За пределом. Том 2

Глава 75

Это было не обычное касание, как мне кажется. Иначе объяснить, почему Фиеста отлетела как от удара автомобиля на метров пять назад, не касаясь пола, после чего приземлилась, несколько раз кувыркнувшись через голову, я не мог.

— Что такое, нет сил сражаться? — удивлённо спросила Сина, не обращая на меня никакого внимания. А я и не пытался вмешаться, всё рано ничего не сделаю, да и Фиеста сама виновата.

— Блядь… — прохрипела моя напарница, вставая с пола.

— Ты думаешь, что я тебе не уничтожу, дешёвка? — искренне удивилась Сина, склонив голову на бок. Это выглядело бы мило, не будь у неё рта от уха до уха, этих пустых глаз и голоса, который уж точно не мог принадлежать девушке. Она издала звук, похожий на смех, который подсознательно вызывал неподдельный ужас. — Я тебя уничтожу.

— Попро…

— Уже! — неожиданно появилась Сина у неё перед носом.

Фиеста отшатнулась назад, а в следующее мгновение слева от неё раскрылась дверь и оттуда вылетела парта. Врезалась прямо в неё, отбросив в стену. И не успела она встать, как её подкинуло в потолок, словно листок бумаги на ветру.

Фиеста захрипела. Но это не было концом: почти сразу она рухнула на пол. А потом вновь в потолок, а потом вновь в пол, и так несколько раз, как мячик, пока я не осмелился вмешаться. Не то чтобы я питал сострадание к такой личности, как Фиеста, однако мне надо было вернуться обратно, и было бы неплохо, чтоб она всё же была жива.

— Сина…

— Жди, — подняла она руку.

Фиеста валялась перед ногами Сины, словно кукла с обрезанными верёвочками. А потом её потащила неведомая сила, как мешок картошки. Потащила в сторону класса, откуда вылетела парта. Фиеста так и была без сознания, когда её затащило внутрь и дверь за ней тихонько закрылась.

— Итак, мой дорогой друг, ты хотел что-то сказать? — обернулась она ко мне, но теперь выглядела совершенно нормально… не считая острых зубов, которые показывались из-под губ, как намёк, что ещё ничего не кончено. Её голос, искажённый, в таких тональностях, которые человек был не в силах воспроизвести, вернулся в норму, но всё равно был тихим и угрожающим.

— Ту женщину, — кивнул я неуверенно на дверь. — Ты бы не могла мне её вернуть?

— Только это? — скорчила Сина расстроенное лицо. — Ты не навещал меня больше месяца, а теперь просишь вернуть ту женщину? Это немного обидно и бьёт по самолюбию.

Игралась со мной. Я видел, что она просто играет со мной, получая от этого спектакля для двоих удовольствие. Единственное, что я могу — подыграть ей и надеяться, что она меня не убьёт.

— Боюсь, я не могу без неё уйти, — спокойно ответил я. — Она моя напарница.

— Почему? У нас же так много общего, есть о чём поговорить. Я даже уже думаю, что бы ей такое подготовить… — задумалась она, приложив палец к подбородку, — конкурсы интересные…

— Страшно представить… — пробормотал я и тут же отшатнулся, когда она объявилась прямо передо мной и щёлкнула своими зубами.

— Ну и не представляй, раз так страшно, — проскрежетала она нечеловеческим голосом, раскрыв пасть так, что могла бы откусить мне половину головы, но тут же вернулась в норму и обаятельно улыбнулась. — Трусишка.

Правда, голос, сказавший это, был хитрым, злым и угрожающим.

— Ты ч-ч-чертовски мил-ла, — выдавил я из себя. Увидеть такое перед своим лицом, тут не только заикаться будешь. — Но она д-действительно мне нужна.

— Вот мужчины… — вдохнула Сина, развернувшись ко мне спиной и прогуливаясь по коридору. — Гоняетесь за непонятно кем, когда стоит лишь раскрыть глаза, и увидите такую красоту.

Это она про себя, что ли? Если у тебя рот открывается едва ли не на полметра, обрамлённый акульими зубами, едва ли не печная труба в крематории, где двумя угольками догорают трупы несчастных, это сложно назвать красотой. Как никто не назовёт расстрел мирных жителей в Африке красотой, так и представшее передо мной зрелище было сложно отнести к этому понятию.

Но все твои мысли всегда должны оставаться при тебе — вот что я выучил как на опыте других, так и на собственном. Поэтому не спешил разочаровывать Сину.

— Боюсь, что я не ради красоты или большой любви гоняюсь за этой стервой, — покачал я головой. — Потому что если бы мне это требовалось, остался бы жить здесь.

Вот Сина там, вальяжно прогуливается по коридору, а через какое-то мгновение, доли секунды, и она уже рядом, держа меня за грудки, смотрит с огромнейшей улыбкой и широко раскрытыми бездонными глазами. По крайней мере, она пытается улыбку оставить человеческой, но так рты обычных людей не растягиваются.

— Так оставайся! Твоё милейшее создание перед тобой.

Нет, моё милейшее создание — это глок, который не раз спасал мою жизнь. Ты же опасность на стройных ногах, которую я бы отгородил от себя, будь у меня такая возможность.

— Боюсь, что я умру в этом мире с голоду, — заметил я.

— Не умрёшь, — отмахнулась Сина. — Здесь водятся крысы.

— Спасибо, но всё же я воздержусь, — покачал я головой. — К тому же, куда ты дела ту девушку? Мне бы её живой вернуть обратно.

— Далась же она тебе, — отпустила меня Сина.

— Ты же понимаешь, что я не могу здесь жить и питаться крысами, — хрипло заметил я. — Я не призрак, у меня есть жизнь на той стороне.

— И потому сейчас по школе бродят ребята с оружием и ищут тебя? Какую жизнь интересную ты выбрал, однако, — хмыкнула она. Её голос вновь стал тише, вернув нечеловеческие нотки. — Используешь меня как свою защиту, будто я вещь.

— Я благодарен, что ты спрятала нас, — слегка поклонился я. — Я очень благодарен. К тому же, я не выбирал эту жизнь. Так вышло.

— Так вышло?

— Так сложились обстоятельства. Не всё мы можем выбрать, иногда приходится решать, выбирать просто зло или большее зло.

— И ты выбрал из них наименьшее? — одарила она меня своим оскалом.

— Относительно себя, да.

— Скучный ты, — угрожающе произнесла Сина. — Обещал, что придёшь, а не пришёл. Только когда нужда прижала. Пользуешься мной.

— Твоей добротой.

— А я ведь не добрая, — подмигнула она мне. — Кстати, рассказать тебе историю, как те парни, которых ты сюда заманил, забили толпой самого большого из них и потом съели?

— Прямо-таки съели? — прищурился я.

— Когда люди сходят с ума, некоторые вещи не выглядят столь ужасными. Поэтому прежде, чем говорить, что я добрая, подумай о последствиях, которые я могу тебе устроить. Я терплю тебя, потому что нахожу твоё общество развлекательным, и ты не тот подонок, который пока заслужил узнать мою любовь на себе. Однако… — она щёлкнула пальцами, и перед нами раскрылась дверь в класс. Однако как такового класса там и не было — вместо пола зияла бездонная дыра, — будешь меня злить, и я покажу, какой могу быть во всех отношениях.

— Я понял, — безропотно кивнул я.

— Буду надеяться.

Сина исчезла, а через мгновение похлопала меня по плечу сзади, заставив вздрогнуть. Не могу привыкнуть к подобному, а ей просто нравится издеваться.

За моей спиной просто из ниоткуда появилась лестница, ведущая на второй этаж.

— Идём, — жутко улыбнулась она.

Я не стал спрашивать, куда именно. Просто подхватил чемодан с наркотиками и пошёл следом.

Мы поднялись на второй этаж, после чего свернули в ещё один бесконечный коридор. Когда мы шли, я видел в некоторых кабинетах тени, и не все они были человеческими. Некоторые имели нормальное тело, но длинную голову, а другие будто ползали на паучьих лапках. Страшно представить, что она там разводит в реальности. Если это и был когда-то человек, то сейчас Сина была права насчёт себя — она лишь тень. И что бы ни произошло, она упивается своей ненавистью ко всему живому… Нет, не ко всему, а только к тем, в ком видит определённые черты.

— А что стало с теми, кто за нами последовал? — спросил я осторожно.

— Ничего, — проворковала она с жуткими интонациями.

— Ты их не тронула?

— Я не могу трогать всех подряд. Если обо мне прознают, быть беде. А так я лишь легенда… БУ!!!

Она вновь просто возникла передо мной и, раскрыв зубастую пасть, выкрикнула: «Бу». От перепугу я свалился на пятую точку с глазами, которые едва не вываливались из глазниц, и гулко стучащим сердцем. Мне казалось, что меня сейчас вырвет собственным желудком от испуга, а сердце остановится. Тело пробрал холод.

Сина же рассмеялась, видя мою реакцию.

Весело, счастливо, жутко, радостно.

— Идём, — тихо позвала она меня, одарив улыбкой. — Или познакомить тебя с обитателями этого места? Может ты этого хочешь?

— Н-н-н-н… — я не мог вымолвить ничего дельного, поэтому быстро замотал головой, показывая свой отказ.

— Тогда поднимайся и… — вновь улыбка ужаса, — не заставляй меня ждать, пока я тебя сама не сожрала.

Я быстро-быстро засеменил за спокойно, прогулочным шагом идущей Синой. Мне было страшно. Я боялся тварей, которые иногда мелькали в классах за мутными стёклами, боялся этого звука когтей по дереву. Но больше всего я боялся Сину. Не вижу в этом ничего зазорного, так как до сих пор не знаю, с чем имею дело, и не имею возможности даже немного сопротивляться. А была бы возможность, я бы с криками бросился отсюда подальше, если бы был хоть какой-нибудь шанс уйти живым.

Но его не было. Оставалось лишь не злить Сину и молча следовать за ней. Сейчас покорность и молчание были лучшей стратегией выживания.

— Я лишь легенда, рядом с которой иногда исчезают люди. Если я начну убивать всех подряд, у меня могут возникнуть трудности.

— Какие?

— Я не буду об этом говорить. Девушка не должна выдавать свои секреты, верно?

— Верно, — кивнул я готовностью я. — Слушай, а здесь водятся вампиры?

— Зачем тебе? — без интереса поинтересовалась она, даже не обернувшись.

— Да… мне показалось, что встретил здесь одного, — осторожно начал я.

— Есть. Здесь много чего есть, Том. Я раньше тоже не знала, а вон как оказалось. Но не суйся в это.

— Глупый вопрос, но почему?

— Потому что уровень у вас разный. Ты так… — она махнула пальцами, — никто. Они же куда более крупные хищники. Мало кто о них знает, лишь те, кто может сравниться с ними силой.

— Дома?

— Естественно, — хихикнула она непонятно чему и остановилась напротив одной из многочисленных дверей. — Мы пришли.

Она открыла дверь и вошла в освещённый класс. Здесь, прямо около доски, постанывая, вставала Фиеста.

— Проснулась, — недобро улыбнулась она. Я вообще сомневался, что Фиеста сейчас дееспособна и может что-то сделать, но Сине это, по-видимому, было и не важно.

Она подошла к ней, схватила за волосы, после чего со всего маху ударила головой об стену. Та безвольно сползла.

— Ты пришла мне показать, как её избиваешь? — спросил я.

— Нет-нет, другое. Просто эта дрянь сопротивляется немного. Сейчас, погоди чуть-чуть, покажу тебе фокус.

С этими словами она взяла стул. Схватила его за спинку, примеряясь, после чего подошла к ещё барахтающейся Фиесте, которая даже после удара головой пыталась встать, кряхтя, но выглядела так, будто сама не понимает, что происходит.

— Погоди, сучка, — до жути ласково проворковала Сина, занеся над ней стул, после чего опустила на Фиесту.

Глухой удар, и та свалилась к её ногам. Потом ещё один удар. И ещё один. Сина заносила стул, размеренно забивая Фиесту. Я же даже не пытался вмешиваться. Сейчас получить стулом по голове мне совсем не хотелось, а поделать с этим я ничего не мог. Оставалось лишь наблюдать в попытке словесно и очень осторожно повлиять на Сину.

— А что ты делаешь, если не секрет?

— Сейчас, погоди, увидишь, — ответила Сина, после чего ещё раза два или три приложилась к Фиесте стулом. Та уже мешком лежала, не подавая признаков сопротивления. — Так, вроде готово…

— Что именно? — потому что выглядело это так, будто она из неё отбивную делает.

— Смотри.

Она усадила Фиесту без каких-либо проблем на стул, после чего встала напротив неё, отвела руку, будто для удара, и…

Я не сразу понял, что она собирается сделать, а когда дошло…

— Стой!

…бросился вперёд, но было уже поздно. Меня даже начало немного мутить, когда увидел, как она втыкает моей спутнице в грудную клетку руку, которая вошла по локоть.

К тому же, когда я подлетел ближе, Сина другой рукой, не оборачиваясь, просто немного толкнула меня в грудь, и я улетел. Проломив спиной двери, оказался в коридоре, приложившись затылком к стене. Даже попытайся я её спасти, вряд ли бы смог что-либо сделать.

Мир на какие-то секунды, а может и минуты потух перед моими глазами. На сознание опустилась тьма без каких-либо картин или ведений. Ощущалось так, как если бы я закрыл глаза, просидел так минуту, а потом вновь открыл их.

Вернули же меня лёгкие похлопывания по щекам. Нет, никто мне не лупил со всей дури, а именно аккуратно и нежно хлопал.

Глаза с трудом открылись, будто веки были непомерно тяжёлыми и отекли. Взгляд не сразу вернул чёткость, всё вокруг было размытым, пришлось потереть глаза рукой. Зато как увидел, кто передо мной, так окончательно очнулся.

Фиеста.

Она стояла во всей своей красе и не в плане, что голая — она была одета, а в плане того, что живая. С тем же недовольным лицом, поглядывая на меня холодным взглядом и с лёгкой толикой презрения. Честно говоря, я даже немного растерялся, когда увидел её. Потому что…

— Фиеста?

Видел, как её накололи на руку.

— Чего разлёгся? — тут же осведомилась она. — Нравится валяться на полу?

— Я… — даже не нашёл, что ответить вот так сразу.

Сказать, что я видел, как её накололи на руку? Так вот же она стоит передо мной. Или это галлюцинация? Или фокус такой от Сины? Ведь на груди ни крови, ни ран я не вижу. Как не было в принципе и звука ломающихся рёбер, которые наверняка бы сопровождали вторжение в грудную полость до этого.

— Вставай, Том, успеешь ещё поваляться.

— Ты жива, — выдохнул я облегчённо.

— А должна быть мёртвой? — вскинула она бровь.

— Я думал, что ты умерла, — качнул я головой. — Просто она же воткнула в тебя руку и…

И умолк. Потому что понял, что что-то не так. Не сразу уловил, как кое-что изменилось, а когда дошло…

Я внимательно посмотрел на Фиесту, пытаясь заметить какие-то изменения, которых не было. Но это не значит, что Фиеста передо мной та самая, что была до этого.

— Ты не Фиеста, — уверенно произнёс я.

Я ожидал любой реакции. В конце концов, моё утверждение тоже было проверкой на вшивость, чтоб быть точно уверенным, что мне не показалось. Ответь она что-то в своём духе, я бы, наверное, поговорил с ней ещё, чтоб окончательно убедиться в том, она это или нет. Но и этого не пришлось делать, так как виновница сразу созналась.

— А ты молодец… — протянула она, растянувшись в улыбке. Знакомые интонации выдавали её с головой. — Догадливый.

— Сина… — вздохнул я. — Ты в теле Фиесты?

— А на что это похоже? — развела она руки в стороны. — Кстати, как догадался?

— Она не зовёт меня Томом.

Да и с мимикой у настоящей Фиесты проблемы. К тому же, очень сомневаюсь, что именно так она стала бы ко мне обращаться, валяйся я на полу, медленно приходя в сознание.

Фокусница…

— Зачем тебе тело Фиесты? — поинтересовался я у неё.

— Зачем? Да… — она замолчала, после чего немного поморщилась. — Погоди немного…

Фиеста-Сина подошла к стене и неожиданно приложилась к ней головой, да так, что сама слегка покачнулась, а со лба закапала кровь. При этом по лицу было не сказать, что ей больно. Наоборот, тут же взбодрилась.

— Зачем, спрашиваешь? — повторила Фиеста-Сина. — Да тут несколько мальчишек осталось ещё, хочу их попугать немного. Они, наверное, совсем одичали. А тут страха нагоню на них. Или хочешь сказать что-то против?

Она обворожительно жутко мне улыбнулась.

Я не мог взять в толк, зачем ей Фиеста, когда в подчинении есть собственная армия монстров, которую я видел в школьных классах за стеклом. Это будет куда страшнее обычной женщины. С другой стороны, если Сина нас потом отпустит, то почему бы и нет. Мне было глубоко наплевать на Фиесту, главное, чтоб дышала, а остальное не важно.

— Нет, ничего против, — тут же покачал я головой. — Если отпустишь нас потом.

— А ведь я могу и не отпускать вас, — произнесла она, явно подтрунивая надо мной. Но дело в том, что когда над тобой имеют абсолютную власть, такие шутки звучат вдвойне страшнее. — Может хочешь поиграть?

Глава 76

— Почему ты бьёшься головой? — спросил я, когда она во внеочередной раз с размаху приложилась головой к стене.

— Стерва пытается взять над телом контроль, а я её… отключаю, — развела она руками.

— То есть она вытесняет тебя? — уточнил я.

— Верно. Приходит в сознание и вытесняет меня, а когда я бьюсь, отключается. Хочешь, продемонстрирую на тебе это? — ухмыльнулась она недобро.

— Нет, спасибо, не надо.

— Ты же знаешь, что я даже спрашивать не буду?

— Знаю. Поэтому очень прошу так не делать.

Я знаю, что она может это сделать. Забить меня стулом, а потом так же влезть в тело, но мне меньше всего хотелось терять над ним контроль. Теперь оставалось только быть максимально вежливым и учтивым, чтоб лишний раз не провоцировать её сыграть со мной в игру на выбывание.

Меня уже вообще немного пугала одна мысль о том, что меня могут вот так взять под контроль. Чем больше узнаю мир, тем меньше он меня радует, открывая всё новые границы возможностей абсолютно во всех планах. Интересно, если мне доступны эти знания, то что знают те же главы государств? Какие тайны открыты для них, и чего ещё не знаем мы?

— Блин, вот что значит иметь большие сиськи! Только прыгать больно, словно кожу дерёт, но всё же…

Я обернулся на её голос и тут же отвернулся, чтоб не лицезреть, как голая Фиеста-Сина прыгает на месте, наблюдая за грудью, подлетающей верх-вниз. У Фиесты так-то самая обычная по размерам грудь. Я пусть и не сильно слежу за этим, да и тяги прямо огненной нет, но на большую грудь, как и любой здоровый парень, внимание бы обратил. У Фиесты она была средней, потому я как-то и не заострял на этом внимание. Но вот для Сины такая грудь тянула на огромную, так как сама она… кхм-кхм… была девушкой с миниатюрными формами.

Плоскими формами.

Я ей никогда этого не скажу, так как иначе отсюда не выберусь, но факт есть факт.

— Том, посмотри!

— Спасибо, не надо.

— Ты стесняешься? — тут же её голос стал до жути заигрывающим. — Она же твой товарищ. Не интересно?

— Нет, — покачал я головой, понимая, что в штанах так-то становится теснее.

— Ух ты! У неё татуировка на лобке! И над правой грудью тоже. И на левом предплечье. Она, кажется, шлюха.

Вообще, татуировка не значит шлюха. Такое суждение очень похоже на суждение девушки, которая родилась в довольно консервативной семье и не увлекалась гулянками или походами по магазинам.

Возможно, это проступает прошлое самой Сины, которой, судя по форме, лет так тридцать или сорок. Я имею ввиду в виде призрака. Живой ей могло бы быть уже под пятьдесят или шестьдесят. Она наверняка умерла здесь, ещё когда школа работала. Возможно, если покопаться в истории, да и просто в интернете, я смогу выяснить, что произошло.

Если будет время на это, конечно, так как мои мысли заняты сейчас более насущными проблемами, и такое легко вылетит из головы.

— Том, не хочешь взглянуть, пока она без сознания?

— Нет. Но позволь поинтересоваться, зачем тебе её раздевать?

— Говорю же, хочу попугать оставшихся. Приманить и потом, — она хлопнула в ладоши. — Это будет интересно… Но ты не беспокойся, я верну твою пассию живой, просто немного попользуюсь ей…

Из её уст это звучало очень странно. Причём Сина это понимала и специально так говорила, видимо, просто потому, что так развлекалась.

— К тому же, ваши преследователи до сих пор шастают по школе, пусть и с меньшим энтузиазмом. Я их немного… попугиваю.

— Но не убиваешь.

— Ты же слышал, я не могу, иначе привлеку внимание к своей территории.

— К своей территории? А ты с кем-то их ещё и делишь? — посмотрел я на неё… и тут же отвернулся, так как Фиеста-Сина стояла полностью голой в метрах двух от меня.

— Ты много спрашиваешь об этом, Том, — угроза была очевидной даже голосом Фиесты.

— Лишь хочу понять, насколько здесь опасно, Сина. Прости, если достаю или обижаю тебя своими вопросами, но мне бы очень не хотелось вторгаться на чужую территорию.

— Но ты уже это сделал, не так ли? И понял это очень хорошо, раз завёл речь о вампирах.

— Ты с ними делишь территорию? Извини, если лезу не в своё дело, просто скажи, и замолчу.

Я старался говорить максимально спокойным и осторожным голосом, извиняясь через слово, чтоб случайно, не дай бог, не задеть довольно мстительного призрака.

Мне не сложно, а ей спокойнее.

— Ну… давай я скажу так. Это моя территория — школа. А вокруг немало других, кто имеет свою территорию. Поверь, то, как вы, люди, делите между собой эти земли, выглядит как… как животные делят между собой территорию. К примеру, маленькие скунсы, которые метят её везде. А есть крупные хищники, которым начхать на их территории, и они делят эту же землю под себя.

Сравнить людей со скунсами — это, конечно, сильно, но принцип я понял.

— И много ли таких существ?

— А ты много видел? — задала Фиеста-Сина встречный вопрос.

— Уже четверых, которые не укладываются под понятие обычных существ.

— Ну вот, можешь и сам оценить, значит, верно? — похлопала она меня по щеке. — Точно не хочешь посмотреть на свою компаньонку голой? Можешь даже потрогать… где хочешь…

Последние слова она сказала томным голосом Фиесты, от которой вряд ли услышишь подобное когда-нибудь. Можно сказать, я стал единственным свидетелем удивительной стороны её холодного голоса.

— Благодарю, — покачал я головой.

— Ты честен, — я слышал в её голосе усмешку. — Молодец. Тогда пойду я, а то мальчики, наверно, совсем заскучали без меня… А ты лучше сиди здесь, чтоб мне потом не пришлось решать множество проблем из-за тебя.

С этими словами она вошла в кабинет напротив, из которого я вылетел, и пропала из виду.

***

Сина вышагивала в новом теле, чувствуя, как впиваются в ноги мелкие камушки, занозы, как трётся под ногой многолетняя пыль, скопившаяся на полу. Она прислушивалась к новым ощущениям.

Много лет Сина был материальным призраком, который мог как проходить через стены, так и взаимодействовать с физическими объектами. Она даже могла чувствовать холод, тепло, боль или запахи.

Но настоящее физическое тело… это было совершенно иное. Все ощущения будто выкрутили в сотни раз, чем привыкла. Те же самые запахи казались глубже, насыщеннее, приобретая многие другие ароматы, которые она не замечала до этого. Окружение буквально сводила с ума, удивляя тем, насколько чувствительным может быть тело. Боль тела, она пусть и была неприятна, но пьянила после того ощущения, когда даже выстрел не причиняет её настоящей форме сильного беспокойства. А может и вовсе не причинять, если принять бестелесную форму. Но к такому Сина прибегала редко, радуясь одному тому факту, что у неё есть возможность хотя бы немного чувствовать себя живой, как когда-то давно.

Единственное, что ей мешало — постоянно возвращающаяся в сознание хозяйка, которая пыталась вытеснить её из тела.

— Но и кто теперь из нас блядь… — пробормотала она с жуткой улыбкой, спускаясь по лестнице.

Её друзья, — именно так она их называла, — продолжали изнывать в школе, не теряя свою маленькую надежду выйти отсюда живыми. Нет, это она не давала им её потерять, всячески подкидывая возможность выйти, но в последний момент отбирая. Подталкивала идти против друг друга и даже есть тела павших с голода товарищей.

С ними было так весело!

И Сина ни капельки не сочувствовала им. Скольким эти парни сломали жизни? Сколько людей пострадали от их кулаков и чувства безнаказанности? Как много таких же, как и она, плакали в туалетах, когда их пинали ногами просто потому, что это весело? Потому что они чувствуют власть и не ощущают ответственности?

Глаз за глаз и смерть за смерть пусть приберегут другие для себя. Она же не столь милосердна, потому что не понаслышке знает, что такие игры, где «Мы не хотим тебе зла, просто немного развлечёмся», переходили в «О боже, она не дышит!».

Да, она не дышит, давно уже не дышит… Она потеряла всё из-за того, что дети хотели «посмеяться и прикольнуться», но не рассчитали сил.

И теперь она здесь, ей не смешно и даже уже не больно. Она просто чувствует одиночество и тоску, глядя на эту школу. И чувствует всепоглощающую ненависть, глядя на тех, кто издевается над такими, как она. Где кончаются обычные издевательства и начинается доведение до суицида? Как можно потом говорить: мы ничего такого не хотели? А чего они хотели? Чего они хотели?! Они не знали, что это больно?!

Это всё лишь разговоры. Те, кто издевается над другими, должны знать, что всё вернётся. И пусть неравнозначно, но и она не святая…

Сина уже слышала их разговоры издалека, слышала, как они переговариваются шёпотом, словно их это спасёт. Они стали куда осторожнее за это время, куда быстрее и умнее, приспособившись к новым условиям. Ну ещё бы, ведь это были животные, и повадки у них были как у животных, пусть и умных. Ведь бороться с ней — это не избивать слабых.

Но они ошибались — они не в лабиринте, где она гоняется за ними. Они всегда рядом с ней. И Сина не собиралась убивать их. Они сами себя убивали вполне успешно глупыми поступками или ссорами. Иногда натыкались на других обитателей этой школы, что она иногда насылала на них, вследствие чего гибли.

И она ещё долго будет терроризировать их, прежде чем даст умереть.

Кто был посмелее, сразу вышли из игры. Кто-то вышел потом, свихнувшись. Но Сина сразу отделила тех, кто имел оружие, от других, чтоб лишить большинство возможности быстро покинуть этот мир. Теперь же остались лишь самые стойкие, те, кто смог удержать свой рассудок в бессмысленной с ней борьбе.

О нет, они не покинут этот мир. Если она его не покинула за всё это время, то и они будут находиться здесь максимально долго. Главное — подпитывать их иллюзией, что скоро всё будет кончено, что им удастся врываться отсюда.

Естественно, Сина знала, что теперь их и голое тело не соблазнит после всего, что они прошли. Но почему бы не побегать за ними с таким видом? Это будет куда забавнее, чем обычно. Может даже какой-нибудь лопушок, сошедший с ума, и клюнет на неё.

Как бы то ни было, они дорого заплатят за то, что делали…

***

Пока я дожидался Фиесту-Сину, мне казалось, что я слышу крики. Полные ужаса и отчаяния крики, которые слышались… отовсюду. Если описать более точно, то я бы сказал, что крики раздавались со всех сторон, но были такими приглушенными и далёкими, как если бы их источник располагался в другом корпусе или же в подвале, если здесь таковой имелся.

Идентифицировать я их не мог, потому это могли быть как нагрянувшие к нам бандиты, так и те парни, которых Сина заперла здесь в прошлом. Если это они, то я совсем не завидую им, учитывая тот факт, что они уже как месяц здесь заперты и не имеют никакой возможности выбраться. Провести здесь столько один на один с самими безумием… Я даже немного зауважал их за это, но не настолько, чтоб подарить им свободу. И дело не в жестокости, просто все считают их погибшими, так что пусть так оно и остаётся.

Сина вернулась где-то через час. После моей просьбы сама одела Фиесту, после чего довольно интересным способом вышла из неё. Если конкретнее, стоит Фиеста, а потом начинает резко оседать, будто подрезали нитки, а за ней уже стоит Сина.

Вот и весь фокус.

— Доволен? Я вернула её живой, — улыбнулась она.

— Спасибо большое, босс будет доволен, — кивнул я, подойдя к ней поближе. Пульс у Фиесты прощупывался, а остальное было не важно. Главное, что Бурому смогу вернуть. Вспомнит или нет она об этом, не имеет значения, всё равно никто не поверит в этот бред. Я бы не поверил, решил бы, что ей прилетело по голове.

— Люди ушли из школы, но на твоём месте я была бы осторожнее.

— Спасибо. Я постараюсь.

— Постарайся. А то будем здесь вдвоём людей гонять, — усмехнулась она.

— Спасибо, я понял, — кивнул я.

— А чего, будет не так скучно. Уж вдвоём мы сможем разгуляться, верно? — блеснула она глазами. — Будем здесь обитать.

— Но разве это не скучно, в одном месте провести столько лет, как в тюрьме?

— А разве не скучно жить жизнью серой мыши без шанса выбраться в люди? Работа — дом, работа — дом. Это интереснее?

— Но это когда-нибудь кончится, — возразил я.

— Жить, чтоб умереть, — усмехнулась Сина. — Я уже и забыла, что такое быть человеком. Жить ради того, чтоб поскорее умереть… Даже моё существование не выглядит столь жалко.

С такой точки зрения — да, но… мы не выбираем, рождаться нам или нет. А если родились, то это как жадность — желание прожить до конца, даже если жизнь полна разочарований. Хотя правда в другом. Люди просто боятся наложить руки на себя. чтоб выйти из этого круга. Им куда легче жить дальше, мечтая о смерти, чтоб в конце сказать: наконец-то. Будто это награда. Хоть какая-то награда в череде неудач и борьбы.

— Слушай, может это личный вопрос, но почему ты здесь? Почему не отправилась… не знаю, на тот свет?

— На тот свет? — усмехнулась она. — Не захотела. И не смогла. Просто осталась здесь почему-то.

— Почему?

— Как бы тебе объяснить… — протянула Сина, водя пальцем по стене, словно что-то рисуя. — Я просто есть, я здесь, тень той, кем была. Просто существую. Может нескончаемая злость и держит меня, а может боль, кто разберёт?

— Ну… ты? — предположил я.

— Какой умный. А сам-то можешь разобраться в себе? — задала она встречный вопрос с вызовом.

— Могу, — кивнул я уверенно.

— И чего же ты хочешь? — с усмешкой спросила Сина. — Давай, скажи мне, а я скажу, что вижу в тебе.

— Я хочу спокойной жизни, — без тени сомнения ответил я. — Жить серо, однообразно, со своими маленькими счастьями, и как можно меньше выделяться.

— И ты веришь в это? — скептически хмыкнула Сина.

— Абсолютно.

— А я вижу, что ты врёшь сам себе. Может даже не понимаешь этого, хотя чувствуешь в глубине души этот назойливый писк, который наверняка проявляется в твоих поступках.

— И в чём же? — спросил я без задней мысли.

— Тебе больно, и эта боль порождает агрессию. Ты питаешь иллюзию, что хочешь спокойствия, но это неправда. Самообман.

— Какой именно самообман?

— Ты думаешь, что хочешь подняться, но это ложь. О нет, ты хочешь низвергнуть всё на свой уровень и выплеснуть на них свою боль. Ты ненавидишь людей, которые живут сверху, по какой-то причине. И все твои оправдания, что тебе приходится это делать… это лишь оправдания. Ты хочешь это делать. Ты чувствуешь, что тебе становится легче.

— Бред… — покачал я головой.

— Да неужели? Скажешь, что ты здесь оказался случайно? Ты ведь мог выбрать и иной путь, но выбрал борьбу. Ты хотел показать, что тебе никто не указ. Что это ты будешь строить своё будущее на их костях, а не наоборот. Нет?

— Нет.

— Ты может даже не понимаешь этого. Ты отравлен, я вижу это. Потому ты борешься, не из-за характера, а из-за обиды. Проецируешь случившееся на окружение и пытаешься им отомстить.

— Тогда если всё так плохо, чего же ты говоришь, что я внутри человек?

— А что мешает оставаться человеком тому, кто хочет мести? — задала Сина встречный вопрос. — Как бы то ни было… теперь тебе есть над чем подумать. Хотя бы понять, кто ты есть на самом деле.

— Я знаю, кто я.

— Может потому ты и остаёшься человеком, что слепо веришь в то, что не изменился, — оскалилась она. — Надеюсь, что ты найдёшь себе якорь, чтоб не сорваться раньше, чем осознаешь свою сущность и пойдёшь во все тяжкие.

— Якорь?

— То, что напомнит тебе, что ты всё же человек. Иначе станешь как те, кто хотел тебя убить, — обаятельно улыбнулась она своими острыми зубами. — Идём, я провожу тебя. Кажется, все ваши преследователи наконец ушли.

Мне пришлось тащить Фиесту на себе вместе с чемоданом. Мог дождаться, пока она сама очнётся, но решил, что лучше здесь не задерживаться. И уже на выходе, когда Нижний город маячил за входными дверьми, я всё же приостановился.

— Я, кажется, понял, почему ты до сих пор здесь.

— И почему же? — поинтересовалась она.

— Тебе тоже больно. Больно, что с тобой так поступили, но ты не можешь это отпустить. Потому что никто так и не раскаялся в содеянном, а ты так и не сказала, что прощаешь их.

Глава 77

Мы вернули кокаин Бурому, хотя, по правде говоря, я считал, что даже для него это такая мелочь, что не стоила всех усилий, которые мы затратили. Три кило кокаина, которые теряются в тех объёмах, что он получает, едва не стоили нам жизни.

Но и другую сторону медали я понимал прекрасно — все должны знать, что его товар до последнего грамма принадлежит ему. Наказание как акт запугивания. Я мог лишь порадоваться, что акт запугивания состоялся на тех, кто ничем не лучше нас самих, а не на, к примеру, их семьях.

Что бы я сделал в таком случае? Скорее всего, ничего. Я бы просто не стал стрелять и напомнил бы об уговоре. А если бы при мне кто-нибудь решил пристрелить семью ради запугивания…

Не знаю. Даже задумываться не хочу, так как не представляю, как бы поступил в этой ситуации. Отвернулся бы и ушёл, стараясь не слушать, что происходит? Или попытался бы вмешаться? Одно я понял точно — когда наступают такие моменты, возможно абсолютно всё, и я проявлю себя во всей своей красе. Забьюсь ли в угол и сделаю вид, что ничего не видел, или же вступлюсь, не могу сказать.

Потому что сейчас рассуждать очень легко, и можно без проблем приписывать себе все благодетели. На словах мы все герои, безжалостные и милосердные, а на деле…

Я говорил, что никогда к этому не вернусь, но вот я здесь, убиваю, даже не моргнув и глазом, потому что мне плевать на своих оппонентов. Раньше я испытывал к ним жалость, а сейчас вижу лишь манекен, который надо убить быстрее, чем это сделает он со мной. Мне их уже не жалко, потому что душу греет отговорка, что они такие же, тоже заслуживают смерти, если не хуже. И я не дурак, когда придёт время, я вполне смогу найти тысячу причин, чтоб оправдать необходимость застрелить ребёнка.

Если ты падаешь в моральном плане, то ты падаешь очень быстро. Это как наркотик, от которого не отказаться, потому что будет постоянно последний раз, и каждый последний ты найдёшь причину это сделать. А потом оглянешься, понимая, что уже на дне, а сделать ничего не можешь.

Возможно, об этом и говорила Сина. Она старше меня и знает это лучше. Падая вниз, ты перестаёшь быть человеком.

Это сделали мои товарищи, это делаю и я. Мы пытаемся создать иллюзию, что мы люди, пытаемся доказать всем, что мы любим своих родных, близких и детей, но это ложь. То, что мы их любим — лишь безусловный рефлекс. Это не делает нас людьми. Человек — это тот, кто может простить, несмотря на боль и ненависть. Может протянуть руку, даже будучи сам в нуждающемся положении. Мы на такое не способны, мы будем думать в первую очередь только о себе.

Я стоял перед Бурым, когда возвращал чемодан. Фиеста выглядела никакой, будто изнасилованной и пустой, с трудом передвигаясь и кряхтя. Неудивительно, что я на собственном горбу её вытаскивал из Нижнего города, едва сам не померев от натуги.

Она не приходила в сознание около двух часов. Но у неё был телефон с номером Бурого, а у того была информация, как нам выбраться. А именно, как взломать машину, как её завести и где есть выезд из города, но с обратной стороны, чтоб вообще полностью объехать этот район. Я делал всё быстро и слаженно, объяснив ситуацию и упустив историю про призрака, которую знать им было не обязательно.

Я очень спешил. Не в последнюю очередь из-за того, чего не видел. Сина подтвердила, что здесь могут обитать и другие представители, что делят территорию иначе. Они хищники, и мы для них не более чем мелкие бандиты, которых можно прищучить. Может картель и сдюжит с ними побороться, но банды, со слов всё той же Сины, уже нет. А здесь и таких нет, что делает нас втройне уязвимыми.

Теперь я знал, как открывается любая машина. Нужна отвёртка или нечто похожее, что поместится в замочную скважину, после чего удар, и ты срываешь все штифты и можешь открыть дверь в машину. Или бьёшь стекло, как сделал я. Потом срываешь нижнюю панель и выдёргиваешь провода из замка зажигания. Два плюса, два минуса и один красный — это стартер. Определяешь провода с двумя плюсами, соединяешь с минусами, чтоб включит зажигание и габариты. После этого красным касаешься уже соединённого плюса, чтоб выбить искру и завести машину.

Готово.

Это было волнительно — вскрывать машину под чьим-то домом таким образом, ожидая, что в любую секунду тебя могут заметить. Не так волнительно, как в школе, но всё же. А потом неожиданное прохладное облегчение, когда ты трогаешься с места.

— Теперь точно война, — вздохнул он, подкинув пакет в руках. — Если эта крыса пыталась продать им товар, а потом их всех грохнули, пусть даже не мы, ясен пень, кого обвинят.

— Но почему он взял только наркотики? А не деньги, к примеру? — спросил я.

— Денег в тот момент не было. Да и товара тоже не было особо. Взял, что пришлось, видимо, — прожал он плечами.

— Что ж он не покинул город? Сбыл бы дороже.

— А ты поймёшь этих наркош? — хмыкнул Бурый.

Наркош? Вообще, логично, но… тот человек не выглядел наркоманом, если честно.

— Держи бабки, Шрам, — положил на стол он небольшую пачку. — Кстати, что с Фиестой? Она какая-то… странная и побитая.

— Без понятия. Но нам досталось, к тому же, мы немного разделились, когда уходили от погони. Я без понятия, на что она нарвалась. Мы договорились встретиться около школы, но когда…

— Я в норме, — холодно оповестила о своём состоянии Фиеста, перебив меня. — Дай денег, и я пойду.

Бурый спорить не стал, лишь проводив её взглядом.

— Надеюсь, что это не ты её так отмудохал, — сказал он мне, когда Фиеста ушла.

— Я? Боюсь, что я был бы покойником к этому моменту, — покачала я головой. — Она не говорит, что произошло, но мне кажется, что её как раз-таки и отмудохали.

Да, я тоже строил теории и предположения, чтоб выглядеть озадаченным. К тому же, Фиеста ничего про случившееся не сказала и вряд ли скажет. «Меня побил призрак девочки из школы», мне кажется, такое объяснение даже Бурому покажется странным, и она это понимала, потому просто сказала, что ничего не произошло.

Скорее всего Бурый подозревал меня, но, к моему счастью, Фиеста сразу сказала, что это не я. Конечно, поверить ей на слово он не поверил, однако и придраться ко мне не мог, ведь главный свидетель молчит.

— А война… — намекнул я на волнующую нас тему.

— Я тебе должен отчитаться? — с усмешкой ответил он, но, тем не менее, предупреждая меня быть аккуратнее на поворотах.

— Нет, я просто хочу понять, насколько мне надо быть осторожным. Что будет, что делать не стоит, куда не ходить, да и как это будет выглядеть, — миролюбиво попытался я объяснить.

— Они будут бить по точкам и устранять лейтенантов, то есть нас, — решил объяснить он. — Забудь всякую хуйню, что показывают по телевизору, Томми-Шрам. Никаких гангстерских перестрелок. Будут налёты, поджоги, убийства. Намного реже вооружённые налёты на территорию. Ты, кстати говоря, тоже в зоне риска, но пока о тебе толком никто не слышал, так что не так страшно. А вот Панк, — это тот хмурый мужик, который с длинными волосами, — например, может попасть под пулю. Он известен в узкий кругах.

— И мы не будем сидеть в осаде? Ну, спрятаться на базе, нос не показывать, только на вылазки, — попытался объяснить я.

— Вечно так сидеть не будешь. Мы всегда под ударом, чтоб ты знал, просто сейчас шанс выше, но не более. Естественно, что будем сидеть в осаде, если прямо жарко станет, а на улице будет бойня на бойне. Но обычно мы продолжаем жить своей жизнью, вести дела, только становимся намного осторожнее. Ты хоть раз видел хроники криминальных войн?

— Ну… было дело, — кивнул я.

— Ты видел, как и где их убивают, не так ли? В машине взорвали, расстреляли у дома, убили на улице, просто пропал, зарезали в магазине и так далее. Это и есть война. Никто не прячется, как ты говоришь, кроме боссов, в нашем случае Соломона, так как всё зависит от него. Мы же продолжаем выполнять поручения и контролировать бизнес. Просто окружаем себя охраной.

— Это ведь может и не спасти.

— Может не спасти, — согласился Бурый. — Если там четыре машины с автоматчиками. Но мы тоже стараемся контролировать такое. Не зря же есть смотрящие на улицах, которым за это платят. А если киллер-одиночка, то он вполне может съехать, завидев охрану, и не рисковать.

— А боевики?

— А что боевики? Они воюют, защищают, нападают и так далее. Служат телохранителями. Однако они не в курсе дел. Сидеть, как ты предлагаешь, не получится, потому что без контроля, зная, что мы не можем приехать и лично проверить, все начинают крысить, обманывать или перебегать. Это всё надо всегда контролировать едва ли не лично. Ты должен показывать, кто здесь хозяин, даже когда война. Загнать нас в крепость, это значит оставить без нашего контроля территорию, которую будет легко отжать или которая сама себя переварит без контроля.

Он закурил, немного походил, после чего продолжил:

— Угроза всегда приходится на нас, лейтенантов, кто правит территорией. Остальных только если в перестрелке или разборке, не считая тех, кто просто имеет вес. Потому просто надо быть осторожнее и не париться.

Здесь никто не верен, всё держится исключительно на бабках и страхе — вот что я понял с его слов. Как понял и то, что босс единственный, кто может спрятаться, а вот остальные должны работать, пусть теперь и с телохранителями, иначе без контроля территория просто уплывёт из рук.

В тот день вновь было собрание, на котором обсуждали произошедшее. Я не был на нём, остался снаружи, как телохранитель, вместе с Гильзой и Пулей — братом и сестрой, которые неведомым образом прибились к Бурому. Были там и Панк с Гребней, но они общались между собой, а Панк так вообще не жаловал меня. Смотрел с каким-то лёгким презрением и подозрением, словно уже ненавидя меня всем сердцем.

Он мне тоже не нравился. Но нравиться всем невозможно, а я не девушка, чтобы располагать к себе мужчин. Поэтому, пока он стоял с Гребнёй, я общался с близнецами.

— Так как вы стали работать на Бурого? — вернулся я к вопросу, который был мне интересен после того, как Гильза опять его увела в сторону своими тупыми разговорами. Я видел, что Пуле стыдно за неё, что он косится, но ничего не говорит, чтоб не акцентировать внимание. Однако мы вдвоём понимали, что она дура.

— О… мы… э-э-э… вроде знали его до этого, верно? Были ещё детьми, когда он только-только начал этим заниматься.

— Он берёт на работу детей? — немного не понял я.

— Нет, — вздохнул Пуля. — Он просто знал нас, причём достаточно, чтоб доверить товар, когда мы подросли. Начинали работать кладменами… это такие…

— Я знаю, кто это, — кивнул я.

— А, ну вот, мы работали одно время на него, а потом он предложил, как и тебе, вступить к нему в команду. А там убийство с каждого как экзамен.

— И кого убивал? — спросил я с интересом.

— Девчонка какая-то. Проворовалась и попыталась скрыться. Была очень осторожной. Ну я её и убил.

— А я убила дилера! — хвастливо выпятила грудь Гильза. — Вышибила ему мозги, а потом ещё и его сыну, и…

— Заткнись, — бросил Пуля, перебивая её.

— Но я…

— Рот закрыла, — зарычал он на неё. Вздохнул и посмотрел на меня, словно извиняясь. — Не стоит углубляться в это. Она немного перестаралась, так как туговата.

— Я так и понял, — кивнул я.

И тут неожиданно Пуля сменился в лице.

— В смысле, ты хочешь сказать, что моя сестра тупая? — неожиданно спросил он. Прямо ни с того, ни с сего, слегка озадачив меня. Я, честно говоря, от такой резкой смены интонации слегка растерялся. Слишком не в тему это было сказано, от чего на мгновение я даже не знал, что ответить на это.

— Прости, что? — переспросил я.

— Ты хотел назвать мою сестру тупой? — повторил он с неожиданной злостью.

— Что… ты о чём? Вообще, как ты дошёл до этого? — вскинул я бровь.

Я редко меняюсь в лице, очень редко, но если меняюсь, то, значит, что-то меня сильно так удивило. Как, например, неожиданная претензия и агрессия, хотя сейчас я, кажется, понимаю, с чего он вдруг взбеленился так. Видимо, Пуля тоже понял, что явно перегнул палку, и лишь тряхнул головой.

— Ничего, забудь.

Ни прости, ни какого-либо другого извинения.

Чем больше я провожу с ними времени, тем меньше они мне нравятся. Если пересчитать, то адекватных людей здесь ну очень мало. Если только Француз, Ряба или Гребня, хотя у последнего тоже что-то не всё в порядке, если присмотреться. Создаётся ощущение, что Бурый собирает людей не самых обычных. Возможно, рассчитывает на то, что их особенности помогут лучше справляться с работой. Или чтоб характер не позволял сходиться с другими более тесно, таким образом предотвращая сговор и предательство.

Как, например, Пуля: такое ощущение, что у него комплекс старшего брата — стоило ему привидиться, что кто-то что-то имеет против его сестры, как он, едва не разрывая на себе рубаху, бросается разбираться. Так, по крайней мере, сейчас он выглядел, пусть и не делал ничего подобного.

Его же сестра, она не просто дура, она больна на голову. Вот уж точно идеальные люди для убийства без каких-либо тормозов.

— Кстати, Шрамик, а у тебя девушка есть? — неожиданно спросила меня Гильза.

— Девушка? А что такое? Хочешь ей стать? — нейтрально поинтересовался я.

— Тише будь, — тут же встрял Пуля. — Ещё тут в парни к ней не набивался.

Сейчас это можно было бы воспринять как прямое оскорбление меня. Но я лишь пропустил его слова мимо ушей, так как не был заинтересован в разборках. Особенно с таким человеком. Моё мнение о Пуле упало едва ли не до плинтуса, пусть он этого и не понимал.

— Так есть или нет? — продолжила доставать Гильза. — Вот у меня никого нет!

— Ты тоже умолкни, — оборвал её брат. — Думай, что говоришь.

Это был довольно толстый подкат. И у меня действительно создалось впечатление, что здесь что-то не так. Пуля так рьяно её защищает сейчас, как очень и очень ревнивый брат, который даже представить не может, что в его дорогую сестру кто-то будет тыкаться членом, хотя сам наверняка имеет отношения с девушками. А может быть и так, что он сам с ней и трахается. Учитывая моральное разложение этой части города, я бы не удивился, будь это правдой.

— Получается, с ним уже… сколько?

— Да года четыре, — пожал он плечами. — Как ствол начали нормально держать, наверное.

— То есть вы с ним не с самого начала?

— Панк с ним с самого начала, — сказала Гильза. — Раньше он на Панка работал, а потом тот на него.

— Бурый вообще сам поднимался, — кивнул Пуля. — Я помню, что он начинал с низов, но быстро дошёл сам до этого положения. Всегда хотел большего.

— А долго поднимаются на такой пост?

— Да как сказать… он же…

— Без знакомств очень долго! — настоятельно произнесла Гильза, перебив брата.

— И что случилось с теми, кого он сместил? — спросил я.

Хотя вопрос не совсем правильно поставлен, так как вполне логично, что с ними случилось. Такие посты просто так не покидают. Куда важнее, участвовал ли он в том, из-за чего их сместили? Такое дело не должно быть частым, так как подобные места явно пригретые и прибыльные, что порождает слабую текучку. Но он поднялся, как я понял, от кладмена до лейтенанта.

— Это всего лишь слухи, но говорят, что он всех подставил и убил, — гордо заговорческим голосом ответила Гильза, будто то было её заслугой. Но почти тут же получила локтем в бок от брата, который тихо и угрожающе произнёс:

— Заткнись, это лишь слухи. Он никого не подставлял, они сами проворовались. Хочешь обосрать того, кто дал тебе вообще шанс выбраться из этого дерьма? — после чего посмотрел на меня. — Не поднимай эту тему, Шрам. Нехуй переть на босса. К тому же, он поднялся сам.

Да вот только слухи на пустом месте не берутся, хотя и без них мне кажется это довольно странным и наталкивающим на определённые мысли.

— Да я и слова против не сказал, — поднял я миролюбиво руки. — К тому же, как бы он ни поднялся, сделал же сам в любом случае, так что вообще плевать.

— Ну и не лезь, — грубо ответил он, а я не стал отвечать.

Ругань из-за подобного — это наибольшая тупость, которую можно сделать. К тому же, когда выясняется столько всего нового и интересного, просто глупо отталкивать такие источники информации.

Получается, Бурый сместил всех до себя? Подстава на подставе и подставой погоняет? Если учитывать то, что сказала Гильза насчёт подставы и убийств, то так оно и есть, иначе объяснить, как он пробился в свои двадцать восемь лет до лейтенанта со своей территорией, невозможно. Ему было двадцать четыре в тот момент, верно? А им… ну, лет шестнадцать, скорее всего, или в районе этого, возраст их я не узнавал.

Ещё, как я понимаю, Бурый собирает вокруг себя верную команду. Так, по крайней мере, я могу судить по тому, как защищает его Пуля. Но оно и ясно — у брата и сестры ничего не было, а тут приходит Бурый и даёт им не то что возможность выжить, а именно жить. При этом, как я понимаю, ни разу не пытался их кинуть и всегда стоял на их стороне. В городе, где тебе максимум что светит — какая-нибудь работёнка на грани нищеты, получить работу и стать доверенным лицом такого человека едва ли не подарок судьбы. Для Пули Бурый был едва ли не мессией.

Вот мы и имеем человека с большими амбициями, который окружает себя теми, кто ему должен едва ли не жизнью и порвёт за него глотку любому. Человек со своей личной преданной гвардией. А верность в этом бизнесе — страшная сила, которая способна свернуть горы.

Глава 78

Война всегда где-то там. Так можно было описать столкновения наркокартеля и южных банд моими глазами. Даже после того, как она действительно началась, я так толком и не увидел изменений как в своей жизни, так и в жизни города, в котором это происходило.

Не буду врать, я стал куда чаще слышать ту же стрельбу, иногда целые перестрелки, но опять же, они были всё так же далеко, как и раньше. А своими глазами наблюдать хотя бы последствия, я уже не говорю о конкретных столкновениях, мне не приходилось. Возможно, это было связано с тем, что наша территория не граничила с южными бандами, в отличие от территории той женщины, что появлялась в элегантном костюме на собраниях.

Зато по разговорам, которые велись внутри картеля и которые я чаще слушал, чем участвовал сам, можно было понять, что убивают как наших, так и вражеских членов группировок каждый день по несколько человек.

Чаще всех ими становились наименее защищённые из всей структуры. Их убивали просто потому, что могли, постоянно, чтоб запугивать и немного ослаблять картель, тем самым лишая главных работников. Пусть кладмены с торговцами на улицах и были наинизшей структурой, но они были и наиважнейшей частью, так как являлись прослойкой между картелем и потребителем. Бывали случаи, когда их трупы изувечивались, чтоб нагнать ещё больше страха на других людей, и оставлялись на видных местах.

Реже жертвами становились боевики и дилеры. Первые были вооружены и могли дать отпор. Обычно в таких ситуациях уже были не убийства, а целые бои между вооружёнными группами, где жертвы были с обеих сторон. Вторые же находились под охраной первых, от чего налёты превращались в настоящие штурмы, где наградой для нападавших, если они побеждали, становился товар.

Приобретали массовый характер налёты, когда подъезжает машина, из которой просто расстреливают точку или идущего члена картеля, после чего быстро уезжает. Или просто подходит девушка, достаёт ствол и стреляет в упор в цель, после чего быстро уходит. Один раз напала целая группа, которая едва ли не штурмом попыталась захватить территорию, но была встречена ответным огнём и отступила. Жертв, поговаривают, было немало.

Ещё жертвами банд стали четверо приближённых лейтенанта, той женщины, что была на собрании и чья территория граничила с бандами. Двоих просто застрелили на улице, ещё двое погибли, когда на женщину напали. Убийца сидела в машине и, когда та выходила из машины, расстреляла её из автомата. Не попала из-за количества людей вокруг лейтенанта, но была встречена плотным огнём и погибла. Да, это была девушка.

Что касается банд, которые присоединились к Бабочкам, то это были интересные парни в жёлтых одеждах, чей средний возраст редко превышал двадцать пять лет. Насколько я знаю, их звали Одуванчиками из-за выбранного цвета, хотя себя они называли анакондами. Одуванчики им больше подходило.

Ещё три банды на время войны объединились между собой и назвали себя Хунхузы. Это немного странное название для их коалиции, где было немало расового разнообразия, когда Хунхузы, вообще-то, были китайскими разбойниками в стародавние времена. Между ними тоже прослеживалось разделение обязанностей. Если на Бабочках лежала ответственность за убийства определённых лиц, — они были киллерами, — то на банде лежала ответственность за налёты, грабежи и крупные перестрелки, где они выполняли роль отмороженных солдат, которые убивали всех подряд.

Ответные меры с нашей стороны тоже были. Картель поджигал заведения, грабил точки, расстреливал проституток и смотрящих, крал их, после чего убивал и вывешивал в видных местах в знак устрашения. Учитывая тот факт, что работали во втором районе зачастую обычные девушки и женщины, которые не имели ничего общего с бандой Бабочек и лишь платили дань, они боялись работать. Как следствие, убытки для банды. Да и сторонние жертвы со стороны клиентов никак не могли не повлиять положительно на доходы — все боялись туда ехать, так как плотские утехи не стоили риска.

Как по мне, это было взаимная попытка удушить друг друга. И если структура картеля состояла практически полностью из криминальных элементов, которые знали, на что шли, и имели под собой фундамент из торговли наркотиками, то банда Бабочек держалась исключительно на секс-бизнесе и девушках, которые хотели просто работать.

Но картель не останавливался на этом. Он знал, что должен задушить банды, и, несмотря на постоянные перестрелки, целенаправленно убивал ключевые фигуры. Отвечающих за финансы, за защиту, киллеров и так далее. Также в противодействие нападениям выслеживали и отлавливали автомобили противника, убивая всех. В ход пошли похищения людей.

Так послушать, и жизнь буквально перевернулась в городе, но тот был слишком большим и грязным, чтоб это заметить. А у нас здесь и подавно, так как мы находились в центре территорий. Раньше это считалось не самой перспективной территорией, так как юг вёл дела с проститутками, где наркотики пользовались спросом, север — с Большим городом, поставляя туда товар, а порт всё принимал, а сейчас всё изменилось. Мы ни с кем не воевали и жили довольно спокойно. Север тоже ни с кем не воевал, но был вынужден усилить контроль из-за возможного нападения наркокартеля большого города.

Порт же пока был нейтральной территорией, где пока работал заместитель Босса, распределяя выручку между ними, но и это было не надолго, так как, по словам Бурого, рано или поздно туда кого-нибудь назначат.

Однако даже отсутствие на нашей территории проблем не означало, что у нас нет работы. С наступлением летних каникул у меня появилось очень много времени, которому сразу нашлось применение. Я стал исполнять роль сопроводителя Бурого, или, как их ещё называют, телохранителя.

В классическом понимании у многих телохранители ассоциируются с такими сильными подкачанными людьми в строгих костюмах, солнцезащитных очках и с наушником в ухе. Они всё видят, всё подмечают и готовы закрыть грудью своего работодателя.

Однако в понятии криминала телохранители были скорее группой вооружённой поддержки, которая скорее отпугивала его потенциальных убийц количеством. Да, мы прикрывали босса собой, ходили везде рядом, чтоб помешать попасть в него, а в случае необходимости были готовы открыть огонь на подавление, чтоб дать ему возможность скрыться. Однако правда в том, что достаточно было просто нанять хорошего снайпера, который спокойно убил бы его.

Почему никто этого не делал, я не мог взять в толк, если честно, ведь это решило бы столько вопросов. Они нанимали киллеров, но те все были любителями, ни одного военного профессионала. Они посылали убивать десяток человек с автоматами, когда вопрос можно было решить одной пулей.

То ли не было таких кадров, то ли они не заморачивались… не знаю даже.

Но несмотря на всё это, моя жизнь не сильно бы изменилась. Каждый день с Бурым дежурило шесть человек, пока у двух был выходной. Потом приходили те два, на их место уходили отдыхать двое других, и так по кругу.

Всё начиналось с того, что меня забирали на машине, после чего подбирали третьего, и мы ехали к дому Бурого, который тоже жил в Нижнем городе. У него была квартира и в Верхнем городе, но в связи с обстановкой теперь он ею не пользовался. После этого мы сразу же направлялись по его делам.

Когда я спросил, почему он не пользуется услугами боевиков, мне ответили, что своя рубаха ближе к телу.

Подозреваю, что Бурый доверял своим куда больше, чем тем, кто ходил под его боссом. Учитывая то, что некоторые были готовы на него молиться за то, что он помог им жить нормальной жизнью, такое решение было вполне обоснованным. Я не говорил об этом с другими, так как за такое можно получить пулю, слишком подозрительно выглядит. Но мне было достаточно и простых наблюдений, чтоб понять, какого они о нём мнения.

В нашей колоне из двух машин Бурый никогда не занимал определённого места. Сегодня он едет в передней машине, завтра едет в задней. А из-за тонированных окон понять, где он на этот раз, было невозможно. Когда он выходил из машины, мы уже стояли рядом, оглядываясь и создавая собой едва ли не стену с оружием наготове, после чего сопровождали на место, где он решал проблемы. При этом половина из нас оставалась снаружи, контролируя улицу.

Потому выходили, садились в машину и ехали дальше. И за время, что занимался этим, мы ни разу не подверглись нападению. Так мы и разъезжали, после чего отвозили Бурого домой, и нас уже самих раскидывала машина.

Сказать, что Бурый использовал нас как пушечное мясо, тоже было неправильно. У нас у всех были бронежилеты третьего класса защиты, которые могли выдержать попадание автоматной пули из того же старого и злого АК. Мог и не выдержать, тут уж как карта ляжет. Весил он под пять килограмм и был не сильно удобным, но мог спасти твою жизнь, и об удобстве как-то само собой ты думал в последнюю очередь.

Но я занимался не только одним сопровождением Бурого. Он был человеком, который не опускает планку для своих служащих, а наоборот, подтягивает их на необходимый уровень. Потому и мне необходимо было в некоторых аспектах поднять планку, чтоб соответствовать его стандартам. Не хочу думать, что стало с теми, кто не смог подтянуться на его уровень.

Как я и думал, Гребня в прошлом участвовал в войне. С его краткой и очень сухой истории в стиле «всё под делу» я лишь выяснил, что он был вольным наёмником. Таких, как он, нанимали в тех или иных горячих точках для того, чтобы поддержать тех или иных людей. Многие ненавидели наёмников в такой же степени, в какой и нуждались, от чего бывало нередко такое, что сегодня они поддерживали одну сторону, а завтра уже другую.

Африка, Азия, Южная Америка, Европа. Он разве что в Австралии не воевал и Северной Америке, где вообще практически всегда спокойно. Но я уверен, будь там что-то, и сто процентов он имел бы в своём послужном списке и их.

Гребня выступал у Бурого тем, кто всех всему учил: как стрелять, как действовать в команде, что предпринимать в той или иной ситуации, что можно делать и чего нельзя. Такая вот подготовка для новобранцев. Профессиональных военных не заменит, но повысит уровень квалификации. И пусть стрелять я умел кое-как, Гребня учил стрелять как положено. Тому, чему обычный бандит не научит, не в обиду моему прошлому учителю.

Потому в свободное время я ходил в тир. В Сильверсайде запрещено огнестрельное оружие, что весьма забавно, учитывая обстановку, когда в городе едва ли не у всех бандитов есть ствол и тир, где можно практиковаться. Сам тир был на пятьдесят метров, как мне сказали, что было максимально эффективной дистанцией для пистолета и практически золотой нормой при большинстве перестрелок в городе.

Стрелял, много стрелял, так как оплачивал всё Бурый. Добивался достаточной меткости из стрельбы одной рукой, двумя руками и из автоматов. Даже во времена Ханкска я стрелял не столько. Нет, более того, я там вообще куда реже стрелял, так как тиры мне, как не сильно посвящённому, были недоступны, а в лес особо не наездишься. А здесь сколько угодно до посинения, пока не будешь нормально попадать, по мнению Гребни.

Как я понимал, он был давним знакомым самого Бурого, ещё времён его молодости, когда тот был ребёнком.

Интересно было бы выяснить историю всех людей, что их связывает с Бурым. Историю брата и сестры, Гребня и Панка я теперь знал. А что насчёт остальных? Особенно Фиесты, насчёт которой я уже подумывал избавиться и решал, какой вариант подойдёт больше.

Подумывал избавиться…

Забавно, как можно быстро упасть в моральном плане, да? Прошло чуть больше месяца после вступления в наркокартель, а я уже подумываю на полном серьёзе, как избавиться от человека.

Это действительно как любой другой наркотик или вредная привычка, по типу курения — сначала вызывает неприязнь или экстаз, но что бы там ни было, потом ты хочешь больше. Тебе уже не кажется противным то, от чего тебя выворачивало раньше, не кажется страшным то, что вызывало отторжение до этого. Не пугают вещи, которые вызывали страх до дрожи в пальцах. Всего полгода назад меня трясло от первого убийства, и мысли едва ли не сводили с ума, а сейчас: убийство, ну да, это плохо, а что?

Моральное разложение на то и разложение, что происходит медленно и неотвратимо, в зависимости от среды. И как ты ни пытайся кичиться своей высоконравственной душой, обманывая самого себя, что не опустишься до этого, рано или поздно ты станешь таким же. И проблема будет не в твоей слабохарактерности, ты просто приспособишься. Таков человек, такова его природа.

Я приспособился, потому что человек, потому что в такой среде я просто приспособился к условиям, чтоб выжить. Наталиэль сказала, что я рискую остаться без какой-либо жизни, совсем один, без цели существования, забытый и уничтоженный морально, но она зря волновалась — я жив, и у меня теперь есть своя жизнь. Та, от которой я так громко отказывался и в которую теперь едва ли не идеально влился.

Меня даже отличить было теперь сложно от тех, кого я презирал. Ходил примерно в той же одежде, что и они, работал, как они, и даже вёл себя схоже. Мне пришлось заниматься спортом, чтоб поднять свою физическую форму. Пусть это и звучит так, словно я ленивый до ужаса, но по-настоящему ничего не имел против этого.

Но я не тратил это время зря. Даже в таком деле есть чему поучиться и где расширить свой кругозор.

Не всегда я стоял на стрёме на улице или караулил в машине. Нередко я ходил вместе с Бурым на встречи, сопровождая его, и наблюдал, как ведутся такие дела.

И что я видел?

Наркобизнес не сильно отличался от любого другого бизнеса, который ведут люди, по крайней мере, я сравнивал с тем, что мне было известно о нём на тот момент. Приходишь, договариваешься о новых поставках, сколько дилер сможет реализовать, сколько он уже реализовал и сколько товара осталось. Проверяешь некоторые точки, сверяя количество проданного с полученной выручкой, чтоб нигде ничего не пропало. Договариваешься о зарплатах кладменам и торговцам на улицах, где ставить, через сколько, какие цены, нужно ли их охранять в наше время и так далее.

Кого надо, он умасливал, обещал золотые горы, на кого-то давил, а кому-то угрожал. Чуть позже я даже знал, от кого он избавится, а кого оставит. Позже он ездил в порт к заместителю Чеки, где договаривался о поставках, заказывал, что куда надо отогнать и в каких количествах.

К тому же, он и сам принимал участие в свободное время в управлении наркотрафиком в порту. Ему никто не платил за это, но он принимал, рассчитывался с перевозчиками, проверял, рассылал своим, договаривался с другими покупателями из других городов и наркобароном из Верхнего города, организовывал туда поставки, где так же нанимал, оплачивал перевозку, а после следил, чтоб те заплатили как положено.

Но тут было ясно, почему он работает в свободное время за бесплатно. Бурый и до этого не сильно скрывал, куда он метит.

Более того, он решил припахать и меня. Мы сидели с ним в порту до ночи, разбираясь с поставками. Сейчас не хватало людей из-за войны, а ОНК — отдел наркоконтроля, устроил сезон охоты на нас, из-за чего одна третья груза банально не доходила.

— Ну а хули тебе здесь сидеть? Давай помогай, — кивнул он на стопку бумаг. — К тому же, как знать, мне нужны не только кто стволом размахивает, но и умные люди. Кто стрелять, всегда найдутся. К тому же, надбавка лишней не будет, верно?

Это был тонкий намёк на то, что я могу подняться ещё выше, если покажу себя. Бурый, что ни говори, знал толк в мотивации.

Я не сильно смыслил в бумажной волоките до этого, но, как и везде, здесь главное — уловить суть и принцип работы. Естественно, что сначала сидишь и думаешь, а что делать, однако когда мало-мальски тебе показывают принцип, ты сразу схватываешь. Тут было всё как по шаблону, а если что непонятно, можно было позвать Бурого, который объяснит.

Через несколько дней я уже мог спокойно сам в этом разбираться. Естественно, меня не посвящали в тайны картеля или какие-то моменты, которые могут навредить, попав не в те руки, как финансы, например. Бумажки были скорее бюрократическими заморочками по отгрузке, расписанию работ и так далее. Однако даже по таким мелочам я всё больше понимал принцип работы картеля и то, как он держится на плаву.

Глава 79

Я работал.

Я стрелял в тире.

Я охранял лейтенанта картеля.

Я разбирался с бумажками.

Я окончательно стал своим в этом деле.

Это лишь значило то, что я уже точно не уйду отсюда так просто. Но как и в любом деле, чем больше ты с этим связан, тем больше тебя это затягивает. Ты повторяешь себе: «я уйду, но пока ещё не время», а сам уже и не чувствуешь потребности уходить. А потом она настолько пропадает, что и говорить о том, что уйдёшь, перестаёшь.

За это время на Бурого покусились всего один раз, и даже не в мою смену. Неизвестные из четырёх стволов расстреляли машину… не ту, в которой он сидел. К тому же, машины были бронированными, и обычные автоматы были не в силах их пробить. Для этого или крупнокалиберные винтовки нужны, или гранатомёты, или бронебойные патроны. А так они отделались испугом и испорченной машиной.

Что касается нападавших, они так и не выехали с территории, так как картель не зря платил деньги своим солдатам. Их расстреляли на одной из улиц и бросили прямо там в машине.

Забавно, что благодаря этому в Нижний город зачастили полицейские. Причём приезжали они не на стрельбу или по вызову, а когда всё заканчивалось, чтоб осмотреть место и увезти трупы. Ездили они и просто так по улицам, патрулируя их, но делали это неохотно, держась подальше от района, где стреляли. Да и здесь скорее картель защищал их, а не они город. Убийство полицейских не было редкостью, пусть и привлекало общественное внимание. Однако это был отличный способ подставить кого-нибудь и привлечь к нему внимание. И ничем хорошим, кроме арестов и убийств, это не закончится.

— Шрам, — толкнул мне папку Бурый, когда мы были в нашей штаб-квартире. — Это всякая хрень по коммуналке. Плюс там по контейнерам надо заполнить как в прошлый раз. Сделаешь?

— Мне забрать домой? — раскрыл я папку.

Ничего интересного или важного. Списки, списки, списки… Попадаются, конечно, занимательные моменты, но по большому счёту бюрократия.

— Нет, ты чего! Какой, блять, домой, документы не покидают картель, заруби на носу. Завтра припрёшься и заполнишь, окей?

— Да, Бурый, как скажешь, — положил я папку на стол.

— Ещё, Фиеста должна навестить одного парня, который немного мутный. Поговорить с ним. Поедешь, поддержишь её.

— Опять я? — но, увидев взгляд Бурого, тут же перефразировал свой вопрос. — В смысле, обязательно мне с ней ехать? Если надо, то без разговоров, но может меня можно поставить на что-то другое?

— Ты всё с ней на ножах? Не пытался помириться?

— Чтоб знать, за что просить прощения, надо знать хотя бы причину ссоры. Она же начала ни с того, ни с сего.

— Понятно… Но тебе всё равно придётся с ней сжиться. Пойми правильно, Томми-Шрам, я знаю её больше, чем тебя, и если мне придётся выбирать, я не буду думать дважды по этому вопросу.

— Я понимаю, — спокойно ответил я. — Я завтра поеду с ней. Всё будет в лучшем виде.

— Я знаю, — кивнул Бурый. И, когда я уже вставал, окликнул меня. — Не парься. Она знает, что если что-то случится с тобой, она ляжет рядом. Я не потерплю убийств внутри группы. Но это работает в обе стороны.

— Я понял, — кивнул я.

Намёк был таким толстым, что не понять его было сложно. С другой стороны, если что-то с ней случится вне нашего рабочего времени, то с меня спрос чист.

Я был на нашей штаб-квартире. Мы только что вернулись с сопровождения Бурого по делам, но на этот раз закончили значительно раньше. Потому сейчас здесь было оживлённо. Француз опять что-то готовил, Пуля и Гильза о чём-то спорили, Ряба, Панк и Гребня что-то обсуждали, — обсуждение чего-то с Гребнёй — это когда он всегда молчит, — Фиеста… Она рассматривала свои ногти. А когда заметила мой взгляд на себе, тут же спросила:

— У тебя проблемы?

И ведь если бы не её жёсткий голос с лёгким вызовом и этот взгляд отмороженной стервы, то я бы мог воспринять это как любезность, когда просто интересуются, как у тебя дела. Правда, она своим видом мне такой роскоши не давала.

Кстати, она так никому и не рассказала, что же произошло в школе. Молчала, как партизанка, которая боится выдать тайну и последующее за это наказание. Почему? Чёрт знает, но чем больше я с ней провожу времени, тем больше у меня появляется вопросов по поводу неё.

Да не только неё, у меня вообще очень много вопросов появляется, и я даже не знаю, за какой браться. Такое ощущение, что оказался в центре непогоды, которая сносит всё на своём пути, и вопрос, смогу ли я противостоять этому, лишь вопрос удачи и моих навыков.

— Томми-Шрам, ты уходишь? — позвал Француз, когда я подходил к выходу.

— Да, Француз, домой пойду, немного высплюсь, — кивнул я.

— А как же еда? — приподнял он сковороду. В этом большом складе было всё: от кухни со всем необходимым до качалки и даже ванной комнаты. Посередине так вообще бильярдный стол стоял, чтоб не скучать. — Кислый, ты только попробуй!

— Мне бежать надо, Француз. Завтра ещё дела будут, так что приду я спозаранку.

— А зря, — он подкинул всё, что было на сковороде, после чего ловко поймал. Я однажды так же сделал и потом отмывал пол от масла. — Тебе на завтра оставить?

— Пожалуйста, если не затруднит, — кивнул я.

— А зря! — вставила свой цент Гильза. — Он очень вкусно готовит!

— Я же вчера ел с вами, знаю, — напомнил я, хотя вряд ли она запомнит мои слова. — Кстати, а Ряба уехал?

— Ряба? — Француз огляделся. — Да минуты две назад здесь же был…

— Вышел, — ответил с дивана Панк, лазя в телефоне. — Поехал куда-то там. Он ещё, наверное, машину не успел взять.

— Спасибо, — хотя спасибо говорить не за что здесь. Он таким голосом это сказал, будто прямым текстом говорил «ты всех задолбал, вали уже». Иногда интонации могут сказать куда больше, чем слова.

Рябу я действительно успел перехватить на улице. Он отъезжал, чтобы разрешить вопрос с одним человеком. То есть без крови, просто урегулировать вопрос.

— Разве вопросы регулирует не Бурый? — поинтересовался хрипло я.

— Ну… он сказал, что там ничего серьёзного, поэтому можно, типа, не париться, — пожал Ряба плечами.

Забавно, обычно он сам ездит, если появляется такой вопрос.

Мы поговорили с Рябой ни о чём. Вернее, он по большей части говорил, а я слушал. Иногда поражаешься, что можно узнать о других, просто слушая.

Ряба был сплетником. Нет, он был просто складом сплетен и историй, к которым открывался доступ с определённого уровня доверия. Пусть он и выглядел опрятным и дружелюбным, но у меня создавалось ощущение, что он собирал информацию на всё и на всех. И его дружелюбие — лишь попытка раскопать на тебя что-нибудь интересное. Это была не работа, а увлечение. Более того, он и язык за зубами держал плохо, рассказывая то, что знал о других. Не всё подряд, естественно.

— А как он познакомился с Фиестой? — задал я вопрос, который задавал всем подряд.

— С Фиестой? Да чёрт знает. Она точно не отсюда, если ты заметил.

— Латиноамериканка, — высказал я своё мнение.

— Верно. Я бы сказал, что она из Бразилии или Мексики. Может из Амазонии приехала. Я без понятия, где Бурый её достал, но у неё какие-то психические расстройства, — неопределённо ответил Ряба. — Ты не обращай на неё внимания просто.

— Ага, когда она спрашивает ни с того, ни с сего «У тебя проблемы?», — ответил я. — Ещё таким голосом, что будто мне лицо хочет разбить.

— Ну… может она просто волнуется и спрашивает, есть ли у тебя проблемы?

— Таким голосом?

— Ну эмоции немного не так передаёт, — хмыкнул Ряба. — Да, она странная, но пока особых проблем не доставляла.

— А если бы доставила?

— Ну… наверное, была бы уже мертва, — покачал головой Ряба. — Хотя Бурый не из тех, кто сразу убивает за ошибку, но вполне может. Он обычно оставляет предупреждение, которое сложно проигнорировать. Может покалечить, и не обязательно тебя.

— И кого же?

— Да не знаю… Сестру, если она у тебя есть. Глаза ей выколет, например, — пожал он плечами, сворачивая на боковую улицу.

— Глаза выколет? — слегка удивлённо переспросил я, почувствовав, как слегка ёкнуло сердце. Уж больно мне это что-то напоминало.

— Ага. Да и бывали уже случаи. Вон, однажды чувак один облажался и сорвал планы Бурому. Тот влетел так конкретно на бабки из-за этого, но так и не убил парня. Просто ослепил его сестру.

— Ослепил… сестру?

— Ага.

Я почувствовал, как всё внутри скрутило.

Много ли я знаю людей, которым ослепили сестру за то, что они по-крупному облажались? И каков шанс, что история будет практически идентична той, которую я однажды слышал? Может быть совпадение, конечно, но не такое откровенное же. Но был ещё момент, который надо было невзначай проверить, чтоб быть точным.

— Он жёсткий, — спокойно отозвался я, не выдавая то, что было у меня на душе. — Уже в то время был таким? Сколько ему тогда было?

— Да двадцать четыре где-то было, — вздохнул он, словно вспоминая старые добрые деньки. — Я тогда вышибалой был, а он до дилера поднялся. Он меня и нанял, кстати говоря. Денег не было совсем, а тут хоть какая-то работа. Были же времена тогда…

Но, в отличие от него, я не был столь рад услышанному, прекрасно понимая, откуда Ряба знает это. И вздыхает так сладко, словно вспоминает боль ослеплённой девчушки с теплотой и это были лучшие мгновения его жизни. Меня пробрало настолько, что хотелось застрелить его за эти вздохи.

И я сам… Мне стало тоскливо. Очень тоскливо от услышанного, пусть я и не подавал вида. Ведь я знал Мари и, можно сказать, дружил с её братом. И если Малу мог заслужить это, то чем заслужила такое наказание тринадцатилетняя девочка? Просто потому, что её брат влез в дерьмо? За ошибки надо отвечать, но причём тут вообще ребёнок?

Мир оказался куда теснее, чем мне казалось. И сейчас я сидел и работал с теми, кто лишил девушку зрения. Да, её брат был виноват, но… карать всех подряд? Должны ли родные отвечать за твои грехи? Я знаю, зачем это делают, какие цели преследуют, и должен сказать, что это довольно действенно, но… Это просто ублюдки, которые свихнулись настолько из-за власти и денег, что готовы убивать и калечить всех подряд.

Сын не может отвечать за грехи отца, как и наоборот. Нельзя наказывать тех, кто вообще ни при чём, за то, что сотворили другие. А у них получается: ты никого не трогал, но мы всё равно тебя убьём, чтоб запугать твоего родственника. Это действенно, но это логика ублюдков, которых надо отстреливать, как собак, прямо на улицах.

Я мог много чего сказать, но по понятным причинам промолчал, не вымолвив ни слова и не подав вида, как сильно меня это тронуло.

Ведь что я сделаю? Застрелю его? А потом и Бурого? Только получается, что ушёл от одних проблем, но наткнулся на другие, причём созданные собственноручно. И тут уже не отвертишься, не скажешь, что ты ни при чём. Правда в том, что я тоже боюсь за свою жизнь, на чём всё это и держится. Да и это уже в прошлом, так что…

К тому же, история повторялась — Бурый набирал не самых удачливых людей, которые были как очень благодарными, так и очень послушными. Можно сказать, что воспитывал их с самого детства. Вполне возможно, что и меня взяли с тем же расчётом.

Появлялось искреннее ощущение, что Бурый создаёт себе армию верных псов. Нет, другие, насколько я понимаю, тоже её создают, но он — особенный случай. Я вижу, какие у него мечты и как он к ним идёт, поэтому вполне логично предположить, что он может и не остановиться на порту в дальнейшем счёте.

— Он в принципе очень целеустремлённый. Пойдёшь за ним, и добьёшься многого, дружище.

— Я знаю.

— А ты сам откуда?

— Я из Читы…

А дальше пошла уже заранее подготовленная история о том, кем я был, где учился, где работал, без особых подробностей, как получил шрамы и как переехал сюда. Я рассказывал это даже с лёгким энтузиазмом, который был возможен при моём не самом разговорчивом характере. Я говорил убедительно, и даже сам рассказывал без каких-либо вопросов, чтоб показать свою заинтересованность и в меру открытость.

Ряба слушал меня, не перебивая, впитывая каждое слово, словно губка, и я прекрасно отдавал себе отчёт, что в будущем он будет всем рассказывать то, что услышал. А потом слухи расползутся дальше, что может повлиять на моё будущее.

Потому я довольно тщательно подбирал слова и историю, чтоб в будущем у меня не возникло проблем, которые смогли бы доставить мне неприятности. Нет, естественно, можно всё проверить, но одно дело, когда ты спотыкаешься на каждом слове, тем самым подталкивая людей проверять, а совсем другое — складная история, как и у большинства людей, не вызывающая интереса от слова совсем.

Но, естественно, не для сплетника, который всё про всех знает.

— Далеко же тебя занесло, — покачал он головой. — Но, возвращаясь к нашей Фиесте, которую, кстати говоря, зовут Барбара, я бы на твоём месте так не волновался о ней. Она вполне безопасна.

— Безопасна? Насколько же?

— Как… как кактус.

— Но кактус не безопасен, — заметил я. — Он не убьёт, но сделает больно.

— Ну вот и она не убьёт, но сделает больно, — подытожил Ряба.

Не сказать, что меня это устроило. С чего вдруг я не должен волноваться о том, что мне сделают больно?

— Она со всеми так себя ведёт?

— Ну… ты первый, вроде как, из нашей команды, хотя я за ней не слежу. В любом случае, Фиесте не позволят делать глупостей, так что перейдёт черту и получит, это точно говорю.

— Бурый её не любит?

— Я бы не сказал, что не любит, скорее чуть-чуть бесит его, вот совсем немного, — в знак подтверждения он прищурился и показал пальцами чуть-чуть, словно держал между ними песчинку и пытался её рассмотреть. — Она иногда действительно чудит и уже выкидывала фокусы, но большую часть времени Фиеста вполне спокойна, будто её ничего не волнует.

— Буду надеяться, что она немного успокоится со временем, а то она в штыки меня воспринимает.

— Ну или так проявляет заботу, — усмехнулся он.

Тем временем мы уже почти подъехали к моей улице. Здесь было рукой подать. Пройти через две подворотни, после чего в соседний квартал, и я дома. Раньше я старался не ходить такими путями, но это была практически утоптанная и безопасная тропа, которой я часто пользовался.

— Остановишь здесь? — попросил я, кивнув на тротуар.

— Здесь? Я думал, что до дома тебя подкинуть надо.

— Тут будет ближе, чем ехать в объезд кварталов, — объяснил я.

— Как скажешь, — он притормозил на обочине. — Тогда до завтра?

— Да, — кивнул я. — Пока, Ряба.

Он кивнул и отъехал от меня, оставляя одного… почти одного, не считая пешеходов, которые поглядывали сначала на довольно неплохую машину для этого места, а потом на меня, вылезшего оттуда. К гадалке не ходи, уже понятно, о чём они думают. И они не далеки от правды, если начистоту.

Но меня это и не сильно трогало. Я привык ко множеству взглядов из-за моего лица, в котором крылся гигантский минус — с ним в толпе будет спрятаться тяжело.

Я двинулся через подворотни домой.

Мои мысли возвращались к Фиесте. Безопасная, как кактус. Ну… учитывая тот факт, что если её не трогать, то она вполне безопасна, я могу согласится с этим. Но она — подвижный кактус, который сам бежит к тебе, чтоб уколоть, вот в чём проблема. И Бурый, словно специально, каждый раз ставит меня рядом с ней, будто надеясь, что мы таким образом сможем найти общий язык. Или убить друг друга.

Однако Бурый не выглядел тем, кто будет специально разжигать конфликт внутри группы. Отсюда следовало, что он делает это или намеренно, или просто считает, что дальше подзатыльников и мелких обид это не уйдёт. А может, если верить Рябе, просто пытается сбросить её на кого-нибудь, кто будет приглядывать за столь агрессивной личностью, которая может быть очень полезна, но не настолько, чтоб возиться с ней лично.

И пока я раздумывал над данной немного странной ситуацией, в которой оказался, сам не заметил, как вышел к небольшой драке.