Зачем нужен муж?

ГЛАВА 12 НЕТ НИЧЕГО СТОЛЬ ТРАГИЧЕСКОГО, НАД ЧЕМ НЕЛЬЗЯ БЫЛО БЫ ПОСМЕЯТЬСЯ

Я уже говорила и скажу снова: слава богу, что существует работа. Слава богу, что есть так много забот, и слава богу, что они не оставляют времени задумываться. Это я ощутила в офисе, погрузившись в мельтешащую суету сценарных совещаний, консультационных летучек и спешных встреч с пресс-службой, чтобы подготовить средства для преображения, сокращения и взбадривания «Кельтских тигров», которые вскорости появятся перед вашими взорами на телевизионных экранах. Только в два с лишним часа пополудни я улучила момент сесть за рабочий стол, ухватить сандвич и прослушать голосовую почту.

Девять пропущенных звонков. Все от Джейми, извиняющиеся — сокрушенные — униженные, на тему… впрочем, сами послушайте:

«Ладно, дорогая, я знаю, что плохо себя вел, но ты должна меня простить. Ты меня знаешь, истина в вине, и кроме того, я думал только о тебе, любовь моя. Я бы никогда не осмелился протрепаться о тебе, Пите Муни и твоих вечерних курсах, если бы не думал, что это поможет…» Гудки.

«Черт побери, прости, сел аккумулятор. Как бы то ни было, не суди меня слишком строго. Я, честное-пречестное слово, думал, что оказываю тебе услугу; я больше никогда ни словечка не пророню о твоих курсах, которые — для протокола — по-моему, классная идея. Я знаю, как страстно ты хочешь быть замужней дамой — любимой мамой, и искренне желаю тебе счастья. Ты действительно ходишь туда и делаешь что-то такое…» Гудки.

«Извини, опять эти чертовы батарейки. У тебя до сих пор важные встречи? Позвони мне, когда освободишься. Мне пришла в голову одна мысль, как я могу все загладить. Я люблю тебя, знай это». Гудки.

«Прекрасно, сейчас уже полдень, а ты мне еще не перезвонила. Это означает, что ты либо все еще на меня дуешься, либо до сих пор выискиваешь способ сделать свой сериал популярнее, чем «Части тела»… Ненавижу клянчить и умолять, но позвони мне, позвони немедленно!» Гудки.

«Гм-м, двенадцать двадцать две. Теперь я начинаю беспокоиться: а вдруг Божья Кара О'Киф обнаружила, что подпадает под сокращение, и подсыпала тебе в кофе бациллы сибирской язвы? Если не услышу от тебя весточки в самом скором времени, то начну обзванивать все больницы в радиусе двадцати миль…» Гудки.

«О боже! Меня уже посещают видения: ты лежишь в палате реанимации, а добрый доктор применяет к тебе электрошок и сокрушается: „О нет! Этого не должно быть! Эта женщина слишком молода и прекрасна, чтобы умереть!" А затем ужасная рыжая регистраторша с тростью, как они там все ходят, говорит: „Все ясно, ей не повезло. Как ты думаешь, не пора ли вызывать ее лучших друзей? "» Гудки.

«Порядок. Наклевывается одно дельце. Я затеваю его в твоих интересах. Пока ты активно не отвечаешь на мои звонки, меня посетило вдохновение. Я придумал хитроумный план, который должен сработать. А теперь внимание, агент Бонд. Я собираюсь позвонить Питу Муни и сказать ему то, о чем он, возможно, про тебя наслышан и потому не удивится: ты вводишь в сериал нового персонажа, который днем тихо-мирно работает бухгалтером, а по вечерам с группой играет диско в стиле восьмидесятых. Блестящая идея, правда? Он ничего не заподозрит. Он всегда был простой, как доска. Не утруждай себя благодарностями, это самое меньшее, что я могу для тебя сделать. Если ты пока не в палате интенсивной терапии, позвони мне сейчас же. Люблю тебя до невозможности» Гудки.

«Ну вот, такие новости, что тебе лучше слушать сидя. Я позвонил Питу. Теперь-то ты на меня не сердишься? Хорошие новости: он, кажется, ужасно мне обрадовался, клянусь, словно я к нему с большим подарком. Мы болтали целую вечность, я чуть не состарился; не поверишь, ни от меня, ни от него ни одного резкого слова. Разумеется, вспомнили и о тебе, и я предложил воскресить на денек „Запасной выход" и показать тебе, какая у нас была первосортная группа…» Гудки.

«У меня чудесные новости! Крепко держишься на стуле? Ни за что не догадаешься, так что и не трудись. Так удачно получается, что он на эти выходные приезжает свидетелем на свадьбу в Дублин!!! Я чуть не упал, когда он мне это сказал. Свадьба назначена на субботу, и я предложил как-нибудь встретиться на выходных. А он совершенно неожиданно говорит, что приезжает в Дублин в пятницу вечером и почему бы нам сразу не повидаться. Ну как ты — дрожишь от волнения? Разве я не умничка? И — это важнее — вычеркнешь меня из своих черных списков?» Гудки.

«Последнее сообщение. Пожалуйста. Может быть, я самую-самую малость расхвастался о своих делах… и… в общем… мне нужна твоя помощь».

Мало-помалу неделя подходит к концу. Совещания, снова совещания, долгие часы вычитки сценария, споры с импресарио… вы это читаете, а я выполняла. Мне пришлось перейти на десятичасовой рабочий день, но на это я не жалуюсь.

Как я уже говорила, нет ничего лучше напряженной работы, чтобы развеяться.

И никаких признаков грядущего переезда того, чье имя навсегда останется неизреченным, и его малолетней нареченной.

Не то чтобы я подстерегала его день за днем, но пару раз мне пришлось проезжать мимо их нового дома с табличкой «Продано» на газоне, раздражающей меня до чертиков каждый раз, как я выхожу за дверь.

Как бы там ни было, я пережила эту неделю, и вот уже пятница, как ни трудно в это поверить. На носу выходные, и я выхожу вечером в город отдохнугь, как все нормальные люди.

Ну-у-у, конечно, не все нормальные люди, как в моем случае, встречаются при этом с бывшими бойфрендами, которых не видели девятнадцать лет…

Вы когда-нибудь попадали в такое идиотское положение? Можно только подивиться — как это меня угораздило. Только так я могу описать свои чувства, пока мы с Джейми берем такси до центра.

Честно признаться, мне приятно ощущать моральную поддержку. Теперь я могу не бояться безобразной сцены, вроде той, которая вышла у меня с омерзительным Грегом Тэйлором.

На этот раз я беру с собой друга.

Сперва я ловлю такси и мчусь к дому Джейми, а в восемь-ноль-ноль он, разумеется, еще не готов. После двадцати минут ожидания, перемежаемых беспрестанными выкриками Джейми из окошка ванной: «Я почти готов! Сейчас, дорогая! Только еще чуть-чуть геля для укладки!» — он наконец плюхается на сиденье рядом со мной.

— ф-у-у! Это что — лосьон после бритья? — спрашиваю я, открывая окошко, чтобы ослабить одуряющий аромат.

— Это моя фирменная смесь, милая. Я сам ее изобрел. Утонченное сочетание парфюма «Рут дю те» от Барниз из Нью-Йорка…

— И чего еще? Порошка для чистки унитазов?

— Запах — это самая важная химическая составляющая влечения. Тебе не нравится?

Я не могу ответить, я задыхаюсь.

— Да, вот и вечер пятницы. Мы встречаемся в моем любимом загончике, баре «Дракон» на Джордж-стрит.

— Джейми!!! Ты пригласил Пита в бар для геев?

— Спрячь свои когти, тигрица. Это не я предложил, а он.

— Но он же не живет в Дублине. Как он может знать, что это гей-бар?

— Расслабься. Это одно из самых известных пивных заведений в городе, практически городская достопримечательность, потому он его и знает. Кроме того, в главном зале публика смешанная, так что все будет в порядке. Хочешь узнать хорошую новость, незамужняя ты наша?

— В конце этой недели меня обрадует любая хорошая новость.

— Только не перевозбудись, но, по-моему, он тоже холост. Я болтал с ним по телефону долго-долго, и он ни разу не упомянул ни жены, ни, соответственно, детей. И даже не использовал ужасное слово на «по».

— Какое еще слово на «по»?

— Подружка, балда.

— Джейми, да пусть он будет хоть мормоном с семью женами. Это не любовное свидание. Это нечто совсем иное. Я встречаюсь с ним не потому, что хочу к нему вернуться, а только потому, что пытаюсь научиться на ошибках своего прошлого.

— С Питом ты никаких ошибок не сделала. Он тогда был редкой дрянью. Ты могла поступить с ним правильно, только выкинув на мусорную свалку.

— А вот Ира Вандергельдер говорит, что я явно делаю что-то не так.

— Поясни.

— Ладно. Представь себе вот что. Я прошла собеседование, но не получила работу.

— Ну и как это связано?

— Понимаешь, легко заключить, что я не тот человек, которого ищет фирма. А теперь предположим, что я провела лучшие двадцать лет жизни на собеседованиях и до сих пор безработная. Спрашивается: почему так? Похоже, что проблема во мне самой. То же и со знакомствами.

— Ох, милая, тут мы с тобой заодно. Настала пора выскочить из вращающейся двери неудачников и уцепиться за что-нибудь получше.

— Ты абсолютно прав, — говорю я, пожимая ему руку. — Звучит, как у Сэмюэля Беккета: «Лезь вверх, больнее упадешь».

— А если серьезно? Я полностью понимаю твое горячее стремление к замужеству. По крайней мере, избавишься от необходимости ходить на эти мерзкие свидания.

Мы подъезжаем к бару «Дракон», и такси останавливается. Я шарю в сумочке в поисках кошелька, а Джейми выпрыгивает.

— Спасибо, что платишь, дорогая, — воркует он. — Ты же знаешь, я как английская королева — не ношу с собой наличные.

Такси уезжает, а я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— Пойдем, пойдем, детка. — Джейми берет меня под руку. — После сегодняшнего вечера тебе останется повидать только семерых.

В «Драконе» дым стоит коромыслом. Шум, толпа, тучи разодетых гуляк. Мы пробиваемся к барной стойке, заказываем напитки и оглядываем всех, кто хоть отдаленно напоминает Пита — то есть всех долговязых, тощих, худосочных и костлявых, вроде комика Джона Клиза, когда ему было под сорок.

— Когда он появится, — кричит Джейми мне в ухо (ничего не поделаешь, шум стоит оглушительный), — спроси меня, надумал ли я сниматься в кино у Спилберга.

— Джейми, что ты ему наговорил?

— Я не врал. То есть почти не врал. Я просто чуть-чуть приукрасил правду. Ах да, и когда зазвонит мой мобильник, скажи: «Наверно, опять тебе названивает этот агент из Голливуда. Как он не понимает, что ты отдыхаешь?»

— Я не запомню.

— Запомнишь. А если я упомяну имя Колин, то скажи Питу, что имеется в виду Колин Фаррелл. А еще Марти — это Мартин Скорсезе, а Бобби — это Роберт де Ниро. Хорошо?

Пит сильно опаздывает. Настолько, что я чуть не решила отказаться от встречи и тихо смыться домой. К тому же некоторые взгляды, обращенные на меня, вызывают во мне чувство неловкости. Как-никак, я здесь единственная женщина. То есть, по-моему, единственная. По некоторым невозможно определить, какого они пола…

В любом случае, мы здесь уже полчаса, а до сих пор никто не появляется.

Наплюй. Ты ведь достаточно напереживалась за неделю?

— Ты сильно обидишься, если я оставлю тебя здесь и свинчу? — спрашиваю я Джейми, наконец набравшись храбрости.

— До десяти баллов по шкале Рихтера. А что не так, детка?

— Во-первых, я здесь единственная, кто носит ридикюль, а во-вторых, некоторые парни здесь явно лучше ухаживают за кожей, чем я. Мне здесь так же неловко, как было бы тебе на свидании в суде присяжных.

— Еще по стаканчику, вот и все, о чем я прошу. Тогда, по крайней мере, ты выдержишь это испытание и сможешь удалиться с честью.

Я намерена сделать еще один заказ, и тут вдруг раздается знакомый зловещий голос:

— Ну-ну-ну, доктор Ливингстон, я полагаю? — Пит изображает репортера Стенли, встретившего экспедицию Ливингстона на реке Конго.

Без всякого сомнения, это Пит. Он таинственным образом ничуть ни изменился. Такой же костлявый, такие же ввалившиеся щеки, та же призрачная бледность ночного существа; единственная видимая разница заключается в том, что его стиль одежды претерпел радикальные изменения к лучшему. Мы обнимаемся, целуем воздух над ухом и обмениваемся приветствиями, и я пытаюсь держаться как ни в чем не бывало, будто посещаю гей-бары каждый вечер.

Они с Джейми быстро переходят от приветствий к обычной беседе и болтают, как старые приятели.

— Я был так рад, что ты позвонил, — говорит ему Пит, — не поверишь, но я часто вспоминал о тебе с непростительным раскаянием. Не могу поверить, что говорил, будто твои таланты ниже уровня моря.

— Все в прошлом, забудем.

— Так ты теперь киноактер? Где я могу тебя увидеть?

К этому Джейми подготовился прекрасно. Пятерка за домашнее задание.

— Я снимаюсь преимущественно в авторском кино. Ограниченные права проката, понимаешь ли. Я очень неохотно торгую своим дарованием и не снимаюсь в более коммерческих фильмах, как, например, делает Колин.

— А… э-э… он имеет в виду Колина Фаррелла, — послушно вмешиваюсь я, молча намереваясь попозже всыпать Джейми по первое число, особенно за «дарование».

— За это идет непрерывная борьба между мной и моим голливудским агентом, — вдохновенно повествует он, сияя от радости, — они вечно стремятся заполучить меня в какой-нибудь блокбастер, тогда как я всегда чувствовал, что мое призвание — это театр. Я сейчас просто перечитываю кучу сценариев, пережидаю, когда появится подходящая роль.

Пит должным образом впечатлен всей этой бодягой, и они продолжают беседу вдвоем.

Я говорю — вдвоем, это и значит — вдвоем.

Мы заказываем еще по бокалу, и полчаса спустя я… как бы это сказать… начинаю чувствовать себя третьей лишней. Еще через несколько минут одного из лучших спектаклей, какие только давал, Джейми наконец извиняется и отправляется в уборную.

— Я на минутку, — бодро произносит он, подвигая мне свой мобильник. Я как раз начинаю думать, что он слишком далеко зашел, и тут он произносит; — Если позвонят Брэд или Анжелина, ответь, ладно? Скажи им, что мои агенты созвонятся с их агентами, и мы все очень скоро встретимся в Штатах.

Наступает долгая пауза. Мы с Питом потягиваем свои коктейли, и я отчаянно шевелю мозгами, подыскивая повод перейти к сути. Наконец я начинаю тактическое наступление.

— Ну вот, Пит, — приступаю я к разговору, надеясь, что Джейми, как обычно, будет долго отсутствовать. Не представляю, чем он там занимается, но задерживается всегда гораздо дольше любой девушки. — Можно ли поверить, что прошло целых девятнадцать лет? Ты совсем не изменился, честное слово, я бы тебя везде узнала.

— Что ж, спасибо, — отвечает Пит, довольный. — Так здорово опять повстречать вас обоих, после стольких лет. Разве не замечательно, как преуспел Джейми в своей карьере? Но у него ведь всегда была зияющая дыра в душе, которую можно заполнить только аплодисментами, не так ли?

Что можно на это ответить? Начало звучит как комплимент, а конец как оскорбление…

— Скажи, ты сейчас не замужем? — спрашивает Пит ни с того ни с сего.

Отлично, просто замечательно! Я снова беру след.

Я порадовалась тому, что он спрашивает, так как это дает мне желаемую возможность поговорить с ним о прошлом. Однако Пит не дает мне даже дух перевести.

— Я-то сейчас одинок, — выпаливает он. — Расстался кое с кем.

Вот блин…

Наступает жуткая, чудовищная пауза, мы молча смотрим друг на друга.

Он одинок, я одинока, и сейчас я думаю: Господи Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы он не брался за мной ухаживать! Не думаю, что на самом деле любила его, пока мы встречались, я просто воображала его совсем другим, нежели он был на самом деле, а теперь, видя его почти двадцать лет спустя, я начинаю думать, что мне тогда следовало бы полечить голову.

Однако Пит и дальше разливается соловьем в счастливом неведении о том, что происходит в моей голове, что, в общем-то, кое-что значит.

— Понимаешь, я никогда не был подарком, скорее, был довольно неприятен, — говорит он. — Честное слово, перед звонком Джейми я сидел дома один-одинешенек и рыдал так, что промок до нижнего белья. В общем, ты не возражаешь, Эмилия, если я спрошу тебя кое о чем?

— Э-э… нет, конечно. Выкладывай.

— Это очень личное.

О боже, он явно хочет ухаживать за мной. Без паники, надо собраться, сконцентрироваться и убедительно соврать.

Придется сказать, что я встречаюсь кое с кем.

Нет, он не поверит. Что я в таком случае делаю в гей-баре с Джейми в пятницу вечером?

Ага, у меня есть план. Я скажу, что встречаюсь кое с кем, но он или пилот на дальних рейсах, или служит в войсках миротворцев в Ливане, или лежит в коме.

— Ты у Джейми для прикрытия?

Я чуть не подавилась коктейлем, но дальше — больше.

А вот тут, леди и джентльмены, мы услышали тревожный набат. Возможно, самый громкий и тревожный сигнал Биг Бена.

— Ты не знаешь, он сейчас встречается с кем-нибудь?

— Почему ты спрашиваешь, Пит?

— Понимаешь, если он свободен, я бы очень хотел пригласить его завтра с собой на эту несчастную свадьбу. Думаю, что новобрачные не будут возражать, если я приведу давнего знакомого; Джек и Дэйв в этом смысле отличные ребята. Я понимаю, что мы давно не виделись, но… как ты думаешь, он заинтересуется?