдруг осознала сейчас, как невыносимо тяжело ему нести все заботы на своих плечах, тем более, когда женщина, поклявшаяся быть в горе и радости, оказалась по другую сторону баррикады. Внутри родился какой-то странный порыв, но ей так захотелось помочь хотя бы словом этому мужчине, поэтому она встала и подошла к нему. Приблизившись, Ким осторожно положила руку ему на плечо, Маркус обернулся и недоуменно уставился на ее руку.
-Мне жаль, что все так складывается, надеюсь, что у вас все наладится.-хрипло прошептала она.
Он ничего не ответил, но посмотрел на нее каким-то странным взглядом, от чего девушку бросило в жар.
-Поедимте, я отвезу вас домой. –сказал он и отстранился.
-Не стоит, я могу вызвать такси.
-Я хочу немного развеяться.
-Хорошо.
Они молча вышли из дома и сели в машину. Некоторое время никто не произносил ни звука. Ким украдкой наблюдала за Маркусом, но на его лице не отражалось никаких эмоций, казалось, он просто спокойно ведет машину, но Ким интуитивно понимала, что это не так, а еще ей до сих пор было неловко от слов Анны. И хотя это было несправедливое обвинение, все же Ким знала, что ее отношение к Маркусу вышло за рабочие рамки.
-Маркус, вы не подумайте, что я ...- Ким замолчала, чувствуя себя идиоткой, хотелось реветь от стыда и обиды. Обиды на отца, на мать, на Анну, на Маркуса, который безразлично смотрит на нее, ожидая продолжения. Она поняла, что он не будет извиняться за жену. Он просто не считает это нужным, не считает, что она что-то сделала такое, чего нельзя ей простить. Ему казалось, что все должны с понимание относиться к ее состоянию, что этим можно объяснить многое и многое позволительно. Ким была поражена и возмущена. Да, ей было жаль Анну, но она то здесь при чем, она не виновата в их трагедии, так почему на ней должны срывать зло?! Почему ее должны унижать?! Эта мысль злила невероятно, Ким вытащила сигареты и закурила, Маркус никак рне отреагировал на это, лишь открыл окна.
-В чем дело Ким? –спокойно спросил он. Ким же была взвинчена до предела, а потому грубо спросила:
-Разве мы переходили на «ты»?
-Считай, что перешли. –также грубо оборвал он.
Ким сделала затяжку и сказала:
-Если вы думаете, что предположения вашей жены что-то меняют в наших отношениях, то вы глубоко ошибаетесь.
-Я понял... хотите, чтобы я извинился за нее?
-Я бы не отказалась.
-Ты обиделась?
-А как вы думаете?
-Я думаю, что человека обижают лишь те слова, которые содержат в себе долю правды.
Ким задохнулась и закашляла, Маркус слегка похлопал ее по спине, от чего у нее вдоль позвоночника пробежала мелкая дрожь.
-А ты, как считаешь? –спросил он, когда она восстановила дыхание.
-Я считаю, что мне пора домой? – улыбнулась она, закрывая щекотливую тему, они как раз подъехали к ее дому. –Хотите чаю?
-Думаю, это будет уже лишним! –усмехнулся он, окидывая ее взглядом.
-Что ж, тогда до скорого.-быстро сказала она и вышла из машины, но не успела она дойти до подъезда, как крепкая рука развернула ее. Ким подняла голову , Маркус больше не усмехался. А был серьезен.
-Ким, мне жаль, что так получилось. Прости, что вытащил тебя в субботу.-тихо сказал он, Ким как будто престала дышать, она не ожидала, что он извинится, не ожидала ничего такого, но именно сейчас она четко осознала, что ему не за что извиняться.
-Бросьте, вы наоборот спасли меня. Так бы я сидела дома и расклеилась от переживаний и размышлений. –попыталась отшутиться она.
Он улыбнулся и тихо сказал:
-Постараюсь компенсировать тебе потраченное время, чтобы ты наконец , смогла забыть об этой работе, как о кошмарном сне.
-Маркус, мне очень интересно с вами работать. –призналась она, он не отреагировал на ее заявление , а просто сказал:
-Мне пора.
Ким кивнула, а потом выдала такое, чего сама от себя не ожидала:
-Если вы ..если вдруг вам захочется с кем-то поговорить или еще что-то... и никого рядом не будет , вы всегда можете на меня положится, я ...
-Спасибо.
Ким облегченно вздохнула , но тут Маркус лукаво спросил:
-А что в себя включает « или еще что-то..»?
Ким увидела озорные искорки в его глазах и засмеялась:
-Вы не исправимы!
Он улыбнулся, подмигнув ей.
-До свидания Ким.-сказал он и направился к машине.
-До свидания Маркус.-прошептала она, когда он уже уехал.
» Глава 8