Загадочное имя

Глава 8

– В четверг День благодарения, – напомнил Люк.

Нина мыла посуду. В тот вечер они вернулись с дачи Джесса, и, так как готовить она не умела, Люк поручил ей «грязную» работу. Он вытер посуду и стал убирать ее. Он пока не знал, куда что ставить, и она рукой в ярко-розовой резиновой перчатке указывала ему.

– Знаю, – сказала она тихо.

В его голосе звучал вызов. Она догадывалась, чего он хочет, но не была уверена, что готова к этому.

– Что ты собираешься делать, Нина?

– Обычно если я в этот день в Нью-Йорке, то иду к своим. А ты полетишь в Канзас?

– Нет, ты же знаешь: у меня концерт на телевидении в пятницу.

– О да! Я забыла. Это явный перебор, Люк. – Нина замолчала, понимая, что Люк ждет приглашения.

– Ну? – сказал он наконец.

– Что «ну»?

– Ты боишься пригласить меня к своим родителям? Рано или поздно тебе придется это сделать.

– Почему?

– Что ты хочешь сказать этим «почему»?

– Ты… Мы… Я хочу сказать…

Глаза Люка сузились. В комнате повисла напряженная тишина.

– Что? Боишься, что я им не понравлюсь?

– Нет.

– Ты боишься, что они не понравятся мне?

– Нет.

– Что же тогда, Нина?

Она нервно поежилась и не нашлась что ответить.

– Ты собираешься держать меня в спальне для личного потребления? – Люк зло посмотрел на нее, глаза его блеснули, и он громко сказал: – Ты что, намерена насытиться мной и бросить, как только надоест? Я что для тебя – забава, о которой никто не должен знать?

– Нет. Прекрати!

Он грубо схватил ее за плечи. Ее руки в хозяйственных перчатках сжались в кулаки, и она уперлась ими ему в грудь. Какое-то время они молча сердито смотрели друг на друга.

– Послушай, я проведу День благодарения с тобой в твоей… – начала она.

– Да плевать я хотел, где ты будешь есть в четверг свою индюшку, – огрызнулся он.

– Зачем ты так?

Люк отпустил ее и отошел в сторону, запустив руки в волосы. Она уставилась в пол.

– Ты не можешь уйти домой, Нина. Ты и так дома. Поэтому я хотел поговорить с тобой именно здесь.

– Что изменится от того, что ты познакомишься с моей семьей? – защищалась она.

– Дело не в этом знакомстве. – Люк глубоко вздохнул и попытался объяснить: – Рано или поздно ты должна войти в поезд, а не вскочить на подножку. Это не случайная связь и не скоротечный роман. Я не собираюсь притворяться, что это так.

– Это что – ультиматум?

– Да. Я не о том, ехать или не ехать к твоим в четверг. Я о том, что ты должна признать меня частью своей жизни, а себя частью моей. Мне нравится быть с тобой в постели, но наша жизнь не ограничивается спальней, в ней помимо этого есть друзья, семья, работа, принципы, наконец.

Нина опустилась в кресло. Она тоже не хотела мимолетной пошлой связи, но и резко изменить свою жизнь была еще не готова. На даче у Джесса они спрятались в маленький закрытый мирок, но ни один из них не мог оставаться в этом раю надолго.

Она только сейчас заметила, что на руках у нее резиновые перчатки, и недоуменно рассматривала их так, будто никогда не видела раньше.

Люк подошел к ней, наклонился и осторожно стащил их.

– Ну хорошо. Ты совсем растерялась. Тебе нужно время подумать. Наверное, нам обоим нужна спокойная ночь. Я пошел домой. Подумай над тем, что я сказал, Нина. Ты знаешь, где меня найти, если захочешь со мной поговорить. – Он легонько поцеловал ее в лоб. Когда он ушел, она осталась сидеть в той же позе.

Через несколько минут, вздохнув, она встала. Ей бросили вызов. Что ей теперь делать?

С самой первой минуты, когда Нина оказалась в его объятиях, она знала, что такой момент настанет, но старалась не думать об этом. Люк не намеревался подталкивать ее к решению вначале, не будет делать это и сейчас. Если она хочет, чтобы он остался в ее жизни, ей надо выползти из раковины и окунуться в глубокую воду.

Когда они занялись любовью в первый раз, она испытывала не просто слияние своего тела и души с телом и душой этого человека. Она чувствовала воссоединение с человеком более сильным и страстным, чем виделось ей в мечтах. Самым удивительным было то, что это чувство росло и крепло раз от раза.

Люк то сердил ее, то ставил в тупик, то забавлял. Она впадала в ярость, изнемогала от физического удовлетворения, легкомысленно веселилась, дрожала от страсти, плакала от стыда, но чувствовала биение жизни и никогда не скучала. Она не могла, болтая с ним, позволить себе отвлечься, думать о своем и отвечать автоматически. Ей всегда было нужно искать ответ. В нем скрывалось что-то такое, что вынуждало ее отдавать себя полностью. И не важно, занимались ли они любовью, ссорились, беседовали, любовались ли закатом или мыли тарелки, Нина знала: она нужна ему. И она боялась этого.

Нина стояла на краю. Готова ли она попытаться? Может, пока и нет, но она должна, должна попробовать. Люк стоил этих попыток. Она не знала, справится ли, но уйти от него сейчас было уже немыслимо. В его глазах слишком сильно светилось обещание.

Наконец она решилась. Приняла горячую ванну и позвонила родителям.

– Мама, можно я приведу с собой на День благодарения гостя?

– О, Нина! Его?

– Да, мама.

Трубку взял отец.

– Что ж, давно пора, – сказал он. – Все, кто покупает молоко и яйца, знают из этих наглых газет приятеля моей дочери, а я его еще ни разу не видел.

Нина легла спать, не позвонив Люку. Она еще не готова была к разговору с ним, не остыла после их стычки, хотя уже и решила уступить его настойчивой просьбе. Просто она пока не знала, как это высказать. Проведя в постели несколько часов без сна, она решила позвонить ему. Это лучше, чем не спать всю ночь.

Люк откликнулся на четвертый звонок, телефон у него стоял возле кровати. Вначале он был не только неучтив, но просто груб.

– Это я, – сказала Нина.

– Кто «я»? – прорычал он.

– Нина. Кто еще может позвонить тебе среди ночи?

– Не задирайся, – предупредил он. – Который час?

Она посмотрела на часы. Было три часа ночи. «Так ему и надо, – подумала она, – я тут полночи мучаюсь, а он спит сном праведника».

– Сейчас три часа. Вижу, ты засыпаешь без проблем.

– Так и есть. Я принял какое-то жуткое гомеопатическое снотворное. Кейт дала мне его на последних гастролях.

– О!

– Что тебе нужно? – спросил он нелюбезно.

– Люк…

– Нина, голубушка, у тебя все нормально? Хочешь, чтобы я приехал?

Она облегченно улыбнулась, обхватив трубку обеими руками. Он никогда ее так не называл. Он опять стал тем Люком, которого она знала. Она представила себе: лежит голый в своей большой кровати, волосы растрепаны, левая бровь чуть опущена, глаза сонные. Ей захотелось обнять его.

– Люк, где ты обедаешь в четверг?

Нина все же сумела на этой суетной неделе еще раз встретиться с Люком и даже пообедать с ним. Во время обеда она, к своему ужасу, узнала, что он не любит футбол.

– Ты не любишь футбол? – недоверчиво переспросила Нина. – Ты мне никогда об этом не говорил.

– Ты никогда меня не спрашивала.

– Как ты можешь его не любить? Что ты за человек?

– Я люблю волейбол, – примирительно сказал Люк.

– Это же совсем не то.

Они обедали в маленьком, знакомом Нине итальянском ресторанчике. После возвращения в Нью-Йорк на обоих навалилась работа. Люк записывал «Загадочное имя» на видео и пытался записать песню «Не бойся любви». Нина пела в спектаклях, работала над новой ролью, обсуждала возможный контракт на запись пластинки и вела предварительные переговоры по поводу партий и ролей будущего сезона.

Оба выглядели здоровыми, отдохнувшими. Время, проведенное наедине друг с другом, укрепило их хрупкую духовную связь. То, что начиналось как увлечение и страсть, перерастало в глубокое взаимопонимание. Люк дал ей очень многое. В их отношениях было все – восхищение, дружба, товарищество. И Нина надеялась, что и Люк получал от нее то же. Впервые в жизни человек поглощал ее не меньше, чем музыка, а ее духовный голод питало не только искусство. Она бесконечно восхищалась Люком.

В знак уважения к нему она ценой больших усилий за огромные деньги достала два билета на субботний матч и гордо продемонстрировала их Люку за обедом.

– Что же мне делать теперь с этими билетами?

– Продай.

– С ума сошел? Ты представляешь, какой ценой они мне достались? Я лучше продам свою девственность.

– Не поздновато ли? – поддразнил он.

– Ну и пусть! Сиди дома у телевизора, мне все равно. Я возьму с собой Мэттью.

– Кто такой Мэттью?

– Мой третий, самый любимый брат, между Марком и Джо. Он учил меня играть в футбол и дрался из-за меня с соседскими мальчишками. Когда я стала старше, он, прибавляя мне года, устраивал меня петь в бары и клубы. При этом Мэттью давал всем ясно понять, что, кто обидит меня, будет иметь дело с ним. Он единственный молчун в нашей семье, но это означает лишь то, что он говорит меньше других.

– Он будет дома в День благодарения?

– Будет. Он приедет из Вермонта, где славно поживает со своей подружкой. Он делает срубы из бревен, а она – сыр. Он-то уж тебя хорошенько рассмотрит – стоишь ли ты его маленькой сестренки.

– Стою ли я? Если бы он только знал, через что мне пришлось с тобой пройти!

– Джентльмены, между прочим, никогда об этом не рассказывают.

– Как ты мне не раз совершенно справедливо указывала, я не джентльмен.

В дом родителей они прибыли с опозданием. Нина хотела ехать на метро – эта дорога была ей хорошо известна, а Люк считал, что на машине быстрее и удобнее. Но он не знал район Бруклина, а Нина никогда сюда на машине не приезжала и потому была плохим штурманом. Они проплутали около часа.

– Простите за опоздание. – Люк был сама вежливость с Джулией, матерью Нины. – Нина хотела познакомить меня с Бруклином.

– Она прекрасная певица, но совершенно не умеет ориентироваться, – согласилась Джулия.

– Ты потрясающе выглядишь, мама. По какому поводу такой наряд? – Нина давно не видела свою мать так одетой.

Мария и Анджела выскочили в холл, визжа от восторга. Они схватили Люка за руки и потащили в гостиную знакомить с остальными членами семейства Ньяньярелли. Нина веселилась от души. Люк целовал сопливых младенцев, не моргнув глазом выдержал мощное рукопожатие отца, говорил комплименты таращившим от страха глаза женам и подружкам братьев Нины, старался не запутаться в именах. Даже собака во всем этом принимала участие, преданно следуя за ним по комнате.

Во время обеда стало ясно, что Люк и Джулия, пока готовили соус для жаркого и сладкий картофель, успели подружиться.

– Люк говорит, что ты сказала ему, будто я никогда не учила тебя готовить, Нина, – распекала Джулия дочь, пока Стефано резал индейку. – По правде-то говоря, Люк, когда я пыталась это сделать, она всегда отказывалась. Говорила, что станет знаменитостью, звездой и выйдет замуж за богатого человека, который будет водить ее по ресторанам.

– Мама!

Люк засмеялся, по лицу Нины догадавшись, что именно так и было. «На нее это похоже, – подумал он. – Вот и результат. Единственное, что она умеет, – это заказывать».

– Все наши мальчики научились, но она бывает такой упрямой.

– Я знаю, – сдержанно сказал Люк. – Но теперь ей придется учиться. Я не настолько богат, чтобы водить ее каждый вечер в рестораны, которые ей нравятся.

Анджела тут же влезла в разговор:

– Вы собираетесь пожениться? А…

– Хватит, Анджела, – прервал ее Стефано. – Кто любит у индейки темное мясо, кто белое?

Примерно через полчаса семья Нины забыла о своих намерениях быть благовоспитанной, и разговор принял весьма бурный характер. Началось с того, что Джо и Стефано заспорили о каких-то случившихся на этой неделе событиях в Вашингтоне. У каждого, конечно, была собственная точка зрения, и скоро за столом разразилось обычное громкоголосое побоище.

Люк изумленно наблюдал за всей этой катавасией. Нина подмигнула ему. Место между Джо и ее отцом, которое занимал Люк, обычно предназначалось ей.

– Люк, скажи этому тупому юнцу…

– Люк, ты, наверное, веришь в то…

Люк, поначалу чуть ли не силой вовлеченный в спор о политике, морали, нравах, тоже постепенно разгорячился и битый час орал вместе со всеми Ньяньярелли. Нина вздохнула и занялась едой. Она знала, что, когда он увлечется, остановится нескоро, а тут он был в своей тарелке.

Люк поймал Нину, когда вся семья усаживалась у телевизора смотреть футбол.

– Мы можем ехать?

– Но я тоже хочу посмотреть.

– Пожалуйста, Нина. Ты можешь взять у них кассету на следующей неделе. Я не хотел бы смотреть это три часа. И потом у меня жутко болит голова.

– Не верю, – с улыбкой сказала она. – Ну хорошо. Пойдем попрощаемся.

Мария и Анджела протестовали так яростно, как будто Люк отправлялся в Сибирь. Мать Нины разрумянилась и выглядела не старше дочери. Люк поцеловал ее в щечку.

– Надеемся, сынок, еще увидеться, – сказал отец, дружески хлопнув Люка по плечу.

По дороге обратно на Манхэттен Нина сидела в машине рядом с Люком, положив голову ему на плечо.

– Они всегда… такие? – спросил Люк.

– Всегда.

– Я понимаю, что заставило тебя уйти в музыку.

– Они тебе не понравились?

– Очень понравились. Но от них немного устаешь.

– От тебя тоже, – сказала она. – Ты так вписался, как будто бы родился в этой семье.

– Это только одна сторона моих многих «я», – непринужденно ответил он. – Но ведь ты знаешь, как заставить меня замолчать?

Последовала тихая возня.

– Прекрати, а то врежемся в телефонную будку.

– А твоя семья? Какая она? – спросила Нина с любопытством.

– Пожалуй, потише.

– Ну это и так ясно. Таких просто больше нет. А еще какая?

– В чем-то похожа на твою. Они фермеры, заняты по горло. На многое имеют свою точку зрения. Тоже любят поспорить. Хоть дел и невпроворот, участвуют в общественной жизни. Моя мама очень открыта и дружелюбна. Отца поймешь не сразу, но человек он добрый. Сестра веселая, сильная, красивая, работает акушеркой.

– А как прошло твое детство?

Люк немного подумал, прежде чем ответить.

– У меня отличные старики. Они разрешали мне делать все, что я хотел. Но если я во что-то вляпывался, то и выбираться должен был сам. Я рано привык к независимости. У меня было хорошее детство. Это уж потом, когда я стал подростком, тот мир показался мне тесным… Я не хотел, чтобы моя жизнь прошла на одном и том же месте, на одной и той же работе. Во мне горело желание узнать, а что там дальше, за этими полями пшеницы, как живут другие люди, о чем думают… И еще была гитара. Ты не поверишь, но я был тогда застенчив и мог выразить себя лишь в песне.

– А сейчас?

– Сейчас, как ты часто подчеркивала, я уже умею себя выразить. Ведь чувствуешь ты себя причастным к чему-нибудь или нет, зависит от твоего отношения к жизни, а музыка… С помощью ее я отдаю обратно то, что мне дает жизнь, – и хорошее, и плохое.

– Но почему именно рок?

– Потому что, хотя ты и твои коллеги с этим не согласны, рок – одна из великих музыкальных форм двадцатого века. Он одинаково доступен людям всех национальностей. Помогает говорить на языке инстинкта со всем миром так, как не может никакая другая музыка. Он помогает общаться более основательно, чем классическая музыка любой страны. Рок агрессивен, сексуален. Он бьет по самым примитивным инстинктам. Его ритм пробуждает инициативу, дает выход эмоциям. А потом, если говорить просто, он мне нравится.

– Я… Я попытаюсь, Люк. – Она прижалась к нему теснее.

– Замерзла? – спросил он.

– Нет, – охрипшим голосом сказала она. Остаток дороги Люк вел машину с сумасшедшей скоростью.

На следующее утро Нина поехала к Люку.

Дверь открыла привлекательная блондинка средних лет.

– Достаточно одного взгляда на вас, чтобы понять: вы Нина, – сказала она, очень крепко пожала Нинину хрупкую руку и втащила ее в дом. – Люк сказал, что вы воплощение и символ самого богатого магазина – «Сакса» на Пятой авеню.

– О! – Нина несколько растерялась.

– Я Кейт.

– О! Так вы и есть Кейт? Я рада…

– Кейт, – позвал Люк нетерпеливо, – мы же не закончили. – Он вышел в прихожую. – Ты не можешь… Нина! Что ты здесь делаешь?

– Доброе утро, – весело сказала Нина.

– Может быть, вам удастся втолковать ему… – вмешалась Кейт.

– Оставь ее в покое, черт возьми.

– Нина, вы, конечно, понимаете, что…

– Брось, Кейт.

– Что происходит? – спросила Нина.

– Люк считает…

– Поговорим об этом завтра, Кейт…

– Но…

– Ты хочешь испортить мне воскресенье? Придумай себе занятие получше.

– Это ведь ты позвал меня сюда, – напомнила ему Кейт.

– Что с тобой, Люк? – осведомилась Нина. – По-моему, на этой женщине нет вещей из кожи.

– Он всегда по утрам такой, пока кофе не выпьет. Вы это заметили? – спросила Кейт.

– Он очень часто кричит на меня. Но я не знала, что все дело в кофе.

– Да, – согласилась Кейт, – если бы его поклонники знали, чего стоит…

– Все, хватит. Хотя бы по очереди. Прошу одну из вас уйти. Не тебя, – добавил Люк, уводя Нину в гостиную. – Пока, Кейт. Поговорим позже. – Он закрыл дверь.

– О чем это вы? – спросила Нина, с трудом переводя дыхание.

– Дела. Скучные, надоедливые дела. Попозже расскажу.

– А почему не сейчас?

– Потому что сейчас, – он поднял ее на руки и понес спальню, – я покажу тебе, как я скучал по тебе прошлой ночью.