ГЛАВА 2 Перед свадьбой

Девушка, в задумчивости стоявшая у окна маленькой, двухкомнатной, довольно убогой квартирки, была, несомненно, очень симпатична даже в том простеньком платье, которое было на ней сейчас. Возможно, в более богатом наряде, причёсанная по последней моде и украшенная драгоценностями, она была бы красива. Её волнистые тёмные волосы локонами падали на плечи, большие, обрамлённые чёрными ресницами глаза были того неопределённого серого цвета, который легко меняет оттенок. Губы, ни маленькие, ни большие, были созданы как будто специально для этого лица. Сколько ей было лет? Двадцать. Как её звали? Аделаида Николаевна, а для мамы и близких знакомых просто Адель. В этой девушке не было ничего общего с той избалованной девятилетней красавицей, с которой мы расстались в прошлой главе одиннадцать лет назад. Её окружала другая обстановка, в её голове бродили совсем другие мысли. Где прежние мечты о нарядах, балах, пока еще детских, о почитателях ее красоты, о подарках, удовольствиях? Все ушло вместе с непоправимым несчастьем, обрушившемся на семью в памятный день, когда им с Франком повстречались ужасная старуха и странный незнакомец.

Много раз Адель спрашивала себя, не случилось ли несчастье именно из-за злой старухи, не было бы умнее откупиться от неё, отдав и подарки для Дэзи и всё, что захотелось бы той получить? Но Франк упорно повторял, что старуха лишь сообщила об уже свершившемся факте, изменить который они были бы не в силах. Наверное, Франк прав, но события того дня переплелись в такой тесный узел, что отделить их одно от другого невозможно. Франк до сих пор пытается убедить её в том, что старуха была ведьмой лишь по внешности и характеру, а не по сути, о несчастье узнала случайно и "пророчество" своё высказала от досады, что ничего не выпросила. К тому же, у Франка исчезли часы, но он не знает, кто их украл: она ли, незнакомец с железным кольцом или кто-то ещё. А может, он сам потерял их на улице или на балу у Дэзи.

Дэзи… Как быстро отвернулась от них и её семья, и семьи всех её прежних друзей. Как будто после внезапного разорения и самоубийства её отца они с мамой стали чумными и с ними уже нельзя иметь дело. Из всеми уважаемых богачей они сделались вдруг нищими изгоями. Ах, зачем мама застряла в этом городишке так далеко от родины? Она утверждает, что у них нет денег на переезд, а по её, Адель, мнению, маме легче переживать свой позор здесь, среди чужих людей, чем там, где она привыкла быть почти королевой. Позор, что они бедны? Позор, что мама вынуждена давать уроки музыки, из гордости уклоняясь от выгодных, но высокомерных предложений учить детей в тех домах, куда она раньше входила как дорогая гостья? Неужели их теперешнее положение позорно? Ей не хочется с этим соглашаться. И Франк так не считает. Оказалось, что их детская дружба с несчастьем стала лишь крепче, а потом переросла в любовь. Не скажешь, что его родители были в восторге при известии об их будущей свадьбе, но согласие дали. И вот теперь перед ней вновь открывается возможность стать богатой и уважаемой, а мама перестанет давать уроки музыки, которые кажутся ей столь унизительными, что она не разрешает дочери тоже стать учительницей музыки. И это благополучие приходит к ней не ценой жертвы, а вместе с любовью и счастьем. Завтра их свадьба и с завтрашнего дня они с Франком никогда-никогда не расстанутся.

Лицо девушки словно осветилось, и глаза засияли от тихой, заполнившей её душу радости.

— Адель! — в четвёртый раз окликнула её мать.

Адель обернулась.

— Ты выглядишь такой счастливой, — с улыбкой заметила мать. — Думаю, что это счастье останется с тобой до конца. Трудно представить себе мужа преданнее и постояннее, чем Франк. Сколько лет вы с ним знакомы? Так давно, что я уже не помню. Кажется, что с колыбели. Дня не проходило, чтобы он не забегал к нам хоть на полчаса. И родители у него — люди порядочные. Думаю, они выделят вам приличное состояние.

Адель засмеялась. Она не забывала о деньгах, но они казались ей чем-то второстепенным, а главным была любовь к Франку.

— Пожалуйста, Адель, примерь платье ещё раз, — попросила мать. — Ты в нём очень хороша.

Адель знала, что мама давно уже откладывала про запас какие-то деньги. В их крошечном бюджете эти сбережения производили дыры, так что делать это совсем уж незаметно было невозможно, но девушка не подавала вида, что замечает ухищрения матери, и лишь удивлялась, для каких таинственных нужд та это затеяла. Теперь выяснилось, что прозорливые глаза давно уже отметили взаимную склонность молодых людей, и деньги откладывались на свадьбу.

— Хорошо, мама, — кротко согласилась Адель.

В подвенечном платье она, и правда, была ослепительно хороша, и было очень жаль, что из-за дурацких предрассудков Франку нельзя полюбоваться на неё до свадьбы.

— Теперь сними его и аккуратно повесь, а мне пора на урок, — заторопилась мать.

Адель с нежностью подумала, что скоро её маме не придётся бегать по урокам, а ей подрабатывать случайными переводами. И это произойдёт благодаря её браку с любимым человеком.

Франк тоже всё время думал о своей невесте. Она была привлекательна, умна, образована, хорошо воспитана и, самое главное, он очень привык к ней. Неважно, что родители не одобряют его выбор. Он уверен, что более разумной, спокойной и нежной жены ему не найти.

Адель успела убрать платье вовремя, как раз через минуту после этого пришёл Франк.

Наверное, нет нужды передавать разговор влюблённых накануне свадьбы, ведь интересным и значительным он кажется только им самим. Наиболее связно говорилось об их будущем семейном доме, о порядке, который установит там Адель, об успехах Франка в торговой компании отца, куда его с завтрашнего дня включают компаньоном, о мирном и тихом уюте их будущей жизни.

— Знаешь, Франк, о чём я сегодня вспоминала? — спросила Адель.

— Опять о своей старухе, — поморщился Франк. — Из-за того, что ты так часто мне о ней говоришь, я сам о ней сегодня вспомнил. О ней и о том цыгане, который выманил у тебя ожерелье. Оно, насколько я сейчас понимаю, было не очень дорогое, но всё равно деньги от его продажи вам очень бы пригодились. В память того ожерелья я приготовил для тебя подарок к этому замечательному дню, дню перед нашей свадьбой.

Адель рассмеялась, когда он протянул ей коробочку, и в ней оказалось жемчужное ожерелье.

— Франк, ты сошел с ума! — воскликнула она. — Ты подарил мне вчера рубиновые серьги и сказал, что это знаменательный день.

Франк серьёзно кивнул.

— Совершенно справедливо, — согласился он. — И заметь, что сходить с ума я не собираюсь. Вчера, действительно, был день знаменательный, потому что это был день за два дня до нашей свадьбы. А сегодня повод для подарка уже другой.

— Но это стоит много денег! Франк, ты разоришься на подарках.

— Почему? — удивился юноша. — Это прекрасное вложение капитала. К нашей серебряной свадьбе твои украшения составят кругленькую сумму, так что ты будешь женой богатого коммерсанта с собственным миллионным капиталом.

От такой перспективы на обоих напал смех, и они долго не могли успокоиться.

Конечно, Франк остался обедать, а когда подошло время, то и ужинать, а после ужина он тоже никак не мог расстаться с невестой, пока не стало очевидно, что дольше медлить с уходом уже попросту неприлично. И он ушел бы сразу, если бы до двери его проводила мать Адели, но с Аделью он расстаться не мог, поэтому ещё долго-долго велись прощальные разговоры, так что домой он добрался лишь к полуночи, а полночь — время особенное.

Родители Франка уже спали, а слуги удалились в другую часть дома, поэтому юноша открыл дверь собственным ключом и по дороге в свою комнату не встретил ни единой живой души. В комнате он зажёг свечу, поставил её на столик перед зеркалом и, насвистывая какой-то легкомысленный мотив, прошёлся от окна к двери, а от двери обратно к окну. Он был счастлив и весел, как бывает счастлив и весел здоровый, полный сил юноша, вернувшийся от своей любимой накануне свадьбы.

Шаги его замедлились у столика с зеркалом. Это было чрезвычайно дорогое и очень ясное зеркало. Он горделиво взглянул на себя и неприятно удивился, впервые обнаружив, что вид у него самоуверенный и до глупости благополучный. "Вот ещё! — с досадой подумал он. — Хорошо ещё, что Адель ни разу не взглянула на меня столь критически".

Он торопливо дунул на свечу, чтобы не видеть больше своей физиономии, вызвавшей у него такое неудовольствие, и решил, что лучше раздеться в темноте и лечь, чем подвергать себя более длительному рассматриванию и прийти к ещё более безрадостным выводам о своей до сих пор безупречной особе.

Итак, он задул свечу, отошел к кровати и сел на неё, полный недоумения и неясной тревоги. Что-то казалось ему не таким, как прежде, куда-то исчезла радость, в душу закралось беспокойство, неудовлетворённость собой, окружающими, даже невестой. Его куда-то тянуло, что-то томило, хотелось выскочить из этого мира, из этого дома, из собственного тела. Он лёг поверх одеяла, не раздеваясь, не сняв даже обуви. Никогда ещё ему не было так плохо. Это была не болезнь телесная, а нечто вроде болезни души. В нём что-то внезапно разладилось, какая-то тёмная, непонятная и враждебная сила подавила его прежнее "я", вытеснила его и заполнила собой всю его сущность.

"Я забыл погасить свечу", — подумал он и через силу встал с кровати.

Когда Франк очутился перед зеркалом, он понял, что с ним происходит нечто очень странное и даже пугающее. Или с ним или вокруг него. Свеча была потушена. Да, свеча не горела, а горело лишь отражение свечи, и этот язычок пламени в зеркале освещал не его, Франка, а часть незнакомой комнаты со столом, на котором стояло большое зеркало, а в нём тоже отражалась зажжённая свеча, но не его свеча, а свеча, стоявшая на столе в таинственной комнате.

Юноше хотелось убежать от открывшихся перед ним чудес, уж слишком недобрым веяло от них, но он стоял точно под гипнозом.

Между тем, в зеркале что-то зашевелилось, пламя свечи, стоящей на столике колыхнулось, но отражение свечи, что была в комнате Франка, не изменилось. К столу в зазеркалье кто-то подошёл, сел перед ним и стал пристально глядеть в зеркало поверх своей свечи. И тогда зеркальное стекло перед Франком замутилось, и в нём стало медленно проявляться чьё-то лицо. Он молча всматривался в неясные пока черты, не в силах оторвать глаз от страшного видения. Изображение становилось всё чётче и, наконец, слабый вскрик возвестил, что юноша узнал это лицо. То была безобразная старуха, повстречавшаяся им с Аделью одиннадцать лет назад. Безобразная? Нет! Пугающая, величественная, таинственная, сильная, властная, притягивающая и зовущая к себе… Франк не хочет смотреть в её пылающие глаза, сжигающие последние остатки рассудка, ещё уцелевшие в нём, но смотрит и смотрит… Он видел красоту, однако не в обычном человеческом понимании, а красоту высшую, недоступную ему прежде, но открывшуюся перед ним только теперь. Он готов был пресмыкаться перед этим необыкновенным существом, стать слугой, рабом его, лишь бы видеть его, ощущать его присутствие, восхищаться им и боготворить его.

— Вот мы и встретились с тобой, Франк, — сказало видение. — Как я обещала, я пришла к тебе в ночь перед твоей свадьбой. Ты любишь свою невесту?

Юноша содрогнулся от ужаса. Его невеста! Ещё несколько часов — и он стал бы мужем этой простенькой девушки, не слишком красивой, не слишком умной. Что она может ему дать? Как он мог восхищаться её глазами? Сейчас они кажутся ему невыразительными, как у куклы.

— Ты любишь свою невесту? — повторила женщина.

Франк чуть не зажмурился. Её взгляд ослепил его. Словно в тёмной комнате распахнули ставни, и яркий свет хлынул в окна.

— Нет.

— Завтра твоя свадьба, Франк. Ты счастлив? — выпытывала женщина.

— Нет.

— А твоя невеста?

Франк с отвращением подумал об Адели. Да, она хочет выйти за него замуж. Очень хочет. Как же ей не хотеть, если у неё нет денег, а у него есть. Раньше он об этом не задумывался, а теперь видит, что эта девушка очень хитра и расчётлива.

— Да, она счастлива.

— Ты желаешь этой свадьбы?

— Нет.

— Тогда откажись от неё.

Отказаться? Он был бы рад отказаться, да как это сделать, не нарушив слова?

— Ступай к ней и объясни, что не любишь её, — внушала женщина. — Тогда ты останешься со мной.

Правда, надо скорее идти к ней, к этой ненавистной девушке, пока не совершилось непоправимое, и она не сковала его по рукам и ногам. Отделаться от неё и быть свободным, а свобода нужна ему лишь для того, чтобы сложить её к ногам женщины, которая имеет право повелевать.

— Иди, — приказало видение в зеркале. — Когда ты откажешься от своей невесты, я выйду к тебе.

Франк бессознательно вернулся в дом, где жила Адель, поднялся на четвёртый этаж, постучал. Открыв ему, девушка засмеялась.

— Это ты? Как хорошо, что это ты! Я так хотела, чтобы ты вернулся… Но что с тобой?

— Твоя мать спит? — глухо спросил Франк.

— Да. Я тоже собиралась ложиться, но задумалась о тебе, о нашей свадьбе…

— Её не будет, Адель.

Он отметил про себя, как побледнело лицо девушки, но не почувствовал ни жалости, ни сострадания. Она для него просто перестала существовать, и он говорил с ней теперь против воли, всего лишь исполняя приказ своей повелительницы.

— Я не хочу, чтобы завтра ты напрасно ждала у алтаря. Я не приду. Я честен и не хочу тебе зла, но я не хочу, чтобы ты устраивала своё будущее за мой счёт.

Он не желал этого говорить, но язык против воли выговаривал жестокие слова.

— Не строй планов о богатстве и благополучии в моём доме. Обеспечь их своими силами. Устройся на работу. Прачка, судомойка, гувернантка — это работа для тебя. Советую пойти горничной в дом, где есть молодой свободный человек. Может быть, тебе повезёт.

Он расхохотался и ушёл, хлопнув дверью. Вид у него был странный, даже дикий. У подъезда он увидел ту женщину, ради которой сюда пришёл.

— Меня зовут Маргарита, — сказала она. — Дай мне руку.

Он протянул руку и, когда почувствовал ответное прикосновение холодных пальцев, потерял сознание.

А Адель стояла в коридоре перед закрытой дверью, не в силах даже заплакать. Это был не её Франк, добрый заботливый Франк, с которым она нежно простилась всего час назад. Как мог её Франк так её оскорбить? Хорошо, что мама не слышала его ужасных слов. Но что она скажет ей завтра? И как сама она переживёт свой позор?

Она вернулась в комнату и села к столику. В маленьком зеркале отразилось её помертвевшее лицо, но девушка не видела его. Она была настолько потрясена, что оскорбительность слов Франка не до конца ещё вошла в её сознание.

— Адель!

Девушка подняла голову и встретилась взглядом с тёмными глазами на чужом лице в зеркале. Это не её отражение. Это какой-то мужчина… Это тот самый человек, встретившийся им с Франком одиннадцать лет назад. Сначала с ними заговорила страшная старуха, а потом он. Но что у него в руках? Ожерелье? Её ожерелье?

— Тебе было предсказано много горя, дитя моё, но я обещал помочь тебе в самый страшный час твоей жизни.

— Он наступил, — сказала Адель, даже не удивившись странному появлению незнакомца.

— Он ещё не наступил. Тебя обидел твой жених, но ты должна оплакивать не себя, а его.

Адель горько усмехнулась.

— Хочешь его увидеть?

— Нет, — гордо отказалась девушка.

— Но ты должна это знать. Смотри.

Зеркало померкло, а потом в нём показалась безобразная старуха. Она гадко смеялась и подмигивала своими затянутыми белёсой плёнкой глазами, а у ног её сидел Франк и смотрел на это отвратительное существо с любовью, обожанием, благоговением. Зрелище было неестественное, гадкое, жуткое.

Зеркало вновь померкло, а когда прояснилось, то в нём опять появился незнакомец.

— Твой друг в опасности, Адель, — предупредил он. — Не он говорил с тобой только что, а эта женщина. Она направила его к тебе и заставила сказать то, что сам он не думает. Вырвать его из её рук можешь только ты и только этой ночью.

— Похоже на сказку, — сказала Адель.

— Но это не сказка, — возразил незнакомец. — Если его не спасти, то утром его отвезут в сумасшедший дом, потому что он потеряет рассудок.

— Что же мне делать? — воскликнула Адель.

— Найти его. Ты отправишься в путешествие, долгое и опасное, найдёшь его и наденешь ему на палец это железное кольцо. Как только кольцо окажется у него на пальце, чары разрушатся, и вы окажетесь в том мире, к которому привыкли. Твой Франк, живой и здоровый, даже не вспомнит, что был влюблён в старую ведьму, и завтра будет ваша свадьба.

— В какую страну я должна ехать? На Восток?

— Нет. Это страна… Её можно было бы назвать сказочной. Тебе встретятся на пути и люди, и звери, и таинственные существа не из плоти и крови. Колдунья, заворожившая твоего жениха, будет подсылать тебе врагов, а я — друзей. Но там, куда ты попадёшь, как и здесь, на земле, бывает очень трудно распознать, кто тебе друг, а кто враг, кто опасен, а кто безвреден или может оказать помощь. Некоторым существам, которых ты встретишь, нет до тебя никакого дела, как и большинству людей на земле, но ты можешь подружиться с ними и найти в них верных союзников, а можешь поссориться и обрести злейших врагов. Не смотри на внешность, старайся разобраться в душе того, кто тебе встретится, ведь под личиной безобразия может скрываться добро, а под маской доброты притаиться коварство. Я не имею права тебе помогать, и отныне полагаться ты можешь только на себя.

— Как же я найду Франка? Вы расскажете мне, где он?

— Тебе будут подсказывать дорогу. Одних существ буду посылать тебе я, других — колдунья. Мои посланники укажут тебе верную дорогу, её — постараются сбить с пути. Имя колдуньи Маргарита. Может быть, кто-то в той стране знает, где она живёт.

— Это похоже на игру, — призналась Адель.

— Возможно. Но не ты будешь игроком. И отличие от игры состоит в том, что вместо фишек или фигурок по игровому полю двигаются одушевлённые существа, а поле это необозримо. И самое главное то, что ты будешь жить в этом новом мире и, как всякое живое существо, можешь погибнуть.

— И тогда я навсегда исчезну для этого мира?

— Если это случится, то твоя мама обнаружит утром, что ты умерла во сне.

Адель стало не по себе.

— А если я не пойду, то Франк сойдёт с ума?

— Да, его тело будет здесь, а рассудок — там.

— Значит, у меня нет выбора, и я должна идти?

— Да, ты должна идти. И знай, что всё, случившееся с тобой, и то, как ты перенесёшь испытания, повлияет на твою дальнейшую жизнь. Борись за своё счастье.

— Вы дадите мне железное кольцо?

— Не сейчас, — покачал головой незнакомец. — Это кольцо слишком ценное, чтобы иметь его при себе с самого начала. Сперва постарайся привыкнуть к новому миру. Когда ты получишь это кольцо, у тебя попытаются его украсть. А если ты его лишишься, то не только Франк, но и ты рассудком никогда не вернёшься в этот мир. Кроме того, если ты наденешь его на палец не Франку, а себе, то ты сразу же окажешься в полной безопасности дома, а твой жених никогда уже не спасётся. Тебя ждут такие суровые испытания, что соблазн вернуться домой раньше времени у тебя возникнет неоднократно. Кольцо я тебе дам при встрече. Учти, что ты имеешь право встретиться со мной только один раз. Ты сама должна будешь определить, когда не сможешь обойтись без моей помощи. Не зови меня в начале пути, постарайся, если сможешь, не звать меня в середине. Для тебя будет лучше, если ты сохранишь возможность позвать меня в самом конце, когда понадобится надеть кольцо Франку на палец. Старая Маргарита сделает всё возможное, чтобы помешать тебе.

— Как же мне вас вызвать?

— Просто позови: "Колдун Жан!" Я сейчас же появлюсь. Захвати с собой только самое необходимое. Поторопись.

Адель взяла сумку и наспех запихнула в неё кое-какие вещи.

— Ты готова?

— Да.

— Возьми эти деньги, но береги их. Будет лучше, если ты разделишь их на две или три части и спрячешь порознь.

Колдун Жан встал, и Адель мельком увидела стол с зеркалом на нём, какие-то фигурки и большую, почти во весь стол старую потрёпанную карту.

Колдун в зеркале подал девушке кожаный мешочек, и Адель протянула руку. Как только её пальцы коснулись холодного стекла, голова у неё закружилась, и она потеряла сознание.

Загрузка...