Все идет своим чередом. Я успешно справляюсь с домашним заданием на эту неделю и, если повезет, потесню Мэгз с ее высокого пьедестала образцовой ученицы.
Да, мистер Вечный Труженик так мне и не отзвонился, но это же не моя вина, правда?
Главное, что я позвонила.
И Тим Сим-Сим-Андервуд разговаривал со мной только насчет съемок фильма о его доме, но это тоже не моя вина, правда?
Однако мне остается взять еще одно препятствие, прежде чем я осмелюсь переступить порог аудитории на курсах Иры Вандергельдер.
Филип Берк.
Следующие несколько рабочих дней я буквально выискиваю его взглядом в столовой, на парковке, в лифте или просто в коридоре, но безуспешно.
Я уже мысленно отрепетировала речь, которую произнесу.
Конечно, это не монолог Гамлета, принца Датского, но лучшее, на что я способна. Принимая во внимание, что я в него не влюблена и делаю это только потому, что так надо.
— А, привет, Филип, сколько лет, сколько зим! — Это следует произнести в беспечной, небрежной манере. — У вас не найдется на днях свободная минутка? Мы могли бы вместе выпить и поболтать.
Может, вам так не кажется, но эти фразы прошли несколько этапов обкатки, прежде чем родился окончательный вариант.
Ну да ладно. Как говорит моя матушка, о да, высший класс.
Но к концу недели судьба распорядилась так, как мне и в голову не приходило…
Я врываюсь в постановочный отдел, чтобы цапнуть пачку сценариев, которые мне нужны для совещания с редактором, и тут меня на бегу останавливает Сьюзи, белая как мел.
— Ой, Эмилия, а я тебя ищу. Звонил Филип Берк и велел тебе все бросить и немедленно подняться к нему в кабинет. Это очень срочно.
— Что?
— Он так сказал.
Девушка затравленно смотрит на меня, как кролик под лучами фар, и я ее нисколько не виню. В этот кабинет вызывают только по двум поводам.
Или нанять, или уволить.
Я намеренно сохраняю спокойствие перед Сьюзи, которая, наверное, решила, что «Кельтских тигров» зарубят на корню и что она к концу недели останется без работы. Ведь Филипу не просто так дали прозвище «Палач».
— Хорошо. Тогда мне лучше идти, — сухо говорю я.
— Ну что же это такое, Эмилия, я не могу потерять работу! Я только что взяла ипотечный кредит! И завела кота!
— Тихо, тихо, успокойся. Сначала посмотрим, что он мне скажет, ладно? И будем исходить из этого. Хорошо?
Я дарю ей широкую, доброжелательную, подбадривающую улыбку, выхожу из офиса, сажусь в лифт и… наступает паника… я вся дрожу, и сердце колотится как бешеное.
Слава богу, у меня всегда при себе успокоительные капли. Я даже не пытаюсь отмерить дозу, а просто откупориваю флакончик и выпиваю все залпом.
Итак, я могу представить себе две причины, по которым он так срочно меня вызывает.
Причина первая. Он сворачивает «Кельтских тигров».
После всего, что проделано. После переделки сериала на корню. Я не хвастаюсь, но наши рейтинги выросли на 150 %, с тех пор как я пришла в команду, и теперь мы привлекаем восемьсот тысяч зрителей.
Спонсоры дрожат, а рекламодатели строятся в очередь. Да, конечно, я знаю, что мы еще не достигли цифры в один миллион, которую мне поставили целью, но полугодовой срок еще не закончился. Мы уверенно продвигаемся. В этом все дело, и если он перекроет нам кислород…
А вторая причина меня ужасает.
Он хочет расправиться не с «Кельтскими тиграми», а со мной. Он меня уволит. Я еще не добилась успеха, он не удовлетворен моими действиями и поэтому он меня увольняет.
Мой мозг работает с удвоенной скоростью, и к моменту выхода из лифта я проигрываю в своей голове сценарий. Я — подсудимая, и судья говорит мне: «Итак, мисс Локвуд. Вы истец по делу, возбужденному против главы телеканала на основании незаконного увольнения, и все, что вы можете сказать в свою защиту: вы думали, что это ваши личные разборки? Потому что он пригласил вас на свидание, а вы отказались? Вы действительно думаете, что этот человек способен на такие гадости? Вы и вправду верите, что могли подвигнугь отвергнутого ухажера на такой способ мщения? Вы думаете, что вы так хороши собой — или что?»
Я вхожу, накручивая себя, но он на меня даже не смотрит. Идет дневной выпуск новостей, и он пялится на плоский экран над столом.
— Эмилия, вы здесь, — говорит он, — вам нужно…
Я не даю ему закончить фразу.
— Филип, я должна сказать, что мы проделали над сериалом огромную работу, и закрывать его сейчас или разрывать мой контракт было бы величайшим… ну-у-у… Да вы с ума сошли! Вы рехнулись!
Он смотрит на меня так, словно я сандвич, оставшийся после пикника.
— Так вот почему, вы думаете, я вас вызвал? Чтобы уволить?
— А что, нет?
Вот блин. Это значит, что сериал выбрасывают на свалку…
— Нет, вас не увольняют.
— А что будет с «Кельтскими тиграми»?
— А что с ними такое?
— Вы не собираетесь их закрывать?
— С чего бы это?
— Потому что…
Тут я удерживаюсь, чтобы не сказать: «Потому что вы всегда так делаете. Вы этим прославились. Даже уличные собаки, которые бродят возле нашей столовой, знают, что ваше прозвище — Палач».
— Эмилия, я просил вас прийти, чтобы вы посмотрели сейчас передачу новостей.
— Новостей?
— Да.
— Чтобы я посмотрела их сейчас?
— Да. Пожалуйста, не повторяйте за мной все, что я говорю. Вы напоминаете мне актера Джеффри Раша в роли душевнобольного пианиста в фильме «Блеск».
Это очередная берк-филиппика, но я пропускаю ее мимо ушей, потому что, во-первых, испытываю безмерное облегчение, что все обошлось, и, во-вторых, мне ужасно любопытно, что там такое.
И долго ждать не приходится.
Начинается дневной выпуск новостей, звучит бравурная музыка, и диктор читает заголовки сегодняшних новостей.
На Севере продолжаются мирные переговоры…
Ограбление почты на юге Дублина…
В Лимерике открываются ежегодные соревнования по пинкам под коленки…
Обезьянка в зоопарке родила двойню…
— Обычная текучка, — говорю я, вспоминая былое время в отделе новостей.
Филип раздраженно машет рукой, чтобы я заткнулась.
И тут начинается.
— И, переходя к новостям культуры, отметим, что флагманский сериал «Кельтские тигры» был номинирован в категории лучшей развлекательной передачи на престижной ежегодной церемонии вручения наград в сфере телевидения, которая состоится на следующей неделе. Продюсер сериала Эмилия Локвуд, которой сериал обязан столь молниеносным взлетом популярности, также номинирована в категории «Лучший продюсер». Церемония вручения будет демонстрироваться в прямом эфире из отеля «Четыре времени года» в Дублине.
Филип выключает новости и поворачивается ко мне:
— Ну, что вы об этом думаете?
Я ошарашена, потрясена, смущена, взволнована и сбита с толку… короче, что ни назови, я чувствую все сразу.
— Эмилия? Хотите присесть? С вами все в порядке?
— Это не розыгрыш? — вырывается у меня. — Меня не снимают скрытой камерой?
— Нет. Я выдвинул вашу кандидатуру несколько недель назад.
— А-а.
Не знаю, чем я больше потрясена. Тем, что он это сделал, или тем, что меня не уволили.
— Черт побери, возьмите себя в руки и хоть поблагодарите меня.
— Ох, простите, спасибо. Я просто… ну-у-у, поверить не могу.
— Вы это заслужили. Вы потрясающий продюсер. Не останавливайтесь на достигнутом, и через несколько лет сможете подняться до моей должности.
— У меня нет слов. Это невероятно.
— Да, вы уже это говорили.
— Спасибо вам огромное… это… Господи боже мой!..
— Всегда пожалуйста. И закончим с этим, хорошо?
— Э-э… да, хорошо.
— Прекрасно, теперь вам лучше вернуться туда, откуда вы пришли, и дальше тратить деньги спонсоров.
Вот еще одна, теперь уже прощальная берк-филиппика, и это замечательно, потому что я страшно хочу смыться отсюда побыстрее.
Мне нужно пройтись и успокоиться.
Мне нужно присесть.
Мне нужна рюмка бренди.
Блин!
Мне нужно пригласить его на свидание.
— Э-э… Филип?..
— А?
Словно я уже вышла из кабинета. Он с головой зарылся в какие-то скучного вида финансовые отчеты и даже не смотрит на меня.
«Отлично, — сурово говорю я себе. — Вообрази себе безликого жениха и — вперед». Что такого плохого может случиться? Единственное, что я могу сказать хорошего о Филипе, — это что он такой же сумасшедший, как и я, ведь даже если и скажет «нет», весьма вероятно, что он начисто позабудет это через три минуты…
Глубокий вдох.
— Я считаю, что… я не считаю, что… ну-у-у, это потому…
Теперь он на меня смотрит:
— Лучше начните с конца.
Безликий жених, Вера Вонг, безликий жених, Вера Вонг…
Вперед, к цели.
— Не хотите ли пойти со мной на вручение? Ничего страшного, если вы не пойдете, я все пойму, я просто подумала, ну-у-у… прежде всего, вы же там всех знаете, правда? И… на церемонии ведь будет шоу, да? Уверена, там будет очень весело. Не мне, конечно, я, наверно, проведу большую часть вечера в уборной со страху… я понимаю, что я не самая веселая спутница, какую вы могли бы себе выбрать… в сущности, мне только что пришло в голову, вы могли бы появиться там с кем угодно… я хочу сказать, с другой дамой, так что, пожалуйста, просто отнеситесь к моим словам как к бессвязному лепету женщины, которую только что номинировали на премию…
— Да, почему нет? — он пожимает плечами.
— Простите?
— Я пойду с вами на вручение. Что угодно, лишь бы вы замолчали.
— А-а. Да. Тогда ладно. Э-э… я хотела сказать, спасибо.
— И что, вы не возьмете с собой того южноафриканца, который вломился к вам под конец вечеринки?
— Определенно не возьму.
— Хорошо. Тогда договорились.
Я в потрясении покидаю его кабинет.
И никак не могу решить, что всего поразительнее. То, что мне присудили грандиозную премию, или то, что я пригласила Филипа. И он согласился. И, учитывая его странности, все прошло изумительно легко.
Все не так уж плохо…
Кто знает? Может, это окажется забавным…
К тому времени как я спускаюсь вниз, новость распространяется повсюду. Кажется, что все в отделе либо смотрели новости, либо оповещены о них каким-то таинственным способом наподобие африканских барабанов. Сьюзи бросается мне на шею и выкрикивает поздравления, а потом предлагает, спасибо ей, одолжить мне свое вечернее плаиъе от Кэтрин Уолкер. Весь отдел устраивает мне неожиданную овацию, и у меня слезы наворачиваются на глаза.
— Молодец, девочка, никто не заслуживает этого больше тебя! — говорит Дэйв Брютон, заключая меня в свои прославленные медвежьи объятия.
Все встают в поразительном единодушии.
— Спасибо вам всем, — чуть не плача, говорю я, все еще переживая облегчение, что никто из нас не уволен. — Вы все славно потрудились. Я горжусь тем, что работаю в такой замечательной команде. Я знаю, это звучит сентиментально, но так оно и есть.
Они снова хлопают, и кто-то позади выкрикивает:
— Слушай, Эмилия! В бюджете отдела есть пункт «На шампанское»?
— Разумеется, есть! — отвечаю я, и все смеются. — Я сейчас позвоню на «горячую линию» винного магазина «Берри Бразерс энд Радд» и сразу вернусь. Время звенеть пластиковыми стаканчиками!
Под общий смех я ухожу в зал для совещаний и валюсь в кресло, все еще дрожа.
Лучший продюсер.
О господи.
Даже в самых разнузданных мечтах, а я мечтатель со стажем, не представляла ничего подобного. Звонит телефон. Рэйчел. По голосу похоже, что она потрясена еще больше меня.
— Душечка, я никогда в жизни так не радовалась! Кэролайн только что мне позвонила и рассказала, что было в новостях. Боже праведный… это невероятно! Ты-то понимаешь, что пора побеспокоиться о платье?
— Рэйчел, я на седьмом небе. И это еще далеко не все. Тебе же не говорили в новостях, что я попросила Филиппа…
Телефон бибикает, потому что приходит еще один вызов.
— Подождешь пока на линии? Мне еще кто-то звонит.
— Конечно, девушка в номинации «Лучший продюсер», — соглашается Рэйчел. — Но пока ты не переключилась, я скажу, что приняла одно важное решение. Я собираюсь быть твоим персональным стилистом для церемонии, так что все заботы о гардеробе оставь мне. И никаких возражений. Серебро; не знаю почему, но я так и вижу тебя в длинном серебристом платье, расшитом стразами, со сложной укладкой — супер! Ты будешь великолепна! Немедленно мне перезвони!
— Алло! — Я переключаюсь на второй звонок.
Это Кэролайн. Судя по голосу, она тоже на седьмом небе.
— Я чуть не умерла; я чуть в обморок не упала, когда увидела новости!!! Эмилия!!! Тебе дадут премию!!! Я сейчас всех обзвоню и всем похвастаюсь. Ох, мамочки мои, я задыхаюсь. Не припомню ничего более захватывающего… ой, я отключаюсь, милая, мне звонит Майк. Я его уже обрадовала, и Рэйчел с Джейми тоже… Перезвоню тебе через две минуты!!!
Как только она дает отбой, телефон звонит опять.
Джейми.
Сразу к делу, как всегда.
— Я хочу поблагодарить всех членов Академии за эту потрясающую награду, а еще я хочу поблагодарить за себя моих родителей, моего агента, моего рекламиста, моего проктолога, травника и психиатра. И еще я хочу поблагодарить своего бойфренда, ой, погодите, кажется, у меня его нет. Я люблю вас всех и знаю одно: вы меня любите! Вы меня искренне любите!
— Джейми! По-моему, ты зря передразниваешь Салли Филд. Это же не вручение «Оскара».
— Ты хоть понимаешь, что пережила мои фантазии? С тех пор как я стал актером, я каждое утро перед зеркалом в ванной репетирую свою торжественную речь при награждении. Все благодаря креативному мышлению, детка. Конечно, это случилось с тобой, а не со мной, но знаешь что? Может, я стану следующим!
— Я просто в шоке. Я думала, что Филип или разгонит сериал, или уволит меня.
— Чудесно, милая, у меня есть план. Я составлю твою праздничную речь на случай, если ты победишь. Она будет полна кипучего красноречия. Вспомни Уинстона Черчилля. И без всякой дополнительной оплаты обучу тебя нескольким выражениям лица на случай, если ты не выиграешь.
— Выражениям лица?
— Это жизненно необходимо. Ты должна выглядеть полной достоинства и великодушия в поражении, но в то же самое время искренне радоваться за ту суку, которая выиграла. Потом, конечно, если победишь, ты должна подготовить несколько заявлений для прессы — ну, вроде того, как Эмма Томпсон сказала, что собирается держать «Оскара» в своем подвальном туалете. В газетах любят такие вещи.
— У меня нет туалета в подвале.
— И еще нам надо поработать над твоей ступенчатой техникой.
— Над чем?
— Подумай: ты будешь на высоких каблуках, и тебе придется преодолевать ступеньки, сначала вверх, потом вниз, да еще со шлейфом. Нужны долгие часы тренировок, чтобы этим овладеть.
— Джейми, я умею ходить по лестнице. Я просто морально не готова к вознесению.
Но Джейми понесло.
— Садиться в лимузин и выходить из него — тоже немаловажное умение, если не хочешь, чтобы фото твоих трусиков фигурировали в желтой прессе. Потом мы должны обсудить твой макияж…
«Боже мой», — думаю я, пока он разглагольствует дальше. Я даже не заикнулась ему, что приведу Филипа Берка.
Во что я ввязалась?!