Заговор профессоров. От Ленина до Брежнева

Профессор Поремский и «молекулярная теория»

В истории борьбы с властью в Советском Союзе была такая организация, как «Народно-трудовой союз российских солидаристов» (НТС). Этот союз был создан в 1930 году в результате конфликта поколений внутри русской эмиграции. Молодежь «восстала» против старшего поколения, по их мнению, скомпрометировавшего себя бесславным бегством из Крыма под натиском красных, созданием безликой организации под названием Русский общевоинский союз (РОВС), допустившего похищение большевистскими агентами главы РОВСа генерала А.П. Кутепова и устранение следующего лидера Союза — генерала Е.К. Миллера. Проведенная советской службой безопасности небезызвестная акция под названием «Операция “Трест”», в результате которой белоэмигрантское движение сделало ставку на созданную агентами контрразведки псевдомонархическую организацию в России, окончательно подорвала авторитет отцов-основателей РОВСа.

Молодые объединились в организацию, которую возглавил В.М. Байдалаков, бывший офицер армии П.Н. Врангеля. В нее вошли те, кто жаждал действий, а не смирения с судьбой, которое демонстрировало старшее поколение эмигрантов. К началу Второй мировой войны НТС уже являл собой разветвленную и деятельную организацию, имеющую свою программу и филиалы в столицах ряда европейских стран. Согласно своей первой программе, НТС стремился к установлению народно-трудового строя, к превращению России в правовое государство, где основа экономики — рыночное хозяйство, где социальная справедливость основана на принципе солидарности, а в понимании «энтээсовцев» — на взаимной поддержке, взаимосвязанности и соборности. Идея солидаризма, родственная социал-демократизму, противостоящая «тоталитарным учениям классовой или расовой борьбы», должна была объединить всех.

В конце 40-х годов главой «Народно-трудового союза» стал Владимир Дмитриевич Поремский. В 1920 году, когда красные взяли Крым, его семья бежала из Севастополя в Югославию. Дальше — русская гимназия в Белграде, изучение химии в Белградском университете и в Сорбонне, диплом инженера-химика, работа инженером и много, много публикаций. Научный авторитет завоевал своими трудами по молекулярным структурам. И позже, когда он всецело ушел в политику, свою теорию свержения власти коммунистов в СССР он назвал «молекулярной».

В политической жизни, как и в химии, Поремскому сопутствовали успех и признание. Перипетии жизни Поремского в первые годы Второй мировой войны изложены в его «официальной» биографии, написанной В.Г. Пушкарёвым1. «В 1941 году ВДП [Владимир Дмитриевич Поремский. — Э.М.] был задержан в Париже гестапо и препровожден под его надзором в Берлин. Здесь он получил работу переводчика и преподавателя в лагере для переподготовки военнопленных в Вустрау, находившемся в ведении Восточного министерства. При всей одиозности этого учреждения в нем, как и в других ведомствах тогдашней Германии, находились люди, не разделявшие гитлеровскую политику, сочувствовавшие возрождению национальной России и покрывавшие деятельность формально закрытого в Германии НТС. Таким образом, лагерь Вустрау, где из военнопленных отбирались работники для администрации оккупированных областей, стал на первом этапе войны средоточием подпольной деятельности НТС… Здесь Поремский в декабре 1943 г. был избран в Исполнительное бюро».

О Поремском сохранилось много воспоминаний, например Е.И. Дивнича, который в 1934—1940 годах входил в руководство НТС:

«Мне памятен случайный разговор с солидаристом В.Д. Поремским зимою в 1941 г. …Разговор происходил в Берлине за обедом в “Итальянском ресторане”… Поремский тогда работал диктором на немецком радио, где числился и я. В то время меня раздирали внутренние сомнения о моей роли. Завязался разговор. Я высказал свое мнение — не пора ли бежать от грязного дела: хозяева требуют от нас призывать советских солдат сдаваться в плен немцам. Мало того, что это ведет к поражению России, но мы еще знаем нечеловеческие условия немецкого плена. Поремский не переставал жевать спокойно, слишком спокойно для русского патриота. Так мог жевать человек, у которого совесть в полной гармонии с поступками.

— Меня это ничуть не пугает. Я совершенно сознательно призываю. Главное — свергнуть большевиков.

— Но это захват России немцами!

— Пустяки. Идея солидаризма их растворит. В русской душе, когда жизнь будет построена на солидаризме, потонут немецкие чаяния захвата. Русская водка, русская песня, русская женщина, русское радушие хоть кого переделают»2.

В лагере военнопленных в Вустрау Поремский готовил пропагандистов из русских для русских, прежде всего для армии А. Власова, бывшего советского генерала, перешедшего на сторону Германии в сентябре 1942 года. Эта работа, по сути, сделала Поремского одним из идеологов власовской армии. В «официальной» биографии Поремского говорится: «В Вустрау в противовес гитлеровской русофобской пропаганде Поремский перевел и отпечатал на ротаторе книгу немецкого философа Вальтера Шубарта “Европа и душа Востока” — о высоких духовных качествах русского народа и всемирном призвании России… Перевод этот, наряду с общей “неподконтрольностью” НТС, ставился Поремскому в вину, когда он в июне 1944 г. был арестован гестапо. Заключение он отбывал в тюрьме на Александерплац в Берлине и в концлагере Заксенхаузен. Освобожден он был вместе с несколькими другими руководителями Союза лишь в апреле 1945 года в результате личного вмешательства генерала А.А. Власова. Как человек, вхожий в западные круги и владеющий несколькими языками, он был в последние дни войны направлен Власовым на связь с англичанами в Гамбург, для ознакомления союзников с замыслом Освободительного движения. Но англичане его слушать не пожелали и заключили в лагерь военнопленных, откуда он вышел, после тяжелой болезни, лишь в 1946 году».

Что было вполне естественно. Весной 1945 года англичане любого, кто был замечен в сотрудничестве с гитлеровцами и их пособниками, рассматривали как преступника. Через год, когда началась холодная война, английская разведка оценила полезность такого специалиста для борьбы с Советами, и Поремского освободили. Британцев интересовала агентура на советской территории, которую там усердно при немцах насаждали «энтээсовские» эмиссары. На НТС обратили внимание, поддержали материально и начали разрабатывать планы совместных операций. И пока оперативная служба НТС, руководствуясь отнюдь не гуманитарными технологиями, готовила новых агентов для заброски в Советский Союз, Поремский работал над программой идеологического удара по советской власти.

Первым делом он планировал создать издательство и журнал «Посев», затем радиостанцию «Свободная Россия». Под это англичане обещали дать неплохие деньги, хотя и требовали больше агентурной, разведывательной работы. Они игнорировали понимание НТС как политической организации, видя в ней сугубо разведывательно-диверсионную структуру.

К тому времени Поремский уже хорошо понимал, что для успешной борьбы с Советами нужна перспективная стратегическая теория. Требовалось не столько установить конечную цель, сколько определить приемы, методы обрушения режима. И Поремский ее создал — «молекулярную теорию», недооцененную (а чаще непонятую) коммунистами, но принятую впоследствии американцами. Он, конечно, читал работы К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина, Л.Д. Троцкого, А. Грамши, И.А. Ильина, сочинения монахов из ордена иезуитов, «Теорию государственного переворота» К. Малапарте. Но более всего его интересовали идеи русского философа И. Ильина, изложенные им в сочинении под названием «О сопротивлении злу силою», и А. Грамши — выдающегося итальянского марксиста, размышлявшего о взаимоотношениях элиты и власти, власти и народа, о революциях и государственных переворотах.

Имя профессора И.А. Ильина (1882—1954) связано с деятельностью созданного в начале 30-х годов XX в. в русской эмиграции «Народно-трудового союза российских солидаристов» (НТС). В своей книге «О сопротивлении злу силою» (1925) Ильин исходит из известного постулата Л.Н. Толстого о «непротивлении злу насилием». Если Л. Толстой говорил о внутреннем сопротивлении злу, подразумевая под злом монархию и то лицемерное высшее общество, что господствовало в России в его времена, то для Ильина зло — советский режим, с которым нужно бороться, и не внутренним сопротивлением, но активным действием. По Ильину, именно агрессивность зла и потребность для него выливаться во внешние поступки делает недостаточным только внутреннее сопротивление ему и объясняет необходимость внешней борьбы со злом, т.е. его физического пресечения.

И в этой борьбе нравственный человек вынужден совершать неправедные поступки, в том числе и убийство — крайний случай в силовом одолении зла. Человек ведет себя неправедно, но делает это не для себя, а во имя Бога. И тем самым человек совершает благородный поступок, высокое деяние. Сопротивление злу силою и мечом, считает Ильин, не является грехом всюду, где оно объективно необходимо или где оно оказывается единственным либо наименее неправедным исходом. Утверждать, что «такое сопротивление является “злом”, “грехом” или “нравственным преступлением” — значит обнаруживать скудость нравственного опыта или беспомощную неясность мышления… Самое сопротивление злу как таковому всегда остается делом благим, праведным и должным»3.

Идеологи НТС приняли концепцию Ильина как философию идеологической и вооруженной борьбы с большевиками. Правда, ее отвергли многие русские эмигранты (в частности, З.Н. Гиппиус, С.Л. Франк и Н.А. Бердяев). Тем не менее у «энтээсовцев» теория Ильина стала популярной. Даже несмотря на саркастическое замечание Бердяева, что чекист, действующий во имя Божие, т.е. «энтээсовский чекист», опаснее чекиста, действующего во имя Дьявола. Ильинская теория сопротивления была теорией прямого действия, имевшей морально-нравственную основу.

В свою очередь в работах А. Грамши (1891—1937), теоретика марксизма, талантливого исследователя, ценно его представление о том, что власть укрепляется не столько насилием, сколько доверием элиты и народа, взаимным согласием. Но доверие и согласие — это высоты, которые приходится брать постоянно, из года в год. Не все коммунистические вожди понимали это. И поэтому особо и не дорожили доверием граждан. Они считали, что изначально достигнутое согласие народа с властью — это навечно. И они ошибались! Выразителем этого доверия, согласия является элитарная интеллигенция, «культурное ядро», объединяющее общество. И если власть отказывается от постоянного доказательства своей идейной правоты, то достаточно начать регулярно сеять идейные сомнения в умах элиты, добиваться изменения ее сознания, как появится трещина между властью и обществом, исчезнут доверие и согласие.

Читая Ильина и Грамши, В.Д. Поремский искал ответ на вопрос: что невозможно в тоталитарных условиях? Невозможны разветвленная организационная структура, разделение функций, система подчинения и связи для борьбы с режимом. Но, может быть, структура организации и не столь важна, когда есть единство идей и действий?

Но чтобы достичь единства идей, а потом и действий, рассуждал Поремский, сначала нужна духовная работа человека над собой. С нее все начинается. В работе Ильина «О сопротивлении злу силою» он выделяет тезис, что борьба со злом прежде всего есть «процесс душевно-духовный», а физическое пресечение зла имеет значение «лишь в системе верно направленного социального воспитания»4. Теория Поремского, в которой организационная структура сопротивления сводится к минимуму, а главным признается влияние на человека, воспитание его в нужном направлении, его духовная работа над собой, подразумевает, что в этом случае люди одной идеи, одного духа тянутся друг к другу, как молекулы, в конечном счете превращаясь в духовный монолит, противостоящий власти. А влиять на людей, воспитывать их в верном направлении может некий центр за пределами страны, используя коммуникации, для которых нет границ (в то время это были печатное слово и радио).

Основные направления такого социального воспитания Поремский и заимствовал у Ильина. Во-первых, сопротивляющийся должен развивать в себе чуткость и зоркость для распознания зла и для отличения его от явлений, внешне сходных с ним. Во-вторых, сопротивляющийся должен стремиться к постижению техники внутреннего одоления зла, ибо только тот, кто владеет этой техникой, сможет верно разрешить вопросы социального воспитания. В-третьих, выбирая средства борьбы, сопротивляющийся всегда должен начинать с духовных средств, нисходя к мерам внешней борьбы, лишь когда духовные средства оказываются недостаточными. И наконец, сопротивляющийся должен постоянно проверять подлинные мотивы своей личной борьбы со злом, должен быть уверен в том, что от этого зависит и предметное постижение противостоящего зла, и овладение духовной техникой борьбы, и выбор средств, и осуществление самой борьбы5. Когда в стране число людей-«молекул» достигает значимой величины, власть теряет социальную опору и становится неустойчивой, считал Поремский.

К началу зимы 1949 года Поремский закончил работу над рукописью под названием «К теории революции в условиях тоталитарного режима». А потом появилась концепция, которую он назвал «молекулярной теорией» (инженер-химик, он и в политику привнес образ молекулы, взаимодействующей с системой). Но его «молекулярная теория» — это, по сути, теория Грамши, переработанная для условий холодной войны. Под влиянием идей Грамши Поремский поделил свою «молекулярную теорию» на две части: для властной элиты и для массы, которая включает в себя интеллигенцию, как элиту второго уровня.

Политическая борьба в СССР и «молекулярная теория» для элиты

На чем держится власть господствующего класса? Оказывается, считал А. Грамши, не только на насилии, но и на согласии. А согласие не есть однажды (сразу после взятия власти) достигнутая величина. Как раз это и недооценивали коммунистические правители. Согласие — величина меняющаяся, динамичная. Поддержание согласия требует непрерывных усилий. Достичь согласия или подорвать его можно постоянным влиянием на «культурное ядро» общества, т.е. на «элитарную интеллигенцию». Стабильность «ядра», достигнутая коллективной волей, создает то самое согласие, которое цементирует общество. А вот если раскалывать «ядро» регулярным воздействием маленьких идеологических «диверсий», можно достичь революционных изменений в сознании элиты. И власть зашатается.

Если обратиться к истории политической борьбы в Советском Союзе в конце 20-х и особенно в 30-х годах XX в., можно найти подтверждение теоретическим постулатам Грамши.

В.Д. Поремский это тоже увидел, когда начал вникать в перипетии разногласий Сталина и его политических противников. Он тоже считал, что своими постоянными политическими выпадами Л.Д. Троцкий, Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, Н.И. Бухарин, А.И. Рыков, Г.Л. Пятаков и К.Б. Радек пытались расколоть партию, правящую элиту. У Сталина и его единомышленников была одна политическая позиция, у этих людей — иная.

В историографии сталинский курс нередко именуется «новым революционным курсом»6. Это оказался курс на создание сильного национального государства на экономической основе социализма. Сталин считал, что можно построить социализм в одной стране, что означало бы приспособление социализма к национальным интересам, особенностям, менталитету России и других республик, объединенных в СССР. С самого начала этот курс был нацелен на создание собственной тяжелой промышленности, крепкой обороны, на развитие собственной науки и культуры.

Марксистская, интернациональная идеология теперь дополнялась национальной идеологией, связанной с историей становления императорской России (Сталин особо подчеркивает историческую роль К. Минина и Д. Пожарского в изгнании поляков из Московского Кремля в 1612 году, в укреплении независимости Российского государства).

Тогда, в середине 30-х годов, попали в опалу историки школы академика М.Н. Покровского, отстаивавшие принципы классовой борьбы во взгляде на историю России, и получили поддержку ученые и деятели искусства, видевшие исторический путь России как развитие государственности7. Меняется содержание учебников истории, на экраны страны выходят фильмы об исторических деятелях России. Сталин делает символичный жест — сначала возвращает лампасы казакам, а в 1943 году — погоны армии.

Что проповедовали Троцкий и его соратники-последователи, как левые, так и правые? Эклектику идей, среди которых главной была теория «перманентной» революции. Была и идея продолжения «новой-старой» экономической политики с частным производством, крепким хозяином, с концессиями для западных миссионеров, с сырьем для Запада, с развитием легкой и пищевой промышленности. И все это под бухаринским лозунгом: «Обогащайтесь!»

Троцкий стал злейшим разоблачителем Сталина: «Новая теория победы социализма в одной стране ведет к предательству международной революции ради сохранения безопасности СССР»8. Сильный Советский Союз, строящий самостоятельно новую цивилизацию, новую систему отношений, где определяющими становились понятия «государство», «социализм» и «патриотизм», претил Троцкому, мечтавшему о баррикадах на площадях Вены, Парижа и Шанхая.

В 1936 году в первом номере парижской эмигрантской газеты «Новая Россия» Г.П. Федотов с нескрываемым удовольствием написал о громкой «всероссийской пощечине», которую получил Бухарин за оскорбление России, состоявшее в том, что в своей статье, посвященной В.И. Ленину, он назвал русский народ «нацией Обломовых», «российским растяпой», у которого «азиатчина и азиатская лень» сделались главной чертой характера. Газета «Правда» определила бухаринскую точку зрения как гнилую и антиленинскую, а о русском народе сказала, что его нужно ценить не только за его «революционную энергию», но и за грандиозность его государства, за его гениальные художественные творения.

Сталин выслал Троцкого за границу, а его соратников одного за другим уничтожил. Но за идеи не уничтожают! Уничтожают, считал Сталин, если носители этих идей раскалывают ядро правящей партии, если они выступают агентами влияния и заражают своими взглядами властную элиту и массы.

Больше всего Сталина возмущало их лицемерие: публично говорить о верности курсу партии, а в своем кругу договариваться о противодействии генеральному курсу. Именно об этом был снят кинофильм «Великий гражданин» (1938 г.). Сталин, пожалуй, был первым властителем в мире, кто догадался превратить художественное кино в инструмент политической борьбы. Талантливые актеры в талантливом фильме — что может быть лучше для политического воспитания масс, когда партия борется с оппозицией, считал вождь.

Сталин читает сценарий будущего фильма и потом пишет письмо руководителю Комитета по делам искусств и кинематографии для передачи авторам (сценаристу и режиссеру Ф. Эрмлеру, сценаристам М. Блейману и А. Большинцову):

«Сценарий т. Эрмлера («Великий гражданин”) читал. Составлен он, бесспорно, политически грамотно. Литературные достоинства также бесспорны.

Имеются, однако, ошибки.

1. Представители “оппозиции” выглядят как более старшие физически и в смысле партийного стажа, чем представители ЦК. Это нетипично и не соответствует действительности…

<…>

3. Упоминание о Сталине надо исключить. Вместо Сталина следовало бы поставить ЦК партии.

4. Убийство Шахова не должно служить центром и высшей точкой сценария; тот или иной террористический акт бледнеет перед теми фактами, которые вскрыты процессом Пятакова — Радека…

Центром и высшей точкой сценария следовало бы поставить борьбу двух программ, двух установок: одна программа — за победу социализма в СССР, за ликвидацию всех остатков капитализма, за независимость и территориальную целостность СССР, за антифашизм и сближение с нефашистскими государствами против фашистских государств, против войны, за политику мира; другая программа — за реставрацию капитализма в СССР и свертывание социалистических завоеваний, против независимости СССР и за государственное расчленение СССР в угоду фашистским государствам, за сближение с наиболее сильными фашистскими государствами против интересов рабочего класса и в ущерб интересам нефашистских государств, за обострение военной опасности и против политики мира.

Дело надо поставить так, чтобы борьба между троцкистами и Советским правительством выглядела не как борьба двух котерий (котерия — сплоченная группа лиц, преследующих своекорыстные цели. — Авт.) за власть, из которых одной “повезло” в этой борьбе, а другой “не повезло”, что было бы грубым искажением действительности, а как борьба двух программ, из которых первая программа соответствует интересам революции и поддерживается народом, а вторая противоречит интересам революции и отвергается народом.

…Сценарий придется переделать, сделав его по всему содержанию более современным, отражающим все то основное, что вскрыто процессом Пятакова — Радека»9.

Носителем оппозиционной программы, которая, по Сталину, противоречит интересам революции и отвергается народом, в фильме выступает секретарь Ленинградского обкома партии Карташов, трибун, истовый революционер: «И близок час — на площадях Шанхая, Берлина, Вены заполыхают знамена нашей победы… Мы начнем, а наши братья на Западе — закончат!»

Идеи Троцкого звучат с экрана.

Но у Карташова конфликт с другим партийным секретарем — Шаховым, в образе которого угадывается С.М. Киров. Шахов озабочен исключительно земными делами: выпуском новых тракторов, порядком на производстве, производственными планами, развитием рационализаторства и изобретательства.

Карташов пытается объяснить Шахову: «Вся наша стратегия родилась из расчета на мировую революцию. А мы занимаемся мелочами, говорим о подъеме промышленности, техническом прогрессе в этой России, в этой толстозадой, неповоротливой стране. И еще говорим, что строим социализм. Так дальше продолжаться не может».

Это повторение слов Бухарина о «народе-растяпе», «нации Обломовых» с ее «азиатской ленью».

Конфликт Карташова с Шаховым приехал разбирать некто Максим, человек из Москвы. Как полагается, этот представитель Центральной контрольной комиссии встречается с рабочими, выступает перед ними.

«Максим. Чего они хотят, Карташов и его единомышленники? Ответить просто и сложно… Сложно, потому что всем этим занимаются не кулаки, не “керзоны”, не офицеры с погонами, а люди, которые называют себя товарищами, членами партии. Что бы ими ни руководило — трусость, неверие, подлость, — это нам сейчас неважно. Психология потом. Нам важно знать одно. Они стоят поперек дороги… Нет, я не так сказал. Не стоят поперек, а они суетятся в обозе, хватаются за колеса, чтобы задержать поступательное движение… и орут при этом бодрыми голосами: вперед, вперед! А сами думают: назад, назад… Клянясь именем партии, именем Ленина, клянясь в верности ЦК, они пытаются провести на съезд свою делегацию, чтобы от вашего имени бороться с ЦК. Только подумайте, какая иезуитская тактика! Не оглашая своей программы, пробраться на съезд, любыми мерами сколотить большинство, чтобы овладеть… Центральным комитетом нашей партии.

Старый рабочий. Если они в наше дело не верят, то продадут.

Максим. Попробуем, товарищи, решить простую задачу… Предположим, что к власти приходят люди, которые говорят, что они революционеры, и в то же время не верят в возможность построения социализма. Спрашивается, что же они будут строить?.. Наша задача, товарищи, проста. Надо заставить их говорить перед народом так, как у себя в кабинетах».

Даже через много лет после выхода этого фильма на экран новых Карташовых заставить говорить перед народом, как у себя в кабинете, так и не удалось. Ну разве не роднит идеолога советской перестройки 80-х годов, секретаря ЦК партии А.Н. Яковлева с образом Карташова такое его признание:

«Я в качестве железного правила занял следующую позицию: осторожность, осторожность и еще раз осторожность… Сюда вкладываю простую формулу: смело идти на практические дела демократического характера и одновременно утверждать, что делается это ради укрепления социализма… а не противно ли было притворяться и разыгрывать из себя дурачка? Да, противно. Но, может быть, кто-то знает более эффективный путь с точки зрения конечного результата?»10

В 1927 году Карташов в своем кабинете говорил проще: «С их лозунгами — к нашим целям». По его логике выходит, что самый эффективный путь для достижения результата — делать одно, а говорить другое, маскируя делаемое словами-прикрытиями. Чтобы завороженная публика очнулась, когда дело сделано. Высший класс манипулирования. В 30-е годы таких манипуляторов более искусный манипулятор Сталин называл двурушниками и подводил к расстрельной черте.

Они ведь как защищались: «Я этого не говорил!» А аргумент Шахова, да и Сталина: «Но ты, очевидно, так думал». Угрозой кровавой расправы НКВД заставлял их на судебных процессах говорить и то, о чем они говорили в своем кругу, и то, о чем не говорили, но о чем могли думать. Следствие, суды превратились в жестокий инструмент политической борьбы.

Удивительно, но Поремскому удалось посмотреть фильм «Великий гражданин» в мае 1939 года в Париже, на Международной антифашистской конференции. Его зацепила все та же фраза о том, что надо оппозицию заставить говорить перед народом так, как они говорят у себя в кабинетах. Когда он работал над своей «молекулярной теорией», не раз вспоминал эту фразу. По Грамши, стабильность правящего «ядра» при тоталитарном режиме можно расколоть многократными усилиями оппозиционных элементов. Но, добавлял Поремский, при одном условии: говорить они будут одно, а делать другое. И когда масса этих дел достигнет критического предела, «ядро» расколется. Вот такую оппозицию и надо взращивать в коридорах власти.

Но как такую гибкость взрастить у советской элиты? Раздвоенным образом жизни, подсовывая ценности западного мира, отвечал себе Поремский. Пусть элита чаще ездит на Запад, наслаждается его воздухом, сервисом, товарами… А в придачу — пусть знакомится со взглядами и мнениями западных интеллектуалов, литераторов, художников, даже получая их в форме материалов «для служебного пользования», что кладут на стол большим руководителям. И конечно, надо внимательно наблюдать за советскими деятелями, чтобы вовремя заметить появление у них иных взглядов на политическое развитие страны, ее экономику, культуру. А заметив новые настроения, надо попытаться развить их, говоря о новых взглядах в западной прессе, в подпольных изданиях и радиопередачах для СССР. Важно поддержать инакомыслящих.

Вряд ли после Сталина новые вожди были готовы «воспитывать» правящую элиту, руководствуясь тезисом: «Надо заставить ее говорить перед народом о том, что она скрывает в кабинетах». Ну а если новых взглядов долгое время не обнаружится, почему бы не приписать их нужным людям и не объявить об этом по радио или в газетах? Главное, чтобы однажды ключевые фигуры советской элиты, говоря «правильные» фразы и также привычно проклиная про себя все коммунистическое, сделали первый шаг против коммунистической идеи. И все пойдет как надо.

«Молекулярная теория» для массы

Определившись с «перевоспитанием» политической элиты, надо подумать, как повлиять на массу. Вначале В.Д. Поремский устанавливает то, что невозможно в тоталитарных условиях. Невозможна разветвленная организационная структура с ее разделением функций, системой подчинения и связей для борьбы с режимом. Но, может быть, структура организации и не столь важна, когда есть единство идей и действий? Если эффективность организации, рассуждает Поремский, равна произведению трех факторов — структуры, единства идей и единства действий, — то такую же эффективность можно получить, уменьшив первый фактор и увеличив последние два.

И в этом суть организации «молекулярного» типа. Она становится неуязвимой из-за сведения к минимуму структуры внутри страны-противника. Ведь любая «организация» всегда вызывает интерес органов безопасности. А когда ее нет, когда существует лишь некий центр за пределами страны, который направляет «молекулам» — жителям этой страны безадресную информацию, чтобы усилить единство их взглядов и индивидуальных действий, то сопротивление режиму становится невидимым. При определенных условиях создается единство взглядов, настроений «сопротивленцев», этих людей-«молекул», что способны в час «X» поднять массы. Сами же люди-«молекулы» сигнализируют другим «молекулам» о своем существовании безадресно: распространяя листовки, подпольную литературу, рисуя символы, делая надписи в публичных местах11. В нынешних условиях спасением для них стали бы социальные сети.

Чтобы усилить единство идей, следует как можно более широко распространять простые и одновременно стандартные ответы на вопросы «против чего» и «за что» бороться. Ответы должны быть помечены единым символом — НТС и единой целью — национальная или так называемая народно-освободительная революция. Единство действий в свою очередь предусматривает, по мнению Поремского, самообразование, общение в группах из двух—четырех человек («кухонные разговоры»), продвижение на выгодные в будущем позиции.

По мере роста числа «молекул» самые активные из них перестают лишь пассивно принимать безадресные сообщения от зарубежного центра, а вступают с ним в конспиративную обратную связь, создавая «каркас» организации. Насыщение страны-противника «молекулами», делает вывод Поремский, изменяет психологический климат в обществе, вселяет веру в собственные силы, подтачивает могущество коммунистической власти и, главное, создает условия, при которых взрывные ситуации станут возможными даже при небольших выступлениях, забастовках, демонстрациях, митингах.

Один из соратников Поремского, участвуя в представлении «молекулярной теории» на заседании руководства «Народно-тру­дового союза», так выразил ее суть: «Совершенно очевидно, что при достаточной мощности пропагандистского потока, оформляющего стремления и чаяния людей, можно настроить их так, что они будут играть как хорошо срепетировавшийся оркестр, без дирижера, что, обходясь минимумом организационных начал, можно добиться накопления политического потенциала, который Поремский удачно сравнивает с постепенным охватом молекул переохлажденной жидкости, так называемым «предкристаллическим состоянием» (отсюда и название его идеи — «молекулярная теория», или доктрина). В этой «организации без организации», в элементарной солидарности единомышленников, в готовности искать не то, что разделяет, а то, что объединяет людей, лежит ключ к успеху общего дела»12.

«Молекулярная теория» Поремского своей масштабностью опередила время и в полной мере оказалась востребованной позже — с появлением виртуальных технологий, значительно уменьшающих зависимость от организационных структур во влиянии на людей. Хотя элементы ее НТС начал использовать уже в 50-е годы XX века.

Гарвардские профессора и люди из ЦРУ в войне с советским патриотизмом

Вот уж воистину, когда смолкают пушки, за дело берутся специалисты по связям с общественностью, командующие пропагандистами, литераторами, публицистами, кинодеятелями. Теперь сражения переносятся на страницы исторических изысканий, популярных книг, на теле- и киноэкран и в речи государственных деятелей. И глядишь, через десятилетия проигранные сражения для проигравших выглядят почти победами.

Сразу после окончания Второй мировой войны генералы, командовавшие американскими войсками в Европе, озаботились созданием истории участия США в этой войне. Для выполнения столь важного генеральского заказа, патроном которого выступило Центральное разведывательное управление, начали приглашать ученых. Но сочинение трудов о войне оказалось лишь частичкой «научной» деятельности ЦРУ. Разведчики были озабочены привлечением профессорских умов для выработки оценок ситуации в мире и стратегических рекомендаций в борьбе с коммунистической экспансией (по их терминологии). Для этого в 1949 году создали Управление национальных оценок. И первыми туда пришли гарвардские профессора во главе с Дж. Конантом.

Если есть впечатляющий миф об американском профессоре, так это о Конанте. Постоянно погруженный в себя, прагматик до мозга костей, замкнутый индивидуалист и открытый полемист. Научное тщеславие поднимало его по научно-карьерной лестнице. Только американский профессор, следуя мифу о себе, мог молвить такое: мы осилим СССР, и это будет нашим триумфом до конца столетия13.

С чем столкнулись профессора из Управления национальных оценок в конце 40-х годов, когда изучали ситуацию в СССР? Со стратегической сталинской идеей противостояния космополитизму в идеологии, культуре и образовании. Для советского общества и в отношениях с Западом И.В. Сталин всегда выдвигал стратегическую идею борьбы и противостояния. Была идея построения социализма в одной отдельно взятой стране, потом, в предвоенное время и в годы войны с гитлеровской Германией, идея русского патриотизма. И вот теперь — идея борьбы с космополитизмом, как идея уже советского патриотизма в новых условиях. Сталин ее определил в ответ на тезис об объединении англоязычных народов перед советской угрозой, прозвучавший в той исторической речи У. Черчилля в Фултоне, что положила начало холодной войне.

В разгар холодной войны правительство США вложило огромные средства в секретную программу пропаганды в сфере культуры в Западной Европе и касающуюся Советского Союза. Руководило такой пропагандой Центральное разведывательное управление (ЦРУ) США. Этот вывод делает английский историк Фрэнсис Стонор Сондерс в своей книге «ЦРУ и мир искусств: культурный фронт холодной войны», вышедшей в России в 2013 году. Как пишет Ф. Сондерс, организатором этой тайной кампании стал Конгресс «За свободу культуры», который управлялся двумя управлениями ЦРУ — координации политики (Фрэнк Уизнер) и международных организаций (Том Брейден). Конгресс «За свободу культуры» имел отделения в 35 странах, издавал более 20 престижных журналов, обладал новостными и телевизионными службами, занимался книгоиздательской деятельностью, проводил международные конференции, выставки художников, музыкальные фестивали, кампании награждения призами самых ярких деятелей культуры и искусства.

Предтечей Конгресса стал некий консорциум — широкое и влиятельное сообщество интеллектуалов, политических стратегов, корпоративной элиты, пронизанных университетскими связями «Лиги плюща» (объединение старейших университетов, куда входил и Гарвард), в котором однажды появился организационный центр действия, собственно сам Конгресс. Это сплоченное сообщество интеллектуалов работало рука об руку с ЦРУ для одной цели: защитить мир от коммунистической заразы, отвлечь интеллигенцию Западной Европы от увлечения марксизмом и коммунизмом, привести ее к восприятию «американского образа жизни» и облегчить продвижение интересов США в мире. Эти интеллектуалы считали, что мир нуждается в мире по-американски — в Pax Americana, «новой эпохи Просвещения, которая могла бы называться “американским веком”»14.

Борьбу за «американский век» вело прежде всего ЦРУ, с порожденными ею структурами, вроде Конгресса «За свободу культуры». Появившееся после УСС (Управления стратегических служб — американской разведки в годы Второй мировой войны), ЦРУ оказалось больше чем разведка. ЦРУ стало инструментом тайной политической и идеологической борьбы за интересы США во всем мире. Именно такое направление деятельности получило ЦРУ во времена, когда его директором стал Аллен Даллес, «человек коварный, безжалостно честолюбивый и хронический прелюбодей», — по выражению американского исследователя Тима Вейнера15.

Элиту ЦРУ также составляли члены «Лиги плюща», этого университетского объединения, которые находили кадры для Управления в советах директоров компаний, академических учреждениях, ведущих средствах массовой информации, в юридических фирмах. Они были воспитаны «на принципах интеллектуальной мощи, спортивной удали, благородного обхождения и твердой христианской этики»16.

Ф. Сондерс довольно-таки точно выразила суть этих людей: «В долгих разговорах, подогреваемых интеллектуальной страстью и алкоголем, их видение нового мирового порядка начало обретать форму. Ориентированные вовне, исполненные духа соревнования, резкие, эти люди обладали неколебимой верой в свою систему ценностей и долг предложить ее другим. Они были патрициями современной эпохи, паладинами демократии и не видели в этом никакого противоречия. Это была элита, которая направляла американскую внешнюю политику и формировала законодательство внутри страны. Через интеллектуальные центры, фонды, правления, членство в джентльменских клубах эти мандарины были прочно связаны друг с другом как принадлежностью к организациям, так и общей верой в свое превосходство. Их задачей было установление, а затем оправдание послевоенного Pax Americana. И они были верными сторонниками ЦРУ, которое стало быстро укомплектовываться их школьными друзьями, товарищами по бизнесу, а также старыми бойцами из УСС»17.

И здесь надо сказать о главном герое, выразителе взглядов американской элиты того времени — Джордже Кеннане. Этот ученый, дипломат, конструктор известного «Плана Маршалла», руководитель аппарата политического планирования Госдепартамента США, был одним из ведущих политиков, соратников Даллеса в деле создания ЦРУ и определения его стратегии. Ф. Сондерс ссылается на его известную публикацию «Статья Х» в журнале «Форин Аффэрс», где он сформулировал идею первых лет холодной войны с СССР. Утверждая, что Кремль с его «фанатичной идеологией» стремится к доминированию в мировом пространстве, он предложил политику «устойчивого противодействия», «твердого и бдительного сдерживания», где предусматривалось «максимальное развитие пропаганды и техник политической борьбы»18.

В рамках этих техник и родился в июне 1950 года Конгресс «За свободу культуры», который стал инструментом «организованного интеллектуального сопротивления коммунизму»19.

Еще до официального рождения Конгресса ЦРУ остановилось на идее, что с коммунизмом и коммунистами могут лучше всего бороться бывшие коммунисты. Потом в консультациях с бывшим коммунистом А. Кестлером, автором романа «Слепящая тьма» о сталинских репрессиях, эта идея трансформировалась в концепцию использования «некоммунистических левых» в идеологической борьбе. Они, некомунистические левые, стали ведущими активистами Конгресса. А возглавили Конгресс Майкл Джосельсон, агент ЦРУ, бывший закупщик универмага, в годы войны офицер службы пропаганды, теперь ставший, по выражению Ф. Сондерс, — «Дягилевым американской антисоветской культурной пропаганды»; и композитор Николай Набоков, двоюродный брат писателя Владимира Набокова, — в должности генерального секретаря Конгресса. В 1950 году Управление координации политики ЦРУ утвердило Конгресс «За свободу культуры» в качестве постоянного органа со штаб-квартирой в Париже. На проекты Конгресса тратились миллионы долларов. В связи с этим Ф. Сондерс отмечает, что основные усилия ЦРУ по мобилизации культуры в качестве орудия холодной войны были направлены на культивирование и систематическое развитие некоего сообщества, состоящего из благотворительных фондов, коммерческих корпораций, разных учреждений, «частных групп», «друзей» и лиц, которые работали в тесном взаимодействии с ЦРУ, чтобы обеспечить прикрытие и выделение средств на секретные программы в Западной Европе20.

Ведущим направлением деятельности Конгресса было завоевание интеллигенции в странах Восточной и Западной Европы и в Советском Союзе. Для этого предусматривалось издание целого ряда журналов, на страницах которых выступали выдающиеся интеллектуалы, писатели и художники. Называются Джулиан Хаксли, Мирча Элиаде, Андре Мальро, Гвидо Пьовене, Герберт Рид, Аллен Тейт, Лайонел Триллинг, Роберт Пен Уоррен, У.Х. Оден, Торнтон Уайлдер, Джаяпракаш Нароян — и многие другие светила того времени, которые украшали страницы «Инкаунтера», «Прев» и множества других журналов, созданных Конгрессом или аффилированных с ним. С 1955 года начал издаваться ежемесячный бюллетень «Советское обозрение» под редакцией историка Уолтера Лакера, одного «из лучших международных экспертов по Советскому Союзу»21.

«Настоящая загадка — как эти журналы работали, — сказал один агент ЦРУ. — Все эти интеллектуалы не собрались бы даже на коктейльную вечеринку вместе, но все они работали в “Инкаунтере”, “Темпо Пресенте”, “Прев”»22.

Конгресс использовал мощное средство продвижения идей, минуя границы государств, — политические и культурные программы радио, где давалось слово интеллектуалам. Конгресс активно искал союзников в Голливуде, которые понимали «проблемы пропаганды США» и могли «умело вставить в свои сценарии и действия нужные идеи». К январю 1954 года уже был определен список таких «друзей», куда вошли Дэрилл Занук от кинокомпании «Фокс», Барни Балабан, президент компании «Парамаунт», Николас Шенк, президент компании MGM, Мильтон Рэкмил, президент компании «Юниверсал», Гарри Кон, президент компании «Коламбиа Пикчерс», Уолт и Рой Дисней из Американской ассоциации кинокомпаний23.

Особое направление деятельности Конгресса была работа с писателями и книгоиздание. «Книги отличаются от всех других средств пропаганды, — писал начальник Отдела тайных операций ЦРУ, — в первую очередь потому, что одна книга может изменить отношение читателя и его дальнейшие действия до такой степени, какой невозможно достичь с помощью другого средства. [Таким образом] книжное производство становится самым важным орудием стратегической (долгосрочной) пропаганды»24. Тайная программа книгоиздательства была запущена ЦРУ со следующими целями: «Добиваться издания книг и их распространения за рубежом, не раскрывая какого-либо влияния со стороны США, путем тайного субсидирования зарубежных изданий или книжных магазинов. Добиваться издания книг, “незараженных” какой-либо открытой формой привязки к правительству США, особенно если позиция автора является “деликатной”. Добиваться издания книг, руководствуясь оперативными соображениями, независимо от рентабельности этих книг. Стимулировать и субсидировать местные национальные или международные организации для публикации и распространения книг. Стимулировать написание политически значимых книг неизвестными иностранными авторами — либо путем прямого финансирования автора, если возможны тайные контакты с ним, либо косвенно, через литературных агентов и издателей»25. А в 1977 году «Нью-Йорк таймс» писала, что ЦРУ было причастно к изданию по крайней мере тысячи книг26.

В начале 1951 года Николай Набоков разработал план проведения масштабного фестиваля искусств «Шедевры ХХ века», где музыке отводилась большая часть. Фестиваль начался в апреле 1952 года с исполнения произведения Игоря Стравинского «Весна священная» Бостонским симфоническим оркестром. В течение всего апреля в Париже прозвучали сотни симфоний, концертов, опер и балетов, созданных композиторами ХХ века. Девять симфонических оркестров, американских и европейских, исполняли произведения этих композиторов. Но особенность музыкального фестиваля была в том, что там исполнялись произведения Арнольда Шенберга, которого в 1933 году выселили из Германии как еврея и композитора «декадентской музыки», о которой советские критики говорили, как о «негармоничной», «хаотичной», «бессодержательной»; исполнялись сочинения Пауля Хиндемита, также бежавшего из фашистской Германии и чью музыку также отрицала советская музыкальная критика, как и музыку Клода Дебюсси, тоже исполняемую на фестивале и в которой, по выражению журнала «Советская музыка», господствовали «цветы зла модернизма»27. По схеме этого музыкального фестиваля проводились и будущие музыкальные мероприятия, организуемые Конгрессом.

Изобразительное искусство — отдельная сфера деятельности Конгресса «За свободу культуры». Почти все директора западноевропейских художественных музеев были включены в комитет искусств Конгресса. Самая большая его акция — это создание вместе с американским музеем современного искусства нового направления в изобразительном искусстве — абстрактного экспрессионизма. Союзниками музея здесь выступили фонд Рокфеллера и журнал «Лайф», который выдвинул идею «свободного предпринимательства в искусстве», выразив ее в образе и стилистике абстрактного экспрессионизма. Экспорт этого направления предусматривал международную пятилетнюю программу, которая включала проведение 33 международных выставок работ современных американских художников и скульпторов, где более всего звучали имена Джексона Поллока, Марка Ротко, Ива Кляйна, Франца Клайна, Марка Тоби, Джоан Митчелл, Роберта Мазервелла, Стюарта Дэвиса, Адольфа Готлиба. Самая большая из них — была выставка в рамках парижского фестиваля Конгресса, основная идея которой выражалась так: «Будут представлены шедевры, которые не могли быть созданы в СССР и гитлеровской Германии — тоталитарных странах». Эта идея потянула за собой темы ключевых посланий для средств массовой информации: «Абстрактное искусство — плод демократии», «Тирания не терпит нонконформизм», «Противостояние свободы и тирании»28. Сотрудник ЦРУ Дональд Джеймсон объяснял: «Мы осознали, что это искусство (абстрактный экспрессионизм. — Э.М.), не имеющее ничего общего с социалистическим реализмом, может заставить социалистический реализм выглядеть еще более стилизованным, более жестким и ограниченным, чем он есть на самом деле. Москва в те дни была крайне настойчива в критике любого рода несоответствия своим крайне жестким шаблонам. Поэтому сам собой напрашивался вывод, что все, так неистово критикуемое СССР, стоит поддерживать в той или иной степени»29.

Так американцы выстраивали систему идеологического давления на интеллектуалов Европы и Советского Союза. Сталин определил эту систему как космополитизм. К осознанию угрозы космополитизма Сталина подтолкнул не только Черчилль, но, как это ни парадоксально, и советский физик П.Л. Капица. Еще в 1946 году, в разгар работ по созданию советской атомной бомбы, он отправил Сталину письмо, в котором обращал внимание на одну из проблем отечественной науки— недооценку своих и переоценку «заграничных» сил, на то, что «необходимо осознать наши творческие силы и возможности». Он подсказывал вождю, что успешно решать проблемы научно-технического прогресса можно только тогда, «когда мы, наконец, поймем, что творческий потенциал нашего народа не меньше, а даже больше других и на него можно смело положиться»30. Сталину, вынашивавшему идею борьбы с «низкопоклонством перед Западом», неожиданно пришла поддержка со стороны выдающегося русского ученого. И за это он был ему благодарен.

Вождь искал слово, которым можно было бы точнее обозначить явление, о котором писал Капица и которое, как думал Сталин, могло трансформироваться в безразличие к Отечеству, в пренебрежение национальным суверенитетом, национальной культурой. И, читая статьи своего любимого литературного критика В.Г. Белинского, он нашел то, что искал, — слово «космополит» и выражения: «фантастические космополиты», «гуманические космополиты». Так и появился космополитизм как течение, как явление.

В мае 1947 года, на встрече с руководителями Союза писателей СССР, Сталин категорически и весьма неожиданно для литераторов заявил, что в широких кругах интеллигенции «не хватает достоинства, патриотизма, понимания той роли, которую играет Россия», поэтому «надо бороться с духом самоуничижения у многих наших интеллигентов»31. По мнению Сталина, всему тому, что несло в себе оттенок космополитизма, должен был противостоять советский патриотизм, что вырастал из творений отечественной культуры, науки, техники и, конечно, побед Красной армии.

Что можно было противопоставить космополитизму? Идею национального суверенитета, национальной независимости, национального патриотизма, именуемого советским. И уже в апреле 1949 года в газете «Правда» появляется статья заведующего отделом печати Министерства иностранных дел СССР, профессора Г.П. Францева под названием «Космополитизм — идеологическое оружие американской реакции». Статья эта стала идеологическим ориентиром для организаторов пропаганды. Вот ее основные фрагменты32.

«Под флагом космополитизма американский империализм всячески стремится установить свое мировое господство.

Космополитизм — это проповедь так называемого “мирового гражданства”, отказа от принадлежности к какой бы то ни было нации, ликвидации национальных традиций и культуры народов под ширмой создания “мировой”, “общечеловеческой” культуры. Космополитизм — это отрицание исторически сложившихся особенностей в развитии народов, отрицание национальных интересов, национальной независимости, государственного суверенитета народов.

Империалистам нет дела до патриотизма народных масс, до общенациональных интересов народа… Маркс указывал, что патриотизм буржуазии “…выродился в чистое притворство с тех пор, как ее финансовая, торговая и промышленная деятельность приобрела космополитический характер” (Архив Маркса и Энгельса. Т. III (VIII). С. 355).

В современных условиях космополитизм является идеологией американского господства над всем миром, идеологией подавления свободы и независимости народов — больших и малых, идеологией колонизации европейского — и не только европейского — континента.

Идеологи американских монополистов и их правосоциалистические лакеи со всей силой обрушиваются на понятие национального суверенитета и национальной независимости. Они третируют это понятие как устаревшее, требуют выбросить его в мусорный ящик истории, ибо народы якобы должны отказаться от своих национальных интересов и традиций, предав свое национальное достоинство.

Именно эту точку зрения пропагандирует, например, вашингтонская газета “Стар”. В номере от 6 февраля, говоря о Североатлантическом пакте, который она считает первым шагом к созданию “Соединенных Штатов Европы”, газета выражает удовлетворение тем, что англичане “потеряли в значительной степени свою гордость” и призывают народы Европы “забыть национальную гордость”.

Пропаганда космополитических идей в буржуазных государствах Европы все более ширится. Возьмем, например, Англию. То здесь собирают “ученых и философов”, объявляющих всякий патриотизм “идолопоклонством”, то продажные перья… империалистической реакции в пухлых томах доказывают, что главный враг на идеологическом фронте — это… патриотизм.

Стремясь… изобразить себя борцами против национализма, идеологи космополитизма лицемерно объявляют националистами всех тех, кто борется за национальный суверенитет, отстаивает политическую, экономическую и духовную независимость стран и народов. Причем одни из них демагогически заявляют, что надо сломать “экономический национализм”, подразумевая под этим экономическую самостоятельность государств и народов.

Само собой разумеется, что с особым рвением подвизаются на космополитическом поприще… — правые социалисты… Так, лидер австрийских правых социалистов Карл Реннер утверждает, что… “святилища национальной культуры ломаются со всех сторон”, и предвещает гибель национальным литературам, так как литература, видите ли, стала ныне мировой. Известно, что нет и не может быть литературы не национальной, что мировая литература создается из вкладов всех наций.

Буржуазные “теоретики” международного права… разрабатывают космополитические теории, пытаясь доказать, что субъектом международного права являются не государства, а отдельные личности. Согласно этим теориям, не существует ни суверенных прав государств и народов, ни прав гражданства, ни патриотического долга. Существуют лишь скопища “индивидуумов”, “граждан мира”, которыми вольны распоряжаться американские империалисты.

Обосновывая стремление американского империализма к мировому господству, один из американских проповедников безродного космополитизма Кон, клевеща на народы, пишет, что “есть бесцветные личности и бесцветные народы, не имеющие выраженного жизненного пути”. В противоположность этим “бесцветным народам” Кон восхваляет на старый фашистский манер народы “высшего типа”, в которых “некоторые общечеловеческие черты получают особое развитие”, то есть народы по самой своей природе “космополитические” и поэтому якобы призванные играть господствующую роль. Такова новейшая расовая теория, предназначенная служить интересам американских империалистов.

Только рабочий класс, руководимый своим коммунистическим авангардом, ведет последовательную борьбу за национальный суверенитет, против империалистических хищников, покушающихся на свободу и независимость народов».

Если два Управления ЦРУ (координации политики и международных организаций) определяли стратегию и технологии строительства мира по-американски, обеспечивая этот процесс интеллектуально и финансово, то что же делало Управление национальных оценок ЦРУ, где работали теоретики из Гарварда? Что оно делало, когда Советский Союз вполне определенно заявил о неприятии космополитизма, как идеологии американского господства над миром?

Оно изучало тот поток информации о политической и идеологической ситуации в Советском Союзе, что шел от резидентуры из американского посольства в Москве, от английской службы разведки. Однажды среди «английской» информации обнаружилась записка о «молекулярной теории» В.Д. Поремского. Люди Конанта читали ее с огромным интересом, завидуя творческим способностям автора. Конант неплохо подобрал свою команду: по каждому направлению была создана группа, изучавшая московские материалы, британские, «энтээсовские». Два раза в неделю — общий «мозговой штурм». Что же они в конце концов противопоставили борьбе с «безродным космополитизмом», придуманной Сталиным?

Весной 1951 года они подготовили некий меморандум под названием «Психологическое наступление против СССР. Цели и задачи». Документ этот (рассекречен в 1976 г.) представлял собой довольно-таки оригинальную интеллектуальную разработку для политической и идеологической борьбы с СССР, основанную на системе доказательств об идентичности ценностей советского народа и свободного мира, и о противостоянии советского народа и советского правительства. Вот главные положения этого меморандума33:

«При определении… целей и задач, безусловно, предполагается указать советскому народу, что есть альтернатива существующему режиму. В задачу Соединенных Штатов не входит указывать ее конкретно. Следовательно, мы не будем выдвигать предложений по определенным вопросам (коллективизация, демократические выборы и т.д.) без получения на это особых политических указаний. Однако во всей нашей пропаганде должно подразумеваться, что конечное решение лежит в восстановлении прав человека, являющихся наследием русского народа… <…>

Речь идет о том, чтобы вызвать ощущение тирании у тех, кто привык к ней или не видит дальше собственного носа. <…>

Задача № 1. Вскрыть и развивать духовные ценности, моральные и этические концепции советского народа, особенно русских, и установить идентичность этих ценностей ценностям свободного мира.

Предлагаемая тематика:

а) правдивость, сострадание, щедрость, любовь к семье, гостеприимство — вот некоторые ценности, дорогие советскому народу, все это — производное от их духовной жизни. Это общее достояние с народами свободного мира, но оно презирается правителями СССР;

б) исторический вклад русских в различных творческих сферах свободного мира: философии, искусстве и науке — всегда признавался и уважался;

в) изучение классической русской литературы, политической философии и этики показывает: Россия находилась под влиянием творческих, социальных и культурных сил, которые развивал Запад. Политические и этические идеалы русского народа в основе такие же, как на Западе, ибо они проистекают из тех же духовных источников, они извращены в коммунистическом государстве, но не умерли.

Предостережение. Мы не должны перебарщивать, говоря о западном влиянии, и не производить впечатление говорящих свысока;

г) русская семья основывается на любви, доверии, взаимопомощи и уважении к правам других. Это ценности общие со свободным миром;

д) то, за что советские люди сражались в годы революции — мир, свобода и хорошая жизнь для всех, — является основными концепциями, общими со свободным миром. Эти концепции ежедневно осуществляются в политической жизни свободного мира;

е) заверить русский народ, что свободный мир не вынашивает никаких замыслов ни против них, ни против их страны, а лишь добивается для них свободы и процветания в дружественном и сотрудничающем мире».

Далее в документе подчеркивалось дружеское расположение американцев к советскому народу, русской культуре, указывалось на схожесть некоторых качеств национальных характеров двух народов и при этом проводилась мысль, что советский народ и его правительство несовместимы:

«а) США миролюбивы, уважают суверенитет и независимость народов и государств;

б) американцы проводят различие между советским народом и его правительством;

в) США никогда не воевали с Россией;

г) США помогали советскому народу во Второй мировой войне еще до вступления США в войну с Германией;

д) США продолжали помогать народу СССР даже после завершения боевых действий во Второй мировой войне (оказывали помощь и после революции…);

е) американцы предоставили свои знания и опыт при строительстве промышленности в СССР;

ж) любовь к технике и науке в повседневной жизни общие для народов СССР и США;

з) наши страны велики, и мы строим смелые планы;

и) у нас общий дух пионеров;

к) в США живут многие тысячи людей русского и украинского происхождения, которые оказывают существенное влияние на американскую жизнь;

л) русская и украинская народная музыка и музыка композиторов (включая советских) очень часто исполняется в США; многие наши выдающиеся музыканты русского происхождения;

м) романы и рассказы русских писателей очень популярны в США и в свободном мире. Во всех главных университетах изучают русскую литературу.

Примечание. Нужно рецензировать новые биографии русских писателей и исследования по русской литературе, даже если в них нет политического содержания;

н) народы США и свободного мира знают о мужестве, энергии и чаяниях советских людей, многие американцы выражали публично восхищение этими качествами;

о) США помогают всем народам где только могут, независимо оттого, согласны эти народы или нет с политикой США;

п) в американском театре все еще изучают систему Станиславского и не делается никаких попыток скрыть ее русское происхождение;

р) правительство США, многие частные организации и отдельные лица пытались установить культурные, научные и технические обмены с СССР;

с) о сущности Америки и свободного мира, об основных идеалах, которые мы разделяем с советским народом, дает представление американская и другая западная литература, имеющаяся в СССР: Стейнбек, Эптон Синклер, Марк Твен, Джек Лондон, Диккенс и т.д. Хотя некоторые из этих книг принадлежат к направлению “социального протеста”, они показывают демократическую веру в социальный прогресс в действии».

Все же гарвардцы взяли за основу тезис Поремского о направлении нужной информации людям-«молекулам» в СССР для создания там «подпольного» общественного мнения. Ключевой тезис меморандума — восстановление в СССР прав человека. Он был опробован еще в Пражском меморандуме НТС, потом прозвучал в Фултонской речи Черчилля. В документе, сочиненном гарвардскими аналитиками, акцент сделан не просто на права человека, а на права, являющиеся наследием русского народа. Для нужд пропагандистской войны они переиначили тезис Черчилля, который с изяществом английского политика и журналиста поддерживал имидж западной демократии: «Мы должны неустанно и бесстрашно провозглашать великие принципы свободы и прав человека, которые представляют собой совместное наследие англоязычного мира»34. Гарвардцы «англоязычный мир» заменили «русским народом», получившим права человека в наследие от царского режима, от русского императора. Пусть император, лишь бы не генеральный секретарь.

В аналитическом отделе ЦРУ хотели надеяться, что русские, осознав права человека, по-настоящему ощутят царящую в СССР коммунистическую тиранию. Русские — свободолюбивый народ, они готовы постоять за права человека: эту идею им надо внушать постоянно.

А дальше — выполнение задачи номер один: всячески показывать, что духовные, моральные ценности советского народа, особенно русских (!), и свободного мира идентичны. Мы одинаковы, а потому космополитичны, и потому обязаны сотрудничать. Западный мир должен приблизить к себе русских, говоря им, что они такие же приверженцы свободы, прав человека, частной собственности и рынка. У нас одни ценности, близкие культуры, и наша литература тоже, между прочим, выступает за социальную справедливость. И мы, американцы, никогда не воевали с Россией (а об экспедиционном корпусе, высадившемся на российскую землю в начале Гражданской войны, лучше промолчать). Русским надо, не уставая, внушать, что Россия всегда находилась под влиянием творческих, культурных сил Запада. И не имеет смысла говорить о национальных традициях и национальных ценностях, они у нас общие — свобода, права человека, демократия.

Неизвестно, знал ли Сталин об изысканиях гарвардских профессоров, но логика борьбы с космополитизмом, которую он выбрал, определялась идеями этих аналитиков, которые доказывали, что русские люди должны идти вслед за «англоязычным сообществом» по дороге западной цивилизации.

Но вот мешает этому коммунистический режим. Поэтому советским людям надо настойчиво повторять: есть ценности, отдельные от режима, есть «вклад русских», «русская семья», «русский народ», «русская и украинская народная музыка», «русская литература», «романы и рассказы русских писателей». Иногда надо добавлять некий «фон» в виде привычных для жителей СССР словосочетаний типа «советский народ», «советская наука». Советские — значит, русские. И вновь по кругу: русский народ — часть западной цивилизации (а не советской), и Запад, добиваясь для него свободы и процветания, борется за русский народ с коммунистическим режимом. Русские, помогите нам в борьбе с вашим тираническим режимом! А США помогут вам, как они помогают всем, кто стремится к свободе.

Меморандум «Психологическое наступление против СССР» оставался руководством к действию в течение всего периода холодной войны. Гарвардцы тогда послушались Поремского — обосновали необходимость «непрерывного, достаточно мощного пропагандистского потока», направленного на «русский советский народ». Для наращивания мощности этого потока к голосам радиостанции «Голос Америки» присоединились голоса радио «Свободная Европа» (1951 г.) и «Свобода» (1953 г.).

В это время Сталин особое внимание обратил на то, что главным оружием против космополитизма должна стать идея национального суверенитета. Он так сказал об этом в своей речи на XIX съезде КПСС (1952):

«Раньше буржуазия считалась главой нации, она отстаивала права и независимость нации, ставя их “превыше всего”. Теперь не осталось и следа от “национального принципа”. Теперь буржуазия продает права и независимость нации за доллары. Знамя национальной независимости и национального суверенитета выброшено за борт. Нет сомнения, что это знамя придется поднять вам, представителям коммунистических и демократических партий, и понести его вперед, если хотите быть патриотами своей страны, если хотите стать руководящей силой нации. Его некому больше поднять»35.

История оставила документы, в которых представлены основные события войны с космополитизмом в СССР. Научных сотрудников, профессоров Г.И. Роскина и Н.Г. Клюеву, а с ними и академика В.В. Парина обвинили в том, что они передали американским ученым результаты весьма ценного исследования, касающегося лечения рака, и тем самым «лишили советскую науку приоритета (первенства) в этом открытии и нанесли серьезный ущерб государственным интересам Советского Союза». Как отмечалось в письме ЦК партии партийным организациям, подобный факт свидетельствует «о наличии среди некоторой части советской интеллигенции недостойных для наших людей низкопоклонства и раболепия перед иностранщиной и современной реакционной культурой буржуазного Запада»36.

«Непатриотично, готовы продать свое первородство за чечевичную похлебку», — сказал тогда по этому поводу Сталин. Об этих событиях К. Симонов написал пьесу «Чужая тень», А. Роом поставил фильм «Суд чести». В это же время на экранах страны шли художественные фильмы о выдающихся русских ученых и деятелях искусства — патриотах России.

Потом появилось «дело критиков». Якобы эта группа критиков-«интернационалистов» ополчилась против писателей и драматургов— «патриотов», противопоставляя их бездарные творения произведениям западных мастеров. Более того, действовала с благословения отдела агитации и пропаганды ЦК партии, который возглавлял тогда Д.Т. Шепилов. Сталин во всем этом усмотрел космополитизм в чистом виде.

И идеологи из ЦК партии, поняв позицию Сталина, действовали, уже спасая себя. Была подготовлена статья, над которой аврально работали А. Фадеев, К. Симонов и А. Софронов. Она была напечатана в «Правде» 28 января 1949 года под названием «Об одной антипатриотической группе театральных критиков» (предполагают, заголовок предложил Сталин, отклонив невразумительный первоначальный — «Последыши буржуазного эстетства»). Статья положила начало кампании по изгнанию «космополитов» из редакций газет и журналов, из театров, с киностудий, из научных учреждений. В творческих организациях возникла унизительная атмосфера подозрительности, недоверия, страха. Изгоняемых обвиняли в том, что они содействовали намерениям американцев навязать миру англосаксонскую культуру «англоязычного сообщества», унизив культуру советскую.

Но это было только начало. Страну ждало «ленинградское дело», которое можно назвать делом о русском национализме. Почти все его главные фигуранты в разное время работали в Ленинграде: секретарь ЦК партии А.А. Кузнецов, председатель Госплана Н.А. Вознесенский, председатель Совета министров РСФСР М.И. Родионов (симпатизировал «ленинградцам»), секретари Ленинградских обкома и горкома партии П.С. Попков и Я.Ф. Капустин и сотни партийных, советских и хозяйственных функционеров. В исторической литературе в большинстве случаев это «дело» трактуется как серия политических процессов, сфабрикованных в ситуации борьбы за власть внутрипартийных группировок Маленкова—Берии и Жданова—Кузнецова. Так-то оно так, но на какой основе велась борьба? На какой основе чекисты «конструировали» дела?

Было обнаружено три «прегрешения»: некоторая подтасовка результатов голосования на областной партийной отчетно-выборной конференции; стремление некоторых партийных функционеров к личному обогащению, но главное — организация в январе 1949 года в Ленинграде Всероссийской торговой оптовой ярмарки без ведома союзного правительства (разрешение на открытие ярмарки исходило от Вознесенского и Родионова). Утверждалось, что устройство «самодеятельной» ярмарки привело к растаскиванию государственных товарных фондов, порче продовольственных товаров, свезенных в Ленинград со всей страны, а в целом — к ущербу в 4 млрд руб. Коллизия с ярмаркой обнажила существование ленинградского «правящего клана», связанного узами взаимной поддержки, и «ленинградского патриотизма».

Кроме перечисленных «прегрешений» и обвинений Капустина в шпионаже в пользу Англии, придуманных после его зарубежной командировки, других «преступных дел» не нашлось. Юристам осталось «квалифицировать» разговоры «ленинградцев», идеи, оценки и планы, которыми они делились друг с другом. Руководствовались следователи все тем же принципом: не делал, но говорил, не говорил, но, возможно, так думал.

Так что же это были за идеи? «Кузнецов и Попков вынашивали идею создания компартии России» и, по словам Кузнецова, «считали, что права народа [русского. — Авт.], на который прежде всего легло бремя войны, в настоящее время ущемлены…»37. Кузнецов, секретарь Ленинградского горкома партии в дни Ленинградской блокады, любимец Сталина, оказался заложником сталинских слов, сказанных 24 мая 1945 года на приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной армии:

«Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа, и прежде всего русского народа. Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза. Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны. Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение».

Русский народ «верил в правильность политики своего правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества — над фашизмом. Спасибо ему, русскому народу, за это доверие! За здоровье русского народа!»38.

Но уже через полгода в своих выступлениях Сталин особо подчеркивал, что в войне победили Советский Союз, советский строй, Коммунистическая партия, Красная армия. Сталин говорил о советском патриотизме, о советском народе, о Советской стране, выдержавшей испытание гитлеровским нашествием, о семье народов, о славянах и славянском братстве, о предпосылках новой цивилизации. Еще более настойчиво он говорил об этом после Фултонской речи Черчилля с его призывом к объединению англоязычных народов. И советский патриотизм в устах вождя стал альтернативой пресловутому «безродному космополитизму» и русскому национализму.

А что говорили ленинградские деятели? Н.С. Хрущев вспоминал, что секретарь ЦК партии по идеологии А.А. Жданов уже в конце жизни признавался: «Знаете, Российская Федерация… такая несчастная, в каком она положении!.. Надо создать российское бюро ЦК ВКП(б)»39.

В 1947 году в Ленинграде для пропагандистов и преподавателей ограниченным тиражом печатается стенограмма публичной лекции профессора Ленинградского университета В.В. Мавродина «Формирование русской нации». А вскоре распространились слухи, что Ленинград станет столицей России. Глава российского правительства Родионов даже пытался добиться от Сталина согласия на появление российского гимна (музыку для него уже написал Д. Шостакович, а слова — С. Щипачев)40:

Какую же угрозу увидел Сталин во всем этом: и в российской компартии, и в «русской тематике» научных исследований, и в российском гимне, и в Ленинграде как столице России? И чем так уж был плох русский патриотизм? Вождь смотрел в корень. Наделение России самостоятельной партией со своим ЦК потребовало бы создания надпартийного органа для координации деятельности партий всех республик, входящих в СССР. И компартия Советского Союза утратила бы свою ведущую, руководящую роль, превратившись в какой-то странный, наднациональный, ничего не определяющий «комитет 15-ти» — по числу республик. Это, конечно, был бы шаг к развалу СССР. Что, в общем-то, и произошло, когда в июне 1990 года с одобрения ЦК КПСС была создана Коммунистическая партия Российской Федерации, а Верховный Совет России принял решение о верховенстве законов России на ее территории. Тогда-то и начался процесс распада Советского Союза. Партийные деятели 90-х годов XX в. не понимали, что творили, не понимали, что природа СССР требовала именно такой конструкции, которая держалась на всесоюзной компартии. Стоит изменить эту конструкцию — и Советский Союз рухнет. В конце 40-х годов этого не понимали и партийные деятели, на которых было заведено «ленинградское дело».

Первые аресты по «ленинградскому делу» начались в июле 1949 года. Следствие длилось больше года. Военная коллегия Верховного суда СССР, заседавшая 29—30 сентября 1950 года, обвинила девятерых высших партийных работников в «противопоставлении себя ЦК ВКП(б)», в вынашивании идеи создания компартии России (в материалах дела этот эпизод обозначен как «ленинградский сепаратизм»). Шестерых из них, в числе которых оказались Кузнецов и Вознесенский, расстреляли сразу после суда. Потом началась чистка в ленинградской партийной организации. Всего по «ленинградскому делу» осудили 214 человек, из них 23 человека расстреляли, остальных приговорили к тюремному заключению или ссылке. Более 2000 человек исключили из партии. Были сняты с должности 18 ректоров ленинградских вузов и 29 заведующих кафедрами общественных наук. Только из одного Ленинградского университета изгнали около 300 преподавателей. В апреле 1954 года почти все проходившие по «ленинградскому делу» были реабилитированы, а уже в декабре состоялся суд над группой высших чинов МВД-МГБ СССР, обвиненных в фальсификации этого «дела»41.

В 40—50-е годы XX в. гарвардские профессора свою задачу в ЦРУ выполнили, создав технологию идейной войны с Советским Союзом, замешанную на идее космополитизма. Но ирония судьбы в том, что через 44 года именно гарвардские профессора поспособствовали окончательному умерщвлению советского наследства в новой России, осуществив прогноз Конанта: осилить СССР до конца столетия.

В 90-е годы американский министр финансов Л. Саммерс — воспитанник Гарварда, определявший экономическую политику США по отношению к новой России, — порекомендовал российскому правительству в качестве советников двух гарвардских профессоров — А. Шлейфера и Д. Хэя как людей надежных и дельных. Профессора помогли американской администрации и Саммерсу убедить руководство России действовать в двух направлениях: остановить гиперинфляцию и как можно скорее провести приватизацию государственной собственности. Потом независимые экономисты доказали, что это было ошибкой (сознательной или нет?), обернувшейся тем, что приватизация оказалась жульнической, а российские люди остались без зарплат и пенсий. Гарвардцы оказались еще и нечисты на руку: используя свои должности советников при российском правительстве, они приложили все усилия, чтобы обогатиться (потом за них взялся американский суд в Бостоне). Да и сам университет попался: корпорация «Harvard Management Company», которая управляет университетскими деньгами, в 90-х годах занималась инвестициями в России, хотя не имела права это делать. В суде ответчики согласились выплатить истцу — американскому государству — более 31 млн долларов.

Историю с гарвардскими профессорами вряд ли можно назвать триумфом гарвардской школы. Однако дело было сделано и заняло свое «почетное» место в череде многолетних усилий, толкавших СССР, а потом и Россию в пропасть.

Однако как эти профессора конца ХХ века оказались далеки от первых интеллектуалов эпохи холодной войны, о которых историк счел нужным сказать, что это были люди «исполненные духа соревнования, обладавшие неколебимой верой в свою систему ценностей», считавшие своим долгом предложить ее другим; «они были патрициями современной эпохи, паладинами демократии», «это была элита, которая направляла американскую внешнюю политику».