Атмосфера гостиной в Довер Хаузе резко изменилась. Уют, ощущение покоя исчезли. Огонь в камине догорел, оставив несколько красных и серых головешек, свечи оплыли в подсвечниках, и комната стала холодной и как бы необитаемой.
Две девушки устроились на подоконнике. Бидди не плакала: она сидела сжавшись, опершись на деревянную ставню. Лицо ее выражало глубокое внутреннее страдание.
Изабель сидела рядом с ней, положив руку ей на плечо.
— Это непостижимо! Невероятно! — вдруг вырвалось у Бидди. Она произнесла это очень тихо, как бы боясь, что их услышат. — Это так не похоже на него. Я даже не предполагала, что у него в этом мире есть большая забота, чем храм и посещение воскресной школы… Почему он сделал это?
Изабель промолчала.
— Только подумай! Он должно быть уже знал, когда прощался со мной. Он пошел туда специально, написал письмо мистеру Топлису, послал сюда Элис с запиской и затем зашел в эту крошечную комнату…
Она откинулась назад и закрыла глаза. Изабель погладила Бидди по плечу.
— Я тебя понимаю, — сказала она. И скорбное выражение появилось на ее лице. — В течение последних шести недель я жила в атмосфере горя и утрат… Сначала секретарь отца, которого я знала с детских лет. Его нашли в папином кресле с простреленной головой… — она содрогнулась. — В него, должно быть, стреляли из дома напротив. С тех пор началось — один за другим. Уилс — дворецкий; затем наш новый шофер и затем доктор Витерби, который шел по улице рядом с отцом. Я очень испугалась… И потом — на борту корабля и в нашей гостинице в Лондоне, я была в таком страхе, думала, что сойду с ума. А когда мы приехали сюда, казалось, это убежище… — Она вздохнула. — Тот ваш дом на другом краю парка и этот — они были такие спокойные, не тронутые столетиями и казалось, что ничего страшного не может здесь произойти. Но теперь мы принесли вам этот ужас. Иногда я чувствую, — ее голос опустился до шепота, — что мы вызвали дьявола. Какая-то чудовищная дьявольская сила преследует нас, что-то, чего невозможно избежать…
Она говорила совершенно серьезно, и ее голос, отражавший трагическое настроение, овладевшее всем ее существом, повлиял на другую девушку.
— Но, — сказала Бидди, стараясь рассуждать здраво, — наш священник сам убил себя! Это совершенно ясно… Если бы его убили, это не было бы так ужасно… Ох! Скорее бы Джайлс вернулся.
Тихий стук в дверь заставил их вздрогнуть. Старая Кадди появилась с подносом. Руки ее дрожали — она уже знала о случившемся.
— Я принесла вам по чашке какао, мисс Бидди, — сказала она.
Она поставила поднос возле них и молча принялась разводить огонь в камине и менять свечи. Девушки выпили какао с благодарностью. Оно подействовало на них благотворно, и они почти успокоились, но тут показались отсветы фар и послышался шум подъехавшей машины. Страх снова овладел ими.
— Кто это? Доктор или шериф? — нервно спросила Изабель.
— Думаю, что это доктор Виллер и Пек, полицейский из Херонхое, — сказала Бидди и, отвернувшись к окну, всхлипнула.
В доме священника доктор Виллер — низенький, толстый, пожилой мужчина — со значительным видом поставил свой чемоданчик на письменный стол и снял пальто.
Пек, констебль из Херонхое, краснолицый и потный от сознания легшей на него ответственности, лихорадочно листал свою записную книжку.
Джайлс и Марлоу прошли за ними в комнату и теперь мрачно стояли в дверях.
Джайлс представил судью Лобетта и Алберта Кэмпиона.
Доктор сухо кивнул им.
— Плохо, — сказал он, — ужасно! Не похоже на старика. Я только на днях видел его. Он казался вполне жизнерадостным. Где тело?
Джайлс указал на дверь чулана.
— Мы оставили его в таком положении, как он лежал, сэр. Ничего не трогали. Он… он почти снес себе голову.
— Да, — ответил доктор. — Нам понадобится свет. Пек, принесите лампу, пожалуйста.
Дверь открыли, и доктор вошел, стараясь не наступить на кровь; констебль шел следом за ним с высоко поднятой лампой.
Через несколько минут они вернулись, и ужас представшей перед ними картины передался всем.
— Невероятно… — тихо сказал доктор. — Смерть должна была наступить мгновенно. Надо его увезти отсюда. Нам нужна простыня и что-то вроде носилок. Джайлс, как Кадди? Она в Довер Хаузе? Перед отъездом я зайду к ней.
Джайлс объяснил, что с ней сейчас Изабель, и доктор, знавший брата и сестру с детства, казалось, успокоился, Кэмпион и Марлоу вышли во двор и, сняв дверь мастерской с петель, принесли ее в дом. Джайлс пошел наверх за простыней.
Констебль держал лампу, тело положили на импровизированные носилки, и доктор накрыл его стихарем, висевшим на стене.
Пек заметил, что не хотел бы тревожить Паджетов и их друзей, но ему необходимо провести допрос, и с виноватым взглядом снова достал свою записную книжку.
— Я хочу задать вам только один или два вопроса, — казал он, откашливаясь. — Вы сказали, что покойный сам выстрелил?
— Несомненно, — доктор надевал пальто, поданное Джайлсом. — Пек, вы поедете к мистеру Топлису? Скажите ему, что я позвоню утром.
— Мистер Каш оставил письмо Топлису, — сказал Кэмпион, указывая на большой желтый конверт на письменном столе. Полицейский взял его.
— Я надеюсь, что это письмо упростит дело, — сказал он. — Я боялся, что возникнет много вопросов к вам, но это письмо, возможно, повлечет за собой только формальный допрос.
Констебль опустил письмо в карман.
— Я сразу же поеду к мистеру Топлису, — сказал он. — Но есть одна вещь, которая меня интересует. Где были все вы, когда услышали выстрел?
— Мы все сидели в гостиной в Довер Хаузе, — сказал Джайлс.
— Понятно, — сказал Пек, старательно записывая. — А домоправительница, миссис Брум, где была она?
— Она была с нами, — ответил Джайлс. — Она принесла записку от Сант Свизина, я имею в виду мистера Каша.
— Да? — заинтересовался констебль. — И что там было?
Джайлс протянул клочок бумаги, и полицейский прочел: «Пусть Джайлс и Алберт приходят одни».
— Алберт — это вы, сэр? — спросил он, поворачиваясь к Кэмпиону.
— Да. Как только мы получили послание, раздался выстрел.
— Понятно. И это произошло, когда вы все были в Довер Хаузе? Все это выглядит очень логично, не так ли, сэр? — сказал Пек, поворачиваясь к доктору.
— Да, думаю, что это было сделано преднамеренно, — сказал доктор выразительно.
— И это вы, джентльмены, нашли тело? — Пек с облегчением приближался к концу допроса. Услышав утвердительный ответ, он спросил, обращаясь к Джайлсу: — А были ли причины для такого поступка, сэр?
— Совершенно никаких.
— Письмо мистеру Топлису объяснит все, будьте уверены, — сказал Виллер, натягивая перчатки. — Я пойду к вашей сестре, Джайлс.
Надо было решить, кто останется с телом священника. Джайлс и Кэмпион сели у камина, отвергнув предложение Марлоу остаться с ними, но тут вошла Элис.
Она преодолела первый приступ горя и теперь снова была той сельской женщиной, которая примиряется со смертью и рождением так же, как с приходом весны и лета. Ее красное лицо было решительно.
— Идите и ложитесь спать, мистер Джайлс, — сказала она. — Я остаюсь. — Она отмахнулась от его протестующих жестов. — Я ухаживала за ним при жизни и присмотрю за ним после его смерти. Он старый. Ему никто не понравится, кроме меня. Спокойной вам ночи.
Они согласились уйти.
Кэмпион уходил последним. Ему было не по себе от мысли, что женщина останется одна, и он прошептал ей несколько слов.
Она посмотрела на него с удивлением.
— Я не буду его бояться. Что из того, что здесь кровь? Это его кровь, не так ли? Я ухаживала за ним много лет, еще с тех пор, как была молодой. Но спасибо вам за заботу… Спокойной ночи.
Он последовал за остальными. В молчании они пришли в Довер Хауз, где доктор пытался успокоить двух девушек.
Старый Лобетт подошел к Кэмпиону.
— Я заберу мою девочку в Мэйнор, — сказал он. — Думаю, нам больше не следует надоедать вам. Полагаю, что мисс Паджет надо лечь. Ничто так не помогает, как сон. Утром будет время для разговоров.
Когда Лобетты, доктор и Пек ушли, Джайлс обратился к Кэмпиону.
— Во имя создателя, что все это означает?
Бидди тоже повернулась к Кэмпиону:
— Что все это значит, Алберт? Как это случилось? Ты знаешь его почти так же хорошо, как и мы. Почему он сделал это?
Кэмпион достал из кармана желтый конверт и вручил им.
На нем было написано: «Для Джайлса, Бидди и Алберта Кэмпиона», и в углу — пометка «Лично».
— Это лежало на письменном столе рядом с письмом для следователя, — сказал он. — Я подумал, что лучше не показывать его, пока мы не останемся одни. Открой его, Джайлс.
Молодой человек дрожащими пальцами разорвал конверт и вынул содержимое. Там был второй конверт, помеченный «Джайлсу», сложенный листок для Бидди и что-то твердое, завернутое в бумагу, для Кэмпиона.
Бидди взглянула на послание. Там было только две строчки. Почерк священника был неуверенный и почти непонятный:
«Расскажи Алберту о нашей самой долгой прогулке. Бог с тобой, моя дорогая».
Она отдала листок Кэмпиону.
— Он, наверное, внезапно лишился рассудка, — сказала она. — Ужасно!
Кэмпион взял послание из ее рук и медленно перечитал его.
— Он не сошел с ума, Бидди. Он пытался сказать нам что-то. Что-то, чего не должны были знать остальные, возможно, это поможет нам.
Он начал разворачивать маленький сверток, адресованный ему. И вдруг возглас удивления сорвался с его губ? На ладони лежала шахматная фигура из слоновой кости — красный конь.