В конце июля наш маленький отряд снова двинулся в путь. Предстояло совершить многокилометровый марш по пустыне и выйти к Зеравшанскому хребту. Говоря откровенно, пески основательно надоели нам, порядком измотали. Убийственная жара, отсутствие водоемов, непрерывная погоня за пресмыкающимися, постоянная жажда — и так с утра до ночи. Караванными тропами мы пробрались через зыбучие пески Сундукли, пересекли Каршинскую степь и, наткнувшись на маленькую речку с чахлой растительностью по берегам, остановились на дневку.
Речонка называлась Кашкадарья. Здесь, в Туркмении, множество рек, больших и малых, имели окончание «дарья» — Санхаздарья, Кызылдарья…
Мы разбили палатку. Курбан отправился ломать черный саксаул для костра: настала его очередь кашеварить. Николай устанавливал этюдник, растирал краски. Марк и я пошли бродить по окрестностям.
Мы перешли речушку вброд, едва замочив ноги. Белый мелкий песок громоздился дюнами, осыпался, стекал с гребней барханов.
Марк внимательно приглядывался к следам на песке и вдруг указал на две неширокие полосы.
— Это змеи, но куда же они делись?!
Действительно, следы тянулись к корням саксаула и обрывались. Мы тщательно осмотрелись. Марк приложил палец к губам.
— Плавают!
Зоолог кивнул в сторону песчаного холмика. Его поверхность медленно перемещалась. Змеи ползли под слоем песка, «плыли», и песчинки извивались на узких телах пресмыкающихся, выдавая их путь. Впрочем, это движение песка было едва заметно.
Я шагнул вперед, ткнул рогулькой в песок, поддел извивающуюся змею, извлек ее на поверхность. Ошеломленное пресмыкающееся лежало неподвижно. Марк улыбнулся.
— Это удавчик — змея безвредная.
Марк присел на песок и взял удавчика в руки. Удавчик почти не сопротивлялся, только как-то странно пригибал голову, точно кланялся. Я погладил его пальцами по гладкой шкурке, змея взглянула на меня. Удавчик не делал никаких попыток к бегству. Опущенный на песок, он тотчас окунул в него плоскую головку и застыл.
— Воображает, что спрятался от нас, — засмеялся Марк. — Безвредное существо, даже полезное — уничтожает мышей. Да! Ведь здесь должен быть второй. След-то был не один!
Правая рука зоолога, пострадавшая во время схватки с вараном, все еще была на перевязи. Он вынул из чехла нож и принялся осторожно исследовать песок. Я рассеянно следил за действиями товарища, как вдруг совсем рядом, у него за спиной, песок слегка зашевелился, и полосатая змеиная морда взглянула на нас в упор. Характерный треугольный череп грозно предостерегал: ядовито! Опасно! Змея медленно выползала из кучи песка, вытягивая толстое, как канат, тело. Казалось, ей не будет конца.
«Гадюка!» — мелькнуло в мозгу. Я хотел предупредить товарища, хотел вскочить, отбежать в сторону, но странная скованность овладела мной.
Гадюка вытащила из песка кончик хвоста и неторопливо стала свертываться в кольца. В лучах заходящего солнца она была необыкновенно красива. Светло-серая, пепельная шкурка змеи по всему хребту, от затылка до тупого кончика хвоста, разрисована черными треугольниками. Трудно сказать, сколько томительных секунд продолжалось молчаливое взаимное разглядывание. Марк, который по-прежнему ничего не подозревал, забурчал под нос какую-то студенческую песенку, невероятно коверкая мотив и проглатывая слова. Встревоженное звуками его голоса, пресмыкающееся оторвало от земли тяжелую голову, насторожилось, высунуло длинный, раздвоенный язык и встало в боевую позу.
Змеи подчас стремительно бросаются на свою жертву. Бросок ядовитой змеи предельно быстр и точен. Я это знал, и опасность, грозившая моему товарищу, придала мне сил. Я схватил нож за острие — когда-то в детстве мы играли в «ножички», бросая перочинные ножи в цель. Детская игра вырабатывала глазомер, быстроту, точность; но одно дело швырять нож в фанерную мишень, другое дело — в живую змею, которая вот-вот совершит прыжок. Раздумывать не приходилось. Змея сжалась, спружинила кольца. Нож рассек воздух. Острое лезвие финки воткнулось в шею, сантиметрах в двух ниже головы; змея покатилась по песку, одновременно в другую сторону кубарем полетел Марк, которого я сильно толкнул в спину. Через несколько мгновений мы были уже на ногах. Раненое пресмыкающееся молотило хвостом по песку, тщетно пытаясь укусить застрявшее в теле лезвие. Марк оценил обстановку и неожиданно разозлился.
— Зачем ты ее убил? Такой крупный экземпляр!
— Тебе грозила опасность!
— Э, чепуха!
Зоолог поворчал, поднял ружье и всадил в беснующуюся змею заряд утиной дроби.
— А это зачем?
— Как зачем? Нож взять нужно. А то она до утра протанцует. Змеи живучи.
— К сожалению… — негромко добавил я.
Только тут мы вспомнили об удавчике. Его и след простыл. Удавчик ввинтился в песок и «уплыл».
Мы двинулись дальше. На западе километрах в восьми громоздились серые камни. Сверив направление по компасу, мы пошли вверх по берегу. Жара спала, идти становилось легче. Невдалеке за гребнем бархана показалась остроконечная шапка курганчика. Я не обратил на него особого внимания, но зоолог остановился и протянул мне бинокль. Тронув зубчатое колесико, я увидел крупную взлохмаченную птицу с изогнутым клювом. Хищник хлопал крыльями, взлетал, планируя над бугром, и снова бросался вниз.
— Ловит какого-нибудь грызуна, — обернулся я к Марку.
— Нет, это орел-змееяд. Он питается пресмыкающимися и постоянно на них нападает.
Я опять взялся за бинокль. Змееяд — очень любопытный хищник. Он настоящий бич ядовитых змей. Туркмены знают эту отважную птицу и никогда не убивают ее. Орел-змееяд не боится нападать даже на гюрзу.
Мы поспешили к холму. Ложбинки между дюнами позволили нам быстро подойти к нему. Мы осторожно вползли на гребень бархана. Я снова прильнул к биноклю, но ничего не увидел: по-видимому, змееяд находился за бугром. Обшарив биноклем окрестность, я неожиданно вздрогнул: прямо передо мной стояло невиданное существо, смахивающее на крокодила, с круглой головой и потешно раскрытым красным ртом. Странное существо приняло явно угрожающую позу. Оно было так близко, что я невольно отпрянул. Марк, наблюдавший за мной, улыбнулся.
— Вот оно, твое чудовище!
Зоолог шагнул вперед, ловко накрыл сачком маленькую ящерицу, которую я только что разглядывал в бинокль.
— Ушастая круглоголовка. Интересное существо. У нее очень вспыльчивый характер.
Марк просунул в сачок мизинец. Ящерка, не раздумывая, прыгнула навстречу, обхватила лапками палец зоолога, попыталась укусить. Марк выпустил ящерицу на песок; она упала на спину, перевернулась и снова атаковала зоолога.
— «Безумству храбрых поем мы песню!..» — негромко засмеялся Марк.
Посмеиваясь, мы двинулись дальше. Через несколько минут мы снова выглянули из-за дюн. До холма было рукой подать, но орла не было видно.
— Может быть, он улетел, покуда с ящерицей возились?
— Давай обойдем кругом, — предложил Марк. — Может быть, орел там.
Зоолог оказался прав. Не успели мы пройти и десяти метров, послышался яростный клекот, хлопанье крыльев. Орел взлетел в небо, зажав в когтях извивающуюся змею.
Мы направились к Зеравшанскому хребту. С каждым днем все больше менялся рельеф, исчезала характерная для пустыни растительность. Наш маленький отряд поспешно двигался к синеющим на горизонте горам. Нам не терпелось подняться повыше в горы, подышать прохладным, чистым воздухом. Черный и белый саксаул, серая горькая полынь, карликовые растения солончаков постепенно уступали место зарослям акации, гребенщика, фисташки.
После изнурительного сорокакилометрового перехода мы остановились на дневку. Палатку разбили у подножия большого холма. Поодаль лепилось несколько юрт, белели конусы палаток: здесь работала группа геологов-разведчиков.
Мы быстро перезнакомились с геологами. Они оказались хорошими товарищами, веселыми, неунывающими людьми. Геологи с интересом рассматривали наши коллекции и опасливо косились на мешки со змеями.
— Мы тоже их часто встречаем, — сказал двадцатидвухлетний черный, как араб, москвич Саша, — но не коллекционируем. До этого пока не дошло.
Марк принялся уверять геологов, что ядовитые змеи не так опасны, как принято о них думать. Просто много легенд и преувеличений связано с пресмыкающимися. Марк долго убеждал геологов и под конец пригласил их принять участие в «показательной» охоте.
— Специально для вас организуем, — убеждал Марк, — ловить будем мы, а вы только при сем присутствовать.
Геологи вежливо отнекивались, но в конце концов согласились.
На рассвете мы вышли из лагеря. В «показательной» охоте приняла участие вся наша экспедиция. Курбан, Марк и бородатый Саша шли в авангарде, Николай и я замыкали шествие. Вскоре мы добрались до невысокого плато.
Тщательно осматриваясь вокруг, мы двигались между обломками скал, из-под ног то и дело выскакивали ящерицы и удирали в расселины, крупные черные жуки неторопливо ковыляли мимо, на сером камне нежился на солнце рыжеватый скорпион. Васька с удовольствием хлестнул по нему прутом, и страшный хвост с ядовитой колючкой упал под ноги геологу, который окинул Ваську испепеляющим взглядом.
— А если бы ты мне на голову сбросил?
— Если бы да кабы, — невозмутимо ответил Васька. — В нашем деле с опасностью, да еще проблематичной, считаться не приходится.
— Давно ли ты стал таким храбрым? — усмехнулся Марк.
…Через полчаса мы поймали несколько желтопузиков, трех степных удавчиков и тонкую, как плеть, стрелу-змею. Саша принимал в охоте самое активное участие, проявляя при этом такую ретивость и несдержанность, что осторожный Курбан только головой покачивал да цокал языком.
Несмотря на то, что место по всем признакам обещало быть «урожайным», змей не было видно. Они попрятались в расселинах, под обломками скал.
— Надо камни переворачивать, — посоветовал Курбан.
Марк промолчал.
Тотчас Василий и Саша опрокинули огромный камень, но, кроме пары ящериц и небольших желудеобразных жуков, под ним ничего не оказалось.
— Не везет нам, — заметил Саша. — Это я такой невезучий.
— Повезет, не хнычь! — успокаивал Васька.
Курбан, усевшись по-турецки, стал набивать трубочку. Николай достал блокнот и карандаши, готовясь сделать несколько зарисовок. Я возился с фотоаппаратом, прикидывая, какую выдержку нужно дать на таком солнце, только Васька и Саша неутомимо прыгали по камням в поисках пресмыкающихся.
Николай повертел в пальцах карандаш, сунул блокнот в полевую сумку.
— Не получается что-то сегодня, — виновато улыбнулся художник. — Бывает такое: когда рука не идет.
— Лишь бы ноги шли! — крикнул Васька. — Не унывай, Коля, лучше присоединяйся к нам, вместе ловить веселее!
— Иду! — отозвался Николай.
Они отошли на порядочное расстояние. Мы с Курбаном следили за плавным полетом орлов. Восемь громадных птиц кружили неподалеку, не делая ни одного взмаха могучими крыльями, планировали в незримом токе воздуха.
— Это грифы, — определил Марк.
— Над падалью кружат, — задумчиво проговорил Курбан.
Я лег на скалу и навел бинокль на грифов, парящих в бездонной голубизне. Какие великаны! Какой размах крыльев! Сильный полевой бинокль позволил разглядывать изогнутые клювы хищников, пестроту маховых и хвостовых перьев.
— Курбан, добудем птенца, а?
Курбан не успел ответить. Послышался выстрел. Мы поднялись, всматриваясь в даль.
— Васька кого-то стрельнул. Смотри, Саша бежит.
— У них что-то случилось, — догадался Марк. — Бежим.
Мы бросились навстречу Саше. Еще издали, едва переводя дух, он крикнул:
— Скорее! Змея укусила художника!
Похолодев от страха, мы помчались вперед. Николай лежал навзничь на песке с почерневшим от нестерпимой боли лицом. Изредка сквозь сжатые губы прорывался стон.
— В ногу его, — испуганным шепотом докладывал Васька. — Наступил он на змею. Она и цапнула.
Курбан выхватил нож, мгновенно вспорол штанину. На колене темнели два пятнышка — следы укуса. Марк тотчас наложил жгут выше колена, связав два платка и пропустив сквозь них винтовочный шомпол. Я торопливо протирал шприц, Васька открыл ампулы с противозмеиной сывороткой. Пока мы готовили лекарство, Курбан кривым туркменским кинжалом сделал на коже крестообразный надрез. Николай застонал громче, потекла густая кровь.
— Ничего, потерпи, — успокаивал Курбан, — кровь пусть течет, яд пусть вытекает.
Я сделал Николаю укол. Он потерял сознание.
— Умрет? — Саша с ужасом смотрел на пострадавшего. — Он не дышит.
— Не каркай, — необычайно сурово сказал Васька. — Дышит, и не наводи панику.
Отойдя в сторону, мы посовещались. По совести говоря, было над чем призадуматься. Нашему товарищу грозила смерть. Противозмеиная сыворотка в то время еще не находила такого широкого применения, как теперь. Кое-кто из медиков, не имея возможности проверить сыворотку в действии, относился к ней скептически, не веря в удачный исход. Теперь это замечательное противоядие имеется в любой больнице или амбулатории. Мы же имели всего несколько ампул и боялись, что нам может их не хватить.
Николая укусила гадюка — одна из опасных ядовитых змей. Укус гадюки очень болезнен и нередко приводит к длительной потере трудоспособности.
Мы соорудили носилки и доставили художника в лагерь. Начальник группы вызвал по радио помощь, вскоре Николая увез самолет санитарной авиации. Наш друг пролежал в больнице несколько недель.