Загадка Николы Тесла

Глава 16 Честный просмотр

Саров не понимал, что с ним происходит. Ему бы следовало веером рассылать свое резюме или, выложив перед собой стопку визитных карточек обзванивать многочисленных коллег, с которыми он познакомился на конференциях и семинарах, а еще лучше делать и то и другое одновременно, землю носом рыть, держать нос по ветру, носом чуять, в общем, искать работу, без которой он в этой стране никто. А вместо этого он уехал к черту на рога, в забытый богом городишко, в эдакий американский Урюпинск, да нет, что он говорит, Урюпинск просто стольный город по сравнению с этим Мухосранском, и вот уже три дня сидит тут, восторгаясь антикварным хламом, и копаясь в пожелтевших от времени бумажках, пытаясь выудить из них информацию, которой, скорее всего, в них нет. Бросать, бросать все и лететь в Лос-Анджелес, веером рассыпать, тьфу, черт, это он себе уже говорил. Хотя не помешает и повторить, потому что желание лететь есть, а желания бросить все — нет, потому что лететь хочется не в Лос-Анджелес, и даже не в Москву, что в сложившейся ситуации было бы куда как правильнее, а в некий городок по соседству, всего-то в пяти часах езды, в котором он был лишь несколько раз в жизни, да и то проездом, и еще один раз провел ночь в каком-то кошмарном сне, но даже в кошмарном сне не могло присниться, что он захочет вернуться в этот городок, чтобы встретиться с женщиной, которую он видел тогда в первый, и единственный раз. Ну вот, выкристаллизовалось. Стоило покопаться в себе, чтобы понять, что же с тобой происходит. Ты приводишь себе всякие аргументы, сам же понимаешь их надуманность и злишься за это на себя. Показать пленку! Посоветоваться! Да повидаться хочется, а уж потом — показать пленку и посоветоваться.

Ну вот, приоритеты расставлены, теперь можно спокойно думать о… пленке. Той, что была на бобине, а бобина — в шкатулке, а шкатулка — в доме, в котором… Стоп! Пленка-кинолента… Старая. Нижний предел понятен: братья Люмьер. «Прибытие поезда», в общем, конец девяностых позапрошлого уже века. Верхний — тоже: если содержимое шкатулки действительно собрано самим Теслой, то никак не позже 1943-го. Точнее определиться внутри этого интервала нельзя, он не эксперт по пленке, пленка как пленка, старая. Черно-белая, понятное дело. И не так чтобы длинная. То есть пленка-то длинная, а вот фильм — короткий. Из далекого детства или из виденных кинофильмов пришло воспоминание: большие, сантиметров в тридцать бобины, устанавливаемые в проекторе, каждый фильм — на нескольких бобинах. А в этой — минут на пять, не больше.

Пленку он размотал и посмотрел через лупу отдельные кадры. На самых первых, после титров: длинный стол, накрытый свисающей до полу скатертью, за ним в ряд — несколько сидящих мужчин, в общем, президиум. Последующие кадры не поражали разнообразием. Одни являли вид набитого битком зала с сидящими ровными рядами людьми. На большей же части было изображение сцены с трибуной типа конторки, за ней — высокий худой человек со светлыми волосами, скорее всего, Тесла, собственно, точно Тесла, кому еще быть? Эти монотонные кадры различались лишь положением правой руки оратора, она-то лежала на трибуне, то приподнималась, обращаясь к залу, то отлетала в сторону, как на памятнике Пушкину в Питере перед Русским музеем. Все! Очень содержательная фильма, как говорили в те стародавние времена. Особенно если учесть, что немая. Саров был в этом почти уверен. Руку на отсеченье он бы не дал, но мизинцем, пожалуй, рискнул бы.

Но ведь зачем-то Тесла положил эту пленку в шкатулку. Вряд ли для того, чтобы донести до получателя свой светлый образ. Для этого куда проще было положить хотя бы одну фотографию. Фотографий не было, ни одной. Какие-то фотографии были в сейфе в номере Теслы, их еще обнаружили после его смерти, Саров читал об этом, но мало ли что там было? Мы исходим из того, что все необходимое для разгадки содержится в шкатулке, так подумал Саров.

Пленку надо было прокрутить. Инадо же, какое счастливое совпадение! Осматривая вместе с Сэмом его сокровища, Саров наткнулся на старинный проекционный аппарат.

— Антикварная вещица! — сказал Сэм, перехватив взгляд Сарова. — Двадцать первый год! На станине выбито. Такие использовали для частных просмотров, домашний кинотеатр, как сейчас говорят. Только богатые люди могли себе позволить. Тесла бы не отказался от такого. Он ведь любил синематограф и часто посещал кинозалы, отдавая предпочтение легким комедиям и тому, что сейчас называют боевиками, фильмам с драками, с боксом, бокс он тоже любил. Ходил на бои и в Медисон-сквер-гарден, и в небольшие клубы. Сэма, как обычно, повело в сторону.

— И что — работает? — прервал его излияния Саров, показывая на проектор.

— У меня все работает, — с легкой обидой в голосе сказал Сэм, — вот не веришь, а я покажу! Нет, нет, не возражай, покажу!

Саров и не думал возражать. Он помог Сэму перенести аппарат в другую комнату, установить его на столе, навести на свободную стену, покрытую светлыми обоями. Сэм вышел и вскоре вернулся, держа в руках небольшую бобину с пленкой, близняшку лежавшей в шкатулке.

— А что, ручка не нужна? — спросил Саров. — Помню, на старой хронике операторы крутят на камере такую большую ручку.

— Так то ж на камере! — воскликнул Сэм. — А это проектор. Продвинутый проектор. Пир тогдашних высоких технологий. Втыкаешь вилку в розетку и — никаких ручек! — Вот так втыкаешь, вот так пленку заправляешь, — Сэм все показывал и объяснял Серову, как ребенку, — вот так включаешь и — готово! Прошу!

Он сделал широкий жест рукой. На стене замелькали кадры. Какие-то дамы в шляпках и длинных манто прогуливались по аллеям парка, беззвучно смеясь и оживленно болтая. Красивые дамы. Одна так очень похожа на…

— Сэм, вы позволите мне взять этот прекрасный агрегат на пару дней? Хочу разобраться, как он работает. Я не сломаю, не бойтесь.

— Конечно! Конечно позволю, и, конечно, не сломаешь. Даже если и сломаешь. Как сломаешь, так и починишь, так ведь? Я тебе еще и чемодан дам, к нему специальный чемодан прилагается. Чтобы было удобнее перевозить. Чтобы, значит, не сломать при перевозке.

Сэм подмигнул Серову. Или это Саров подмигнул Сэму? Он и сам не понял. Но какая-то искорка сугубо мужского понимания между ними проскочила.

— Мисс Клиффорд…

— Фрэнси…

— Хорошо. Фрэнси. Это Питер Саров.

— Я поняла. Пьётр.

— Я немного продвинулся в интересующем нас направлении.

— Похоже, что действительно продвинулись, вы стали осторожнее в высказываниях.

— Нет, пока ничего существенного. Все очень неопределенно, кое-какие догадки есть, но картина не складывается. И есть одна вещь, которую я совсем не понимаю. Я хотел бы показать ее вам, может быть, вы что-нибудь подскажете, посоветуете. У нас в России говорят, один ум хорошо, а два лучше.

— Как это по-русски! Вы любите работать сообща. И еще вы любите спрашивать совета и давать их.

— Это плохо?

— Нет, это непривычно. Американцы — индивидуалисты и любят жить своим умом.

— А как же работа в команде?

— Это миф, это то, что босс пытается вбить в головы подчиненным.

— Вы тоже индивидуалистка?

— Ужасная. Не терплю над собой никакого начальства и предпочитаю работать в одиночку. Как наш герой. Но при этом я очень люблю, когда у меня спрашивают совета. — добавила она поспешно, — а еще больше — давать советы. Я профессиональная советчица.

— Мне кажется, что наш герой к концу жизни несколько изменил свою точку зрения. Он понял, что без помощников ему не обойтись.

— Даже так?

— У меня сложилось такое впечатление.

— Впечатление — это такая эфемерная субстанция, ее невозможно передать по телефону.

— Именно это я и имею в виду.

— Я буду на днях в Лос-Анджелесе, мы могли бы встретиться. Ведь дело терпит?

— Не уверен. И я не в Лос-Анджелесе. Я в Колорадо-Спрингс.

— Вы все-таки поехали туда… А я думала, что вы давно вернулись домой.

— Возвращался бы я через Санта-Фэ и обязательно посетил бы вас. Неужели вы думаете, что есть на свете мужчина, который, познакомившись с вами, вот так бы взял и проехал мимо.

«Вот, черт, нашел время и место демонстрировать галантность. Не в России, чай», — пожурил себя Саров.

— Я немного завидую русским женщинам. Американские мужчины разучились говорить такие слова.

— У них есть другие достоинства.

— Некоторые счастья своего не понимали, — сказала Фрэнсис.

«О чем это она?» — оторопел Саров. Осеклась и Фрэнсис и тут же затараторила:

— Я буду рада вас видеть. Я свободна. То есть у меня эти дни свободны. Я все время дома. Приезжайте в любое время. Когда вы сможете приехать? Если тронетесь прямо сейчас, то прибудете как раз к ужину. Даже если и задержитесь, то все равно поспеете к ужину, я буду вас ждать. То есть ужин будет вас ждать. Вы совсем сбили меня с толку.

— Мне не хотелось бы вас затруднять…

— Вы нисколько меня не затрудните.

— Так я выезжаю.

— И я выезжаю.

— Куда?

— В магазин! Я сделаю вам стейк, толстый, брызжущий жиром стейк, хорошо прожаренный стейк. Ведь вы, русские, не любите мясо с кровью. Зачем вам мясо с кровью, если у вас кровь — в жилах.

Кровь в жилах у Сарова была. Он ее чувствовал. Она бурлила.

По телефону все было проще. Находились слова, не надо было думать, куда девать руки, не надо было следить за выражением лица. Они стояли на пороге ее дома, Саров крепко вцепился в ручку чемодана, Фрэнсис нервно мяла кокетливый передничек.

— А шкатулка несколько разбухла за эти дни, — первой пришла в себя девушка.

— Это чемодан, — серьезно сказал Саров, — в нем антикварный кинопроектор.

— Обожаю антикварные кинопроекторы!

— Какой же я идиот! — воскликнул Саров, поставил чемодан, на крыльцо, бросился к машине и вернулся с букетом каких-то неизвестных ему, но красивых и приятно пахнущих цветов. — Вот, это вам, — сказал он, вручая букет.

Фрэнсис, как положено, погрузила лицо в букет и, глядя сквозь причудливые цветы, сказала:

— У меня есть калифорнийское полусладкое вино, они будут отлично сочетаться, — и, улыбнувшись: — Вы не поверите, Пьётр, за последний год мне дважды вручали антикварные кинопроекторы, но цветы — впервые.

— Охотно верю, — ответил Саров, — я поверю всему, что вы скажете.

Стейк был превосходен, толстый, хорошо прожаренный и в то же время сочный. Вино было, пожалуй, сладковато для такого мяса, но Саров не возражал, его целый день тянуло на сладкое. А после ужина потянуло еще сильнее. Какая пленка, когда напротив за столом сидит красивая молодая женщина? Никуда эта пленка не денется, шестьдесят пять лет пролежала в шкатулке и еще одну ночь пролежит, ничего с ней не сделается. Да и женщина, похоже, не против продолжения банкета, раскраснелась, глаза блестят, изогнулась, приподнимается…

— Ну же Пьётр, я сгораю от нетерпения и желания, — сказала Фрэнсис, — когда же мы будем смотреть кино? Обожаю старое кино!

Получил? Нечего губы раскатывать. Тяжело вздохнув, Саров поднялся, достал из сумки шкатулку, открыл ее, вынул бобину с пленкой.

— Не думаю, что это такое уж интересное кино, — сказал он, — сплошная говорильня, вернее, монолог, монолог Теслы.

— Обожаю слушать умных мужчин! Умный мужчина может заговорить меня до… до чего угодно. Саров немного воспрянул духом. Еще не вечер!

— У вас есть белая простыня? — спросил он.

— Вы очень спешите, Пьётр, — Фрэнсис погрозила пальчиком и сразу же: — У меня темное постельное белье, аквамариновое, антрацитово-черное. Шелковое.

— Я не это имел в виду, — несколько смущенно сказал Саров, — надо сделать экран. Чтобы было лучше видно.

— В России для этого используют простыни? — рассмеялась Фрэнсис. — Ну да, вы, русские, любите подручные средства. Это тупые американцы все покупают в магазине — дрова для камина, желтые листья, чтобы украсить стол в День благодаренья, землю для цветов, экраны, чтобы раз в год посмотреть старый фильм на антикварном проекторе. Пойдемте в студию, у меня найдется, что вам нужно.

Саров, прихватив бобину и чемодан с проектором, поплелся за Фрэнсис. Студия оказалась действительно студией, а не жилой комнатой. Один стол был уставлен какой-то электронной аппаратурой, другой — завален бумагами, на третьем, стоявшим у стены, громоздились электрический чайник, большая банка растворимого кофе, кружка, корзинка с печеньем и флакон с заменителем сахара. На полу валялось несколько листов с рисунками.

«Художница?» — подумал Саров.

— У меня легкий творческий беспорядок, — сказала Фрэнсис, — не обращайте внимания. Ставьте свой агрегат сюда.

Она быстро освободила чайный столик и выдвинула его почти на середину комнаты. Затем взяла пульт, нажала кнопку и вдоль противоположной стены сполз вниз белый экран размерам в аккурат с двуспальную простыню. Саров принялся неловко собирать проектор — а ведь в руках Сэма все казалось так просто и понятно!

— Давайте лучше я, мне эта техника немного знакома, — мягко сказала Фрэнсис и взяла деталь, которую Саров недоуменно крутил в руках.

— Насколько я понял, — сказал он, чтобы заполнить паузу, — это что-то типа хроники, вручение Тесле медали Эдисона. Интересна будет посмотреть на его лицо! Тесла ведь долго отказывался от этой награды, полагая, и, как оказалось, вполне справедливо, что все выльется в чествование Эдисона, которого всегда превозносили до небес во время этой церемонии. И действительно, тот деятель, что открывал торжественное заседание, ухитрился за время пятнадцатиминутного спича ни разу не упомянуть имени Теслы, хотя говорил о переменном токе и о перевороте в технике, который произвела система переменного тока, зародившаяся, как нетрудно догадаться, в лаборатории Эдисона. По преданию, Тесла покинул зал, и его полчаса искали, пока не обнаружили кормящим голубей на площади неподалеку.

— Все, готово, — сказала Фрэнсис, окидывая критическим взглядом проектор с заправленной пленкой. — Сейчас мы убавим свет, удобно расположимся в креслах, нет-нет, Пьётр, вы в этом, а я в этом, — показала она рукой, — и внимательно посмотрим вашу хронику.