Точную дату возникновения заговора против Гитлера по многим причинам установить довольно трудно. Дело в том, что само слово «заговор» не совсем правильно отражает характер и сущность деятельности той группы, о которой идет речь и которая в интересах осуществления своих политических планов решила физически устранить Гитлера. Не случайно даже среди историков Запада нет единого названия этой группы. Чаще всего ее называют группой Гёрделера — Бека, по имени руководителей этой организации, или группой «20 июля 1944 года», так как в этот день было осуществлено покушение на жизнь Гитлера. Аллен Даллес дал ей более широкое, но мало обоснованное название — «немецкое подполье». Иногда всю эту организацию именуют «заговором против Гитлера». Но такое громкое название смущает некоторых боннских апологетов Гитлера. Так, например, еще на Нюрнбергском процессе защитник Геринга Штамер заявил: «Понятие „заговор“ является понятием англо-американского права… Понятие „заговор“… германскому праву совершенно неизвестно».[9]
Ту же мысль высказал представитель министерства обороны ФРГ майор Тренч в своем докладе о событиях 20 июля 1944 г., с которым он выступил в 1956 г. перед старшими офицерами бундесвера. «Политические заговоры, — заявил он, — не имеют традиции в Германии, во всяком случае в тех кругах, из которых вышли участники событий 20 июля 1944 г.».[10] Не будем спорить, является ли заговор в истории Германии событием исключительным. Напомним лишь о том, что сам по себе приход Гитлера к власти явился результатом заговора германских монополистов против немецкого народа.
Как же правильно называть эту организацию? Прежде всего было бы неверным пытаться охватить одним названием всю группу с момента ее возникновения и до ее гибели в 1944 г. На протяжении своего существования она развивалась, менялся состав ее участников, в известной степени менялись ее цели и задачи. Вначале группа представляла собой нечто вроде «салонной оппозиции», то есть была весьма небольшой по своему составу. Ее деятельность в тот период сводилась к безобидной критике некоторых действий гитлеровского правительства и военного командования. Никаких планов покушения на жизнь Гитлера не было и в помине.
Лишь в дальнейшем, особенно в период 1942―1944 гг., в результате главным образом поражений гитлеровских войск на советско-германском фронте, когда планы гитлеровского командования начали терпеть провал за провалом и стало очевидным, что фашистская Германия неуклонно идет к своей гибели, в группу вошли представители различных кругов, в том числе действительные противники гитлеровского режима. Спасение германских империалистов от разгрома, заключение сепаратного мира на Западе и физическое устранение Гитлера, который считался помехой на этом пути, — вот главные цели нового состава организации. Только теперь деятельность группы, и то с известными оговорками, можно назвать заговором против Гитлера.
Что касается даты возникновения оппозиции, то большинство авторов и исследователей на Западе полагают, что оппозиционная группа во главе с Беком и Гёрделером сформировалась в 1938 г. Так, например, Аллен Даллес пишет: «Иногда утверждают, что заговор против Гитлера начался еще в первые годы его режима. На самом деле заговор начался только в 1938 году, когда стало ясно, что Гитлер втягивает страну во всеобщую европейскую войну».[11]
Один из оставшихся в живых участников заговора — Гизевиус, выступая в качестве свидетеля на Нюрнбергском процессе, заявил, что «оппозиционная» группа образовалась в 1937―1938 гг. Бывший военный министр и главнокомандующий вооруженными силами гитлеровской Германии до февраля 1938 г. фон Бломберг на Нюрнбергском процессе показал: «До 1938―1939 гг. германские генералы не были против Гитлера. Не было основания быть против него, так как он достигал тех результатов, которых они хотели. Позднее некоторые генералы начали осуждать его методы и потеряли уверенность в правильности его решений».[12]
Действительно, 1938 год являлся в известной степени переломным годом для фашистской Германии. Это был последний предвоенный год, когда Гитлер резко усилил темпы подготовки к войне по всем направлениям и от подготовки агрессии перешел к прямым актам агрессии. И именно в 1938 году образовалась «оппозиционная» группа в Германии. Правильно понять причины ее образования невозможно без рассмотрения событий в Германии, предшествовавших формированию оппозиции.
В начале 1938 г. в руководстве вооруженными силами гитлеровской Германии произошли крупные изменения, вызвавшие тогда различные толки среди гитлеровского высшего командного состава и за рубежом. Неожиданно был смещен главнокомандующий вооруженных сил, имперский министр обороны фельдмаршал Бломберг, а позднее и главнокомандующий сухопутных войск генерал-полковник Фрич.
На этой истории, которую буржуазные авторы назвали «кризисом Бломберга — Фрича», можно было бы не останавливаться, если бы она не связывалась с началом возникновения генеральской «оппозиции».
Что это была за история и каковы ее последствия?
Когда нацисты в 1933 г. пришли к власти, германские вооруженные силы возглавлялись имперским министром обороны фельдмаршалом Бломбергом. Ему же подчинялся начальник штаба армии Фрич. В мае 1935 г. Бломберг получил титул главнокомандующего вооруженных сил, а Фрич стал именоваться главнокомандующим сухопутных войск. И Бломберг, и Фрич целиком и полностью поддерживали все агрессивные планы Гитлера и принимали самое активное участие в их разработке и выполнении. Бломберг, например, еще в июне 1937 г. разработал совершенно секретную директиву о единой подготовке гитлеровских вооруженных сил к войне. Фрич, выступая на совещании главнокомандующих 5 ноября 1937 г., горячо поддержал все агрессивные планы Гитлера. Действительное лицо Фрича раскрывается в следующем заявлении, сделанном в 1938 г.: «Вскоре после первой мировой войны я пришел к заключению, что для того, чтобы Германия снова стала сильной, мы должны одержать победы в трех битвах: 1) битве против рабочего класса — Гитлер ее уже выиграл…; 2) против католической церкви или, точнее говоря, против ультра-монтанизма; 3) против евреев».[13] Он, таким образом, открыто провозглашал свои фашистские взгляды.
Но Бломберг и Фрич не полностью удовлетворяли Гитлера, который хотел иметь на их месте еще более агрессивно настроенных сторонников своей авантюристической политики. Это желание Гитлера всячески поддерживал Геринг, который в то время стремился спихнуть Бломберга и его возможного преемника Фрича с их постов, чтобы самому стать во главе гитлеровских вооруженных сил.
Как Гитлер, так и Геринг опасались, что ничем не оправданное смещение таких известных в стране, и особенно в армейской среде, военачальников в какой-то степени может повлиять на настроение высшего офицерского состава. Накануне агрессии против Австрии и Чехословакии это было крайне невыгодно и опасно. Вскоре, однако, «нашелся» удобный предлог.
В январе 1938 г. престарелый маршал Бломберг женился (не без помощи Геринга) на некоей Эрне Грун. На свадьбе присутствовали Гитлер, Геринг и некоторые другие члены фашистской партии из близкого окружения Гитлера.
Через несколько дней Геринг «выяснил документально», что Эрна Грун, оказывается, являлась обыкновенной проституткой и незадолго до своего замужества содержала притон разврата.
Геринг доложил все это Гитлеру, который снял Бломберга с поста военного министра, запретил ему ношение военной формы и, чтобы было меньше шуму в стране, выслал его на год из Германии.
Адмирал Редер, командовавший до 1943 г. гитлеровским военно-морским флотом, на Нюрнбергском процессе показал: «Положение, в котором оказался фельдмаршал фон Бломберг в результате своего несчастного брака, сделало невозможным его дальнейшее пребывание на посту главнокомандующего вооруженными силами. Слишком поздно я пришел к заключению, что Геринг всеми силами стремился добиться поста главнокомандующего вооруженными силами вместо Бломберга. Он поощрял этот брак, поскольку он делал Бломберга неподходящим человеком для занятия этой должности…».[14]
После смещения Бломберга грязные интриги, так характерные для гитлеровской верхушки, продолжались. Возник вопрос о преемнике Бломберга. Эту должность, как уже говорилось, стремился во что бы то ни стало получить Геринг, жажда власти которого не знала границ. Однако законным претендентом, как первый помощник Бломберга, являлся Фрич — главнокомандующий сухопутных войск.
«Гитлер, — пишет Гизевиус, изучивший это дело по материалам гестапо, — в действительности серьезно рассматривал вопрос о назначении Фрича военным министром».[15]
Чтобы скомпрометировать Фрича, Геринг и Гиммлер доложили Гитлеру, что, по данным гестапо, Фрич — гомосексуалист. Несмотря на протесты Фрича и его требование провести расследование, он был снят с поста главнокомандующего сухопутных войск. На его место назначили Браухича.
Позднее, уже в марте 1938 г., по требованию Фрича состоялся суд военного трибунала, на котором председательствовал Геринг, а членами суда были Редер и Браухич. Суд реабилитировал Фрича. Оказывается, произошло «недоразумение». Виновным оказался капитан кавалерии ротмистр фон Фрич, однофамилец генерал-полковника Фрича. Все это хорошо было известно Герингу и до суда. Но Фрич так и не был восстановлен на посту главнокомандующего. Во время агрессии против Польши он якобы умышленно вышел на передний край и был убит случайной пулей.
Адмирал Редер на Нюрнбергском процессе показал: «Я был убежден, что Геринг приложил руку к этому хорошо подстроенному делу, поскольку для того, чтобы добиться своей цели, ему необходимо было устранить любого возможного преемника фон Бломберга».[16]
Но Геринг так и не получил поста главнокомандующего вооруженных сил. Гизевиус, хорошо осведомленный об этом деле, пишет в своей книге «До самого конца»: «Гитлер хорошо знал о стремлении Геринга стать преемником Бломберга. Это была дополнительная причина к тому, чтобы не дать возможности такому опасному росту власти его наследного принца».[17]
Командование вооруженными силами фашистской Германии Гитлер принял на себя.
4 февраля 1938 г. Гитлер издал декрет, в котором говорилось: «С сегодняшнего дня я беру на себя непосредственно все командование над всеми вооруженными силами».[18] При Гитлере был создан главный штаб вооруженных сил (ОКВ) во главе с Кейтелем. Одновременно произошли и другие перемены в государственном аппарате гитлеровской Германии: Риббентроп сменил Нейрата на посту министра иностранных дел, были отозваны и заменены германский посол в Италии Гассель, германский посол в Японии Дирксен, вышел в отставку имперский комиссар по контролю над ценами Гёрделер и т. п.
Дело Бломберга — Фрича активизировало тех в Германии, кто, сомневаясь в успехе агрессивных планов Гитлера, по разным причинам опасались последствий их провала. Возникла надежда, что генералы не примирятся с таким бесцеремонным вмешательством Гитлера в дела армии, что они открыто выступят против смены военного руководства и выскажут Гитлеру свои опасения.
Но все промолчали, и ничего не произошло. Объяснение здесь простое. Немецкий генералитет был полностью согласен с планами Гитлера в отношении насильственного расширения территории Германии и делал все, чтобы обеспечить их выполнение. Поэтому немецкий генералитет безропотно принял перемены в военном руководстве.
Для Гитлера же это была своеобразная победа.
Вместе с тем дело Бломберга — Фрича оставило неприятный осадок у некоторых генералов и вызвало опасения, что и с ними неожиданно могут поступить так же бесцеремонно. Но этот осадок пока никаких последствий не имел.
Тем временем политическая обстановка в Европе к весне 1938 г. резко обострилась. Правящие круги США, Англии и Франции в этот период откровенно потворствовали агрессивным намерениям фашистской Германии, рассчитывая рано или поздно направить острие войны на Восток, против СССР. Уверенный в полной безнаказанности, Гитлер активизировал свои действия. 11 марта 1938 г. германские войска вторглись в Австрию, а 13 марта фашистское правительство уже опубликовало закон о включении Австрии в состав Германии. Этот акт вскоре был официально признан Англией и Францией. Для фашистской Германии захват Австрии был лишь небольшим трамплином на пути дальнейшего осуществления агрессивных планов. Сразу же после агрессии против Австрии началась подготовка к захвату Чехословакии.
Уже в мае 1938 г. начальник штаба вооруженных сил Германии Кейтель направил директиву командующим сухопутными войсками, военно-воздушными и военно-морскими силами о подготовке «операции Грюн» по захвату Чехословакии.
Именно в этот период среди части гитлеровского генералитета усилились сомнения в реальности планов Гитлера. Правда, такие сомнения возникали и раньше. Они были и после совещания у Гитлера 5 ноября 1937 г., когда в узком кругу своих единомышленников он изложил планы германского империализма на ближайшие годы. Они были и во время дела Бломберга — Фрича, и перед захватом Австрии. Но на этот раз у некоторых гитлеровских генералов имелись более веские основания для сомнений. Почему?
Во-первых, соотношение сил было явно не в пользу Германии. «Все ее вооруженные силы состояли в тот момент из 35 пехотных, 5 танковых, 4 моторизованных, 4 легких, 3 горнострелковых дивизий и 1 кавалерийской бригады. Им противостояло 45 хорошо вооруженных, исполненных патриотического духа чехословацких дивизий; Чехословакия располагала 718 самолетами».[19] Кроме того, граница Чехословакии с Германией была сильно укреплена, прорыв ее с военной точки зрения представлял значительные трудности.
Во-вторых, Чехословакия имела договор с Советским Союзом о взаимной помощи. Советский Союз в тяжелые для Чехословакии дни оказался единственным государством, твердо и недвусмысленно заявившим о своей готовности дать отпор фашистским агрессорам. Советско-чехословацкий договор, в сущности, являлся в то время главным препятствием на пути осуществления захватнических планов Гитлера в отношении Чехословакии.
В-третьих, некоторые военные из окружения Гитлера опасались, что открытая агрессия против Чехословакии вызовет такой взрыв возмущения международного общественного мнения, что правительства Франции и Англии, вопреки своей воле, будут вынуждены выступить на стороне Чехословакии. А это, по мнению гитлеровцев, привело бы к тому, что Германии пришлось вести войну на два фронта, то есть такую войну, к которой она не была готова.
Даллес в своей книге «Немецкое подполье» пишет, что «много офицеров генерального штаба открыто выражали свои опасения, что Германии придется вести войну на два или даже на три фронта».
К числу сомневающихся относился генерал-полковник Бек — начальник генерального штаба сухопутных войск, возглавивший впоследствии группу заговорщиков. Он даже послал Гитлеру подробный доклад, в котором доказывал неподготовленность Германии в 1938 г. вести европейскую войну, да еще на два фронта. В своем докладе Бек писал: «Я считаю эту затею безнадежной, и эта точка зрения разделяется всеми моими квартирмейстерами и начальниками управлений генерального штаба, которым придется заниматься подготовкой и ведением войны против Чехословакии».[20] Бек в начале августа вышел в отставку.
Следовательно, уже в период перехода Гитлера от подготовки войны к прямым актам агрессии у определенной группы политических и военных деятелей фашистской Германии, до этого безоговорочно поддерживавших Гитлера, возникли сомнения в реальности планов фашистской агрессии. Речь шла не о том, целесообразны ли эти планы вообще и отвечают ли они интересам Германии. В этом они были твердо уверены. Все их беспокойство ограничивалось тем, что в 1938 г. армия фашистской Германии еще не была готова к большой войне.
Геринг на Нюрнбергском процессе следующим образом охарактеризовал суть этих разногласий: «…Речь шла не о принципиальных расхождениях, а о расхождениях по вопросу о времени».[21]
Что же в этот период представляла собой группа «оппозиции» и что она конкретно предпринимала?
Лахузен, один из ближайших помощников начальника военной разведки и контрразведки Канариса, участник этой группы, на Нюрнбергском процессе заявил: «…Эту группу (или этот круг) не следует рассматривать… как какое-то объединение заговорщиков. Это совершенно противоречило бы натуре Канариса. Это было, так сказать, духовное объединение единомышленников, людей, которые видели и знали, знали благодаря своему служебному положению, которые понимали друг друга и действовали, но каждый сам за себя, в соответствии со своей индивидуальностью».[22]
В это «духовное объединение единомышленников» входили: бывший начальник генерального штаба сухопутных войск Бек, бывший имперский комиссар по контролю над ценами Гёрделер, командующий берлинским военным округом Витцлебен, начальник берлинской полиции Гельдорф, начальник военной разведки и контрразведки Канарис, начальник главного управления криминальной полиции Небе, сотрудник разведки Гизевиус и другие. С ними заигрывал и Шахт, который, будучи президентом рейхсбанка, боялся, что наступит финансовый кризис и что ему придется первым отвечать за это. Позднее с «оппозиционерами» установил контакт и Гальдер, сменивший Бека на посту начальника генерального штаба сухопутных войск. Все они пришли в эту группу по разным причинам и различными путями. Большинство из них, продолжая принимать самое активное участие в планировании, подготовке и развязывании войн против других народов и государств, искали удобной лазейки для себя на случай, если агрессивные акты потерпят провал. Они понимали, что если Англия, Франция при поддержке Соединенных Штатов Америки выступят против авантюристических затей Гитлера, если эти страны окажут вооруженное сопротивление, то дело может кончиться плохо для гитлеровцев.
Таковы были главные причины, приведшие Бека, Витцлебена и других к созданию так называемой «оппозиционной» группы внутри гитлеровской Германии. Но что же толкнуло Шахта — одного из сторонников нацизма, ближайшего сотрудника Гитлера, организатора гитлеровской военной экономики — на установление связей с этой группой?
В настоящее время в Западной Германии, в США и Англии продолжаются попытки открыто реабилитировать Шахта и других видных германских монополистов, виновных в приходе Гитлера к власти и в развязывании второй мировой войны.
Англо-американские апологеты германских монополистов из кожи лезут вон, чтобы оправдать в глазах мирового общественного мнения свои преступные связи во время войны с представителями германской промышленности и банков. В этом отношении характерна объемистая книга американца Петерсона, изданная в 1954 г. в Бостоне, под претенциозным названием «Ялмар Шахт „за“ и „против“ Гитлера». Петерсон изображает Шахта как активного врага фашизма и противника Гитлера и войны. Он, в частности, пишет, что «с 1936 года Шахт делал все, что мог, в финансовом и политическом отношении, чтобы приостановить вооружение». В действительности же Шахт делал все, что мог, чтобы обеспечить гитлеровскую военную машину в экономическом и финансовом отношении.
Немалую роль в распространении вымысла о невиновности германских монополистов в гитлеровских преступлениях сыграли две книги, написанные Шахтом: «Расчет с Гитлером» (выпущена в 1948 г.) и «76 лет моей жизни» (выпущена в 1953 г.).
В этих книгах, вопреки историческим фактам, Шахт стремится создать вокруг своего имени ореол мученика, борца с гитлеровским режимом и возвеличить свою роль в заговоре против Гитлера.
Но известно, что по инициативе Шахта 12 ноября 1932 г. промышленные и банковские магнаты Германии обратились с письмом к президенту Гинденбургу, в котором потребовали передать власть Гитлеру.
В марте 1933 г. Шахт был назначен президентом имперского банка, в августе 1934 г. он занял пост министра экономики, оставив за собой руководство имперским банком. В мае 1935 г. Шахт назначается генеральным уполномоченным по вопросам военной экономики с предоставлением ему прав полного контроля над всей гражданской экономикой, используемой для военного производства. В 1939 г. он занял пост министра без портфеля.
Все это говорит о том, что с именем Шахта связано большинство мероприятий гитлеровцев по экономической подготовке войны: финансирование Гитлера и его клики и разработка экономических планов, направленных на осуществление агрессии.
В письме начальнику военно-экономического управления ОКВ генералу Томасу Шахт писал: «Я с величайшим удовлетворением вспоминаю о работе по перевооружению германского народа, как о непременном условии для создания новой германской нации».[23]
Шахт поддерживал нацистов еще до их прихода к власти и активно содействовал назначению Гитлера на пост канцлера. В книге «76 лет моей жизни» Шахт писал, что его взаимоотношения с Гитлером медленно, но неуклонно стали ухудшаться с 1936 г. На Нюрнбергском процессе он утверждал, что вступил в «оппозицию» против Гитлера после отставки Фрича и Бломберга.
Действительно, в 1938―1939 гг. Шахт начал усиленно заигрывать с теми, кто готовил выступление против Гитлера. К этому же времени (январь 1939 г.) относится его уход с поста председателя имперского банка. Все это дало повод Шахту выдавать себя за активного антифашистского деятеля.
Но, как было убедительно и обстоятельно показано на Нюрнбергском процессе, уход Шахта с поста председателя имперского банка, а также его робкие и весьма осторожные связи с Беком, Гёрделером, Гизевиусом и другими участниками «оппозиции» были вызваны причинами, которые отнюдь не свидетельствовали о разрыве с Гитлером.
Дело в том, что финансирование германской военной промышленности происходило за счет ограбления и эксплуатации трудящихся, за счет увеличения налогов и займов. В стране наблюдался небывалый и опасный рост государственного долга. Финансовые махинации Шахта привели к тому, что кредитные возможности страны были резко подорваны, возникла реальная угроза финансового кризиса. Естественно, Шахт опасался, что ему придется нести ответственность за финансовый крах страны.
Наличие у Шахта этих опасений вынуждены признать даже его друзья из гитлеровской клики. Так, Эмиль Пуль, сменивший Шахта на посту президента имперского банка, на Нюрнбергском процессе показал: «Когда Шахт увидел, что опасная ситуация, которую он санкционировал, становится все более неразрешимой, он все сильнее стремился выпутаться из создавшегося положения».[24] Вот, оказывается, где зарыта собака! Страх перед возможной ответственностью за финансовое состояние Германии явился главной причиной, заставившей Шахта заигрывать в тот период с «оппозицией». Однако он избегал брать на себя какие-либо обязательства и всячески старался оставаться в тени. Лишь позднее, в 1943 г., когда катастрофа гитлеровской Германии оказалась неминуемой, Шахт пошел на более тесные связи с «оппозицией».
Советский представитель на Нюрнбергском процессе по поводу оправдания Шахта заявил: «Только в 1943 году Шахт, поняв ранее, чем многие другие немцы, неизбежность краха гитлеровского режима, установил связь с оппозиционными кругами, ничего, однако, не сделав для свержения этого режима. Не случайно поэтому Гитлер, узнав об этих связях, сохранил Шахту жизнь».[25] Это и понятно. Шахт был слишком ценным сотрудником Гитлера, а его отношения с «оппозицией» носили невинный характер. В то же время он был близко связан с крупнейшими монополистами США и Англии, и Гитлер рассчитывал использовать эти связи в случае сепаратных переговоров о мире. Так Шахту была сохранена жизнь в 1944 г., а справедливого наказания после окончания войны он избежал благодаря своим англо-американским друзьям. Оказалось, что Гитлер и влиятельные англо-американские круги в одинаковой степени были заинтересованы в том, чтобы сохранить жизнь Шахту.
Итак, в 1938―1939 гг. Шахт установил связи с группой «оппозиции». В тот период они были весьма ограниченны, а «оппозиционная» деятельность Шахта сводилась к тому, чтобы в присутствии некоторых деятелей группы осторожно покритиковать Гитлера. Таким образом, Шахт, как и некоторые другие участники «оппозиции», лишь обозначал в ней свое участие, ведя двойную игру.
Встречаясь дома и на службе, члены «оппозиции» иногда робко, иногда более смело высказывали сомнения в отношении реальности планов гитлеровского генерального штаба, взвешивали все шансы «за» и «против» этих планов и делились своими опасениями по поводу того, как бы Гитлер в конце концов не довел Германию до катастрофы. Но все это не мешало им с присущей педантичностью и аккуратностью разрабатывать планы и тщательно готовить нападение на Чехословакию, Польшу, а впоследствии и на другие страны, проявляя особую активность в подготовке войны против Советского Союза. Причем делали они это не по приказу, как бы слепо выполняя волю своего фюрера. Напротив, они целиком и полностью поддерживали и разделяли все агрессивные планы Гитлера.
Конечно, среди участников группы были и такие, которые искренне считали, что Гитлер ведет страну к гибели и что в интересах германского народа следует от него избавиться, и как можно быстрее. Но это были единицы, на формирование планов и идей группы они никакого влияния не оказывали и оказывать не могли. Заправилами «оппозиции» были те, кто, как уже говорилось, с одной стороны, подготавливали и вели вместе с Гитлером агрессивные войны и с невероятной жестокостью насаждали гитлеровский порядок, а с другой стороны, заигрывали с заграницей, чтобы в случае неудач и поражений выступить в роли «спасителей» Германии, а не быть выброшенными за борт или, что еще хуже, привлеченными к судебной ответственности.
Именно эта двойственность наложила отпечаток на все действия «оппозиционной» группы 1938―1939 гг. Наиболее решительные члены группы вырабатывали планы дворцового переворота, однако все они строились по принципу «хорошо было бы, если бы кто-то…». При этом «оппозиционеры» с надеждой поглядывали на Англию.
Гизевиус писал в своей книге: «До так называемого кризиса Фрича и захвата Австрии мир мог надеяться на чудо, на убийство, на восстание, на эволюцию. Но с этого времени во всем мире не могло быть больше надежды на какие-либо действия фронды внутри Германии с целью повернуть ее на путь демократии. С этого времени любое выступление против нацизма могло бы быть осуществлено только с помощью извне».[26]
«Англия должна бросить нам якорь спасения, — говорил Канарис, — чтобы мы смогли благополучно выбраться из этого шторма».[27]
Поэтому первые планы «оппозиции» либо носили нереальный характер и никто не думал их по-настоящему выполнять, либо строились в расчете на решительное выступление Англии против агрессивных планов Гитлера.
В своем кругу «оппозиционеры» часто поговаривали о том, что «хорошо было бы взорвать поезд фюрера через несколько дней после объявления войны (заметьте — не сразу, а „через несколько дней после объявления войны“. — М. М.) и затем распространить сообщение, что Гитлер был убит в результате налетов авиации противника».[28] Однако это вовсе не означало, что кто-либо из упомянутой группы собирался осуществить задуманное.
Даллес пишет, что Гальдер «жаловался, что никто из тех, кто призывал его к действиям — Гёрделер, генерал Бек, адмирал Канарис, генерал Остер, Ялмар Шахт, — никто не имел ни одного четкого плана, по которому было бы полное согласие».[29]
Это же подтверждает активный участник группы Гизевиус. Оказывается, для осуществления переворота «фактически ничего не было предпринято. Во время кризиса Фрича мы не имели возможности прийти к какому-либо соглашению, которое позволило бы нам продвинуться вперед и выработать какие-либо конкретные планы».[30]
Планов осуществления военного переворота было несколько, но все они не имели под собой реальной почвы.
Приведем один из них.
В начале переворота предполагалось захватить узлы связи — радиостанцию и телеграфный узел. Осуществить это должен был командующий Берлинским военным округом фельдмаршал Витцлебен с помощью потсдамской дивизии, которой командовал в то время генерал Брокдорф. Одновременно частями этой дивизии намечалось захватить штаб-квартиры федеральной и берлинской полиции, а затем занять рейхстаг, канцелярию Гитлера, важные министерства и учреждения. После этого организаторы выступления рассчитывали, что к ним примкнут командующие других военных округов, которым планировалось послать соответствующие обращения и указания, какие здания занять, кого арестовать и т. п. Начальник берлинской полиции Бельдорф дал согласие на участие в перевороте.
Как же предполагалось поступить с Гитлером?
Как утверждает Гизевиус, большинство заговорщиков были абсолютно против какого-либо покушения на Гитлера. Они намеревались впоследствии лишь отдать его под суд.
Что касается всей гитлеровской государственной машины, то заговорщики пришли к выводу, что достаточно заменить лишь отдельных руководителей в некоторых министерствах и аппарат будет продолжать действовать без помех.
Таким образом, в 1938 г. никаких планов покушения на жизнь Гитлера у заговорщиков не было.
Предполагалось установить военную диктатуру.
Что же должно было послужить сигналом к вооруженному выступлению?
Большинство заговорщиков считало, что таким сигналом явится объявление войны западными державами. До этого времени они должны быть готовыми и находиться в укрытии.
Довольно откровенно настроение участников «оппозиции» в то время выразил Гальдер: «Зачем торопиться, в конце концов все может кончиться хорошо и западные державы могут подарить Гитлеру „пригласительный билет“ на Восток».[31]
Нетрудно понять, что скрывалось за этим циничным заявлением Гальдера. Как уже указывалось, начальник генерального штаба сухопутных войск Гальдер, главнокомандующий сухопутных войск Браухич и некоторые другие генералы из состава гитлеровского высшего военного руководства побаивались, что правящие круги Англии и Франции, не выдержав давления своего народа и международного общественного мнения, выступят с решительным протестом или даже окажут вооруженное сопротивление гитлеровской военной машине. Они знали, что в этом случае авантюристическим планам гитлеровцев не суждено осуществиться, так как в их основе был расчет на слабые нервы своих противников. Тогда в Германии могла возникнуть такая мощная волна недовольства, которая смела бы и Гитлера, и тех, кто действовал с ним заодно. С другой стороны, и германские империалисты не простили бы гитлеровцам их неудачи.
Но, если, рассуждали Гальдер и его друзья, западные державы вместо сопротивления Гитлеру дадут ему «пригласительный билет на Восток», то есть откроют «зеленую улицу» для агрессии против Советского Союза и никаких мер против нападения на Чехословакию предпринимать не будут, то незачем рисковать, незачем устраивать никому не нужные заговоры.
Следовательно, участники «оппозиции» опасались не Гитлера, а провала его планов.
Вот на чем основывалась так называемая «тактика выжидания» «оппозиционеров», родоначальником которой был Гальдер.
Стремясь выяснить истинные намерения правящих кругов западных держав, и прежде всего Англии, участники «оппозиции» ищут путей для установления тайных контактов с англичанами.
И вот с этой целью 17 августа 1938 г. из Берлина с Темпельхофского аэродрома на самолете «Юнкерс-52» в Лондон под вымышленной фамилией, с фиктивным паспортом вылетел Эвальд фон Клейст-Шменцин, шеф прусских староконсерваторов и глава немецких монархистов. Это был, в сущности, первый курьер заговорщиков.[32] О поездке Клейста знал начальник генерального штаба сухопутных войск Гальдер и еще некоторые участники заговора.
Многие обстоятельства, связанные с поездкой Клейста в Англию, все еще остаются невыясненными и странными. Непонятно, например, как в условиях строжайшего режима гестапо, которое тщательно проверяло всех отъезжающих за границу, известному в стране человеку удалось с фальшивым паспортом отбыть в Англию (тем более что на аэродром Клейста сопровождал родственник генерал фон Клейст, не менее хорошо известный гестапо). Неясно также, от чьего имени этот курьер вел переговоры в Лондоне.
В Англии Клейст виделся с Ванситтартом — постоянным заместителем министра иностранных дел, и Черчиллем, которые передали содержание своих бесед с ним Чемберлену и Галифаксу.
Чего же конкретно добивался Клейст в Лондоне? Клейст должен был добиться от руководящих деятелей Англии обещания открыто заявить, что в случае вторжения немецко-фашистских войск в Чехословакию Англия вместе с Францией выступит войной против Германии. В случае отказа он хотел заручиться обещанием поддержать, если удастся подготовить, заговор против Гитлера.
Бек напутствовал Клейста: «Если вы достанете мне в Лондоне позитивное доказательство того, что англичане объявят войну в случае нашего вторжения в Чехословакию, я покончу с этим режимом». На вопрос Клейста, какое доказательство он хотел бы иметь, Бек ответил: «Публичное обещание оказать помощь Чехословакии в случае войны».[33]
Это же подтверждает и Даллес, который пишет: «Бек проинформировал англичан о гитлеровских планах и настаивал на том, чтобы Англия выступила с твердой декларацией, что любое нарушение чешского нейтралитета будет означать войну».[34]
Но предложения Клейста и тех, кто его послали, были встречены в Лондоне без особого энтузиазма, проще сказать — весьма холодно. Многие западные авторы объясняют это консервативностью министерства иностранных дел Англии, непониманием значения поездки Клейста и тому подобными причинами. Возможно, что некоторые лица в Англии действительно не поняли Клейста и не оценили по достоинству те силы, которые стояли за ним в Германии. Однако главная причина такого холодного отношения Англии к предложениям Клейста заключалась совсем не в этом. Разговор Клейста с англичанами происходил примерно за месяц до той черной даты в истории европейских народов, когда на совещании глав правительств Англии, Франции, Германии и Италии, происходившем 29―30 сентября 1938 г. в Мюнхене, было заключено позорное соглашение о передаче некоторых районов Чехословакии гитлеровской Германии в качестве аванса за ожидаемое с ее стороны нападение на Советский Союз. Это соглашение, известное теперь в истории под названием «Мюнхенский сговор», поощрило гитлеровских агрессоров и ускорило развязывание второй мировой войны.
Следовательно, тогдашние правители Англии, к которым от имени представителей так называемой «салонной оппозиции» обратился Клейст, не поддержали его и его друзей вовсе не потому, что недооценивали это предложение. Нет, не потому. В то время империалистические круги Англии с нескрываемой надеждой смотрели на Гитлера и его окружение как на силу, способную выступить против Советского Союза. При этом они считали, что ценой «небольших» уступок за счет Чехословакии они смогут получить от Гитлера гарантии того, что дальнейшие его агрессивные акты будут направлены на Восток, против Советского Союза.
Поэтому представители реакционных кругов Англии считали для себя невыгодным и даже опасным вступать в сделку с заговорщиками, давать им какие-либо обещания и этим поставить под угрозу свои отношения с Гитлером, когда на горизонте появилась реальная возможность заставить его выступить против Советского Союза. Клейст уехал из Лондона ни с чем, хотя встречался там со многими правительственными деятелями, в том числе и с Черчиллем.
А шлагбаум для агрессии уже был поднят. Поощряемая западными державами, гитлеровская агрессия получила открытую дорогу. События нарастали таким быстрым темпом, что, казалось, вот-вот в воздухе запахнет порохом.
Как известно, в течение мая, июня, июля, августа и сентября 1938 г. план нападения на Чехословакию (так называемая «операция Грюн») подвергался уточнениям, изменениям, детализации. 3 сентября 1938 г. было решено, что войска должны быть готовы для нападения на Чехословакию 25 сентября 1938 г. С мая по сентябрь против Чехословакии проводились грубые провокации, намеренно создавались инциденты, осуществлялся разнузданный террор против чехословацкого населения. 26 сентября Гитлер выступил в Спортпаласе с агрессивной речью, в которой «пообещал», что Судеты будут его последним территориальным требованием в Европе.
Особую активность в этот период развил глава английского правительства Чемберлен, который совершил в сентябре 1939 г. три поездки к Гитлеру.
Первая встреча состоялась 15 сентября 1939 г. Гитлер, так же как и заговорщики, ожидал, что Чемберлен выступит в защиту Чехословакии и от имени западных держав потребует прекратить вооруженную провокацию против нее. Но Чемберлен и не думал этого делать. Наоборот, он дал понять Гитлеру, что тот может настаивать на своих условиях и что Англия окажет ему поддержку.
Об этой поездке Гизевиус пишет: «Утром 15 сентября пришло неожиданное сообщение, которому вначале мы не поверили — Чемберлен летит в Берхтесгаден… Но скоро, к нашему ужасу, мы узнали, что Чемберлен прибыл не для того, чтобы вручить последнее предупреждение. Английское правительство решило продолжить переговоры. Снова мы, представители прозападных кругов, оказались в дураках».[35]
Второй раз Чемберлен посетил Германию 22 сентября и, наконец, третий раз — 29 сентября, когда он прилетел в Мюнхен на совещание глав правительств Англии, Франции, Германии и Италии.
Результаты этого совещания общеизвестны. Правящие круги западных держав капитулировали перед Гитлером, предав интересы чехословацкого народа. Был сделан еще один, и притом решающий, шаг к мировой войне.
Что же в это время происходило в группе «оппозиции», в которую входил Бек и его друзья? Посмотрим, что пишут по этому поводу Даллес, Гизевиус и некоторые другие авторы.
По сведениям Даллеса, в сентябре в Лондон прибыл еще один связной заговорщиков.
Это подтверждает и Гизевиус. Он пишет, что с приближением кризиса к своему кульминационному пункту последний их курьер вылетел в Англию, чтобы проинформировать англичан о планах «оппозиционеров» по организации путча.
При этом Гизевиус говорит, что они пошли еще дальше и в недвусмысленных выражениях проинформировали английское правительство о действительных намерениях Гитлера и своих планах на восстание.
Следовательно, еще в начале сентября 1938 г. правительству Чемберлена стало известно об истинных планах Гитлера. И тот факт, что оно все же пошло на Мюнхенский сговор, лишний раз доказывает, что совсем не интересы мира и не интересы чехословацкого народа волновали тогда Чемберлена и его коллег. Наоборот, в Мюнхене они всячески поощряли агрессоров, расчищали им дорогу на Восток, против Советского Союза.
Однако вернемся к рассказу о втором связном. У Даллеса говорится, что этот связной 28 сентября телеграфировал в Берлин о своей полной уверенности в том, что любой акт агрессии Гитлера будет означать всеобщую войну. Это сообщение, как уверяет Даллес, поддержало заговорщиков, и путч якобы был назначен на следующий день.
В 12 часов Витцлебен направился к Гальдеру, чтобы получить приказ на начало путча. Но… (это проклятое «но», как увидит читатель позднее, еще не один раз будет стоять непреодолимым препятствием на пути осуществления планов заговорщиков) в этот момент пришло сообщение, что британский и французский премьер-министры должны встретиться с Гитлером на следующий день в Мюнхене.
«Поэтому, — заявил Гальдер, — я взял обратно приказ о начале путча, потому что основа заговора была ликвидирована»[36] (заметим в скобках — «взял обратно» то, что еще не было дано).
Впоследствии Гальдер, как бы оправдываясь, говорил: «Итак, прибыл Чемберлен и одним росчерком пера опасность войны была ликвидирована».
На вопрос: «Если бы Чемберлен не приехал в Мюнхен, был бы ваш план приведен в исполнение?» — Гальдер ответил, что план был бы приведен в исполнение, но неизвестно, насколько бы он оказался успешным.
Гизевиус рисует ту же картину, что и Даллес, но с некоторыми отличительными штрихами. Он пишет, что 28 сентября заговорщики узнали о требовании Гитлера передать ему территорию Чехословакии точно 30 сентября. Витцлебен, считавший, что наступило время действовать, убедил Гальдера пойти к Браухичу — командующему сухопутными войсками и склонить его на участие в путче. Гальдер передал, что Браухич согласен. Витцлебен немедленно позвонил Браухичу и потребовал приказа на выступление, но Браухич ответил очень неопределенно. Он сказал, чтобы заговорщики пока подождали: он идет на доклад к Гитлеру, после чего все будет решено.
«Мы ждали и ждали. Мы не могли понять, почему Браухич и Гальдер молчат и не шлют ни слова… и тогда сенсационное сообщение свалилось на нашу голову. Невозможное случилось. Чемберлен и Даладье летели в Мюнхен. С нашим восстанием было покончено…».[37] Так драматически описывает Гизевиус неудачу первой попытки выступления заговорщиков.
Некоторые из заговорщиков продолжали настаивать на осуществлении выступления. Но Витцлебен заявил, что войска никогда не пойдут против «победоносного фюрера».
Гизевиус пишет, что Гальдер, узнав о последнем требовании Гитлера, заплакал. Можно подумать, что он оплакивал утрату мира или будущие страдания человечества! На самом же деле Гальдер был обижен на Гитлера, так как тот вовремя не проинформировал его, начальника генерального штаба, о своих планах.
Через несколько дней после Мюнхена заговорщики собрались на квартире у Витцлебена. Они сидели у камина и бросали в огонь обрывки бумаги, где были когда-то изображены их грозные планы.
Итак, первое «выступление» генералов и некоторых гражданских лиц против Гитлера закончилось вполне благополучно. Никто от этого «восстания» не пострадал: Гитлер еще больше укрепил свое положение, а заговорщики, которые якобы не хотели войны и будто бы выступали против агрессивных планов Гитлера, с остервенением взялись за их осуществление.
Давая общую оценку этому периоду, Даллес пишет: «Сейчас можно с уверенностью сказать только одно, что шансов на выступление против Гитлера перед Мюнхеном было гораздо больше, чем в любое другое время, до поворота в ходе войны в 1943 г.».[38] Этим заявлением он как бы оправдывает тот факт, что «оппозиция» в течение пяти долгих последующих лет, с 1939 до 1943 г., не только не активизировала свою деятельность, не только не выступала против Гитлера, но, наоборот, многие ее участники верой и правдой служили фюреру и вместе с ним участвовали в кровавых фашистских преступлениях. Немецкий фашизм, вооружившись до зубов, вверг человечество, в том числе и немецкий народ, в величайшую кровавую бойню. Огнем и мечом фашизм прошел по многим странам Европы, оставляя за собой кровавый след, сея страх и ужас, пока наконец не встретил такую силу, которая стала наносить ему один сокрушительный удар за другим. Этой силой была Советская Армия, советский народ. Фашистское здание, которое так старательно возводили немецкие империалисты при поддержке монополистов США и Англии, под ударами Советских Вооруженных Сил затрещало по всем швам и стало разваливаться на части. В этот период, накануне гибели германского империализма, силы «оппозиции» действительно значительно активизировались. Но где они были и что они делали до этого времени?
1 сентября 1939 г. в 4 часа 45 минут внезапным нападением вооруженных сил фашистской Германии на Польшу началась вторая мировая война.
Вслед за вторжением в Польшу 9 апреля 1940 г. фашистская Германия без объявления войны напала на Данию и Норвегию. Еще не закончились боевые действия в Норвегии, как фашистские полчища 10 мая 1940 г. вторглись на территорию Голландии, Бельгии, Люксембурга и Франции. Уже 21 мая гитлеровцы, не встречая серьезного сопротивления, вышли к Ламаншу, а в конце мая английские войска, бросив всю технику, эвакуировались из Франции. После эвакуации англичан французская армия во Фландрии прекратила сопротивление. 14 июня 1940 г. фашистские войска вторглись в Париж, а 22 июня Франция капитулировала перед Германией. Кровавый марш гитлеровских вооруженных сил по Европе продолжался.
22 июня 1941 г. фашистская Германия вероломно напала на Советский Союз.
Таков краткий перечень некоторых важнейших событий в начале второй мировой войны, подготовленной крупными империалистическими странами и непосредственно развязанной гитлеровской Германией.
Характерно, что деятельность группы Гёрделера-Бека в период с 1939 по 1941 г. в буржуазной историографии почти не освещается. Западногерманские и другие буржуазные историки, посвятив истории заговора многотомные труды, или совсем обходят молчанием этот период деятельности «оппозиции» или упоминают о нем вскользь и чаще всего в весьма общей форме.
Попытки буржуазных историков умолчать об этом периоде не случайны и объясняются очень просто. Дело в том, что с самого начала второй мировой войны почти все так называемые «оппозиционеры» перестали играть в «оппозицию» и приняли непосредственное и самое активное участие в войне за осуществление разбойничьих планов германского империализма. Оказалось, что большинство «оппозиционеров» безоговорочно поддерживают Гитлера и разделяют все его агрессивные планы.
Разве могут буржуазные историки прямо признать это? Ведь тогда миф о существовании постоянной генеральской «оппозиции» Гитлеру внутри Германии, так усердно ими создаваемый, будет легко разоблачен. Поэтому они решили об этом периоде писать неопределенно, в туманных выражениях. Но от фактов скрыться невозможно.
А факты говорят о следующем.
Гальдер в свое время угрожал, что если ему станет известно о начале войны за 24 часа до ее объявления, то он примет меры к аресту Гитлера и роспуску СС. Однако «уже перед 25 августа 1939 года, — с горечью признается Гизевиус, — ни Браухич, ни Гальдер не хотели с нами больше разговаривать».[39]
Когда началась война и никакого мятежа не произошло, Гальдер, чтобы успокоить заговорщиков, заявил, что действия против Гитлера должны быть отложены до первого поражения. Но уже в апреле 1940 г. Гальдер в письме Гёрделеру признавался, что пришел к выводу о необходимости вести войну до победного конца, поскольку Англия и Франция выступили против Германии.[40]
Ослепленные легкими победами в Европе в 1939―1941 гг., деятели так называемой «оппозиции» забыли о своих разногласиях с Гитлером, о своих опасениях, связанных с возможностью поражения Германии при ведении войны на два фронта.
«Оппозиция» Бека и его коллег в тот период, в сущности, прекратила свое существование, а многие из ее участников превратились в рьяных сторонников Гитлера.
«После начала войны, — пишет Гизевиус, — с генералами о выступлении против Гитлера говорить было невозможно… Нельзя было найти такого генерала, который бы считал, что немецкий народ поддержит восстание в обстановке триумфальных побед Гитлера».[41]
Более того, гитлеровские генералы в то время вовсе и не думали ни о каком восстании. Они заботились главным образом о том, чтобы как можно лучше выполнить приказ Гитлера и отличиться перед ним.
В связи с этим гитлеровский дипломат Ульрих фон Гассель, один из участников заговора, в своем дневнике, говоря о деятельности генералов в этот период, записал следующее: «Для большинства из них карьера, в самом пошлом смысле слова, денежные подарки и жезл фельдмаршала были важнее, чем исторические цели и нравственные ценности, поставленные на карту».[42]
Вот действительное лицо генералов — участников «оппозиции».
Не случайно поэтому в книгах, написанных участниками «оппозиции» (Гизевиусом, Гасселем, Шлабрендорфом), эти годы чаще всего называются «потерянными годами».
Однако, объективности ради, нельзя не упомянуть о том, что, согласно утверждениям Даллеса, Гизевиуса, Гасселя и других, некоторые участники «оппозиции» и в этот период пытались кое-что предпринять для устранения Гитлера.
Даллес, например, пишет, что генерал Хаммерштейн, командовавший в 1939 г. одной из армий, хотел 3 сентября 1939 г. арестовать Гитлера, который собирался как раз в это время посетить его штаб. Но… но Гитлер отменил это посещение, и опять все кончилось благополучно. Хаммерштейн был, правда, уволен в отставку, однако по другим причинам.
Даллес говорит также о дневнике Гасселя, в котором рассказывается о таком случае: «Приблизительно 4 ноября 1939 г. мне сказали, что все подготовлено для покушения на Гитлера, который в ближайшие дни будет совершать инспекционную поездку вокруг Берлина. Все было подготовлено тщательно. Вдруг утром 6 ноября я узнал, что все отменено. 5 ноября генерал, в чьих руках были все нити заговора, должен был делать доклад Гитлеру по текущим вопросам. В конце доклада Гитлер неожиданно спросил его, что еще он намечает. Ничего не подозревавший генерал назвал некоторые дополнительные технические детали. После этого Гитлер воскликнул: „Нет, я не об этом спрашиваю, я догадываюсь, что вы что-то замышляете“. Генерал, с трудом сохраняя самообладание, сделал вид, что он удивлен и ничего не знает. От Гитлера он прибежал в панике и заявил, что заговор кем-то предан. В результате от этого плана отказались. Через несколько дней стало очевидным, что никакого предательства не было и Гитлер ничего о заговоре не знал. Он просто брал на испуг».[43]
Мы намеренно привели такое подробное описание этого случая, чтобы показать всю нерешительность и несерьезность тех, кто тогда якобы замышлял произвести государственный переворот в Германии.
Подобных попыток организовать покушение на Гитлера в тот период было еще несколько, но все они оказались нереализованными.