Загадочное имя

Глава 12

– В чем дело? – спросил Люк. Голос его звучал глухо и отдаленно.

– Ни в чем, – хмуро ответила Нина.

– Тебя что-то беспокоит.

– Просто устала.

– Так разговаривать – все равно что зубы рвать, – сказал он раздраженно.

Она действительно не собиралась ему ничего говорить. Это была ее проблема, и она не хотела, чтобы он чувствовал себя виноватым. Но Люк, как всегда, заставил ее это сделать.

– Ну хорошо. Ты хочешь знать, в чем дело? Я скажу тебе. Дело в том, что два дня назад в присутствии всей моей семьи Мария и Анджела показали мне одну бульварную газетенку. На первой странице была твоя большая и достаточно четкая фотография с одной рыжей актрисой.

Последовала длинная пауза, затем он сказал:

– Нина, ты ведь не думаешь серьезно, что я еще с кем-то встречаюсь?

– Нет, конечно, нет. Но мои племянницы очень взволновались, а родители расстроились. Мне пришлось объяснять им, что это репортерские штучки. Было куда труднее, чем когда-то оправдывать свой развод. Я была в дурацком положении. – Она тяжело вздохнула. – Это было ужасно.

– Нина, извини, – сказал он искренне. – Робин и я пошли на благотворительный концерт с этой актрисой и ее мужем. Я должен был подумать… Я уже давно перестал обращать внимание на подобную ерунду.

Нина была совершенно расстроена:

– Люк, почему бы тебе для разнообразия не фотографироваться с мужчинами?

– Я думаю, это дало бы повод для еще большего скандала, – сказал сухо Люк.

– Пожалуй. – Она снова вздохнула. – Я просто не понимаю, почему они делают все это с нами.

– Твой отец и братья уже готовы убить меня?

– Да нет, конечно. Они хотят мне верить. Просто беспокоятся за меня. Особенно после развода.

– Нина, дорогая, извини, что доставил тебе неприятности. Я буду более осторожным.

– Каким образом? – спросила она грустно. – Будешь стараться не подходить ни к одной женщине, кроме меня и Кейт, ближе чем на тридцать футов?

– Ну, это уж слишком.

Они поговорили еще немного. Наконец Нина с тяжелым чувством повесила трубку. Потом она вспомнила, что ни словом не обмолвилась о клипе. Его, наверное, это обидело. Не сказала она и о том, что уезжает выступать в Бостон и вернется не раньше следующей недели…

Они с Джорджо получили удовольствие от выступлений в Бостоне и обошли с десяток итальянских ресторанов. Нина пыталась разыскать Люка в Лос-Анджелесе, хотя знала, что это бесполезно. Он ведь, кажется, сказал, что будет всю неделю в Калифорнии. Эти проблемы все больше и больше тяготили ее. Нужно что-то срочно делать. Она должна поговорить с ним, и как можно скорее.

Последний день в Бостоне был знаменателен двумя событиями. Во-первых, репортер на радио в прямом эфире счел возможным нагло спросить ее о Люке. Во-вторых, местная газета резко раскритиковала ее выступления. Автор статьи – музыкальный обозреватель старой школы – всегда достаточно критично относился к ней, утверждая, что она зачастую жертвует вокальными моментами ради передачи характера героини.

Нина чувствовала себя совсем разбитой. Статьи, содержащие критическую оценку ее пения, появлялись и раньше, однако в этой рецензии впервые было сказано, что, может, ей не стоит петь классику.

Джорджо на своем корявом английском старался уверить Нину, что статья нелепа – просто дешевый выпад недалекого и отставшего от времени журналиста. Тем не менее заметка нанесла сильный удар по профессиональному самолюбию Нины.

Люк, конечно, не знал об этом. Нина не могла не замечать, что в ней растет раздражение по отношению к нему.

Нина сидела дома целый день, а Люк все не звонил.

Когда она наконец услышала его голос, новости были не из приятных.

– Ты будешь огорчена, – предупредил он. – Я согласился продлить гастроли на десять дней.

– О!…

– Кейт и я договорились…

– Можешь не объяснять, – прервала она его холодно.

– Отлично, – огрызнулся он.

Нина закусила губу. Она знала, что он устал и поэтому не в духе. Зачем же так разговаривать с ним, когда они оба держатся еле-еле?

Разговор был скомкан. Нина в сердцах повесила трубку. Ей нужно взять себя в руки. Конечно, у Люка на первом месте карьера. Это понятно. Разве у нее самой не так?

«Но почему я не могу быть на этом самом первом месте?» – думала Нина сердито. Она несла весь груз их взаимоотношений на себе. Вот уже четыре недели, как его нет рядом, а ей бы хотелось, чтобы он поддержал ее, когда ей задают о нем вопросы, или обнял, когда на нее несправедливо нападают.

«Перестань, перестань, прекрати, – увещевала она себя. – Он просто не знает, как тебе трудно».

«Да знает он, конечно!»

«Нет, не знает. А может, и знает. Но знает и то, что я должна научиться справляться с этим сама».

«Вот-вот. Тебе бы не пришлось иметь со всем этим дело, если бы не он. Разве не так?»

– О, Люк, Люк, Люк, – разрыдалась она.

На другой день Нина мельком видела интервью Люка по телевидению. Она не слышала его слов. Ее взор был прикован к красивой, безвкусно одетой блондинке, которую он обнимал за плечи. Женщина прижималась к нему, счастливая и гордая. Они попрощались с репортерами, и Нина видела: Люк поднял правую бровь, слушая, как женщина что-то шепчет ему на ухо, потом засмеялся и поцеловал ее в щеку.

Нина тупо продолжала смотреть на экран и после того, как Люк исчез, а ведущий продемонстрировал зрителям великолепную работу своего протезиста-стоматолога.

«Спокойно, – говорила она себе. – Оставь бредовые фантазии. Ты знаешь Люка. Он не поступит так с тобой. Он не безмозглый гитарист, который прыгает в постель к любой подвернувшейся ему фанатке. Возможно, это старая приятельница. Я позвоню ему, скажу, что люблю его, скучаю по нему, и спрошу, кто она. Признаюсь, что мне не доставило удовольствия увидеть ее с ним. Это совершенно нормально».

– И все-таки кто она такая? – спросила Нина телевизор.

Наверное, Люка не будет дома по крайней мере часа четыре. Она посмотрела на часы. В Нью-Йорке будет три часа ночи. У нее утром репетиция. Нет, она, как разумный человек, позвонит ему в Лос-Анджелес завтра.

В пять утра Нина продолжала беспокойно ворочаться в постели. «Выспаться все равно уже не удастся», – вяло думала она. Злясь на себя и не очень хорошо соображая, что делает, она подняла телефонную трубку. В Лос-Анджелесе два часа ночи. Конечно, он будет дома.

– Алло! – ответила женщина. Определенно это была не Кейт.

«Спокойно, – приказала себе Нина. – Просто попроси его к телефону. Ничего страшного».

– Прошу прощения, Люк дома?

– Да. Он сейчас в душе. А потом мы ложимся спать. Вы можете перезвонить завтра?

«Он в душе. Мы ложимся спать». Нина на какое-то мгновение потеряла дар речи.

– Я хочу поговорить с ним сейчас, – сказала она как можно спокойнее.

– Что-то срочное? Он просил, чтобы его не беспокоили. Сегодня особый вечер, – добавила девушка, чуть поколебавшись.

– Да простит меня Бог, – жестко сказала Нина, – но я должна потревожить вас обоих.

– Хорошо, если вы…

– Просто скажите ему, что я звонила.

– Кто это?

– Нина. – Она аккуратно положила трубку, а потом с яростью, удивившей ее саму, сбросила аппарат и все остальное с тумбочки.

Нина уставилась на разбросанные по полу осколки.

– Какой бедлам, – сказала она.

Ей хотелось убить Люка. За его предательство, подлую профессию, жуткий вкус. А она-то старалась со всем мириться, хотела разделить с ним жизнь, любила его! И все для чего? Чтобы он мог забраться под одеяло к какой-то дешевке из Калифорнии? И это при первой же разлуке! Душу жгло от боли и обиды.

«А может, он ни в чем и не виноват», – успокаивала себя Нина.

В конце концов, она ведь звонила, чтобы узнать, кто эта женщина. Звонила – и не спросила. Если признаться себе самой честно, то все, конечно, плохо, но она не должна была выносить ему приговор, ничего не выяснив. Она ведь дала Филиппу возможность оправдаться, прежде чем развелась с ним. И, конечно, Филипп не мог дать вразумительного ответа.

«Может, это была его массажистка или секретарь, горничная, телохранитель?»

«Брось, Нина, не будь такой наивной. Он рок-звезда».

«Перестань. Он Люк. Он не предает своих друзей. А меня-то и подавно. Он самый честный человек из всех, кого я знаю».

– Ты становишься просто шизофреничкой, – с отвращением к самой себе сказала она. – Тебе нужен отдых.

Нина ждала его звонка до самого рассвета. Он не позвонил. Она была просто убита. В конце концов усталость дала себя знать, и она задремала.

Не прошло и часа, как ее разбудил будильник. Она поняла, почему телефон не звонил ночью. Шнур был выдернут, и аппарат валялся на полу: она сама сбросила его.

– Да я просто с ума схожу, – пробормотала Нина, направляясь в душ. – Нет, я должна как следует отдохнуть от всего этого.

Она тем не менее оставила все как есть. Ей нужно время подумать, прежде чем она будет разговаривать с Люком. Он может убедить ее почти во всем, и поэтому она сама должна решить, что лучше: оставаться с ним и ждать, пока все образуется, или бросить его во имя нормальной жизни.

На другой день ей предстояла изнурительная восьмичасовая репетиция, требующая полной отдачи. Она должна сосредоточиться. Подумает обо всем потом, вернувшись домой, и позвонит Люку.

На репетиции Нина была совершенно беспомощна. Чувствуя себя несчастной, она не могла собраться с мыслями. Промучившись с ней почти все утро, режиссер отправил ее домой, велев лежать в постели, пока она не почувствует себя лучше. Нина пыталась возражать, но он ничего не хотел слушать.

Нина вернулась в пустую тихую квартиру. Аппарат по-прежнему лежал на полу. Она включила его, положила трубку на рычаг и прилегла в гостиной.

Она лежала в сумерках на кушетке и думала о Люке. Кто он и что он такое? Несколько успокоившись, Нина пришла к выводу, что ее переживания прошлой ночью были результатом большого стресса. Люк совсем не похож на ее бывшего мужа, да и вообще ни на кого. И даже если он самый сексуальный из всех мужчин на белом свете, а ночью у него в номере находится женщина, это не потому, что он обманывает Нину. Люк слишком цельная натура, чтобы предавать ее таким образом.

Она любит Люка. Он нужен ей как воздух. Она пойдет на все, чтобы быть с ним, и не даст озверелым фанатам, несносным журналистам и прочей дряни встать между ними.

У нее не было в отличие от Люка десяти лет подготовки, чтобы научиться плевать на все. Но она не настолько глупа и беспомощна, чтобы позволить разрушить свое счастье.

Конечно, было бы здорово, если бы они могли жить в вакууме, как, например, жили на даче Джесса. Но это невозможно. Ни один из них не создан для такой спокойной и незаметной жизни. Ни он, ни она не остановили бы свое внимание на человеке, мечтающем о подобном.

Нина с изумлением проанализировала происшедшие в ней перемены. Люк разбередил ей душу, научил стремиться к взаимопониманию. Ее жизнь до встречи с ним была правильной, но скучной, полной скрытой неудовлетворенности. Люк изменил все это, дал ей другое, «загадочное имя». Она теперь уже никогда не будет той холодной, сдержанной и одинокой женщиной, какой была до него. Люк заполнил ее душу, он испил ее до дна, но взамен отдал все, что у него было. Они всегда будут очень разными людьми, но останутся частью друг друга.

Так ли важно для нее, что пишут о ней бульварные газетенки, неискренние музыкальные обозреватели или сколько раз ее обед будут прерывать рок-фанаты? Ей все равно. Она знала, что ее родные какое-то время будут сомневаться в нем, но это пройдет. Он им нравится, хотя может случиться, что они не полюбят его, – ведь Люк такой неординарный, – однако доверять ему будут, так же как она.

На душе у Нины стало легко. Она была так счастлива, что, казалось, могла бы протанцевать вниз по Лексингтон-авеню или поднять на воздух весь свой дом.

И все-таки почему Люк не позвонил? Она же включила телефон. Думал, что она так и будет сидеть всю ночь у аппарата и ждать его звонка? Не понимал, что она должна сказать ему нечто очень важное?

Если бы она могла полететь в Лос-Анджелес и увидеться с Люком!… Но у нее репетиция. Она не может сорваться с места и…

– Вот именно, – сказала Нина. Она соскочила с кушетки и побежала в спальню. Схватив дорожную сумку, открыла шкаф.

Она все равно поедет – ведь можно вылететь сегодня и вернуться завтра ночью. Придется первый раз в жизни пропустить целый репетиционный день. Плевать. Она хотела быть на первом месте в жизни Люка, но как она может требовать этого от него, если сама считает свою работу главной? Она должна показать ему, как много он для нее значит. Пускай администрация оперы уволит ее. Пускай.

«Может, так не надо? Может, я еще вернусь из аэропорта?» – колебалась она.

Нина засунула вещи в дорожную сумку и закрыла ее. Надо быть с Люком, обнимать его, говорить с ним, любить его…

Схватив норковую шубу и сумку, она отнесла все в гостиную. Проверила, хватит ли денег в кошельке.

И тут в дверь позвонили.

Она надела шубу, решив отделаться от любого, кто бы ни пришел. Она улетает сейчас, и ни часом позже.

Нина открыла дверь.

– Люк! – воскликнула она.

Он выглядел ужасно. Глаза воспаленные, волосы спутаны, бледный, небритый. Невольно Нина сказала совсем не то, что хотела.

– У тебя кошмарный вид! – вырвалось у нее.

Он, хмурясь, смотрел на ее норковое пальто.

– Почему ты в этой шубе? – раздраженно бросил он. – Ведь знаешь, что я ее ненавижу.

– Люк! – Она бросилась к нему и чуть не задушила, обнимая его и покрывая поцелуями.

Не отрывая губ друг от друга, они каким-то образом сумели войти в квартиру и захлопнуть за собой дверь.

Нина прижималась к нему, чувствуя, как напрягается и твердеет его тело. Это больше всяких слов говорило ей, как он соскучился.

– Перестань, – сказал он наконец. Голос его охрип, дыхание прерывалось.

– Что? – выдохнула она.

– Перестань. Сядь вот сюда. Я хочу поговорить с тобой, – сказал он как можно тверже.

– Знаешь, я как раз собиралась…

– Мне все равно, куда ты собиралась! Это важнее.

– Но я…

– Ты никуда не пойдешь, пока мы это не выясним.

– Я… Ну хорошо.

– Я всю ночь пытался до тебя дозвониться и весь день пересаживался с самолета на самолет, чтобы попасть сюда!

– Люк…

– Я должен быть опять в Лос-Анджелесе завтра вечером.

– А разве ты не выступаешь…

– Не важно! Мне передали твое послание вчера ночью, Нина, и могу себе представить, какие мысли пришли тебе в голову.

– Я…

– Я не собираюсь обижаться и говорить, что мне больно. Нет, неправда. Мне чертовски больно! Почему ты не поговорила со мной, а бросила трубку, представив себе самое худшее?

– Ну…

– Опять не то. Я хочу сказать… Я знаю, что тебе после развода трудно доверять кому бы то ни было. Я нетерпеливый человек, Нина, но старался это понять, потому что люблю тебя.

– Ты… – прервала она с широко раскрытыми глазами.

– Перестань, пожалуйста, меня перебивать! Мне и так трудно! Который, черт возьми, теперь час? – сердито спросил он. – После того, через что мы прошли вместе, ты могла бы по меньшей мере поговорить со мной, а не бросать трубку. Это было так трудно?

– Нет.

– Нет? – Он, казалось, был сбит с толку. – Ну… Мне все равно, что мы должны сделать, но через это мы еще раз не пройдем! Я брошу концерты, подстригусь, отращу бороду и буду зарабатывать на жизнь сочинением музыки для рекламы собачьей еды, но не откажусь от тебя. Это окончательно!

– Люк, я совсем не хочу, чтобы ты это делал!

– Да, это трудно!… Не хочешь?

– Да. Ты щекочешь меня своей бородой. Я уже привыкла к твоим волосам и не хочу, чтобы ты занялся едой для животных.

Он бросился в кресло в полном отчаянии.

– Тогда чего же ты хочешь от меня, черт возьми?

– Повтори, что ты сказал раньше.

– Что?

– Всего три слова.

Он был озадачен.

– Я люблю тебя? – переспросил он с недоверием и нахмурился. – Нина, я не спал почти двое суток, пролетел тысячи миль, меня возненавидели служащие всех авиалиний от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка, я толкнул старую даму в нью-йоркском аэропорту: мне нужно было первому поймать такси в город. И хотя я часами размышлял, что сказать тебе, сейчас все забыл. Ты можешь выслушать меня?

Нина засмеялась. У него был совершенно огорошенный вид. Она скользнула ему на колени и обняла его.

– Люк, ты говорил мне, что ненавидишь мой гардероб и мою квартиру. Ты критиковал мои манеры, мои политические взгляды, мою любимую музыку, мое неумение готовить, мой характер. Почему, – она нежно его поцеловала, – ты ни разу не сказал мне, что любишь меня?

– Нина, – сказал он в полном отчаянии.

– Люк.

– Нина, я рок-певец. Поверь мне, это самое затасканное, самое расхожее, почти бранное выражение, которое есть в английском языке. Я хочу сказать, сколько раз мужчины говорили тебе эти слова…

– Любовь – это не дешевые слова, Люк.

– Нет, конечно, нет. Это все, что мы делаем вместе. Бог мой, неужели ты думаешь, что я прошел бы через все это для кого-то другого?

Нина закрыла глаза.

Он взял ее руку в свою. Голос его упал, стал мягче и серьезнее.

– Почему же я так упорно преследовал тебя, несмотря на то что ты постоянно убегала от меня? Почему хотел отказаться от всех гастролей? Почему стремился познакомиться с твоей семьей и друзьями? Почему так старался показать тебе свою жизнь такой, какая она есть? Почему – подумай – я ночами не мог заснуть, беспокоясь о том, не больна ли ты, не устала ли быть «подружкой Люка Свейна» и не бросила ли меня?

– О Люк!

Он нахмурился:

– Ты же неглупая, Нина.

Она обозлилась:

– Глупая. Почему ты раньше не говорил мне ничего подобного? Ты думаешь, легко любить мужчину, за которым гоняются все женщины Америки?

Его рука зарылась в ее волосы, и он запрокинул ее голову назад, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Не говорил, – покорно согласился он, – но ты ведь тоже молчала.

– Ты безумно упрямый, – сказала она.

– Да нет. Просто испуганный. Может, правда немножко упрямый. Но каждый раз, когда я поворачивался к тебе лицом, ты или отталкивала меня, или говорила, что никогда не сможешь приспособиться к моей жизни.

– Я так виню себя за это. Я исправлюсь.

– На это уйдут годы, – предупредил он, – может, лет сорок, пятьдесят.

– У меня нет других планов.

– Я думал, ты куда-то уходишь.

– Да. В аэропорт, чтобы попасть на первый же самолет в Лос-Анджелес.

Его правая бровь поднялась. Он усмехнулся:

– Похоже, что у нас одновременно возникла одна и та же мысль.

– Гм. – Она поцеловала его, ожидая, что он разделит с ней и следующую идею.

– Подожди. О той девушке…

– Гм. – Ее всегда интересовало что-то необычное в линии его подбородка. Да и шея…

– Это моя сестра.

Она удивилась:

– Твоя сестра? Ты не говорил мне, что к тебе приехала сестра.

– Я хотел сказать, но мы…

– Мы прервали разговор.

– Она считает, что ты свела меня с ума. – Он посмотрел на нее. – И это правда.

– Я должна была догадаться, что это сестра. Она и одета как ты. – Нина потрепала его по щеке. – Я повожу ее по магазинам, когда она приедет к тебе в Нью-Йорк.

Люк снова нахмурился, а она, легонько поцеловав его, сказала:

– У меня не было возможности поблагодарить тебя за рождественский подарок. Я имею в виду твой клип. Это действительно самый лучший подарок в моей жизни. Помнишь, ты говорил, что если услышишь от меня комплимент, то поймешь, что он искренний? Мне он очень понравился. Я думаю, что ты гений.

– Давай-давай, льсти мне. – Он прижался лбом к ее лбу и закрыл глаза.

– Очень жаль, что ты продлил гастроли на десять дней, – пробормотала она.

– Мы договорились с Кейт. Она сказала, что, если я останусь подольше, мне не надо будет возвращаться туда в этом году. Я смогу быть здесь, с тобой.

Она поблагодарила его поцелуем, но в глазах ее была обеспокоенность, и она отодвинулась от него.

– Я говорила тебе, что никогда не встану между тобой и твоей карьерой.

– Да, это будет трудновато, потому что теперь на первом месте ты.

– Я не хочу, чтобы ты прекратил свои выступления, – не отступала она.

– Вообще-то я и не собираюсь. Но не буду уезжать сразу на два месяца, не говоря уже о шести или десяти. Мои гастроли кончились, я хочу быть со своей женой.

– Хорошая новость, – сказала она, придвигаясь ближе к нему. – А я буду петь только в Нью-Йорке. Никаких выступлений за рубежом. Ну как? По-честному?

– По-честному. Что касается фанатов и фотографов… – начал он нерешительно.

– Не волнуйся, я справлюсь с ними, – сказала она уверенно.

– Справишься? – спросил он недоверчиво.

– Конечно. Я ведь даже с тобой справилась, не так ли?

– Дорогая, я несколько раз намекал: давай поженимся, а ты никогда…

– Милый, ты намекал на это с тонкостью кузнечного молота.

– Нина, – воскликнул он в отчаянии, – я люблю тебя и хочу прожить с тобой всю свою жизнь. Я негодяй и достоин наказания. Ты выйдешь за меня?

– Конечно, выйду, но оставлю свою фамилию.

– Я предпочел бы, чтобы ты ее поменяла. «Нина Ньяньярелли» ужасно трудно вставить в песню.

– Более редкое имя трудно встретить, – гордо сказала она.

– Иди ко мне. – Он стащил пиджак и расстегнул остальные пуговицы на рубашке. – У нас есть двадцать четыре часа. Как ты думаешь, сколько раз мы можем…

– Тебе же нужны силы для завтрашнего концерта.

– Посплю в самолете.

– Ты в самолете просто отдашь концы, если следующие двадцать четыре часа мы…

– Я понимаю, это звучит как преувеличение, но… прошло так много времени с тех пор… – сказал он мягко.

– Гм.

Люк выпутался из рубашки и взялся за пояс. Он колебался.

– У тебя это лучше получается, – сказал он с надеждой.

Нина усмехнулась:

– Конечно. Но пойдем сначала в спальню. Если мы поступим по-твоему, нам не хватит сил даже на то, чтобы доползти туда.

На этот раз Люк не спорил.