Глава 5

20 января 1924 года, рассвет

Первый бой


1

Странно, но Артема в сон не клонило ничуть. И курить не хотелось. Хотелось зорко всматриваться и чутко прислушиваться.

Что он и делал. Потому как — часовой! Охраняет вождя мирового пролетариата, товарища Ленина!

И нисколько не холодно, хотя мороз лютый. Знатный мороз. Но ему дали стакан крепкого чая, с сахаром, кусок хлеба и кусок сала. Там, внутри, от этого стало тепло, словно печурка греет. Ну, и тулуп, рукавицы, валенки, всё чин чином. С чего бы замерзать? Главное, не забывать растирать лицо каждые пять минут. Часов у Артема не было, но зачем ему часы? Он сам чувствовал — пора, и потому и нос, и щеки, и вообще всё-всё-всё лицо было в полном порядке.

Тишину нарушило жужжание, словно муха летит неподалеку. Да только какие мухи в январе? Машина это. Автомобиль. Прежде Артем произносил это слово по слогам, и с ошибкой — ам-то-мо-биль, но с тех пор, как на груди его светится Орден Ленина, всё стало иначе. И думается лучше, и двигается он ловчее, и мир стал простым и понятным.

Вот и автомобиль. Грузовой. И в нем, в кузове, люди, закутанные кто в рогожку, а кто и в шубу. Всё равно — как они живы? Ехать в такой-то мороз? Видно, где-то в пути останавливались, грелись. А мотор не останавливали, в такую погоду остановишь — не заведёшь.

Автомобиль подъехал к воротам. Понятно, куда же ему еще ехать, как не сюда?

Из кузова посыпались люди. Все с винтовками. Значит, начинается. Как и предупредил товарищ Ленин.

Отделился один, в овчинном тулупе, поверх тулупа обмотан платком, а лицо перекошенное.

Подошел на едва гнувшихся ногах.

— Эй, открывай немедленно! — говорит вроде бы и по-русски, а вроде бы и не по-русски. С акцентом, вот!

— Мандат давай! — сказал Артем в окошко.

Окошко крохотное, но рука с бумагой пролезет.

— Щас увидишь мандат-шмандат.

Артем на всякий случай шагнул в сторону. Вдруг у того револьвер?

Нет, не револьвер. Но и не бумага. Бомба, лемонка. Рука разжалась и убралась назад. А бомба упала прямо у ворот.

Прежний Артем бы запаниковал, но то прежний. А нынешний, не мешкая, подобрал бомбу, да и швырнул ее над воротами обратно. Посильнее швырнул, чтобы до автомобиля добросить.

А сам стал дуть в дворницкий свисток, который держал за пазухой — чтобы губы не приморозить.

Может, испортилась бомба, на морозе-то?

А, нет, не испортилась!


2

Иванов аккуратно распахнул слуховое окошко. Отсюда, сверху, автомобиль был — как на ладони. И двое у пулемета — тоже.

Пулемет, конечно, против винтовки куда сильнее. Если знает, куда стрелять. А те не знали. Да и машинка, похоже, на морозе заела.

Он прицелился, и снял первого номера. Второй оказался бойким, спрыгнул, и побежал зигзагами прочь. Только бежал он медленно, а пуля летит быстро. Он опять прицелился в полчеловека, выстрелил, отметил, что упал, и отпрянул от окна.

Стрельба снаружи была, но пули в окно не залетали. Вообще по крыше пока не стреляли.

Но он переменил позицию, прошел ко второму слуховому окошку. Приоткрыл. Отошел на три шага. Новую цель пришлось ждать минуту. Опять выстрел, опять попал.

Патронов мало, нужно беречь.

Иванов вернулся к первому окну. Удачно — кто-то пытался заползти за грузовик. Уже не заползет…


3

— Нет, на вылазку идти рано, — сказал Георгий, истопник. — Сейчас нашего противника убивают не бомбы и не пули. Сейчас нашего противника убивает мороз. Сколько на улице, товарищ профессор?

— Минус двадцать восемь по Реомюру, — ответил Осипов.

— Вот! При таком морозе смена часовых полагается каждый час! Иначе замерзнут!

— Я не замерзну, — сказал Артем.

— Вы, все мы находимся в тепле, перед выходом получаем дополнительное питание, и, к тому же, мы орденоносцы! А противник добирался к нам в открытом транспорте и приехал уже основательно замерзшим, это одна из причин, по которой сорвалась его атака. Другая причина — он не сумел застать нас врасплох, благодаря бдительности товарища Артема. Третья — грамотные действия всех защитников. Но нас мало, а врагов много, потому действовать нужно крайне осторожно. Подождем… Подождем два часа.


4

— Товарищ Ленин! Атака врага отбита. Уничтожено десять человек, с нашей стороны потерь нет. Взяты трофеи — восемь винтовок, шесть солдатских «наганов», пулемет «максим» и автомобиль. Винтовочных патронов три сотни, револьверных сотня, и три пулеметные ленты по пятьдесят патронов. Автомобиль требует ремонта, личный состав сейчас чистит и смазывает винтовки и револьверы, пулемётом займусь сам. По счастью, они не залили в кожух воды.

— Вы, товарищ истопник… Как ваша фамилия?

— Георгий Тараканов, Владимир Ильич.

— Та-ра-ка-нов… Знаете, вам нужно взять псевдоним покороче. Лучше всего в два слога. Ульянов стал Лениным, Джугашвили — Сталиным, придумайте и себе что-нибудь короткое, но запоминающееся.

— Слушаюсь, товарищ Ленин.

— Но это позже, позже. Вы ведь не простой истопник?

— Окончил унтер-офицерскую школу, воевал на империалистической в звании младшего унтер-офицера, по ранению в январе семнадцатого года признан полностью негодным. Но сейчас готов отдать за вас жизнь, товарищ Ленин!

— Не за меня, а за дело Революции. Впрочем, и об этом позже. Каковы, по-вашему, будут дальнейшие действия противника?

— Он пошлет второй отряд, не меньше взвода, скорее, роту. Проведет разведку. И подтянет артиллерию, одну или две трехдюймовки.

— Каковы наши шансы?

— Против роты с артиллерией — никаких. Они нас просто расстреляют.

— Что вы предлагаете?

— Послать в Москву за подмогой. Есть у вас верные войска, товарищ Ленин?

— Есть, есть… — Ленин помолчал, потом добавил:

— Назначаю вас командиром Новой Гвардии!

— Рад стараться, товарищ Ленин!

— Продолжайте наблюдение за окрестностями, в случае появления неприятеля немедленно докладывайте мне. И да, не забудьте о пулемёте!

— Так точно, товарищ Ленин!

— Дальнейшие распоряжения получите позднее.

По уходу Тараканова Ленин обернулся к Надежде Константиновне.

— Нет, какие же они негодяи!

— Кто?

— Все! Дзержинский, Коба, остальные…

— Разве в первый раз? Тебя предал Мартов — и где тот Мартов? Тебя предал Свердлов — и где тот Свердлов? Вот и этих ты разгонишь, как кот мышей, помнишь тот рисунок Пантелеймона Николаевича?

— Помню, — усмехнулся Ленин, и, без паузы: — А где наши доктора? Не перепугались?

— Нет. Сидят, в карты играют. А главный, Магель, слушает радио.

— Оно же поломано?

— Починили. Там нужно было рычажком — щёлк! И работает.

— Позови их сюда, поговорить нужно.

Крупская хотела что-то сказать, но передумала.

— Сейчас… — и вышла.

Загрузка...